СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ДРЕВНЕЙШАЯ КНИГА КРЫМСКИХ ПОСОЛЬСКИХ ДЕЛ

(1474-1505 г.г.).

(Оттиск из № 21-го Известий Таврической ученой Архивной Комиссии)

Самая древняя посольская книга крымских дел, она же первая изо всех посольских книг старого Посольского Приказа, доселе сохраняемых в Главном Архиве Министерства Иностранных Дел в Москве, есть драгоценный памятник нашей государственной старины. Древнейшая по времени происхождения, она очень важна по богатству содержания и своеобразна по способу составления. Обнимая значительную часть времени, именно слишком 30-летний период, она представляет собой цельную летопись посольских сношений Иоанна III Васильевича с его союзником, крымских царем Менгли-Гиреем, и не с одним только им: в эту же книгу внесены дела по сношениям с турецкою Кафою и с Цареградом; в ней же немало данных по сношениям с Казанью, с Молдавией, с Угрией и с Польско-Литовским государством, поскольку дела и отношения всех этих земель соприкасались между собой для Московского государства и Крыма. Летопись почти непрерывная изложена очень обстоятельно: она есть мастерское в своем роде произведение приказных посольских дьяков великого князя Иоанна III-го; под их пером политическая мысль Иоанна Великого получила искусное выражение, а все посольские дела — ясное, отчетливое изложение. Даже с татарскими документами совладели в Посольском Приказе Иоаннова времени: за небольшими исключениями эти документы переведены или изложены в книге довольно понятно, а в сопоставлении с русскими делами почти сполна уясняются. В целом древняя посольская книга Крымских дел представляет собой перворазрядный источник для истории Московского государства в ХV-м и XVI-м в.в., в особенности для истории отношений его к восточному мусульманскому миру.

В настоящем опыте мы желаем дать описание этой книги и [2] представить разбор ее состава и содержания; нам желательно разобрать ее именно как книгу и как источник исторический. Она заслуживает полного внимания, тщательного изучения научного.

I. Внешность книги и ее внешняя судьба.

Прежде всего следует отметить, что посольская крымская книга Иоаннова времени, ныне в Архиве разделенная на две книги в двух особых переплетах, по первоначальному плану составителей ее представляла собой одну цельную книгу: это видно из того, что она имеет сплошную нумерацию. Эта нумерация двойная: внизу по тетрадям и вверху по страницам. Всех тетрадей в книге 72. Они неравного объема: обыкновенно в восемь листков, но есть в десять, даже в четырнадцать листков; есть и меньшие — в шесть и четыре листка. В начальной тетради — шесть листков старого письма, да один нового, взамен изветшавшего старого; восьмой заглавный лист, вероятно, давно оторвался; равным образом и в последней тетради, состоящей теперь из шести листков, недостает, вероятно, одного или двух листков. Тетради пронумерованы таким образом, что в начале и в конце каждой тетради поставлена славянская буква, а каждая следующая тетрадь отмечается также вдвойне новою буквой в порядке славянского числительного алфавита. Сверху по страницам идет позднейшая нумерация арабскими цифрами: всех страниц в книге 1170. (Первоначально по ошибке било сосчитано только 1030 страниц). Впоследствии времени слишком объемистая в толщину книга на половине 38-й тетради была разделена на две книги почти равного объема: в одной оказывается 614 страниц, в другой — 556 страниц. Но по первоначальной нумерации, — повторяем, — да и по самому содержанию книга есть одно целое; правильно будет посему говорить про нее, как про одну древнюю посольскую книгу крымских дел времени Иоанна III и Менгли-Гирея (По архивному реестру Н. Н. Бантыша-Каменского разделенная книга значится теперь под двумя номерами. На одном перелете оттиснуто: «Крымск. 1474-1499. Но. 1.» На другом: «Крымск. 1499-1505. Но. 2.» В начале книги № 2 помечено Бантыш-Каменским: «сия книга отделена от первого номера, и содержит в себе с 615 по 1170 стр.».).

Книга разных почерков и чернил современного письма XV и ХVI веков. Это — подлинный и по всей вероятности единственный экземпляр книги. Выходит, что это есть та самая книга, которую отмечает опись Царского Архива времени Иоанна Грозного, как «старую» крымскую книгу; [3] по сравнению с новыми крымскими делами за время Грозного эта книга была действительно уже довольно старою. Царь Иоанн Васильевич интересовался ею, брал ее в свои покои; одно время она считалась было утраченной после дворцового пожара, но вскоре книга оказалась в целости, была отыскана Государем во дворце, как гласит отметка на поле архивной описи того времени (Акт. Археограф. Эксп. I, стр. 338. «Книги Менли-Гиреевы взяты ко Государю и сгибли, как постельных хором верх горел». Рядом другая отметка говорит: «77 (года) ноября в сказал Государь, что те книги сыскал у себя». (Дело идет о книгах Менгли-Гиреевых времени Иоанна III и Василия III).).

Текст книги писан без разделения на главы или отделы, но с частым употреблением красной строки и заглавных букв; нередко новые дела пишутся с новой страницы; постоянно также видны небольшие пробелы меж одной законченной статьей и другою с новым содержанием, так что для глаз читателя ясно видна с первого разу раздельность содержания книги. Несколько страниц (именно 212-214) остались белыми, ненаписанными, — признак, кажется, того, что книга писалась несколькими писцами одновременно.

Впереди книги приложено оглавление, сделанное Бантыш-Каменским: сначала перечислены отпуски в Крым русских послов, потом приезды в Москву крымских послов и гонцов, следовательно, не в хронологическом порядке, который соответствовал бы содержанию книги, где попеременно изложены то отпуски, то приезды. В нескольких местах книги на полях находятся позднейшие отметки о том, какие грамоты или дела напечатаны в истории князя ?. М. Щербатова (Их действительно немало напечатано в «Истории Российской», том. IV, част. 3, а именно под. №№ 45; 52; 55; 62; 70; 74. Там же документы за время Василия III, под №№ 83; 88; 98; 100-101. В VI т. 2 части также есть крымский документ от конца ХVI-го века: № 5 (грамота Ислам-Гирея к царю Феодору Иоанновичу) и некоторые другие, где стороной говорится о крымских делах. — Приложение крымских дел к «Истории» кн. Щербатова относится к числу достоинств этого труда, важного для своего времени.). Да еще против грамоты князя Таманского Захарии, предлагавшего свою службу великому князю Иоанну III-му, и ответной к нему грамоты в. князя сделана приказная отметка на особом листочке: «с сего списка посольственного отправлена копия в Высокий Кабинет, при доношении асессора Семена Иванова декабря 13 дня 1739 (По печатному изданию книги крымской смотр. стр. 73: Сборн. И. Р. И. Общ. том 41.). Вот что мы заметили в крымской книге с ее внешней стороны. [4]

Книга вся сполна издана печатно в 41-м томе Сборника Импер. Русск. Историч. Общества, под редакцией Г. Ф. Карпова, под заглавием: Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою Ордами и с Турцией. СПБ. 1884. Это заглавие требует теперь же некоторого пояснения. Дела ногайские за время Иоанна III и Василия III в Архиве ?. И. Д. составляют особую книгу, — первую в этом роде дел; в крымскую же печатную книгу они внесены в соответственных по времени местах ученым издателем по тому, конечно, правильному соображению, чтобы в одной книге собрать все дела Иоаннова времени по сношениям с восточным мусульманским миром, тем более, что и в действительности дела ногайские тесно соприкасались с отношениями крымскими и казанскими. Печатное издание, кроме предисловия и оглавления дел (всего 101 № дел), снабжено еще двумя указателями: личных имен и географических. Жаль, что нет предметного указателя к книге; впрочем, и то надобно сказать, что было бы несправедливо от издателя памятника весьма значительного объема требовать еще составления предметного указателя: это — особое дело, требующее большого времени и кропотливого труда; указатель имен предметных, даже без объяснений и толкований, в чем как раз ощущается нужда при составлении его, есть труд весьма напряженного внимания. Что касается указателей личных имен и географических, то они достаточно полны и вообще исправны: мы заметили только немногие пропуски и ошибки.

Текст книги напечатан также большею частью исправно. Одну ошибку, во многих местах повторенную, спешим оговорить теперь же: она касается неправильного чтения одного выражения, несколько раз в крымских делах встречаемого. Так, во-первых, в грамоте великого князя Иоанна III к Менгли-Гирею от 1480 года неверно прочтены и напечатаны слова: «и на коне учиню» текст должен быть напечатан так: «а опроче сех слов инако не учиню», т. е. не буду иначе поступать, как написано в грамоте (Сборн. И. Рус. Истор. Общ. 41, стр. 22, строка 14-я сверху. В подлинной архивной книге, стран. 53, строка 11 сверху, написано: «инако не учиню».). В грамоте того же Иоанна к Довлетеку Ширинскому мурзе также печатная ошибка: «а опроче сех слов и на коне учиню»; в подлинной архивной книге ясно написано, да и по смыслу должно быть: инако не учиню (Сборник, стр. 28, строк. 18 сверху; Архивная книга стран. 68, строки 4 и 5 сверху.) В речи Менгли-Гирея к Иоанну текст не имел бы ясного смысла, если бы его читать по печатному: «как моего брата своего [5] слова и на коне учинишь, с семь с моим наробком с Мерекою пришлешь, твое жалованье ведает»; речь получает свой истинный смысл при чтении: «моего слова инако не учинишь» (Сборн. стр. 106. То же ошибочное чтение и печатание на стран. 151: «и на коню учини»; (в подлиннике «инако не оучини»); на стран. 154 (дважды одна ошибка); стр. 168; стр. 273 — та же неправильность чтения.). Впрочем, в других местах то же выражение прочтено и напечатано правильно: «другу другом, а недругу недругом стоим, то слово наше инако не учиним» (Там же, стр. 150. Сравнить то же выражение с маленькою разницей: «яз брат твой Магмед-Аминево царево слово инаково не учинил», на стран. 169; также и на стр. 449-й: «нынеча яз царева слова инаково не учиню».)

Вот еще несколько печатных ошибок, в коих мы убедились из проверки печатного и рукописного текстов. На стран. 118 напечатано: «да вести, государь, ко царю пришли: Новоширинские люди были под Ордою». В подлинной архивной книге написано: «да вести государь ко царю пришли ново шириньские люди были под ордою», на стран. 248, в строках 3 и 4 сверху. То есть, посол кн. Ромодановский в донесении своему государю говорит, что пришли в Крым к царю вести внове, что Ширинские люди были под Ордой; слово «ново» значит здесь «внове, недавно», и после него должно быть поставлено в печатном тексте двоеточие; выражение же «Новоширинские люди» — неправильное, произвольное понимание; в Крыму были всегда влиятельные почетные князья и мурзы Ширинские, но особых «Новоширинских» людей история не знает среди крымских вельмож.

На стран. 121 напечатано: «и Василей говорил с послы Обреку, да и ярлыки списывали». В подлинной же книге написано: «и Василей говорил с послы обреку да и ярлыки списывали», на стран. 254, в строке 5-й. Подчеркнутое слово должно, кажется, прочесть «об реку», т.е. через реку, или по реке. Дело в том, что в ноябре 1491 года приехавшие в Москву крымские послы не были приняты лично великим князем, и даже выехали из столицы в подмосковную деревню по той причине, что среди крымского посольства оказалось «поветрие», т.е. опасная заразительная болезнь; из боязни пред этою болезнью крымцам велено было жить в деревне, где с ними и вел переговоры князь Василий Ноздреватый, нарочито для того назначенный. Он разговаривал с крымскими послами не в близости, лицом к лицу, а на некотором от них расстоянии, из опасения, конечно, той же заразительной болезни. Данный текст, кажется, нужно понять так, что он говорил с ними «об реку», т.е. на берегу реки, на известном от них расстоянии, если не через реку. [6]

На стран. 473 напечатано: «и нынеча наперед Мороза человека послам, те свои послы возьми». Из контекста речи нет основания предполагать, что здесь дело идет о человеке, по прозванию Мороз; в данном случае «наперед мороза» значит «наперед зимних заморозков, или до зимы».

На стран. 549 напечатано о крымском после: «а был у великого князя декабря 30». В подлинной архивной книге стоит дата: декабря А, т.е. 1 декабря.

В указателе личных имен отмечены, как два простые татарина, Багай и Сатика, упоминаемые в тексте на стр. 194. Вчитываясь в письмо Нур-салтан царицы крымской, где названы эти два лица, мы убедились, что это суть уменьшительные, ласковые в устах царицы-матери названия двух ее сыновей: Магмет-Аминя и Абдыл-Летифа.

Опускаем еще немногие замеченные нами опечатки, которые ясны будут внимательному читателю без оговорок: полезнее исправить приведенные неправильные чтения; может быть, ученые читатели древней крымской книги посольской вовремя обратят на них и на наши поправки свое внимание. Мы сделали эти поправки еще из уважения к труду издателей, дабы себе и другим читателям убедиться, как вообще мало ошибок в таком большом печатном памятнике, изданном — повторяем — весьма тщательно.

Обращаемся к разбору книги.

II. Предварительные общие замечания о происхождении крымской посольской книги, ее составе и содержании.

Как давно, и в каком количестве составлялись первые посольские книги Московского государства, об этом позволяют судить данные, находящиеся в описи Царского Архива второй половины ХVI-го века. Хотя эта опись не имеет вида строго отчетливой правительственной редакции, и кажется больше черновою наскоро сделанной описью; однако она, несомненно, официального происхождения, и при всей своей краткости есть документ богатый по содержанию. По этой описи древнейшие посольские книги относятся ко времени Иоанна III Васильевича. Исчислим их по описи и в порядке ее исчисления.

«Ящик 19. А в нем книги посольства Цесарей Максимъяна и Фердинал (sic), да короля Чешского к Вел. Кн. Ивану и к Вел. Кн. Василью, и ответ Вел. Княз. к Цесарем». [7]

«Ящик 21. А в нем книги Литовские старые, посольства и грамоты, и ответы Казимера Короля и Александра Короля к Великому Князю Ивану, и от Вел. Кн. к ним; да книги старые ж при Казимере ж Короле; да книги тетратка стара ж» и проч.( Акт. Арх. Эксп. I, 336. Сравн. там же про ящик № 18: «а в нем книги Королей Литовских, писаны докончальные грамоты, и в тех же книгах грамота Казимера Короля Ионе митрополиту». Эта книга составляла, по-видимому, сборник собственно договорных и иных грамот, а не посольских дел вообще.)

«Ящик 23. А в нем книги Ногайские старые и новые все» (Первая посольская книга ногайских дел начинается 1489 годом. Дела ногайские за время Иоанна III вошли в древнюю Крымскую печатную книгу, как было выше сказано.).

«Ящик 23-й же. А в нем книги Астраханские и Ординские, да книги Тюменские, да тетрати Гиреские (sic) и Иверские (Не видать, впрочем, за какое время эти книги; может быть отчасти за Иоанново, судя по упоминанию ордынских книг. Сравн. про ящик № 50.).

«Ящик 24. А в нем книги посольства Волошские».

«Ящик 25. А в нем книги Казанские и списки при Магмедъамине царе, прислал о брате своем о Абделетифе царе, и книги как был в Казани Шигалей царь, да другие книги при Магмедъамине царе лета 7015» ¹.

«Ящик 29. А в нем книги, старые и новые, посольства и грамоты от Маистра Ливонского и семидесяти трех городов к Вел. Князю Ивану и к В. К. Василью».

«Ящик 36. А в нем книги, старые и новые, при Менлигирее царе и при Манмедгирее царе с Вел. Кн. Иваном и с Вел. Кн. Васильем». (Здесь и наша книга с особою припиской о ней, что она была у Государя в покоях).

«Ящик 38. А в нем книги и списки Казацкие при Касыме царе и Тюменские при Иване царе» ². [8]

«Ящик 48. А в нем книги Шамохейские, писаны грамоты и посольства Шамохейских князей с Вел. Князем Иваном и с В. К. Васильем».

«Ящик 49. А в нем книги и списки, посольства и грамоты папы Римского Климента с В. К. Васильем; да книги старые Римские, и Венецейские и Фрянские, грамоты и посольства, и записи в них писаны с Вел. Кн. Иваном... Да книги, писаны посольства в Рим от Вел. Кн. Ивана к папе Римскому Александру; да речи и грамоты к Александру Королю Литовскому и Олбрехту королю Польскому, и к Венецейскому Князю, и к Медиаламскому Князю; да три грамоты тамошние Немецким письмом» ³.

«Ящик 51. А в нем списки Свейские, старые и новые, с Вел. Кн. Иваном и с Вел. Кн. Васильем, и списки и посольства Свейские».

«Ящик 62. А в нем книги Датские старые, при В. Кн. Иване с Датским Королемь Иваном» и проч. (Весь ящик с датскими делами за последующее время после Иоанна III. Сравн. про грамоты датские в № 10).

«Ящик дубов 135. А в нем книги Литовские, книги другие Литовские о сватовстве Княгини Волошские, книги Крымские, книги Астраханские, [9] книги Ногайские, книги Казанские, книги Царегородцкие» (Не видать точно, какого времени эти книги; судя по указанию на сватовство княгини Волошской, т.е. Елены Стефановны, невестки Иоанна III, надо полагать, что в числе книг этого ящика были и за время Иоанново.).

Не станем исчислять здесь многих подлинных грамот и черновых приказных списков посольских дел, в описи названных; если сопоставить их рядом с посольскими книгами, то окажется весьма значительное количество посольских документов, собравшихся в великокняжеской и царской казне за первый же век бытия Посольского Приказа. Из приведенных данных архивной описи на счет собственно посольских книг вытекают следующие выводы:

1. Ко времени княжения Иоанна III, широко развившего посольские сношения Москвы с европейскими и азиатскими владетелями, относится значительное число посольских книг; судя по названию некоторых из них «старыми», надобно полагать, что они были составлены либо во второй половине XV века, либо в начале XVI века, т.е. современно княжению Иоанна III и его преемника, и что они составлялись в Приказе по мере накопления отдельных списков, грамот и всяких вообще посольских документов.

2. Из сравнения данных описей с наличностью посольских книг в нынешнем Главном Архиве в Москве оказывается, что большая часть книг Иоаннова времени не сохранилась до нашего времени. Так именно не сохранились посольские книги по делам лифляндским и ганзейским, по делам шведским, датским, волошским и итальянским; не дошли казанские посольские книги, ни книги ордынские и астраханские; нет книг по сношениям с кавказскими и другими азиатскими владетелями.

Уцелели до настоящего времени: цезарская посольская книга ⁴, польско-литовская ⁵, крымская и ногайская книги.

Самая ранняя из этих наличных книг посольских есть крымская; [10] по содержанию своему она относится всего больше к XV-му веку. Она и самая полная, цельная книга.

Мы назвали ее летописью посольских сношений. В самом деле: насколько она и посольские книги вообще имеют сходства со старинной русской летописью? Каков общий характер или тип посольских книг?

Книга представляет изложение посольских дел в хронологическом порядке, попеременно то отпуски русских послов и гонцов в Крым, то приезды в Москву татарских послов и гонцов. Изложение дела обыкновенно начинается отметкой в летописном роде, например: «лета 82 (т. е. 6982=1474) марта, Микитино Беклемишева посольство ко царю к Meнли-Гирею, Кади-Гирееву сыну». Или так: «лета 83, Олексеево Старкова к Менли-Гирею царю; поехал марта 23». Или еще так: «лета 88 отпущен с Москвы князь Иван Звенец месяца апреля 16». Такие же летописные отметки есть о приездах послов крымских, иногда о возвращении русских послов, о дне приема крымцев великим князем, а также отпуска их из Москвы и проч. Заметно вообще, что составители книги не пропускали хронологических дат, вносили их каждый раз в книгу, если находили в документах даты. Вот эти-то хронологические отметки, да и весь способ изложения дел в порядке хронологическом и придают книге вид некоторого рода летописи. На самом деле, однако, посольская книга глубоко различается от древней русской летописи: это есть совершенно новый род источников, типичное приказное произведение, строго деловая приказная книга, не то, что старая летопись. Как известно, старая русская летопись дел церковных и земских содержит подбор самых разнообразных известий, смотря по вкусу составителя летописного сборника, о событиях церковно-исторических, о междукняжеских отношениях, о делах житейских, о приключениях физических, — обо всем, что казалось достопамятным для составителя летописи монастырской, городской, государственной: все это излагалось в самом простом, безыскусственном порядке, более или менее кратко, с большим или меньшим количеством личных размышлений летописца, с приведением слов из Св. Писания и иных назидательных книг, с выборками из других исторических источников, с сокращениями или переработками, с прибавками новых известий и т. п. Конечно, и старая летопись не лишена характера деловитого и официального памятника: летописи вели для того, чтобы в случаях надобности справляться с нею, доказывать чрез нее, что нужно; но вообще летопись есть памятник не официальный, дело больше частного почина, личный субъективный труд по подбору и изложению известий. Иное дело — посольская книга. Она — памятник строго официальный и деловой; приказный дьяк [11] вносил в книгу только то, что ему указано, и что дано в документах, делал сжатое и вместе полное изложение посольских дел и речей.

Именно — дел и речей, и притом последних гораздо в большей степени, чем дел, т.е. фактов; речи преобладают в посольской книге над фактическими известиями. Множество страниц подряд — все речи, да речи: наказы и памяти послам, что и как говорить, что отвечать; донесения послов о том, что они говорили и что им отвечали в Крыму. Приезжают в Москву крымские послы, в приказе опять записываются их речи, переводятся татарские письма; далее идут дополнительные памяти из приказа послам, донесения их с дороги или с места службы, — опять все речи, устные и письменные.

С первого разу может показаться не столь значительным, не столь историчным содержание посольской книги: все речи, да речи! Но так кажется только с первого разу; на самом же деле в них много настоящего дела, много подлинных исторических фактов. В этих речах — виды, желания, идеи правительствующих людей: все это суть своего рода факты, и притом высоко интересные. Но сверх речей в посольской книге много точных исторических отметок о том, кто, когда и куда был посылаем, с какой целью, в чем успел или не успел, и по какой причине. Наконец, из посольской книге многочисленные сведения, прямо или попутно сообщаемые послами, о разных явлениях современной жизни дома и за границей; политические вести, собранные в Крыму, на этом обширном восточном базаре; уведомления о приключениях в дороге и жизни в Крыму, сведения о путях и способах сообщения, о торговле и купцах, о нравах и обычаях и т. п. Таким образом, в посольской книге много делового, собственно исторического содержания; речи не раз становились событиями, да и самые речи — повторяем — суть факты своего важного значения. Отсюда естественный метод исследования посольских книг: сопоставлять речи и дела, а также речи одна с другою; из такого сопоставления сами собою будут вытекать факты, или, по крайней мере, яснее станет, что простые речи, и что настоящее событие, дело.

Таков общий характер и общее содержание того рода источников, который называется посольская книга. По составу посольская книга есть сборник отдельных посольских дел, изложенных в хронологическом порядке более или менее сокращенно, а чаще в полном виде, дословно, иностранных же документов — в русском переводе. Дело редактора-составителя заключалось в том, чтобы собрать в одно место посольские документы, расположить их в надлежащем повременном порядке, да может быть изложить лучше, т.е. короче и определительнее, некоторые из [12] документов, прибавить начальные и заключительные пометки о том, когда и кому было поручено посольство, или когда посол возвратился домой, да иногда сделать еще немногие пометки редакторского свойства.

Укажем в крымской книге пометки этого последнего рода.

В посольское дело Ивана Андреевича Лобана Колычева («поехал с Москвы на третьей неделе великого говенья, во вторник, 20 марта лета 100», т.е. 7000-го=1492) вставлены две грамоты вел. кн. Иоанна к царевичу Уздемирю, брату Менгли-Гирея, и к царевичу Довлешу, племяннику царя, с приглашением этих царевичей на службу в Москву; на конце обеих грамот было написано, что они посылаются с Ази Махметом, человеком Довлеша царевича. В то же время посланы к тем же царевичам другие две грамоты на тот случай, если бы грамоты были доставлены не Ази Махметом, а кем-нибудь другим. Редактор книги, приведя первые грамоты, добавляет: «а с Лобаном послал князь великий ко царевичам другие свои грамоты, таковы же слово в слово, только в них не написано то: «сю свою грамоту послал есми с твоим человеком с Ази Махметем»; а в другой не написано то ж: «сю свою грамоту послал есми с Довлешевым человеком с Ази Махметем». Кончены тем: «сю свою грамоту с своею печятью послали есмя к тебе» (Сборн. Рус. Истор. Общ. 41, стр. 146. Сравн. стран. 137-138 в объяснение, почему двойные грамоты.). То есть редактор сокращаете дело, отмечая небольшую разницу грамот.

На стран. 257, в заключение крымского приезда князей Казимера да Хозяша, прибавлено: «а которые грамоты от Менли-Гирея к великому князю, и те писаны после сего посольства с Казимером и с Хозяшем» (Снести стр. 263, где действительно приводятся подлинные грамоты царя, с этими послами присланные.). Редактор несколько изменяет обычный порядок изложения и делает в этом смысле оговорку.

В 1500 г. августа 11 в Крым бил послан Иван Григорьев Мамонов. Но вслед за его отъездом были получены в Москве известия, что на поле появилось много враждебных татар: поэтому послу Мамонову отправлено вслед приказание помедлить поездкой, пожить некоторое время в Калуге; при этом же случае Мамонову был вручен «иной список», т.е. переменены посольской инструкции; но так как посол Мамонов прожил в Калуге до октября, а из Крыма за это время получены новые известия, то потребовалось еще раз несколько изменить посольские инструкции Мамонову, а прежние взять у него обратно в Посольский приказ. [13] Изложив все дело и переменив в посольских инструкциях послу, редактор в заключение прибавляет, чтобы сократить изложение: «а досталь тех памятей все писано по тому слово в слово, каковы вез Олексейко подьячий к Ивану к Мамонову» (Там же, 339. Сравн. дела под №№ 65, 67 и 69.).

В 1502 г., в апреле, в Кафу был отправлен послом Александр Голохвастов (Олеша Яковлев сын); между прочими документами ему были даны «памяти гибельные», т.е. список обиженных в Кафе русских купцов и понесенных ими потерь товарами и разными вещами. Посол имел требовать удовлетворения обид, возмещения потерь. Вслед за этими «памятями» в крымской книге добавлено: «а о которых жалобах списки посланы с Ондреем с Кутузовым, и таковы ж списки тех жалоб посланы с Олешею с Голохвастовым, де и память о Дмитрее о Лареве; а писаны те списки и память из тетратей и из Андреева посольства» (Там же стр. 411. «Списки жалобные», отправленные в 1500 г. с Андреем Семеновичем Кутузовым, смотр. выше в деле № 63. Памяти о Дмитрие Лареве на стр. 296 и 388.). То есть составитель уже не повторяет документов, а только ссылается на эти документы, прежде изложенные в книге.

На стран. 422, после изложения крымского приезда посла Арваны, сказано в заключение: «а дети Менли Гиреевы царевы Махмет Кирей, да Ахмат Кирей, да Махмет, и брат царев Емгурчей писали ярлыки о запросах, и те ярлыки в книге не писаны, а отданы те ярлыки все Абляз бакшею вместе со царевыми ярлыками» (Там же, 422.). Потому ли, что переводчик Абляз-бакшей не успел их перевести по-русски, или потому, что не желали исполнить требования царевых детей на счете запросных поминков, редактор не вставил их в посольскую книгу, в чем и оговаривается.

В июле 1502 г. в Крым были отправлены гонцами служилые татары великого князя Кадыш с товарищами, повезли разные грамоты: к послу Заболотскому, к царю Менгли Гирею, к воеводе волошскому Стефану, свату Иоанна, к послам, возвращавшимся из Италии, Лареву и Карачарову. В конце посольства составителем прибавлено: «да посланы с Кадышом же с Абашовым в Волохи Стефану воеводе грамота, да послом Дмитрею и Митрофану две грамоты; и три грамоты велено отослать в Волохи к Стефану воеводе и к послам Менли Гирею царю с своим человеком. А писаны те грамоты в волошских татратях» ⁶. Редактор книги отсылает [14] туда приказных читателей на случай справок. В другом месте книг редактор ссылается на «литовский ящик» с документами, куда сложена одна грамота великого князя литовского Александра Казимировича, присланная им к крымскому царю, а от того пересланная Иоанну, по представлению нашего посла Алексея Заболотского. Грамота литовского государя вставлена и в крымскую книгу, по прикосновенности ее к делу. Не видать ясно, про эту ли именно, или про другую грамоту говорится в пометке составителя книги: «а что прислал грамоту Алексей Заболотский, и та грамота в сей тетрати не писана» ⁷.

Еще одна редакторская заметка указывает как будто на особые столь в Посольском Приказе; именно в книге ногайских дел, в заключение отпуска посла ногайского князя Ямгурчея, сказано: «а отпуск Семенов у Дмитрия у Володимерова о проводу и о корму», т.е. у самого начальника Приказа; грамоты о проводе и о корме ногайскому послу только упоминаются, но не приводятся в книге; однако указано, где их искать (Там же, 538, в конце дела укажем еще образцы заметок редакторских на стр. 324, 329, 335 (в начале дел), на стр. 443, в конце дела, на стр. 525 и проч.).

Не приводя других подобных заметок составителя древней посольской книги крымских дел, скажем в заключение, что редактор-составитель весьма точно и аккуратно вносил в книгу все подлинные документы, какие были даны ему для составления сборника. Это видно как из приведенных образцов его редакторских заметок и приемов, так и вообще из всего изложения дел в книге, аккуратного, строго делового.

3. Из каких именно документов составлена посольская крымская книга.

Книга, выражаясь о ней словами старого описателя [15] Н. Н. Бантыш-Каменского, содержит в себе «отпуски и приезды». Действительно вся она занята изложением отпусков наших послов и гонцов в Крым, да приездов оттуда татарских послов в Москву, и притом таким образом, что за первые 17-ть лет сношений, от 1471-1490 включительно, в ней находятся пока одни только отпуски в Крым: хотя в них постоянно говорится и о крымских послах, приезжавших в Россию, и об ярлыках, ими привозимых, но в самой книге нет подробного изложения речей крымских послов, ни переводных ярлыков. Начиная же с апреля 1491 года излагаются попеременно то крымские «приезды», то «отпуски» наших послов, те и другие с одинаковой подробностью, сполна по документам, вследствие чего и объем посольской книги сразу значительно возрастает: тогда, как первые 17-ть лет сношений с Крымом изложены в книге меньше чем на ста страницах (по печатному тексту), остальные 15-ть лет, с 1491-1505 г., занимают уже слишком четыреста печатных страниц текста, со включением, впрочем, сюда же дел турецких, а также ногайских дел, внесенных в печатную крымскую книгу по плану редактора-издателя ее, как выше было сказано.

Почему так случилось, что план изложения не вполне выдержан в книге, т.е. почему не внесено в нее ни речей крымских послов, ни переводных ярлыков за первые годы сношений с Крымом, на этот вопрос мы не можем отвечать с определенностью. Может быть, первоначально в Посольском приказе не имели намерения вносить в книгу переводные татарские документы, очень многочисленные, очень не легкие для перевода и для чтения, а думали ограничиться самым кратким изложением их в книге; впоследствии же времени посольские речи крымские и ярлыки, как видно, показались более важными и нужными для записывания в книгу в подробном, далее дословном виде, на случай справок при дальнейших сношениях с Крымом, которые все больше развивались, становились все важнее для Московского государства. Кстати здесь же следует отметить тот положительный факт, что с 1489-го года в Посольском приказе появляется особый переводчик, Абляз-бакшей, который с тех пор пишет в Крым от великого князя грамоты «татарским письмом и переводит по-русски татарские ярлыки. Очень возможно, что искусством этого переводчика в приказе воспользовались для того, чтобы вести посольскую крымскую книгу с большею против прежнего полнотой; во всяком случае, поступление на службу названного татарского переводчика и более подробное изложение дел в книге по времени очень близко подходят, почти совладают; мы полагаем, что эти явления находятся до некоторой степени и в [16] причинной связи между собой (Сборн. И. Р. И. Общ. 41, стр. 75, сравн. указатель под словом «Аблез (Обляз) Бакшей». В другом месте надеемся сказать подробнее об этом полезном деятеле в приказе.).

В указанном обстоятельстве, т. е. неравномерности изложения книги, позволительно также видеть новое доказательство того, что крымская книга очень близка по времени составления к самим событиям, почти современна им, и что она имела одну только редакцию. Будь вторичная редакция, она наверное получила бы более ровное изложение; но она осталась в том самом виде, как однажды сделалась.

«Отпуски и приезды» — это суть общие категории или заглавия дел; сами они, в свою очередь, состоят из разных документов, прежде особо существовавших. Рассмотрим прежде отпуски.

Первое место в отпусках занимают посольства, т.е. наказы или поручения послам, идущим в Крым. Рядом с ними стоят памяти, т.е. особые инструкции, вручаемые послам при самом отправлении их из столицы, или дополнительные инструкции им, посылаемые чрез нарочитых гонцов то вслед отъехавшим послам, то спустя некоторое время, уже в самый Крым: из этих «посольств и памятей» состоят главным образом отпуски. Изредка в отпуски же входят списки поминков, в Крым посылаемых; чаще однако эти списки только упоминаются в книге, но не приводятся в полном виде (Там же стран. 54; 56-57; 214; 352; 365; 372; 485.). Иногда в отпуски вносятся записи по делам торговым, каковы суть жалобные списки и гибельные памяти, то есть списки обидам и грабежам, кои потерпели русские гости в Крыму и в Турции, или какова есть сказка московских гостей о размерах тамги, взимаемой с них в городах Востока (Там же, стран. 229-230; 235-236. Сравн. про обиды и грабежи русских в гостей в начале книги стран. 8; 12; 16 и друг. О размерах тамги, платимой русскими гостями в Крыму и Турции, интересный документ на стр. 312-313; о насилиях купцам русским в Турции смотр. стр. 161-163; 296; 405 и проч.). В отпусках же находятся такие документы, как списки полоняников татарских, освобожденных великим князем, или списки проводников, служилых татар русских, ездивших в Крым с послами для оберегания их в пути, да и для того также, чтобы служить послам в случае надобности обратными гонцами из Крыма (Стран. 58; 70; 310-311.). Но гораздо больше в отпуски включено разнообразных грамот: они могут быть сведены к следующим разрядам. [17]

а) «Списки грамот», т.е. проекты шертных грамот, иначе называемых «докончальных ярлыков», кои желательно было получить от крымского царя и его приближенных, слово в слово по списку, приготовленному в Посольском приказе (Там же стр. 2-6; 9; 11-12; 18-19; 20-21. С проектами сравн. подлинные шертные грамоты Менгли Гиреевы от 1474 и 1480 г., в Собр. Гос. ?р. и Догов, ч. V, №№ 1 и 4. В последующее время Иоанн уже не требовал от своего союзника новых шертей, довольствуясь двумя прежними.).

б) Грамоты от великого князя Иоанна Васильевича пригласительные к разным лицам то с предложением им покровительства, то службы в Московском государстве, то с просьбами о нужных для великого князя услугах. Таковы суть: грамота самому царю Менгли Гирею, предлагавшая покровительство ему на случай его «безвременья», т.е. лишения Крымского престола ⁸; грамоты к царскому брату царевичу Издемирю и к племяннику их Довлешу с приглашением на службу в Россию ⁹; грамота к Ширинскому мурзе Довлетеку, сыну Именекову, знатному вельможе крымскому, также с приглашением на русскую службу ¹⁰; в том же смысле грамоты к князю Таманскому Захария Гуил Гурсису ¹¹; грамоты к богатым гостям Захарии-Скарье еврею и Асану с предложением первому приезда в [18] Москву, а другому с просьбой о разных услугах (Стран. 41; 45; 71; сравн. предшеств. примечание.).

в) Грамоты великого князя к царю Менгли Гирею по делам особой важности. В обыкновенных случаях речи Иоанна к его крымскому союзнику были передаваемы через послов да гонцов или устно, или на письме в списке «посольства», и только в особо важных случаях писались царю грамоты с торжественными титулами, в высоких выражениях, с тем, чтобы обратить все внимание царя на предмет посольства, придать делу особо важный тон ¹².

г) Грамоты проезжие и верящие послам, а также грамоты к воеводам и наместникам и к разным приказным лицам касательно встречи и провода послов, проезжающих в Крым; сюда же относятся грамоты по тому же предмету в Рязань к родственному великокняжескому семейству и к князьям служилым на Северской окраине, Семену Ивановичу Стародубскому и Василию Ивановичу Шемячичу (Стран. 215-216; 262; 353; стр. 365-366 и 411-413 (грамоты в Рязань); 415; стр. 441-442 (память приставу, провожающему послов и подорожная ему); стр. 443; 496-497; 502; 511; 555 (к северским князьям) и проч.). Впрочем что касается верящих собственно грамот послам, идущим к царю Менгли Гирею, то здесь они не имели места: послы и гонцы достаточно были аккредитованы тем, что доставляли царю списки «посольства» и другие документы, да поминки от великого князя; в особой верящей грамоте после того уже не представлялось надобности в отношении крымских послов и гонцов ¹³.

Крымские «приезды» обычно состоят из многочисленных ярлыков, [19] т.е. писем от царя Менгли Гирея, начинающихся обыкновенно выражением «Менгли Гиреево слово», от членов его семейства, от вельмож и придворных людей царя. Эти ярлыки посылаются каждый раз в большом количестве, иногда целыми кучами, так сказать. Главное содержание их — выпрашивание подарков от великого князя. Особую группу ярлыков составляют те, кои нисаны от лица Нур-салтан царицы: они очень любопытны по содержанию и по тону письма, ласковому и дружественному, но заботливости материнской о родных сыновьях Магмет Амине и Абдыл Летифе, подручниках Московского государя, который со своей стороны оказывает ей постоянное внимание, посылает каждый раз особые поклоны и подарки: умная почтенная царица много помогала поддержке хороших отношений Иоанна к Менгли Гирею и царям казанским, его пасынкам, а царицыным — родным детям; не в пример другим ярлыки царицы отличаются еще особым благородством тона ¹⁴. Все крымские ярлыки были переводимы в Посольском приказе по-русски, и в дословном переводе почти все были внесены в книгу (т. е. за время с 1491-1505 г., как было выше указано). Но то достойно особенного замечания, что некоторые ярлыки от царя были написаны прямо по-русски, с помощью русских подьячих, по объяснению царя «лихих деля людей»; не ясно только, каких лихих людей он разумеет: степных ли татар, которые могли перехватить в дороге его татарские грамоты, и удобнее прочесть их, нежели русские грамоты, или же каких-нибудь ненадежных людей в самом Крыму, близ его особы, которые бы захотели передать секретное содержание грамот посторонним недругам; вероятнее впрочем, что царь разумеет первых, т.е. степных татар Золотой Орды (Стран. 155; 320; 328-330; 377. Из Кафы также иногда посылались грамоты на русском языке: стран. 390-394.).

Что касается словесных поручений из Крыма, то они обычно совпадают по содержанию с ярлыками; поэтому под 1493 годом, в начале «приезда» замечается, например: «лета 7001, января пришли от Менли Гирея послы его Мунырь мурза, да Оюз дувань с Лобаном с Колычевым вместе. А что в грамотах писано, то и речь» (Стран. 171. Сравн. то же выражение в ногайском приезде: стр. 237.). [20]

После ярлыков и речей крымских послов видное место в «приездах» занимают донесения русских послов из Крыма. Исполняя наказ своего государя собирать «вести» о положении дел в Крыму, в Турции, в Валахии, в Литве, о взаимных отношениях политических разных стран Востока, об отношениях Крыма к Золотой Орде и Литве в особенности, русские послы действительно отправляли Иоанну подробные донесения о том, что они слышали и что лично видели: по наблюдательности и по деловитости содержания, эти донесения представляют едва ли не самый важный разряд документов в крымской посольской книге. Видно, что послы Иоанна были люди достойные своего государя и порученного им дела: умные, наблюдательные, твердые характером, практически ловкие люди; любо читать их отчетливые, деловитые депеши ¹⁵. В их донесениях не столько уже речей, сколько прямых известий, верных наблюдений и точных сведений, да немало и любопытных слухов; впрочем, слухи они выдают только за слухи, отличают их от настоящих известий.

За то в древней крымской книге нет статейных списков; сколько нам известно, в дипломатических памятниках времени Иоанна III отсутствует и самый термин «статейный список», столь обычный в ХVI-м и особенно в ХVII-м веке ¹⁶. Это отсутствие статейных списков нужно, по нашему мнению, понимать так, что в большинстве случаев послы и гонцы исполняли свое посольское дело буквально по наказу, в чем убеждался и Посольский приказ, и сам великий князь, так что они не считали уже нужным требовать от послов особых отчетов, особенно после тех аккуратных донесений, кои доставлялись ими с места службы, да разных [21] уведомлений с дороги и из самого Крыма. Во всяком случае статейных списков в XV веке еще не писалось; будь они писаны, они вошли бы конечно в посольские книги, или по крайней мере были бы где-нибудь упомянуты.

Как в отпусках, так и в приездах находим много грамот, имеющих то или другое отношение к крымским посольским делам. Таковы суть грамоты татарских царей и царевичей друг к другу: грамота царя Айдара, брата Менгли Гиреева, в России проживавшего, к его жене в Крым с просьбой, чтобы она вместе с сыном приезжала к нему, в Русь ¹⁷; грамоты царя золотоордынского Муртазы, сына Ахматова, к великому князю Московскому, и к Нордоулату, царю Касимовскому, о том чтобы восстановить Нордоулата на крымском престоле ¹⁸; грамоты Магмет Аминя, царя Казанского, к его отчиму царю Крымскому и к родной матери, Нур-салтан царице ¹⁹; грамоты ногайских мурз Мусы и Ямгурчея к Крымскому царю ²⁰.

Если великий князь Иоанн сообщал своему союзнику и другу интересные документы, касающиеся до царя Касимовского, то Менгли Гирей в свою очередь платил ему тем же, сообщал ему иногда посольские документы, исходившие из Литовской государственной канцелярии, имевшие особый интерес для Иоанна (Там же стр. 330-332; 448-449. Сравн. еще на стран. 279.). Наконец в крымскую же книгу вошли некоторые документы по сношениям с волошским воеводой, Стефаном Великим, сватом Иоанна и несколько документов, относящихся до посольства Карачарова и Ралева, ездивших в Италию ²¹. Немалую часть книги занимают [22] дела по сношениям с Кафою и с Цареградом ²², а в печатное издание книги вошли и ногайские дела ²³. Подобно крымским делам, те и другие состоят из «посольств», «наказов», «грамот» и прочих документов, укладывающихся в обычные категории отпусков и приездов.

Таковы разнообразные документы, из коих составлена посольская книга времени Иоанна III-го, или точнее сказать сборник посольских дипломатических дел: ибо она содержит больше готовых документов в подлинниках, нежели изложения или пересказа их. Все эти документы хранились в Посольском приказе или в подлинниках, или в черновых списках: отсюда естественный шаг к составлению из них тетрадей, потом и целой книги.

Достойна замечания та тщательность, с какою в Приказе записывались всякого рода дела, большие и малыя: все записывалось на бумагу; все делопроизводство в Приказе сразу приняло письменный характер. И в Московском Государственном приказе, и в Крымской канцелярии скоро привыкли к этому письменному делопроизводству, с обеих сторон [23] желали для всего записей, документов. Приведем из крымской книги несколько подлинных мест, которые покажут нам, как ценили тогда запись и как сберегали всякого рода записи, как дипломатично составляли те бумаги, которые назначались для сообщения в Крым, и какие бумаги писали только для сведения послам и гонцам, а отнюдь не для письменного сообщения кому-нибудь постороннему.

В наказе гонцу Грибцу Клементьеву от 1487 года читаем: «а по сему списку выговоривши царю речи все, да и список царю дати тех речей, а молвити так: чего, господине, буду не исправил которых речей, ино восе список». (Сборн. стр. 60). Здесь мы находим первый случай, что крымскому царю вручается список посольства чрез гонца; с того времени и послы также передают царю списки своего «посольства», после того как изговорят свои речи. Так в наказе послу Дмитрию Шеину, в том же 1487 посланному в Крым, было сказано: «как выговоривши царю речи все посольство, да и список царю дати тех речей все посольство, а молвити так: чего, господине, буду не исправил которых речей, ино восе список». (Там же стр. 65). То же сказано в наказе князю Василию Ромодановскому, в наказе Ивану Колычову и проч. (Стран. 101; 139). Вручение посольственного списка мотивируется обычно возможностью забвения и неточной передачи некоторых речей послом: мотив, конечно, правильный, но не единственный только; верно то, что вручаемый список становился в некотором роде нотою Московского правительства, в которой ясно и определенно были излагаемы его желания и требования, его политические виды. Под предлогом забывчивости своего посла, Иоанн в сущности посылал ноту своему союзнику, Крымскому царю.

Что забвение и некоторые недоразумения были, однако, возможны в действительности, и притом не только со стороны русских послов, доказывает дело Тимофея Игнатьевича Скрябы, посланного в Крым в 1481 году. В наказе это послу было между прочим писано: «а захочет Менгли Гирей царь пойти на Литовскую землю, и Тимофею говорить так: осподарь мой, князь велики велел тобе бити челом, чтобы еси пожаловал пошел на Ахмата царя, или кто иной на том юрте будете царь; а о том мне не приказал бити челом, чтобы тобе на Литовскую землю пойти». Дело в том, что Иоанн в это время не желал воевать с Казимиром, королем Польским и великим князем Литовским, ни поднимать на него царя Крымского; он находил для себя лучше, чтобы царь воевал против Золотой Орды, откуда как раз возможны были враждебные движения, после гибели хана Ахмата в предыдущем 1480 году. Неизвестно, вполне ли точно передал посол порученные ему речи, или в самом Крыму их [24] поняли не верно, потому ли что не успели вникнуть в надлежащий их смысл, или потому что хотели понять их по-своему: возможно то и другое вместе. Во всяком случае, то верно, что Менгли Гирей написал Иоанну, будто тот велит ему, царю, помириться с королем. Тогда великий князь поспешил объяснить дело царю: «яз к тобе с Тимофеем с Скрябою как того не приказывал, чтобы ты королевы земли воевати не велел, так есми того не приказывал, чтобы ты с королем помирился; а приказал есми к тобе с ним о том, что король ко мне присылал послов своих о любви и докончание, и яз к нему своих послов послал (Царю эти посольские сношения Иоанна с Казимиром показались подозрительными; он вообще все время опасался, как бы Московский государь не помирился с Литовским, и чрез то не поставил бы его в затруднительное положение. Царь не понимал, что прочного мира у Московского государства с Польско-Литовским не могло быть никогда.). А каково дело учнется делати меж нас с королем, ино то будет тобе ведомо: то есми тобе велел сказати. И коли мой боярин Тимофей говорил тобе не по моему наказу, и яз его послал к тобе, и он перед тобою». И после этого объяснения Иоанна, (слишком дипломатичного, прибавим), Менгли Гирей не чувствовал себя убежденным, так что в наказе послу Михаилу Кутузову, ездившему в Крым в 1482 году, опять читаем речь по тому же делу: «а взмолвит Царь так: яз с королем помирился по великого князя приказу, что ко мне приказал о том с своим боярином с Тимофеем, и Михаилу говорити так: осподарь мой князь велики того к тобе с Тимофеем не приказывал; а коли бы к тобе о том с Тимофеем приказал, и он бы тобе его не выдавал» (Стран. 27; 29; 33. В чем именно состояла эта выдача посла царю, не видать из книги. Может быть это была «выдача головой», или простая высылка посла для извинений и объяснений на очной ставке в Крыму.).

Мы привели эти выдержки из крымской книги в образчик искусных дипломатических речей, может быть даже излишне тонких, дававших повод к недоразумениям. Трудно решить, кто и сколько был действительно виноват в недоразумениях по поводу этих речей. Одно ясно, что для избежания подобных недоразумений было правильнее писать в Крым отчетливые ноты, тем более что посол, доставляя ноту, не низводился все-таки чрез это на степень гонца, простого передатчика грамоты; он имел всегда много говорить сверх того, что было писано в «посольстве».

Итак, списки посольства, это настоящие ноты Московского правительства, вручались царю. Не то было с «памятями». О них, например, в отпуске Грибца Клементьева читаем: «а сесь список памятной Грибцу [25] держати себе, а царю его не давати, ни иному никому от себя не отдавати». (Стр. 61). Или и отпуске 1501 года: «память князю Феодору Ромодановскому. Попросит у него царь Менли Гирей посольства список, что ему речь говорил, и князю Феодору дати ему список с посольства; а с памятей ему списков царю не давати». (Стран. 313). Но особенно интересны для занимающего нас вопроса строки в отпуске князя Ив. Семенов. Кубенского. «Память князю Ивану Кубенскому. Аж даст Бог будет у Менли Гирея у царя, да и речи выговорить царю от великого князя все, и князю Ивану царю молвити: чего, господине, буду не исправил которых речей государя своего, ино восе список, что государь мой со мною наказывал». Впрочем это мы видели уже из приведенных выше примеров; новы и интересны дальнейшие подробности: «и ты, господине, с того списка вели списати те речи татарским письмом. Да дати списати список по-татарски с посольства у себя. А от себя списка не давати (Т. е. списывать в собственной квартире посла, а не в ханской канцелярии, или в ином месте, заочно от посла.). А захочет сам царь по-татарски писати, и князю Ивану велети подьячему перед собою у царя список чести, а толмачу толмачити. А царь пишет, или кому велит писати, а списка русского не давати (Заслуживает особого внимания эта подробность, что сам царь иногда брался за письмо. Она доказывает живой интерес Менглп Гирея к дипломатии, и его образованность в известной мере: он умел читать и писать.). А что списки даны князю Ивану памяти, опричь посольства, и тех списков князю Ивану царю не сказывати, ни являти, ведати их себе. А о чем велено царю говорити, или отвечати, как в тех списках писано, и князю Ивану говорити наизусть, а списка не давати. Да беречи князю Ивану накрепко того, чтобы Менли Гирей царь с великим князем с литовским не мирился, ни канчивал» — (в этом собственно была задача посла князя Кубенского, и в этом — содержание его «памятей»: стран. 307-308, в отпуске 1500 года).

Итак, не все «посольства» вручаемы были царю в русском списке; иные сообщались только для перевода. Причина понятна: опасались, чтобы русская грамота не попала при случае в руки литовским послам, что могло повести к лишним толкам, или к упрекам со стороны литовской, что Московский де князь подымает Крым на Польшу и т. п. Пусть правду отношений России к Крыму и к Польско-Литовскому государству хорошо знали в Литве; но все-таки нежелательно было распространение дальнейших толков чрез сообщение в Литву русских документов. Что же касается «памятей», т.е. инструкций послам, то они никоим образом не сообщались в крымскую канцелярию: они были писаны для послов и ни для [26] кого больше. В них секретные поручения особой важности, которые нужно было высказать и внушить, но не оставлять на письме, чтобы при случае совсем их так сказать «замолчать».

Названный посол, князь Иван Семенович Кубенский, не благополучно доехал до Крыма: в степи на него напали татары золотоордынские, да турецкие казаки из Азова, пограбили и захватили в неволю нескольких спутников посла. Сам он спасся, но вынужден был потопить в воде свои посольские документы: он не допустил, чтобы документы попали в руки неприятелей, и по приезде в Крым правил свое посольство наизусть, что мог припомнить. Так как, однако, в Посольском приказе остались черновые списки документов, то они все-таки вошли в посольскую книгу на подлежащем месте. (Стран. 321. Сравн. выше дело под № 64).

Однажды, когда были перехвачены степными татарами грамоты от посла Алексея Заболотского к великому князю, последний потребовал от своего посла написать, какого именно содержания были перехваченные грамоты. (Там же стран. 191).

Некоторые грамоты, как посольские инструкции, не раз возвращались обратно в Посольский приказ, или потому что одни инструкции заменялись другими, или же потому, что послы и гонцы не успели доехать до места назначения: тем не менее, и эти возвращенные документы были вставлены в посольскую книгу под соответствующими годами ²⁴.

Иногда, при посылке документов крымскому послу для него и для других лиц, его уведомляют, сколько именно послано грамот, и требуют, чтобы посол записал для себя на память количество полученных грамот. (Стран. 427). Очень часто послам сообщаются копии с грамот, писанных к царю: «а какову есми грамоту послал к царю, — пишет обычно великий князь — и яз с тое грамоты послал к тебе список». (Стран. 185. Сравн. на стран. 191; 343; 363; 484; 499). Послам не редко посылаются дополнительные инструкции в Крым: «и как тебе царю против того отвечати, и яз тебе послал тому список, и ты бы ему отвечал по списку». (Стран. 186; 195 и др.). Сами послы желают точнейших дополнительных [27] инструкций из опасения, как бы не оказаться не исполнительными, или же не превысить своих полномочий. (Стран. 163-164). Но строгий Иоанн все-таки предоставлял своим послам известную свободу в их деле; не раз в книге читаем от его имени такие слова послам: «а берег бы еси нашего дела о всем по нашему наказу, и как тебя Бог вразумит». (Стран. 371; 426 и друг.). В самом деле: нельзя было до мелких подробностей все предвидеть в наказе; да и не было в том надобности для умных послов его: довольно было для них общих руководящих принципов. Наконец, бывали такие важные секретные речи, что них не писали даже в «памяти» послам. Так в 1503 году послу Ивану Никитичу Беклемишеву дано было словесное поручение, записанное и вошедшее в книгу уже после: «а се приказал князь велики Ивану словом, а запись ему не дана. Да говорити Ивану царю: царь господине! Литовской к тебе послал своего посла о миру, да и ко государю нашему своих послов слал о миру, а к Шиг Ахметю, господине царю, наперед того своего посла послал, и он (т. е. король польский и литовский великий князь Александр Казимирович) ведь то, господине, посылает к вам ныне того дела, чтобы ему то время ныне прошло (Т. е. король-де проводит только время, надеется вскоре выйти из затруднительного положения.), что ему помочи нет никоторые; а он, господине, себе в ту пору помочи добывает, откуда бы ему на вас навести ваших недругов». (Стран. 462). Таково было секретное поручение на словах послу Беклемишеву: дело было очень деликатное, щекотливое, — и его опасались изложить на бумаге.

Мы привели эти данные из крымской книги в пример того, как аккуратно составлялись и береглись документы дипломатические, как полно они вносились в посольскую книгу; мы видим здесь самые приемы и первые моменты составления как отдельных записей, так и самой книги, включившей в себя все записи, все речи. Сборник вышел очень полный и очень содержательный.

Из сделанного обозрения состава книги, — признаемся — не полного и не столь отчетливого, как желалось бы, читатели все-таки успели, конечно, заметить, как богато содержание этой древнейшей посольской книги Московского государства. В заключение прибавим немного общих замечаний о значении ее, как источника исторического.

Вся книга есть прямой, весьма обильный источник для истории того дела, которое она описывает, то есть посольских и дипломатических [28] сношений России с Крымом в начальный, лучший период их жизни, когда, благодаря искусству Иоанна III-го, был приобретен в лице Менгли Гирея довольно постоянный энергичный союзник: в смысле источника книга есть деловитая современная история отношений Московского государства к Крымской Орде, не простая летопись в древнерусском значении слова, а именно история документальная и отчетливая, своеобразный ценный труд Посольского приказа: современному историку остается проверить и доследовать книгу, осветить ее с новой точки зрения.

Но сверх прямых данных о главном деле, которому книга посвящена, в ней находится много сведений о делах прикосновенных к главному и о деятелях второстепенных, о внутренней жизни Московского государства, равно и Крымской Орды, да и всего мусульманского мира татарско-турецкого. Наметим главные рубрики.

а) Царское семейство Менгли Гирея и его родичи и свойственники в Крыму.

б) Его родичи вне Крыма, — в России и в Литве.

в) Его ближайшие советники вельможи и его доверенные лица не из вельмож.

г) Занятия рядовых татар промыслами, торговлей и земледелием.

д) Религиозные обычаи, верования и поверья татар, а также правовые обычаи их.

е) Отношения Крыма к Турции в начальный период подчинения Крыма и установления порядков совместных отношений с Турцией.

ж) Отношения Крыма к Золотой Орде в период возвышения первого и распадения другой.

в) Отношения к Литовскому государству при Хаджи Гирее и его сыне Менгли Гирее.

и) Евреи, итальянцы, турки и другие иноплеменники в Крыму и в отношениях их к Руси.

и) Крым, как торговый обширный рынок.

к) Торговля русских гостей в Крыму и в Турции.

л) Пути и средства сообщений Руси с Востоком.

И многое другое, кроме намеченного, может и должно быть предметом исследования на основании древней крымской книги: наверное, исследователь будет наведен на многие соображения и научные выводы; всякий любопытствующий читатель найдет для себя в книге много полезных сведений и много удовольствия. Изложение книги ясное и стройное, язык образцовый по чистоте и правильности, — безыскусственный деловой язык. При таком богатом содержании и при достоинствах изложения древняя крымская книга оказывается из разряда тех источников, которые что называется вводят прямо внутрь исторической эпохи. По крайней мере мы, читая [29] и по мере сил изучая книгу, вынесли такое именно убеждение об ее исторической важности; мы очень желаем, чтобы другие читатели ее вынесли такое же убеждение из знакомства с этою драгоценною книгой, а чтобы ученые ориенталисты помогли нам в изучении ее, а именно переводных татарских документов, в нее вписанных.

М. Бережков.

29 апреля 1894 г.

Нежин.

Комментарии

1. В делах Ногайских времени Иоанна III также упоминаются особые «казанские тетрати» посольских дел: Сборн. И. Рус. Истор. Общ. т. 41, стр. 376. О делах казанских за первую половину ХVI века очень много упоминаний в архивной описи: смотр. отметки про ящики №№ 32; 135; 139; 150; 164; 200. Про Казанские дела и особую в царствование Грозного Казанскую Избу, т.е. Приказ с особым, по-видимому, архивом, упоминается при описании ящика № 153. Не указываем здесь на грамоты, до Казани относящиеся, упоминаемые в описи; прибавим только о книгах посольских, что ни одна из них не сохранилась до настоящего времени.

2. Последнее имя написано или напечатано, очевидно, не точно. Дело здесь идет, по всей вероятности, о царе Иваке, иначе Бреиме, современнике Иоанна III, с которым царь Ивак был действительно в посольских сношениях: Сборн. Рус. Истор. Общ. т. 41, стр. 80-87; 198-199, отдел из ногайской книги. Он был братом царя казанского Алегама, взятого в плен и в заключение Иоанном III-м, хлопотал вместе с своими шурьями мурзою Мусой и мурзой Ямгурчеем об освобождении его. Он же, враждуя с ханом Золотой Орды Ахматом, настиг его в степи, после известного стоянья его на р. Угре в 1480 году, и убил. Среди ногайцев он пользовался старшинством, носил титул царя и кочевал на Тюмени, иначе в Шибанских улусах, кик видно из крымских дел и ногайских, а также из летописей русских: Сбор. Р. И. О. т. 41, стр. 94 и друг. Смотр. указатель под словом «Ивак-Бреим». Сравн. Карамзина, И. Г. P. VI, примеч. 240-243 и указатель Строева под словом «Ибак-Ивак-Ибрагим» и проч. — О царе Касиме ничего положительного не можем сказать: может быть какой-нибудь хан Киргиз-Кайсацкой орды? или один из ногайских же владетелей?

3. О сношениях Московского государства с кавказскими владетелями во второй половине XV-го века весьма интересные данные и соображения находятся в издании С. А. Белокурова: Сношения России с Кавказом, Моск. 1889, на страниц. Предисловия XI-XXIX. Сравн. в описи Царск. Архива об ящике № 23-б. О сношениях с Италией несколько новых данных есть в книге П. Пирлинга: Царское бракосочетание в Ватикане, СПБ. 1892. Там напечатана верящая грамота Иоанна III послам Дмитрию Лареву и Митрофану Карачарову, направленная к папе Александру VI-му: стран. 135. Грамота найдена автором в Венеции. Книга отца Пирлинга очень интересна фактическими новыми данными, но меньше интересна общими суждениями.

4. Она и напечатана: Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными, издан. II-м Отделением Собственной Е. Имп. Вел. канцелярии. СПБ. 1851. Том I (Памятники дипл. снош. с Империею Римскою, с 1488 по 1594 год). Следовательно, несколько посольских книг в одном томе.

5. Также напечатана под тем же общим заглавием в Сборн. И. Рус. Истор. Общ. в томе 35-м, под редакц. Г. Ф. Карпова. СПБ. 1882. Дела посольские в этой печатной книге начинаются с 1487 года, а продолжаются до 1533 года; они напечатаны по первым трем архивным книгам польско-литовских дел, да еще по другим дополнительным материалам: смотр. интересные редакторские примечания в предисловии и под текстом в разных местах. — 2-е издание 35-го тома «Сборника» сделано Обществом в 1892 году.

6. Там же стр. 429. Сравн. на стр. 480: «да царев Менгли Гиреев человек Бузум Афыз привез от Дмитрея от Ларева, да от Митрофана к великому князю грамоту, и та грамота писана в волошские книги». Итак были, но не дошли до нас посольские волошские книги за время Иоанна III и его свата, Стефана Великого. Сравн. о грамотах и списках волошских в описи Царского Архива в ящиках под №№ 9 и 53, а о книгах посольских в № 24: они, вероятно, Иоаннова времени, судя по данным крымской книги.

7. Там же стр. 448-449. О той же, кажется, грамоте на стр. 519 и 524, в ответе в. князя послу Заболотскому: «а которые дела писал еси ко мне в своей грамоте, и ты бы тех дел не звяг никому», т.е. хранил бы в полном секрете. Как видно, до времени составления крымской книги литовская грамота была отложена особо, не была вовсе внесена в тетрадь крымских дел. Кстати заметим: книге предшествовали, должно быть, тетради, и она составилась из этих тетрадей отдельных посольств.

8. Там же, стр. 22. Грамота была послана царю по его желанию и по его почти списку слово в слово: Иоанн охотно выдал ее и подтвердил крестным целованием; отсюда название грамоты «крепостная или крепкая»: стран. 21-22. Она же в Собр. Г. Г. и Д. V, № 3.

9. Стран. 100 и 145. Оба царевича, изгнанные из Крыма, проживали в Литве, сторожили Киевскую окраину от своих соплеменников, татар крымских; Иоанн не раз пробовал склонить их на приезд в Москву, но не успел в своем намерении.

10. Стран. 28. Эта грамота также называется «крепкою», т.е. утвержденной от самого великого князя. Названный мурза не поехал в Россию, да и живя в Крыму не был крепким сторонником русского союза: он был из колеблющихся советников Менгли Гирея и заносчивых. «А с Ширины царь живет не гладко», доносил посол князь Василий Васильевич Ромодановский великому князю, в 1491 году: стр. 119.

11. Стран. 72 и 77. К тому же князю Таманскому, иначе Захарии «черкашенину», иначе еще «фрязину», относятся упоминания на стр. 114 и 309. В указателе к крымской книге напрасно смешаны Захария или Скарья еврей с этим князем таманским или черкасским, по происхождению действительно итальянцем; равным образом напрасно также отличается Захария фрязин как будто особое лицо от князя Таманского: на самом деле это есть одно и то же лицо. В своем месте мы надеемся обстоятельнее разъяснить дело этого князя, на которого Московский государь обратил внимание, и которого не раз звал на службу к себе, хотя все безуспешно.

12. Там же стр. 184-185; 189-190; 212-213: первая грамота от июня 1493 года, вторая от мая 1495 г. обе по делам литовским, в первом случае во время войны Иоанна с Литовским великим князем Александром Казимировичем, во втором — после мира с ним: сначала требовалось поднять царя на «общего недруга», а потом успокоить царя, когда тот стал тревожиться и пенять Иоанну за то, что он, без ведома царя, помирился с великим князем Литовским, да и породнился. Обе грамоты составлены в выражениях очень дипломатичных. Сравн. еще грамоту с торжественными титулами от 1492 года, по турецким делам: стран. 161-162.

13. Мы имеем в виду один только документ такого рода, именно верящую грамоту, врученную Никифору Доманову, который имел вести переговоры с Таманским князем Захарией: стран. 77. В одном месте книги встречаем выражение про татарскую грамоту — «верящий ярлык»: стран. 7. Послам в Турцию давались «верящие»: стран. 233. Также и послам в Австрию: Пам. диплом. снош. I, стр. 21; 84; также и послам к папскому двору: П. Пирлинг, Царское бракосочетание в Ватикане, стр. 49; 135.

14. Есть и к ней одна грамота от великого князя, относящаяся к первым годам ее приезда в Крым и брака с Менгли Гиреем: стран. 59. Грамот от царицы к великому князю Московскому, от Менгли Гирея в особенности, от его семейных и приближенных так много в крымских «приездах», что здесь не представляется нужды в особых цитатах: приезды обычно состоят из этих грамот, иначе ярлыков. Для образца смотр. дело под № 39-м: в нем 22 ярлыка!

15. Не станем цитировать этих донесений или грамот из Крыма русских послов и гонцов: они многочисленны в крымских «приездах». Отметим только, что, кроме собственно грамот послов, в книгу вставлены еще «ответы» царя, сообщенные послам, как наприм. на стр. 51 и 73, да еще маленькие заметки послов, ими привезенные из посольства, как «списочки» Дмитрия Шеина, упоминаемые на стран. 74-75. Это — документы, однородные с донесениями.

16. В 1495 году послам, провожавшим в Вильну великую княжну Елену Ивановну, невесту Александра Казимировича, великого князя Литовского, было наказываемо: «да после венчания назавтра или на третий день князю Семену и Михаилу послать к великому князю гонца с грамотою, а в грамоте описать о всем тамошнем деле именно, как по дороге ехали, и где встречи были, и как в Вильну въехали, и как у венчания были и где венчались, и кто венчал, — о всем о тамошнем по статье им описать подлинно, как было». Сборн. Рус. Истор. Общ. т. 35, стр. 169. Ниже грамота называется «списком»; но выражения «статейный список» все-таки еще нет.

17. Сборн. т. 41, стр. 37. Грамота была писана в 1483 году, следовательно, уже из заключения в Вологде. Сравн. об этом бывшем царе крымском в книге В. В. Вельяминова-Зернова, Исследование о Касимовских царях и царевичах, I, стр. 126-131.

18. Там же стр. 68-69. Обе грамоты попали в Москву, и обе были сообщены великим князем его крымскому союзнику, вопреки ожиданию Муртозы царя; Касимовскому же царю грамота, по всей вероятности, не была сообщена. Документы — очень важные по содержанию и по особому восточному стилю.

19. Там же стр. 146-147; 207. Сравн. тут же грамоту Магметову к Иоанну. Ответы Менгли Гирея и Нур-салтан царицы — там же на стран. 108; 154; 177.

20. Там же стран. 207-208; письма к ним Менгли Гирея на стр. 154-155.

21. Стран. 23-24; 41-44; 166-168: 172; 181; 242-243. 356-357; 417-418; 424; 426-429; 431-433; 440-441; 451; 463; 466; 469-470; 475-476; 479: тут и на других страницах есть сведения более или менее отрывочные о сношениях со Стефаном. В книге, как послы в Волохи, упоминаются дьяк Сухово, Ив. Ив. Субота, Ив. Ив. Ощерин, Федор Аксентьев, Никита Нардуков, земский дьяк, убитый в пути азовцами: смотр. указатель к книге. Грамота посла Суботы к вел. князю на стр. 195; грамота Аксентьева на стр. 255.

О долголетнем путешествии Карачарова и Ралева в Италию для найма мастеров и о их задержке на обратном пути воеводою Стефаном справ. в книге по указателю.

22. Сношения с Кафою были гораздо древнее и гораздо чаще, чем с Цареградом. Главный интерес их — торговля и обеспечение прав русских гостей, туда ездивших. Смотр. указатель под словами «Кафа», «Магомет Шихзода», кафинский наместник, сын турецкого султана Баязета II, «Кутузов-Лапин» Андрей Семенович посол в Кафу, «Салый» кафинский посол в Москву и проч.

В Царьград при Иоанне III были два посольства: одно с Михаилом Андреевичем Плещеевым в 1496-1498 г.г. смотр. дела под №№ 50 и 54; другое с Александром Яковл. Голохвастовым в 1499 году: см. дела под №№ 60 и 62, — и в разных местах книги более или менее мимоходом упоминания о сношениях с Турцией, сначала при посредстве крымского Менгли Гирея.

23. Дела ногайские в печатную книгу вставлены под №№ 23; 25; 26; 33; 44; 52; 77; 99. Подлинная архивная книга ногайских дел под № 1 представляет собой одно целое, обнимающее дела по сношениям с Ногайскими мурзами в 1489-1509 годы: половина их относится ко времени Иоанна III-го, она и вошла в крымскую печатную книгу; другая половина, пока не напечатанная, относится к первым четырем годам княжения Василия III-го.

24. Стран. 187-189; 239-241; несколько раз были переменяемы инструкции Ивану Григорьевичу Мамонову: дела под №№ 65; 67 и 69; также послу Ивану Ивановичу Ощерину — стран. 525. Любопытно следующее место: «да то тебе ведомо, что Шиг Ахмет царь пришел в Киев, и как тебе ныне про Шиг Ахмета говорити, ино тебе послал тому запись дьяк наш Болдырь за своею печатью, и ты бы то говорил по тем записям; и что у тебя писано в посольстве о Шиг Ахмете царе и в записях, и ты бы то вырезав да к Болдырю прислал с Михалем, за своею печатью»: стр. 509.