ГАВЕРДОВСКИЙ Я. П.

ОБОЗРЕНИЕ КИРГИЗ-КАЙСАКСКОЙ СТЕПИ

(ЧАСТЬ 1),

ПРЕДЪУВЕДОМЛЕНИЕ

Путешествие по Киргиз-кайсакской степи предпринято было с тем намерением, дабы, переехав оную, посетить плодоносные равнины Большой Бухарии, орошаемые водами древнего Оксуса и населенные племенами бактриан, славящихся ныне под управлением гордых узбеков обширною торговлею. Уже издавна многие государи обращали свое внимание на сию страну, в средоточие всей Азии лежащей и по естественным ее произведениям довольно любопытную. Сие подало повод министру коммерции графу Николаю Петровичу Румянцеву в 1802 г. исходатайствовать монаршую волю на составление новой экспедиции, для отправления ее в сию страну по делам коммерческим.

Сия экспедиция основана была в виде посольства с императорскою грамотою и подарками к владеющему в Бухарии хану Мирхайдару и с министерскими отношениями к знаменитым чиновникам его дивана.

Высочайше конфирмованная инструкция чрез министра коммерции выдана была на имя поручика, ныне майора, Гавердовского, которому даны были также от г-на генерал-квартирмейстера фон Сухтелена и от членов Императорской Академии наук господ профессоров Озерецковского, Севергина, Севастьянова и Смеловского разные наставления.

Отправление из России за границу, по именному повелению государя императора, зависело от распоряжения министра внутренних дел графа Виктора Павловича Кочубея. Его сиятельство со своей стороны предписал о том бывшему тогда в Оренбурге военному губернатору генерал-майору Бахметеву, дабы он употребил неусыпное и всевозможное по сему случаю попечение. [158]

Из Санкт-Петербурга сия миссия отправилась 15 генваря 1803 г., а в Оренбург прибыла февраля 23-го дня.

Разные распоряжения, деланные пограничным начальством для выступления в степь и для безопасного по оной проезда, сверх ожидания, слишком долго продержали ее на границе. Распоряжения сии состояли в следующем.

Для препровождения до Бухарии предположено было вызвать известных по своей силе начальников киргизского народа из тех обществ, которые располагаются кочевьем по лежащему туда пути, с тем, дабы они доставили на границу потребное число верблюдов для перевозки тяжестей и взяли на себя обязанность в проезд наш печься о безопасности. Приглашать сих киргизцев и в то же время разведывать все обстоятельства, касающиеся до проезда степи, послан был в феврале месяце известный по своей опытности переводчик Оренбургской торговой таможни, титулярный советник Бекчурин, который возвратился из степи не прежде июня месяца, уведомил, что выгоднейший путь в Бухарию лежит из крепости Орской чрез кочевья орды тюрткаринской и чумекейской, из которых приведены им были желаемые вожаки. Он обнадеживал, что на усердие и честность сих вожаков положиться можно с полною доверенностью. В подтверждение всего доносимого Бекчуриным киргизцы, с ним прибывшие, дали торжественную присягу. Из них главные были султан Ширгази (Ширгази более пяти лет жил прежде в России и по большей части в Санкт-Петербурге при князе Платоне Александровиче Зубове, вел себя как европеец, но теперь совсем одичал), сын Каип-хана ⁵¹, старшина мурза Буранбай, дети Каракубек-бия – главного начальника над всеми тюрткаринцами, и дети Куран-батыря – предводителя чумякейского.

Советуясь с Пограничною комиссиею, управляющею на границе всеми киргизскими делами, уверены мы были, что таковое препровождение для безопасности нашей нимало не подозрительно. Военный губернатор, по отзывам его, мнение сие делал несомненным, а потому поспешили мы с отъездом для достижения своей цели.

В Оренбурге присоединились к сей миссии переводчики татарского, персидского, индейского и других восточных языков, [159] чиновники для письмоводства, 15 человек русских казаков под начальством сотника, 10 тептярей с тремя хорунжими, а всего 50 человек.

Российские купцы отправили с нами на знатную сумму товаров под смотрением особых надзирателей, или приказчиков, коих с работниками было 8 человек и 3 бухарца. Отправлению сему наипаче споспешествовал директор Оренбургской таможни Величко, оказавший нам в Оренбурге во многом великое пособие.

Мы снабдили себя хорошими химическими и математическими инструментами. Казаки все были ничто иное как разного рода художники и ремесленники, они запаслись также всякий по своему искусству потребными снарядами.

Начало журнала нашего предприняли вести от крепости Орской, поелику проезжаемые места до сей крепости известны уже просвещенному свету из путешествий господ академиков.

Сверх надлежащих должностей упражнение в пути разделено было следующим порядком.

Доктор 7-го класса Большой занимался различными предметами по естественной истории, не упущая притом из виду метеорологических и других физических явлений.

Свиты его императорского величества майор Гавердовский, где можно было определял высоту полюса, замечал географическое положение проезжаемых мест, историю и законы населяющих оные народов.

Подпоручик Иванов снимал дорогу и виды, примечания достойных мест.

Подпоручик Богданович принял на себя часть геогностическую и минералого-химическую.

Переводчик, коллежский асессор Биктяшев с ахуном Тонкачевым должны были примечать обряды и обыкновения народов.

Переводчику Бекчурину отданы в зависимость киргизцы, составляющие наших путеводителей. Он вместе с ними должен был заботиться об удобности и безопасности в дороге, так как все сие ему известно уже было из первой его в степь поездки.

Татарин Ибрагим Смаилов назначен был караван-башем, т.е. начальником над купеческими поверенными и, так сказать, полицмейстером каравана. [160]

Несчастье, преградившее нам путь в Бухарию, лишило нас всех плодов приобретенных к познанию Степи. Единая обязанность, сопряженная с желанием доставить хотя что-нибудь любителям сего рода путешествий, заставили меня собрать последние кое-как спасенные отрывки и привести их в ясность.

В сей книге представил я при помощи г-на доктора Большого все происшествия в их порядке и замечания о местах проезжаемых, а общее описание степи Киргизской оставил для другой книги, в которой помещены все собранные нами сведения, согласуя их с примечаниями многих путешествователей, известных свету, и с наблюдениями чиновников, нарочито посылаемых в степь с границы, которых рукописи нашли мы хранящимися в архивах.

Я. Гавердовский [161]

Дневные записки

1803 г., июля 23-го дня отправились мы из города Оренбурга вверх по течению реки Урала, и, переехав крутые и высокие Губерлинские горы, прибыли благополучно того же месяца 25-го дня в Орскую крепость.

Чрез реку Урал переправились к сей крепости на пароме, поелику мост был сорван случившимся тогда наводнением, которое произошло, по словам жителей, от растаявших снегов в горах Уральских. Необыкновенное сие в таковое время происшествие причинило немалый вред здешним жителям в экономических заведениях.

Перевозные суда, на коих мы переправились, известны здесь под названием парома. Для построения оных берут сперва толстые бревна осокоревого дерева, длиной сажени в две, и выдолбя их внутри, употребляют вместо дощаника ⁵² под именем комяги. Две, а много, три таковых колод сплачивают в небольшом одну от другой расстоянии брусьями, а сверху стелют доски, на которые становятся лошади с повозками. Снаряженный таким образом паром наподобие плота управляется вместо руля длинной, как на простых барках, бабайкой ⁵³, утвержденной на особом стержне посреди одной стороны парома, а на передней части комяг гребут двумя или четырьмя веслами. Переправа на сих судах была крайне затруднительна.

Июля 26-27

Орская крепость лежит на киргизской стороне, на склоне крутой каменистой горы, под 51° 13' 24'' северной широты и 56° 11' 12'' долготы от Парижского меридиана. Шестиугольное с бастионами ⁵⁴ ее укрепление, составляющее около 700 сажен в окружности, имело, как кажется, прежде грудную защиту (рачареи), одетую дерном и огражденную рвом, которые ныне совсем уже [162] разрушились. Дома, коих в крепости до 50, расположены только по северо-западной покатости горы к реке Урал, а прочие места остаются ненаселенными. Строение вообще все деревянное и весьма обветшало; причиной сего недостаток леса, который привозится сюда за 180 верст сухим путем из Башкирии с реки Сакмара. Беспечность жителей причиною, что, терпя столь великий недостаток и затруднение в получении строевого леса, не пользуются они плитным камнем, которого находится в окружностях Орска немалое количество.

Жители собственно крепости, сверх двух рот гарнизона, по большей части все отставные солдаты и не служащие солдатские дети. Они упражняются в небольшом хлебопашестве, которое разведено на правом берегу реки Урал. Ржи, по причине неурожая, здесь совсем не сеют, но с избытком вознаграждаются однолетнею жатвою, т.е. яровым хлебом.

На вершине горы, среди самой крепости стоит каменная церковь во имя Преображения Господня, почему и гора называется Преображенской. Подошва горы покрыта землей и дерном, а вершина состоит большей частью из скал дикого камня ⁵⁵, яшмы и агата. Здесь в одной яме, которая разработана была присланными из Екатеринбурга мастерами для прииску цветных каменьев, нашли мы яшму отменной доброты, а на восточной стороне – агатные плиты, испещренные фигурами наподобие цветов и, как бы, целых ландшафтов. Высота горы, взяв от ее основания, простирается с лишком на 185 аглицких футов. Впрочем, дальнейшее ее описание можно найти в путешествии г-на Палласа (Вид крепости можно видеть в рисунках на 2-м листе).

С северной стороны крепости до берега реки Урал, вдоль по разливающемуся рукаву, расположена улицей, до 60 домов имеющая, слобода казаков из татар, кои в сем месте живут только зимой, а летом переходят за Урал, в горы, кочевать по подобию башкирцев. Земледелием занимается из них весьма малая часть, а прочие содержат себя от скотоводства и от перевозки доставляющегося сюда караванами из Средней Азии товара в Оренбург.

Переселенные к крепости Орской в 1794 г. несколько семей донских казаков трудолюбивою деятельностью развели было в сих местах весьма хорошие поля и огороды, но в прошедшем 1801 г. [163] перевели их отсюда вниз по Уралу, за Оренбург, чем уничтожилась польза, каковую получали от них орские жители (Подобные сему переведения учинены и из других крепостей, вверху Урала лежащих). Способ обрабатывания земли и все заведения донских казаков весьма соответственны здешней почве и самому климату.

В татарской слободе живет также немалое количество бухарцев, которые по большей части поверенные или приказчики бухарских купцов. Они находятся здесь для присмотра за приходящими из Азии и туда отбывающими караванами, занимаясь сверх того меною с киргизцами и торговлею с жителями крепости.

Для безопасности коммерции построен караван-сарай, состоящий из двух каменных с деревянною крышею зданий, где складываются привозимые товары. Для соблюдения при сем караван-сарае порядка, от Оренбургской таможни находится надзиратель. Он обязан осматривать количество доставляемых тюков, управлять киргизскою меною и собирать таможенные пошлины.

Наименование Орской крепости происходит от реки Орь, впадающей в Урал. В 1735 г., при начале учреждения по реке Урал российской границы, заложен был на сем месте город Оренбург, которого признаки еще и поныне видны. Признаки сии заключаются в самом низком и уже разрушившемся валу. В 1740 г. по причине многих неудобностей город Оренбург переселен на другое место, а оставшиеся здесь заведения обращены в крепость ⁵⁶. Для сохранения оной от киргизских набегов, а наипаче в летнее время, присылается башкирская иррегулярная команда до 500 человек, которая расположась здесь все лето в лагере, содержит в окружности разъезды и караулы, а осенью на всю зиму обратно возвращается в свои дома.

Гора в древности называлась Намастау, т.е. гора молитвы. На ней, как повествуют татары, находился древний курган, служащий могилою хану Шейх-Мамаю ⁵⁷, который в здешних окрестностях имел свое пребывание. Народ, ему подвластный, ведший поколение от племен Нагайской орды, из особенной привязанности к своему владетелю после его смерти нередко собирался на оную для совершения общественных тризн. Впоследствии времени башкирцы и киргицзы, произшедшие частью от означенного народа, [164] ревнуя сему благочестию, долго поддерживали оное. При заведении около сей горы российского селения, огорченные киргизцы, желающие владеть сим священным местом, неоднократно на оное нападали. Они возвращались всегда пораженными, почему и назвали сию крепость Чжаманкала, т.е. худой или злой город.

Гора сия лежит уединенно в ровной долине, имеющей пространства более 40 верст, окруженной отовсюду довольно возвышенными горами, которые по большей части покрыты глинистою землею, а в некоторых местах обнажают скалы серо-песчаного камня и разных видов роговика. Среди равнины протекает Урал, делая в течении своем знаменитый поворот от севера на запад. С сей рекою соединяются в сей долине две небольшие речки, Ярыкла и означенная Орь, текущие со стороны киргизской, одна с севера, а другая с северо-востока.

Когда весною река Урал выступает из берегов своих, в то время все пространство равнины до подошвы горы, а нередко и вся татарская слобода до самых стен крепости, покрывается водою. Иногда для сообщения с сею крепостью от окружных гор отовсюду более 8 верст должны переправляться на лодках. Жителям остается тогда одно убежище – вершина горы, на которой они и домашний их скот, остаются без всякой помощи суток по 8 и более.

«Какая величественная картина, – говорил нам комендант крепости, – представляется с горы Орской во время наводнения! На зрелище сие неможно смотреть без особенного внимания и чувства! Какое повсюду видно замешательство! Все, что только само по себе движется, убегает и ищет верного пристанища. Ярые волны время от времени воздымаются выше, выше и, наконец, все погружают в пенящихся своих недрах. Здесь крутые валы с треском ударяются о скалы горы и о стену крепости и, не сильны будучи оные опровергнуть, раздробляются и паки утекают с шумом, изъявляя как бы тем свое неудовольствие. Там бедные хижины, уступив преимуществу влажной стихии, чуть-чуть выказывают обмокшие верхи свои; а далее гибкие ветви, покорствующие стремительности потока, едва приметны в седых пенах. Повсюду видно уныние; повсюду слышны жалобы. Даже сами животные показывают тоску свою. Одна только гордая гора как бы нарочито глядит с улыбкою на все предметы, имея воды своим подножием».

Лед на реке Урал вскрывается всегда в начале апреля. Разлитие начинается после сего спустя несколько времени и всегда [165] с необыкновенною силою, так что иногда затопляет скот, в лугах пасомый. Сие наводнение обитающие на линии называют валом, до прихода коего, говоря по здешнему, на поемных местах не начинают орать земли.

Вал обыкновенно идет целою водяною грядою, в тесных местах аршина в 3 и более высоты от обыкновенной поверхности. Но сколь стремителен прилив сей, столько же споро и уменьшение оного; ибо в две, а много, в три сутки большая часть лугов осушается. Под Уральским казачьим городом (Уральск лежит вниз по реке Урал в 387 верстах от Орской) вал бывает не так велик, но под Оренбургом примечали его до двух аршин. Явление сие происходит оттого, что широкая равнина, где протекает Урал, окружена со всех сторон горами, которые, прилегая во многих местах к самым берегам реки узкими ущелинами, стесняют течение воды. Главнейшие из сих ущелин находятся: первая – около крепости Кизильской (Кизильская находится вверх по Уралу от Орской в 186 верстах), другая – в Губерлинских горах, в 25 верстах ниже Орской крепости, а третья – при крепости Верхне-Озерной. Идущий сверху по вскрытии реки лед, стесняясь в сих излучистых поворотах, останавливается и перекрывает ход воды. Прибыль [воды], которая от растаивающих снегов в горах час от часу увеличивается, запруду сию, наконец, прорывает и вода стремится далее горою и с чрезвычайною скоростью. В Орской крепости сия причина признана уже за истинную, ибо, когда получено бывает известие, что в Губерлинских горах лед остановился, то и разлития реки по долине ожидают самого сильного и продолжительного; в противном случае вода стекает очень скоро.

Около Орска по берегам рек растут кустарники и леса, частью годные для дров, как-то: тополевые, осиновые и осокоревые. Луга доставляют хорошие сенокосы, но жители весьма мало ими пользуются, ибо казаки зимою выпускают свой скот в степь, а прочие имеют оного очень мало.

Июля 28-го дня

Осмотрев, сколько позволило время, окрестности Орской крепости, занялись потом приготовлением каравана к дороге.

Торговля была первым ключом, открывшим сообщение России с Бухариею. Еще при существовании Болгарского царства ⁵⁸, [166] северные пределы пользовались азиатскими продуктами, вывозимыми оттуда не токмо чрез Каспийское море, как извещают многие писатели, но и чрез степи. А особливо при существовании Казанского царства.

В первый год по заложении Оренбургской линии явились на оную сами азийские промышленники и продолжали приходить каждогодно, сначала из Ташкента, потом из Хивы, а напоследок из Бухарии. Промышленники сии, чтоб удобнее проходить чрез жилища киргизские, искали покровительства у начальников сего народа, поручая им за некоторую плату товар свой для сохранения от хищности кочующих и для перевозки его в желаемое место. Люди, взявшие на себя сию обязанность, назывались и ныне называются вожаками.

Сие обыкновение, сперва случайно принятое, обратилось потом в правило и из полезного сделалось, наконец, для торговли вредным. Причины сему были следующие.

Блестящие изделия, с которыми торговля познакомила киргизцев, возродили прихоти и совершенно развратили их пастушеские нравы. Желание корысти сделалось неизбежным, нужды возрастали, право сильного, как законное право сего народа, было поводом, что старейшины начали отнимать имущество у своих подчиненных, а подчиненные их стали грабить купеческие караваны, чрез степь идущие.

Знатные султаны (Султанство в Киргизской степи есть звание наследственное, и происходит от ханского поколения. Дальнейшие ханские родственники получают ходжинское достоинство ⁵⁹. Бии суть судьи, князья и красноречивые люди. Батыри, по нашему богатыри, суть храбрые наездники и военачальники, а старшины есть правители родов. Они часто получают сей титул от российского начальства; но сии последние редко имеют уважение; большее же предпочтение между киргизами воздается людям отличающимся набожностью, богатством и великим семейством), бии и старшины всегда брали с караванов подарки, называя их пошлиною за пропуск товара чрез свои земли. Сначала подарки сии были маловажны, но впоследствии превозвышали всякую меру и требовались насильно. Вожаки нисколько не препятствовали сему злоупотреблению, они, считая купцов бессильными к отмщению, презирали их упреки и не внимали жалобам. [167]

Взаимная месть между пограничными народами, называемая по здешнему баранта, о которой упомянуто будет впоследствии, от которой наиболее претерпевали киргизцы, принудила их взамен грабить караваны.

Оставаясь за все таковые поступки без наказания, киргизцы почитали хищничество сие как бы позволенным, а от сего произошло, что вместо того, что прежде нападали на караваны скрытно только люди низкого состояния, ныне начали грабить большими скопищами самые лучшие родовые начальники. Промышленники, не имея никакого средства к укрощению наглости народа, стали для препровождения товаров передаваться в разные роды и от одного вожака к другому, что умножало только их убытки и затруднения.

По переселении Оренбурга в 1743 г. на нынешнее его место, путь чрез степи в Бухарию проходил чрез Хиву под руководством киргизцев байулынского рода. В 1746 г. стали ездить прямо чрез чиктынское отделение на устье реки Сыр. Потом передались тюрткаринцам и, избегая дороги из Оренбурга, открыли новую чрез Орскую крепость по реке Иргиз. После вошли в доверенность чумякейцы, с которыми, подаваясь гораздо восточнее, ездили чрез место называемое Тюгошкан. Но и здесь не избегли также злодейских поисков. Сами чумякейцы, замечая слабость купцов, начали их грабить; почему ныне большие караваны из Орской крепости выходить в степь опасаются, разве тайно малыми партиями с киргизцами чжабаского отделения, удаляясь притом совсем на восток к Средней орде, где проезд гораздо спокойнее, нежели по Меньшей орде.

В таковом положении нашли мы торговое сообщение с Бухарией; сим путем должно было и нам следовать, ибо другого средства оренбургское пограничное начальство к препровождению нашему не отыскало.

Караваны проходят почти всегда одинаковым образом, т.е. пред тем временем, когда должны их отправлять, вожаки, желающие взять на свое попечение перевозку товара, приезжают на границу в то место, откуда обыкновенно выходят в степь. Вожаки сии бывают люди купцам известные и, по большей части, из почетных между киргизцами. Два, а много, три таковых вожака договариваются о цене за провоз, о весе тяжестей, сколько на [168] каждого верблюда должно навьючить, о числе потребных для каравана верблюдов, а иногда и о времени доставления товара на место.

Безводные места и глубокие пески, а особливо лежащие ближе к Бухарии, заставляют перевозку товаров производить здесь не иначе как на верблюдах. Купцы не стараются и не почитают нужным разводить верблюдов собственных, ибо содержание оных бывает очень дорого, а притом и вдвое увеличивается опасность от киргизцев. Извозчики с верблюдами, называемые по здешнему крякаш, нанимаются уже вожаками, иногда из разных поколений; купцы совсем не входят в сие распоряжение.

Вожаки, кроме извозчиков, или крякашей, приглашают иногда к себе из родственников своих вооруженную партию для защиты каравана от хищничества.

Тяжести разделяются обыкновенно на два особенных вьюка, называемые туганак и палтар. Первый бывает противу условленного веса, который помещается в две цилиндрообразные кипы, или тюки, зашитые в войлок, длиною, по большей части, в два аршина, а шириною в аршин. Тюки сии висят в равновесии по обеим сторонам верблюда на особенном седле или накладке. Туганак во время пути находится в полном заведывании крякашей. Палтар же состоит из вещей, необходимых для употребления в дороге. Вес его не определен; за провоз считается только до того места, где снимется поклажа и верблюды, сию тяжесть несущие, состоят на руках у купеческих приказчиков.

Не было еще примера, чтоб русские купцы сами ездили в Бухарию, хотя ни одной нации не запрещено там пользоваться правом торговли. Сие, как кажется, происходит оттого, что татары, как единоверцы с бухарцами, более выигрывают от них себе доверенности, и стараются разными способами не допускать русских самих познакомиться с сей страною, дабы удержать торговлю в своих руках.

Татары ездят туда или под видом приказчиков со своим капиталом, или посылаются от русских купцов. При самом большом караване бывает их не более пяти человек, потому что несколько купцов товар свой отдают всегда на руки одного приказчика.

Как скоро караван вступит в степь, купеческие поверенные не имеют никакого права располагать ход оного по своему желанию. Сие зависит совершенно от воли вожаков. [169]

По степи киргизской нет никаких следов дороги, ни же определенного ее направления. Вожаки ведут караваны всегда чрез свои кочевья, хотя бы сие составляло целую неделю лишнего хода. Извозчики, с порученными им туганаками, также разбредаются по своим жилищам, заготовляясь во оных свежими лошадьми, верблюдами, провизиею и остаются до того времени, когда наступит срок собираться к назначенному месту по согласию с вожаком, откуда дальнейший путь уже продолжают совокупно. Впрочем, случается, что извозчики, презирая сию предосторожность, идут по собственному произволению и не прежде являются к каравану как у окончания дороги; а иногда каждый из них сам собою приходит на место складки товара и, оставив вьюк, немедленно возвращается в свое жилище. Таможня, доставляемый таким образом товар, принимает под свое смотрение до прибытия главного вожака, который сдает его купцам или кому назначено и получает за все договоренную плату.

Сие средство, конечно, было бы самое простое и полезное для торговли, если бы существовало спокойствие. Но скитающиеся в степи так называемые наездники для отыскания себе добычи заставляют иногда караваны проходить тайно ночью окрестными дорогами и проживать по нескольку суток на одном месте. Когда ж и при всей такой предосторожности шайка киргизцев встретит караван, тогда вожаки, после слабого сопротивления, вступают в договор, удовлетворяя хищников из купеческих товаров; а ежели неприятельская партия на сие не согласится, то сопровождающие спешат только спасти своих верблюдов, оставляя товары и бессильных татар во власти злодеев. Случается иногда, что небольшое число хищников, не смея открыто вредить всему каравану, нападают на отделившихся от оного верблюдов, увлекая их один за другим. Вот с такою опасностью сопряжена торговля российских купцов с Бухарией!

Июля 29-го

Сего числа караван наш был совсем готов. Он состоял из 87 верблюдов, из коих 59 были чумекейского рода и 28 тюрткаринского. За провоз до Бухарии с каждого верблюда, навьюченного 14 пудами, договорено по 7 бухарских червонных, что [170] нашими деньгами произведет около 60 руб. Плату сию не прежде положено выдать как по прибытии в Бухарию.

Вожаков и всех вооруженных киргизцев из тюрткаринского и чумекейского отделений, вызванных на границу переводчиком Бекчуриным, находилось при нас первых, под началом султана Ширгази и старшины Буранбая, 35 человек, а других — 9 под управлением сына Курень-батыря Идиги и старшины Каныбая.

Для лучшего исследования удобности по степи Киргизской ехать на колесах, взяли мы четыре арбы или армянские двухколесные повозки, которые, при случае невозможности к провозу, могут быть употреблены вместо дров, поелику оными должны также запасаться и, особливо, в осеннее время. Для больных пошла с нами легкая коляска.

Узнав заблаговременно, что редкая лошадь, взятая с границы, может вынесть сей пустой, безводный и притом продолжительный путь, должны мы были снабдить себя заводными лошадьми, а для вымену оных вновь во время прохода запаслись разными вещами. Главный наш провиант состоял из сухих припасов и, сверх того, купили несколько киргизских баранов. Для перевозки и сохранения воды взяли с собою бухарские кожаные мешки, называемые мяш (В мяш бухарский входит воды с лишком четыре ведра. Три таковые мяша свободно навьючиваются на одного верблюда. Их делают из кож диких коз, которые водятся в полуденной части Бухарии по горам. Чтоб иметь таковой мяш берут обыкновенно целые кожи и выделывают со всем особенным манером. Они бывают очень мягки, прочны, без всякого запаха и имеют один шов, а горло оставляется для влития воды, которая в нем не портится и бывает в самую сильную жару прохладна) и башкирские сабы, сделанные из конской кожи.

Июля 30-го, прошли 8 1/2 верст, лагерь при реке Орь

В 3 часа пополудни выступили мы из Орской крепости в дальнейший путь. Жители, заметив движение каравана, собрались провожать оный за заставу. Орская гора покрылась толпами народа, который желал нам счастливой дороги громкими восклицаниями и, несмотря на удаление наше, долго изъявляли сие чувствование свое разными знаками. Проводы сии и угрюмое чело [171] проводников наполнило дух наш мрачными мыслями. Мы знали зверство азиатцев, с коими предназначено было провесть в сообщество несколько лет, и не могли не содрогнуться при разлуке с отечественною страною.

Многие из каравана поутру были уже в степи. Мы послали собрать всех в одно место, а дабы не иметь затруднения в проходе по гористому правому берегу реки Орь, чрез оную переправились вброд на другую сторону. В 7 верстах от крепости поднялись на гору Караултюбя, которая служит рубежом орской долины.

С вершины сей горы окрестное местоположение Орска повсюду открыто и представляет вид достойный кисти живописца. Возвышающаяся с церковью гора возносит гордо главу свою над долиною и, кажется, ею повелевает. Там, вдали, видно течение Урала. Далее чуть-чуть синелись и одна за другую скрывались горы. Сверх того, по долине встречались сенокосцы, оканчивающие свою работу; в стороне по утесам бродили табуны скота; в перелесках курились киргизские кибитки. Солнце золотило уже последними лучами западный край облаков, и отсвечивающие вершины холмов роняли в равнину длинные свои тени, производя приятное и вместе величественное зрелище.

Гора Караултюбя, некоторыми киргизцами называемая Таскичу, а г-ном Палласом Аспидною, представляет два крутых утеса, возвышающиеся от 10 до 12 сажен противоположно по обеим сторонам реки Орь и составляющие огромное ущелье. Оно получило свое образование от стремительного течения реки, которая имея здесь около 12 сажен в ширину омывает самую подошву и течет между скалами с лишком 1 1/2 верст.

Гора сия простирается грядою от севера на юго-запад. Она покрыта глинистою землею, а некоторые холмы и утесы, выставляющиеся к реке, представляют роговой камень в смешении с яшмою зеленого, кровяного и желтого цветов, с разными оных видами. Сверх того замечен был в горе роговой камень с тонкими прожилками красной серебряной руды. Киргизцы сказывали, что металл сей здесь доставали и в удостоверение показывали старые копи, которые, однако ж, не подтверждают сие их предание. Ныне место сие служит для караула к прикрытию работников во время сенокоса от набегов киргизских. [172]

На пригорках, рассеянных по вершине горы, приметны небольшие курганы, усыпанные разной величины каменными отломками. Они положены вместо монументов над гробницами древних жителей здешних нагайцев. В сих кучах гнездятся розовые или каплюкие (¹ Так в тексте) дрозды Turdus roseus s: merula rosea. Орские жители называют их каменными скворцами. Они, при всем натуральном сходстве в виде и величине с полевыми серыми скворцами, имеют цвет перьев на спине с лоском черный с небольшими красными просединами, а на голове, шее и брюхе ярко-розовый; пение их довольно приятно. Многие за достоверное утверждали, что они имеют отменную способность перенимать разные тоны голоса и произношение слов, а особливо подражать музыкальным звукам. Их ловят средством простым, но довольно забавным. Когда приметят между которыми каменьями они более сокрыты, тогда два или четыре человека подкравшись к сему месту, накрывают его обыкновенною рыболовною сетью, потом подымают большой крик и стук, возбуждая их подняться. Испуганные птицы выпархивают, но вместо свободы, запутавшись в сеть, попадают в руки ловца.

Осмотрев высоты, спустились мы в пространную равнину и остановились на берегу реки Орь для ночлега. В скором времени прибыл сюда и весь наш караван.

От сего лагеря сквозь ущелье горы Караултюбя еще видна Орская крепость. Каменные скалы и положение гор сего ущелья представляли новое величественное для глаз зрелище (Вид сего ущелья изображен на 1-м листе).

До самого полудня занимались разными к пути приготовлениями. Крякаши (извозчики), соскучив дожидаться общего выхода, возобновили прежнее свое обыкновение. Они отправились в путь все по разным дорогам, а потому общее замешательство и беспорядок были следствием сего их своевольства.

Путь наш начался по ровной почве, которая состояла из чернозема, смешанного с песком и глиною. В правой стороне [173] представлялись далее на юг склоняющиеся гряды гор; пологая их покатость шла не чувствительно к реке Орь. Слева видны кусты и стремление сей реки, а за нею гордые возвышения одинаких пород с горою Караултюбя.

По захождении солнца расположились на правом берегу речки Минлюбай, а левую занял караван. Здесь условились мы с киргизцами, чтобы впредь никто из них не трогался со стану доколе не совершится молитва, на которую ахун должен был по обыкновению всякий раз сзывать купцов и киргизцев.

Вершина реки Минлюбай отстоит от лагеря к югу дня за полтора верховой езды (Киргизцы расстояние мест измеряют всегда по верховой езде или верблюжьему ходу. Самую скорую положить можно в день от 70 до 100 верст, среднюю – до 60, а малую – до 50. Верблюд обыкновенным ходом в день уйти может не более как на 45 верст) и верстах в трех отсюда впадает в Орь. Весною ширина ее бывает до 10 сажен, а в летнее время вода иссыхает, оставляя только разной величины ямины или ложбины, окруженные тиною и тростником.

Первый луч солнца осветил нас уже в дороге. Места, по которым направлялся сего дня путь наш, нисколько не разнились от вчерашних. Справа высоты гор еще далее скрывались, а слева за рекой Орь час от часу становились утесистее. В некоторых местах на ровной поверхности оскалялся песчаный камень, составляя низкие бугры. В ложбинах находили иногда кварцевые валуны, а иногда небольшие куски блестящего селенита.

Караван наш, вместо того чтобы идти соединено, опять разделился; причем тюрткаринцы пошли вправо, к вершинам Ори, а чумекейцы – влево, к нижнему чрез сию реку броду, называемому Базарбикя. Мы принуждены были в полдень остановиться близ реки Орь в лугах. Вожаки уверяли нас, что в разделении каравана виновны одни извозчики, а что их желание есть идти соединено, почему условились собраться снова у верхнего брода, называемого Кызылкаинмамыт. [174]

После полудня продолжили ход лугами. Озера, заросшие камышом и ивовыми кустарниками, и покрытые великим множеством диких уток, гусей и скворцов, составляли приятнейшее украшение сих мест. Перейдя чрез брод Кызылкаинмамыт на правый берег Ори, поставили лагерь среди всего соединившегося уже каравана.

Прибывшие сюда для сопутствования нам киргизский чжаббасского рода старшина Кубен, известный по своей честности и по доверенности к нему купцов российских, всевозможное прилагал старание, дабы уговорить киргизцев о ходе каравана нераздельно до самой Бухарии, и, казалось, довольно успел склонить их.

Река Орь принимает свое начало из северо-западной стороны Мугоджарского кряжа тремя источниками, из коих первый вытекает от горы Айрюрюк, отстоящей отсюда, считая по течению реки, с лишком на 4 дня верховой езды, а другие два, под именем Аксу и Тирсаккан, изливаются из тех самых возвышений, из которых на юг вытекает главная степная река Эмба, по-киргизски Чжем, впадающая в Каспийское море. Орь течет по гладкой равнине весьма излучисто в довольно крутых берегах. Сия равнина имеет от 3 до 7 верст ширины; она заросла ивовыми кустами и камышом. Широта реки неровна, ибо в иных местах составляет она изрядные разливы или род озер, а в других собирается в узкие горловины. С правой стороны прилегают к долине невысокие глинистые гряды гор с каменными буграми из кремнистых и песчаных пород, левая же более низка. Многие овраги, примыкающие к сей реке, наполняются во время весны водою, а летом совершенно осушаются. Три или четыре речки, соединяющие с нею свои воды, кроме Камышаклы, походят также на ложбины, потому что к июню месяцу превращаются в стоячие озера, наподобие Минлибай. Вкус орской воды несколько солоноват. Весенний ее разлив начинается в марте месяце, а в мае вступает она в свои берега. Луга, утучняемые весенним наводнением, производят превосходные сенокосы. По высотам, кроме хороших степных паств, лежит почва способная для посева ярового хлеба. Из рыб видны здесь щуки, окуни, ерши и судаки.

С переменою климата переменяются не только люди, не говоря существенно, и вообще всякого рода животные, но даже и самые произрастения. [175]

В здешнем краю по известным и им свойственным местам в большом количестве приметны следующие растения:

Чилига Robinia frutescens (Другое название Salix rosmarinifolia), по-киргизски чилиг.

Таволга Spiraea crenata, ehamdirytalia – тобулга.

Дикий персик или бобовник Amygdalusnana – ногот.

Дикая вишня Prunus Cerasus pumila – чи.

Гороховник Robinia caragana.

Татарская жимолость Lonicera tatarica.

Ракитник Cytius us hirsulus et pennatus.

Тал Salix incubacea, pentandria.

Солодковый корень Glycyrrhiza glabra et echinata.

Донник Trifolium melilotus, flose albo et flavo.

Серпуха Serratula linetoria.

Дятельник кислятка Trifolium alpestre, procumbens, agrarium, flore flavo, albo et…²(² Слово неразборчиво)

Вязель Caronella varia.

Девясил Inula stelenium.

Рожа Lavatera thuvingiaca.

Полевой шалфей Salvia nemorosa.

Богородская трава Thymus serpillumes.

Ковыль Stipa.

Молочай Euphorbia, palustris cyparissias.

Сывороточная трава Galium verum, molle.

Дикий лен Linum alpinum, campanalatum.

Осет Serratula arvensis.

Синеголовик Poterium sangvisorba.

Дикие тюльпаны Tulipa gesneriana suluestris.

Ветреница Anemone patens, pulsatilla.

Ир (Так в тексте, правильно: аир) Acorus calamus aromaticus.

Водяной трилистник Menyanthes trifoliatus.

Тростник Arundo phragmites.

Ситник и пр. Suneus Typha, Scirpus etc.

Плакун Lythrum salicaria. [176]

Малоизвестные в России соленые травы, как-то:

Качим или перекати-поле Gypsophila.

Соленая лебеда Atriplex salsa, portulaciedes.

Татарский видный желтокорень Statice tatarica speriosa.

Различные сальсоли Salsola kali, soda, salsa etc.

Саликорнии Salicornia herbacea, suffrulicosa и проч.

В 4-м часу выступя в путь, направились на юго-восток по возвышающейся земной поверхности. Небольшие холмовидные гряды или сии так называемые гривы гор шли иные вдоль, а другие, поперек дороги. Они по положению своему, казалось, представляли расклон или окончание немалых возвышений, которые мы надеялись увидеть впереди.

Места сии были совсем пусты, так что кроме ковыльных кочек и изредка торчащих из земли серых камней не представлялось ни одного предмета зрению. Дикое повсюду единообразие было, как бы, погружено в угрюмую дремоту, которая только изредка нарушалась или скорым полетом степных птиц, или резвым беганием зайцев, напоминающих страннику, что животные не совсем еще чужды здешней стране. Неудивительно, что дух народа, обитающего в степях, всегда запечатлен бывает меланхолиею; кто бы таковым не сделался, живши с унылою природою, не имеющею тех красот, кои невольно заставляют улыбаться. Тщетно бы домосмотритель искал здесь устроить жилище, а земледелец напрасно бы спускал плуг в недра земные, ожиданная награда за труды не соответствовало бы их желанию! Кажется, страна сия нарочито оставлена для одного только скотоводства, но и оно теперь оскудевает. Киргизцы тюрткаринского отделения, кочевавшие в сих местах, более уже сюда не приближаются, страшась с одной стороны разорения от врагов своих башкирцев, а с другой – наказания за их набеги на границы и за грабежи купеческих караванов.

Слева от нас синелись высокие горы Камышаклытау, составляющие правый берег реки Камышаклы, которая соединяет воды свои с рекой Орь близ брода Базарбикя. [177]

Караван шел ныне в порядке и вид его по новости своей был довольно привлекателен. Впереди, верстах в трех, ехали вожатые, иногда терявшиеся совсем из виду, а иногда выезжая на пригорки разными поворотами давали знать, куда должно нам направлять ход свой. Но, следуя за вожатыми в два, а иногда в три ряда, один за другим, привязанные и обремененные ношею, тихою поступью тянулись верблюды. Около рядов и впереди оных рассеивались купцы и киргизцы. Общество наше ехало за караваном. Весь ход замыкался небольшим конвоем, в полуверсте отстоящим, откуда при каждом повороте передовых снимались румбы дороги (Вид караванного хода снят у гор Котырташ и представлен под № 5).

Жаркий нынешний полдень провели у речки Ачалыбутак (Ачалы, а по татарскому выговору Ащылы, значит горький или соленый, а Бутак – отросль, речку сию почитают отрослью Камышаклы. Все примыкающие или впадающие в большие реки ручьи, особливо же те, которые летом превращаются в озера, киргизцы всегда называют Бутак) или, лучше сказать, у рассеянных в ложбине разной величины неглубоких озер или заводей, заключающих в себе горьковато-соленую воду. Речка сия начинается тремя ложбинами и примыкает к Камышакле в верстах в 12 от места нашего отдыха.

После обеда, в глинистых буграх и на поверхности по возвышающимся час от часу угорьям, попадались большими глыбами красная железная охра, мелкий железняк и рассеянные немалыми полосами посредственной величины голыши. Невдалеке от полуденного отдыха миновали одну гору, называемою Бистау (пять гор). Ее составляли пять каменных холмов, уподоблявшиеся пяти разрушенным зданиям. Оскалины сии были гранитовые, позднейшего происхождения.

Для ночлега расположился караван у речки Аярыбутак, которую называют также Малая Камышаклы. Она имела крутые, сажени в две возвышенные песчаные берега. Исток ее начинается верстах в 30 к югу, а в 15 слева находится соединение с речкою Большою Камышаклы.

Чем далее в степь усугубляешься, тем большая открывается пустота. Растений, кроме степной полыни, ковыли и по солончакам соленых трав, более почти никаких не видно.

Ковыль, Stipa, по-татарски и по-киргизски кудыл, в здешних местах попадается только двух видов: 1) ковыль перистый Stipa [178] pinnata, от пограничных жителей именуемый ковыль с подседом, а по-киргизски аккудыл, т.е. белый ковыль; 2) ковыль волосатый Stipa capillata, именуемый также ковылем без подседа, а по-киргизски каракудыл (черный ковыль). Оба сии вида лошади и верблюды едят с нуждою, овцы же и коровы – охотно.

Вскоре по расположению нашем в лагере произошла тревога, ибо киргизцы и казаки, посланные осматривать окрестные места, по возвращении своем уведомили, что вдали заметили они шайку воров; известие сие заставило нас удвоить осторожность.

Киргизцы в дороге при ночлегах никогда не ставят караулов. Они, надеясь на темные здешние ночи, пускают лошадей и верблюдов своих на корм, спутав им веревкою ноги, без всякого присмотра, и сами беззаботно ложатся спать, как говориться, богатырским сном. Беспечность сия часто бывает виною, что они лишаются всего имущества. Воры, преследующие караван иногда несколько дней сряду, с терпением ожидают выгодного местоположения и той минуты, когда отдалится скот. Нашед таковой случай, они набегают прежде на табун со всею яростью, производя ужасный крик и стрельбу из ружей. Испуганный скот, будучи сим шумом приведен в бешенство, разрывает связи и, соединясь в кучу, стремится со всею силою прочь от стана, а чрез то становится добычею наездников, которые потом нападают и на сам караван. Случается, что таковое хищничество производят не более пяти человек, а иногда не только над караваном, но и над целым кочевьем.

3 августа, 46 1/2 верст, лагерь в безводном месте на горах

Оставя речку Аярыбутак, на самом рассвете пошли далее. Первее всего попадались нам в лощинах пространные поля, покрытые, подобно, как бы, от пыли или от инея, белою соленою осадкою. С первого взгляда осадки сии показались без малейшей кристаллизации, но чрез увеличительное стекло некоторые не выветрившиеся крупинки показывали вид кубиков, а другие – репейнов. Сие открытие и самый вкус довольно ясно открыли, что сей обманчивый иней заключал в себе поваренную и глауберову соли.

Таковое явление природы, свойственное почти всем степным и приморским местам земного шара, изъяснены быть могут из высших химико-физических оснований. [179]

Усиливающийся по полудню жар и час от часу возвышающиеся горы затрудняли на каждом шагу ход каравана. При сем затруднении еще более мучил нас недостаток в воде. Уже в два часа разъездные наши обрели ямину или, лучше сказать, лужу, имеющую около 25 сажен в окружности и не более 3 вершков глубины. Несмотря на то, что вода в оной была худа все наши люди немедленно устремились собирать ее, и даже пущенные на корм лошади и верблюды, не находя по горам никакого – к своему насыщению, довольствовались также травою сей лужи, пожирая с оною вместе и влажный ил.

Здесь простояли мы до 5-го часа. В продолжение сего времени киргизцы подстрелили дикую козу (Подробное описание ее видеть можно в путешествии Палласа, часть 1, примечание 1) Capra tatarica, s: antilope scythica, по-татарски сайгак, а по-киргизски киик. По снятии с сего животного шкурки, в жиру по всей спине нашли множество живых толстых червяков в дюйм величиною, коих головы соращены были к верху и внедрялись в самую кожу, делая в ней отверстия. Киргизцы уверяли, что сайгаки имеют их только летом и оттого бывают в крайнем беспокойстве.

Горы, которые мы нынешний день проходили, называются Караадыртау. Они, распростирая плоские и глинистою почвою покрытые хребты свои по разным направлениям, возвышают ощутительно горизонт земли. Некоторые из сих гор усеяны были каменными холмами наподобие разрушенных зданий, другие, целыми грядами воздымались одна над другою. Иные, как будто бы низвергнутые от самой их подошвы, представляли странные виды, многие усыпаны были кабанами, валунами и из подземной поверхности выказывали ребром торчащие пласты.

Перед вечернею зарею прошли мы высокую гору Актантау, которая в связи с другими в здешней окружности лежащими, составляет возвышеннейший пункт гор Караадырских.

С горы Актантау, влево, верстах в 19 видно пространное озеро Акташкуль (Белокаменное), названное сим именем от окружающих его белых кварцевых гор. Озеро сие примечательно более потому, что в жаркие дни вода его не уменьшается подобно другим озерам и рекам степи Киргизской; а притом оно лежит на высотах, [180] при понижении которых изливаются источники речек Камышаклы и Чидеркаткана. Первая, течет на запад к реке Орь, а другая, на восток к Иргизу. Кажется, что приращению своему в рассуждении воды обязаны они означенному озеру.

Недалеко от Акташкуля в слое белой глины нашли мы слюду в спекшемся состоянии и в виде нетолстых дощечек. Она, как кажется, вынесена на поверхность мышами, которые повсюду имели свои норы, наполненные слюдяными кусками. Следовательно, нет сомнения, что внутренность земли сим ископаемым избыточествует.

К неудовольствию, чувствуемому нами от дурного пути, присоединилось еще новое несогласие между вожаками и чрезвычайно медленный ход верблюдов, кои едва тащились с поврежденными от острых камней ногами.

В 9-м часу вечера остановились мы для ночлега среди гор в диком и безводном месте. Чрезвычайное изнурение от жажды заставило позабыть усталость. Все разъехались искать воду, и не прежде оную получили как в 2 часа после полуночи из одной небольшой заводинки, лежащей в 7 верстах от стана. Недостаток сего рода часто претерпевают проезжие по степи. Иногда ищут воду бесполезно по целым суткам, а потому опытные люди всегда имеют ее с собою в запасе, наполняя оною все сосуды при первом удобном случае.

В растениях здесь никакой не находится разности, исключая того, что стали попадаться кусточки степной малины Ephedra monostachia, по-киргизски кызылча, т.е. красная ягода. В некоторых местах находилось такое ее отличие, что вместо граненых ягод были одинакие, содержавшие в себе только одно семечко. Сие отличие называется Ephedra monospermia. Ягоды сего растения имеют вкус несколько на виноград похожий и довольно приторный, из них можно получать водку. Киргизцы употребляют их в пищу, а кусточки собирают для приготовления золы в нюхательный табак.

На описанной выше горе Актанской находится большая могила, похожая на разрушившийся холм. В ней похоронен знаменитый воин Актан-бий, от имени которого произошло название самой горы. Могила сия, по уверению киргизцев, существует уже более 100 лет.

Таковых могильных холмов по всем Караадырским горам рассеяно весьма много. Киргизцы, придерживаясь древних [181] обыкновений, с большим предпочтением сооружают оные на местах возвышенных, ибо уважение к праху покойников и украшение надгробий составляют здесь главнейший долг всего потомства. В древние времена обыкновение сие имело еще более важности и исполнялось с большими обрядами, нежели ныне.

Не должно удивляться, что горы по большей части избираются в сих диких странах предпочтительно для сокрытия умерших. На них дух человеческий, объемлясь каким-то неизъяснимым и восхитительным чувствованием, стремится в беспредельность. На них смертный забывает сам себя, забывает все предметы, разбросанные у подножия горы, и как бы гнушается, что ниже его и что прежде его же самого с удовольствием занимало. Нельзя не признать сии места священными, нельзя не одобрить выбора для покоя праха усопших. Притом некоторые киргизцы полагают, подобно древним египтянам, что души скончавшихся обитают долгое время около тех мест их, где заключены их тела, и потом по мере добрых дел возносятся в места счастливые; откуда паки в некоторые времена снисходят для посещения своих утлых прахов, а особливо, когда совершаются тризны и призываются их тени потомками. Какие же места приличнее быть могут для существ бесплотных, как не те, где человек при всех своих развлечениях чувствует себя вне себя? Неизвестно от кого киргизцы заняли сие понятие и само обыкновение отдавать почести покойникам: от китайцев ли, как древнейшего народа, с которым, ежели судить по Истории Абулгази-баядур-хана, они в старину были порубежны; или обряд сей сам собою вливается в дикие нравы, не имеющие другого закона, кроме неограниченного повиновения к отцам своим. Ибо чувство сие, будучи чувством естественным, без принуждения могло привлечь людей чтить память, им драгоценную, и сделать ее священною для потомства. Но не входя в дальнейшее рассуждение скажем, что вообще, можно отдать справедливость сему правилу воздвигать знаменитым людям огромные могилы, называть горы их собственными именами – значит творить дела их бессмертными и возбуждать в потомстве подражание.

Могилы, отличающиеся от прочих своею древностью, наиболее привлекали к себе наше внимание. Они уподобляются курганам или круглым насыпям, кои заросли уже травою. Татары приписывают строение их чуди, а киргизцы нагайцам и моголам. Последние, [182] хотя почитают за преступление разрушать сии памятники, но разрушают под разными видами и находят в оных оружие и металлические вещицы, служащие по примечанию украшением военной и лошадиной сбруй.

Иногда видны бывают над ними дикие камни, на которых изображены грубые иссечении едва приметных фигур. Сии последние по большей части подобны остаткам тех надгробий, которые видны и поныне в пределах Маньчжурии и в Крыму.

Выгода, получаемая от рассеянных в степи могил, видна также и в другом случае: они странствователям служат в некоторых случаях немаловажным указателем или знаками, по которым можно держать свое направление, узнавать окрестности и определять места.

Привычка снабдила киргизцев удивительною способностью отыскивать желаемые места в степи во всякое время и во всяком местоположении; ни новость страны, ни отдаленность расстояния, ничто не полагает им преграды в их поисках, хотя бы даже случилось сие в глубокую полночь, в ровных степях, когда все небо помрачено облаками, не видна главная путеводница их, Полярная звезда (Темир казык), то и тогда достигают они до желаемой своей цели. Притом они удивительно зорки, так что на 10 и более верст свободно могут различать скот и зверей (Киргизцы полагают, что острота их зрения происходит от малого употребления солей).

4 августа, 20 верст, лагерь при реке Коткан

От самой горы Актантау высоты начали понижаться. Сего дня во множестве попадались на каменных курганах угрюмо нахмурившиеся орлы, называемые каракуш, т.е. черная птица Falco chrysactos Lin: (Другое название Aquila heliaca). Киргизцы почти не различают их от черных орлов, по Линнеевой системе называемых Falco melandrus, которые здесь весьма редки. Орлы сии питаются здесь ловлею мышей, называемых слепец Mustyphlus, а у г-на Блуменбаха Marmolta typhlus (Другое название Ellobius talpinus), по-киргизски сокур-тскан. Иногда попадались также и желтые орлы, [183] называемые беркут Falco flarus, которых киргизцы сами не ловят, а достают от башкирцев и употребляют для охоты. Сия страшная и сильная птица бьет не только прочих птиц, но даже зайцев, лисиц, корсаков (род диких собак) и волков. Глаза закрывают ей нарочито устроенным чехолком, надеваемым на голову; а чтобы острыми когтями не повреждала рук, то охотники носят рукавицы. Впрочем, более не видно было здесь ни одной пернатой, везде царствовала глухая пустота, разве, и то изредка, резвые и пугливые дикие козы (киик), и мелкие различного рода бабочки Papiliones, сумеречные Sphinas и ночные Phaleno, между которыми особенно приметны Papilio apollo; стрекоза Sibellula, по-киргизски инелек; мухи Musco, по-киргизски чибын; мушки Museos methurios, по-киргизски жеман-чибын; мошкара Cuceyreplans (Другое название Simuliidae), по-киргизски чиркей и пр.

По прошествии 19 верст достигли мы до речки Чидеркаткана, где за болезнью верблюдов расположились для роздыха. В сем месте в первый раз нашли мы признаки незадолго бывшего киргизского кочевья.

К вечеру уведомили нас, что два верблюда пали и что все прочие заражены сильною болезнью. Опечаленные хозяева поспешили отправиться в свои кочевья за свежими. Они обещались возвратиться в четвертые сутки и желали, дабы мы все сие время провели на Чидеркаткане; мы поневоле должны были на сие согласиться.

Болезнь, которой страдали верблюды, называется сарп. Начало ее открывается опухолью мягких подошв; потом кожа, растрескавшись, испускает гнойную материю, которая более и более усиливаясь и распространяясь по всему телу, делается дня чрез два неизлечимою. Киргизцы, чтоб отвратить сию болезнь обрезывают у верблюда всю подошву, и обвязав ногу в сырую кожу, начинают оного беспрестанно водить, дабы, по мнению их, находящаяся в крови острота стекла в сию рану, которую каждый день очищают. Когда же увидят, что нет более надежды к излечению сего животного, тогда его закалывают, мясо сушат на солнце и употребляют в пищу. [184]

5 августа

Поутру предприняли было делать наблюдение для определения широты и долготы места, но переменчивая ясность неба остановила сие намерение, заставя заняться осматриванием других предметов.

Речка Чидеркаткан (сученая тренога), на берегах которой поставлен наш лагерь, берет исток свой из северо-запада близ горы Актанской. К ней примыкают еще два оврага, называемые бутак. Летом она пересыхает, оставляя изредка различной величины озерки, которые от соединения означенных оврагов становятся чище и обширнее. Берега их покрыты камышом, довольно круты и состоят из пластов иловато-песчаной земли.

Первые прилегающие к реке горы довольно возвышены и содержат в себе по большей части красную жирную глину.

Рыбы в озерах довольно; а, между прочим, есть и черепахи. Здесь попадаются также дикие утки, как-то: турпаны Anas fuces, по-киргизски конур-урюк; востохвостки Anas ocuta, по-киргизски какту-урюк; чирки Anas quorquedula, по-киргизски чирагай-урюк; нырки Anas ececca, по-киргизски кизендар-урюк; изредка показывались пеганки Anas ladorna, по-киргизски италя-каз; серые и пестрые гуси Anas anser, по-киргизски конур и турала-каз; и чайки Larus canus, по-киргизски аксардак; а по горам взвивались мышеловы ак-кут.

Сего дня делан был опыт в рассуждении раствора здешней воды, которая будучи чистого прозрачного цвета, показывала на вкус некоторую соленую горечь, как и все другие воды степи Киргизской.

В наполненный водою хрустальный сосуд опустили растертый в порошок адского камня Lapis infernallis, causticum lunare: по смешении его с водою произошел млечный цвет и желтовато-белый осадок, которое по законам химического сродства есть роговое серебро; чем самым и обнаружилась содержащаяся в воде поваренная соль. Сие смешение делано было в тени, где чрез долгое время стоявший раствор почти не переменял своего цвета; но едва выставили его на свет, то мгновенно начал превращаться сначала в цвет изсера-белый, потом фиолетовый, а напоследок преобразился в черную тинктуру. Перемены происходили тем скорее, чем более освещался раствор солнечными лучами. В тени [185] происходило сие гораздо продолжительнее. Сие неожидаемое естественное происшествие сначала несколько нас удивило, но по дальнейшем рассматривании открылось, что виною сему была растворенная в воде не довольно насыщенная алкалическая соль и селитра, а горечь воды происходила от примеси в ней сибирской и отчасти глауберовой соли (Воды после в степи Киргизской, нами испытанные, имели точно таковое же изменение; с тою разницей, что преобразование сие делалось скорее или медленнее, и сам раствор становился иногда темнее, а иногда бледнее).

Нынешний же день в стане нашем праздновали некоторый род жертвоприношения. Поводом к сему было суеверное предсказание вожаков, что мы выехали за границу в злой день.

Большая часть киргизцев, последуя древнему толкованию, полагают, что звезды суть убежища духов добрых и злых, и что в обитель первых отлетают души праведные, а к другим – души нечистые. Они также думают, что земля по временам находится под разными звездами, которые имеют как бы некоторое влияние на воздушные перемены, и что все сие покорно духам, в оных обитающим, которые по свойству своему каждый день года делают или счастливым, или злополучным. Основываясь на сем мнении, вожаки наши весь бывший беспорядок в караване, несогласие между киргизцами и болезнь верблюдов приписывали духу-недоброжелателю (В подобных сему исследованиях состоит по большей части вся астрономическая у киргизцев наука, называемая фалча). Известно из опытов, что удовлетворенное суеверие часто восставляло разрушенную тишину; в надежде на сие, и мы не препятствовали и даже понуждали киргизцев совершать жертву.

Вначале на равнину недалеко от лагеря созваны были чрез муллу все киргизцы и купцы магометанского исповедания, где по обыкновению магометанской веры они молились (смотри вид № 3), потом с благоговением, сидя в порядке, слушали распевание ахуном стихов из Алкорана, а по окончании сего следовал общественный обед.

Первые куски поданного им кушанья бросали на четыре стороны света и воздев руки громогласно заклинали духа, чтобы он удовлетворясь их приношением, прекратил свою злобу; а после сего продолжали есть по обыкновению. [186]

Киргизцы не слишком благочинны при их столах. Руки заменяют им вместо ложек и салфеток; постланный на полу войлок, а иногда и голая земля – вместо скатерти. Хлеба они не имеют и соли почти не употребляют.

Кушанья их были: первое – совершенно переваренная и изрезанная в мельчайшие куски баранина, называемая бисбармак (пять пальцев, т.е. сколько пяти пальцами захватить можно); а другое – пилав, не совсем доварившееся в воде и процеженное сквозь ветошку сорочинское пшено, приправленное бараньим жиром, кореньями, изюмом и проч. Последнее у киргизцев весьма бывает редко, а по большей части употребительно у бухарцев и зажиточных татар. Подобно алчным зверям расхватали они наполненные пищею чашки и опустошили оные, марая себе салом лицо и руки. Знатные, которым кушанья всегда подается более прочих, по насыщении себя, кормили своими руками по порядку подчиненных им киргизцев, а сии друг друга. Тот, который хотел оказать сию честь председящему, кричал ему громко кель (приступи). Приглашаемый, встав из среды прочих, переступал прямо между расставленною посудою и пред призывающим приседал на колени, а потом наклонившись над чашкою принимал полную горсть мяса и выговорив Алла, т.е. Господи, наискорее поглощал оное.

Странное сие угощение у киргизцев в великом уважении. Кормить друг друга своими руками считают они истинною приязнью (Впоследствии времени нам очень часто случалось видеть таковые их потчевания, ибо не проходило почти ни одного свидания между знакомыми, чтоб они не угощали друг друга, а особливо когда имели случай насыщать себя бисбармаком. Изображение сего их обыкновения можно видеть на 1-м листе).

Вот все, в чем состоял обряд жертвоприношения и пиршества, которое предприняли киргизцы кажется для того, дабы иметь случай избыточно насытить свою алчность.

Сгущенные облака неслись сей день быстро с северо-запада, изредка выказывающийся из-за оных луч солнца закрывался тучами и уступал на накрапывающему дождю, попеременно нас беспокоившему. К вечеру небо потемнело, горы дымились в тумане и дождь усиливался. Сие было для нас неприятным предвестником. [187]

Августа 6-го

Шедший с самого утра дождь препятствовал совсем выходить из палаток; а потому, чтоб не провесть в праздности времени, позвав к себе киргизцев, занимались разговорами о разных предметах и срисовывали их костюм, который видеть можно на листе 4-м.

Киргизская одежда сходствует с башкирскою и даже несколько с татарскою. Покрой ее вообще для всех званий одинаков.

Мужские рубашки джигды бывают распашные и не длиннее колена. Широкие портки дамбал шьются всегда из бумажной материи, называемой мата. Сверху носят киргизцы бухарские халаты чапан или суконные подобные нашим халатам, а по большей части красные кафтаны чуга-чакмень. Для зимнего времени имеют овчинные собственной выделки тулупы тон, а иногда лисьи и беличьи шубы, крытые сукном и малиновым бархатом.

Бедные употребляют армяки чакмень, сшитые из ткани, сделанной из верблюжьей шерсти наподобие камлота. Из козьих и бараньих кож, очистив известным образом оные от шерсти и окрасив в желтый или красно-бурый цвет, приготовляют прочные халаты же чжаргин и шаровары чжалбар. Сверх того из конских кож шьют вывороченное вверх шерстью платье чжака, известное на границе под именем яргак.

На бритую догола голову надевают остренькую, из разных материй на бумаге или шерсти выстеганную, шапочку, называемою по-татарски тюбятей, а по-киргизски калякушм. Ее украшают позументом, вышивают разных цветов шелками, шерстью, бумагою и опушают выдрою или бобром. Сверху оной носят зимою суконные, мехом подбитые, с висящими до плеч ушами шапки тумак, а летом из тонких войлоков белые шляпы калпак. Киргизцы ни пред кем и ни в какое время не снимают сих высоких конусообразных головных своих уборов, поелику открывать голову признается у них за великое невежество. Они для оказания почтения при свиданиях, вместо поклонов, крепко сжимают друг другу руки.

Сапоги итык, делаемые из юфтяной кожи болгар (Болгар есть азиатское имя славному в древности городу, которого руины еще и поныне приметны на Волге, немного ниже устья реки Камы; оттуда, по уверению всех азиатцев, даже и самих индийцев, всегда получаема была юфтяная кожа), шьются сучеными сухими жилами тарамыс, с одним швом на боку, опуская [188] голенище до самого колена. Вместо подошвы кладут несколько листов той же самой кожи, какую употребляют на верхи. Носки бывают всегда подняты кверху, а острые каблуки возвышены до двух вершков и более.

Богатые покупают для сапогов бухарский сафьян, который, по уверению татар, делается из твердейших частей лошадиной кожи, называемой сауры. Сапоги, работанные бухарцами, по всей подошве подбиты бывают сплошь мелкими гвоздями, а каблуки – железными и медными скобками.

Пояс коя составляет узкий ремень с прикрепленными к нему ножнами, огнивом, порошницею и сумкою, называемою кальта, в которой лежит трут, кремни и прочие припасы, надобные по всегдашнему употреблению. Пояс сей со всем прибором украшают медными и серебряными бляхами, бирюзою, корольками и яшмою; имеются также здесь бумажные и шелковые кушаки биль.

Мужчины пешком ходят очень мало; зажиточные не предпримут сей труд ни на одну версту. Они столь ленивы, что будучи в кочевьях почти ничем не занимаются, даже лошадей седлают им жены и подводят к самым кибиткам.

Быть без оружия у киргизцев вменяется в бесчестие. Главную часть оного составляют сабля колыш, копье найза, лук джая и колчан сайдак со стрелами ок. Ружья мултык имеют так называемые винтовочные и употребляют их по большей части с фитилями и с рожками. Стволы для оных получают из Персии; они бывают иногда длиною около сажени.

К военной одежде принадлежат также панцири или кольчуги саут, делаемые из железной из кольца в кольцо перевитой проволочной сетки, имеющей подобие рубашки. Киргизцы покрываются ими сверх всего платья; а потом на грудь, спину и плечи накладывают иногда железные или жестяные листы, стягивая их между собою ремнями. Голову и лицо завешивают также железною сеткою или из железных листьев сделанною шапочкою, вершину коей украшают иногда перьями. Под низ таковой брони, дабы облегчить ее давление, надевают толстое войлочное платье. [189]

Седла перь со всем их прибором, иногда серебром и цветными камнями обделанным, подобно калмыцким и казачьим. На спину лошади кладут всегда три или четыре войлочных потников токум; а к удилам при праздничных поездках привязывают шелковые платки.

Плеть или нагайка камча есть всегдашний неразлучный спутник киргизцев.

Для пропитания себя в дальнейшие пути запасаются сыром курт (Великую пользу находили и мы в дороге от сего сыра киргизского. Он растирается обыкновенно в воде или кладется целыми кусками в наполненный водою кожаный мешок, привязанный к седлу, в коем от всегдашнего движения вода принимает кисловатый и приятный вкус, утоляющий жажду и вместе голод) и сушеным мясом, для поения лошадей при колодцах кувшином, а для сбережения воды в безводных степях небольшим кожаным мешком турсук.

Курт делается из засушенного творога квашенного овечьего, коровьего или верблюжьего молока. Десять фунтов такового запасу довольно бывает одному киргизцу на целый месяц.

К особенному свойству здешних обитателей, так как и всех кочующих народов, приписать надобно, что они чрезвычайно терпеливы в перенесении голода. Ежели бы случилось им не иметь на несколько дней никакой пищи, они будут жевать тогда корни некоторых растений и кусочки кожи; и хотя в таковом положении проведут около половины месяца, то и тогда силы их не оскудеют. Но, говоря о сей твердости, нельзя не упомянуть о безмерной их прожорливости. Киргизец за один прием употребить может в бишбармаке молодого барана с множеством сала, и выпить несколько чашек молока. Он не разбирает время сему объедению. Случится ли оное после продолжительного голода или вскоре после сытного пиршества. Желудку его не чувствительно отягощение.

Рост имеют они довольно высокий: в молодости бывают статны, но под старость становятся отменно толсты. Ноги от всегдашней верховой езды и от сидения (Киргизцы сидят различно, или складывают ноги накрест по-турецки, или припав на колени садятся на пятки по-хивински, или просто только приседают согнув колени) поджав их под себя у всех [190] бывают кривы и слабы. В чертах лица приметно великое сходство с татарами, башкирцами и зюнгорцами. Борода растет по большей части только на самом конце подбородка клочком. Излишние волосы выдергивают иногда нарочитыми щипцами искак.

Любимый отцовский сын, а особливо у знатных, на вершине головы оставляет клочок волос, заплетая оный в одну или две тонкие косички, называемые айдар. Их распускают по плечам и многие оставляют до совершенного возраста, а нередко и до глубокой старости. В старину дети с сим отличием преимущественное имели право над отцовским имением, хотя б были младшие.

Описанием сим занимались мы только до полудня, а остальное время дня провели с большим неудовольствием. Усиливавшиеся час от часу мрачные тучи, обложа небо, испускали из черных недр своих тяжкие удары грома, ужасный гул коего раздавался с треском в ущелинах окрестных гор. Порывистый ветер, усугубляя постепенно свои силы, свирепствовал до чрезвычайности, производя между каменными скалами сильный свист и шум; и дождь с крупным градом лился подобно прорвавшейся плотине. К умножению нашего беспокойства восстал вихрь, по здешнему называемый буран, от которого все палатки были опрокинуты, тюки разметаны, и многие вещи влеклись стремлением текущей повсюду воды. Лошади сбежались в сие время в кучу, верблюды произносили пронзительный крик. Все было в смятении!

Когда буря несколько утихла, мы переменили свой лагерь на возвышение; но сие новое место не принесло успокоения. Ветер шумел заунывно. Ночь покрылась ужасным мраком, из-под завесы которой беспрерывно разливался блеск молний, светивший, так сказать, вместо лунного света; здесь-то к месту можно было произнесть, что устремлялся гром на гром.

Комментарии

51. Каип-хан (ум. 1791) – сын хана Батыра, внук хана Каипа. В юности ушел из казахских кочевий в Бухару, после завоевания которой персидским шахом Надиром, поступил к последнему на службу. В 1746-1756 гг. был ханом Хивы. Находясь на хивинском престоле, летом 1749 г. попытался установить через своего посланника Ширбека в г. Оренбурге, дипломатические связи между Хивинским ханством и Россией, добившись отправления торговых караванов через кочевья своего отца, хана Батыра, но его действия успеха не имели. В конце 1756 г. вследствие большого недовольства хивинской знати его налоговыми поборами и самоуправством в государственных делах был вынужден бежать из Хивы на Сырдарью в кочевья своего отца, назначив преемником себе на хивинском престоле своего родного младшего брата Кара-бая (правил 4 месяца в первой половине 1757 г.). В 60-70-х гг. XVIII в. управлял большой группой казахских родов поколения алимулы и приобрел среди них большое политическое влияние. В 1785 г. под его властью находилось около 12 000 семей кочевников-алимулинцев. После отстранения от власти хана Нуралы старшины многих казахских родов Младшего жуза избрали его ханом и неоднократно обращались к оренбургской администрации с просьбой утвердить сделанный ими выбор. В связи с отказом царского правительства легитимировать ханский титул Каипа, он остался кочевать в низовьях Сырдарьи, где через несколько лет умер. В период ханского правления среди части казахов Младшего жуза поддерживал прямые контакты с хивинскими правителями и Цинским Китаем. Имел несколько жен и от них 30 сыновей. Трое его сыновей (Абулгазы, Шахгазы и Жангир) были поочередно на рубеже 60-70-х гг. XVIII в. хивинскими ханами (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 85, 125-126).

52. Дощаник (дощенник) – большая плоскодонная лодка.

53. Бабайка – весло из целого бревна для управления дощаником.

54. Бастион – укрепление в виде выступа в крепостной ограде для обстреливания местности впереди и вдоль крепостных стен и рвов или отдельное укрепление.

55. Дикий камень – гранит.

56. Город Оренбург закладывался трижды и дважды переносился. Впервые он был основан И. И. Кириловым в 1735 г. на месте при впадении р. Орь в Урал, но уже в 1740 г., новый руководитель Оренбургской экспедиции В. Н. Татищев, перенес Оренбург на урочище Красная Гора. Сменивший Татищева И. И. Неплюев, посчитав, что место для строительства выбрано неудачно, в 1743 г. в третий раз переносит его на место, «именуемое Бердск». (Райский П. Д. Путеводитель по городу Оренбургу. Оренбург, 2000).

57. Шейх-Мамай (ум. 1549) – владетельный ногайский мирза, зять казахского хана Хакк-Назара. В 1538 г. Шейх-Мамай нанес военное поражение Казахскому ханству и возвел на казахский престол своего воспитанника султана Хакк-Назара (ок. 1519-1581). В этот период в улус Шейх-Мамая входила территория Западного и Центрального Казахстана (Трепавлов В. В. Ногаи в Башкирии, XV-XVII вв. // Материалы и исследования по истории и этнологии Башкирии. Уфа, 1997. № 2. С. 15-24).

58. Болгарское царство (Волжско-Камская Болгария) – государство в Среднем Поволжье и Прикамье в X-XIV вв., населенное тюркоязычными и финно-угорскими племенами и контролировавшее оживленную торговлю по Великому Волжскому пути. Значительными городскими центрами были Булгар, Биляр и Сувар. Важнейшие отрасли экономики волжских болгар составляли земледелие и торговля, в первую очередь пушниной и рыбой. В 1236 г. Волжско-Камская Болгария была завоевана Бату-ханом и вошла в состав Золотой Орды (Россия и степной мир Евразии: Очерки. СПб., 2006. С. 24-29).

59. Казахское общество XV-XIX вв. было разделено на две основные противопоставленные социальные группы – ак-суйек (белая кость) и кара-суйек (черная кость), различающиеся не столько экономическими, сколько политическими и правовыми признаками. К ак-суйек относились торе-чингизиды, т.е. султаны, а также саййиды, потомки пророка Мухаммеда от его дочери Фатимы и четвертого халифа Али, и ходжи. Ходжи не являлись «дальними ханскими родственниками», а составляли самостоятельную сословную группу, ведущую свое происхождение от сподвижников пророка Мухаммеда – четырех праведных халифов Абу Бакра, Омара, Османа и Али (за исключением потомков последнего от брака с дочерью пророка Мухаммеда Фатимой). Все остальные группы и прослойки общества, в т.ч. бии и старшины, составляли кара-суйек. (Султанов Т. И. Поднятые на белой кошме. Потомки Чинигиз-хана. Алматы, 2001; Ерофеева И. В. Родословные казахских ханов и кожа XVIII-XIX вв. (история, историография, источники). Алматы, 2003).

Текст воспроизведен по изданию: Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 1-я), или Дневные записки в степи Киргиз-кайсакской 1803 и 1804 годов // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том V. Первые историко-этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX века. Алматы. Дайк-пресс. 2007

© текст - Ерофеева И. В., Жанеев Б. Т., Самигулина И. М. 2007
© сетевая версия - Thietmar. 2012
© OCR - Клинков Е. 2012
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Дайк-пресс. 2007