ГАВЕРДОВСКИЙ Я. П.

ОБОЗРЕНИЕ КИРГИЗ-КАЙСАКСКОЙ СТЕПИ

(ЧАСТЬ 1)

Следуя около правого берега сей реки вдоль бугров Бустайкума, встречали иногда разной величины пресные и соленые озерки, иногда при хороших колодцах небольшие аулы, а иногда нивы с созревшим хлебом. Полдень препроводили близ горы Карамулатюбя, которая простираясь от запада к востоку, прилегает к левой стороне реки довольно возвышенною грядою. На вершине ее находятся знаменитые могилы разного вида. После отдыха прошли 5 верст и остановились на том месте, где чумекейский караван ожидал нас уже двое суток.

Находясь в преддверии великих песков Каракум, решились мы остаться на сем стане несколько дней для разных приуготовлений и дабы осмотреть знаменитые здешние окрестности. [226]

Августа 29-го

Прошедшую ночь слышали мы чрезвычайно дикий голос, сопровождаемый ужасным криком, звуком бубенчиков и прочих каких-то отголосков. Мы узнали, что действие сие производимо было в ближнем ауле ворожецом для вылечения больного, зараженного, по словам киргизцев, дьяволом.

Авгур сей поутру не преминул посетить наш лагерь. Он приближался ко оному медленно, выводил беспорядочные песни и, возвышая время от времени голос, вскоре за сим начал делать разные телодвижения, и, наконец, пришел в совершенное бешенство, так что показались конвульсии со скрежетом зубов и клубящеюся у рта пеною. В сем исступлении он упал на землю и сделался как мертвый; потом по довольном молчании поднялся, читал спокойно молитву и предсказывал нам благополучный путь. Киргизцы во время сего беснования находились в глубоком молчании, иные бросили ему мясо, сало и курт, которые откидывал он наотмашь на четыре стороны света.

Таковых чародеев в Киргизской степи довольно. Их называют вообще баксы. Средства, употребляемые ими для ворожбы зависят от собственной их замысловатости; они по обстоятельствам бывают различны и имеют особенные названия. Волхвы сии любопытны наиболее потому, что действиями своими уподобляются они отчасти на сибирских шаманов и маньчжурских духопризывателей.

Киргизцы, веря вообще всему чудесному, прорицания сих людей признают несомнительными, полагая, что они имеют сношение с духами зла и добра, силою коих могут не только повелевать стихиями, но управлять умами людей и самую судьбу склонность по своему желанию. Почему многие просят у них советов во всех делах и в несчастьях прибегают искать пособия. В самом же деле баксы, не иное что, как корыстолюбивые обманщики. Некоторые из них остаются во всю жизнь холосты, ходят всегда в рубище, босыми ногами и с непокрытою головою; а другие довольно богаты и живут своим семейством. Каждый из сих последних посвящает в свое звание одного из любимых сынов, который еще с ребячества для приобретения доверенности народной предается различным исступлениям, сказывая, что в сие время вселяется в него призываемый дух. [227]

Иногда волхвы избирают себе помощника из людей посторонних. Он должен повсюду следовать за учителем, и по смерти его упражняется в тех же таинствах.

Музыка иногда также принадлежит к киргизской магии. Обыкновенный инструмент, употребляемый при сем случае есть гудок, называемый по здешнему кобыз. Он делается наподобие лютни, всегда имеет две струны из не сученых лошадиных волос. Корпус к концу довольно широк, пусть и до половины покрыт звонкою доскою. Если провесть по струнам смычком, то звук произойдет подобный лебединому крику, как и сам инструмент наружный вид имеет лебедя.

Река Иргиз протекает в сих местах излучисто, имея до 3 сажен ширины. Повсюду окружают ее равнины, поросшие степными кустиками, а в низменностях находятся различной величины озерки, покрытые дикими птицами, из которых особенно приметны и отличительны белые утки Cinas Penelops, по-башкирски таниок, и белые кулики Seolopax-Callidris. В реке ловили мы черепах, величиною по пол-аршина. Берега сей реки возвышены до трех сажени, почти перпендикулярны. Первый слой от поверхности земли примечался из кварцевого желтоватого песка, толщиною более аршина. Второй, черноземный, в пол-аршина, где находящиеся корни показывали прежнее произрастание трав. Третий, содержал в себе также песок, но гораздо крупнее первого изжелта-красного цвета, в толщину около аршина, за сим идет опять чернозем, после сего глинисто-песчаный пласт, а, наконец, вместе с дном реки началась глина, смешанная с известковою землею. В ней примечались куски селенита и разрушения морских раковин. Все слои простирались внутрь земли, в параллель по обеим сторонам реки, с малым чуть приметным наклонением к юго-востоку.

Августа 30-го

Объезжая пополудни окрестности урочища Тюгошкана, встречали многих всадников, собиравшихся для совершения тризны.

Киргизцы по смерти богатых семьеначальников и великих мужей, прославившихся ревностью к народной пользе, назначают всем обществом время к их воспоминовению. Потомство исполняет оное с особенным рачением. Обычай сего народа повелевает [228] торжествовать общественные тризны после похорон спустя шесть недель, один год, девять и сорок лет. Но сие правило имеет свои исключения, ибо худое время года часто заставляет отлагать поминки до другого удобнейшего случая, а люди бедные производят их только посреди своего семейства.

Большие тризны в честь людей знаменитых совершаются по большей части у могилы покойного, с некоторыми при том обрядами и при стечении многочисленного народа, который собирается туда по приглашению потомков, иногда его число простирается до 2000 человек.

Тризна, при которой нам случилось сегодня быть, совершалась в память Чжаны-бия (Изображение сего торжества можно видеть на листе 11-м), батыря чумекейского рода, по достоинству своему известного и в Оренбургской истории г-на Рычкова ⁶⁴. Для угощения общества начальник семьи, происходящий по прямой линии от умершего, доставил сюда потребное количество скота. Пред могилою заколота была белая лошадь, которую варили потом в котле, чем и приносили покойному как бы род некоей жертвы. Двое баксы производили волхование. Они взывали к тени Чжаны-беевой, дабы она, внимая воздаваемой ей почести, сошла участвовать в сем торжестве. Один из них до чрезвычайности бесился, а другой, играя на инструменте кобыз, припевал невнятным голосом молитвы, и постепенно приходя в тихое исступление, произносил таинственные слова.

Когда таким образом одна часть киргизцев внимала сумасбродному суеверию, воображая присутствие духа, другая, упражнялась в то время в скачке на лошадях, в борьбе, в стрелянии на всем скаку из луков в цель и проч. Победители получали себе пристойную награду. К сим ристалищам присоединялись и девицы.

По окончании игр последовал общественный стол, среди которого круговая чаша с кумысом ходила из рук в руки и развеселяла беседу. После сего разделились на многие круги слушать заунывный гул чабызги и песни своих бардов, изображающих отличные подвиги героев. Все сие происходило при лунном сиянии. Бледный ее свет, тихое веяние ветра, вид уединенных могил, посреди которых раздавался глас пиршества, вливали в душу какое-то сладостное уныние. [229]

Иногда при таковых поминках собравшиеся из разных родов киргизцы, забыв старую вражду, делают суждения о взаимных обидах, стараясь доставить обиженной стороне удовлетворение.

Надгробие Чжаны-беево находилось на левом берегу реки Иргиз. Оно обнесено из серого песчаного камня четвероугольною стеною, имеющею сажени две с половиною в поперечнике и более одной сажени высоты. На углах ее поставлены небольшие глиняные башни, а в средине возвышался конусообразный земляной холм. С западной его стороны осеняло дерево, которое навесистыми своими ветвями лобызало вершину холма.

Прочие встречавшиеся здесь небольшие кладбища имели могилы разного вида и фигуры. Одни из них обнесены были оградами из дикого камня или из глины и дерна. Другие складены из кирпичей, а некоторые, представляли род пирамид, насыпанных холмов и немалые кучи каменьев. На поверхности могил лежали разные лоскутки, которые оставляют киргизцы во время проезда, отрезывая или отрывая от своего платья в знак признательности к тени умерших. Прежде зарывали с ними посуду, оружие и лошадиную сбрую, а ныне кладут только лошадиные волосы. С юго-западной стороны, куда обращают покойников головою, у иных воткнуты колья и небольшие значки, а у других находилось внутрь отверстие. При могилах знатных людей сажают часто деревья, привозимые иногда из дальних мест. Ежели они примутся, то покойного признают иногда святым авлё.

Августа 31-го

Река Иргиз в 35 верстах от сего стана по ее течению соединяется с рекою Улутургаем. Сие место называют киргизцы Тюгушкан, т.е. ударение бараньих рог. Наименование сие происходит, как говорят, от быстрого и противоположного стечения обеих рек, а другие утверждают – от двух гор, которые в недальнем отсюда расстоянии лежат одна против другой. От сего места все здешние окрестности именуются также Тюгушкан.

Река Тургай (Тюргай значит жаворонок, которые в самом деле по реке сей водятся в изобилии) вытекает с востока и простирается на юго-запад до самого соединения с Иргизом. С правой или северной [230] стороны впадают в оный многие речки, известные под общим именем Алтмышэки-Тургай, т.е. шестьдесят два Тургая. По соединении Тургая с Иргизом, река сия течет весьма глубоко в плоских и покрытых камышом берегах, и прошед 15 верст, разделяется на многие озера и протоки, теряющиеся в камышах озера Аксакал.

Озеро сие называется собственно Аксакалбарбийкуль, т.е. озеро белобородых биев (Название аксакал (белая борода) дается всегда людям украшенным сединою и заслуживающим особенное почтение). Его называют также Малое море. Оно имеет в окружности более 300 верст и в общем положении представляет низкую площадь или равнину, в которую из рек и от окрестных мест, весною сливается снежная вода. Она в сие время подтопляет собственные свои берега и распространяется даже по окружным лощинам, а летом совершенно умаляется. Думать должно, что вода вбираясь тогда в рыхлые пески, рассеивается по оным, и сохраняясь от выпаривания, доставляет те славные колодцы, которые почти по всем пескам снабдевают кочующих свежею водою.

Главная часть равнины Аксакалбарбий покрыта болотами, а некоторые чистые и довольно обширные водяные плюсы или разливы, наполнены сухими песчаными и мшистыми, камышом заросшими островами. Сии последние происходят от наносного тростника и часто чрез долгое время бывают плавучими. С трех сторон прилегают к берегам большие голые пески, оканчивающиеся гладкими, способными к земледелию долинами, где разведены ныне небольшие нивы, а с северной идут известковые горы, называемые Юмуртка (яичная). В камышах и по островам водятся дикие свиньи или кабаны, барсы, тарпаны и множество различной дичи. Рыбу ловят ту же самую, что и в реке Иргиз. Места сии во все времена года, преимущественнее других мест степи Киргизской, наполняются кочевьями чумекейского, кипчатского и других родов Средней и Меньшей орды. Они располагаются по большей части в камышах или по островам. Некоторые остаются на них посреди озера безвыходно и скот свой чрез протоки перегоняют вплавь, а сами переправляются на плотах, называемых сал, которые делаются из камыша. В сих убежищах киргизцы предохраняют себя от междоусобных раздоров, а чрез то сберегают имущество свое и независимость. [231]

Прошли 17 1/4 верст, расположили лагерь в песках

В 2 часа пополудни, сняв лагерь, пустились в путь в пески Тюгусканкум, встречая повсюду различной величины соленые, горькие и пресные озерки и колодцы, происшедшие от весеннего расширения вод Аксакала. Голые песчаные бугры час от часу увеличивались и, наконец, представлялись возвышенными горами. Лагерь для ночлега расположили в 6-м часу недалеко от небольшой речки.

Получа уведомление, что слева от нашего пути идет из Бухарии большой купеческий караван, послали к оному от себя чиновника для разведывания о дороге.

В 7-м часу поутру направили путь свой далее, проходя по большей части около солонцов бугристыми песками Берилыкум, т.е. волчьи пески, вздымающимися до 15 сажен от обыкновенного горизонта. После полуденного отдыха места встречались гладкие и холмистые. В лощинах видны солонцы, на которых, наподобие коры в полчетверти толщиною, находилась из правильных кристаллов спекшаяся осадка поваренной соли. В 7 часов по вечеру разбили лагерь близ озер Байбичакуль. Озера сии лежали рассеяно в лощинах, простирающейся к Аксакалбарбий. Они вообще с другими по сей лощине разбросанными называются Аксакалны-Карасу (Карасу (черная вода) прилагают киргизцы всем водам, которые скопляются и текут только весною, а летом высыхая, превращаются в озера). т.е. аксакальская черная вода.

Приехавшие обратно из бухарского каравана известили, что дорога до самой Бухарии спокойна, исключая перехода чрез реку Сыр, на которой ожидают наш караван киргизцы кичкеня-чыктынского отделения. Мы решились отправить туда нарочных (Нарочными посланы были из чумекейского отделения киргизец Каныбай, а из тюрткаринцев Дюнанча и при них наш татарский мулла Фейзуллин), дабы заблаговременно взять все нужные предосторожности. [232]

Сентября 2-го

Поутру, когда должно было вьючить верблюдов, нашли, что счет оных не полон. Встревоженные извозчики по долгом, но тщетном искании в ближайших предместьях, неотступно просили нас взять терпение и не съезжать с нынешнего места до их возвращения. Мы обещались сие исполнить, ибо между тем временем хотели заготовить письма к чиктынскому султану Абулгазы Каипову, биям Чжанназару, Чжанзаку, Кожувергеню, Утюгану и другим. Между прочим, мы извещали их, что дней чрез шесть пойдем их кочевьями; но, впрочем, зная коварное свойство сего народа, положили между собою миновать кочевья сии, а потому вознамерились идти во все время тайно, гораздо левее прежнего и как можно скорее переправиться чрез реку Сыр по течению ее выше.

Дабы следовать сему новому плану, старались, сколько возможно, облегчить ход наш, и для того коляску, разобрав по частям, навьючили на верблюдов, а арбы оставили.

К вечеру сыскались пропавшие верблюды. Они были украдены преследовавшими несколько дней за караваном, ворами, которые отхватили их в то самое время, когда ведены были в темноте вечера партиями на водопой.

При закате солнца, в ближайших киргизских кибитках видели мы печальное позорище ⁶⁵. Оно сопровождаемо было заунывными напевами и отчаянными терзаниями, подобно тем, которые заметили при перекочевке. Сие производили собравшиеся со всего аула женщины к кибитке вдовы, оставшейся по смерти зажиточного семьянина. С сею церемониею не преминули они встретить и лучезарное светило.

Поутру 16 верст проходили холмистою степью. Потом вступили в пески. Они постепенно возвышаясь представляли наконец голые бугристые гряды, называемые Парчакум, т.е. начало песков, в которых у главных колодцев остановились для отдыха.

Парчакум есть начало собственно так называемых песков Каракум, т.е. черные пески, простирающихся в длину от запада к [233] востоку до 600 верст, а в ширину от 150 до 200. С запада к ним прилегают пески Борсуккум, с востока чрез реку Сарасу – Кунгуркум и Битпак, с севера окружают их реки Тургай, Иргиз и озеро Аксакалбарбий, а с юга – река Сыр. Они составляют часть той обширной песчаной полосы, которая, как и вышесказано, простирается от Каспийского моря на восток до гор Алтайских. Пески сии не имеют черного цвета, как бы можно было заключить из их аналогии, а называются так по растущей в великом количестве травы юшани, которая издали представляет темноватый или, лучше сказать, серый вид.

Киргизцы кочуют в оных по большей части осенью и весною для близости реки Сыр, при которой располагаются всегда на зиму. Чрезвычайный недостаток в паствах заставляет их рассеиваться здесь по одному и по два семейства.

По полудни, вышед из бугров Парчакумских, направили ход небольшими глинистыми высотами, на вершине которых изредка находились могилы; справа представлялись высокие пески Чжаржагыл, а далее за оными выказывались горы Калмастау. Повсюду между буграми и в пологих лощинах попадались солонцы, соленые озера и славные колодцы, обросшие зеленою травою.

Слева примечены две небольшие ямы, которые наподобие льда на поверхности покрыты были осадкою поваренной соли. По пробитии оной выступал смешанный с илом черный тузлук, продолжавшийся в глубину около аршина. Под ним находилась опять новая чистая поваренная соль, лежащая толстым пластом изрыхло соединенных кристаллов. Киргизцы достают оную для своих потребностей. Они уверяли, что пласты в подобных сим озерках простираются толщиною иногда около аршина и более.

В колодцах видели следующее содержание земных слоев. Первый, толщиною в аршин, состоял из серого песка; потом более сажени продолжался пласт из разноцветной, твердо-спекшейся с песком, глины; после сего показывался красный песок и темно-зеленая морская земля. [234]

Караван наш преодолев ныне 41 1/2 верст, остановился в 7 часов при трех колодцах, лежащих между песчаными грядами, называемыми Котырлыкум.

Еще в сумраке утренней зари отправились в дорогу. Сначала шли по возвышенным буграм Котырлыкума, потом, пройдя чрез солончаковую равнину, достигли горы Конуртюбя, состоявшей из мелкого, тонкого и бугристого песка. Хребтовидная ее вершина от поверхности солонца возвышалась до 28 сажен, простираясь непрерывною грядою от востока к западу. Перебравшись кое-как чрез сию труднейшую преграду по излучистой тропинке, встретили снова солонцы. За ними пески Аярыкум с рассеянными повсюду колодцами, а там высокие глинистые горы. Перешед оные, спустились в равнину, где и расположились для отдохновения.

Места от горы Конуртюбя ощутительно понижались вперед нашей дороги. Они заросли все кустами, иногда попадались между ими кварцевые гальки, а по высотам – известковый камень.

Вода в двух колодцах, бывших близ нашего стана, углубленная от поверхности на 2 аршина в глинисто-песчаной земле, имела кисловатую горечь и вязала язык, что, как можно было приметить, происходило от содержащегося в оной квасцового раствора. На поверхности воды находился настой, подобный плавающему на воде маслу и оттенивающий при солнечном сиянии радужные цвета.

Лагерь для ночлега в безводной степи Музбиль, 13 1/2 верст

После полудня, набрав воду в кожаные мяши, пустились в безводную степь Музбиль, где и остановились в 8-м часу, пройдя сегодня 49 1/4 верст.

После полудня в первый раз встречаться нам стало здесь деревце, по-киргизски называемое суксеул, Pinus orientalis. Сие особливое в своем роде дерево растет по большей части в песчано-глинистой рыхлой земле, вышиною не более сажени, а толщиною у корня около трех четвертей. Стебли его чрезвычайно кривы, пень сучковат, дуплист и некрасив, кора похожая на жимолость имеет [235] всегда множество на себе трещин, а серое тело состоит из тонких волокон, отделяющихся наподобие нитей. Листья на нем подобны пихтовым, разделены на четыре коленца цвета темного, а к основанию колен красно-бурого. Они очень мягки и содержат солоноватый сок. Дерево сие так твердо, что при рубке его ломаются топоры; напротив того в ломке хрупки, даже при малом наклонении вершины отламывается у самого корня. По подложении огня загорается скоро и весьма пылко, производя великий треск; уголья тлеют медленно и могут быть очень полезны для употребления. Верблюды и овцы с жадностью поедают листья или иголки сего растения, а наипаче зимою, в которое время они бывают зелены.

Сверх описанных прежде растений попадались еще здесь кустиками растущая трава сагыз. Она очень ветвиста, но совсем без листьев, цветочки имеет желтые, по которым можно было догадываться, что принадлежит к 19-му классу Линнеевой брачной системы. Ежели переломить стебель, то выступает беловатый и на вкус весьма горький сок. При корне находится род смолы, которую киргизцы жуют как лиственничную сибиряк. Всякая скотина ест траву сию охотно. Также попадалась трава особенного вида, по-киргизски называемая туя-карн, т.е. верблюжья утроба, так названная потому, что верблюды колкую сию траву весьма любят и ею преимущественно питаются; и еще кустоватый многоколенник Polygonum frutescens, по-киргизски ит-сигак, т.е. песья моча. Свежий столь едок, что никакая скотина к нему не прикасается, напротив, перезимовалый на своем корне доставляет наилучший корм для овец и коз. Отваром сей свежей травы моют коросту на верблюдах и дают во внутрь вместо слабительного, а из золы делают с бараньим салом черное мыло, называемое карасавон, весьма удобное для мытья бумажных материй.

Сего дня вступили мы в путь по безводной же степи Музбиль, т.е. ледяной пояс. Она имеет в длину от севера-востока на юго-запад до 250, а в ширину от 35 до 60 верст. К ней с обеих сторон прилегают высоты, вознесенные над горизонтом степи до 30 сажен и более. Положение ее представляет распространенные равнины [236] или гладкие, непокрытые никаким растением, глинистые площади, изображающие дно недавно высохших больших озер. Равнины сии разделены на многие как бы рукава и протоки с разбросанными кое-где бугорками, наподобие островков, и окружены, почти перпендикулярно до 1 1/2 сажени, возвышенными берегами. Между сими чистыми, так сказать, высохшими протоками лежат места возвышенные, покрытые бугристыми песками и растениями.

Киргизцы рассказывали нам о Музбиле следующие три обстоятельства.

1. Что зимою, в декабре и генваре, бывают в ней глубокие снега, жестокие морозы, сильные северные ветра с крутящимися вихрями, наносящими великую опасность проезжающим, а в прилегающих песках зима бывает теплее и малоснежнее.

2. Что весною, в апреле и мае месяцах, при таянии снегов, равнины наполняются водою, которая иногда остается до июня, а особливо к стороне Аральского моря.

3. Что в разных местах выкапывали колодцы даже до 5 сажен, но влажности нисколько приметно не было. Плотная глина, составляющая грунт сих равнин, при углублении становилась всегда тверже и желтее, и напоследок попадавшиеся камни препятствовали совсем работе, напротив, в песках не глубже двух аршин как появляется вода.

Рассматривая окрестное местоположение, сколько позволило нам время, находим, что степь Музбиль окружена возвышениями только во всю длину, т.е. с северо-запада и юго-востока, с первой стороны горами Конуртюбя и Аяры, а с другой – горами Кайнар; напротив, с юга и севера в ширину она совершенно открыта. Почему тучи, несомые от севера сильными ветрами, врываются в средину сей, так сказать, великой ложбины и, будучи привлекаемы облегающими ее горами, сливаясь воедино производят преимущественное количество снега (Северная нагорная часть степи Киргизской между реками Эмбою, Тургаем, Иргизом, Ишимом и Иртышом подвержена бывает ветрам сим в сентябре и октябре; а полуденная, около реки Сыр, по наблюдениям г-на доктора Большого, в феврале и марте), чрез что зима всегда гораздо прежде и сильнее начинает действовать здесь, нежели в местах покрытых рыхлыми бугристыми песками, где солнечные лучи в [237] вогнутых между буграми яминах беспрерывно отражаясь и как бы в фокусе собираясь согревают – палят землю. Притом точно примечено, что ветра, несущие с севера снег, во всей песчаной полосе дуют в одно только определенное время.

Продолжительность зимы происходит оттого, что солнечные лучи, падая под косым углом, не допускаются в равнины грядою гор, а ежели частью и прикасаются к оной, то и тогда, скользя по гладкой поверхности, весьма слабое производят действие. Следовательно, снега могут лежать в ней дотоле, когда солнце вступит уже в знак Овна. Летом сия часть степи имеет засуху и бездождье от тех же самых причин, от которых и прочие места степи Киргизской сему подвержены, о чем впоследствии показано быть имеет пространнее.

Но при всем вышесказанном нельзя, однако же, принять, чтоб весенняя вода склоняющаяся, как говорят киргизцы, к Аральскому морю, находящемуся от нашего пути справа в 150 верстах, была виною теперешнего расширения и углубления равнин, гладкости их дна и образованию берегов. Ибо тогда могли бы произойти только одни рытвины или овраги. Сначала почли мы сию степь за пересыхающий в летнее время залив Аральского моря, положенной на картах геодезистом Муравиным с северо-восточной стороны моря, поелику горизонтальная наклонность дна равнин действительно склоняется к Аральскому морю. Но рассматривая более сии места мы уверились, что залив, показанный на карте г-на Муравина, лежит далее к югу, а Музбиль, направляясь положением своим несколько на запад, превращается потом в небольшие, гладкие же и частью заросшие травою долины, называемые какты и пересекаемые между собою на немалое расстояние песчаными буграми, а, наконец, в камышные топкие ложбины, которые, хотя и приближаются к морю, но совсем в другом месте.

Некоторые киргизцы в дополнение сего утверждали, что вода в некоторых равнинах, и особливо в какты, появляются не только весною, но и во всякое время года, когда только случится прибыль в водах близлежащих. Сему взаимному сообщению вод, как кажется, способствуют рыхлые пески при возвышении воды в Аральском море, коего поверхность весьма близка к поверхности сих равнин.

Сверх того заметить должно, что по всем глинистым плоскостям сих равнин находятся белемниты, гладко отшлифованные кремни гальки и морские, разного рода и величины, раковины. [238] Итак, если к сим обстоятельствам присоединить еще самый вид или положение сей степи, круглые острова, возвышенные и не осыпавшиеся берега, и не заросшее гладкое дно, тогда все будет доказывать, что еще в недавнем времени находилось здесь постоянное вод пребывание, служившее может быть продолжением озера Аксакалбарбий или соединением его с Аральским морем.

Горизонтальная гладкость и плотность Музбиля происходит от действия воды, которая механически растворя глинистую поверхность, разносит и осаждает ее по всему пространству. Твердость же почвы, препятствующая воде проникать во внутренность, лишает сии места колодцев.

По переходе чрез Музбиль, вступили мы на крутые Кайнарские горы, представляющие как бы главный берег сей степи, возвышающейся от плоскости до 32 сажен, а с противной стороны, от песков, только до 15. Горы сии простираются неразрывно хребтовидною грядою и имеют в ширину от 2 до 7 верст. По вершине их рассеяны холмы, пригорки и песчаные бугры с растущими повсюду кустами. В глинистой почве сего хребта находятся известковые, песчаные и глинистые камни, и в изобилии бобковая железная руда. На обе стороны оной, от самой вершины, спускались крутые, сажени в четыре и более глубиною, овраги или род провалов. Земля по оным была столь рыхла, что лошади и верблюды топли по колени. Она цветом изсера-голубовата и содержала в изобилии железные частицы.

В 10 часов утра остановился караван близ ключей Башкайнар (Кайнарская голова), находящихся на вершине горы, на небольшой окруженной буграми площади, в которой из круглых котловидных ям, обросших камышом и ситником, вода, как будто бы чем вытесняемая, текла на все стороны многими ручьями, которые после, соединясь вместе, сбегают с горы в Кунгурскую равнину и теряются в рыхлых песках. Вода сих ключей совершенно светла и довольно холодна; она испускает сильный запах горючего газа, примечаемого обыкновенно при серных минеральных ключах. Грунт площади, где они находятся, был так разжижен, что многие из наших верблюдов и лошадей, попадаясь в сии обманчивые топи, с трудом были вытаскиваемы. Они покрывались вязкою и довольно нежною голубоватою глиною, которая с великою удобностью может быть употреблена на делание ценной посуды. Подобных сим ключей по Кайнарским горам рассеяно много. [239]

После полудня, спустясь с Кайнарских высот, направили путь чрез Кунгурскую равнину, а потом пошли по холмистой степи и по пескам Кчипарчакум, идущим особливою грядою; в них остановились для ночлега, пройдя с самого утра 41 1/4 верст.

По всем проходимым нами местам много водится волков Canis lupus L, по-киргизски карскар; лисиц Canis vulpes, тулько; диких собак Canis corsa, корсак; барсуков Ursus meles L, барсук. Сверх сего попадаются иногда дикие лошади Equus siloestris, S: Potius alpestris, тагы, а по-татарски тарпан; дикие ослы Equus asinus ferus, кулан и проч.

Поутру, как скоро оставили Кчипарчакум, представились нам глинистые гряды гор, потом пониженные лощины со славными колодцами, а напоследок пески Бургайкум, в которых у колодцев Бургайкудук остановились для отдыха.

От самих Кайнарских гор путь наш пошел чрез такие места, по которым кочует злобный каракисятский удел, почему предосторожности в проходе были увеличены. Во все стороны посылали мы разъезды, кои давали нам знать о направлении пути, дабы, сколько можно, уклоняться от аулов.

После полудня, близ глинистой горы у могилы Бургай-бия, попались нам до 20 человек вооруженных киргизцев. Старание скрыть свое имя, когда мы спрашивали, кто они и какого отделения, возродило в нас подозрение о их честности. Под горою коснулись мы солонца Узуншур, а за оным нечаянно подошли к каракисятскому аулу, где запасясь водою, вступили в пески Мансуркум. Пройдя оные и равнину Мансур, поднялись на высоты, а в 10 часов остановились близ горы Кушмурун (птичий нос), называемый так по наружному ее виду. [240]

Мы должны были сего вечера, несмотря на темную ночь, следовать со всею возможною тишиною. Сами звезды, единственные в степях руководители, скрылись за завесою помрачившегося неба. Крякаши разделились на части и по одному только глухому шороху отыскивали друг друга. Караван совсем бы сбился со своего пути и разошелся врозь, когда б вожаки не предупредили оное своею попечительностью.

При таких случаях вожаки обыкновенно разъезжаются во все стороны, для отыскания тех мест, чрез кои идет дорога; и если кто из них до сего достигнет, тогда положа к кремню натертый порохом трут, который киргизцы во всякое время при себе имеют, ударяет об него огнивом, отчего происходит блеск, подобный ружейной вспышке, весьма приметный в нарочитом отделении. За сими призывающими нас сигналами, повторяемыми почти беспрерывно, мы следовали спокойно, а где надобно было остановится лагерем, передовые расклали большой огонь, к которому, наконец, собрался весь караван.

В 3 часа пополуночи направились далее по бугристым флецевым горам, покрытым черноземом и песчаною глиною, а на поверхности оных рассеянными полосами кремнистых галек. Горы сии идут от востока, склоняются на запад к берегам Аральского моря к урочищу Тарнак. Корму в ложбинах было довольно, но колодцев и текущих рек совсем не видно. Произрастающие здесь саксеуловые деревья, служащие наилучшим украшением дикой здешней природы, представляли повсюду веселые перелески, венчающие вершины холмов, под тенью которых странник, соскучившийся взирать на мрачные песчаные пустыни, найдет себе немалое удовольствие и отраду. Спустясь с гор по крутой покатости в пониженную до 20 сажен равнину, представились нам голые пески Сырпарчакум, составляющие конец Каракума. За сими песками чрез 60 верст простираются небольшие горы Джиеккум, т.е. с краю песков, а за оными течет знаменитая река Сырдарья (Дарья означает реку первой степени, ибо у всех азиатцев реки по величине их имеют различные названия: у киргизцев ключ называется булак, ручей – бутак, речка – чжелга, река средней величины, река великая – дарья). В песках Сырпарчакум [241] лежит колодец Байгары, у которого надеялись мы по условию получить известие от посланных наших 2 сентября на реку Сыр.

В самом деле они нас здесь встретили и известием своим произвели величайшее смятение в караване. Ибо киргизцы кишкене-чиктынского отделения, куда они были посылаемы, со всеми биями, под начальством султана Абулгазы, признанного от них ханом, с частью чумекейцев из удела кунтского и сарыкашинского, некоторых тюрткаринцев, каракалпаков и даже хивинских узбеков, заняв все перевозы чрез реку, ожидали нашего на оную прибытия, с тем, дабы всех без исключения лишить жизни, а багаж разделить между собою. Чтобы в точности исполнить сие намерение, старшины обязали друг друга, по их обычаю, присягою; многие из них внушали народу, что мы предвозвестники несчастья Киргизской орде; даже самые баксы вооружали их к нашему погублению разными разглашениями. Корыстолюбивая жадность к добыче была главною целью сего их движения.

«Мы заметили, – говорит посланный от нас мулла,– что скопище киргизцев простирается уже более 4000 человек, а притом и еще со всех сторон сбегаются вооруженные толпы».

При первом действии сего жестокого известия, положили было мы податься еще вперед и, укрепясь у колодца Байгары, ожидать нападения. Но что можно было сделать 50 вооруженным против великого количества. Каныбай уверял, что сие место занято уже немалою партиею сообщников, почему ни один купец, ни один киргизец на предприятие наше не соглашались; и в беспорядке и торопливости пошли обратно.

Главное пребывание злодеев находилось от сего места около 100 верст. Они оставались там в том ожидании, что караван сам придет, так сказать, в их руки; а потому и предприняли мы уклониться в аулы верных нам чумекейцев, кочующих в 250 верст назад, и после, ежели сие удастся, идти опять в Бухарию другим путем, чрез Среднюю орду. К сему расположению с восторгом согласились все нам сопутствующие. Два часа ранее и мы достигли бы своей цели, но несчастье готовилось нас преследовать. Мы должны были стоять на краю погибели!

Крутившаяся пыль от каравана и скорое наше возвращение после спокойного хода, привлекли внимание пастухов каракисятского аула, которые принимали нас сначала за перекочевку. Они [242] из любопытства прискакали к каравану и, узнав, что мы есть ожидаемая добыча их сообщников, пустились прочь. Мы хотели из предосторожности удержать их при себе до безопасного места, но к большому несчастью один из них на быстрой лошади не мог быть пойман. Он дал знать о нашем возращении в пески Парчакум, а оттуда, как узнали мы после, немедленно отправили нарочного на реку Сыр.

Обратный путь

Тогда был 2-й час дня, как мы пустились в обратный путь, который продолжали с наивозможною скоростью. Для отдохновения остановились уже после полуночи в песках Мансуркум при хороших колодцах.

Сентября 8-го

В 3-м часу утра вышли опять в дорогу и продолжали оную до 2-го часу дня. Когда усталые и утомленные зноем верблюды почти падали, требуя отдохновения, тогда уже расположились мы между буграми песков Кчипарчакумских, а пробыв два часа, отправились далее. В 8-м часу взошли на Кайнарские горы, где у ключей Билькайнар (Кайнарская поясница), напоив лошадей, запаслись водою и камышом, а потом спустились в степь Музбиль.

Дорога наша направлялась гораздо левее прежней. Отличных местоположений и перемен в произведениях природы приметно не было.

Мы во время хода нашего располагали всегда на возвышениях отъезжие из вожаков караулы, которые оставались назади иногда верст за 15 и более; а в стороны посылали разъезды, дабы о всяком малейшем движении получить известие.

Во 2-м часу пополуночи остановились в равнинах кормить запасенным тростником лошадей, а в 3 часа пошли опять далее.

В сие время прискакал к нам киргизец, из оставленных на посту с половины вчерашнего дня, и уведомил нас, что при закате солнца видел вдали ужасную пыль, вздымающуюся со всех сторон; верное свидетельство, что киргизцы нас преследуют, хотя сие и противу их обыкновения. [243]

По таковом известии, устроя верблюдов каравана четвероугольником, скрыв в средину излишний багаж и расположа казаков вокруг, пошли еще поспешнее. Бекчурин, пользуясь темнотою ночи, от нас уехал вперед для призвания на помощь приверженных киргизцев. Поминутно прибегали к нам боковые разъезды с уведомлением, что со всех сторон замечают они движения киргизских партий, в некоторых местах видели мы раскладенный огонь, в других, разносились крики множества голосов, а по сторонам, повсюду, сверкали киргизские сигналы.

Сентября 9-го, от Орской крепости 680 верст

Час от часу известия о неприятеле становились чаще, а, наконец, при восхождении лучезарного солнца, на равнинах Музбиль, близ холма и могилы Ходжаберган, увидели мы стремящиеся толпы киргизские, простирающиеся около 800 человек. Между ними развевались многие значки, ознаменовывающие по киргизскому закону кровопролитие. Они искали нас разделенными партиями, почему некоторые заехали даже вперед.

Прежде нежели грабители к нам приблизились, выслали мы к ним в обе стороны верных вожаков наших (Вожаков при нас было тогда 11 человек) и некоторых магометан (По закону киргизскому не должно никогда друг против друга употреблять оружие или производить смертоубийства без формальной войны, что наблюдают они и против всех магометан), с тем, дабы они вступя в переговоры, удержали сильное их стремление. А между тем сами спешась и посадя верблюдов в кучу, снимали с них тяжелые тюки, из коих не имеющие при себе оружие, делали род крепостицы, а вооруженные казаки вышед вперед готовились к защите.

Никакие средства не сильны были отстранить угрожающую нам бурю. Напитанные ожесточением киргизцы, как хищные звери, видящие в когтях своих верную добычу, жадничали кровопролития. Они, не внимая посланным, напали на них с яростью и вместе с сим пустились с ужасным криком к каравану со всех сторон во всю конскую прыть. [244]

Мы совершенно были уверены, что при сем первом ударе, который бывает самый сильнейший, они нас сомнут. Но пугливые и усталые их лошади к сему уже более не были способны, почему малая наша стрельба доставила нам довольно обороны. Потом они разделились на несколько куч. Одни из них сойдя с лошадей, припали к винтовкам, другие стреляли из ружей верхами, некоторые пущали на всем скаку стрелы, а все прочие с пиками сделали опять удар, но снова были отражены. После сего половина их спешилась и, будучи прикрываема конными, устремилась всею массою на один пункт. Причем им удалось ворваться между спутанными верблюдами, они произвели тогда сильнейшую сечу на саблях и копьях. Решительная минута! Мы, конечно, погибли бы в оную, если б отчаяние не произвело в казаках наших чрезвычайной храбрости. Иные из них бросились прямо в толпу в ручной бой, а другие, заняв закрытые места, открыли сильную перепалку, которая была весьма действительна. Но и тогда не в состоянии мы были бы держаться долго, если бы испуганные лошади и перераненные верблюды не бросились в кучу сражения и, будучи возбуждаемы новыми ранами и криком, не стали опрокидывать и топтать людей. Ибо после сего многие киргизцы увидя некоторых еще навьюченными, оставя битву, пустились за добычею, а остальные, встречая на каждом шагу неожидаемою упорность, отступили.

К большому нашему несчастью мы потеряли в сие время семь мешков воды, заготовленные вчера для безводной сей степи. Тогда же взяли у нас в плен одного человека; а некоторые из купцов, будучи одеты подобно киргизцам, во время сего смятения из каравана уехали под руководством надежных вожаков, которым вручили двух верблюдов, навьюченных червонцами.

Очарованные корыстолюбием грабители, разделились после сего на партии: иные, отошли в сторону делить полученную добычу, другие собрались в круга для советов, а некоторые, удалялись в ближние кочевья, приглашать новых к себе союзников. Пользуясь сим временем, старались мы сколько можно укреплять из тюков сделанную ограду. Она представляла подобие 3-саженного редута. В средине поставлены были в кучу оставшиеся при нас 5 лошадей и 2 верблюда. Окружности очистили от кустов, которые в первый удар стрельцам киргизским служили прикрытием. [245]

От стороны чиктынского жилища беспрерывное было приращение неприятелей. Они стекались с визгом и со многими значками, показывающими различные их колена.

Когда киргизцы разделили добычу и количество их умножилось более 1500, тогда окружа нас, кричали, дабы все магометане выходили вон, в противном случае грозили им неизбежною смертью. При нас осталось их немного и сии определили жизнь свою в жертву общей защиты. После того, приближаясь к укреплению, всячески старались завладеть оным, но тщетно. Неутомимая храбрость и отличное сопротивление малой команды опять заставило их рассыпаться. С нашей стороны ранено было 6 человек, а о неприятеле ничего достоверного сказать не можем, ибо они, так как и все азиатцы, раненных и убитых не оставляли на поле сражения. Но ясно видно было, что отчаянное сопротивление весьма подействовала на сих трусливых воинов. Они, оставя делать нападение, решились ожидать нашей сдачи от медленного изнурения, почему расположились кругом укрепления на ружейный выстрел. Лошадей своих погнали на водопой, отстоящий от сего места верст на 25. Мы со своей стороны для утоления жажды решились рыть колодец.

Перед вечером неприятели прислали к нам старшин своих с одним чумекейским вожаком нашим Абтикарем. Они показывали желание заключить перемирие и уверяли, что покушение народа на грабительство началось без воли биев. «С завтрашнего утра, – говорили присланные, – сами бии хотят провожать нас в Бухарию и возвратить отбитое у вас имение». Сим коварным обнадеживаниям верить было невозможно, почему мы сказали им, что действовать будем только в таком случае, когда кто из них подойдет к нам ближе ружейного выстрела. Беспрерывное стечение киргизцев увеличилось, наконец, до того, что могли они саженях в 100 от редута сделать неразрывный круг и облечь нас отовсюду. Некоторые рубили по пескам растущий кустарник и сваживая оный в кучи, делали в рост человеческий связки, засыпая их песком наподобие тур, по-киргизски называемые аратура. Ночью с ужасным шумом имели перекличку сими словами: никого из городка, ни в городок не пропущать! Во многих местах раскладен был огонь, вместо маяку вновь приезжавшим. Весьма часто патрули их приближались к нашему укреплению, но, быв окликаемы, тотчас удалялись. [246]

Мы наблюдали строгую тишину. Иногда посылали казаков к киргизским кругам для подслушивания их советов, и к горести нашей узнали, что у них раздавались крики радости о приращении сообщников. Между прочими, прислан к ним был от хана Абулгазы наперсник его, Садит-Кирей, который есть внук бывшего башкирского бунтовщика Карасакала. Он с усилием научил народ к вреду нашему и заклинал исполнить сделанную присягу.

Сентября 10-го

Целую ночь попеременно занимались мы вырытием начатого колодца, но здешняя земля, как описано о том сентября 5-го, едва от топора и лома делилась на части и в 3-саженной с трудом достигнутой глубине не оказывалась ни малейшего следа сырости. Уже утренняя заря начала освещать восточную сторону неба, но мы не имели ничего к утолению жажды, мучившей нас со вчерашнего утра.

По рассвете увидели, что количество окружающего народа гораздо превозвышало прежнее. Можно по справедливости было сказать, что мы уподоблялись тогда былинке, растущей в обширном кустарнике, которую и самый строгий наблюдатель едва ли бы заметил. Вскоре явились опять вчерашние старшины вместе с Садит-Киреем и с теми же предложениями, как прежде.

Мы принимали оные с тем, чтоб прежде все неприятели разъехались в свои аулы, а с нами остались только немногие старшины, с которыми хотели отбыть к чумекейским аулам для нужных заготовлений. Сии предложения обнаружили прямые их замыслы: они непременно хотели, чтоб мы теперь же пошли к ним, отдав караван на их руки, дабы чрез то, как видеть можно, удобнее было взять всех нас без сопротивления в плен.

Дорого решились отдать жизнь свою и вольность. Казаки готовы были на всякое предприятие, почему и объявили грабителям, что требуем идти к чумекейцам, или будем защищаться, покуда достанет силы.

Хотя по вчерашнему условию не должно было бы начинать никаких воинских действий, но киргизцы во время переговоров подкатывали к нам сделанные туры и приготовлялись к сильнейшему удару. [247]

На последнее желание наше не прежде хотели согласиться, как тогда, когда по закону их выдадим за убитых и раненых кун, т.е. мзду (О сем киргизском законе показано во 2-й части). Оставшиеся при нас купцы с радостью взялись удовлетворить сему требованию, ибо в прежние годы подобная сему мзда нередко спасала купцов и товар. Киргизцы в верности их обещания произнесли пред Алкораном клятвенную присягу (За каждого убитого положено было выдать по 100 червонных).

Рассуждая о пользе такового условия, мы полагали, что сохраня казенные вещи можем еще идти в Бухарию другими отдаленными дорогами.

К 5-му часу пополудни было выдано им 6000 червонных и сверх того многие товары.

Сильный полдневный жар, соединясь с великим беспокойством и померкшею надеждою достигнуть воды в рытом нами колодце, произвели горестное отчаяние во всем нашем сообществе. Некоторые обессилели до того, что с нуждою поддерживали самих себя, иные, почти полумертвыми, распростирались по песку, лица всех были томны и бледны, глаза кровавы, язык, покрытый напекшеюся корою, почти не шевелился. Смерть, казалось, занесла уже свой роковой удар. Чтобы предупредить сию погибель, мы, пользуясь мирным условием, просили у киргизцев воды, но тщетно. Бедные, и то во время заплаты куна, носили к нам ее тайно в небольших кожаных мешках, подвязывая их под одежду, и за малую меру едва соглашались брать по 2 и более червонца. Невзирая, что вода сия при обыкновенном соленом свойстве была отвратительного запаха, с грязью и для умножения ее смешана с лошадиною мочою. Казаки хватали оную с чрезвычайною жадностью. «Дайте мне, – говорили слабые и раненные, – дайте хотя смочить палец и охладить язык».

Может быть по заплате куна получили бы мы желаемое, если бы беспрерывное приращение злодеев не возбудило снова дух корыстолюбия. Они презрели присягу, и, думая найти нас ослабевшими, опять начали делать наступление. Шесть раз устремлялись к стенам укрепления, имея в руках сплетенные из веревок петли для вязания полоненных, но не могли в оное проникнуть. Тщетно партия союзных нам чумекейцев до 300 человек раза три [248] покушалась дать нам руку помощи, грабители прогоняли ее с жестоким поражением. К большему замешательству казаки, ожесточась на неприятеля, более не внимали приказаниям. Они хотели броситься на них и лучше умереть, чем быть в мучительном состоянии. Надобно было употребить средства сильные, чтоб удержать их в границах и заставить ожидать общей участи!

Непрестанное умножение народа, малочисленность наша и невозможность получить себе откуда-нибудь помощь, представляли нам одно неизбежное спасение от мучительной смерти, отдаться в руки врагов. Но вспомнив, что сие пожертвование, кроме вечного невольничества, не принесет никакой пользы, решились, наконец, оставя весь караван, пробираться сквозь неприятеля вооруженною рукою, дабы производя сие, или умереть защищаясь, или пробившись, сохранить жизнь нашу для нового государству служения. При сем последнем надеялись, по крайней мере, спасти депеши, нужные бумаги и, удовлетворяя общему желанию, возвратить людей в свое отечество.

К вечеру объявили о том всем в караване, советуя брать сколько возможно более патронов. Сие приказание оживило в сердцах всех последнюю искру бодрости. Мы не успели еще приготовиться к сему окончательному предприятию, как вдруг, с сильным движением отовсюду, увидели снова стремящихся на укрепление хищников. Не давая времени совершенно стеснить нас в оном, соединено пошли чрез стену в ту сторону, в которой находились чумекейские аулы. В сие мгновение, когда менее всего надеялись найти спасение, мы удивились увидя киргизцев от нас удаляющимися. Чрезмерная ли привязанность к жизни и вместе желание не потерять часть добычи, на которую многие бросились, или взятая за кровь мзда (кун) удержали, что они не опрокинули на нас всеми соединенными силами, того объяснить не можем.

Во время сего движения поднялась ужасная пыль, великий крик и сильное волнование, которые соединясь вместе с вечерним сумраком, лишили нас любезного сотоварища, доктора, надворного советника Большого и некоторых других, кои были взяты в плен.

Киргизцы при разграблении каравана, можно сказать, уподоблялись саранче, опустошавшей плодоносные поля. Все что ни попадалась в их руки, разрубали, ломали, рвали на мелкие клочки и с сильною дракою отнимали их друг у друга, гоняясь по полю. [249]

По некотором отдалении от места разграбления, присоединились к нам честные наши вожаки Каныбай и Буранбай, которые вместе с другими скрывались за горами. Первых немедленно послали мы отыскать полоненных, но оные ни малейшего не могли нам доставить сведения, куда несчастные попались. Неизъяснимую радость чувствовали все отходя от рук врагов. Новый луч надежды подкрепил дух наш. Казаки шли по песчаным буграм так легко, как по ровной дороге, но утомленные их силы недолго могли служить им. «Нам нужна помощь», – говорили они. «Напоите нас Бога ради», – повторяли вожакам отчаянным голосом.

Вскоре после того приблизилась новая толпа киргизцев до 200 человек из чумекейцев сарыкашинского удела. Они, под видом вызванных для защиты, предложили свои услуги и посадили всех позади себя на своих лошадей и верблюдов. Скоро, однако ж, увидели мы, что доброжелатели сии вместо соединенного пособия стали разъезжаться в разные стороны. Сие заставило нас сзывать команду в соединение, и, сбежавшись кое-как вместе, сильною стрельбою отбились от вторичного несчастья, потеряв снова 8 человек из обезоруженных казаков, которые в темноте были связаны и увезены. Целую ночь шли мы пешком под руководством нашего вожака Каныбая, будучи окружены со всех сторон киргизцами, производящими ужасный крик, скачку и набеги.

На рассвете между страхом и надеждою прибыли в аул чумекейского бия Мусряба, где присоединился к нам и переводчик Бекчурин. Вода было первое слово наших сотоварищей и, несмотря на опасность, все бросились искать оную в разных местах. Иные, не имея сосудов, опускались в колодцы и черпали ее горстями, другие сосали обмокшие части платья, а некоторые припадали к влажной земле и довольствовались ею. С чем может сравниться сие положение!

В аулах сих надеялись мы найти хотя малейшее пособие, но во всем другом, кроме утоления жажды, обманулись, ибо киргизцы преследовавшие нас в ночи, окружа аул, требовали, чтоб взамен понесенных ими потерь при сражении с чиктынцами, выдать всех нас как должную им добычу. С большим трудом могли мы, при посредстве нашего хозяина Мусряб-бия, согласить их, чтоб они оставили сию претензию и старались о доставлении увезенных людей в неволю, обещая за каждого возвращенного заплатить из [250] суммы, сохраненной купцами (Здесь говорится о тех купцах, которые при самом начале нападения скрылись из каравана вместе с вожаками), по 50 червонных. Но купцы скоро после сего прибыли к нам с печальным известием, что капитал, на который полагали мы всю надежду, будучи зарыт ими для безопасности в песок, оттуда похищен. Мы послали тотчас вожаков с переводчиком и казаками искать похитителей. К вечеру пропажа была отыскана, и при помощи Мусряба и Китябай-бия отнята обратно и возвращена купцам.

Некоторые из нас нарочито осматривали сего дня место разграбления, но ничего не нашли, кроме взрытого песку, перемешанного с сухарями и мелко изломанным от сундуков деревом.

Сентября 12-го

Целый день проведен в беспрерывных заботах в рассуждении возвращения увезенных людей. Они рассеяны были в разных аулах; иные из них были даже запроданы бывшим тут хивинцам, и вообще все обобраны донага; а о г-не докторе, денщике и нескольких татарах, попавших в руки первых злодеев, не имели никакого известия.

Киргизцы, посланные за особую плату для отыскания оных в удаленные места, уже в глубокую ночь привели к нам только караваноначальника нашего Исмайлова, с двумя купеческими приказчиками, которых нашли шатающимися по пескам. Исмайлов сказывал, что при выходе из каравана схватила его партия чумекейцев, бывшая под начальством старшины Байчунды, и целые сутки влекши за собою, не иначе избавила от рабства как по едино-исповеданию, и особенно тогда, когда Исмайлов объявлял о себе, что он был в Мекке.

Сентября 13-го

Поутру начали собираться в путь, но никто не брался провожать нас ни в Россию, ни в Бухарию, опасаясь с обеих сторон непременного взыскания. Трудно бы нам было убедить к сему киргизцев, ежели бы не прибыл известный Каракубек-бий с партиею [251] 100 человек ему ближних. Он, дабы удалить от себя подозрения, взялся дать нам людей в вожаки и уговорил к тому чумекейцев, но верблюдов и лошадей, на чем бы ехать, не давали; а для того предприняли мы доколе можно идти пешком.

Сентября 14-го

До самой полуночи, с лишком 40 верст, брели песками и остановились у аула доброго и честного чумекейского Китябай-бия.

Здесь, на занятые у купцов червонцы, выменяли верблюдов и несколько лошадей, ибо сии последние были гораздо дороже первых, а для людей, не имеющих одежды, армяки и тулупы. Запаслись также на несколько дней для пропитания пищею. Из тюрткаринцев пошли с нами вожаки при старшине Буранбае, а из чумекейцев – при Идиге, всего 15 человек.

Приготовясь таким образом, и посадя на каждого верблюда по два человека, после полудня отправились в Россию, левее того пути, которого держались прежде. Пополуночи останавливались отдохнуть и чрез два часа опять пустились в дорогу.

Сентября 15-го

В 9 часов утра достигли до полосы описанных выше бугристых песков Парчакум, где при хороших колодцах располагались до 2-го часа.

Отсюда султана Ширгазы, снабдя его червонными и придав в сотоварищество бия Дюнанчу и еще двух других киргизцев, послали мы для непременного отыскания доктора. Они обещались нам следовать к чиктынцам, и ежели он жив, чего б ни стоило возвратить его в Россию.

Выступя из Парчакума, шли местами более ровными солонцеватыми, направляясь к Тюгошкану. Сей путь противу прежнего казался нам удобнее. В первом часу за полночь темнота не позволила продолжать нам дорогу, а потому избрали место для ночлега в буграх, не доходя реки Иргиз. [252]

Сентября 16-го

На утренней заре нашли опять известный путь и на рассвете достигли Иргиза при урочище Тюгоскан, в том самом месте, где прошлого месяца 28-го числа имели лагерь.

Перейдя реку вброд и приняв вправо, потянулись холмистыми степями. Слева оставили гору и могилы Карамула, а справа, реку Тургай. Около полудня достигли озера Хочжакул, где имели малый роздых.

Обширное сие озеро заключало в себе пресную воду, а в окрестности находились хорошие кормы. Тут заметили мы также пашни, расположенные по косогору, близ большого солонца, отделявшегося от озера узкою возвышенною грядою земли, чрез которую пролегает канал, уподобляющийся рытвенному оврагу, глубиною более сажени. Он служит к спуску воды из озера для наводнения сих пашен. Киргизцы уверяли, что овраг сей прорвался в недавнем времени сам собою.

Далее от озера продолжа путь местами возвышенными, а пред вечером перебрались чрез лощину Сарюзяк, во время весны наполняющуюся водою, а в сие время заключавшую небольшие с оною ямы. В полночь остановились на берегу речки Тилкары, которая тянется от реки Иргиз к Тургаю в довольно возвышенных берегах и содержит попеременно то пресные, то соленые, то горькие озерки. Здесь вознамерились мы остаться до рассвета, дабы обождать вожаков, уехавших третьего дня в свои аулы для перемены одежды и получения запасу.

С самого можно сказать за границу выхода, а особенно в обратном пути, не проходило ни одного дня, чтоб мы от наших проводников не терпели неудовольствия. Несогласные и упорные вожаки всегда между собою имели распрю. Всякий силился вести караван как ему приходило на мысль, дабы чрез сие мог выиграть для себя какую-либо пользу. Идучи вперед, иногда поневоле, должны были склоняться на желание сих непостоянных путеводителей, но, теперь, держась положения Полярной звезды, не внимали никаким их представлениям и шли прямо в Россию.

Сентября 17-го

Поутру сего дня отправились сперва вправо, но потом опять возвратились для обождания киргизцев, уехавших в аулы за нужною нам провизиею. По песчано-глинистым горам, в окрестности [253] реки Тилькары, а особливо к северу лежащим, преимущественно пред прочими ископаемыми были приметны железная охра и рассеянные полосами кругляки.

В 3 часа после полудня, оставя напрасное ожидание, пустились в дорогу с оставшимися только 8 киргизцами. В лунную нынешнюю ночь перешли гору Кунгуртюбя, мимо которой проходят всегда чумекейцы с караванами. Здесь от самого Тюгошкана до вершин реки Иргиз дорога идет ровными степями, весьма удобными для езды на колесах, и кормы до самой России становились час от часу привольнее. Ежели при переходе сем можно чувствовать в чем недостаток, то только в одной воде.

В 3 часа пополуночи остановились в безводном месте и, пробыв короткое время для отдохновения, отправились далее.

Сентября 18-го

Недостаток в провианте приводил нас в большое беспокойство. От переправы за Иргиз не попадалось ни одного аула, в котором могли бы мы получить себе запасу; опечаленные вожаки отнимали у нас всю надежду сыскать оный прежде границы. Но в 11 часов заметили справа сначала чуть движущиеся предметы, которые принимали мы за колебание растений. А киргизцы, совершенно привыкшие к степям, решительно уверяли нас, что это скот и, поскакав туда, ко всеобщей радости в 7 верстах открыли кочевье, которое было уже последнее и замешкалось долго на севере по причине не оконченных экономических на зиму приготовлений. Здесь закупив баранов и запасясь опять дня на два, вместо обыкновенного провианта, вареным мясом, к вечеру пошли в дальнейший путь.

Около 10-го часа утра расположились для отдохновения близ высокой, хребтом идущей горы Каратавлё, на вершине которой находится могила одного из киргизских святых, а в окружности по всей степи лежат многие солонцы, с хорошими около их колодцами.

Свирепый холодный, периодически северный ветер, сопровождаемый дождем, угнетал нас от самой горы Кунгуртюбя. Обмокшее платье сцеплялось на плечах от бывших по ночам заморозков. Верблюды, побуждаемые к скорому ходу, долго противоборствуя силе ветра, изъявляли изнеможение свое пронзительным визгом и иногда падали утомленными на землю. Употребляемый в сухое время для обогрения скотский помет, теперь совсем не загорался. [254] Мы не находили более никакого средства к защите на месте отдохновения, как скрываться между посаженными в кучу верблюдами. «Привел нас Бог, – говаривали в сие время казаки, – спать лицом к лицу на одной постели с верблюдами!»

Оставя гору Каратавлё, во всю чрезвычайно темную ночь, сопровождаемую туманом, продолжили путь, руководствуясь в проходе удивительным искусством киргизцев.

Сентября 20-го

Перед рассветом остановились у одного камышового озера.

Справа, в 25 верстах отсюда, видна была знаменитая гора Карачатау, довольно известная по описанию г-на Рычкова в Оренбургской топографии. После полудня следовали гладкою степью до самой Бабанчока, у которой кроме камышных озер попадались немалые колодцы.

Гора Бабанчока примечательна потому, что бывает сборным местом киргизцев чумекейского рода для произведения народных пиршеств. К сему способствуют изобильные пастьбы и обширная степь Бабан, по которой весьма удобно производиться могут обыкновенные киргизские ристания.

Пройдя гору сию, стали подыматься на высоты, постепенно увеличивающиеся и представляющие сначала Верхний Котырташ, а потом большими грядами идущие холмы Тякали. Спустясь с сих последних к реке Иргиз, остановились для отдыха.

Сентября 21-го

Поутру, вместе с восходом солнца, переправились за реку и следовали Караадырским кряжем.

Вступя в горы, совсем новую почувствовали перемену. Небо сделалось ясным, погода теплою и ветер утих. Отдохнув часа два при камышином озере, продолжали путь далее. К вечеру миновали озеро Актамкуль и сухие овраги, составляющие вершины реки Камышаклы. А на рассвете, после небольшого роздыха, достигли до речки Аярыбутак, или Малой Камышаклы.

Сентября 22-го

Найдя чрез реку сию переправу брели далее по возвышающимся каменным горам. К половине дня увидели реку Ачагатлык, [255] перейдя которую остановились под крутою высотою на берегу реки Большой Камышаклы.

Камышакла берет начало свое от востока, близ вершин Иргиза из гор Караадыр, о чем и выше сказано было. Она так, как и другие реки степи Киргизской местами пересыхает, а весною изобилует водою. В то время, стесняясь между высокими берегами, бывает она до 3 и более сажен глубины. Окружные горы имеют главное свое положение с правой ее стороны, и называются по имени сей реки. Они оканчиваются к берегу холмами, расселистыми утесами и разновидными осколками зеленого звонкого камня, кремнистого сланца и других кремнистых пород и кварцев. Из расселин стремительно ниспадают водопады, которые, раздробляясь между торчащими каменьями, производят громкий шум. Они появляются между пластами сланцевых пород, стекая из окружных озер и родников, изобилующих в сие время водою по причине бывших продолжительных дождей. Некоторые из них стремятся с великим шумом чрез все лето, а другие показываются только весною и осенью. Особенно замечена нами здесь гора Шайтантау, т.е. чертова гора (смотри вид № 13), которая лежит при изгибе реки Камышаклы, навешиваясь над нею наподобие полусвода.

Произведение по сей реке судоходства, которое г-н Рычков признает удобным (Дневные записки путешествия его по степи Киргизской, страница 12-я), не иначе принять должно как во время весны, не далее месяца мая, и не на больших судах, а на обыкновенных лодках, и то с нуждою. Надобно заметить, что путешественник сей, бывши здесь весною, верно, не знал до какой степени простирается упадок воды среди лета.

Нынешний день препроводили мы совершенно без провизии. Усталые лошади и верблюды обращали на себя жадностью полные наши взоры. Многие уже покушались одного из них употребить в пищу, но вспомня, что чрез сие произойдет остановка, тотчас отступили от сего намерения, питая себя надеждою скорого достижения границ российских. Для чего отдыхали здесь только минут сорок и во втором часу отправились к реке Орь. Едва успели отдалиться от Камышаклы несколько влево и подняться на высоты, как представились человек до 100 выходящих из-за гор вооруженных киргизцев. Они пустились на нас со всею стремительностью, подобно [256] ястребу, налетающему на слабую жертву его ярости, и приближась, начали кидать множество стрел и стрелять из ружей. Вожаки наши, ежечасно ожидавшие преследования прежних грабителей для исполнения их присяги, новых сих злодеев почли за чиктынцев; почему спешась и соединя в одну кучу верблюдов, с поспешностью отклонились к берегу реки, и вышед навстречу к наезжающим неприятелям, сделали залп, чем остановя быстроту их набега, продолжали перепалку доколе они несколько удалились.

После сего послали мы к ним известного Буранбая для узнания о их намерения, почему в тоже время уведомлены были, что киргизцы сии разъезжают около границ из большого чиктынского удела для междоусобной баранты. Некоторые из них, пользовавшиеся многими выгодами в бытность нашу на границе, были устыжены сею нечаянностью. Они пришли сами к нам с извинением и потом удалились. После сего пошли мы вперед с наивозможною поспешностью. По захождению солнца, при устье речки Камышаклы, переправились чрез реку Орь бродом Базарбикя, т.е. базарная баба, а для отдохновения остановились близ речки Минлюбай.

Сентября 21-го

В 10 часов утра прибыли мы в Орскую крепость. Одно воззрение на сей предел наших трудов и опасностей, возродило новую жизнь в наших чувствах, все лица изъявили радость и спокойствие, всякий надеялся под кровом отечества забыть обо всех бедах своих. Комендант крепости г-н полковник Петров доставил все нужные нам пособия, а гостеприимство жителей принесло сладостное утешение.

27-го отправились в Оренбург, куда прибыли 30-го числа сего ж месяца, и тотчас послали в Санкт-Петербург эстафету. Потом учредя чрез Пограничную комиссию некоторые распоряжения к возвращению товарища нашего г-на доктора Большого и к ободрению разорившейся команды. Октября 6-го числа выехали в Санкт-Петербург.

РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 19209. Т. 1. Л. 1-132 об. Список.

Комментарии

64. Рычков Петр Иванович (1712-1777) – первый член-корреспондент Петербургской АН, экономист, географ и историк. Служил в Оренбургской экспедиции со дня его основания, а затем в Оренбургской губернской канцелярии. Большую известность в России получили его труды «История Оренбургская» и «Топография, или описание Оренбургской губернии» (Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. С. 61-65).

65. Позорище – зрелище.

Текст воспроизведен по изданию: Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 1-я), или Дневные записки в степи Киргиз-кайсакской 1803 и 1804 годов // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том V. Первые историко-этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX века. Алматы. Дайк-пресс. 2007

© текст - Ерофеева И. В., Жанеев Б. Т., Самигулина И. М. 2007
© сетевая версия - Thietmar. 2012
© OCR - Клинков Е. 2012
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Дайк-пресс. 2007