(Из архива Оренбургской ученой архивной комиссии).

Письмо московского генерал-губернатора, князя Д. В. Голицына, к оренбургскому военному губернатору В. А. Перовскому.

Милостивый Государь,

Василий Алексеевич.

Начинаю извинением, что по разнообразным моим занятиям замедлил благодарить Ваше Превосходительство за приятное извещение Ваше от 21-го Сентября, доставившее мне душевное удовольствие тем, что надежды и предположения Ваши относительно освобождения множества Русских невольников, скорбящих в Хиве по утраченной отчизне, приняли ныне желаемый оборот, и что Хан, собрав пленников наших, отправляет их в Оренбург с Бухарскими караванами.

После сего я остаюсь в приятной надежде, что и другое предположение Вашего Превосходительства о изменении сношений наших с Хивою увенчается таковым же успехом: Ваша патриотическая готовность, Ваши непрерывные попечения в крае, Вам вверенном, и самая доверенность к Вам Царя, конечно, заставит Хана почувствовать силу Российского Императора.

Если свободное время от Ваших занятий позволит, то Ваше Превосходительство много бы меня одолжили известием о том, как велико число Русских пленников, из Хивы возвращенных ¹, и [277] можно ли надеяться, что сие место не будет более рынком для продажи несчастных наших соотечественников.

С чувствами душевного уважения и истинной преданности имею честь быть

Вашего Превосходительства

Покорнейший Слуга

Князь Дмитрий Голицын.

26 Ноября 1837 года.
Москва.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 10 Ноября 1837 года, стр. 73/1).

Показания русских пленных, возвращенных из Хивы в 1837 году.

1) Василий Матвеев, сын Ильин, от роду 67 лет, крестьянин помещика Нижегородской губернии, Горбатовского уезда, Сергея Васильевича Шереметева, исповедания православного Грекороссийского, под судом и наказан не был.

В плен я был взят 15 Августа 1834 года, на Каспийском море, расстоянием от Астраханских черней ² верстах в 60, где я находился для рыболовства на судне одного со мною господина крестьянина Антона Петрова сына Гоняева, вместе с ним и еще тремя работниками: Лукьяном Фоминым одного же со мною господина, Яковом и Михаилом. Эти двое последние были так же крестьяне, но каких господ и как звали по отчеству и как прозывались, не помню. Пленители наши были 6 человек Хивинцев и 13 человек Туркменцев, которые по взятии нас в плен потопили судно и повезли нас к Югу от Мангишлака, где пристав к берегу, повезли нас в аулы, расположенные от моря верстах в 10. В ауле этом находились русские пленники, взятые прежде нас, а некоторых привезли после нас, всего же собрано было до 80 человек, с которыми пленители наши и другие товарищи их чрез неделю повезли нас по дороге к Хиве, продавая пленных выезжавшим им на встречу Хивинцам; до города же Хивы довезли только меня и Якова. Имен пленителей моих я не знаю. [278]

В Хиве меня и Якова продавали на базаре три дня, и наконец купил меня за 25 золотых монет Хивинец Курбан Нияз-Бай Клычбаев, житель местечка Анбара, куда он меня и увез. Яков же остался после меня непроданным и кому он достался я не знаю.

У купившего меня Хивинца жил я до самого освобождения меня посланцем Кабылбаем, который меня выкупил у хозяина, заплатив 26 золотых же Хивинских монет из данных ему от Хана денег.

2) Иван Петров Рязанов, от роду имею 30 лет, крестьянин помещика Пензенской губернии, Нижне-Ломовского уезда, князя Василия Васильевича Долгорукова, вероисповедания православного Грекороссийского, грамоте не знаю, под судом и наказан не бывал.

Назад тому четыре года (весною 1733 года) находясь с хозяином моим Астраханским мещанином Иваном Тимофеевым Голубевым и тремя товарищами, крестьянами Пензенской же губернии: Василием Медведевым, Игнатием и Климом, по прозванию неизвестными, для рыболовства на Каспийском море, настигнуты были мы 70-ю человеками Трухменцев, из которых помню одного, называемого Милляк, которые, напав на нас и ранив меня выстрелом из ружья в правую руку, где и поныне имею знак, связали нас и увели в Тюк-Караганские горы. Прожив в горах около двух месяцев, где занимался паствою (sic) скота, я бежал, надеясь спастись в Ново-Александровском укреплении, которое тогда основывалось ³, но не дошед до него за два дня хода, был снова схвачен Киргизами и опять отвезен в горы, откуда в скором времени был продан в Хиву и подарен Хану. Вывший хозяин мой Голубев был продан неизвестно за какую сумму племяннику Хана Юсуф-Беку. Товарищи мои: Василий был вместе со мною подарен Хану; Игнатий находился вместе с Голубевым у Юсуф-Бека, а о Климе ничего не знаю со времени вывоза нашего из гор. Во время четырехлетнего плену я занимался тяжелыми работами, как-то: перевозкою земли, землепашеством и очищением дворов. В Сентябре текущего (1837) года был я освобожден приказчиком Хана Ходжибаем и отведен в гостиный двор (в караван-сарай), где с 6-ю моими товарищами, находившимися так же в услугах Хана, вместе со мною освобожденными, находился две недели под караулом и [279] потом был отдан посланцу Кабылеву, который с караваном доставил меня сюда (в Оренбург).

Под караулом нас содержали для того, чтобы прочие Русские пленники не узнали об отправлении нас в Россию и не могли бы послать с нами писем или дать изустных поручений, почему нас и вывезли ночью.

3) Константин Провов Бубнов, от роду 50 лет, Астраханский мещанин, под судом и в штрафах не бывал, исповедания Грекороссийского православного, грамоте читать и писать умею.

В плен был я взят в 1830 году Сентября 12 числа с Каспийского моря, на которым производил рыболовство на семисаженной глубине, от Гурьева городка дня на полтора езды, вместе с Астраханским мещанином Иваном Силантьевым (который в 1834 году в плену номер) бывшими у нас рабочими людьми: Астраханскими же мещанами — 1) Архипом Григорьевым, 2) Алексеем Григорьевым Коробовым, 3) Иваном Григорьевым Булыгиным, 4) Саратовским мещанином Алексеем Григорьевым Масловым и крестьянами помещичьими — 5) Сергеем Алексеевым, 6) Михаилом Михеевым, 7) Егором Степановым и 8) Терентьем Егоровым.

Пленители наши были Киргизы (неизвестно какого рода) 60 человек, напавшие на нас ночью в трех лодках и при защите нашей от них убившие из нас тогда же Терентья Егорова. По захвате нас хищники, судно наше приведя на мель, сожгли, а находившуюся на оном наловленную рыбу 2300 севрюг и приготовленную икру 110 пудов, клею 3 пуда 10 фунтов, так же рыболовные снасти бросили в море, а съестные запасы взяли себе и привезли нас в свои аулы, бывшие на Трухменском кряже ⁴ и там разделили. Я достался Киргизу Амамбаю, который продержав меня у себя 42 дня, отвез в город Гурлян и продал Хивинцу Тюлебаю за 40 хивинских червонцев и за 3 халата, а товарищи мои остались у Киргизов, из коих после одного — Архипа Григорьева видел я в городе Кади, проданного Хивинцу, имя коего не знаю, об Алексее Григорьеве Маслове и Михайле Михееве слышал, что они бежали в Бухарию и живут там у Хана; прочие же где находятся никакого сведения не имею. У Хивинца Тюлебая я проживал все прошедшее время, а ныне пред отправлением сюда (в Оренбург) Хивинского [280] каравана выкуплен от него посланцем Кабылбаем на Ханские деньги за 25 червонцев и приведен был прямо в караван, сбиравшийся близ местечка Ташауза, на степи, а на другой день отправились в путь. При отпуске меня Хивинец Тюлебай отобрал бывшие у меня в должных мне некоторыми Хивинцами деньгах росписки всего на 31 червонец.

4) Василий Федоров, сын Иванов, от роду, полагаю я, должно быть мне 120 лет, настояще же не припомню, крестьянин Полковника Василия Ивановича Буренина, Уральского казачьего войска, вероисповедания Грекороссийского старо-обрядческого, под судом не был, грамоте читать и писать умею.

Пленен я Киргизами, назад тому 15 лет, за 3 дня до Рождества Христова, во время бытности моей на речке Янбулатовке, против Генварцевского Форпоста ⁵ табуном лошадей, принадлежащих казакам и господину моему. Табун этот также весь угнат был хищниками.

По пленении, в девятый день, был я привезен в отдаленные от линии места, где были только две Киргизские кибитки, принадлежащие пленителям, и проживал здесь. Вскоре за сим был привезен туда же плененный киргизами Казачий Офицер — Иван Васильевич Подурор, Оренбургского Казачьего войска. Этот чиновник месяца через два куда то был отправлен, а я после него был продан торговавшему в Киргизах Хивинцу Дос-Тазику за 104 барана.

Дос-Тазик увез меня в город Гурлян, в коем я все проживал. Лет семь назад тому я лишился зрения и из сожаления был выкуплен от Дос-Тазика на волю за три золотые монеты пленником Кузьмой Глебовым Шмелевым, Астраханским, проживая остальное время у этого Шмелева.

Напоследок, по позволению будто Хана, Шмелев, отправляясь в Россию вместе с посланцем Кабылбаем, взял и меня с собою и таким образом я приехал сюда (в Оренбург).

Этот Шмелев теперь здесь.

(Архив Оренбургской уч. комиссии, отдел пограничный, дело от 10 Ноября 1837 года, стр. 52-53). [281]

5) Козьма Глебов Шмелев, 53 лет, крестьянин Графа Дмитрия Александровича Зубова, жительствовал Астраханской губернии, Черноярского уезда, в селе, называемом Поды, вероисповедания Грекороссийского православного, в штрафах и под судом не бывал, грамоте не знаю.

В плен взят в котором году — не помню, а только знаю что назад тому 36 лет весною, с Каспийского моря, где производил я рыболовство, будучи по найму в работниках. Хозяин мой был Астраханский мещанин Ефим Павлов, с нами было, кроме меня, еще два работника: 1) Иван, 1) Григорий, по прозваниям и какого звания — не знаю.

Пленители наши были Киргизы Черкесского рода, 90 человек, под предводительством батыря ⁶ Сенгирбая Караджиштова. Они напали на нас во время ночи в весьма недальнем расстоянии от казенного судна ⁷, на котором находились 12 человек матросов, которые, однако, вероятно, все спали. По взятии они привезли нас на берег, в это время хозяин наш Павлов бросился в воду и как она была мелка успел выйти на сказанное судно и спасся от пленения, нас же троих разделили: я достался помянутому батырю Сенгирбаю, а прочие к кому угодили, не знаю. Пробыв у него с месяц, был я продан приезжавшему в аулы их для торговли Хивинцу Мят-Назару Апану за 150 баранов. Этот Хивинец привез меня в город Урганычь и продал Хивинцу же Муминбаю Латифову за 55 золотых Хивинских монет. Прожив у сего Хивинца в неволе 19 лет, потом откупился я от него на волю, заплатя за это 75 золотых монет и с тех пор находился уже на свободе, проживал в городе Гурляне и занимался деланием и продажею сундуков. Женат на дочери пленника Антропа Андреева Плотникова (который также ныне освобожден) по имени Давлете, родившейся в Хиве и не крещеной, от который имею детей — дочь трех лет и сына одного года.

Ныне, пред отправлением из Хивы в Россию каравана, прибыли ко мне от Хивинского посланца Кабылбая люди и меня, тестя моего - вышеозначенного Плотникова и крестьянина Полковника [282] Буренина - Василия Иванова, которых, по старости их лет, пропитывал я, взяли и доставили в караван, который находился уже в дороге. Жена же моя и дети оставлены там, хотя я и просил посланных о взятии их вместе со мною, но они не уважили этого. Взятых со мною двух товарищей видел я в Хиве у разных хозяев, которые напоследок оба там померли.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 10 Ноября 1837 года, стр. 59-60).

6) Козьма Иванов Лосев, 33 лет, матрос 45 флотского экипажа, в службу Его Императорского Величества вступил 1825 года Апреля 16 дня из крестьян помещика Ивана Агарева, Саратовской губернии, Петровского уезда, села Траскина, вероисповедания Грекороссийского православного, в штрафах и под судом не был.

В плен взят в Июне месяце 1836 года с Каспийского моря, где находился с лейтенантом Гусевым, 12 матросами, одним Квартирмейстером и одним конониром, для охранения рыбопромышленников, Киргизами Адайского (Адаевского) рода, бывшими в большом количестве, при чем один матрос Василий Полунин убит.

По пленении всех нас разделили, я достался на часть одного Киргиза, имя коего — не знаю, который вскоре продал меня вместе с одним Русским же пленником, крестьянином Князя Юсупова, Петром Соколовым, Трухменцу Худайназару, по отчеству неизвестному. Трухменец этот привез нас в Хиву, где товарища моего продал неизвестно кому, а меня отдал Хану без платы, у которого и находился я до самого отправления меня с караваном в Россию, которое последовало следующим образом: в один день, во время нахождения моего в числе 12 человек на работе, приехал к нам Диван-Беги Бек-Нияз и из нас 6 человек, как-то: 1) меня, 2) Ивана Петрова, 3) Ивана Тимофеева, 4) Василия Игнатьева, 5) Микифора Борисова и 6) сына его Григория взяв, приказал привести в караван-сарай, в котором и держали нас 14 дней. Сюда привезен был на другой день еще один пленник Илья Федоров. Во время нахождения нашего в Караван-сарае никого из пленников к нам не допускали для того, чтобы другие Русские пленники не узнали об отправлении нас в Россию и не могли бы послать с нами писем или дать изустных поручений, почему нас и вывезли оттуда ночью на 15 день и доставили в караван, в котором до отхода находились мы 8 дней. Денег и [283] ничего у меня отобрано не было, кроме того, что небольшое мое имущество осталось в Ханском доме.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 10 Ноября 1837 года, стр. 44-45)

7) Василий Астафьев Коптягин, от роду имею 82 года, Казак Оренбургского Казачьего войска, Чебаркульской станицы, состоящей в Челябинском уезде ⁸; под судом и в штрафах не бывал, исповедания православного Грекороссийского, в службу Его Императорского Величества вступил в котором году — не знаю, но только помню, что в тот самый год, в который попался в плен; грамоте не умею.

В плен взят я назад тому 55 лет (а какого месяца и числа — это мне неизвестно) во время осени, с Оренбургской линии от отряда Орловского, где находился я в летней линейной службе на маяке ⁹, отстоявшем верстах в трех от этого отряда. Вместе со мною пленены были тогда одной со мной станицы Казак Алексей Максимов, один гарнизонный солдат, имя и прозвание коего не знаю, и 5 человек Башкирцев.

Пленители наши были Киргизы, как припомню, Серкечева рода, до 300 человек под предводительством батыря Алибая, но по именам из них никого не знаю. Когда вывезли они нас за границу ¹⁰, то на другой день Башкирцев отпустили обратно, отобрав у них лошадей и одежду, а солдат, будучи одержим болезнию, помер. Меня же с Максимовым на третий день Киргизы разделили между собою, я достался по разделу помянутому батырю Алибаю, а Максимов к кому угодил — не знаю, и с тех пор я его никогда не видал и ничего об нем не слыхал. Алибай отвез меня Хивинского владения в город Гурлян и продал там Хивинцу Ирнагар-баю за 50 червонцев, у коего находился я 30 лет. По смерти же оного, сын его продал меня в этом же самом городе Хивинцу Сеит-Ниязу за 50 же червонцев. У сего последнего жил я до ныне. Когда [284] Хивинский посланец Кабылбай собирался отправиться в Россию, то меня от означенного Сеит-Нияза выкупил за полтора червонца Хивинец, по имени Куйбак и представил к Кабылбаю на дороге, когда он отправился из Хивы. Выкуп этот учинил он, как я слышал, по той причине, что задержаны здесь — в Оренбурге — два брата его, по именам мне неизвестные, за которых он должен был отдать Кабылбаю находящегося у него, Куйбака, Русского пленника — Господского человека молодых лет, по имени Андрея Михайлова, но он удержал его у себя. Таким образом помянутым посланцем Кабылбаем в числе прочих привезен я сюда — в Оренбург.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 10 Ноября 1837 года, стр. 45-47).

8) Яков Матвеев Соколовский, от роду 60 лет, из Поляков бежал из Польши (в котором году не знаю, но будет теперь ¹¹ этому лет 35) в Россию в город Ковно, а отсюда за неимение вида отослан был в Оренбургскую губернию и поселен на жительстве в крепости Орской. Вероисповедания Римско-Католического, под судом не бывал, грамоте не знаю.

Прожив в Орской крепости месяца два, был я пленен Киргизами во время купания на реке Урале и увезен в Хивинское владение в город Гурлян. Имен пленителей-Киргизов я не знаю. В Гурляне был продан я какому то богатому человеку Сурману-Катагану (вероятно, Хивинцу) за 40 золотых монет. Чрез несколько времени этот Сурман Катаган помер и я достался детям его Ядряту и Мадряну. Назад же тому 12 лет откупился я от них, заплатив 40 золотых монет и жил на воле. Имел я там жену Хивинку Жиолу, с которою прижил двух дочерей: Койкулу и Давлюту. Напоследок взяли меня какие то Хивинцы и привели к посланцу Кабылбаю, которым я привезен сюда вместе с другими пленниками ¹². Жена же и дочери остались там ¹³.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 10 Ноября 1837 года, стр. 58-59). [285]

Показания русских пленных, возвращенных из Хивы в 1839 году.

1) Зовут меня Васильем Борисовым, сын Громов, от роду мне 42 года, вероисповедания Грекороссийского православного, Тамбовской губернии, города Шацка однодворец, жительство имею близ означенного города в Стрелецкой слободе, грамоте не знаю.

В плен взят я в Марте месяце нынешнего (1839 года) с Каспийского моря, близ Тюленьих островов, где находился для рыболовства, по найму Астраханского мещанина Ивана Жидкова. Со мною вместе находились там на двух кусовых лодках ¹⁴ и также пленены означенный Жидков и 7 человек других работников, именно: 1. Филат Денисов 2. Василий Салувьянский 3. Василий Михайлов 4. Дмитрий Громов 5. Алексей 6. Иван, по прозванию неизвестные и 7. Иван Афанасьев, отставной солдат, а прочие из какого сословия, я не знаю. Из этих людей Денисов, Салувьянский и Михаилов прибыли ныне вместе со мною сюда, а последние остались в Хиве. При нападении на нас ночью разбойников, коих было до 50 человек, хотя мы и не спали, но сопротивления противу них не делали, потому что, при приезде их к нам, мы сочли их за рыбопромышленников. Пленителей по именам ни одного я не знаю, но только были они Киргизы и Туркменцы. По взятии, хищники привезли нас на берег к Тюк-Караганскому заливу, в свои кочевья, где разделили нас! Я достался одному киргизу, который вскоре продал меня Хивинцу по имени неизвестному. Этим Хивинцем и другими его товарищами, которых там ¹⁵ было весьма много, вероятно, для покупки пленников, отвезен я в числе 29 человек Русских, захваченных на море ж, в Хиву, где Хан взял всех нас к себе. Чрез 12 дней отослал он нас в местечко Ташауз, где находились мы 40 дней и с неделю занимались жатвою хлеба, принадлежащего Диван-Бегию Бек-Ниязу, а более ничего не делали. Назад же тому дней 45 привезли к нам в Ташауз еще Русских пленников (51 человека) и всех вместе, при двух Хивинцах — Ишбае и Сеите и вожаке Киргизе Ниязе, отправили в Россию. Пред отправлением выдали нам, 32 [286] человекам, плененным ныне весною, по одному бумажному халату, по одной паре сапогов, по одной паре рубах с подштанниками, по пуду муки и по пуду пшеницы, смолотой на крупу.

Дорогою, во время следования в Россию, Хивинцы обходились с нами весьма хорошо. Ехали мы 32 дня на верблюдах, которых дано было нам на двух человек по одному; какими местами ехали, я не знаю. Подножный корм был дорогою хорош. Во время пути был дождь только один раз.

При пленении нас было ограблено собственного моего имущества: один овчинный тулуп в 14 рублей, один кафтан верблюжей шерсти в 17 рублей, одна пара сапогов в 9 рублей, две пары рубах с подштанниками в 10 рублей и шапка в 60 копеек.

Более этого я ничего не знаю, и о намерении и действиях Хивинского Хана не слыхал, потому что не находился на свободе. Объявив сие справедливо, в том, по безграмотству, дозволяю вместо себя подписаться.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 12 Августа 1839 года. стр. 27-28).

2) Зовут меня Филатом, Денисов, сын Митрофанов, от роду имею 26 лет, вероисповедания Грекороссийского православного, крестьянин Графини Головкиной, жительство Московской губернии, Коломенского уезда, в селе Северском, грамоте не знаю.

На счет пленения моего и освобождения показываю во всем согласно с пленником Василием Громовым ¹⁶, потому что в плен взят был я вместе с ним. При чем присовокупляю, что при пленении меня ограблены хищниками вещи: один тулуп в 18 рублей, один полушубок в 17 рублей, одна пара сапогов в 6 рублей, три рубахи и четверо подштанников в 12 рублей. В чем, по незнанию грамоты, доверяю вместо себя подписаться.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 12 Августа 1839 года, стр. 28-29). [287]

3) Александром меня зовут, Логинов, сын Скворцов, от роду 48 лет, вероисповедания Грекороссийского православного, грамоте не знаю, рабочий ведомства Илецкого Соляного Правления, жительство до пленения имел в крепости Илецкой Защите ¹⁷.

В 1821 году послан я был из крепости Илецкой Защиты Чиновником Гаврилом Ивановичем (чей же он по прозванию — я позабыл) на находившуюся на речке Черной, близ Чесноковского отряда, казенную мельницу, для распилки леса, с одним товарищем ведомства того же Правления - Иваном Семенчуком Не доезжая туда версты три, напавшими на нас неизвестными Киргизами 6 человеками взяты были в плен. По пленении они нас разделили между собою. Я достался одному Киргизу, имя которого не знаю, который, не останавливаясь ни в каких аулах, прямо отвез меня Хивинского владения в город Гурлян и продал там за 65 золотых, на базаре, Диван-Бегию Бек-Ниязу, а сей последний увез меня в город Хиву, где я находился у него все время, занимаясь работою. В продолжение сего времени я сделал было один раз побег, но был пойман и жестоко наказан. Товарища же моего я в Хиве не видал, но встретил его уже здесь ¹⁸, он объявил мне, что убежал от Киргизов, спустя месяц после пленения. В первых числах Июня сего (1839) года хозяин мой Бек-Нияз приказал мне идти в местечко Ташауз, по прибытии куда, увидал я пленников, доставленных сюда вместе со мною, с коими чрез несколько времени отправлен был в Россию. Далее о следовании в Россию показал согласно с теми пленниками. Слухи о выступлении Российских войск в Хиву дошли, но Хивинский Хан, как я слышал, не верит, надеясь на Бога и на то, что Русские Цари никогда не поднимали на Хивинское Ханство своего оружия, и поэтому не предпринимает ничего решительного. При отправлении нас в Россию, Диван-Бегий Бек-Нияз говорил Хивинцу Ишбаю при всех пленниках, чтобы он по приезде в Оренбург попросил Оренбургского Военного Губернатора ¹⁹ от имени Хана об освобождении хотя человек 20 из задержанных здесь Хивинских купцов ²⁰ и чтоб за остальными пленниками послали в Хиву Русского Чиновника. Тогда Хан будто отдаст не только что старых пленников, но даже и [288] рожденных от них детей. Русских пленников находится теперь в Хиве до 1000 человек. Из них я знаю проживающих у моего хозяина Бек-Нияза шесть человек, именно: Ивана Егорова, Якова и Григорья Щукиных, Александра, Федота, по прозванию неизвестных, плененных с Каспийского моря, и беглого солдата Ивана, по прозванию также неизвестного; у среднего брата Бек-Нияза, Бабажана, — трех человек: Ивана, Федота и Николая, неизвестных по прозванию, и у меньшого брата, Арнияза, — двух человек: Астраханской губернии мещанина Якова и господского человека Василья, по отчеству неизвестных. У самого Хана я знаю пленника Василья Лаврентьева, который находится при пушках, и, как я слышал, назад тому лет 30 бежал из Санкт-Петербурга от какого то господина. В последний набег Хивинского Хана на Персидские владения этот Василий Лаврентьев пожалован от Хана ножом, с возведением его в Махрямское достоинство. Много ли Хивинский Хан может собрать войска — мне настояще неизвестно, но полагаю, что наберется у него воинов тысяч 30. Трухменцы и Каракалпаки преданы Хану до времени: слухи носятся, что они ожидают только прибытия Российских войск, и тогда хотят все перейти под покровительство ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА; теперь же сделать это они опасаются Хана. Хивинцы, как видно, не расположены начинать войну с Россиею, но желают и даже несколько раз просили Хана возвратить находящихся у них Русских пленников. Это же назад тому года два предлагал Хану и брат его Инак, но когда Хан не согласился, то он, уезжая от него в город Азарист, где он находится начальником, сказал, что когда услышит о приближении Русских войск, то встретит их на половине пути, и присоединится к ним, и будет действовать против него и с тех пор Инак обращается с Ханом не так, как с братом, но как с неприятелем. Более этого я ничего не знаю, причем присовокупляю, что при пленении меня ограблены у меня хищниками: кафтан желтого сукна в 15 рублей, сапоги в 8 рублей, рубаха с портами в 9 рублей и деньгами 50 рублей. Что показал справедливо, в том вместо себя доверяю подписаться.

4) Зовут меня Петром, Иванов, сын Литвинов, от роду мне 38 лет, вероисповедания Грекороссийского православного, в штрафах и под судом не бывалу Оренбургского войска служащий казав, жительство имею в Островной станице Оренбургской линии, грамоте не знаю. [289]

В Сентябре месяце 1832 года я с казаками одной со мною станицы: Павлом и Иваном Зайцевыми и Дмитрием Васильевым поехал в Пречистенскую крепость для продажи арбузов и не доезжая урочища, Студенцами называемого, у реки этого же названия, около вечерни остановились мы кормить лошадей. В это время напали на нас Киргизы 12 человек — какого рода, отделения и как их зовут, не знаю — противу коих мы сделали было сопротивление, но должны были уступить их силе, и они взяли нас в плен. Потом, перевезя чрез Урал, разделили нас; я достался одному Киргизу, по имени мне неизвестному, который чрез 5 дней продал меня другому Киргизу, которого род, отделение и имя также не знаю. Этот Киргиз вскоре отвез меня в Хиву, и на базаре продал Хивинскому Ходжашмахряму за 49 золотых монет.

Означенный Ходжашмахрям отправил меня на хутор его, отстоящий от Хивы верстах в 30, где я находился в работе; только прошлого года пред Рождеством Христовым за отданные мною ему 65 золотых монет уволен им на свободу, — с получением отпускного письма за Ханской печатью, которое при сем представляю, — и до отправления в Россию находился на том же хуторе по своей воле. Там же, вместе со мною проживал у Ходжашмахряма пленник из солдат, Никита Балабанов, прибывший ныне в числе прочих сюда (в Оренбург). Побегов от хозяина своего я не делал и наказан ни за что не был.

Назад тому около двух месяцев приехал к нам на хутор прикащик хозяина нашего, по имени неизвестный; и взяв нас обоих, привез к нему в дом. Он же, объявив нам, что по воле Хана отпущены мы будем в свое отечество, отправил в Ханский дом, где по собрании подобных нам пленников, всего с нами 48 человек, при двух Хивинцах, Ишбае и Сеите, и вожаке — Киргизе Ниязе отосланы были мы в Ташауз, а из оного с присоединенными к нам 32 человеками, взятыми в плен весною нынешнего года, отправлены мы в Россию. Далее о следовании по тракту объявляю согласно с прочими пленниками и присовокупляю, что выкупившимся на волю и проживающим в Хиве Русским пленникам возвратиться в отечество не позволяется неизвестно почему: точно также и мне по освобождении от Ходжашмахряма запрещено было уйти куда либо из Хивы.

В Хивинском владении урожай хлеба и трав в нынешнем (1839) году довольно хорош, но противу прежних лет хуже; близ [290] же самого города Хивы трава большею частию поедена червем. Трава в Хивинском владении сама собою не растет, как у нас в России, но весною сеют ее.

Более означенного я ничего не знаю, потому что постоянно находился на хуторе, и ничего не мог слышать и видеть; все же означенное объявил справедливом чем доверяю вместо себя подписаться.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 12 Августа 1839 года, стр. 159-160).

5) Зовут меня Никитой, Петров, сын Балабанов, от роду мне 65 лет, вероисповедания Грекороссийского православного, грамоте не знаю.

В 1810 году из государственных крестьян Ярославской губернии, Мышкинского уезда, деревни Монаревой по очереди взят был я в рекруты и в Сентябре месяце поступил на службу Кавказского Отдельного Корпуса в 3-ю Гренадерскую легкую артиллерийскую роту рядовым; потом — не припомню в котором году — переименован в Бомбандиры.

В 1827 году, во время войны с Персиею, рота, в которой я находился, была в действии под городом Эриванью, где находился и я, и в одно время послан был с 6-ю товарищами на речку, называемую Каменною, для кошения травы. Тут пробыли мы дней 10, а потом, при рассвете дня, напали на нас Персияне до 500 человек и одного из нас при сопротивлении убили, а 6 человек захватили в плен; сверх того угнали до 35 артиллерийских лошадей, находившихся на подножном корму, и при оных взяли пасших их 2 артиллеристов, всего же составилось нас 8 человек.

Плененные артиллеристы по именам были: 1. Андрей Назаров 2. Федор Тимофеев 3. Демид Лукьянов 4. Макар Козлов 5. Кондратий Селифонтов 6. Яков Трифонов, из которых последние двое, бывши в Хиве, померли, а первые четверо живы у Хана при пушках; последних двух артиллеристов имен не знаю и они тоже живы и находятся в Хиве при пушках.

По пленении, отправили нас во внутрь Персии, потом продали Туркменцам, а сии последние перепродавая из рук в руки, наконец, весною пригнали нас в Хиву и продали разным хозяевам: меня купил Ходжашмахрям за 35 золотых монет, а прочих кто [291] именно купил, не знаю, но все они вскоре поступили к Хану, и приставлены к пушкам, — я же не изъявил желания быть при пушках, хотя и было предлагаемо мне это, потому что от этой должности труден выход в Россию.

У Ходжашмахряма жил я на хуторе, отстоящем от Хивы верстах в 30, и все время употребляем был там в работу вместе с казаком Оренбургского войска Петром Литвиновым, с коим объявляю далее во всем согласно. Показав все по справедливости, в том доверяю вместо себя подписаться.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от Августа 1839 года, стр. 60-61).

6) Степаном меня зовут, Екимов, сын Сидоров, от роду мне 39 лет, вероисповедания Грекороссийского православного, грамоте читать и писать умею, государственный крестьянин Саратовской губернии, Царицынского уезда, Погроменской волости, деревни Чарлено-Разной, жительство имел в городе Астрахани, где осталась у меня жена и один сын.

Пленен я в Мае месяце 1836 года с Каспийского моря, где находился для рыболовства; по найму Астраханского мещанина Федора Воронова, на кусовой лодке. Нас было 4 человека; я, одной со мной деревни государственный же крестьянин Матвей Шулепов (он при пленении убит хищниками и брошен в море), государственный крестьянин Харьковской губернии Тит, по прозванию неизвестный, и Петр, по отце Филиппов (кто он и из какой губернии не знаю). Пленители были Туркменцы до 40 человек, на 2-х кусовых лодках (по именам их я не знаю). Они напали на нас вечером с двух сторон так, что мы, не имея средств уйти, начали было стрелять в них, но они подъехав ближе, выстрелили из нескольких ружей и одного, Матвея Шулепова, убили, а потом, связав нас, увезли с собою и высадили на берег на Архиерейском Калтуке. Тут они разделили нас между собою; я с Петром Филипповым достался Туркменцу Атаназару, у которого пробыл два месяца. В продолжение этого времени товарищ мой Петр бежал от хозяина и, как я слышал, вышел в Астрахань. Атаназар отвез меня в Хиву и продал Хивинцу Веиспазачи Маряму в собственность его дома за 43 Хивинские золотые монеты. В Хиве я увидел и другого товарища своего, Тита, который и теперь там остался у Хивинца [292] Авезбая, у которого находится еще Астраханской губернии житель Красного Яра Семен Васильев. Хозяин отдал меня к одному мастеру учиться делать телеги, где я прожил до отправления в Россию. Пред отправлением же хозяин, по приказанию Хана, отдал меня Диван-Бегию Бекниязу, а он в числе 30 человек Русских же пленников отправил меня в местечко Ташауз, откуда чрез 9 дней отправлены сюда — в Оренбург. На дорогу дали мне только пуд муки и пуд же крупы; из одежды же ничего не дали. О следовании дорогою показываю одинаково с товарищами, вывезенными вместе со мною; при том присовокупляю, что хозяин мой, Хивинец Веис-Марям при отправлении меня сюда удержал принадлежавшего мне лесу караману (для делания телег) на 90 руб. Пленников в Хиве осталось, по словам самих Хивинцев, до 900 человек; в нынешнем (1839) году привезено до 200 человек, из числа коих у самого Хана находится до 50 человек. Несколько Русских, откупясь от хозяев своих, живут на воле и просились у Хана, чтобы отпустил их в Россию, хотя бы за деньги, но он не согласился на это. Я слышал от пленников Русских, что нынешней весною Хан собирал охотников из Туркменцев и послал их на Каспийское море для захвата Русских, предоставляя им пользоваться имуществом, а людей что бы представляли к нему. Когда я находился у Туркменцев в кочевьях, то заметил двух Татар, отца с сыном, по именам неизвестных, про которых слышал, что они Астраханские Татары. Урожай хлеба и трав в нынешнем году в Хиве был хорош. Пшеница продавалась по одному рублю пуд. В Хиву приезжали Персидские послы с требованием выдачи всех Персидских пленников, но согласился ли на это Хивинский Хан, неизвестно; и по возвращении Персидских послов слышно было, что и Хивинский Хан отправил в Персию своих послов. В прошлом году, когда Хивинский Хан отправлял в Персию войско, то просил у Бухарского Хана помощи, но он ему отказал. За неделю до отправления нас в Россию из Ташауза Киргиз (какого рода и как его зовут, не знаю) привез к Хивинцу Сеиту, который ныне прибыл с нами, одного Русского в уплату за состоящее на нем одолжение с таким условием, что, если он будет выслан в Россию, то заплатит Сеиту деньги. Русский этот остался ныне в Хиве в доме Сеита ²¹. При пленении у меня ограблено (кроме лодки с припасами, принадлежавшими [293] хозяину моему, Воронову, коей я настоящую цену не знаю) собственного имущества: тулуп, сапоги, полушубок, три пары рубах с портами, два ружья, кошма, шапка и топор, а всего на 85 рублей.

Более ничего не знаю, в чем и подписуюсь.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело 12 Августа 1839 года, стр. 171-173).

7) Никоном меня зовут, Филиппов, сын Лихановский, от роду имею 52 года, вероисповедания Грекороссийского православного, 20-й дивизии, 39-го егерьского полка рядовой, грамоте не знаю.

В 1827 году в Августе месяце находился я в отряде, бывшем под начальством Генерала Красовского в Грузии, около Эчмиадзинского монастыря, где при нападении Персиян на отряд наш, взят я с прочими (в числе 230 человек) ими в плен и привезен в город Тегеран, в коем, прожив месяца два, был продан неизвестным персидским чиновником Туркменцу, по имени неизвестному, за 60 Хивинских червонцев, а сим последним был перепродан Хивинскому Кушбегию Мадрасе, отцу нынешнего Кушбегия Атамрата, у коего я жил в рабстве до самого освобождения, а ныне, по приказанию Хана, взять я от него и отправлен в Россию в числе прочих пленников, прибывших сюда. На дорогу дано нам всем по одному пуду муки и по пуду круп; одежды же дано мне не было. Следовали мы степью на верблюдах 32 дня. Препровождавшие нас Хивинцы и Киргизы во время пути притеснений нам не делали, а только я слышал, что Хан Хивинский отпустил им денег на покупку для нас всех одежды, но они таковую дали только 32 человекам. Из Русских пленников в Хиве я знаю крестьян: Сызранского уезда Василья Михайлова, Оренбургского уезда Матвея, Владимирской губернии, Вязниковского уезда, Андрея и Матроса Ефима, по прозваниям неизвестных.

В Хиве с Русскими пленниками обращаются жестоко. Русские товары в Хиве, после задержания в России Хивинцев, продаются дороже прежнего. Урожай хлеба там в нынешнем году посредственный.

Более я ничего не знаю, потому что жил не в самом городе Хиве, а за четыре версты от оного — на пашнях. [294]

При пленении меня собственных вещей ограблено не было. Что показал по справедливости, в том доверяю вместо себя подписаться.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 12 Августа 1839 года, стр. 173-175).

8) Савельем меня зовут, Константинов, сын Чаплыгин, от роду мне 62 года, вероисповедания Грекороссийского православного, грамоте не знаю, крестьянин Князя Юсупова, жительство имел Астраханской губернии, Красноярского уезда, в селе Джамбайском.

В плен я взят назад тому лет около пятнадцати (но в каком именно году, припомнить не могу) весною с Каспийского моря, где были для рыболовства на одной кусовой лодке: со мною были и также взяты два человека работников: первый Гаврила, по прозванию неизвестный, Астраханский мещанин, второй — Егор Соколов, крестьянин князя Юсупова. Чрез пленение меня понесено убытка на 2050 рублей ассигнациями, именно: кусовая (лодка) со всем прибором стоила 2000 рублей и одежды было на 50 рублей.

Пленители были Туркменцы; их было 25 человек. Они привезли нас на Туркменский кряж и разделили по себе; по именам я из них никого не знаю. Вскоре потом пятеро из пленителей привезли меня в город Хиву и продали за 60 Хивинских золотых монет Хивинцу Ходжаш-Махряму, у которого я и жил до самого освобождения, занимаясь разработкою земли на пашне. Нынешним же летом, по приказанию Хана, и еще пять человек из находящихся у Ходжаш-Махряма пленников, именно: Петр Литвинов — Оренбургский казак, Никита Балабанов — полевой артиллерии солдат, Алексей Михайлов — новокрещенный из Татар, Василий Савин - помещичий крестьянин и Иван Лукьянов — Черноморский казак взяты от него и с прочими пленниками отпущены в Россию ²², о прибытии куда показываю согласно с ними. У Ходжаш-Махряма, за освобождением нас, осталось еще десять человек пленников (девять мужчин и одна женщина), которых я по именам настояще не знаю, потому что все вообще пленники в Хиве настоящими именами не сказываются ²³. Более сего я ничего не знаю, потому что все почти время жил на пашне. Объяснив же прописанное справедливо, доверяю в том вместо себя подписаться.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссия, отдел пограничный, дело от 12 Августа 1839 года, стр. 105-106). [295]

Письмо Оренбургского военного губернатора В. А. Перовского к министру финансов, графу Е. Ф. Канкрину.

Милостивый Государь,

Граф Егор Францевич.

Высылка из Хивы пленников наших (80 человек), прибывших в Оренбург в прошлом месяце ²⁴, дала возможность получить положительные сведения о состоянии тамошней торговли в настоящее время; сведения эти, по соображению с имеющимися здесь данными, привели к выводам, которые имею честь представить на усмотрение Вашего Сиятельства, в надежде, что Вы их, Милостивый Государь, не сочтете незаслуживающими Вашего внимания, постоянно обращенного на улучшение нашей торговли с Средней Азией.

Ваше Сиятельство изволите быть известны о причинах, вынудивших Правительство задержать в России Хивинских купцов. Мера эта имела непосредственным последствием чрезвычайное возвышение цен на Русские товары в Хиве, как обнаруживается из нижеследующей таблицы, которая составлена в Генваре 1837 года посыланным в Хиву Бухарцем.

Цены эти не только удерживаются до ныне ²⁵, но даже на многие предметы, напр. юфть, полосовое железо поднялись еще более, не смотря на то, что жители Ново-Ургенча (самого промышленного города Хивинского Ханства) вошли в деятельные сношения с Бухариею посредством водяного сообщения по Аму до г. Чарджуя и что по настоянию Хана все Бухарские караваны насильственно заходят в оба конца в Хиву для взятия на Коммиссию некоторых Хивинских продуктов и для распространения там части вывозимых из России товаров.

Между тем прекращение прямых сношений с Хивою, столь невыгодное для Хивинцев, не только не повредило нашей торговле, но даже как будто бы содействовало расширению ее.

По сведениям, доставленным таможнями, было вывезено:

Результат этот, кажется, ведет к заключению, что Хива, не будучи значительным местом сбыта наших произведений, но [297] находясь на перепутье всех дорог из Средней Азии в Россию, у ключа к водяным сообщениям с Бухарой и Бальхом — по Аму, Ташкендом и Коканом — по Сыру, заслуживает особенного внимания, как опорная точка, для всех торговых предприятий России в Средней Азии.

Значительность барышей, доставляемых среднеазиатской торговлею, не подлежит сомнению. Доказательством сему могут служить следующие примеры:

Ситец продается на Нижегородской ярмарке от 48 до 54 коп. за аршин, провоз до Оренбурга 1/2 коп., пошлины при вывозе взыскивается 1/2 коп., доставка в Бухару обходится в 3 коп., всего расходов на аршин 5 коп.; продается же он там от 61 до 71 коп. за аршин или по 32 руб. за штуку (от 45 до 52 арш.). Следовательно барыша с аршина 10 коп. или 20 процентов.

Нанка при подобном расчете дает до 30 процентов.

Коленкор 18%.

Платки бумажные 33%.

Платки карманные красные 37%.

Алое сукно 46% и других цветов 41%.

Парча мишурная 18%.

Юфть 29%.

Воск 44%.

Сахар 44%.

Железо прутковое 6%.

Полосовое 9%.

Котлы чугунные 7 1/2%.

Медь 2%.

Олово 15%.

Ртуть 42%.

Синий купорос 75%.

Выбойка 5%.

Барыши от Азиатских товаров:

Пряденная Магаршабская бумага продается в Бохаре по 24 черв. за батман ²⁷, т. е. 48 р. за пуд, пошлина взыскивается Хивой по 1 р. 20 к. с пуда, провоз до Оренбурга 5 р., пошлина в Оренбурге 4 р., провоз до Нижнего Новгорода 2 р., всего [298] расходов на пуд 12 р. 20 к., продажная цена около 80 рублей. Итак барышей с пуда 33%.

Пряденная Мионкальская бумага дает при таком же расчете 56%.

Пряденная Бохарская и Хивинская бумага — 53%, в хлопках 15%. Круглым числом наши товары дают 24%, Азиатские — 33%. Следовательно один торговый оборот (т. е. отправка и привоз) дает 65 р. на 100 р.

Остается только нерешенным вопрос, до какой обширности может достигнуть эта торговля и не суждено ли ей, по малости круга действия, навсегда остаться ничтожною?

Должно сознаться, что для положительного решения этой задачи настоящие сведения наши о Средней Азии еще слишком недостаточны, но принимая в соображение:

1) Обширность этого рынка, объемлющего западный Китай, Ташкенд, Кокан, Бадакшан, Бальх, Бохару и по крайней мере транзитный торг с Авганом и Лагаром.

2) Промышленную деятельность, уже там существующую.

Караваны ходят ежегодно из Кульджи в Кашемир 20 дней; в Кашгар (через Хутан, Яркент-Аксау) в 30 дней; из Кашгара в Кокан в 23 дня; из Кокана в Туркестан (чрез Ташкенд) в 13 дней; в Бохару в 21 день: из Бохары, равно как из Кашгара в Авганистан, Самарканд, Ташкенд, Туркестан, Бальх, Шервасед, Фейзабад. Сверх того отдельно между всеми этими городами.

3) Хотя теперь еще и отдаленную возможность усилить эту деятельность улучшением сообщений и открытием водяных путей по Сыру и Аму.

4) Существенную потребность для Средней Азии в некоторых из наших продуктов и возможность для нас доставлять туда все произведения дешевле прочих Европейцев.

5) Выгодность получения оттуда некоторых товаров, как то: хлопчатой бумаги, шелка, чая, кубовой краски, индиго, шафрана, перца, цицварного семяни, ревеня, бирюзы, лапис-лазури, шалей и проч. [299]

6) Постоянное возрастание торговли нашей с Бохариею среди самых неблагоприятных обстоятельств вражды Хивинцев и смут в Авганистане.

7) Наконец, старания Англичан, опытных в делах торговых, проникнуть сюда чрез Индию и Персию. Товары их с 1830 года в малом количестве появились уже в Кульдже и Китайском Чарджуе и в гораздо больших размерах в Бохаре из Бенареса, и продавались неимоверно дешево, напр., кусок кисеи в 27 аршин, стоющий в России до 50 рублей, — 9 рублей серебром, кусок коленкору в 16 аршин (на наши цены в 25 рублей) — по 3 рубля серебром, ситец двуличный за 12 аршин — 12 рублей, что, кажется, очевидно обнаруживает намерение, хотя с временным для себя убытком, подорвать нашу торговлю.

Все эти причины дают право надеяться, что и по обширности своей торговля с Средней Азией может принести значительные выгоды, но дабы это осуществилось в пользу России, я смею думать, что нам надлежит идти, так сказать, навстречу Азиатцам, не ожидая, чтобы они вышли из вековой летаргии своей. Необходимым же условием этой деятельности будет, кажется, в Восточной половине Средней Азии открытие непосредственных сношений с Чарджуем и Кашгаром, — в Западной обезопасение пути к главному рынку здешних мест - Бохаре, приобретением положительного влияния на Хиву и увеличение судоходства по Каспию.

С глубочайшим уважением и преданностию имею честь быть и т. д.

19 Сентября 1839 года. № 178.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 12 Августа 1839 года, стр. 183-186).

Отношение Оренбургского военного губернатора В. А. Перовского г. Астраханскому военному губернатору.

Из числа доставленных сюда в прошлом Августе месяце 80 человек Русских, бывших в неволе у Хивинцев, 23 человека в отобранных от них Оренбургскою Пограничною Коммиссиею допросах показали себя жителями Астраханской губернии, которые поэтому и препровождены Коммиссиею в тамошнее Губернское [300] Правление, за исключением 9-ти, оставленных на время здесь по коснувшейся к ним (sic) надобности.

Имея честь сообщить об этом Вашему Превосходительству, равно и о заключении Пограничной Коммиссии, что находящиеся в числе вырученных из плена помещичьи крестьяне на основании 705 статьи IX тома Свода законов подлежат освобождению из крепостного состояния, покорнейше прошу Вас, М. Г., не оставить почтить меня уведомлением о распоряжении, какое будет сделано об упомянутых 23 человеках, вырученных из плена, о которых на усмотрение Ваше прилагаю именной список с означением состояния их и местожительства, так же кто из них уже отправлен и кто еще остался здесь ²⁸.

21 Сентября 1839 года. № 1118.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отдел пограничный, дело от 12 Августа 1839 года, стр. 187).

Рапорт Оренбургского военного губернатора В. А. Перовского «Господину Управляющему Министерством Внутренних Дел».

В минувшем Августе доставлено в Оренбург от Хивинского Хана 80 человек, бывших в Хиве Русских пленных, из коих, по сделанным им в Оренбургской Пограничной Коммиссии допросам, 69 человек показали себя принадлежащими к состоянию податному и крепостному, а 11 человек к ведомству военному; почему Пограничною Коммиссиею и отправлены первые, за исключением немногих, оставленных при Коммиссии для отобрания от них некоторых сведений, к Начальству тех Губерний, жителями коих они показали себя, а последние — к Начальству Военному.

Сообщив об этом Начальникам Губерний, равно и о заключении Пограничной Коммиссии, что находящиеся в числе вырученных из плена помещичьи крестьяне на основании 705 статьи IX-го тома Свода законов подлежат освобождению из крепостного состояния, я долгом считаю уведомить об этом Ваше Сиятельство.

В Оренбурге.
21 Сентября 1839 года.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссии, отд. пограничный, дело от 12 Августа 1839 года, стр. 198). [301]

Письмо министра иностранных дел, графа Нессельроде, к Оренбургскому военному губернатору В. А. Перовскому.

Милостивый Государь,

Василий Алексеевич.

Отношение Вашего Превосходительства от 21 Августа, коим сообщаете о возвращении Хивинцами 80 человек Русских пленных ²⁹ с препровождением при оном Грамоты от Хана Хивинского, я имел честь получить и поспешил довести до сведения ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА.

Ныне в ответ на сие долгом поставляю Вас, Милостивый Государь, уведомить, что распоряжения, учиненные Вами в последствие таковой присылки от Хана пленных и Грамоты с Посланцами, удостоены вполне ВЫСОЧАЙШОГО ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА одобрения.

Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности.

Гр. Нессельроде.

С. Петербург.
29 Сентября 1839-го № 2533.

(Архив Оренбургской уч. арх. комиссия, отдел пограничный, дело от 12 Августа 1839 года, стр. 199).

Сообщил священник Николай Модестов.

Комментарии

1. В 1837 году было возвращено из Хивы 25 человек русских пленных, в 1839 году — 80 человек, а в 1840 году — более 500 человек. — С. Н. М.

2. Т. е. от берегов. — С. Н. М.

3. В заливе Куйдак, на урочище Кизиль-Таш (красный камень). — С. Н. М.

4. Кряж — материк земли, никогда не заливаемый полой водой. — С. Н. М.

5. Так назывались прежде передовые казачьи станицы, представлявшие собою род маленьких военных укреплений. — С. Н. М.

6. Батырь — киргизский партизан. — С. Н. М.

7. Казенное судно отправлялось на Каспийское море для охраны рыболовов, но, как видно, не всегда удовлетворяло своей цели. — С. Н. М.

8. Оренбургской губернии. — С. Н. М.

9. Маяками назывались прежде казачьи сторожевые вышки, которые устраивались обычно из трех или четырех столбов с помостом и дынным шестом обвитым соломой, зажигавшейся, когда угрожала опасность. Но и они, как видно, не всегда удовлетворяли своей цели. — С. Н. М.

10. Т. е. за Оренбургскую линию. — С. Н. М.

11. Т. е. в 1837 году. — С. Н. М.

12. Полный список русских пленных, возвращенных из Хивы в 1837 году см. в Русском Архиве 1915 года, № 1, стр. 31-33. — С. Н. М.

13. Пленник этот, будучи болен, объясняется весьма худо и потому подробнее сего показать ничего не мог. Примечание подлинника.

14. По словам Мельникова-Печерского, кусовая лодка — большая ловецкая лодка, рано выходящая на морской промысел. — С. Н. М.

15. Т. е. в киргизских кочевьях. — С. Н. М.

16. См. предшествующее показание. — С. Н. М.

17. Оренбургской губерния. — С. Н. М.

18. Т. е. в Оренбурге. — С. Н. М.

19. Т. е. Василия Алексеевича Перовского. — С. Н. М.

20. Хивинские купцы были задержаны в Оренбурге в Августе 1837 года. В обмен на них хан и поспешил выслать некоторых русских пленных. — С. Н. М.

21. За этот поступок Хивинского посланца Септа В. А. Перовский задержал его самого в Оренбурге. — С. Н. М.

22. Полный список русских пленных, возвращенных из Хивы в 1839 году, см. в Русском Архиве 1915 года, № 1, стр. 36-41. — С. Н. М.

23. Курсив наш. — С. Н. М.

24. Т. е. в Августе 1839 года. — С. Н. М.

25. Т. е. до сентября 1839 года. — С. Н. М.

26. Курсив везде подлинника. — С. Н. М.

27. Батман в Хиве и Бухаре равняется нашим восьми пудам (Мельников-Печерский), а червонец ходил там в данное время по 16 рублей, как видно из приводимого расчета. — С. Н. М.

28. Точно такие же отношения были посланы В. А. Перовским и всем другим губернаторам тех губерний, из которых происходили возвратившиеся их Хивы русские пленные. — С. Н. М.

29. См. «Русский Архив» нынешнего 1915 года, № 1, стр. 34-35. — С. Н. М.

Текст воспроизведен по изданию: К истории освобождения русских пленных из Хивы (Из архива Оренбургской ученой архивной комиссии) // Русский архив, № 7. 1915

© текст - Модестов Н. 1915
© сетевая версия - Тhietmar. 2023
© OCR - Иванов А. 2023
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русский архив. 1915