ИЗ ЗАПИСОК ОРЕНБУРГСКОГО СТАРОЖИЛА.

I.

Рассказ Абдрахмана Ишана, Авганца, и муллы Мирзы, из народа Ламгани.

1833.

В декабре 1833 года прибыли поименованные муллы с караваном в Оренбург, с тем, чтоб следовать отселе через Россию в Мекку, на поклонение; ближним путем, через Персию, мусульманам-сунитам Средней Азии следовать нельзя, ибо Персиане, как шииты, их преследуют и не пропускают. Авганец был чрезвычайно стар; высокое, открытое, умное чело и почтенная белая борода внушали уважение; резкими очерками обозначенное лицо его не имело ничего монгольского, ни даже татарского. Плотный товарищ его походил более на подозрительного Бухарца и говорил, что он из народа Ламгани, который обитает между Кабулом и Пшавуром. Это должно быть какое-либо небольшое племя. Но путники не исполнили набожного пути своего: они, недолго спустя после прибытия их в Оренбург, зимою, отогревая, по-вечеру, приобыкшую к теплу кровь свою у самовара, заснули и — не пробуждались: чад их уморил. Вот рассказы их:

Ламгани живут постоянными жителями в старинном городе Али-Шан, в городах: Чарбаг, Тилгали, Ислам-абад, Джелян-абад. Абдрахман жил в городе Газни, между Кабулом и Кандагаром. Оба они оставили лет тому двадцать отечество свое.

На пути из Амберсера в Кашемир товары носятся людьми, потому-что горы там непроходимы даже для вьючных лошадей и верблюдов. Через реку Чякя, но этой же дороге, устроена переправа, на которой товары перетаскиваются в ящике, который ходит по канату на лету, не касаясь воды. Тут живет народ Киштувор, где двое, даже четверо мужчпп держат одну общую жену. Народ этот подвластен Рянджит-Сингу, строит глиняные избы, по две, по три вместе, а селений там нет. Места каменистые, неровные; обработка полей до того тяжела и многосложна, что нередко жители привозят землю из окрестных мест и строят насыпные поля.

Индиго или нил растет в Баулпуре и около города Дейра-Газа-Хан и Дейра-Исманл-Хан, а в Мултан его нет. Впрочем, Мултан страна плодородная, трав и лесов изобильно, а есть и пески. Река Гинд — Индус — здесь глубока, но далеко не так быстра, как у Аттока.

В Кашемир местоположение так болотисто и низко, что обыкновенно для пашен и садов колотят сваи, покрывают их досками и [46] насыпают сверху землю. Город расположен оба полы реки, длиннику и поперечнику на девять верст. Река покрыта лодками и челноками. Улиц в городе пять, дома выстроены по берегам реки и множество озер и заводей. Озера обстроены кругом, в по ним разъезжают в челноках.

Между Коканом и Кашгаром есть вечно-снеговые горы. Зимою есть, для лошадей, прямой путь, через горы; летом идут в объезд, на верблюдах, которые по крутым, снежным и льдистым оврагам спускаться и подыматься не могут. По летней дорог, на хребтах снегу нет, но по глубоком оврагам лежит он во все лето. Каменные Киргизы, Буруты, Кара-Киргизы давно уже не стали больше грабить караванов, и Абдрахман прошел по их земле с караваном; одиноких путников, однакожь, они грабят и убивают.

Цепь гор Гинду-Куш, между горами Кабул и Хульм, также покрыта вечным снегом, но горы не круты, и верблюды проходят, по ним даже зимою. Караваны, однакожь, ходят всегда почти через Геран, потому-что боятся народа Гязяря, который грабит всякаго, кого осилит.

Абдрахман проехал из Кашемира в Кабул, там в Кандагар, Бухару, Кокан, Кашгар, Хутан, Яркенд, Аксу и опять в Кашгар. Авганцы разделяются на одиннадцать родов или поколений: 1) Тухи, 2) Дурани, 3) Лугани, 4) Насыр, 5) Ширани, 6) Сеидан, 7) Асул-дурани, 8) Юсуф-Зеи, 9) Барык-Зеи, 10) Нур-Зеи, 11) Аллаку-Зеи.

Из Кабула караваны приходят три или четыре раза в год: в каждом караване бывает нилом (индиго) навьюченных верблюдов от 200 до 300. Краску эту возят Индийцы, или, как их называют в Средней-Азии, Мултане и Авганцы-Лугани. Легко можно бы доставлять оттоле в Россию пудов тысяч до десяти. Лет двадцать тому, платили до 200 руб. за пуд; ныньче, на сроки, не платят более 80 руб. В Бохаре продается кубовая краска, или индиго трех сортов: 1) хурджя, куски в кулак, 40 руб. сер. за пуд, 2) джама-пуре, 32 руб. за пуд, 3) rape, 24 руб. за пуд.

II.

Повествование потомка шахов авганских, Ша-Заде-Мохаммеда Мустафа, об Авганистане.

Ша-Заде-Мохаммед-Мустафа есть сын Ша-Заде-Мохаммед-Насыра, внук Ша-Зимана, правнук Ша-Тимура, праправнук Ша-Ахмуда, бывшего первым независимым владельцем Авганистана по смерти Шаха-Надыра. Отец и дед его, со многими другими членами авганистанского дома, живут на содержании Англичан, в городе Лудиане, стоявшем на день караванного ходу от реки Сетлюджа и на шесть дней пути от города Лагора. На всех их отпускается ежемесячно по десяти тысяч рупий, из которых четыре тысячи выдаются Ша-Зиману, а шесть тысяч Ша-Шуджа-Уль-Мульку, которые уже от себя содержат живущих с ними родственников своих.

Ша -Заде-Мохаммед-Мустафа жил с отцом своим в Лудиане, когда, в 1825 году, родная тетка его, дочь Ша-Зимана по имени [47] Таджи-Джиган-Бегюм, вышедшая лет за пятнадцать пред сим за бохарского хана, Мир-Хайдара, вызвала его для свидания с нею в Бохару. Он отправился туда, проехал тайно Авганистан, чтоб не подвергнуться опасности от ныне-владеющих там похитителей престола предков его.

Прожив несколько месяцев в Бохаре, во дворце, при тетке своей, Ша-Заде-Мохаммед-Мустафа пожелал возвратиться в Индию, но хан Мир-Хайдар отклонял под разными предлогами отъезд его; по смерти же Мир-Хайдара, последовал на возобновленную просьбу авганского князя возвратиться домой — отказ; он вынужденным нашелся прибегнуть к обыкновенной уловке мухаммедан при таком случае: просить о дозволении следовать, для поклонения гробу пророка, в Мекку и Медину: в этом, по закону, отказать нельзя.

Прожив в Бохаре всего год и десять месяцев, отправился Ша-Заде с караваном в Хиву, оттуда к Мамгишлацкой Пристани, там водою до Астрахани, но взморье устья Волги было покрыто льдом; судно вынуждено было спуститься к Кизляру, откуда князь приехал сухим путем в Астрахань, а потом в Оренбург. Здесь он показывал, что ему от роду 24 года; росту он небольшого, что ему крайне обидно; наружность его довольно приятная; здоровья и сложения слабого, что должно приписать отчасти воспитанию князей Востока. Ша-Заде сидел до 18 лет взаперти в гареме с женщинами и не видал света. У него, как видно из следующего за сим показания его, — удивительная память: скромен и даже не смел в поступках и разговорах, чему, вероятно, причиною несчастия, все семейство его постигшие. Относительно намерений своих, объявляет он только, что желает быть представлен к Высочайшему двору. Он, действительно, по отправлении в столицу нашу, удостоился счастия личного свидания с Государем Императором; был одарен, отправился в Царьград и там скончался.

О новейших переворотах Авганистана, которыми свергнут с престола дом шахов авганских, рассказывает Ша-Заде-Мохаммед-Мустафа следующее:

По смерти Шаха-Надыра, один из военачальников его, природный Авганец, поколения Дурани, сын султана Салмяса, по имени Ахмед, пользуясь общим смятением и беспорядком, занял Кандагар и Герат и двинулся с войском к Мешеду, где находился тогда Ша-Шягрух, сын Надыров, лишенный, по приказанию отца, зрения и покинутый вероломными сановниками. Бессильный слепец отказался от власти своей, признал, по требованию Ахмеда, похитителя этото независимым владельцем Авганистана и отдал ему, сверх всего, родную дочь свою и еще молодую родственницу; Ахмед, приняв название шаха, первую взял себе, а другую отдал сыну своему, Тимуру.

Ша-Ахмед основал столицу свою в городе Кандагаре, который выстроил вновь, в двух фарсангах от ожеиного им Надыр-Аба-да, основанного Надыр-Шахом: новый Кандагар именуется, в книгах и письмах, Ахмед-шаги. Владения нового шаха были обширны: Кашемир, Пенджаб, Мултан, Шакрпур, Лагор и даже великий могол [48] повиновалмсь ему; последний, по-крайней-мере, уважал и боялся его и отдал ему свою дочь. Ша-Ахмед владел спокойно 20 лет и умер лет около 60 от роду.

Ша-Тимур, старший сын его, наследовал престол и перенес его в Кабул, где, впрочем, проживал только летом, а на зиму отправлялся в Пшавур, потому-что здесь зима умереннее. Городом Кабулом управлял, во время отсутствия его, третий сын его, Ша-Зиман; старший, Ша-Заде-Гамаюн, был начальником Кандагара; второй, Ша-Махмуд — Герата. Кроме сыновей, у Ша-Тимура было шесть братьев, которые содержались, по обыкновению, под стражею, в Балаи-Хиссаре, то-есть, в замке, составлявшем часть царского дворца в Кабуле. И он владел, как отец, лет 20, и умер, оставив много детей.

Ша-Зиман, третий сын Ша-Тимура, вступил — как говорят — по завещанию отца, на престол Авганистана. Это было около 1793 года. Желая избавиться опасного соперника, пошел он с войском на Кандагар, захватил Ша-Заде-Гамаюна, выколол ему глаза и привез в Кабул, где он вскоре умер под стражею, в замке Балаи-Хиссар. Сына своего, Ша-Заде-Султан-Кейсара, послал Ша-Зиман с войском в Герат: Ша-Махмуд встретил его храбро, но был разбит и бежал.

Вскоре Сеики восстали на нового шаха, и он сам пошел смирять их. Взяв город Лагор, посадил он туда воеводу — Авганца, забрал найденные там пушки и отправился с ними во-свояси; но, при переправе чрез одну из обширных рек Пенджаба, не мог он сладить с ними и бросил их на месте, в воде. Новый воевода не удержался в Лагоре. Другой и третий испытали ту же участь, и Ша-Зиман увидел, что иноземцу нельзя управлять строптивыми Сеиками; он дал им в правители природного же Сеика, нынешнего владельца Лагора и Пенджаба, Раджит-Синга или Ренджит-Цинга. Этот ладил делами хорошо; прислал, между прочим, Ша-Зиману покинутые им пушки; Ша за это наградил его управляемою им, Раджит-Сингом, областию, в вечное и потомственное владение.

Ша-Заде-Султан-Кейсар, по разбитии дяди своего, Ша-Махмуда, был сделан начальником Герата, а изгнанник Махмуд, поскитавшись в Хорасане, отправился в Бохарию, где тогда владел отец Мир-Хайдара, дядя нынешнего хана, Ша-Мурад-Бек, или Ша-Мрад-Бек. Махмуд был принят хорошо, но пособия получить не мог; а наконец, вследствие письма Ша-Зимана, бохарский хан хотел его даже выдать. Ша-Махмуд бежал в Хиву, к Ильтезер-Хану, который, на требование Ша-Мурад-Бека о выдаче авганского князя, отвечал решительным отказом. Ша-Махмуд уехал вскоре из Хивы опять в Хорасан, оттуда к народу Гязяря, собрал войско и пошел к Кабулу. Здесь произошло незначительное сражение, и город передался Ша-Махмуду охотно. Это было в 1801 году. Ша-Зиман бежал с визирем своим, Вафадар-Ханом, и приверженцами своими, которых было человек 40, к Пшавуру. Дорогою заехал он, в двух переходах от Кабула, в укрепленное местечко или дачу визиря; управитель визирский, по имени [49] Ашик, узнав о всем обстоятельно, запер крепостцу, угнал лошадей шаха и донес обо всем новому правителю. Асат-Хан, брат Фаты-Хана, приехал из Кабула, захватил беглецов, повез в столицу, дорогою выколол Ша-Зиману глаза и посадил его, в Кабуле, в Балан-Хиссар, между-тем, как визиря и большую часть спутников Ша-Зимана казнили.

Новый правитель, Ша-Махмуд, определил начальником в Герате брата своего, Ша-Заде-Фейруз-Эддина, сменив им Ша-Заде-Кайсара. Но посаженный Ша-Зиманом на воеводство в Пшавур, Шакарпур, Мултан и Пенджаб, Ша-Шуджа-Уль-Мульк собрал войско и пошел на Махмуда. Город Кабул сдался ему 1802 года без сопротивления. Придворные сами выдали Ша-Махмуда, который владел менее двух лет и — нельзя, кажется, сомневаться об участи его, еслиб Ша-Зиман не испросил у победителя пощады Ша-Махмуду, который, как упомянули мы, за два года перед тем выколол Ша-Зиману глаза. Это почти беспримерная черта восточного великодушия. Ша-Махмуд был однакожь заключен в Балаи-Хиссар.

Ша-Шуджа-Уль-Мульк сделал сына Ша-Зимана, Ша-Заде-Султан-Кейсара, воеводою в Кандагаре и имел к нему большое доверие; он сделал его наместником своим в Кабуле, когда пошел усмирять возмущения в Пшавуре, Дире, Мултане и Шакарпуре. Во время этого отсутствия шаха, Ша-Заде Султан-Кайсар вздумал — последуя советам вельмож — провозгласить себя шахом. Он послал предварительно брата своего, Ша-Заде-Османа, в Пшавур, чтоб поджигать возмущения, а потом и сам отправился вслед за ним с войском. Шах, узнав об этом, воротился, ударил на Пшавур, взял после упорной битвы город — при чем Ша-Заде-Осман был ранен, но успел достигнуть Кабула (1806) и оба брата бежали-было после неудачной попытки — но, поверив обещаниям шаха, сами явились к нему в Кабул, где были заключены в Балаи-Хиссар, а сообщники их казнены.

Но во время смятений, Ша-Махмуд, ослепивший Ша-Зимана и восставший противу владеющего шаха, освободился из заключения своего и ушел к брату своему Ша-Заде-Фейруз-Эддину, в Герат, куда прибыл вместе со впавшим в немилость сардаром, Фаты-Ханом. Брат принял его и подал ему руку помощи: Ша-Махмуд собрал войско и пошел на Кабул. Ша-Шуджа-Уль-Мульк встретил его — следы кровопролитной битвы видны доселе — разбитый шах бежал в Пшавур, потом к Сеикам, а Ша-Махмуд вступил в город и в 1808 году вторично занял престол Авганистана.

Ша-Махмуд посадил брата своего, Ша-Аюба, в Пшавур, а сына Ша-Заде-Камрапа в Кандагаре; брату же Ша-За де-Султан-Галию поручил управление столицею. Фаты-Хан был пожалован визирем, а 16 братьев его все были определены к должностям. Между-прочим, Газим-Хан сделан воеводою в Кашемире, Самять-Хан в Дире, Яр-Мохаммед-Хан дан в помощь Ша-Аюбу, в Пшавур; Дус-Мохаммед Хан в ту же должность к Ша-Заде-Султан-Галию, в Кабул, и пр. По Ша-Фейруз-Эддину не досталось ничего; Ша-Махмуд был [50] обязан ему помощию, но ненавидел за то, что он прислуживался некогда Ша-Заде-Мохаммед-Насыру, сыну Ша-Зимана и отцу Ша-Заде-Мохаммед-Мустафа, равно как и угождал Ша-Шуджа-Уль-Мульку. Ша-Махмуд, решившись сменить Эддина, послал визиря своего, Фаты-Хана, с небольшим отрядом в Герат, поручив ему выманить оттуда Эддина в Кандагар, а сыну своему, Ша-Заде-Камрану, велел занять место начальника Герата; потом же и сам двинулся с значительными силами на Герат, оставив в Кабуле Ша-Заде-Султан-Галия. Но визирь перехитрил: Ша-Заде-Фейруз-Эддин догадался, и дошло до неприятельских действий с визирем. Ша-Заде-Камран счел за лучшее поворотить делом иначе: он, чтобы успокоить Эддина и успеть в коварном обольщении — велел выколоть глаза визирю; а Ша-Махмуд, вступив без сопротивления в Герат, захватил обманутого брата, вверившегося ему ценою глаз визирских — и отправил его, Эддина, в Кандагар, под надзор тамошнего воеводы Пурдул-Хана, брата Фаты-Хана.

Когда шестнадцать братьев визиря услышали об ослеплении брата — они соединенными силами поклялись шаху мстить. Старший брат визиря, Газим-Хан, управляя Кашемиром, был сильнее прочих. Он предложил услуги свои Ша-Шуджа-Уль-Мульку, который находился тогда в Лудияне — вызвал его в Пшавур, где хотел встретить с войском и завладеть, для него, Авганистаном. Ша-Шуджа-Уль-Мульк был бы не Азиатец, если бы он не воспользовался приглашением этим; он отправился из Лудианы в Баулпур, набрал там Индийцев и Авганцев сколько мог и отправился со значительным ополчением к городу Дири. Здесь сидел воевода Ша-Махмуда, Самят-Хан, брат Фаты-Хана. Он сдал город наперснику своему, Семандер-Хану, а сам ушел в Пшавур. Ша-Шуджа-Уль-Мульк взял город, посадил начальником туда другого брата Фаты-Хана, Мохаммед-Зиман-Хана, подошел к Пшавуру и взял его без сопротивления, потому-что начальник города, Ша-Аюб, признал за лучшее покинуть честь и место на произвол судьбы и бежать.

Ша-Шуджа-Уль-Мульк, будучи еще в Дире, принял посольство от жителей области Синдской, которые просили принять их во владение и управление свое. Он послал сына своего, Ша-Заде-Тимура, в Шахарпур, главный город Синдов, которые всегда состояли под владением авганских шахов. Но Газим-Хан, вызвав Уль-Мулька обещанием встретить его с войском у Пшавура, не сделал этого. За это новый завоеватель стал обходиться гордо и презрительно с братьями Газим-Хана, и не давал им никакой власти. Газим-Хан собрал шестдесят тысяч человек, пошел к ЮсуФ-Зеям, где находился бежавший из Пшавура Ша-Аюб, провозгласил его шахом и подступил к Пшавуру, в котором было не более десяти тысяч войска. Для довершения бедствия, молния ударила в пороховой запас осажденных Пшавурцев: взрыв этот причинил такой беспорядок и испуг, что Газим-Хан взял немедленно город. Уль-Мульк ушел к городу Диря, но братья Газим-Хана выгнали его; он кинулся в Шакарпур, [51] которым управлял, его именем, сын его, Ша-Заде-Тимур. Это случилось в 1818 году.

В-продолжение переворотов этих, происходивших на востоке Авганистана, Ша-Махмуд с сыном своим Ша-Заде-Камраном, устроив дела в Герате и умножив войско свое до двадцати тысяч человек, взяв с собою слепого визиря, Фаты-Хана, пошли на Кабул. Но прибыв в город Газни, узнали они об измене братьев слепого визиря в пользу Ша-Шуджа-Уль-Мулька; и Ша-Заде-Камран, не долго думав, велел изрубить слепца на куски, и продолжал с отцом путь свои. Но Ша-Заде-Султан-Гали встретил их, разбил на голову, и они едва спаслись с остатками ополчения в Герате, где, впрочем, владеют поныне.

Ша-Аюб и Газим-Хан, взяв Пшавур, отправились на Кабул. Ша-Заде-Султан-Гали вышел и к ним на встречу; по счастие ему изменило: он сам был убит, Кабул взят, и Ша-Аюб занял престол Авганистана, в 1819 году.

Во время бесконечных раздоров этих, Сеики, пользуясь отсутствием Газым-Хана и войска его из Кашемира, заняли город и область, и владеют Кашемирскою страною поныне.

Ша-Аюб, вступив на престол, пожаловал Газим-Хана визирем и выступил с ним на Шакарпур, дабы присоединить снова отделившихся Синдов, которыми управлял, по призыву народа, Ша-Шуджа-Уль-Мульк с сыном. Уль-Мульк ушол, не дожидаясь встречи, в Индию, в город Лудиану, где уже находилось семейство его, а Ша-Аюб, дав Шакарпуру своего воеводу, возвратился в Кабул. Но в то же время опять Сеики приступили к Пшавуру; Ша-Аюб встретил их; но войско, лишенное болезнию визиря начальника своего, было разбито Сеиками, и Ша-Аюб возвратился в Кабул. Победители не за престолом гнались: они разграбили весь город и ушли во-свояси.

Газим-Хан, возвратившись с шахом в Кабул больной, вскоре умер; один из братьев его, Пурдул-Хан, прибыл скрытно с сообщниками в Кабул, и, в соединении с находившимися там братьями своими, условился свергнуть Ша-Аюба с престола. Они ворвались во дворец, убили между прочими сына шаха, Ша-Заде-Мохаммед-Исмаила, который защищал отца и стрелял в бунтовщиков, захватили самого шаха Аюба, и выгнали его из города. Он отправился в Пшавур к брату своему, Ша-Заде-Ибрагиму, бывшему там начальником, и с ним вместе ушол к Сеикам, в город Лагор, где находятся оба поныне.

Таким образом, мало-по-малу, весь дом шахов авганских лишился престола и отечества своего, а братья бывшего сардара, Фаты-Хана, который, как сказано, впал в немилость у шаха Шуджа-Уль-Мулька и бежал, вместе с заключенным в Балаи-Хиссаре Ша-Махмудом в Герат, — братья вельможи этого овладели Авганистаном и держатся там поныне. Но Кашемир остался под властию Сеиков, а Герат доселе управляется Ша-Заде-Камраном, сыном Ша-Махмуда, ушедшего в Индию, в город Лудиану. Областию Синдскою владеют ныне Белуджи. [52]

__________

Около 1814-го года, Ша-Зиман, со внуком своим, Ша-Заде-Мохаммед-Мустафою, жил в Кабуле; а сын Ша-Зимана, отец Мустафы, Ша-Заде-Мухаммед-Насыр, был уже в Индостане. Он вздумал идти в Мекку на богомолье с сыном Ша-Заде-Вудутом, с женою и со взрослою дочерью от другой жены, Таджи-Джиган-Беггом. При проезд чрез бохарский город Бальк, начальник города волею и неволею отправил его на Бохару. Хан Мир-Хайдар, отец нынешнего, Насыр-Уллы, взял дочь его себе в замужство; и Ша-Зиман, прожив в Бохаре только десять дней, отправился через Серахс в Мекку, оттуда прибыл, по истечении четырех лет, через Персию, Герат и Кандагар в Шакарпур, где владел Ша-Шуджа-Уль-Мульк (1817–1819). Когда Ша-Аюб подступил к этому городу, то Ша-Зиман ушел в Индию. Бохарскаа ханша, Таджи-Джиган-Беггом, живет и поныне в Бохарв, во дворце. У ней гостил, как сказано выше, брат Ша-Заде-Фаррух, пришедший из Мешеда в 1825 году, бывший в 1831 году в Оренбурге и проживающий ныне в Кокане.

Ша-Заде-Камран, владетель Герата, крайне притесняет жителей. С Персианами он в дружбе, а хивинскому хану, Мохаммед-Рахиму, за добрый прием отца его, Ша-Махмуда, хивинским Ильтезер-Ханом, прислал он слона, или никак еще двух, с которыми Хивинцы не знали куда деваться, ибо он поедал один почти столько, сколько весь двор ханский, и потому нынешний хивинский хан, Алла-Кул, вздумал прислать его российскому Императору в 1826 году, чтоб загладить чем-нибудь грехи свои; но слон и посол было отправлены обратно. Хат» послал надоевшего ему слона коканекому хану.

__________

Братья Фаты-Хана владеют, независимо один от другого, областями и городами Авганистана; все города разобраны по разным рукам, и согласия между братьями нет. В Кабуле сидит Дус-Мохаммед-Хан. Владельцы позволяют себе всякую неправду против подданных, какою только когда-либо славился Восток. Они грабят соседей, иногда и своих, а богатых, если только могут их проведать, казнят, и отбирают имение. Поэтому, Бохарцы ныне почти вовсе не ходят в Кабул; персидские купцы, однакожь, все еще бывают.

Гязяря есть кочующий и склонный к грабежу народ, между Бальха и Кабула. Они подвластны были авганским шахам, которые назначали старшин из них же и не позволяли им грабить; но ныне, при общих неустройствах Авганистана, они никому не повинуются и грабят всякого, кого осилят.

Менее опасны Кяфыры, кочевой народ по окрестностям Кабула и Пшавура. Но и там безначалие производит большие беспорядки.

Сеики, завладев Кашемиром, более и болье усиливаются. Ежегодно ходят они в Пшавур и собирают постоянную подать лошадьми, припасами и деньгами. Но Сеики справедливы и правдивы; Кашемир несравненно счастливее, чем при Газим-Хане. Кашемирцы вовсе были бы довольны, еслиб Сеики не запрещали им сзывать к молитве с [53] менаретов и резать в пищу рогатый скот, который пользуется у Сеиков неприкосновенною святостью.

Промыслы и торговля упадают в Авганистане с-году-на-год; городам беднеют и пустеют. Кабул был более Астрахани; ныне он опустел значительно. Хороший дворец кабульский разорен, и Дус-Мохаммед-Хан живет в небольшом доме, им в городе выстроенном. Народ нередко подсылала, людей к Ша-Шуджа-Уль-Мульку и просил его возвратиться, а Англичане обнадеживали его, что снабдят его войском, когда согласие упрочится между Россиею и Персиею.

Ша-Заде-Мохаммед-Мустафа имел превосходную память для имен и происшествий и рассказывал все, что мы теперь пересказали, порядочно и, при повторенных в разное время вопросах, всегда одинаково; но когда касалось дело до времени, он нередко сбивался, или показывал не всегда согласно с прежними рассказами своими. Кроме того, нелегко было усчитывать его, следовать за счислением времени и переводить его на нашу эру. По показаниям его составлена следующая летосчислительная таблица:

Начало владения Ша-Ахмеда в 1748 году.
Смерть его и воцарение сына его, Ша-Тимура в 1772 году.
Смерть Ша-Тимура и воцарение сына его, Ша-Зимана в 1793 году.
Свержение с престола Ша-Зимана, воцарение Ша-Махмуда в 1801 году.
Свержение Ша-Махмуда, воцарение Ша-Шуджа-Уль-Мулька в 1801 году.
Восстание Ша-Заде-Кайсара в 1806 году.
Свержение Уль-Мулька и вторичное воцарение Ша-Махмуда в 1808 году.
Вступление на престол Ша-Аюба в 1819 году.

Все Авганцы вообще разделяются на три поколения; Дурани, Юсуф-Зеи и Гильджеи; поколение Дурани имеет девять отраслей: Сяду-Зеи, Башу-Зеи, Барык-Зеи, Попул-Зеи, Нур-Зеи, Али-Зеи, Ачик-Зеи, Шир-Зад, Везир или Уайзир; поколение Юсуфу-Зеи имеет три отрасли: Мохмянд, Хамель и Дау-Зеи; поколение Гиль-Джеи разделяется на на Насяр, Са-Ак, Джабар-Хил и Му-Шуани. Язык Авганцев есть наречие персидское; вера мухаммеданская, толка шиитов.

Авганистан может, или мог бы выставить до 300,000 воинов, говорит князь-повествователь. В предместиях Кабула обитают Гулям-Ханп, царские телохранители, до 12,000. Они живут по домам семействами, и отправляют службу только при дворе; лучшие воины суть: Дурани, которые говорят чистым авганским языком; Джауан-Шир, говорящие испорченным турецким наречием; они происходят от Персиян, и наконец Кугистаны, живущие в полуторы днях от Кабула, в отраслях Тибетских Гор. Кугистаны сунниты и говорят своим особым языком. Число их до 200,000. Выключая всегда конных Джауаи-Широв, которые выставляют 15,000 воинов, в пехоту назначаются из всех других племен. Пушек мало, и мало их, кроме осады, употребляют; дерутся войска всегда почти конные и при сем бывают пушченки на верблюдах, зянбурак. Войско вооружается и одевается кто как может; единообразия нет; конница имеет сабли, пистолеты, ханджары, копья и луки; кабульские луки славятся, и стрелки, чтоб иметь твердую руку, учатся стрелять стоя на одной ноге. Пехота имеет шамхалы, длинные ружья, сабли, ханджары, а иногда также [51] стрелы. Одежда воинов, особенно многочисленнейшего племени Дурани, состоит из полукафтанья или чекменька; пушкари носят обыкновенно род легкой армянской одежды. У кого есть, надевают кольчуги, латы, шишаки — берут щиты. Воины отличаются от граждан неширокою, молодецкою одеждою и оружием, которое носят всегда. В самом Кабуле, Индийцы на службу не берутся; в Пшавуре, Амбарсаре и Кашемире отчасти служат. Войска вообще разделяются на дястн, на полки около 1,500 человек; дястя на сотни и полусотни.

Высшие гражданские и воинские чиновники имеют безотчетную власть над жизнию и смертию им вверенных. Сардари суть главнокомандующие; ханы первые воинские чины их; ханы командуют дястями, двутысячн, тысячными и пятисотенными отрядами, шыргазии помощники и заступающие места ханов; беки, то же, что в России офицеры, командуют обыкновенно сотнями и полусотнями; иногда назначаются из простых десятники. В военное время получает солдат от 5 до 10 туманов — серебряная монета в 10 рублей русских. Впрочем, не всегда выдается жалованье; одна крайность заставляет владельца их сардаря прибегнуть к этой неприятной мере. В коннице, у каждого бывает по одной своей, да по одной казенной лошади; продовольствия же, фуража и аммуниции не отпускают никогда. Маркитанты во множестве следят военные обозы и водят вьючных верблюдов со всякими припасами. В казенном обозе есть несколько оружия, немного военных припасов, котлы, и мастеровые с их орудиями. Все это возится на вьючных верблюдах. Пушки, запряженные волами, следуют с этим обозом. Тут же и табабы, то-есть лекаря, со снадобьями и припасами своими.

Город и крепость берут или приступом, взбираясь на стены по лестницам, или разбивая стены пушками, или осадою, выморив крепость голодом, но на последнее очень редко достает у них терпения. Делают и подкопы и подрывают стены порохом. Взятую крепость или город всегда предают грабежу и расхищению.

Шахи награждают чинов своих подарками: кашемирскими шалями, богатыми одеждами; иногда жалуют и деревнями и землями, но они в вотчиные не обращаются. Приговоры суда постановляются казыем или кадием, который вычитывает их из Алкорана. Во власти шаха изменить приговор казыя. Уголовные казни в Авганистане всегда сопряжены с варварскими мучениями и истязаниями. Пытка в употреблении.

На грабеж посылают нередко не только малые и большие чиновники, но и сами государи. Посланные собирают тайно шайку, нападают на соседей, куда сказано, а иногда и просто где удобнее, угоняют с полей скот, лошадей, верблюдов, грабят жителей и нередко еще уводят их в плен. Вообще ныне — хоть большого порядка никогда не было — Авганистан, распавшись на отдельные части, по областям и городам, находится в самом жалком положении; прав только сильный, а быть сильным пытается всякий, кто имеет, кроме себя самого, хотя одно подвластное себе лицо; а потому жители во множестве бегают с места на место и в особенности уходят из больших городов и стараются скрываться по небольшим селениям в неизвестности.

Примеч. Выписки эти сделаны в 1833 году, т. е. до нового переворота в Кабулистане, произведенного Англичанами, и каждое ныне относится к тому времени.

В. ДАЛЬ.

Текст воспроизведен по изданию: Из записок оренбургского старожила // Отечественные записки, № 4. 1842

© текст - Даль В. И. 1842
© сетевая версия - Thietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Отечественные записки. 1842