№ 2. Письмо графа Н. И. Панина — генерал-фельдмаршалу графу Румянцову-Задунайскому.
9-го января 1775 г.
Три уже недели тому, как я имел честь писать к вашему сиятельству и отправить экстракт из депеши князя Кауница к князю Лобковичу, который мне сей последний сообщил министерияльным образом. Как из сего экстракта могли вы, милостивый мой друг, усмотреть тот чудный и странный [5] оборот, каковый австрийская политика предъявила нам в своем самовластном поступке, так и письмо мое, с оным отправленное, долженствовало уже с другой стороны открыть, что первое наше намерение было, оставаясь до времени в молчании, обождать прежде всего, какия Порта Отоманская с своей стороны примет меры для возвращения себе похищенного; а между тем довольствоваться вящше и вящше обращать внимание ее к сему пункту неприметным образом и не компрометируя себя. Надобно, чтоб теперь сие мое письмо было уже в руках ваших, следовательно же, чтоб и забота, которую вы в последних ваших депешах оказать изволили, между тем несколько уменьшилась.
А как ныне дошло уже от стороны венского двора до безпосредственного туркам чрез г. Тугута предъявления, оправдательных и побудительных его причин в самовластном захвачении частей княжеств Молдавского и Волошского, на основании заключенной им с Портою в 6-й день июля 1771 г. секретной конвенции, которая ныне во многих публичных ведомостях напечатана полным своим содержанием, то и является тут очевидное прекословие в образе мыслей и в мерах сего двора. Он обязался именно в 5-м артикуле той конвенции следующими словами: a delivrer des mains de la Russie par la voye de la negociation, ou par la voye des armes, et a faire restituer, comme cidevant, a la Sublime Porte les forteresses, possessions et territoires, qui se trouvant dans la possession de la Sublime Porte, ont ete envahies par les Russes, depuis le. commencement de la guerre, qui s'est elevee entre l'Empire Ottoman et la Russie, sans que l'independance et les libertes de la Republique de Pologne, sujet de la presente guerre, souffrent la moindre alteration. После же, согласившись с нами и с королем прусским в поделении земель сей самой республики, вздумал еще не только производить от оных претензию на часть владения союзника своего Порты Отоманской, но и действительно захватить по оной как сию часть в Молдавии, [6] так и другую весьма знатную из княжества Волошского, вследствие вышепомянутой конвенции, не смотря на то, что венский двор сам ее сугубо нарушил и поделением Польши и неисполнением в раcсуждении нас великолепных, но тем больше тщетных своих Порте обетов.
Представляю вашему сиятельству сие мое раcсуждение с тем, что не найдете-ли вы за благо преподать оное г. Петерсону для учинения Порте кстати и ко времени от себя сходственного внушения, пользуясь первым ее к тому удобным отзывом, или же и сам изыскивая к таковому внушению приличный случай, к чему самое публикование конвенции ее в газетах без всякой афектации наилучше послужить может. Излишно было бы упоминать здесь о предписании г. Петерсону всей тут нужной и нежной осмотрительности, ибо я вижу из депешей вашего сиятельства ко двору, что вы ему оную при всяком случае рекомендовать изволите.
Доколе аспекты между венским двором и Портою Отоманскою больше не объяснятся, что первой собственно себе предоставил по словам Кауницовой депеши, до тех пор надобно нам оставаться непременно при первой нашей резолюции тем паче, что наставшее прекословие интересов турецких с австрийскими может естественным оборотом более способствовать, нежели препятствовать совершенному окончанию наших с Портою дел, как разменою ратификации, так и отдачею Кинбурна; ибо с раcсудительною вероятностию предполагать нельзя, чтоб турецкое правление захотело иметь вдруг двойные хлопоты, с двумя толь сильными соседами. Для вящшого оному в сем случае поощрению не безполезно будет продоляштельно внушать Порте, что медленность ее в размене ратификаций и в отдаче Кинбурна, делая нам некоторое отягощение в содержании при Днестре всей вашего сиятельства армии в полном и готовом ее ополчении, обращается напротив существительно ей одной и во вред и в конечное беcславие. Во вред потому, что она, не отдав нам Кинбурна, не получит [7] обратно в свои руки Бендер и Хотина, на который австрийцы оказали уже свои виды, а в конечное беcславие потому, что вся ее знатность и уважение пред светом в конец исчезнут, если она допустит безвозбранно похитить у себя в мирное время и под тению мнимого союза, небезважные куски земель своих, кои гораздо превосходят учиненную нам, по толь несчастливой войне, уступку одного малого замка с углом пустой степи; что все нынешнее правление Порты Отоманской, состоя из людей новых, имеет для себя весьма удобное время все минувшия несчастия отнести к своим предместникам; из утверждения же мира, который оно нашло совсем сделанным без содействия других держав, присвоить себе собственно знаменитую услугу, а потом с свободными уже руками кончить и настоящия свои хлопоты с венским двором без всякого постороннего помешательства ; что хотя оно само по себе и не знает, с какою искренностию поступали мы в раcсуждении Порты от самого начала польских дел, кои, по наущениям и проискам завистников взаимно нашего благосостояния, воспричинствовали напоследок счастливо оконченную ныне войну, однакожь из дел тогдашнего времени в сей истине точно увериться может, равно как отныне и впредь без ошибки же из самых дел познавать истинное наше желание жить с нею в непрерывном мире, которого законные и взаимные плоды весьма предпочитаем мы всем завоеваниям оружия и всяким другим из обстоятельств вынуждаемым прибыткам, и что напоследок от Порты единственно зависит развязывая все доныне в довершении мира затеянные препоны и затруднения, освободить себя от всех с нашей стороны забот и присвоить себе навсегда дружбу России, которая обыкла обязательства свои точно и свято хранить.
С нетерпеливостию ожидаю я теперь известия предъуспеет-ли г. Петерсон в размене актов ратификации, вследствие той надежды, которую он вашему сиятельству рапортом своим от 28-го ноября преподал, и вследствие начертанных ему [8] от вас правил в приятой тут доле, вменяю я себе сказать вам чистосердечно, милостивый мой друг, что все ваши ему данные предписания во всех своих статьях встретились с моими раcсуждениями, и что я с моей стороны, следуя неограниченной моей к вам откровенности, отнюдь ничего не нахожу в себе к дополнению оных.
В самом деле, трактат в корпусе своем не может сносить перемены и одного слова, а напротив того ничто не возбраняет попустить туркам, чтоб они в заглавии ратификации своей возвеличили сколько им угодно титул султана, только бы то было без директного предосуждения высочайшему ее императорского величества достоинству. Примечания вашим сиятельством, в сем случае уже учиненные, могут нас совершенно обезпечивать, что и тут не будет ничего проронено, еслиб размена ратификации и совершилась по желанию в Царе-Граде: но когда сего ныне предварительно отправлению посольств зачем либо не воспоследует, в таком случае, прошу я ваше сиятельство по крайней мере употребить ваше старание к тому, чтоб взаимные послы определены были к размене ратификации на самом месте взаимной их на обе стороны размены, и чтоб для сей имели они с собою, для поднесения на первых аудиенциях особливые от государя к государю кредитивные по обыкновению грамоты, с генеральными в них по пристойности случая уверениями, о взаимной дружбе и о твердом намерении сохранять ненарушимо блаженный мир.
При таковом с Портою соглашении о размене ратификаций послами на месте их встречи неменьше надобно ей не обинуясь объявить, что и тут оные акты долженствуют быть свидетельствованы в точном и литеральном их согласованип с артикулами заключенного мира, и что впрочем если в них малейшая отмена усмотрится, посольства принуждены будут затем остановиться, и ожидать присылки от Порты нового акта без всякой уже и малейшей в тексте трактата отмены. [9]
С другой стороны, не для чего упорно в том стоять, чтоб в ратификации султана на сепаратный артикул, именно о наследшках его упомянуто было; в артикулах, не заключающих в себе обязательства на вечное время, нет в таком упоминовении нужды, да и необыкновенно оно между европейскими державами, там, где написан срок.
Ответ г. Петерсона на внушение о гарантии нашей на княжества Молдавское и Волошское толь благоразумен и приличен обстоятельствам, что при оном и впредь везде оставаться должно в вящшее туркам убеждение, что мы не имеем привычки, как другие дворы, мешаться в посторонния дела там, где нет на то или точных обязательств или же побуждения от истинной дружбы, каковой Порта от нас при всей нашей склонности к одолжению ее отнюдь ожидать не может, доколе сама не изъимет из среды камня претыкания в решительном исполнении всех без изъятия частей мирного трактата.
Что собственно принадлежит до татарских дел, в оных изволили вы достаточно и совершенно повстречать высочайшия ее императорского величества намерения, как то и в следующем с сею экспедициею рескрипте явствует. Благопристойность не перестает взыскивать от нас, чтоб мы отнюдь не входили по сему пункту ни в какия с Портою безпосредственные постановления, но всякое тут соглашение отсылали на собственную ее негоциацию с татарами и ханом крымским, яко нациею и государем независимыми, и по закону своему подробно знать долженствующими, в чем и к чему их может обязывать единоверие относительно к духовному начальству султана, в качестве первосвященника и калифа могометанского. Довольно и того, что мы в сию негоцияцию нимало вступаться не хотим и не будем, ежели только ограничится оная в установлении одних духовных обрядов могометанской веры, без всякого и малейшого предосуждения вольности и независимости татар в гражданских и политических их делах; ибо сии [10] одни заслуживают упражнять и интересовать бдение и стражу нашу в хранении мирного договора.
Когда турки сами ссылаются на пример могола, признающого калифство в особе султана, тоб мы весьма не прочь были, чтоб с ханами крымскими не более духовного сопряжения заведено было, как сколько может настоять у Порты с моголом индейским.
О происходящем со стороны персидского векиля Керим хана и узбекского хана не более по сю пору имеем мы сведения, как только что там аспекты становятся смутны и безпокойны. Сие обстоятельство, разделяя внимание турецкого правительства на толь дальную сторону, где оно еще по слухам обнажено всякой защиты, не может повидимому не способствовать совершению наших дел.
Вот теперь наступило еще время и к новому искушению доброй веры мусульманов, по первому сроку постановленного в трактате платежа первых пяти тысяч мешков. Я пребываю удостоверен, что ваше сиятельство изволили уже дать полковнику Петерсону повеление ваше требовать сих денег, равно как ему пред тем позволено было обратить часть оных на скорейшее получение турецкой ратификации.
За сим остается мне еще сделать примечание о свойственном Порте высокомерии в данном от визиря повелении отправленному коммиссару для сдачи нам Кинбурна, ибо там, кроме ошибки в сроке, говорится о вручении нам Кинбурна, как бы кондициональным по возвращении от нас Бендер и Хотина, когда напротив того возвращение сих крепостей оговорено в трактате кондициею вручения нам Кинбурна: но что нам дела до сей турецкой суетной и внутренней ухватки, если только самое дело совершится по надлежащему и коммиссар Порты не будет делать затруднения в отдаче помянутого замка без предварительного с нашей стороны очищения остающихся в залоге крепостей. В противном же случае ваше сиятельство найдете конечно довольно мотивов к [11] преломлению такого невместного требования одним или другим образом.
Довольно на сей раз утрудил я ваше сиятельство моею беседою. Я прошу в том дружеского вашего извинения, представляя за себя в оправдание ту нелицемерную преданность, и то совершеннейшее высокопочитание, с коими я непоколебимо имею честь быть вашего сиятельства и пр.