-

ОЧЕРКИ ЗАКАВКАЗСКОГО МЕЖЕВАНИЯ.

I. Межевые дознания.

Дознания по межевым делам известны только Тифлисской судебной палате и окружным судам Закавказского края. Межевание в этом крае имеет постановку, совершенно отличную от межевания остальной Империи, при чем самое существенное отличие заключается в том, что в Закавказье споры, возникающие при межевании, разрешаются общими судебными местами при участии особых межевых членов. Главною деятельностью этих членов в летнее время и является производство упомянутых дознаний. В настоящем очерке я хочу познакомить читателей с характером и обстановкой дознаний в округе Тифлисского окружного суда.

Лето в Тифлисской губернии раннее, а зима поздняя, и член палаты или суда, которому поручены дознания, располагает почти полугодом, чтобы исполнить свои поручения, не рискуя ни холодом, ни снегом, ни потерею своих полутора месяцев каникулярного времени. Назначая в данном месте время своего приезда, он обыкновенно сообразуется только с тем, чтобы в это время в этом месте не было лихорадок или разлива горных речек, или невозможной жары, угоняющей жителей в горы.

По большей части только половину пути к месту дознания можно совершить удобно по железной или шоссейной дороге; вторую половину приходится ехать верхом. Кавалерийское искусство судей, конечно, стоит на невысокой ступени развития, но [199] выручают привычные кавказские лошади: надо видеть, с какой осторожностью и ловкостью переправляют они своего седока по узким горным тропинкам, по одну сторону которых нередко лежит глубокая пропасть, а по другую — отвесная скала, или через бурные горные потоки; не даром местные жители предупреждают неопытного наездника только об одном: не править лошадью.

В назначенном селении «члена» (таким именем межевые члены палаты или суда называются на всех туземных языках) ожидает уже громадная толпа: владельцы — грузинские князья и дворяне или татарские беки и агалары, чиновники, уполномоченные казною для защиты ее интересов — помощники юрисконсульта на Кавказе, специальные уполномоченные по судебным и межевым делам управлением государственными имуществами, лесничие и их помощники или надзиратели за казенными землями, крестьяне — не только этого, но и соседних селений, пристав со стражниками, назначенными конвоировать члена, старшина и его помощники.

Прежде всего для члена и сопровождающего его штатного переводчика возникает вопрос — где остановиться? Вопрос этот — больное место дознаний. Грузинская деревня не может идти в сравнение даже с убогими русскими деревнями. Это — разбросанные хатки, почти не возвышающиеся над уровнем земли, без окон, темные и сырые. Остановиться в такой подземной норе, а тем более производить в ней допрос свидетелей, не представляется решительно никакой возможности. Но за то в этой же деревне имеются всегда два-три благоустроенные дома. Это — дома помещиков, тех самых, по поводу спора которых и назначается дознание. У одного из них и вынужден остановиться производящий дознание со всеми сопровождающими его лицами; и мало того, что остановиться, но и перейти на полное иждивение хозяина, так как в грузинских деревнях и помину нет о каких-нибудь лавках, где бы можно доставать продукты. Стеснительно такое положение для помещика: лучшие комнаты уступаются приезжим, отдаются им постели и пуховики, а домашние ютятся кое-как; присущее грузинам хлебосольство заставляет их много тратиться на обеды, с непременным вином и бесчисленными тостами за здоровье как всех присутствующих, так и их родственников (без ограничения, кажется, степеней) и свойственников (едва ли не до шестой степени включительно). Не менее стеснительно такое положение и для производящего дознание. [200] Если в споре участвуют крестьяне, они тотчас решают, что «член» принял сторону помещика. Если спорят помещики между собою — еще хуже. Крестьяне привыкли к мысли, что господа живут с господами; понимают сами, что им негде принять «члена»; в большинстве случаев представителем их интересов является казенное ведомство, чиновник которого входит в общество, поселившееся у помещика, и не даст последнему подкупать «члена»; наконец, нельзя и упрекать крестьян в предубеждениях, присущих неразвитому и забитому люду. Когда же спорят помещики, то прежде всего каждый из них старается принять «члена» у себя, ставя его в крайне затруднительное положение вопросом, у которого остановиться. Часто к приезду «члена» оказывается, что ему приготовлено несколько помещений. Может быть, некоторую роль играет здесь соперничество в гостеприимстве. Но безусловно, что главнейшую — то же подозрение. На перебой эти помещики противники зазывают к себе «члена», и приходится ему лавировать: спать у одного, обедать у другого, чай пить у третьего, чтобы хоть несколько ослабить это подозрение.

Тотчас же по приезде производящий дознание приступает к первому его акту — избранию свидетелей. Комната наполняется старшинами и их помощниками, с медными бляхами на груди, удостоверяющими оффициальное звание.

На избрание свидетелей по общей ссылке, согласно 129—133 ст. положения о размежевании Закавказского края, стороны никогда не соглашаются; правда, на предложение в этом смысле обыкновенно с первого раза выражается полное согласие и даже желание, но как только какая-либо сторона успевает назвать одного свидетеля, тотчас начинается такой спор, что ясно сознается бесплодность подобной попытки, и приступается к избранию свидетелей по 135 ст. положения. Старшина и его помощники называют разных Нико Инасаридзевых или Уссейнов Али оглы; стороны начинают придираться к каждому из названных лиц. Таким путем, наконец, составляется список 24 старожилов, и сторонам предоставляется, на основании 138 ст. положения, отвести без объяснения причин поровну столько человек, чтобы в списке осталось не менее 12. Стороны собираются в кучки, уполномоченный казны окружается объездчиками, и начинаются таинственные перешептывания. Составлен и этот список, окончательный, и переводчик пишет повестки, которые передает [201] помощникам старшин для вручения свидетелям, вызываемым к утру следующего дня.

Свидетель по межевым делам — жалкое существо. Отрываясь от своих занятий minimum на два, а часто на три, четыре дня и даже на неделю, он не получает никакого вознаграждения; обыкновенно старый, он должен пешком обходить спорные участки, нередко очень разбросанные, с трудно проходимыми границами и с значительной площадью, и подвергаться затем продолжительному допросу; во время последнего свидетель испытывает постоянную опасность пострадать впоследствии за свои показания от недовольной ими стороны; наконец иногда свидетели, заключенные для предупреждения сношений с ними в грязную, темную землянку, испытывают буквально муки голода: ни одна из сторон не хочет согласиться позволить другой принести свидетелям обед.

Медленно собираются на другой день, точно предчувствуя свои мытарства, эти свидетели. Только к полудню, к самой жаре, подойдут все 12. Тогда начинается так называемое предъявление участков в натуре — второй акт дознания. «Член» садится на лошадь, садятся и остальные чиновники, помещики, набирается громадная толпа крестьян чуть ли не со всего околодка, и вся эта масса, вместе со свидетелями под конвоем стражников, отправляется на спорный участок. Розыскать этот участок не всегда бывает легко. Оттого ли, что установленная положением о размежевании Закавказского края форма межевых знаков (курганы и треугольные ямы) непрактична, оттого, ли, что землемеры при межевании ставят знаки меньших, чем требует закон, размеров, но в большинстве случаев на месте не находится никаких следов межевых признаков, почему по плану отыскать участок очень трудно; владельцы сплошь да рядом сами не помнят границ, отведенных ими при межевании, которое часто происходило за 10 и больше лет назад, а иногда, и зная границы, по наивности стараются увеличить спорное пространство; уполномоченные казны никогда не знают участков, так как приезжают на место впервые. После отыскания участка начинается растолковывание свидетелям его границ, которые или непосредственно обходятся, или, если участок удобно обзирается с какой-нибудь возвышенности, рассматриваются с нее. По закону, да и по существу дела, следовало бы тотчас за предъявлением участка произвести тут же и допрос свидетелей о владении им. Но [202] обыкновенно этого не делается: за первым участком предъявляются второй, третий и т. д., вообще столько, сколько их состоит в споре (иногда предъявление участков занимает несколько дней), а затем все возвращаются домой.

Следующий день посвящается допросу свидетелей. После привода к присяге, они вызываются по одиночке из своего заточения в комнату, где производится допрос. За столиком располагается член палаты или суда со своим переводчиком, рядом садятся уполномоченный казны и владельцы, а все остальное место занимается массой любопытных или как-нибудь косвенно заинтересованных в исходе дела. Свидетеля встречают любопытные взоры, под которыми он робеет, не знает, куда ему встать или сесть, и с беспомощным взором обращается к переводчику — единственному человеку, на которого, кроме «члена», ему разрешается смотреть. После обычных вопросов об имени, возрасте, вероисповедании, об отношениях к тяжущимся, свидетель спрашивается: помнит ли он предъявленный ему участок. Обыкновенно свидетель отвечает, что все помнит. Но, если было предъявлено несколько участков, то сплошь да рядом обнаруживается, что он жестоко путает их между собою; стоит большего труда напомнить свидетелю очертания того или другого участка. Здесь в особенности сказывается неудобство допроса не на месте, так как с уверенностью можно считать, что очень часто напоминания не достигают цели, и свидетель показывает не о том, о чем его спрашивают.

Вопросы предлагаются свидетелю через переводчика. Ответы свидетелей, по буквальному смыслу закона (147 ст. положения), должны записываться точными их словами, на том самом языке, на котором даются. Разумеется, этого никогда не делается: для соблюдения формальности производящий дознание спрашивает стороны, согласны ли они, чтобы показания свидетелей записывались на русском языке, и затем, получив согласие, сам и записывает показания. Вопросы, предлагаемые членом палаты или суда, довольно кратки, однообразны и точно определены в 146 ст. положения о размежевании, а именно: с какого времени и кто владеет спорным участком, как своею собственностью, владеет ли один или совместно с другими, в каких действиях владение обнаруживалось, было ли гласно и бесспорно, находятся ли в натуре и где именно те урочища, которые упоминаются в представляемых тяжущимися документах, и каким образом [203] свидетель знает о тех обстоятельствах, о которых показывает. На эти простые и ясные вопросы обыкновенно даются довольно точные и краткие ответы. Но обыкновенно же допрос каждого свидетеля очень затягивается: большое и едва ли не бесплодное время тратится затем на вопросы, предлагаемые сторонами, и на ответы по этим вопросам; желая подкрепить или опровергнуть первоначальные показания, стороны начинают осаждать свидетеля самыми разнообразными и часто вовсе не относящимися к делу вопросами; отказывать в предложении этих вопросов неудобно — задающая их сторона начинает думать, что права ее стесняются; задавать эти вопросы — иногда совершенно бесполезно. Непроизводительному затягиванию допроса способствует и то обстоятельство, что переводчики не умеют точно передавать на туземный язык предложенные вопросы и, тем более, переводить ответы свидетеля на русский: переводчики в судебных местах Закавказского края набираются обыкновенно из туземцев, вовсе не получивших никакого образования, и потому чрезвычайно неразвиты; следствием этого является то, что слова переводчика постоянно вызывают возражения сторон, правильность каковых возражений член палаты или суда, не знающий местного языка, не может проверить. В конце показания со свидетеля течет градом пот, он совершенно сбивается и дает самые несообразные ответы. Казалось бы весьма полезным точно разграничивать в протоколе допроса ответы свидетеля на вопросы производящего допрос лица от ответов на вопросы сторон, как впрочем это предусматривается и положением о размежевании. В общем, на каждого свидетеля приходится около часа времени, и, начавшись с раннего утра, с промежутком для обеда, допрос оканчивается поздней ночью. Немудрено поэтому, что, когда является свидетель, сразу заявляющий, что ему по делу ничего неизвестно, то и производящий допрос, и даже стороны остаются очень довольны. Конечно, иногда случается, что свидетель хочет таким ответом только отделаться от допроса, и через два-три пробных вопроса оказывается, что он хорошо знаком с предметом спора. С облегчением все присутствующие вздыхают только по окончании допроса двенадцатого свидетеля.

Но далеко не всегда с приятным чувством исполненного долга уезжает на другой день в Тифлис член палаты или суда. Не с чувством удовлетворения прощаются с ним и стороны. Большое, обыкновенно, количество спорных участков, допрос о [204] владении ими не на самом месте их расположения, ложные или сбивчивые показания свидетелей, ошибки переводчика, перспектива далекого еще окончания спора, который после дознания перейдет в суд, потом в палату, потом в Сенат, где дело пролежит лет пять и может снова возвратиться в первоначальное состояние, — все это умаляет значение описанных межевых дознаний. Мысль невольно переносится ко времени ровно за сорок лет назад, когда межевание Закавказского края только-что открылось. Оно производилось межевыми коммисиями, которые, на правах первой инстанции, на месте же разрешали и возникающие при нем споры; состав коммисий — юрист, землемер и представитель местного дворянства — обеспечивал правильность их решений; быстроте межевого процесса содействовало и то, что разрешение споров на правах второй и окончательной инстанции принадлежало одной межевой палате в Тифлисе. Но эти учреждения действовали недолго. С 1868 года они были упразднены, и судебные функции их переданы открытым в Закавказье Тифлисской судебной палате и окружным судам. Судебно-межевой процесс усвоил многие черты искового гражданского порядка и крайне затянулся. Медленность разрешения межевых споров обратила на себя внимание правительства, и 26 мая 1897 года был издан особый закон о мерах к ускорению размежевания земель в Закавказском крае. Точное следование этому закону и неотмененным статьям первоначального положения о размежевании, к которому он значительно приблизил вышеупомянутый процесс, очень улучшило бы его современную постановку. Выиграли бы, в частности, и межевые дознания. Особенно помогло бы этому надлежащее применение VII пункта означенного закона, где говорится об особых, выезжающих на спорные места, отделениях окружных судов. Эти так называемые межевые сессий составят предмет нашего следующего очерка.

Б. Хавский.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки кавказского межевания // Журнал министерства юстиции, № 6. 1902