-

ВЕЛИЧКО П. Е. ⁹¹

Описание Хивинского ханства и дороги туда из Сарайчиковской крепости

(1803 г., с примечаниями В. В. Григорьева ⁹²)

Предлагаемое «Описание» составлено было, как видно из пометки на последней странице рукописи в Оренбурге в 1803 г.: стало быть, это первый по времени опыт систематического описания Хивинского ханства на русском языке. Бланкеннагель, правда, еще прежде, именно по возвращении своем из Хивы в 1794 г., изложил свои о ней «Замечания»; но замечания его не имеют такой полноты, как наше «Описание», и притом изложены были первоначально, по-видимому, на немецком языке. Сказанное о Бланкеннагеле еще в большей степени относится к рассказам о Хиве Рукавкина из 1750-х годов. Как мало еще знали мы о Хиве в то время, лучшим свидетельством могут служить сведения о ней, помещенные в «Оренбургской топографии» Рычкова (СПб., 1762). В этом то качестве первого опыта и сочли мы издаваемое описание достойным печати. К сведениям о Хивинском ханстве, собранным позже г.г. Генсом, Иваниным, Данилевским, Базинером и другими, прибавляет оно весьма немногое, но на него и не следует смотреть как на материал для ознакомления с Хивою в ее настоящем положении. Это документ для исторической географии, свидетельствующий о том, какие сведения имелись о Хиве в Оренбурге, а, следовательно, и у правительства нашего, в начале текущего столетия. Документы же такого рода, не говоря о значении их в истории географической науки, весьма важны и в том отношении, что дают возможность вернее понимать и оценивать действия и предположения как правительств, так и отдельных лиц в известное время и в известных обстоятельствах. Рассматривая действия администрации в данное время по отношению к тому или другому предмету, историк необходимо должен знать, какие имелись тогда сведения об этом предмете; только при таком знании и может он сказать, хорошо или дурно распоряжалась администрация для достижения своих целей, была она впереди или позади общества; если же нет у историка документов, которые сообщили бы ему это знание, невозможен для него и беспристрастный непогрешительный суд над прошлым; судить об этом прошлом, не зная положения средств его и сведений, по средствам и сведениям [180] современным историку промах страшный, в который, однако же, впадали и продолжают впадать весьма многие.

Есть основание думать, что предлагаемое «Описание» составлено было или самим П. Е. Величко, который был в 1803 г. директором Оренбургской таможни, или по его распоряжению; его тогда сильно занимала мысль об учреждении русской купеческой компании для развития торговых сношений с Средней Азией, и он старательно собирал все, какие мог, сведения о находящихся в ней владениях.

В примечаниях к издаваемому описанию я имел в виду указать преимущественно на состояние современных или, по крайней мере, ближайших к нам сведений о предметах, в нем трактуемых.

В заключение не лишним считаю упомянуть, что я не имел в руках Эрмановых Beitraege zur Laender und Staaten-kunde der Tartarey (Weimar, 1804) и потому не могу сказать определенно, служило ли издаваемое «Описание» одним из источников для этого сборника, как можно заключать о том из ссылок на оный Г. П. Гельмерсена во втором томе издаваемых им и К. М. Бергом Beitraege zur Kenntniss des Russisches und der angrenzenden Laender Asiens.

Описание Хивы и ее окрестностей

I. Дороги в Хиву из России

1. Прямейшая из Оренбурга чрез Киргиз кайсацкую степь и кочевья каракалпак, имея Аральское озеро влеве, расстояния до 700 верст, по сей ездят одни хивинцы на верховых лошадях и налегке (Ныне от Оренбурга к Хиве чрез Киргизскую степь и плоскую возвышенность Устюрт пролегают не один, а несколько путей, которыми и ходят исключительно (оставив все прочие ниже упомянутые дороги) хивинские и киргизские караваны, направляющиеся из Оренбурга в Хиву или обратно. Подробное описание одного из самых обыкновенных путей от Оренбурга до Хивы, которым ехало туда русское посольство, отправленное в 1842 г. с полковником Данилевским, находится в Базинеровом Naturwissenschaftliche Reise durch die Kirgisensteppe nach Chiva. St. Petersburg, 1848, s. 42-118. Одометрическое измерение этого пути дало извилистую линию в 1409 верст. Путь из Оренбурга до Хивы, которым следовало в 1858 г, посольство наше туда под начальством Игнатьева, описан г. Н. Залесовым в «Военном сборнике» на 1858 г., книга VI, с. 487-491 и книга VIII, с, 491-497. Сверх того, описание пути из Хивы до Оренбурга, которым следовали находившиеся в плену у хивинцев Андрей Никитин и портупей-прапорщик Медяник, напечатано со слов их В. И. Далем в «Альманахе» Владиславлева на 1838 г., с. 201-204, и в «Литературной газете» на 1840 г. № 14, с. 326). [181]

2. Чрез ту же степь и каракалпак, имея Аральское озеро в правой руке, расстоянием до 900 верст, по сей и караваны ходят (Ныне этим путем караваны в Хиву и обратно вовсе не ходят. В этом направлении проехали в Хиву из Оренбурга в 1741 г. геодезист Муравин и в 1841 г. — капитан Генерального штаба Никифоров. Подробный маршрут Муравина напечатан в «Географических известиях» И. Р. Географического общества на 1850 г, с. 557-585. По этому маршруту насчитано от Оренбурга до Хивы 1472 1/2 версты).

3. От монгишлакской пристани Сарташ между Каспийским морем и Аральским озером, расстоянием до 500 верст (В этом направлении пролегают также не одна, а несколько или, по крайней мере, две дороги: одна — на Куня-Ургенч, другая — прямо на Хиву. Дороги эти были в течение долгого времени самым обыкновенным путем торгового сообщения Хивы с Россиею чрез Астрахань. Тою или другою из них следовали в 1794 и 1795 гг. майор Бланкеннагель, ездивший в Хиву с дипломатическим поручением от императрицы Екатерины II, и греческий митрополит Хрисанф, путешествовавший по Азии из любознательности. Но о дорогах этих означенные лица не сообщили никаких сведений; равно как не сообщили их о пути своем и английские агенты капитаны Аббот и Шекспир, проехавшие в 1840 г. из Хивы не на Мангышлак, а на бывшее Ново-Александровское укрепление (при Кайдацком заливе Мертвого Култука на Каспийском море). О Бланкеннагелевом пути см. в «Вестнике» И. Р. Географического общества на 1858 г., книжка 3; о митрополите Хрисанфе — в «Чтениях И. Московского общества на 1858 г.; о Шекспировом — в Blackwood Magazine за июнь 1842 г.; об Абботовом — в его Narrative of journey from Heraut to Khiva, Moskov and St. Petersburg London, 1843. По какой бы дороге, впрочем, ни ехать с Мангышлака в Хиву, расстояния менее 1000 верст не будет. В последние годы ход караванов из Хивы на Мангышлак почти вовсе прекратился).

4. Удобнейшая с Уральской линии выше Гурьева-городка от форпоста Сарайчиковского расстоянием до 700 верст (Нижеследующее подробное описание этой дороги, известной под именем Старой Ногайской, тем важнее, что, судя по остаткам больших и прочных путевых по ней сооружений, каковы мосты, колодцы, караван-сараи, укрепления, должно с полною достоверностью заключать, что это во времена монгольского владычества и процветания Сарая на Волге, быть может, и ранее того, еще в период Итиля и хазарского владычества, был главный путь, коим ходили торговые караваны из Средней Азии в Восточную Европу и обратно, переправляясь чрез Урал у Сарайчика, нынешнего Сарайчиковского форпоста. Теперь этою дорогою караваны не ходят вовсе, а направляются из Хивы в Оренбург и обратно одним из путей, о коих сказано в прим. 1; потому и неизвестно, сохраняются ли по ней доселе и в каком виде разные путевые сооружения, существовавшие, как видим из настоящего описания, еще в начале настоящего столетия). [182]

У сего форпоста, переправясь чрез р. Урал, дорога идет влево до речки Сагис, расстоянием около 80 верст, речку сию переезжают по некоторого роду плотине из тесаных белых диких камней, сделанной так, что вода по верху ее течет, имея глубины менее четырех вершков. Строение сие, по словесным преданиям, есть одного из Чингизхановых сынов. Речка Сагис впадает в соляное озеро Тентякшур, лежащее недалеко от р. Эмбы и в нем теряется (Река Сагыз, имеющая всего течения 375 верст, действительно теряется близ берегов Каспийского моря в огромных солонцах, известных под названием Тинтяксор «Дурацких солонцов». Это название Тинтяксор носят и многие другие большие солонцы в степи, например, находящийся на правом берегу р. Иргыза близ озера Мельдекуль. Вообще, название сор, или сур, присвояется киргизами сухим и мокрым солонцам, составляющим одну из отличительных особенностей степных пространств Каспийского бассейна и состоящим или из сероватого сухого соленого ила, или из соленых грязей, топких, а нередко и вовсе непроходимых. «Иные солонцы (хаки) пересыхают в продолжение лета, — говорится в «Военно-статистическом обозрении Зауральской степи Оренбургского ведомства», изданном Генеральным штабом (СПб., 1848, с. 19), — и представляют в таком случае твердый грунт, на котором копыта лошадей не оставляют даже следов». Такие, весьма часто встречающиеся по правому берегу Сыра пространства желтоватой или белесоватой глины, крепко-накрепко засохшей под влиянием палящих лучей солнца и принявшей почти глянцевитую поверхность, не суть солончаки, и называются по-киргизски не хак и не сор, а такыр; хак значит просто напросто «болото» или «топкое место», почему хаком называется и такыр, когда он покрыт весеннею водою от стаявшего снега. По Левшину («Описание киргиз-кайсацких орд и степей», I, с. 181), чрез Сагыз по описываемой дороге переправляются близ развалин древнего укрепления, Называемого Узунтам).

От моста дорога склоняется вправо до ключей Кайнар, расстоянием до 20 верст; тут имеются развалины каменных и кирпичных зданий. [183]

От сих ключей до урочища Баканчин около 25 верст, к нему переход чрез реку Эмбу вброд, таковые же развалины и тут имеются (По Левшину, это развалины древнего кладбища, которое зовется не Бакачин, а Бакашаулия).

К сему же урочищу от показанного форпоста есть другая дорога камышами и между озер, имея речку Сагис и озеро, ее в себя принимающее, влеве, расстояния до 100 верст.

От урочища Бакончин, остявя Ембу, дорога склоняется несколько к берегам Каспийского моря до ключей Учукан (Учукан есть, по всей вероятности, испорченное Учакан «три ручья»); вода в них солоноватая и пресная, соединяясь в один ручей, протекающий версты с две к морю, впадает разными ручейками в земляные провалы и более не показывается. Около ключей имеются развалины каменных зданий, строенные, по словам кочующих, ордами Чингиз-хана. В сторону, с правой руки до 3-х верст, есть озеро, именуемое Учуканским же; в нем соль сухая, к употреблению весьма хорошая; длинною сие озеро до 15, а шириною с полверсты.

От Учукан ключей, гладкою безводною степью, кочевьями киргизскими до горы Чин с 90 верст, на всякой станции в трех местах сего расстояния имеются развалины каменных строений из белого дикого камня, род крепостей. Гора Чин, начавшись с запада у Мангишлака, продолжается разными возвышениями, склоняясь к юго-востоку степью почти на 500 верст до песков Больших Бурсук (Горы, или даже гряды гор, которая бы называлась Чин, не существует, а зовется не чином, а чинком, обрыв, местами крутой, местами довольно отлогий, которым плоская возвышенность Устюрта переходит с юга и севера в прилегающие к ней низменные равнины Туркменских и Киргизских степей, а с запада и востока упирается в Каспийское и Аральское моря. Впрочем, северо-западный чинк Устюрта носит, у киргизов имя «гор», именно зовут они его «Туманными горами»). Лесу, кроме кустарников по всей дороге и по самой горе, вовсе никакого не имеется. Дорога на гору подымается до 20 верст, проехав 15, к правой руке есть родник хорошей воды, в левой ж на самых вершинах горы стоят три крепостцы, могущие поместить каждая до 300 человек, расстоянием одна от другой в полуверсте; построены из плит белого крепкого камня и многие около их развалины. Поднявшись на гору, открывается равнина до 200 верст, склоняясь влево к Аральскому озеру. [184]

От родника хорошей воды до палат Куптам, где имеются и другие еще здания, столько же верст. Строения сии из четверо-угольного кирпича на известковой смазке, стоят по обеим сторонам дороги в разных местах, расстояниями одно от другого по версте и более. Тут же имеются два колодезя хорошей воды, выложенные кирпичом, около коих можно насчитать до 10 зданий, а всех более 30; все без крыш со сводами и многие из них целы.

От палат Куптам до двух копаней чистой воды, называемых Кощи, до 30 верст, с переходом песков Шам (Пески эти зовутся киргизами Сам, а не Шам. Отсюда Старая Ногайская дорога идет, по Левшину, на Айбогир (т. е. Айбугир) чрез колодцы Айдобул, Актюбя и Кургурук; описываемый же путь на колодцы Кощи, Чурук и так далее составляет особую ветвь этой дороги); пески сии тянутся по длине горы до 200 верст, имея в поперечнике около 20: по всем пескам вода в копанях не глубже полутора аршина, самая чистая. Трава по всему пространству горы двух родов: янтак, способная для корму верблюдов и карачульник — для лошадей и мелкого скота (Янтак, по татарскому произношению, или джантак, по киргизскому, есть известное Alhagi camelоruт Fisch., описанное у Ледебура в Flora Rossica, I, с. 716. Какое же растение называется в настоящем описании карачульником, мне неизвестно: такого названия я и не слыхивал).

От копани Кощи до ключа Чурук, с 30 верст от него к левой руке имеется большой лес, состоящий главнейшее из дерева саксаул, не столь высокого, но толщиною до аршина (По Ледебуру толщина ствола от 6 до 8 дюймов. Листья длиною от 1/2-3/4 линии, чешуйчатые, собранные колечками); дерево в рубке твердое, но хрупкое, лист имеет продолговатый узкий, в огне горит жарко и к деланию углей отменно выгодно, на что большей частью и употребляется (Саксаул - это Anabasis ammodendron С. А. Меу. Описан у Ледебура в Нога Altaica, I, с. 375. Листья этого растения, подобные сосновым иглам (это не листья, а молодые ветви), служат после морозов пищею для неприхотливого киргизского скота, а ствол и сучья составляют лучшее в степи топливо. Растение это служит топливом и для пароходов на Сырдарье и Аральском море. По чрезвычайной плотности древесины, зарытый в золу уголек саксаула сохраняет огонь сутки и более; на воде саксаул тонет, а под топором дает искры и может быть скорее изломан, нежели перерублен. Подробное описание саксаула см. у Базинера, I, с. 93-95). [185]

От Чурук до двух колодязей Блявули до 50 верст; колодязи выложены кирпичом, подле них имеется большая старая каменная палата с одною башнею, род крепости, вышиною с дом, о двужильях со сводами и с несколькими во внутренности покоями, во многих местах разбитая. Строение сие, по словесным преданиям, есть одного из Чингиз-хановых сынов, шедшего из Астрахани обратно в Хивинскую землю.

В сей палате долгое время имели пристанище разбойники из каракалпак и трухменцев, грабившие ходившие мимо сих мест караваны или бравшие за водопой с проезжающих немалую подать. Киргизцы лет 30 тому, наскучив сим притеснением, выгнали разбойников из их убежища и колодязи забросали песком и камнем; с тех пор нет уже тут ни воды, ни разбойников. В правую сторону до 50 против сего места верст есть в земле три глубоких провала, в которых шум как бы текущей воды слышится (Это общее в Средней Азии поверье, о котором до последнего времени нельзя было сказать определительно — вздорное оно или нет. Но в 1858 г. все пространство Устюрта было окончательно пройдено полуинструментальною съемкою, и теперь наука вправе ожидать от г.г. офицеров Корпуса топографов при Отдельном Оренбургском корпусе, что они разъяснят, в чем тут дело).

От Блявули до двух ключей, именуемых Кушбулак, около 50 верст; вода в них солоновата, вышеупомянутый лес примыкает к сим местам с левой руки. Пройдя от сего становища верст с 10, дорога разделяется на две: одна прямо чрез г. Старый Урганчи идет в Хиву, чрез продолжение 300 верст, подаваясь более в правую руку, летом безводная, идет кочевьями каракалпаков, имея Аральское озеро влеве, расстоянием до 50 верст. По сей дороге, пройдя 10 верст от ее разделения в сторону около пяти, есть остров, именуемый Барса-кельмес, то есть «входящему путь невозвратен». Он окружен со всех сторон мелкою соленою водою, или, лучше соленою тиною до двух верст ширины. Сам остров продолговат, имея окружности до 15 верст, на средине его примечается обширное старое здание, но невысокое, неизвестно, кем когда построенное; называют еще сей остров волшебным, почитая его житием нечистых духов; по словам некоторых, бывавших недалеко от сего острова, там слышатся по вечерам и чрез всю ночь разные [186] голоса зверей, лай собак и крики ночных птиц, почему никто на оный и не ездит (Солонец Барса-Кильмас показан на карте, приложенной к путешествию Базинера в Хиву, между параллелями Караумбет и Коскаджула, в расстоянии 30-45 верст от дороги, идущей по низменности между помянутыми спусками с Устюрта. О существовании посреди этого солонца острова, на котором находится замок, упоминает и Рукавкин со слов вожаков его киргизов. Разъяснение, что такое этот замок, должно ожидать тоже от г. г. офицеров Корпуса топографов, производивших съемку Устюрта).

Другая дорога идет чрез Конрат, от Кушбулака ключей до Аральского озера до 60 верст.

От сего места дорога с 10 верст спускается круто под гору, имея берега Аральского озера в левой руке; спустясь под гору, с правой стороны идет высокая гора с разными холмами Караумет. Она начинается с юга от Каспийского моря, идет на восток и оканчивается у песков Бурсук (Караумет и Караумбет, или правильнее — Каракумбед, называется не какая-либо гряда гор, а юго-восточный чинк, или обрыв, устюртской плоской возвышенности, подобно тому, как северо-западный чинк, или обрыв, Устюрта зовется «Туманными горами». Затем, в частности, название это (Каракумбед) носит подъем на Устюрт, находящийся невдалеке от мыса Урга). По горе имеется довольно леса из дерева саксаул, дженгель и чангаль (О саксауле сказано выше. Дженгаль, правильнее джангыл, называется русскими «гребенщик», по Линнею - Tamarix Gallica, описан у Ледебура в Flora Rossica, II, 134. Кустарник этот, достигающий иногда высоты 10 и более футов, растущий нередко густыми рощами, листом сходный с кипарисом, а цветы имеющий кистеобразные, красно-лилового цвета, составляет лучшее украшение степей. Чангаль, правильнее чингель — невысокий кустарник с колючими иглами, который видели мы, густо покрывает многие пространства по берегам Сыра. Как окрещен он учеными ботаниками, не знаем. Во всяком случае киргизское название его должно быть в связи с персидским дженгель, которое вошло в английский язык в виде jungle); сие последнее имеет пень, покрытый большими крепкими иглами. По вершине горы стоят 12 будок, расстоянием одна от другой до пяти верст, из плит белого камня сделанные, как уверяют, каким-то Кариханом (Об этих «будках», или башнях, см. Базинера. 1, с. 88-89). Дорога, продолжаясь около камышей и гор, отделившихся от [187] Караумет-горы, лежит по берегу Аральского озера по каракалпацким кочевьям до Конрата 60 верст (Описывая эту дорогу, следовало упомянуть, что на пути от Каракумбеда до Конграда надо переправляться чрез Айбугирский залив Аральского моря). Народ конратский, состоящий наиболее из узбеков, однородцев с хивинскими, и частию из каракалпаков и трухменцев, именуется также и аральским по кочевьям его около Аральского озера (Никакого «аральского народа» или «аралинцев» в этнографическом смысле никогда не было, а назывались так узбеки, поселившиеся в низовьях Амударьи, около Аральского моря, и вместе с каракалпаками, составлявшие в разное время отдельное от Хивы владение, главным городом которого был Кунград). Конрат же, дающий ему сие название, есть в их кочевьях главное место, обнесенное земляным валом, окружностью до 20 верст, вал вышины до двух аршин с несколькими выездами, которые в нужных случаях заставливаются рогатками и телегами; в сию окружность собираются они с семействами своими во время зимнее, жителей у сего народа считается более ста тысяч (Подробности о Кунграде из 1840-х гг. см. у Данилевского в его «Описании Хивинского ханства» (помещенном в «Записках И. Р. Геогр. общества», книга V, с. 106-107). В настоящее время разоренный несколько раз хивинцами и туркменами, Кунград почти совсем опустел).

Река Амударья в древности называлась Оксус, потом Гигон. От Конрата до кочевья Кизильхозя едут вверх по левому же берегу Амударьи, лесом и кочевьями каракалпак, расстояние до 120 верст.

Кизильхозя обнесен стеною из глины и дерну; кочевых кибиток полагают в нем до 700, жителей до 3000, собирающихся с пашен зимою (Под Кизильхозя, здесь упоминаемым, не следует разуметь город, называемый вообще Ходжейли, или Хаджа-Или [по причине населения его, состоящего преимущественно из ходжей, см. об этом у Данилевского, I, с. 114, и «Сведения о Хивинском ханстве», помещенные в «Жур, нале мануфактур и торговли» за 1833 г., месяц апрель, с. 144], находящийся на пути между Конградом и Мангытом, а разрушившуюся крепостцу Ходжа, по показанию Ковырзина, находящуюся в 8 верстах от Мангыта. См. Nachrichten ueber Chiva, Bukhara и s. w., gesammelt von General-Maior Gens und bearbeitet von Gr, V. Helmersen, St.-Petersburg, 1839. S. 19). [188]

От Кизильхозя - по той же стороне реки кочевьями трухменцев до Матута 30 верст: обнесен валом, кибиток здесь до 2000, жителей до 8000 (О Мангуте, правильнее Мангыт, см. Данилевского, 1, с. 108).

Между Кизильхозя и Мангутом в левой руке, на самой Амударье, крепость земляная Копчак; жители в ней узбеки, числом до 1500 (О Копчаке, правильнее Кипчак, см. там же, с. 105. По нашему «Описанию» как Кипчак, так и Мангыт обнесены глиняными или земляными стенами; ошибочно ли было это известие, или в течение 40 лет стены эти совершенно развалились, только у Данилевского читаем, что обозначенные города ни стен, ни валов не имеют).

Все сии четыре кочевья, бывшие прежде в зависимости узбеков хивинских, назад тому 8 лет от них отложились, платя только ныне им 2000 червонных бухарских в год; управляются же выбранными из их роду узбеками Ходжамратом и Тюрсмратом, братьями, под названием беков (Весьма любопытное известие об историческом факте, не бывшем доселе известным в печати. Независимое существование Кунградского владения продолжалось, насколько мы знаем из рассказов бывшего в плену у хивинцев Федора Грушина (см. «Литературные прибавления к Русскому Инвалиду» на 1838 г. № 5, с. 84), до 1815 г., или около того, когда он был взят и разорен хивинцами; правителем его в это время был Тюря-Суфи, предательски умерщвленный одним из своих приближенных (см. Данилевского, 1, с. 106). С тех пор и до 1858 г. ханы хивинские владели Кунградом невозбранно, но осенью означенного года внук Тюря-Суфи по имени Мухаммед-Фенаг, соединившись с туркменами, вырезал хивинские власти в Кунграде и объявил себя независимым ханом (см. «Известия» И. археологического общества. Т. II. Вып. 3. С. 163). Жалкое владычество его продолжалось всего до зимы 1859-1860 гг., когда он был убит, и Кунград снова поступил под власть хивинского хана Сейид-Мухаммеда). Первому более 60, а второму — с небольшим 50 лет. Народ меньшего более любит и уважает за его тихий нрав и храбрость.

Конратцы, будучи кочевой народ, занимаются одним хлебопашеством, как и хивинцы; не менее же упражняются в рыбной ловле по Амударье и в Аральском озере при ее устье. Неводы и бредни наподобие наших делают из своей собственной конопли, имея оную дикую и сеяную. [189]

Рыба у них: белуги, осетры, севрюга, стерляди, а более сазаны и язи (Бывший долгое время в плену у хивинцев Федор Грушин, хороший рыбак, утверждает, что островов в Амударье нет, и не видно также ни севрюг, ни белуг, а много водится шипов. См. «Литературные прибавления к Русскому Инвалиду» на 1838 г. № 5, с. 85); мелкой всех родов и раков великое изобилие, черепах, хотя небольшого рода, весьма довольно. Из домашних птиц держат одних кур, из домашних скотов: коров, коз, лошадей, ишаков или лошаков, но все в малом количестве; для прокормления же себя выменивают от киргиз и каракалпаков баранов, быков и проч. Дикие звери в лесах: барсы, волки, лисицы и караганки (Это нечто иное, как видоизменение обыкновенной лисицы; у Палласа — особый вид Canis melanotus. Караганки особенно многочисленны в Бухарии); в степях: корсаки, степные кошки, шакалки, род малого волка, зайцы, дикие козы, сайги; по камышам около озер и рек великое множество кабанов. Из произрастений земных у них одно достойное примечание: корень марены, растущий во множестве, которым они красят сами в темно-красный цвет и вывозят в другие места; сие растение находится и в Хиве (В начале настоящего столетия марену из Хивы к нам не вывозили, вывоз ее в Россию в значительных количествах начался в 1840 году. В десятилетие с 1840 по 1850 г. доставлено было в Оренбург этого товара из Хивы с лишком 60 000 пудов на 175 000 рублей серебром, в пятилетие с 1850 по 1855 гг. — более 110 000 пудов на 290 000 рублей серебром, см. П. И. Небольсина «Очерк торговли России с Средней Азиею» (в Записках И. Р. Геогр. общества. Т. X. С. 310), и мой разбор этого труда (в «Двадцать пятом присуждении Демидовских наград», СПб., 1856. С. 173)).

II. Владение Хивинское

Сия землица, состоящая из 8 городов и нескольких между ими деревень, лежит вся от Амударьи влево по ее течению на трех проведенных из сей реки больших каналах, перекрещенных от города к городу и между собой многими малыми, при коих имеются селения, пашни, сады и разный около пашни лес, состоящий из саксауля, терема, кузюма, тутов и проч (О саксауле сказано выше (прим. 12); тут есть шелковица, что же такое терем и кузюм — я не знаю. Это по всей вероятности, ошибочно написанные названия растений, имеющих другие имена; Терем есть, вероятно, испорченное тергем — татарское название горда (Viburnum Lantana L.); см.: Анненков. Ботанический словарь, а может быть, терем написано вместо терен (Prunus spinosa)). [190]

А. Описание городов и их зависимости селений, начав от приезда с России

1. От Мангут до деревень Гурлян 20 верст, домы в сих селениях рассеяны на 15 верст до крепостцы сего же имени, сделаны из глины. Крепость на канале из Амударьи окружена валом из глины же, со рвом, наполненном водою; в ней двое ворот, в крепости и в деревнях полагается домов до 5000, жителей до 16 000. Базар бывает по четвергам и понедельникам на поле, с версту от города (По Данилевскому (1, с. 104 и Базинеру 1, с. 199), Гурлян вала и рва не имеет).

2. Новый Урганчи от Гурлян-крепости до 35 верст, на канале идущем от города Хивы. Обнесен глиняною стеною и валом, имеет двое ворот. В городе до 20 мечетей, в том числе больших три, но как мечети, так и дома все из глины; домов в городе до 1500, жителей 5000. Базар бывает в городе по воскресеньям и средам; в селениях, прилежащих к сему городу, жителей полагают до 50 000 (По Данилевскому (1, с. 109) и Базинеру (1, с. 197), от глиняной стены, окружавшей прежде Новый Ургенч, остались только обломки, угловые башни и двое полуразвалившихся каменных ворот. Жителей в городе, полагают и тот и другой, не более 2000, а домов до 300).

3. Главный город, жилище хана и пребывание правительства, есть Хива, от Нового Урганчи до 40 верст, на канале, проведенном дугою из Амударьи за 70 верст. Обнесен валом, и вновь построенною глиняною стеною с 12 башенками. Стена сия вышиною до двух сажен, толщиною до пяти аршин, обведена водяным рвом, глубиною в сажень и шириною тоже; все сие сделано не более 20 лет (Известны два плана Хивы: один, снятый в 1740 г. инженером Назимовым (издан П. С. Савельевым при статье его «Хива за сто лет назад», напечатанной в «Сыне Отечества» на 1842 г.) и другой, снятый в 1842 г. (издан при Базинеровом путешествии в Хиву), во время пребывания там русского посольства. Сличая оба плана, приходишь к заключению, что между нынешнею Хивою и Хивою, как она была за 120 лет назад, нет ничего общего, что это совершенно разные города. Вероятно, Хива 1740-х гг. была разрушена Надир-шахом до такой степени, что на месте ее возник впоследствии совершенно новый город. Это подтверждается и словами нашего «Описания», по коему, стена около Хивы возведена в 1780 -х гг. Эта стена обратилась со временем во внутреннюю, так как с распространением города за ее пределы в 1842 г. он обведен был новой в 6 верст 100 сажен окружностью. См.: Данилевский, 1, с. 112. О Хиве в 1858 г. у Н. Залесова в «Военном сборнике» на 1859 г., книжка первая, с. 283—288). Город имеет трое ворот: одни главные — на восток [191] к Новому Урганчи, другие — на юг к Азарису, третьи — на запад к трухменцам; но сии всегда заперты.

Ворота деревянные, как и во всех хивинских крепостях. В городе: мечети, коих до 30, в том числе больших три; караван-сарай, именуемый хивинцами ханским двором, и обывательские дома, все из глины. Внутри города к западной стороне примкнут замок, именуемый Арик (Арики, или кремли, есть во всех больших азиатских городах), обнесенный глиняною же стеною равной вышины с городскою, толщиною в полтора аршина; в сем замке, в особом доме неисходно живет хан; стража тут содержится ночью пленными и более из русских; пред жилищем хана лежат на земле без лафетов три пушки: две чугунные, по одному аршину, и одна медная, до трех аршин длины, все без всякого употребления. Напротив сего замка имеется в городе высокая и довольно обширная башня, называемая Медрес (Медресом, или правильнее медресе, «семинариею» называется не башня, а здание, при котором башня построена), построенная из жженого кирпича с четырьмя башенками, одними воротами к городу и одною калиткою к замку. В сем здании есть много обширных покоев, и оно служит убежищем для лучших граждан во время случающихся здесь часто внутренних смятений; в мирное же время всегда обращается оное в школу. Сия же башня служит со времен нашествия на Хиву персидского шаха Надыра (Нашествие Надир-шаха на Хиву было в 1841 году) подзорным местом, с которого наблюдают, чтобы неприятели не учинили нечаянного нападения на город. Домов в городе до 3000, жителей до 10 000 (Число жителей г, Хивы в 1840-х гг. Данилевский (1, с. 113) полагал не более 4000, а Базинер (1, с. 197) до 5000 душ. Мечетей, насчитали оба 17, а медресе 22). Базар бывает в главной улице, идущей от урганчинских ворот, по пятницам. Город окружается со всех сторон виноградными и плодовитыми садами, хлебопахотными землями и селениями, ему принадлежащими, в которых считается до 50 000 душ. [192]

4. От Хивы к северу в 25 верстах на одном канале с Урганчи лежит г. Шабат, обведенный земляным валом и старою глиняною стеною с одними воротами; в нем две мечети, домов до 500, жителей до 2000. Базар бывает по пятницам (Шабат, правильнее Шахабат. См. об нем Данилевского, 1, с. 114).

5. От Шабата 15 верст вниз по тому же каналу построен Кет, Сей город обведен глиняною стеною и рвом с одними воротами; в нем две мечети, дворов до 30, жителей до 1500 человек, торговать ездят в другие города (Кет или Кят, как видно из Данилевского (1. с., р. 108), почти совсем пришел в разрушение, он насчитал здесь не более 50, и то развалившихся, домов).

6. Анбари — небольшая крепостца, лежащая в сторону к пескам и кочевьям трухменцев, между Кетом и Шабатом, на канале из Шабата проведенном, окружена земляным валом с одними воротами; в ней мечеть одна, домов до 200, жителей-трухменцев до 1000. Во всех селениях, окружающих сии три крепостцы, жителей можно полагать до 40 000 (Анбари, правильнее Амбар. О положении его в 1840-х гг. см. Данилевского, 1, С. 103). Недалеко от сего города имеется озеро соли, которою снабжается не только вся Хива, но частию и трухменцы; промысел сей совершенно свободный и соль продается по базарам как обыкновенный товар. Конратцы привозят также каменную соль от горы Караумет.

7. От Хивы к востоку вверх по каналу до 35 верст лежит г. Ханка, обнесенный валом с двумя воротами и водяным рвом; в нем две мечети, домов до 500, жителей до 2000; в селениях же, ему принадлежащих, до 25 000. Базар бывает по пятницам (О г. Ханка, или Ханки, см. Данилевский, 1, с. III).

8. От Хивы на юго-запад, а от Ханки до 35 верст на особом канале, проведенном выше всех с Амударьи, лежит г. Азарис; обнесен глиняною стеною и водяным рвом, с одними воротами; в нем мечеть одна, домов до 400, жителей до 1500, а в селениях его ведомства — до 10 000. Торги бывают по воскресеньям (Азарис, т. е. Гезарасп, «тысяча коней». Ныне это местопребывание хивинских инаков, или наследников престола, вследствие чего, быть может, город сделался гораздо значительнее против того, каким представляет его наше «Описание». В 1840-х гг. здесь было десять глиняных мечетей и каменное медресе. См. Данилевского I, с. 142 и 198). [193]

Сверх оных городов, по вышепоказанной от Кушбулака прямой к Хиве дороге, на самом течении р. Амударьи, коим она прежде вливалась в Каспийское море, от Конрата 100, от Хивы 170 верст, лежит опустевший город и ныне называемый Старый Урганчи, имеющий крепкие древние стены, хотя из плит глины. Окружность его полагают до 50 верст; между многими развалинами видеть можно: две мечети, ханский дворец и некоторые дома, несколько уцелевшие, построенные из кирпича на основаниях из дикого камня.

По словесным преданиям, еще не старым, город сей весьма многолюдный и нарочито по своей обширной торговле богатый, был всегдашним пребыванием ханов и правительства хивинского; первое ему раззорение и грабеж причинен калмыцким Аюк-ханом, шедшим с своими людьми из Китая в Россию (Известно, что около 1686 г. Аюка, хан волжских калмыков, покорил под власть свою мангышлакских туркмен (см. «Историческое обозрение ойратов, или калмыков» И. Бичурина. СПб., 1734, с. 170), но чтобы он доходил до Куня-Ургенджа и разорил его, сомнительно); окончательное же его падение сделалось от самих хивинцев, которые, слыша о грабительствах и разбоях, чинимых Стенькою Разиным по берегам Каспийского моря, и убоясь, чтобы сей отважный побродяга не пробрался к ним по Амударье, решились сами течение ее отвести в Аральское озеро, завалив исток, коим она впадала в море. Успев совершенно в сем предприятии, они учинили всю сию страну безводную, и город оттого неминуемо долженствовал опустеть, ставши теперь пространным местом, наполненным развалинами, между которыми развелся лес, состоящий по большей части из саксаула. Хан же и правительство переселены были сперва в Новый Урганчи, теперь же находятся в Хиве (Отвод течения Амударьи из Каспийского в Аральское море вследствие опасения разбоев Стеньки Разина — чистый вымысел, доказывающий только, что разбойник этот действительно навел ужас на прилежащие к Каспию страны; о том, что Амударья, впадавшая прежде в Каспий, переменила течение, находим известие уже у Дженкинсона за сто лет до разбоев Разина. Когда и отчего именно опустел окончательно Куня-Ургенч, положительно неизвестно, а что это был некогда важнейший город в Хивинском оазисе, свидетельствуется, кроме истории, « его развалинами. Об них и нынешнем населении этого места см. Данилевского, 1, с. 107-108, и Базинера, 1, с. 97-102) ⁹³. [194]

Между всеми селениями хивинцев, рассеянными по каналам, есть еще небольшие крепостцы, служащие как и города, для укрытия жителей от набегов каракалпак, трухменцев и киргизов.

Домы во всех городах и селениях хивинских из глины: большею частою без крыш, без окон и без печей, зимою нагреваются очагами, похожими на камины.

Б. Правление хивинское

Есть в своем роде самое странное и неудобообъяснимое (В примечании 27 к изданным мною запискам Бланкеннагеля о Хиве (см. «Вестник» И. Р. Геогр. общества на 1858 г., книжка 3, с. 112) я объяснил происхождение действительно странного положения ханов хивинских во второй половине прошедшего столетия и указал на другие подобные явления в истории); хан, выбираемый из узбеков, есть главное лицо сего правления, но власти и уважения ни малейшей не имеет. Жилище его обыкновенное есть замок Арик, где он проводит свою жизнь с весьма худым содержанием в истинном заключении, наблюдаем будучи в малейших своих деяниях; все его властелинство заключается в одном прикладывании печати к бумагам правления, без чего никакие постановления не имеют силы, особо в делах важных, как и в преступлениях, заключающих смертную казнь. Повеления и учреждения все выходят от его имени, хотя об них он ничего не знает. Например, богатый сарт по малейшему подозрению лишается жизни со всеми родственниками, и имение их обыкновенно забирается на ханский двор, но хан не только ничего из сего не получает для себя, но и не знает когда сие делается. Нынешний хан называется Абляз, лет 50, выбран из каракалпак, об семействе его ничего неизвестно (Абляз — это Абульгази, сын Каипов, из рода кайсацких ханов, которых в прошедшем столетии называли нередко и каракалпацкими ⁹⁴. В подтверждение нашего «Описания» считаю нелишним привести следующую выписку из неизданных рассказов оренбургского мещанина Якова Петрова, находившегося в рабстве у бухарцев и хивинцев с 1787 по 1819 г, в Хиве, по словам Петрова, всеми делами ханства заправлял в его время Авяз-инак, а ханом считался между тем какой-то каракалпак. «Каракалпак этот, — рассказывал Петров — только имя ханское носит, делами же его заниматься не допускают. Только на смертные приговоры нужно его утверждение. В таких случаях Авяз-инак докладывает ему дело почтительным манером и называет его царским величеством, а каракалпак только махнет рукою и говорит: «Как вы там себе хотите, братцы». Живет он за городом в особом для него назначенном доме, из которого он не смеет выходить, и к нему определен караул. Человек он молодой и, не имея никакого дела, играет у себя во дворе с ребятишками. Он имел жену одну, но пожелал иметь другую, ему и дали. Даны ему также два аргамака, и к ним определен человек, который их кормит. Когда случается богатая свадьба, то и его приглашают. Его одевают тогда в парчовое богатое платье, сажают на лошадь и водят с церемониею по городу. Два человека едут впереди его, два человека ведут лошадь его за повода, двое стремена держат. А как побудет на пиру с полчаса, отправляют его обратно и опять запирают»). [195]

Второй чиновник и главнейший по хане есть инак, нынешний называется Авяз-М адалин, 50 лет, из узбеков конратских, получивший сие место насильно чрез некоторых приверженцев (С Авяз-бекому или правильнее Эйвас-беком, инаком хивинским, сыном Мухаммед-Эмин-бека (это и значит Мадамин) мы знакомы уже из «Замечаний» Бланкеннагеля. Из «Записок» митрополита Хрисанфа известно, что он был жив и правительствовал еще в 1795 г. По настоящему «Описанию», относящемуся к 1803 г., он даже и в это время правил Хивою: когда же он умер, то когда же властвовал и действовал знаменитый сын его Ильтезер? Ведь по Муравьеву (Путешествие в Туркмению и Хиву. Ч. II. С. 41), с 1802 г. на престоле хивинском сидел уже брат Ильтезеров Мухаммед-Рахим! Дело в том, что в 1803 г. Мухаммед-Рахим не вступал еще на престол, а Эйваз-бека не было уже в живых и ханствовал в это время Ильтезер, да автор настоящего «Описания» не знал об этом ⁹⁵). Сначала он был жесток, но, ныне умягчаясь и ставши правосудным, любим и народом, управляет всем самовластно. С ним в совете присутствуют: кушбеги узбек, митар, ведающий все доходы, из сартов, и аталык уйгурский из узбеков же; по храбрости своей и доверенности инака, начальствует над военными. Прочие города управляются аталыками, назначаемыми собственно от инака, хотя именем ханским и за приложением его печати (Должности кушбеги и мегтера (а не митара) существуют доселе. О правах их и обязанностях см. Данилевского, 1, с. 133; Базинера, Б. 246-247, и «Сведения о Хивинском ханстве», помещенные в «Журнале мануфактур и торговли» за 1843 г. (месяц апрель, с. 157). Последняя статья принадлежит М. И. Иванину, а не Ханыкову, как ошибочно показано у Базинера. Об аталыках, как городоправителях; упоминается лишь у Ковырзина (Nachrichten ueber Chiwa, s. 42). Уйгурский аталык значит аталык из уйгуров, или над уйгурами, узбекским родом, отличавшимся особою храбростью и строптивостью. Об этих уйгурах много говорит Ковырзин (1, с. 14, 18, 30), но из позднейших путешественников ни у кого не находим об них ни слова). [196]

Доходы ханские по большей части состоят: 1-е, в поборах с сартов, которые налагаются, смотря по состоянию, с иной семьи от ста бухарских червонных до одного, и даже бедные платят часть червонца. Узбеки от сей подати совсем освобождены; 2-е, с привозных товаров получается 20-я часть золотом или натурою; 3-е, с киргизов, за каждого приходящего с товаром верблюда один червонец, с 24-х баранов — один же червонец; сие все вместе составляет в год около 3000 бухарских червонцев, полагая каждый в 10 рублей (Т. е. 10 рублей ассигнационных. О статьях государственного или ханского дохода и расхода в Хиве см. у Данилевского, 1, с. 135-138; у Базинера, 1, с. 249-251 и у Иванина, 1, с. 147-149). Податьми наиболее отягощают наших купцов, поземельного сбора и с отпускных товаров пошлина не берется.

Правление хивинское, как и весь народ, будучи ненасытимо падки к корысти, чужды странноприимства, недоверчивы, склонны к буйству и грабежам, натурально не имеют ни с кем твердых связей, основанных договорами: всякое обещание, все клятвы не воспрепятствуют им при удобном случае сделаться вероломными; при виде опасности все обещают, но в истинном намерении изпровергнут все хитростью и обманом (Едва ли есть другой народ в мире, на счет которого были бы согласны так свидетельства, как относительно коварства и лживости хивинцев. Об них не сказал доброго никто, кажется, кто имел с ними дело. Резче всех выразился Бланкеннагель: «Чувствования чести никогда не обременяли души хивинской», - пишет он, и с этим приговором, зная хивинцев, нельзя не согласиться. Да и вся история Хивинского ханства служит тому подтверждением).

Всегдашняя вражда хивинцев с конратцами, каракалпаками, иногда и трухменцами производит часто кровавые драки. Главнейшая их военная сила состоит из конницы, вооруженной луками, копьями, несколько саблями и редко огнестрельным оружием, у которого вместо огнива фитили. Образ нападения их толпою, лучшая выгода, если могут сполошить неприятеля, и напасть на него нечаянно. Но если случится сопротивление, особенно увидят [197] падающих смертельно пораженных, тотчас рассыпаются, не зная совсем возвращения к бою. По важности тревоги иногда вооружение бывает поголовное, также выходит и несколько иногда пехоты, состоящей из мангутцев, которые почитаются у них воинственнейшими. От пяти до десяти тысяч обученного войска с несколькими орудиями не только могут весьма удобно укротить все рои сих степных витязей, но и заставить их снова прочистить течение Амударьи в Каспийское море (Вопрос о том, текла ли когда-либо Амударья в Каспийское море если не всеми водами своими, то хотя одним рукавом, так важен и занимал уже столько умов, что говорить об нем вскользь не приходится. Мы принадлежим к числу тех, которые думают, что один из рукавов Аму мог некогда вливаться в Каспий, и что поэтому можно было бы даже и в настоящее время попытаться обратить часть вод Аму в это прежнее ложе. Доказательства представим когда-нибудь в особом исследовании о предмете).

В. О свойствах климата и земли

Климат во всех сих местах умерен и для здоровья человеческого довольно благоприятен. Воздух по большей части бывает сух, но жары несносны; зима непродолжительна, вода, хотя замерзает, но не надолго, снег выпадает несколько раз, но лежит не более одного или двух дней. Дожди осенью.

Почва земли состоит из легкой красноватой глины, весьма удобной для удобрения. Неизвестно ничего точного о внутренностях земли, кроме повествований многих очевидцев о богатых серебряных и золотых рудах.

На правой стороне Амударьи против хивинских владений лежит гора о многих возвышенностях, именуемая Ваислыкара, также золотая. Гора сия, начинаясь на западе от Кизильхозя, тянется вверх по Амударье на восток к городу Урганчи до 80 верст; поперечник ее в иных местах до 40 верст, по ней немалый лес из дерева саксаул. На сей горе имеются две мечети, построенные из белого дикого камня, первая от Урганчи, подымаясь с берега реки около 2-х верст, называется Шихиаббас, вторая — вниз от сея по течению реки верст с 15 на вышине горы против крепости Гурлян, именуется Ваислыкара; в ней похоронен пустынник сего имени, от коего и гора получила [198] название (Под именем Ваислыкара описывается здесь горная цепь, известная вообще под названием Шейхджели, о которой и см. у Данилевского, 1, с. 69-70. О существовании мечетей на этих горах в других источниках о Хиве, сколько известно мне, не упоминается). От сея мечети вниз до 25 верст против г. Мангут по вершине горы находятся многия разработанные ямы, весьма глубокие, из коих прежде доставались серебряные и золотые руды, но со времен Бекича (Т. е. князя Бековича, о несчастной экспедиции которого в Хиву см. Г. Ф. Миллера «Описание Каспийского моря и чиненных на оном российских завоеваний». СПб., 1763, с. 4-26, и А. Н. Попова «Сношения России с Хивою и Бухарою при Петре Великом» (в «Записках» И. Р. Геогр. общества. Т. IV. С. 239-267)) под смертью запрещено не только работать, но и приближаться к сим ямам; запрещение, относящееся наипаче к сокрытию от россиян сих сокровищ. Для лучшаго же охранения сих важных мест имеется тут стража (Имеются действительно в горах Шейхджели золотые и серебряные руды или существование их здесь есть изобретение хивинцев, положительно неизвестно, потому что горы эти не были исследованы никем из европейских геогностов, а болтовне азиатцев и бывших в Хиве русских пленников доверять в этом отношении нельзя. Впрочем, даже из сказанных пленников один, Андрей Никитин, рассказывает, что хан Аллакул приказал привезти руды из горы, которая отстоит от Хивы на пять дней ходу (значит, из Шейхджелийского кряжа), и велел русским пленникам плавить руду эту на серебро, но те, попытавшись, отвечали, что плавить из нее можно, да не серебро, а олово (см. «Альманах» на 1858 г., изданный Владиславлевым, с. 207), см. также Базинера, 1, с. 174-175. По показанию Ковырзина, стражи в горах нет, потому что хивинцы убедились будто бы в несуществовании здесь золота (I, с. 2)). Были примеры, что, невзирая на караул, многие ходили воровать там руды и многие за то пострадали. Гора с возвышениями состоит из камней черноватых и пестрых с зеленью, также из белых с такою же пестротою. На ней же находят сердолики и некоторый род бирюзы, по всей горе и более к ямам водится великое множество змей, но не ядовитых.

Г. Земные произрастания

Земля хивинская, будучи весьма удобна для удобрения, воздает за труды своим делателям довольно щедро. В садах хивинских можно видеть всех родов плодовитые деревья, приносящие [199] изящного вкуса плоды: тут родятся яблоки, груши, бергамоты, сливы, вишни, абрикосы, грецкие орехи и фисташки; винограда разных родов собирается довольно, но вин из оного не делают или по неумению, или по закону. Тутовые деревья осеняют почти все каналы и протоки, чрез них выкармливается великое множество червей, доставляющих знатное количество шелка.

В огородах родятся отличные дыни (Хивинские дыни пользуются большою и, надо сказать, заслуженною славою: они весьма велики и мясо у них не бланжевого, а белого цвета, но аромата дынного они не имеют или весьма в слабой степени. Их привозят иногда в Оренбург, зашитые для сохранности в товарных тюках, но для этого дыни срывают неспелые, они дозревают в дороге и не имеют настоящего вкуса. У нас хивинские дыни разводятся с успехом на Сырдарье, и там они столь же вкусны и велики, как и на родине;), разного рода арбузы, морковь, редька, лук и прочее.

На полях сеют: хлопчатую бумагу в великом количестве, сорочинское пшено, пшеницу, ячмень, просо, горох, бобы, чечевицу, льняное семя, кунжут перситский для масла и джегуру, растение наподобие тростника, имеющее довольно высокий толстый ствол и длинный лист, на самой верхушке его вырастает большая шишка, из которой получается от одного до двух фунтов мелкого продолговатого гороха. Мука из сего семени, хотя нарочито бела, но для делания хлеба неудобна; семя сие употребляется наиболее для корму лошадей и на делание крупы. Семена для муки мелют жерновами ручными, крупу толкут в ножных ступках — работа ежедневная для невольников и крайне тяжкая (Джегура, то есть джугура, растет в диком виде и у нас на Сырдарье. Это Sorghum сетиит Wild См. Базинера. 1, с, 232 и 325).

Сады, огороды и самые пашни по причине сухого климата неминуемо требуют поливки, и как все земли между городами и селениями составляют совершенную равнину и к тому перерезаны многими каналами и водяными протоками, то, спуская воду из оных в приготовляемые борозды, поливание производится весьма удобно, работа сия исправляется невольниками и обыкновенно ночным временем.

Сено приготовляют кошением травы, обыкновенно два, а в дождливое лето три раза (Можно заметить, что по малому количеству заготавливаемого сена траву в южной части ханства не косят косами, а жнут серпами). [200]

Домашние скоты и птицы в Хиве те же, что и у конратцев, дикие звери так же; из диких птиц в лесах, кроме мелких, не примечаются другие, на степях же видны в великом множестве дрофы, стрепеты, журавли, гуси, всех родов кулики, перепелки и прочие птицы, именуемые пролетными, которые, удаляясь на зиму к югу, задерживаются здесь долгое время. Хивинцы производят птичью охоту соколами и ястребами, получая оных из России.

Д. Рукоделия и промышленность

Мануфактур, фабрик и всех иных общих заведений в Хиве, как и у конратцев, вовсе не имеется. Шелк и хлопчатая бумага, произведение их страны, перерабатывается частно в домах женским полом. Ткани их шелковые, полушелковые и чисто бумажные, всегда полосатые, называемые сусы, употребляются ими на делание халатов; из бумаги же ткут они еще грубые полотна некрашеные, именуемые бязи, а синеокрашенные — буяки; также кушаки дешевой цены. Халаты обыкновенно подкладывают белою бязью со стеганьем на бумаге. Все эти изделия идут более к киргизцам (В точно таком же положении находится хивинская промышленность и в настоящее время. См. об этом предмете у Иванина, 1, с. 133—140).

Внутренняя торговля хивинцев и конратцев производится по городам в базарные дни: тут они продают и покупают свои местные произведения для отвозу в чужие земли; выменивают от киргизов, каракалпаков и трухменцев лошадей, быков, баранов на хлеб, на свои изделия и на привозимые ими из России и Бухарин товары. На всех базарах, особенно в больших городах, невольники продаются и вымениваются как обыкновенный товар: русские - от киргизов, персияне от трухменцев. Обряд сей варварской торговли есть истинный азиатский, то есть выправляют, заставляют показывать себя в различных положениях и проч., и проч. Хивинцы доставляют сей товар в Бухарию (Торг невольниками продолжается в хивинских владениях описанным образом и ныне, с тою только разницею, что не выводится на рынок русских пленников и пленниц, не потому, чтобы это было противно заключенным с Хивою договором, такая безделица не остановила бы хивинцев, а потому, что некому уже снабжать Хиву этим товаром. Бывшие поставщики его киргизы и частью прикаспийские-туркмены приведены ныне в такое положение, что не смеют промышлять этою торговли. Теперь киргизец подвергается законному преследованию не только за похищение русского и продажу его в рабство, таких случаев давно не бывало, а даже за держание у себя в неволе раба персиянина, афганца и другого азиатца. Ныне базары хивинские снабжаются невольниками и невольницами почти исключительно из персиян, захватываемых туркменами при грабительских вторжениях их в восточные области бессильных шахов). [201]

Внешняя хивинская торговля производится караванами на верблюдах, которых в марте месяце со всех городов Хивы и Конрата выходит до двух тысяч. В Бухарию отвозятся хивинские произведения и изделия, нужные там для киргизов, торгующих прямо с Бухариею, Оттуда вывозят тонкую пряденую бумагу, шелк, кубовую краску, шелковые бухарские, индейские и персидские ткани, кисеи и коленкоры: все по большей части для женского пола. От сих караванов небольшая часть отделяется к Астрахани с бухарскими и своими товарами (Торговля с Астраханью чрез Александровское (бывшее Новопетровское) укрепление на Мангышлаке несколько лет уже как совершенно прекратилась вследствие вражды туркменов к хивинцам и бессилия последних обуздать хищничество туркменов).

Важнейшее количество их товаров идет к Оренбургу, из коих самая большая часть, идучи степью, променивается киргизами на баранов, которые доставляются в июле на меновой двор оренбургский с остатками собственных товаров (Точно так же производится торговля хивинцев с Оренбургом и ныне, с тою только разницею только, что в последнее время часть товаров хивинских стала приходить в Оренбург не прямо, а чрез Бухару. Причиною этому относительная безопасность пути чрез Бухару и другие обстоятельства, о которых здесь не место распространяться).

От нас хивинцы выменивают: червонцы, масловые сукна, юфть, полосное железо и разную чугунную посуду, дощатую медь, воск, мед, сахар, мелис, небольшое количество кошенили, сурик, пряные коренья, сассапарель, пронизки, бисер, кровавик, моржовые зубы, всякие гребни, змеиные головки, ножи, ножницы, иглы, булавки, зеркальцы, сундуки большие и малые и другую мелочь на киргизскую руку. Возвращаясь от Оренбурга, променивают паки киргизам излишний товар на баранов, которых уже доставляют на зиму в свое отечество (Те же самые товары закупают хивинцы в России и теперь, и точно так же часть их, впрочем, гораздо меньшую, чем в прежние годы; сбывают дорогою в Киргизской степи. Причиною последнего обстоятельства то, что ныне русские товары, нужные для степи, высылаются туда русскими купцами и вывозятся самими киргизами, между коими развелось весьма много мелочных торгашей). [202]

Вся внешняя хивинская торговля, особенно их собственными произведениями и изделиями, едва составляет цену 300 тысяч рублей (Т. е. 300 000 рублей ассигнациями. На какую сумму сбывают хивинцы произведений своих в Бухару и соседним туркменам и киргизам, неизвестно. В Оренбург же с 1848 по 1850 гг. привезено было хивинского товара почти на 1 400 000 рублей серебром, и на ту же сумму в пятилетие с 1850 по 1855 г., но с 1855 г. привоз опять уменьшился, так что среднею цифрою годового вывоза в Россию в благополучные для Хивы годы можно принять 200 000 рублей серебром. См. П. И. Небольсина (1, с. 333) и мой разбор книги (1, с. 176)).

Е. Невольники в Хиве

Киргизы, врываясь воровски в российские пределы, а трухменцы — в персидские, похищают немалое количество подданных сих государств и продают оных в неволю хивинцам, которые, находясь по местному своему положению между Россиею, Персиею и Бухариею, с некоторого времени сделали для себя из сего хищения весьма прибыточную торговлю. Без посредства сей воровской промысел не имел бы такого распространения, ибо киргизы, не имея в хивинцах всегда готовых и удобных покупщиков пленных, не стали бы так жадно воровать, поелику они сами весьма немного держат невольников. Бухарцы также не слишком падки брать сей товар с первой руки, особливо русских. У хивинцев и конратцев пленных российских можно полагать гораздо за 15 тысяч человек (Впоследствии, хотя и неудачной, Хивинской экспедиции 1839-1840 гг. почти все находившиеся в пределах Хивы русские пленные были возвращены в Россию. С тех же пор по причинам, изложенным выше, русских пленных там не имеется, разве какие-нибудь старики, перепроданные из Бухарии; впрочем, и о таких не слышно. О числе русских пленников в Хиве, когда они там были, см. показания Никитина (1, с. 209), Грушина (1, с. 85), Рязанова («Утренняя заря», альманах, на 1839 г., изд. Владиславлевым, с. 87) и других). Сие число наполняют наиболее захваченные киргизами в бывшее в сем краю смятение (То есть во время пугачевского бунта) из Астраханской губернии россияне и колонисты [203] целыми семействами, которые живут теперь в сих местах домами, лишенные, однако, всякой свободы.

Персиян, называемых от хивинцев кызылбашами, гораздо более русских. Каждый хозяин столько властен в своем невольнике, что даже убить его может, не давая за то никакого ответа.

Обыкновенные работы невольников: унавожить и обработать землю на пашнях, огородах и садах. Землю пашут на двух быках малым плугом, в огородах же копают кирками; сеять и убирать хлеб, в огородах садить овощи, в садах ходить за деревьями, чистить каналы и протоки, спущать из них воду для поливки, ежедневно молоть муку в ручных жерновах и толочь крупу в ножных ступках, делать телеги и земледельческие орудия; словом, все домашние тягости — суть беспрерывное упражнение пленных, так что не имеют ни малейшего времени во дни, кроме небольших минут поесть и нескольких часов соснуть на отдохновение; малейшее упущение или остановление положенной работы наказывается всегда ударами плети.

Содержание их пищею: две пресные, из джегуры с пшеничною мукою, тоненькие лепешки на день, иногда жидкая пустая кашица и очень редко небольшой кусок худого мяса. Овощи и плоды не иначе позволяют есть, как которые начинают портиться. Из одеяния одна рубаха из буяку на год, халат — на два; обувь дают редко, и то изношенную; для постели дают небольшое количество соломы и тростника. Более всего смотрят за невольниками, чтоб они не имели какого б то ни было оружия, даже ножей не позволяют им иметь.

Три раза в году во время байрамов дают невольникам свободу на два дни, и в сие только время они могут друг с другом видеться.

Есть невольники, и особливо из русских, которые, накопивши кое-как денег, могли откупиться. Они завелись собственными домами, но свободы полной никак не имеют: дается им несколько льготы в работах, собственность, однако, их всегда почитается имением хозяина. Выкуп и вывоз пленных из Хивы, особенно русских, всегда делается тайным образом от их правительства, никогда сего не позволявшего (О положении, в каком находились русские невольники в Хиве, см. вышеупомянутые показания Никитина и других).

Невольники русские и персияне всегда между собою дружны и суть первые враги хивинцев. [204]

Трухменцы и каракалпаки имеют также сих невольников. Сверх сего в Хиве и Конрате весьма много есть беглых солдат из российских татар (Таких беглых татар и теперь много не только в Хиве, но и в Бухаре, Ташкенте, Кокане, во всей Средней Азии. Любопытные показания Никитина об их положении см. 1, с. 205).

Ж. Население и границы

Хивинского владения можно положить окружность до 350 верст. Границы его к востоку: горы, пески и чрез степь трухменцы, называемые таикасадра, кочующие к Бухарин (Туркмен, которые бы назывались тайкасадра, нет и не бывало. Здесь явно идет речь о туркменах колен теке и арсари, кочующих к юго-востоку от Хивы между хивинским и персидскими пределами. Из двух имен этих, слитых вместе, и сочинились небывалые тайкасадра); к югу — трухменцы ягомуд, сидящие между Персиею и Хивою (Ягомут, правильнее яумуд, или юмуд, сильное туркменское колено, кочевья которого находятся к юго-западу от Хивы, частью по берегам Каспийского моря); к западу Мангишлак и трухменские же два аула чаудверь и гыдыр (Чаудыр, или Чоудур, и иг дыр, а не гидырь — не аулы, а тоже колена туркменские. Некоторая часть их выселилась в начале настоящего столетия в пределы Астраханской и Ставропольской губерний), к северу — Аральское озеро, каракалпаки и киргизцы.

Трухменцов, выключив род тайкасадра, полагают до 40 тысяч, управляются старшинами (Туркмен в колене теке и арсари полагалось в 1820 и 1830 гг., по соображениям разных путешественников, до 130 000 кибиток или 550 000 обоего пола душ. (См. Бларамберга в «Записках» И. Р. Географ, общества. Книга IV, с. 113). Число туркменов прочих колен, по тем же соображениям, простиралось тогда за 180 000 кибиток или до 850 000 обоего пола душ (ibidem). Из них подчинявшихся хивинскому хану и живших в пределах Хивинского оазиса, Данилевский (1, с. 99) и Базинер (1, с. 203) считали всего от 5000 до 7000 кибиток). Каракалпак до 20 тысяч, подвластны конратцам (Число каракалпаков в Хивинском ханстве Данилевский (1, с. 99) и Базинер (1, с. 208) полагали в 1840-х гг. от 8000 до 10 000 кибиток. В то время их было там, быть может, даже несколько более, но вследствие туркменских набегов в течение последних пяти лет число это уменьшилось едва ли на половину, да и эта половина, сколько известно, вся почти выселилась в бухарские пределы; киргизы же, кочевавшие вместе с каракалпаками в низовьях Амударьи, перебрались, за исключением нескольких сотен кибиток, в наши степи, так что низовья Амударьи остаются теперь почти без всякого населения). [205]

Узбеки, делясь на разные отделения, составляют хивинцев, конратцев, или аральцев, и каракалпаков (Узбеки — есть особое от каракалпаков племя, хотя одного с ними языка и происхождения. Хивинцами наше «Описание» называет по преимуществу узбеков верхней, или южной, части того же ханства, а конратцами — узбеков нижней, или северной, части того же ханства, основывая это разделением на бывшей политической независимости последних от первых; собственно же между узбеками обоих половин Хивинского оазиса нет никакой этнографической разницы. Те же самые узбеки-конратцы (или, правильнее, конградцы) назывались и аральцами по месту жительства своего около Аральского моря, как о том сказано выше. См. об этом Данилевского, 1, с. 91-92). Старинных же жителей сих земель называют они сартами и таджиками, что значит купцов и простолюдинов (Что значат слова сарт и таджик — неизвестно, как вообще неизвестно значение народных имен; об этой части хивинского народонаселения см. Данилевского, 1, с. 91 и Базинера, 1, С. 203).

Население Хивы можно полагать до 200 000, с конратцами же более 300 000 человек (Н. Н. Муравьев определял народонаселение Хивинского ханства в 1819 г. в 300 000 обоего пола душ; в 1840-х гг. Данилевский принимал почти то же самое число (294 000 душ), а Базинер полагал оное от 294 000 до 374 000 душ. По нашему мнению, надо класть на кибитку или семью средним; числом не четыре, а пять душ, потому мы полагаем, что если в ханстве было в 1840-х годах от 73 500 до 93 600 кибиток и семейств, то народонаселение его простиралось от 350 000 до 450 000 обоего пала душ. М. И. Иванин (1, с. 145-146), принимая семью кругом в четыре души, пришел на основании особого расчета к заключению, что в 1830-х гг. народонаселение ханства должно было состоять, не считая подвластных хану кочевых киргизов и туркменов, из 684 000 душ, а в 1840-х гг. должно было доходить до 800 000, так или иначе, но нет сомнения, что в настоящее время, вследствие постоянных в течение последних годов резни, голодов и выселений, народонаселение ханства должно было уменьшиться на 1/3, или по крайней мере на 1/4, против численности его в 1840-х гг.).

Оренбург. В феврале 1861 г.

Записки РГО. 1861. № 2. С. 105-138.

Комментарии

91. Величко Павел — директор Оренбургской таможни. В 1808-1810 гг. он должен был возглавить вооруженный караван в Хиву и Бухару для налаживания непосредственной торговли с Индией, но экспедиция не состоялась из-за возобновления войны России с Турцией и угрозы нашествия Наполеона. П. Е. Величко был одним из организаторов в 1820 г. Оренбургского тайного политического кружка. Из его детей известен сын Александр Павлович Величко (1792-1867), крупный чиновник, долгие годы работавший под руководством М. М. Сперанского по реформированию управления Сибири (Рафиенко Л. С. Неизвестный исторический атлас Сибири // ВИ. 1898. № 4. С. 128-132).

92. Григорьев Василий Васильевич (1816-1881) — ориенталист. Окончил курс в Петербургском университете, по отделению восточных языков. Стал печататься еще будучи студентом («История монголов», 1834). В 1838-1844 гг. — профессор восточных языков в Ришельевском лицее в Одессе. В 1842 г. Григорьев написал диссертацию «О достоверности ярлыков, данных ханами Золотой Орды русскому духовенству». В 1844 г. Григорьев переселился в Петербург и поступил в Департамент духовных дел. В 1851-1862 гг. — председатель Оренбургской пограничной комиссии, управляющий Областью оренбургских казахов. В 1862 г. Григорьев оставил службу в Оренбургском крае, а в 1863 г. занял кафедру истории Востока в Санкт-Петербургском университете, который возвел его в степень доктора восточной словесности. К этому периоду относятся его капитальные работы: «Кабулистан и Кафиристан» (1867) и «Восточный Туркестан» (1869 и 1873), а также монография «О скифском народе саках» (1871). В 1869 и 1870 гг. Григорьев состоял главным редактором «Правительственного Вестника». С 1874 г. — начальник Главного управления по делам печати. Для 3-го международного съезда ориенталистов в Петербурге в 1876 г. Григорьев издал сборник своих статей «Россия и Азия». В 1878 г. Григорьев оставил университет, а в 1880 г. вышел в отставку.

93. Старый Ургенч, или Куня-Ургенч, был оставлен в годы правления хивинского хана и историка Абу-л-гази Бахадур-хана (1643-1663), по распоряжению которого на юге ханства была построена новая столица — Новый Ургенч (История Туркменской ССР. Т. 1. Ашхабад, 1955. С. 397-398).

94. Здесь В. В. Григорьев ошибается. Султан Младшего жуза Абулгазы Каипов (ум. 1815) был посажен на хивинский престол в конце 1766 — начале 1767 г. и правил в Хивинском ханстве под именем хана Абулгазы III около полугода (по другим сведениям — только месяц) и был изгнан из Хивы инаком Мухаммед-Эмином в середине 1767 г.

Каракалпак Абулгазы (Абляз) — подставной хивинский хан Абулгазы IV, вместо которого правили инаки из узбекского племени кунграт. Внук инака Мухаммед-Эмина Ильтузер, низложив Абулгазы IV, провозгласил себя в 1804 г. хивинским ханом. Однако после гибели Ильтузера в 1806 г., его брат Мухаммед-Рахим для усиления своего авторитета восстановил на некоторое время власть фиктивного хана Абулгазы, но вскоре отстранил его и сам принял ханский титул (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII — середине XIX вв. С. 86, 127; История народов Узбекистана. Т. 2. Ташкент, 1947. С. 174).

95. Правителями Хивинского ханства до его завоевания в 1873 г. русскими войсками являлись следующие ханы Кунгратской династии, или династии инаков: Ильтузер (Ильтезер) (1804-1806), его брат Мухаммед-Рахим (1806-1825), Аллакули (1825-1842), Рахимкули (1842-1845), Мухаммед-Эмин II (1845-1855), Абдулла (1855), Кутлуг-Мурад (1855), Сейид-Мухаммед (1856-1864), Сейид-Мухаммед-Рахим (1865-1910).

Основатель династии Мухаммед-Эмин (1770-1790) и его сын Аваз (Авяз, Эйваз) правили от имени подставного хана Абулгазы IV и носили титул инака (наперсника) — высшее придворное звание.

Текст воспроизведен по изданию: Путевые дневники и служебные записки о поездках по южным степям. XVIII-XIX века // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том VI. Алматы. Дайк-пресс. 2007