ПАНАЕВ В. И.

ВОСПОМИНАНИЯ

ОТ РЕДАКЦИИ. В рукописи еще следует неоконченная глава V: “Продолжение службы моей с 1832 года по настоящее время", т. е. 1859 год. Но это — почти один послужной список автора, исчисление полученных им орденов, указание обществ, которых он числился членом, видя в будущем на повышение по службе и т. п. Все вместе составляет около 14 страниц разгонистого почерка, которые мы опускаем, как относящиеся к личной службе автора; его же характер и качества достаточно обрисованы предъидущим рассказом, так-что последняя глава не может нам представить ничего нового. Мы имели уже случай выразить свой взгляд вообще на мемуары; мы считаем мемуар современника не более, как будущею работою для историка, которому предстоит одинаково изучать и эпоху, по свидетельству очевидца, и в тоже время оценивать свидетельство, по характеру свидетельствующего лица. В истории, как и в судебном следствии, мы обязаны выслушивать показания всех, кого положение ставило в возможность быть очевидцем. Если автор мемуаров иногда не является в них тем, чем нам желательно было бы его видеть, то и в таком случае нельзя не вменить в достоинство запискам такого автора именно то, что он не напал на мысль составить себе желаемую репутацию, т. е. не обманул своих читателей, и нарисовал верный портрет самого себя и целого кружка, в котором он вращался, сам почти не подозревая выводов, которые могут быть сделаны впоследствии. Именно, этого ни не находим, например, в «Записках" Вигеля, и именно этим отличаются «Воспоминания» В. И. Панаева. Вот, по нашему мнению, в чем состоит их право на известное место в ряду исторических мемуаров. При этом, долгом считаем напомнить «Предисловие» автора, из которого видно, что его задача первоначально ограничивалась теми страницами, которые позже составили третью главу; предъидущее и последующее за нею явилось уже после; потому, собственно, одна третья глава составляет весь интерес, но она осталась бы нам менее понятною, если бы автор ограничился только ею.

Мы должны присоединить еще одно замечание, не смотря на то, что нами уже высказано выше, как следует относиться вообще к мемуарам. Автор напечатанных нами “Воспоминаний» не раз отзывается о лицах, близких в как по времени с характером обвинителя и судьи. Читатель не раз встречает в “Воспоминанияхъ" более или менее тяжкие обвинения лиц, неприязненных автору; мы оставили все это без изменения, именно потому, что всякая перемена или опущение с нашей стороны равнялось бы желанию защитить автора и скрыть его одной стороны, представить его более справедливым, добродушным, [178 (180)] нежели каким он был на деле; одним словом, поступив так, мы взяли бы читателя под свою опеку и предположили в нем ту наивность, которая смешивает обвиняемого с обвиненным. Автор «Воспоминаний», как и всякий составитель мемуаров, может только обвинять, но самый приговор не принадлежит ему. В истории, как и в суде, обвиняющий очень легко может вытти из суда сам обвиненным.

Напомнив, таким образом, нашим читателям о необходимости относиться критически вообще к мемуарам, мы ограничимся в заключение двумя примерами из самих же «Воспоминаний», и укажем именно на отзыв их автора о Дельвиге, Баратынском и др. Дело об исключении Баратынского из Пажеского корпуса автор передает без малейшего замечания с своей стороны, без всякой оговорки, на которую имела бы полное право память всеми уважаемого поэта, его безупречная жизнь, благородный и честный характер. Такую оговорку можно вменить в обязанность всякому, кто не мог бы избегнуть упоминовения о проступке отрочества Баратынского. Мы вообще не считаем справедливым при оценке целой жизни человека добираться до эпохи его пеленок, и вырывая из нее отдельный факт намекать вообще на нравы и привычки человека; потому мы не думаем также, что способ упоминовения автором имени Баратынского заслужит чье нибудь одобрение. Многие благополучно проходят свое отрочество, их не исключают из заведений за пороки, но это нисколько не мешает им впоследствии запятнать всю свою жизнь; и наоборот, за самыми грубый ошибками отрочества может следовать жизнь совершенно безукоризненная. А потому, нельзя не упрекнуть автора «Воспоминаний» в том, что он привел голый и уединенный факт из отрочества Баратынского, и как бы тем хотел, чтобы поэта судили именно по этому одному факту. Внимательный читатель поймет легко, конечно, без наших указаний, что, действительно, всякая оговорка со стороны автора, в пользу Баратынского, была бы неудобна для достижения главной цели; автор хотел не столько напомнить читателям всем известную историю из отрочества Баратынского, сколько сообщить черту из собственной жизни, а именно, что автор в молодости избегал общества дурных юношей. Впрочем, таким образом мы только объясняем, почему автор предпочел не делать никаких замечаний в пользу Баратынского, но вовсе не думаем оправдывать автора.

Мы слышали от людей заслуживающих полного доверия, что недавно найдено весьма любопытное письмо Е. А. Баратынского к В. А. Жуковскому, и в нем поэт рассказывает с самою благородною и трогательною откровенностью всю свою печальную историю четырнадцатилетнего юноши; впрочем, эта истории оказывается печальною не столько для Баратынского, сколько для тех лиц, которые всегда [179 (181)] несут ответственность за своих питомцев, истребляя иногда в них все прирожденное доброе и наталкивая на пороки своими дикими педагогическими приемами и понятиями. Это письмо есть лучшее оправдание для Баратынского, и память о нем останется еще светлее и чище в глазах потомства, когда мы подумаем, что он обязан исключительно самому себе, твердости своего характера и силе разума, тем уважением, которого заслужила вся его жизнь, как бы наперекор всему, что он мог почерпнуть из истории своего воспитания. Ждем с нетерпением появления этого письма в печати: оно уже отправлено на-днях в редакцию одного из ученых сборников.

Отзывы В. И. Панаева о Л. А. Перовском, под начальством которого автор служил в 20-х годах, также, вероятно, обратят на себя внимание читателя; не имея возможности умолчать о хороших сторонах его характера, он удивляет по временам отзывами о нем весьма не лестными, трудно соединяемыми с другими показаниями того-же автора, а главное, ничем не доказанными в тексте рассказа. Но читателю достаточно первых строк на странице 137, чтобы понять inde irae: автор в третьем лице говорит там о самом себе.

28 октября, 1867.

Текст воспроизведен по изданию: Воспоминания В. И. Панаева // Вестник Европы, Том 4. 1867

© текст - Панаев В. И. 1867
© сетевая версия - Thietmar. 2012
© OCR - Бычков М. Н. 2012
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вестник Европы. 1867

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за предоставление текста.