-

ОЧЕРКИ ЗАКАВКАЗСКОГО МЕЖЕВАНИЯ.

II. Межевые сессии. ¹

В тесной зале мирового отдела уездного города Тифлисской губернии стоит страшная духота. Разбирается межевое дело. Судьи держат перед собою громадный, закрывающий почти весь стол, план и перелистывают толстые пачки лежащих тут же полевых журналов. Перед судейским столом два, три адвоката, приехавшие из Тифлиса, и несколько местных частных поверенных. За ними — многочисленная толпа участвующих в деле лиц и просто любопытных; публика почище — помещики, женщины, управляющие имениями — сидит на скамьях; позади скамей и между ними тесной толпой стоят крестьяне. Председатель, очевидно усталый, нервно выкрикивает:

— По участку № 107, спорному между а) казною, б) всеми дворянами Чулаевыми, в) князем Ираклием Матабеловым и г) крестьянами Павле и Сосико Гулушвилевыми; участок пашенный, фактическое владение спорное.

Представитель казны, молодой человек в новеньком мундирчике, слегка приподнимается и произносит кратко:

— Прошу о дознании.

Адвокат князя наклоняет вежливо голову в знак того, что и он, с своей стороны, ходатайствует о производстве дознания, что участок находился в постоянном владении его доверителя.

Поверенный дворян выступает вперед и просит суд присудить участок его доверителям, а в случае, если данных для этого в полевом журнале окажется недостаточно (данные эти и были произнесены выше председателем), то произвести местный осмотр и окольное дознание и допросить поименных свидетелей; в слова его вмешивается один из Чулаевых и начинает поддакивать ему до тех пор, пока председатель не попросит его остановиться.

Эти диалоги, повторяющиеся с начала заседания уже в сотый раз, так как первые три стороны принимают участие в [169] большинстве споров, разнообразятся несколько лишь с появлением четвертой стороны. К столу приближаются фигуры Сосико и Павле Гулушвили в лохмотьях, бывших когда-то черкесками.

— Документы есть? — спрашивает председатель.

Переводчик передает вопрос по грузински, и один из Гулушвили лезет за пазуху и вытаскивает завернутую в цветной платок бумагу.

— Перевода нет, — говорит председатель, взглянув на грузинский текст бумаги и передавая ее обратно.

Гулушвили готов уже покорно завернуть свой документ и идти назад, но председатель сжаливается над беспомощным в юридических вопросах крестьянином и говорит ему, чтобы изготовил перевод и приходил часа через два опять.

— По участку № 108, спорному между первыми двумя сторонами и крестьянином Михако Инуридзевым, с третьей стороны; участок пашенный, каждая из сторон признает фактическое владение за собою, — продолжает председатель.

Опять те же объяснения уполномоченного казны и тифлисского адвоката. Инуридзе извлекает документ, снабженный на этот раз переводом. Председатель прочитывает перевод вслух. Документ оказывается домашней купчей, из которой видно, что владелец ее приобрел участок пахатной земли на два дня паханья (одна десятина) под названием «Напузари» в границах: с севера — дорога Сакалако-гза, с запада — земля крестьянина Васо Гагнидзе, с востока — ручей Тавис-ру и с юга — овраг Патара-хеви. Судьи отыскивают на плане участок № 108. Оказывается, что определить по представленному документу, подходит ли он к спорному участку, очень трудно. Если план был составлен лет десять тому назад, то овраг будет еще на нем означен; если же план новый, то оврага означено не будет: в настоящее время, для скорости работ по размежеванию Закавказского края, землемерам предписано не производить топографической съемки, т. е. изображения на плане неровностей местности. Далее, обнаружить, что смежный владелец есть именно Васо Гагнидзе, очень трудно, если принять во внимание, что этот Гагнидзе может быть вовсе и не собственником земли, а лишь фактическим держателем — надельным крестьянином, арендатором и т. п. Остаются дорога и ручей; но сплошь да рядом название на плане отсутствует или искажено до неузнаваемости. Наконец, площадь участка, написанная в документе [170] приблизительно, обыкновенно оказывается несовпадающей с площадью участка по плану. В довершение всего, если крестьянин Инуридзе спорит не об одном, а об нескольких участках, то вытащенный им из-за пазухи документ может и относиться к другому участку: обыкновенно крестьяне никогда не знают номеров спорных участков, поставленных землемером на плане.

Подобное принятие объяснений по каждому, сколько-нибудь серьезному, межевому делу продолжается день, два, а часто и больше.

Затем уходит день или два на составление протокола по данным объяснениям. Составление протокола поручается секретарю или помощнику секретаря, сопровождающим сессию. Но, принимая во внимание, что 1) межевые дела обыкновенно весьма велики; 2) у секретаря нет предварительного знакомства с делом и 3) помощники секретарей в закавказских окружных судах состоят из лиц, не получивших юридического образования, — составление протокола оказывается чрезвычайно трудным и неудовлетворительно исполняемым делом. Разумеется, член-докладчик помогает при составлении протокола, но при громадности последнего легко упускаются вкравшиеся в него ошибки

Исправлению недостатков протокола не содействует и следующее затем в особом заседании, на основании 161 ст. положения о размежевании Закавказского края, прочтение протокола сторонам. Большая часть спорящих, прослушав чтение протокола секретарем, и не поймет ни слова, не зная по русски; изредка уполномоченный казны или адвокат припишут к протоколу замеченные ими пропуск или неправильность; обыкновенно же, тотчас за прочтением, стороны подписывают протокол без всяких оговорок.

Когда протокол объявлен, председатель назначает время провозглашения резолюции по делу, и судьи удаляются для ее написания.

Здесь, в совещательной комнате, обнаруживается нечто неожиданное. Оказывается, что несмотря на усиленную работу в течение нескольких дней заседаний, несмотря на толстый протокол, на имеющиеся кипы полевых журналов и громадный план, — у судей нет, или почти нет, материала для решения дела. По одному участку стороны просили о дознании, по другому — о допросе поименных свидетелей, по третьему, хотя и представлен документ, но надо сличить его с местностью, чтобы узнать, [171] относится ли он к спорному участку, по четвертому заявлена просьба об осмотре, по пятому стороны ничего не сказали или даже и не явились, а в полевом журнале значится только, что владение спорное, и т. д. И вот судьи сидят целый день, в результате которого спорящим сторонам объявляется следующая резолюция: «по участкам №№ 3, 21, 40, 180 и т. д. произвести дознание через окольных людей о владении в давностный до межевания срок; по участкам №№ 1, 17, 24, 50 и т. д. произвести осмотр с целью сличения границ, описанных в документах таких-то, с границами участков в натуре. Исполнение названных действий возложить на члена суда такого-то».

Невольно возникает вопрос: зачем же была сессия, для чего состав суда приезжал в уездный город, когда с успехом мог бы постановить совершенно такую же резолюцию, не покидая Тифлиса?

Но бывает хуже. Иногда по некоторым участкам представляется видимая возможность решить спор: ни об осмотре, ни о дознании стороны не просили, документ показался подходящим к участку на плане, противная сторона возражений не делала, а то и вовсе не явилась или, даже явившись, отказалась от спора. Суд и присуждает такие участки. В действительности же оказывается, что документ относился вовсе не к присужденному участку, а стороны, давая объяснения, имели в виду совсем другой участок. Но оказывается это нередко тогда, когда решение вступило в законную силу и приводится землемером в исполнение. Приезжает землемер и сообщает удивленному Пурцеладзе, что его фруктовый сад, который при межевании оспаривал сосед Гогоберидзе, есть не что иное, как участок № 247, присужденный какому-нибудь Терашвили, живущему за несколько верст от них, но в этой же даче, и спорившему при межевании о мельничном месте.

Подобная резолюция вызывается разбором дела не на месте спорных участков. Не местом же будут в одинаковой степени как Тифлис, так и тот уездный город, куда прибыла сессия: ни из того, ни из другого все равно спорных участков не видно. Следовательно, сессии не гарантируют от ошибочных решений.

Опять, поэтому, спрашивается, для чего устраивать сессии? Чем полезно для правильного разрешения спора об имении в Сигнахском уезде, что суд выедет из Тифлиса в это [172] имение, но на пол-дороге остановится в городе Сигнахе и там решит дело? Сигнах в этом отношении столь же удобен или неудобен, как Душет, Петербург, Париж.

Между тем, в практике окружных судов Закавказья сессии применяются, как самый нормальный порядок разрешения межевых дел. Обыкновенно, поступившее в суд межевое дело назначается прежде всего в сессию в том уездном городе, в уезде которого расположено спорное имение; в сессии суд постановляет произвести через одного из своих членов дознания и осмотры на месте: когда это выполнено, дело вновь назначается в сессию, где и решается; таким образом, по каждому межевому делу устраиваются две сессии суда в уездном городе и одна поездка члена суда на место. Весьма часто случается, что сессий бывает не две, а три по одному и тому же делу (если стороны просят о новом дознании или осмотре, и суд уважит это ходатайство), а соответственно с этим не одна, а две поездки члена суда на спорное место.

Понятно, что расходы, сопряженные с таким порядком, весьма чувствительны; весьма значительна и медленность разрешения межевых дел посредством сессий, которые назначаются лишь весною и осенью.

Одно соображение говорит, как будто-бы, в пользу сессий. Это — приближение суда к населению. Стороны вызываются в ближайший к их имению город, а не в Тифлис. Но это соображение только кажущееся. Но закавказским дорогам путешествие трудно именно из селения в уездный город; уездные же города, в особенности в Тифлисской губернии, соединены с губернским удобными железнодорожными или шоссейными путями. Проживать же приезжим помещикам в гостинницах, а крестьянам в духанах или под открытым небом нисколько не дешевле в уездном городе, чем в губернском. Кроме того, многие помещики только лето проводят у себя, а остальное время живут в Тифлисе; на сессию, следовательно, едут оттуда же, откуда и суд. Наконец, по значительным межевым делам стороны обыкновенно обращаются к тифлисским адвокатам, которым, понятное дело, нет уже никакого удобства ездить за сессиями. И вот, в результате подобного приближения суда к населению, получается иногда следующее: стороны обращаются в суд с просьбой разобрать дело в Тифлисе, не выезжая в уездный город.

Таким образом, практика межевого дела ничего не говорит в пользу сессий. Но не требует ли их закон? [173]

Можно, однако, перечесть все, как действующие, так и отмененные межевые законы для Закавказского края и не встретить ни слова о разборе дел в уездных городах.

Чем же, в таком случае, объясняется обычай решения межевых споров в сессиях, выезжающих в уездные города? Объяснение этого обычая следующее. По закону 29 июня 1861 года как самое межевание, так и разрешение возникших при нем споров производились особыми межевыми коммисиями, отправлявшимися на места. Затем, по закону 9 декабря 1867 года, названные коммиссии упразднены, а обязанности их по разбору и решению споров, возникающих при межевании, возложены на окружные суды, которые, как говорит закон, «могут образовывать для сего особые, выезжающие на место отделения». Однако, окружные суды не придали этому слово «место» его настоящего значения, т. е. «место спорной земли»; руководствуясь тем, что по гражданским и уголовным делам сессии назначаются в уездных городах, суды стали и по межевым делам выезжать только туда же.

Незаконность этой аналогии стала вполне очевидной с изданием 26 мая 1897 года закона, более подробно определившего, чем закон 1867 года, деятельность окружных судов по разрешению межевых споров.

Посмотрим же, что изложено в законе 26 мая 1897 года по интересующему нас вопросу.

Согласно 17 статье этого закона принятие объяснений сторон по вступившему в суд межевому делу может быть возложено, по определению суда, на одного из его членов; назначенный член суда едет на самое спорное место, подробно знакомится с предметом спора, выслушивает объяснения сторон, принимает от них документы, сличает эти документы с местностью, допрашивает, если нужно, свидетелей, склоняет спорящих к миролюбивому соглашению и т. д., т. е. вообще заменяет коллегиальный суд; затем тот же член суда, в судебном заседании в Тифлисе, является докладчиком по делу, которое суд и разрешает.

Далее, по VII пункту того же закона, на Тифлисскую судебную палату возложено наблюдение за разбором и решением споров, возникающих при межевании, а равно жалоб на действия землемеров, рассматриваемых особыми, выезжающими на места, отделениями окружных судов. [174]

Требование выездов суда на спорное место усматривается и из 13 статьи закона 26 мая 1897 года, в которой говорится о явке или неявке свидетелей в суд для допроса; в межевых же делах допрос свидетелей может быть производим не иначе, как на самом месте спора, вслед за предъявлением свидетелям спорных участков в натуре.

Таким образом, действующие в Закавказском крае межевые законоположения указывают три порядка разрешения межевых споров. Первый, когда спорящие лица вызываются в заседание суда в губернский город, где дело и разрешается. Второй, когда межевой член суда предварительно едет на спорное место и собирает материал, на основании которого дело разрешается судом опять-таки в месте его нахождения, т. е. в губернском городе; и третий, когда суд в полном составе выезжает на спорное место и там решает дело.

Отсюда видно, что практикующиеся ныне межевые сессии в уездных городах вовсе законом не предусмотрены. В виду же объясненной раньше и практической нецелесообразности подобных сессий нам казалось бы, что окружным судам Закавказья следует совершенно изъять из своей практики эти сессии и остановиться лишь на тех трех порядках, о которых сказано выше.

В заключение надо упомянуть только о том, когда какой порядок должен быть применяем.

Дела несложные, к которым принадлежат: утверждение полюбовных сказок, разрешение споров, возникших при разделе, рассмотрение жалоб на действия землемера и наложение штрафов на владельцев за недоставку землемеру рабочих, — могут быть разбираемы в самом том городе, где помещается окружный суд; в этих делах обыкновенно не бывает надобности в местном осмотре или допросе свидетелей, равно как не имеют большего значения и личные объяснения сторон, вследствие чего неявка их в заседание суда не может повлечь за собою существенного нарушения их интересов.

Дела о спорах, возникших при межевании, в том случае, когда спорных участков немного, — требуют выезда суда на спорное место; в короткое время суд успеет подробно ознакомиться с делом, произвести все необходимые местные действия и тут же постановить решение.

Наконец, дела сложные, с большим количеством спорных [175] участков, необходимо поручать для предварительного ознакомления на месте одному из членов суда; основываясь на его докладе, суд получит полную возможность правильно решить дело, не выезжая из места своего пребывания в спорное имение.

Разумеется, приведенные соображения носят только общий характер и могут видоизменяться по обстоятельствам данного дела. В этом отношении казалось бы весьма целесообразным по каждому вступившему в суд межевому делу назначать особое распорядительное заседание для разрешения вопроса о том, в котором из трех порядков надлежит направить это дело.

Б. Хавский.

Комментарии

1. См. «Жур. Мин. Юст., Июнь, 1902, стр. 198.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки кавказского межевания // Журнал министерства юстиции, № 10. 1902