-

ПОСЛАНЦЫ ИЗ АВГАНИСТАНА В РОССИЮ В 1833-1836 ГГ.

В 1835 г., поручиком генерального штаба Мочульским была приставлена начальнику Кавказского штаба генерал-маиору Вольховскому, а чрез него генерал-адъютантов баронов Розенов графу Нессельроде — записка, заключающая сведения об Авганистане и о посланцах авганистанских в С.-Петербург, в 1835 г., Гуссейн-Али-хане и мирзе Мамуде, его товарище, — Записка эта может иметь некоторый современный интерес, в виду последних действий англичан в Авганистане.

И. А.

По поручению начальства сблизившись с прибывшими из Авганистана посланниками и узнав от них некоторые подробности о положении их отечества, а равно собственно о них самих, считаю долгом изложить нижеследующее:

Авганцы, народ воинственный и храбрый, неоднократно распространяли значительно свои владения, но в последнее время (в 1835 г.) внутренние раздоры весьма их ослабили; пользуясь оными, владетель Белулжистана отложился, вскоре то же сделал владетель Синда, владетель же Пенджаба, покорив, частию умом, частию оружием, всех малых владельцев своего отечества, основал сильное государство. Учредив у себя, по примеру других индейских государей, регулярные войска и артиллерию, с помощию оных отнял у авганцев Дромптур, Лея, Мултан, Кашимир. Персиане вторгнулись в Кабулистан и завладели Мешетом и частию Хоросана. Сын шаха Мамуда, Камран, после долговременных междоусобий, основал отдельное государство в Херате. Зулфагар-Бег основал в Сарепуле независимое ханство. Наконец, лет пять тому назад. Мир-Мурад-Али-Бег Кундузский занял г. Балкх и всю страну до хребта Хинду-Куша; и так, авганцы, стесненные в своих границах, справедливо предвидят мрачную себе будущность.

Явились англичане. Государство Моголов разрушилось и Индия пала под их власть. Деятельная политика их быстро начала проникать во все стороны и там, где силою действовать не могли, они покоряли деньгами и обещаниями. По овладении знаменитым городом Делли, взоры свои они устремили на Пенджаб. Здесь правил государь сильный и в течение многих лет тщетно искали они удобного случая, чтобы получить влияние [785] на сие государство. Наконец представился оный: Фету-Синг, брат Ренджид Синга, владетеля Пенджаба, по смерти отца своего получил в управление земли на востоке от владений Ренджида. Видя благие учреждения своего брата, ежедневное увеличение его могущества, он начал тому завидовать. Англичане, заметив его слабость, воспользовались ею и, рассорив его с братом, вовлекли к себе в союз. Ныне утвердившись в его земле, питают его надеждою, что, по смерти Ренджид-Синга, будто бы в его пользу займут владения сего государя, а сами, вероятно, готовятся подступить с сей стороны к границам авганцев и овладеть важною рекою Индом.

Между тем, для владения сею рекою необходимо им иметь во власти своей Хейдер Абад, столицу Мурад-Али-шаха Синдского; для достижения чего в последние времена они неоднократно уже покушались расстроить союз, существующий между сим владетелем и Дост-Маммед-шахом; но, не успев в сем, они обратили свое внимание собственно на авганцев, стараясь всеми мерами ослабить сей народ. Внутренние раздоры заставили многих знатных авганцев бежать и искать покровительства у англичан, которые, дав им убежище, употребляют их для достижения своей цели. Сии недовольные, поддержанные золотом англичан, расторгли в своем отечестве связь народную и, поселив в нем дух партий, грозят ему падением.

Дост-Маммед-шах управляет авганцамм более 15-ти лет, в течение которых неоднократно должен был укрощать внутренние беспокойства и мятежи и воевать против внешних врагов; кажется, что и ныне раздоры возникли в южных частях Авганских земель. Долговременное правление Дост-Маммед-шаха в столь неблагоприятных обстоятельствах и уничтожение многих замыслов его неприятелей доказывают, что он должен быть государь умный, строгий и деятельный.

Прибывшее из Авганистана посольство прислано от имени авганских владетелей: Дост-Маммед-шаха и Шахзаде Камрана Хератского; от владетелей Синдского Мурас-Али-шаха и племянника его Амира-Богадура-Рустема, управляющего Хенперпуром, Сакар Бакаром и Шикар-пуром, и от Мурад-шаха, владетеля Лакнагура. Судя по разговорам посланников, цель сих государей — снискать покровительство России, просить Государя Императора о признании их российскими союзниками и утверждении их законными владетелями тех стран, коими ныне управляют.

Кажется, что особы, посольство сие составляющие, ошиблись во мнении, каковое прежде имели о России; полагали, что их предложение будет принято с величайшею радостию, что двинутся тотчас наши войска в их землю и исполнят все их желания. Но увидев закавказские земля и их жителей, не зная еще России, ни русских, по первым судят о [786] нас. Узнав борьбу нашу с горцами, они сомневаются в наших силах и способах и лишились надежды получить от нас войска. Они понять не могут, отчего Государь Император, при теперешнем положении Персии, ею не овладевает.

Посланники, присланные е вышеупомянутыми предложениями, суть: Хаджи-Гуссейн-хан из племена Гхылджиев и мирза Мамуд, духовного звания, из знатного племени Дурране и фамилия Попул-Зеш. Они оба авганцы и двоюродные братья. Гуссейн-хан в поведении своем не весьма основателен, что и видно из поступков его во время следования из Кабула сюда. При отправлении сего посольства, были ему вручены бумаги и подарки для высочайшего двора. Подарки состояли: из 28-ми мериносовых шалей, произведения земель Авганских, от Дост-Маммед-шаха; и 14 шалей в 8 кусков индейской парчи от Мурад-Али-шаха: все 50 штук уложены были в сундук и запечатаны печатью исполняющего при Дост-Маммед-шахе должность визиря, мирзы Семи-хана. Письма были уложены в парчовой мешок и тою же печатью запечатаны.

Посольство выехало из Кабула еще в начале 1833 года и прибыло благополучно в г. Мешет в Хоросане, где намеревалось отдохнуть несколько временя, в ожидании удобного случая ехать в Тегеран. В сие время Гуссейн-хан завел разные знакомства с персиянами, и, увлекаясь страстию, женился на персианке невысокого звания, и сей брак задержал его в оном городе более года, не смотря на то, что мирза неоднократно напоминал ему об обязанности поспешать к своему назначению, несколько раз даже хотел один ехать, но у хана хранились подарки Государю Императору и у него же были все бумаги. Скрывая все сие, хан ныне уверяет, что столь долгое время был задержан по повелению Абаз-мирзы, который будто бы объявил ему, что, по причине военных обстоятельств, посольству следовать далее нельзя было.

Между тем у мирзы Маммуда бежал один из его слуг в г. Туршиш, в нескольких переходах от Мешета; узнав о месте пребывания беглеца, мирза отправился туда, условившись с ханом съехаться в Созуаре ¹. Прибыв в сей город, он ждал хана три месяца и решился уже ехать назад в Мешед, как на дороге встретил хана, который со страхом объявил ему, что его обокрали и что только осталось 22 штуки шалей и парчи, которые он для большей безопасности отправил чрез какого-то купца в Россию. Мирза не мог верить таковым рассказам, видя, что у хана оставался ящик, в коем прежде [787] хранились подарки Государю Императору, в коем будто воры оставили половину вещей; но хан возражал, что отправленные в Россию вещи он успел отбить у похитителей, остальных же найти не мог. Прибывши в Россию, хан начал уже рассказывать, что его трухменцы ограбили; но вероятнее всего, что он сии вещи сам продал; ибо, задолжав в Мешете, не имел средств к заплате; притон, женившись и взяв с женою к себе и мать и сестру ее, увеличил число окружающих себя, чем вовлекся в значительные издержки.

На дороге в Тегеран умерла жена хана и он женился на ее сестре. В Тегеране пробыли они более трех месяцев и достигли границы России почти чрез два года по выезде из своего отечества. Во время пребывания Гуссейн-Али-хана в Персии, ему рассказали, что посольства в России тем успешнее бывают, чем послы знатнейшего сана; сие, а равно намерение скрыть число отправленных с ним шалей, вероятно, его побудило распечатать мешок, в коем находились бумаги владетелей, и переписать две из них, а именно: письмо Дост-Маммед-шаха и Мурад-Али-шаха (по словам мирзы, своеручно, в селении Гулублю в Карабахе), назвать себя в оных сердаром, чем никогда не был, и уничтожить настоящие письма оных государей. Не зная к тому арабского языка, он не мог прочитать печатей владетелей и потому упустил поместить в подделанном им письме Дост-Маммед-шаха печать Камрана Хератского, каковая находилась в оригинальном письме сего государя; по сей же причине приложил персидские печати, между тем как настоящие печати владетелей — малого элиптического формата с арабскими надписями. Оригинальная начать Дост-Маммед-шаха приложена между прочим к просьбе племени Юсуф-Зеи, каковая сохранилась в оригинале и имеет слова: Дост-Маммед-шах Абдалли. Оригинальные письма были писаны братом мирзы, мирзою Маммед-Алием. Поступки сии, как говорить мирза, весьма тяжко гнетут совесть хана, опасающегося строжайшего наказания, и если ему удастся выехать из России, то никогда не возвратится в Кабул, а скроется в каком либо другом государстве. Быть может, что и мирза не столь прав как показывает; но, говоря неоднократно о сем с откровенностию, он никогда в рассказах своих даже в мелочах себе не противоречит.

Хан имеет некоторый вес в своем племени, но близких родственников, занимающих важные государственные должности, не имеет; так что, по словам мирзы, ему в своем отечестве не предстоит, блистательной будущности.

Мирза Маммуд — второй посланник и, кажется, дан хану советником; имеет многих родственников при дворе своего государя, также большой вес у племени Юсуф-Зеев, к коим ежегодно ездил [788] проповедывать и читать коран. У него много здравого рассудка; знает, по словам наших переводчиков, весьма хорошо восточные языки; имеет дар слова, скромен в обращении и в выражениях своих осторожен. В нем заметна некоторая черта благородной гордости, отличающая в особенности племя Дурране. Недавно имел я случай на деле удостовериться в сем. Приведши однажды к нему, застал его скучным и мало разговорчивым и, после многих тщетных вопросов о причине его уныния, он вдруг вспыхнул и с негодованием объявил мне, что хан просил чрез переводчика о заплате 150 руб. серебром, которые он задолжал здешним купцам.

— «Скажите, — говорил он мне, — не стыд ли это? Что об нас подумают? Этот хан только глупости делает; но, — продолжал он, — я просил переводчика, чтобы он моего имени таковою просьбою не марал, у меня денег довольно, хотя и вдвое менее получаю чем хан. Мне таковая помощь не нужна».

Большее содержание, каковое получает хан против мирзы, возбудило, кажется, зависть последнего; хан же подозревает, что мирза открыл его поступки; все сие поселило между ними некоторую холодность и недоверчивость. Они неохотно рассказывают о политическом положении дел своего отечества и увеличивают все, что в их пользу служить может.

Таковые вопросы скоро им наскучают и не раз уже они ответили:

— «Приезжайте к нам — то увидите сами; отчего англичане все знают? Оттого, что они везде бывают».

Они оба довольно кротки и ласковы в обращении с своими людьми, гостеприимны и в обращении имеют некоторое сходство с персиянами. Они магометане, секты Омаровой, но, кажется, не придерживаются буквально постановлениям своей веры и говорят, что, будучи здесь и соображаясь с обычаями русских, они должны делать что у нас прилично. Они не терпят персиян.

Генерального штаба поручик Мочульский. [789]

II.

С вышеупомянутою запискою Мочульского имеет некоторую связь другая записка по дедам Авганистана (1836 г.), составленная неизвестно кем по поводу прибытия в С.-Петербург кабульского посланника Гуссейна-Али, для испрошения себе у русского правительства помощи против угрожающей им опасности от англичан. В последней записке прямо говорится, что если Авганистан достанется в руки англичан, то Средняя Азия подчинится их влиянию; азиатская торговля русских рушится; англичане могут вооружить противу нас, при удобном случае, соседние в нам азиатские народы, снабдить их порохом, оружием и деньгами и превратить их в опасных для нас врагов, и т. д. И. А.

Оренбургский военный губернатор в мае месяце 1836 г. донес министру иностранных дел о прибытии на Оренбургскую линию посланника от шаха кабульского, который приехал туда тайным образом из Бухарии, под видом торгового человека, имея при себе, кроме письма к военному губернатору, грамоту от своего шаха Дост-Магомет-хана к Государю Императору. Цель сей посылки состояла в испрошении какого нибудь пособия против угрожающей кабульскому владельцу опасности от англичан (поддерживающих прежнюю сверженную династию авганских шахов) и против Ренжид-Синга, владетеля Пенжаба.

Генерал-адъютант Перовский по сему предмету изъяснял, что настоящим случаем должно бы воспользоваться, дабы войти в связи с Дост-Магомет-ханом, которые могут быть для нас полезны особенно в торговом отношении. Мнение его состояло в том, чтобы постараться поддержать каким нибудь способом кабульского владельца, ибо, если водворятся в Авганистане Сенки (народ, коим управляет Ренджид-Синг), то земля опустошится и надежды наши на торговые сношения с этою страною исчезнут. Если же завладеет Авганистаном Шуджа-Уль-Мульк, прежний шах из сверженной династии, которого поддерживают англичане, то Авганистан вполне подчинится Восточно-индейскому обществу и англичанам останется до самой Бухары один только шаг: Средняя Азия может подчиниться их влиянию; азиатская торговля наша рушится; они могут вооружить против нас, при удобном случае, соседние к нам азиатские народы, снабдить их порохом, оружием и деньгами, а этого только и не доставало, чтобы ничтожных противников наших превратить в опасных врагов. Если же покровительство России удержит Дост-Магомета на престоле, то он, без сомнения, из признательности останется добрым приятелем нашим и врагом англичан; он разобщит их от [790] Средней Азии, положит преграду торговому властолюбию их, усмирит хивинцев, а если нужда потребует — и бухарцев, и будет способствовать распространению нашей торговли. На счет самого пособия генерал-адъютант Перовский полагает, что при истощенных денежных средствах Дост Магомет-хана (у коего, впрочем, войска достаточно), всего лучше было бы послать к нему русского сукна и нанки, в которые он одевал постоянно своих солдат и которые в Авганистане будут иметь тройную и четверную против здешнего цену; следовательно, пособие это будет им более полезно нежели денежное. Товары эти посланник кабульский мог бы взять у заводчиков наших в долг, на сроки, за поручительством известного торгового дома, который получит деньги от казны; можно также назвать авганца сего прикащиком нашего торгового дона. Мера эта во всяком случае имела бы последствием то, что азиатцы ознакомились бы более с нашими товарами, и если этою мерою сбыть их современен усилится, то самые таможенные сборы вознаградят казну за первоначальное пожертвование ее. Сверх того, можно бы, по мнению генерал-адъютанта Перовского, послать в Кабул русских офицеров и даже оружейников, под видом частных путешественников.

По получении всех сих сведений, министерство докладывало Государю Императору; на приезд посланца авганского изъявлено высочайшее соизволение, и вследствие того он прибыл в С.-Петербург, где и находится под видом купца азиатского, живя на казенном содержании. В то же почти время, получено было донесение от посланника нашего в Персии графа Симонича, коим уведомлял, что в персидскому двору прибыл из Авганистана же, но от другого владельца, и именно кандагарского, посланец с просьбою о принятии Кандагара под защиту и покровительство Персии, на что персидское правительство, изъявив согласие, отправило его обратно с инвеститурною грамотою и подарками; что, сверх того, будто бы ожидался таковой же посланный и от шаха кабульского, с подобным предложением о принятии его под покровительство Персии, но прибытие сего последнего замедлилось только потому, что, во избежание опасного пути чрез Герат, он отправился чрез Бухарию. Соображая сие обстоятельство, министерство имело основательные причины полагать, что отправленный к шаху персидскому есть тот самый, который прибыл в Россию, ибо и сей послан был чрез Бухарию. Но из последующих донесений графа Симонича открылось, что ожидаемый посланец от кабульского владетеля действительно прибыл в Тегеран, быв долгое время задержан в Бухаре; он отправлен вместе с тем, который долженствовал ехать в Россию, и, совершив вместе часть пути, расстался с ним в Бухарии.

Таким образом оказывается, что шах кабульский отправил двух [791] посланников: одного в Персию с изъявлением своей готовности быть под ее покровительством, а другого в Россию для испрошения какой либо себе помощи.

Граф Симонич по сим обстоятельствам пишет, что, по его соображениям, следовало бы воспользоваться этим случаем и авганских владельцев подчинять влиянию Персии, составив из них конфедерацию под покровительством сей державы и ручательством (гарантиею) России, во что наперед нужно персиянам привести в повиновение трухменцев и усмирить Герат. Против первых, но его мнению, можно бы нам оказать Персии пособие, снабдив военными снарядами и прядав в помощь каспийскую нашу флотилию.

Граф Симонич при этом уведомил еще, что кабульский посланец официально уже сообщил персидскому двору об отправлении и в Россию подобного же посольства от его владыки, что не может не дойти до сведения английской миссии.

При сем Симонич просит о поспешнейшей высылке ему равных подарочных вещей, из коих некоторые будут им отправлены к владельцам Кабула и Кандагара.

Сверх того пишет, что полезно бы иметь при миссии офицера генерального штаба, нахождение коего при нем в качестве адъютанта, или под иным наименованием, не встретило бы никакого затруднения, а, напротив, было бы для шаха приятно.

Сообщ. И. А.

Комментарии

1. На географических картах сей город называется: Себзевар, Себзвар или Субзвар.

Текст воспроизведен по изданию: Посланцы из Авганистана в Россию в 1833-1836 гг. // Русская старина, № 8. 1880