ЧЕРВЕНАКОВ Д

ЧЕРВЕНАКОВ Д.

ПОХОРОННЫЕ ОБЫЧАИ В ВЕРХНЕЙ СВАНЕТИИ

Верхняя Сванетия, где принят описанный ниже обряд погребения, составляет северо-восточную часть Лечхумского уезда Кутаисской губернии, расположенную у верхнего течения реки Ингура. Примыкая на север к Главному Кавказскому хребту, Верхняя Сванетия окружена с остальных трех сторон высоким, недоступным хребтом Сванетским. В юго-западной своей части Сванетский хребет прорван ущельем бурно мчащегося Ингура, но это ущелье на протяжении верст сорока представляет отвесные, высоко подымающиеся над рекою скалы, делающие ущелье непроходимым.

Единственный вход в Сванетию (сванетские ворота) это Латпарский перевал, в южной части Сванетского хребта. Высота этого перевала достигает 11-ти тысяч футов над уровнем моря. Переход через перевал возможен только с половины июня до конца октября; в остальное же время года он совершенно непроходим, и даже отважнейшие горцы-сваны не решаются переходить его.

Вполне естественно, что замкнутость Верхней Сванетии, оторванность от остального мира служит главной причиной того, что там до настоящего времени сохранилось много полуязыческих обычаев, составляющих обычную принадлежность первобытного строя жизни и воззрений.

Первое место между сванетскими обрядностями по своей сложности и торжественности занимает церемониал погребения. [150]

Быстро разносится по всему обществу весть о смерти одного из его сочленов. Через час-полтора дом, где находится умерший, уже полон родственниками, собравшимися для омовения тела. До омовения, если умерший — мужчина, его бреют, и затем уже совершают омовение. Самое омовение совершается по христианскому обычаю и сопровождается рыданием всех присутствующих, похожим скорее на вой. После омовения тело кладут на разостланный на земле большой кусов полотна. Между тем несколько человек отправляется в ближайший лес, где и срубают ствол дерева для гроба. Обрубок длиною в рост человека очищают от коры, распиливают вдоль пополам и обе половины выдалбливают; вот и весь гроб. В одну из половинок укладывают одетого в чистое платье покойника и забивают другой половиной.

Первой обязанностью родственников и вообще близких покойного является перемена своей одежды. Женщины надевают шубы шерстью наружу, распускают расплетенные волосы; мужчины надевают одежду поновее и должны в течение четырех дней ходить с обнаженной головой, даже в том случае, если они удаляются от дома покойника на десятки верст.

Погребение совершается на третий, четвертый или даже пятый день со дня смерти. Причиною такой медлительности является необходимость заготовить значительное количество пищи для тризны. На тризне, по принятому в Сванетии обычаю, должно присутствовать все сельское общество, начиная с детей и кончая еле могущими передвигать ноги стариками. Вот почему поминальный обед обыкновенно требует больших расходов.

Население сельского общества обычно составляет до 500 человек, и все должны явиться на тризну; каждому надо дать по одному двухфунтовому хлебу, по большому куску [151] вареного телячьего мяса, немного вареного картофеля и, наконец, столько “араки", сколько сможет каждый выпить.

Естественно, что всего этого на 500 человек понадобится не мало. Прежде всего заготовляют до 16-ти квидол ¹ пшеницы, которую еще надо смолоть. Вся пшеница с помолом будет стоить до 70 руб. Затеи надо зарезать не менее четырех быков, ценимых в Сванетии по 40 руб., картофеля рублей на 15 и, наконец, от 40 до 50 ведер араки; ведро же араки стоит от рубля и дороже, смотря по урожаю ячменя. Прибавив к этому вознаграждение священнику, псаломщику в другие мелкие расходы, мы получим, что погребение обходится не менее, как рублей в 300-320.

Часов за пять до выноса тела начинают трубить в рог; это сигнал, приглашающий поселян собираться.

Быстро начинают сбегаться празднично одетые поселяне на предстоящую веселую пирушку. Вот идет пестро разодетая толпа девушек, сопровождаемая рассматривающими ее ребятишками; за ними идут старшие, а за этими уже спешат, опираясь на свои палки, старики, которые, из опасения опоздать и потерять угощение, ни на минуту не останавливаются, чтобы перевести дух. А те, которых очень уж привлекает крепкий араки, с раннего утра уже толпятся на дворе. Наконец, часа за два до выноса тела, когда соберутся все, начинается оплакивание. До начала оплакивания, комната, где находится покойник, освещается множеством восковых свечей, которые сваны приготовляют сами. Свечи прикрепляются к столбам, подпирающим потолок комнаты, к стенам и другим предметам. Пока освещается комната, в нее собираются родственники и [152] близкие знакомые покойника, а в передней комнате собирается в это время хор из мужчин.

Перед началом оплакивания хор поет несколько песен ², в которых изображают покойного счастливейшим человеком, покидающим земной мир с его невзгодами для небесной всеблаженной жизни; выражают в них всю свою скорбь, вызванную смертью общего любимца; просят не забывать остающихся на земле братьев.

После песен начинается самое оплакивание. Оно открывается женщиной, более знакомой с жизнью повойника. Она выходит на средину комнаты и начинает превозносить добродетели покойника; каждые пять-шесть слов своей хвалебной речи она сопровождает громкими рыданиями.

Все присутствующие вторят рыданиям плакальщицы, при чем многие, чтобы нагляднее показать свою печаль, бьют себя по щекам и царапают лицо часто до крови.

После того как главная плакальщица окончит свою роль, большая часть находящихся в комнате женщин выстраивается в ряд, затем каждая из них по очереди подходит к гробу и прощается с покойником, громко рыдая и ударяя себе по лицу и груди. То же проделывают и мужчины. В ожидании своей очереди прощающиеся весело разговаривают, шутят, смеются, но, очутившись перед гробом, мгновенно принимают самый убитый вид и разражаются горестнейшими рыданиями. Все остальные, не прощающиеся, желая показать и свое участие всеобщему горю, тоже пробуют плакать, но плач их походит на вой.

Каждый старается перекричать другого, чтобы показать себя веред хозяевами более усердным в выражении им сочувствия. Эта нелепая сцена прекращается только с [153] приходом священника, когда все стихает и начинаются обычные молитвы.

Перед выносом покойника (если он мужчина) к нему подводят проститься его товарища и помощника в работе — быка, к рогам которого прикрепляется по зажженной свече. Подержав быка несколько минут у гроба, его отводят,— это, по выражению сванов, составляет последнее, что берет покойник отрадного с собою в загробный мир.

Вынос тела из комнаты сопровождается дикими завываниями провожающих. Гроб несут человек шесть или восемь, за ним следуют женщины, а позади мужчины. Впереди шествия печально гарцует на лошади ближайший из молодых родственников покойного. На половине дороги до могилы шествие останавливается; гроб ставят на землю, и все присутствующие, за исключением человек 15 стариков, становятся на колени, припав головой к земле. Старики же становятся вокруг коленопреклоненных и, разводя руками по воздуху, три раза восклицают: “Горе мне! горе!», т. е. горе мне, остающемуся на земле. После этого шествие останавливается.

Когда принесут мертвого к могиле, мать его или сестра с диким воплем бросается в могилу и ложится в нее, чтобы показать свою готовность следовать за покойником, и иногда нужны большие усилия, чтобы вытащить вошедшую в могилу женщину. При опускании тела в могилу, все, словно пораженные ужасом, начинают метаться, ревут, раздирают на себе одежду, режут и царапают себе лицо. Но это продолжается недолго. Как только землю над могилой выровняют, мужчины снова становятся вокруг нее и снова троекратно восклицают: «Горе мне! горе!»

После этого все возвращаются в дом покойника, чтобы принять участие в общей тризне. Насколько лениво [154] следовали поселяне за процессией, настолько проворно спешат они теперь на пирушку. Теперь все весело разговаривают и смеются.

Погребальный обряд обращается в шумный разгульный пир, с которого участники расходятся пьяными. Нередко также здесь затеваются ссоры, оканчивающиеся обыкновенно кровавыми схватками. Выплывают наружу давние обиды и сводятся старые счеты. Невероятное количество выпитой араки разжигает страсти, и в результате тризна порождает оргию разгула.

В то же время родственники умершего, на которых обычай налагает непосильное бремя накормить и напоить несколько сот однообщественников, нередко окончательно разоряются. Продается иногда все, начиная с последнего клочка земли и кончая последней телушкой и козлом. И все это, продаваясь на скорую руку, спускается за бесценок.

Такая верность обычаям седой старины влечет за собою целый ряд самых печальных последствий. И самим участникам похоронных пиршеств и их устроителям нередко потом всю жизнь приходится проклинать тот злополучный день, когда им пришлось принять участие в тризне. Народу необходимо поскорее отрешиться от этих разорительных и во многих отношениях вредных обычаев, и местные представители интеллигенции — учителя и священники должны усиленно позаняться тем, чтобы народ как можно скорее стряхнул с себя этот предрассудок, подрывающий его экономическое благосостояние.

Воспитанник Александровского учительского института

Д. Червенаков.

Комментарии

1. Квидола — мера сыпучих тел у сванов, вмещает от 55 до 60 фунтов пшеницы. Кведола пшеницы в Сванетии стоит около 4 рублей.

2. Сванские песни, поющиеся в данном случае, хранятся по возможности сванами в тайне, и мне с большим трудом удалось узнать их содержание.

Текст воспроизведен по изданию: Похоронные обычаи в Верхней Сванетии // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, Вып. 36. Тифлис. 1906