РОМАНОВСКИЙ Д. И.

КАВКАЗ И КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

ЧТЕНИЕ IX.

Положение Кавказского края по окончании Турецкой войны.— Назначение Главнокомандующим на Кавказ генерал-адъютанта князя Барятинского (ныне Генерал-фельдмаршала). Новое военно-административное разделение края. Новое распределение войск. Военные действия в продолжении зимы с 1856 на 1857 г. Объезд края главнокомандующим в 1857 г. Новый план действий. Обзор военных действий на восточном и западном Кавказе в 1857 году.

Приступая к обзору событий на Кавказе за последние 4 года, я нахожу не лишним напомнить старую и вероятно всем известную истину, что как бы ни был сложен вопрос, и как бы ни были велики трудности, представлявшиеся при его разрешении, во всяком случае, когда вопрос разрешится, и обстоятельства, затруднявшие решение, выяснятся, то средства, требовавшиеся для решения, кажутся чрезвычайно просты, и нередко решенный [388] вопрос вызывает новый: от чего такие средства не были употребляемы ранее?

Подобной судьбы не мог не испытать и трудный вопрос умиротворения Кавказа.

Чтобы иметь возможность вполне ознакомиться с действиями на Кавказе за последние 4 года, разрешившими вопрос умиротворения, припомним все сказанное в прежних чтениях, и посмотрим то положение относительно Кавказских горцев, в каком застал нас на Кавказе мир 1856 года, при чем оценим также все обстоятельства, благоприятствовавшие и не благоприятствовавшие решению вопроса.

Нет сомнения, конечно, что труды и усилия Кавказских войск в течении 57 лет, в которые продолжалась Кавказская война, деятельность людей подобных князю Цицианову, Котляревскому, Ермолову, князю Воронцову, и наконец те бесчисленные жертвы, которые принесло Кавказу наше правительство, были не бесплодны.

Едва знакомые с Кавказом в последние годы прошедшего столетия, слабые пришельцы в Закавказье в восьмисотых годах, только геройством войск и талантливостью начальников удерживавшиеся в этом крае в первые годы нынешнего столетия, мы во время последней войны стояли на Кавказе уже столь прочно, что не смотря на все [389] неблагоприятные обстоятельства, и из этой войны вышли здесь победоносно. Позволительно думать также, что не дозволив мюридизму распространиться за пределы враждебных нам племен, мы оказали тем немалую услугу и всему человечеству.

Тем не менее, и в 1856 году главная трудность умиротворения Кавказа, вопрос о покорении Кавказских горцев, был далеко не решен, и требовавшиеся для сего меры еще не были определены.

Не говоря про воинственные племена западного Кавказа, для покорения которых мер решительных во все время войны и принимаемо не было, мы и в действиях против восточных горцев до 1856 года не только не имели еще ни общего плана, ни постоянной системы, что было разъяснено в прошлом чтении, но не успели вполне достигнуть и тех отдельных целей, которые избрали для действий со стороны Кавказской Линии, Дагестана и Лезгинской кордонной линии.

Утверждение нашей власти на плоскости, составлявшее с 1845 года постоянную цель действий со стороны Кавказской Линии, в 1856 году еще не было достигнуто. Здесь наша передовая линия, вдоль подошвы Черных гор, шла только на пространстве между крепостями Владикавказом и Воздвиженской. Далее же, от кр. Воздвиженской и до укр. Куринского, передовые укрепления были расположены [390] сперва по Аргуну, а потом по р. Сунже, пространство между Сунжею и горами, т. е. плоскость Большой Чечни еще не была в нашей власти, и частию занималась непокорными племенами. От Куринского передовая линия шла вдоль Качкалыковского хребта, чрез креп. Внезапную, построенную, как мы видели, еще в 1819 году, и далее на укр. Чир-Юрт.

Со стороны Дагестана, черта, разграничивавшая нас с непокорными племенами, проходила от Чир-Юрта на укрепления Евгениевское, Ишкарты, Аймяки, Ходжал-махи и Кумух к верховьям р. Самур, и не была еще обеспечена ни естественным рубежом, которым могло бы например служить Казикумыкское или Кара-Койсу, ни передовыми укреплениями, почему и необходимо было в продолжении каждого лета собирать здесь особые отряды, назначавшиеся исключительно для охранения прибрежного Дагестана.

Что касается до Лезгинской Линии, улучшение обороны которой составляло главную цель действий со стороны Закавказского края, то происшествия в Кахетии в 1854 году 86 достаточно показывают, что и здесь предположенной цели мы еще не достигли.

Меры же для покорения западных племен были вообще развиты весьма слабо. [391]

На Кавказской Линии, со стороны западных горцев меры наши для покорения края до 1856 ограничивались устройством казачьих поселений по рр. Кубани и Лабе. Хотя местами были и здесь построены передовые укрепления, но эти укрепления были так незначительны, а войска в них расположенные так малочисленны, что главным охранением линии с этой стороны служили казаки. От впадения же Лабы в р. Кубань до устья последней, мы имели только одно передовое укрепление, Белореченское. Здесь и на плоскости гнездилось еще многочисленное неприятельское народонаселение, а граница с горцами шла как и в начале Кавказской войны, по р. Кубани.

Пространство вдоль Черноморского берега, между укреплением Анапою, бывшею крепостью Новороссийском и устьем р. Кубани, занятое прежде Анапским поселением, во время войны вместе с Черноморскою береговою линиею было нами оставлено.

Многочисленное казачье население Правого Фланга делало и для западных горцев вторжения в больших силах затруднительными, но прорывы партий в этой части Кавказской Линии случались весьма часто. Казаки, поселенные в местах ближайших к обществам непокорных, постоянно находились в состоянии самом напряженном. Кроме того, возможность для вторжения сюда значительных сил [392] неприятеля устранена никогда не была, доказательством тому может служить вторжение в Карачай Магомет-Аминя, который в 1855 году успел с огромным скопищем пройти мимо наших передовых укреплений. Вторжение это не имело для нас вредных последствий только потому, что благодаря решительным распоряжениям генерал-лейтенанта Козловского, скопище испытало поражение в самом Карачае.

В Закавказье мирные части края от вторжения западных горцев в 1856 году оберегались так же, как и в начале войны, т. е. покорностью нам племен, занимающих здесь верхние уступы главного хребта. Но события последней войны показали, что ограничиваться одной подобной обороной было недостаточно.

В 1855 году один из Сванетских владетелей открыто вышел из повиновения, и если бы не решительные меры для восстановления здесь порядка, принятые в 1857 г., о которых мы будем иметь случай говорить в сегодняшнем же чтении, то нельзя ручаться, что и в этой части края нам не пришлось бы строить новых передовых укреплений и назначать особые войска.

Из этого краткого обзора нашего положения на Кавказе в 1856 году видно, что не только [393] западные, но и восточные горцы в то время были стеснены еще слишком слабо для того, чтобы можно было ожидать от них скорой покорности. Самые блокадные наши линии вокруг восточных горцев не везде находились в положении удовлетворительном. Со стороны Дагестана и Лезгинской линии, как мы видели, одних блокадных линий не было достаточно для того, чтобы преградить неприятельским партиям доступ в наши пределы.

Более важное влияние на непокорные общества восточного Кавказа могли иметь действия наши со стороны Кавказской Линии. Утверждение наше на плоскости Большой и Малой Чечни лишало горцев мест привольных и плодородных. Но кроме того, что предположение это до 1856 года еще не было выполнено, утверждение наше на плоскости оказало бы влияние только на племена, прежде занимавшие эту плоскость, и не распространилось бы далее Черных гор. Ближайшее знакомство с горами Кавказа, доставленное последними действиями, вполне убеждает, что внутри гор еще много представлялось мест удобных для заселения, и что горские общества, независимо от Чечни, большею частию имели у себя все необходимое для удовлетворения своих ограниченных потребностей.

До 1856 года, для содержания блокадных линий [394] и для наступательных действий на Кавказе находилось, кроме поселенных казачьих, — 118 бат. регулярной пехоты, 1 драгунский полк, 20 Донских полков и 32 батареи, что составляло действующую армию в 140 т. 87, а все число войск и нестроевых команд простиралось свыше 200 т. 88. Между тем при способе действий, которому следовали на Кавказе до 1856 года, не раз случалось, что по недостатку войск мы должны были приостанавливать такие действия, успехи которых были весьма важны и несомненны, и которые могли бы разом подвинуть дело на несколько лет.

Так напр. в зимнюю экспедицию с 1852 на 1853 год, производившуюся на Левом Фланге под начальством командовавшего там войсками, генерал-адъютанта, ныне Генерал-фельдмаршала, князя Барятинского, собранный для экспедиции отряд к марту месяцу успел прорубить просеку через лесистый Качкалыковский хребет, и овладеть переправами через р. Мичик. После того отряд наш, одним своим присутствием на Качкалыковском хребте еще в продолжении нескольких недель, [395] легко мог бы заставить одно из сильнейших обществ Большей Чечни, Мичиковцев, изъявить покорность. Не будучи в состоянии засеивать полей в присутствии наших войск, Мичиковцы были бы вынуждены перейти на нашу сторону. Тогда, построив в их земле укрепление, мы навсегда оторвали бы их из-под власти Шамиля, и вместе с тем утвердили наше владычество на Чеченской плоскости. Но необходимость с наступлением весны собрать отряды в Дагестане и во Владикавказском округе, заставила распустить Чеченский отряд, и для приобретения тех же результатов потребовалось несколько новых экспедиций и еще несколько лет времени.

Впрочем недостаточность тогдашнего числа войск на Кавказе, не смотря на огромную их цифру, будет очевидна, если мы примем в соображение, что кроме действий против западных племен, собственно для блокады восточных горцев необходимо было содержать линии передовых укреплений на пространстве более 600 верст.

Таково было положение дел на Кавказе в 1856 году, что же касается до обстоятельств, благоприятствовавших и затруднявших в это время разрешить вопрос умиротворения, то если в 1856 году и было много обстоятельств облегчавших [396] разрешение вопроса, то представлялось также много и препятствий, которые затрудняли это решение.

К числу главнейших благоприятных обстоятельств должно быть отнесено:

Во-первых, беспрерывные военные действия, производившиеся в продолжении 57 лет, стеснения, утраты и лишения, испытываемые упорствовавшими в непокорности племенами, для которых даже и удачные встречи с нашими войсками большею частию не обходились без потерь, естественно должны были поколебать в них твердость противиться утверждению на Кавказе русской власти, а утрата надежд, возбужденных в горцах последнею войною, на освобождение от Русских, была новым чувствительным ударом их энергии и упорству.

Во-вторых, 57 лет войны с горцами не могли не доставить опытности в этой войне как войскам, так и их начальникам, и вместе с тем не могли не ознакомить нас ближе с Кавказскими племенами, с их нравами, обычаями, а также и с самым краем, который в начале войны был вообще мало известен.

В-третьих, мюридизм между восточными горцами, остановленный в своих успехах, стал утрачивать фанатизм, а слабый присмотр со стороны Шамиля за наибами колебал доверие к нему его подвластных. [397]

Таковы были главные, наиболее выгодные обстоятельства, облегчавшие умиротворение Кавказа в 1856 году.— Но как бы ни были велики доставляемые ими выгоды, во всяком случае эти выгоды весьма много уменьшались обстоятельствами неблагоприятными, затруднявшими разрешение вопроса, и которые состояли в следующем:

Во-первых, административные распоряжения наши, не всегда согласные с нравами и обычаями горцев, и допускавшиеся иногда местными начальниками излишне крутые меры, как напр. наказание целых аулов за преступление нескольких лиц, сильно раздражили против нас туземцев, и вселили недоверие к русской власти. Это недоверие, искусно поддерживаемое проповедниками мюридизма, вкоренилось в них так сильно, что не смотря на прекрасные начала в управлении и в сношениях с горцами, введенные при князе Воронцове, и в последнее время,— плен Шамиля, как известно, сильно опечалил многие мирные племена, вообразившие, что с окончательным утверждением на Кавказе русской власти, там будет введен самый стеснительный для них порядок вещей.

Во-вторых, как бы ни было выгодно нравственное влияние, доставленное нам счастливым окончанием на Кавказе последней войны, но это влияние было никак не более того, которое доставляло уже [398] нам на Кавказе счастливое окончание первых и вторых войн с Персиею и Турциею. Притом, судя по характеру горцев, подобное нравственное влияние никаким образом не могло быть продолжительно.

В-третьих, если 57 лет войны ближе ознакомили нас с Кавказом, то и у горцев они развили особую тактику, весьма выгодную для них и затруднительную для нас. Вместе с тем, постоянная необходимость охранять свои жилища от нападений, предпринимавшихся из наших передовых укреплений, образовала из горцев, ближайших к блокадным линиям, как бы особые поселенные горские войска. Расселяясь хуторами, как это делали горцы северной части, или устраивая с своей стороны передовые укрепления, как это делалось в Дагестане, усиливая караулы, и принимая все другие меры для своего охранения, горцы с каждым годом более и более затрудняли для нас вторжения в их земли, и искуснее пользовались малейшею оплошностию с нашей стороны.

В-четвертых, ослабление фанатизма в восточных племенах заменилось политической властью Шамиля. Это ослабление фанатизма, как мы видели, не воспрепятствовало распространению влияния Шамиля на западные племена. События же, совершившиеся на западном Кавказе вслед за пленом Шамиля, показывают, как велико было и здесь влияние главы восточных горцев, [399] а потому нельзя не думать, что если бы действия наши против Шамиля были менее решительны, то племена западного Кавказа также соединились бы под его общей властью, и характер войны сделался бы еще более упорным.

В-пятых, хотя народное доверие к Шамилю, в следствие слабого с его стороны присмотра за наибами и уменьшилось, но это обстоятельство не могло поколебать его деспотизма. Имам до самого последнего времени пользовался столь неограниченной властью над горцами, что не исполнить его приказания казалось для них делом неестественным. Подчиненность и точность в исполнении приказаний между всеми восточными горцами в 1856 г. были развиты Шамилем уже в такой степени, до какой только оне могут достигать в самой дисциплинированной армии.

Наконец, и что всего важнее, продолжительность Кавказской войны, медленность и незначительность успехов, достигавшихся постоянно с огромными жертвами, породили не только в России, но и на Кавказе общее мнение, что если Кавказская война не будет продолжаться вечно, то во всяком случае для окончания ее потребуется очень и очень долгое время.

Из всего сказанного очевидно, что для [400] достижения тех быстрых успехов, которые приобретены на Кавказе в последние 4 года, необходимо было:

Во-первых, желание со стороны правительства, не смотря ни на какие затруднения, временно усилить средства, требовавшиеся для Кавказской воины. Мы видели, что средства, имевшиеся до того времени на Кавказе, при всей их огромности, не были достаточны и для менее решительных целей, которые мы имели до 1856 года.

Во-вторых нужно было, чтобы в главе Кавказских войск стоял начальник, который вместе с глубоким изучением Кавказа и Кавказской войны, имел бы свойства, необходимые для совершения подобного трудного подвига.

Чтобы составить соответственный план действий, нужно было верно оценить все обстоятельства, облегчавшие и затруднявшие решение вопроса, а для этого должно было предварительно изучить вполне и край и войну. Для того же, чтобы твердо вести дело к предположенной цели, кроме убеждения в возможности скорого окончания войны, полного доверия правительства и веры войска, требовалась решимость предпринять дело, результат которого не мог быть несомненен.

В военном деле случайности играют столь важную роль, что иногда самые верные расчеты не удаются вследствие обстоятельств совершенно [401] побочных, предвидеть которые нельзя, а потому как бы ни был искусно составлен общий план, во всяком случае на верный успех рассчитывать невозможно. При существовавшем же тогда общем убеждении в невозможности скорого окончания Кавказской войны, для того, кто решался действовать противно общему мнению, неудача имела бы последствия вдвойне невыгодные.

В 1856 года, по окончании последней войны, присланные на Кавказ для действий против Турок 13-я и 18-я пехотные дивизии были там временно оставлены. Тогда же Главнокомандующим на Кавказ назначен генерал адъютант, ныне Генерал-фельдмаршал, князь Барятинский.

Прежде нежели говорить о распоряжениях нынешнего главнокомандующего на Кавказе, я считаю необходимым сказать несколько слов о его служебной деятельности до этого назначения.

Князь Барятинский имел случай ознакомиться с Кавказской войной в самые первые годы своей службы. Произведенный в офицеры в 1833 году, князь в 1835 году уже участвовал в экспедиции против Шапсугов и Натухайцев, производившейся под начальством генерала Вельяминова, и в первых же делах своей храбростью успел обратить на себя внимание старых Кавказских служивых. [402] В ту же экспедицию, при встрече с горцами под Чемокосеколайко, где князь Барятинский командовал казачьей сотней, он был тяжело ранен, и по представлению генерала Вельяминова получил золотую саблю.

Отличия в военных действиях, внимание и похвалы старых, славных служивых, всегда заманчивые, в молодые годы, производят нередко впечатление столь сильное, что решают направление всей жизни, навсегда привязывают к военному делу, и заставляют всем жертвовать этой привязанности. Но Кавказ и Кавказская война, кроме боевых отличий, привлекали к себе разнообразием и самой трудностью представляемых ими для разрешения вопросов. Кавказ и в настоящее время составляет еще богатый предмет для изучения. Двадцать же пять лет тому назад, край был почти неизвестен, а существовавшие идеи о войне были далеко неудовлетворительны. Нужно было еще много опыта, много обсуждения, чтобы создался тот взгляд на Кавказскую войну, благодаря которому трудный вопрос этот разрешился.

По возвращении с Кавказа в Россию, в 1836 году, князь Барятинский был назначен состоять при Государе Наследнике, ныне царствующем Государе Императоре. Не смотря на все блистательное [403] положение, каким пользовался в Петербурге, он однако в 1845 году, когда главнокомандующим на Кавказ был назначен князь Воронцов, снова отправился на Кавказ, и участвовал в предпринятой тогда Даргинской экспедиции, подробности которой, без сомнения, более или менее каждому известны.

В 1847 году князь Барятинский был назначен командиром егерского Г.А. князя Чернышева, ныне Кабардинского, имени Его Сиятельства, полка, и с этого времени, можно сказать, уже не оставлял Кавказа. Сперва командуя полком, потом бригадою, дивизиею, и Левым Флангом, а наконец в продолжении 3 лет занимая должность начальника главного штаба, ой конечно имел случай близко изучить и край и войну.

До назначения в 1853 году начальником главного штаба, князь почти постоянно находился в походах и военных действиях.

Первое же дело, исполненное под руководством князя Барятинского, как самостоятельного начальника отряда, выказало вполне его военные дарования, и доказало, что принимая на себя обязанность начальника, оп уже основательно изучил Кавказскую войну.

Достоинство начальника узнается в способности верно оценивать обстоятельства, и в уменье избегать [404] затруднительных положений и излишних потерь без крайности.

В сентябре 1847 года, вовремя осады укрепленного селения Салты, князь Воронцов, желая развлечь внимание неприятеля и не дозволить Шамилю собирать большие партии под Салтами, приказал произвесть нападение со стороны Кумыкской плоскости на один из неприятельских аулов. Предметом нападения был избран сильный аул Зондак в Аухе, расположенный на р. Ярык-Су, верстах в 30 выше укр. Хасав-Юрт. Исполнение же этого предприятия было поручено князю Барятинскому, командовавшему тогда Кабардинским полком и войсками на Кумыкской плоскости.

Дорога в Зондак от Хасав-Юрта идет по левому берегу Ярык-Су. В то время верстах в 10 не доходя аула, на лесистом гребне, чрез который проходила дорога, были устроены неприятелем сильные окопы, обойти которые не позволяла местность. Войска наши, выступив для нападения с вечера, успели во время ночи скрытно пройти чрез неприятельские укрепления, и подходили уже к аулу, как вдруг совершенно неожиданно были открыты горцами. В несколько минут общая тревога распространилась не только в Зондаке, но и во всех ближайших аулах. Войска наши были однако [405] уже в столь близком расстоянии от аула, что нападение, по всей вероятности, увенчалось бы полным успехом, и Зондак был бы разорен, а находившееся в нем неприятельское орудие составило бы славный трофей. Но пока производилось бы это нападение, неприятель конечно не преминул бы воспользоваться временем, мог сильно занять пройденные нами укрепления, и все другие выгодные для

него пункты на пути отступления, а потому огромная потеря с нашей стороны была бы неизбежна. Между тем главная цель предприятия — вторжение внутрь непокорных обществ с тем, чтобы заставить их более заботиться об обороне собственных жилищ, была достигнута. Оценив эти обстоятельства, князь Барятинский, как делали это в свое

время генералы Вельяминов и Фрейтаг, нашел выгоднее начать отступление, нежели для трофея рисковать на большие потери.

Нет сомнения, конечно, что тому же изучению Кавказской войны князь Барятинский был обязан и тем, что все последующие его дела на Кавказе отличаются меткостью избираемой для нападения цели, верно соображенным исполнением, и почти постоянно самою ничтожною потерею.

Во время командования князя Барятинского Левым флангом Кавказской Линии, в 1852 году, войска [406] наши, под его личным начальством, в первый раз прошли чрез Большую Чечню, которая после возмущения 1840 года оставалась для нас недоступной, и куда до того времени каждое движение наше, даже на несколько верст, не обходилось без потерь.

В том же году, под руководством князя Барятинского, для управления мирными Чеченцами был учрежден Грозненский мехкеме, о котором мы имели уже случай говорить, и в котором в первый раз вполне удачно соединены были требования и виды нашего правительства с потребностями и характером туземцев.

При исправлении должности начальника главного штаба, князь также имел случай не раз принимать личное участие в военных действиях.

Так напр. осенью 1853 года, когда внезапное вторжение неприятеля в Гурию, и приближение к нашим пределам сильных Турецких отрядов, ставили край в положение весьма опасное, князь Барятинский, по случаю сильной болезни командовавшего войсками на границе князя Бебутова, задержавшей его в Тифлисе, должен был принять личное начальство над собиравшимися против Турок отрядами, и оставался на границе до возвращения туда князя Бебутова. В компанию 1854 года князь также находился при войсках главного Александропольского отряда [407] в звании помощника командующего войсками. То участие, которое он принял в сражении при Кюрюк-Дара, ясно показывает, чего можно ожидать от его главного начальствования войсками, если бы когда-нибудь обстоятельства вызвали Генерал-фельдмаршала на командование нашей армией в Европейской войне.

Назначение Главнокомандующим и Наместником Кавказским князя Барятинского было принято в крае с общим восторгом.

В лице нового главнокомандующего в первый раз являлся в главе Кавказских войск начальник, которого они привыкли считать своим, а его прежние, постоянно удачные, распоряжения в военных действиях ручались за успех будущих предприятий. Верно же приноровленное к потребностям горцев управление, введенное при князе в Чечне, и личные достоинства нового наместника располагали к нему туземцев.

С первых же дней своего назначения, новый главнокомандующий приступил к исполнению тех мер, которые для предположенного им плана действий были необходимы. Одним из первых своих представлений главнокомандующий испросил Высочайшие утверждение на новое военно-административное разделение края, и на новое распределение войск. [408] В прошедшем чтении мы имели случай объяснить, почему на Кавказе для успешного хода дела необходимо было предоставить ближайшим местным начальникам несколько большие средства и власть, которые бы давали им возможность действовать с достаточною самостоятельностью. Но вместе с тем мы тогда же сказали, что подобная самостоятельность в таком только случае могла быть полезна, когда предварительно были определены общий план и система действий, а так как до 1856 года на Кавказе не было ни общего плана, ни общей системы, то весьма естественно, что и необходимой самостоятельности местным начальникам предоставлено быть не могло. Так напр. в северной части Кавказа до 1856 года главным военным начальником был Командующий войсками на Линии, которому местопребыванием служил г. Ставрополь, и который был удален от театра действий, а между тем ближайшие местные начальники, командовавшие войсками Левого и Правого Флангов и Центра, были лишены всякой самостоятельности.

Что же касается до распределения войск на Кавказе, то до 1856 года оно вовсе не соответствовало военно-административному разделению края. Войска, большею частью находясь для военных действий в распоряжении одних начальников, по [409] внутреннему управлению подчинялись другим, не зависевшим от них лицам. Так напр. часть войск расположенных в Дагестане, по своему внутреннему управлению, была подчинена командующему войсками Левого Фланга, как своему прямому дивизионному начальнику, а другая часть начальнику 21-й дивизии, находившемуся в Закавказье.

Для устранения подобных неудобств все части Кавказского края, в которых происходили военные действия, в 1856 году были разделены на 5 главных отделов, и в лице начальников этих отделов соединена власть, как по местному военному управлению, так и по командованию войсками.

Отделы были назначены следующие:

1) Правое Крыло Кавказской Линии, в состав которого назначены бывший Правый Фланг, Центр 89 и Черномория, с присоединением бывшего 1-го отделения Черноморской береговой линии. Отдел этот подчинен начальнику 19-й пехотной дивизии.

2) Левое Крыло Кавказской Линии, которое было составлено из бывшего Левого Фланга и Владикавказского округа, и подчинено начальнику 20-й пехотной дивизии. [410]

3) Прикаспийский Край и Дербентская губерния подчинены начальнику 21-й пехотной дивизии.

4) Лезгинская кордонная линия с Джаро-Белоканским военным округом подчинена начальнику Кавказской гренадерской дивизии, и

5) Кутаисское генерал-губернаторство, из Кутаисской губернии и бывшего 3-го отделения Черноморской береговой линии, подчинено особому Генерал-губернатору.

Вместе о тем звание Командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории было упразднено, а начальникам главных отделов предоставлена власть, которой пользовался Командовавший войсками на Линии.

В тоже время войска на Кавказе были распределены соответственно этому новому разделению края.

Так как Черноморской береговой линии в прежнем виде восстановлять не предполагалось, то из 10 Черноморских баталионов сформировано было два новых полка, Крымский и Севастопольский, которые вместе с одной бригадой 19-й пехотной дивизии, находившейся на Правом Фланге, составили 19-ю пехотную дивизию нового состава. Дивизия эта, как было сказано, и поступила в распоряжение командующего войсками Правого Крыла. Из одной бригады 21-й дивизии прежнего состава и прежней [411] гренадерской бригады сформирована гренадерская дивизия нового состава, которая и поступила в распоряжение Командующего войсками Лезгинской линии, а остальные две дивизии — в распоряжение Командующих войсками Левого Крыла и Прикаспийского Края. Наконец остальные 6 Черноморских баталионов были назначены в распоряжение Кутаисского генерал-губернатора.

Оставленные на Кавказе войска 13-й и 18-й пехотных дивизий были распределены по первым четырем главным военным отделам. Кроме того боевые средства начальников главных отделов были усилены вновь сформированными в том же году драгунскими полками и стрелковыми баталионами. В каждый из главных отделов было назначено по одному драгунскому полку и по одному стрелковому баталиону.

По приезде в край, первыми распоряжениями нового главнокомандующего были указания для действий на предстоявшую зиму со стороны Кавказской и Лезгинской линий, что же касается до Дагестана, то военные действия зимой в этой части Кавказа всегда признавались невозможными.

В продолжении зимы с 1856 на 1857 год, давняя мысль о занятии плоскости Большой Чечни была осуществлена. С декабря по март месяц войска Левого Крыла Кавказской Линии, вырубив [412] просеки по главным направлениям Большей Чечни, обеспечили прямое сообщение кр. Воздвиженской с Кумыкской плоскостью, и устроили укрепленный лагерь на Шалинской поляне.— Кроме того в продолжении той же зимы войсками Левого Крыла был открыт доступ с Кумыкской плоскости в сильное, и тогда еще неприязненное общество Аух.

Одновременно с этими действиями, на Лезгинской линии рубились просеки вдоль подошвы главного хребта и на сообщениях линии с Алазанью. Такое распоряжение на Лезгинской линии было необходимо для устранения одной из главных ее невыгод, недостатка сообщений передовых укреплений между собою и с расположенными сзади резервами. Весной 1857 года Генерал-фельдмаршал, объехав Левое и Правое Крыло Кавказской Лиши, лично передал командовавшим там войсками, а также и командовавшему войсками в Прикаспийском Крае, те указания, в которых выказался новый общий план действий.

В первом чтении, стараясь выразить в нескольких словах характер Кавказской войны, мы привели мнение о ней генерала Вельяминова, сравнившего войну против Кавказских горцев с осадой крепости. Непогрешимость в этом случае взгляда генерала Вельяминова доказана шестидесятилетним [413] опытом Кавказской войны. Но для того, чтобы этот общий взгляд мог сделаться полезным, необходимо было придумать средства применить его к делу. В последующих чтениях мы видели, что к сожалению, ни Вельяминовым, ни другими начальствовавшими на Кавказе генералами, вопрос о приложении этого общего взгляда на войну к самой войне, решен не был.

Более других удовлетворял высказанному генералом Вельяминовым взгляду на Кавказскую войну способ действий, принятый на Кавказе во время управления князя Воронцова. Укрепления и войска, которыми были в продолжении этого времени окружены восточные горцы, действительно поставили эти племена в положение гарнизона блокируемой крепости. Но во-первых мы видели, что блокадные наши линии до 1856 года не были вполне удовлетворительны, а во-вторых, одна блокада решительных результатов доставить не могла. Блокада только тогда вынуждает гарнизон к сдаче, когда лишает его средств существования. При обширном же пространстве, занятом восточными горцами, тесная блокада, в настоящем значении этих слов, конечно была невозможна. Кроме того восточные непокорные племена внутри занимаемых ими гор имели все для себя необходимое, следовательно и самой тесной [414] блокадой вынудить от них покорность было невозможно. Для покорения восточного Кавказа решительное наступление в горы было неизбежно. Но прежде чем отважиться на подобное смелое предприятие необходимо было обеспечить успех.

В этих-то видах предположено было: во-первых улучшить уже существовавшую блокаду, во-вторых выбрать и обеспечить главный путь наступления, и наконец произвести самое вторжение одновременно с трех сторон. Тогда же были указаны главнокомандующим средства для улучшения блокады, избран путь наступления, и определено время для исполнения всех этих предположений.

Таким-то образом, в 1857 году в первый раз были возбуждены и решены вопросы: что именно должно сделать для окончательного покорения горцев, какие нужны для того средства, и во сколько времени подобное предприятие может быть исполнено,— вопросы, которых как было замечено в прошедшем чтении, мы не находим в предположениях для действий на Кавказе до 1857 года.

Улучшить блокаду главнокомандующий нашел возможным без постройки новых укреплений, на что неизбежно потребовалось бы весьма много времени и огромные средства. Постоянное присутствие отрядов на линии передовых укреплений, на границе [415] непокорных обществ, и устройство вместо укреплений укрепленных лагерей, подобных Шалинскому, не только вполне заменили прежние наши блокадные линии, но этот вновь принятый способ блокады представлял во многих отношениях существенные преимущества. Действительно, сколько бы нужно было времени, войск и других средств на то, чтобы сделать блокадные линии со стороны Чечни, Дагестана и Закавказья удовлетворительными. Но и приведенные в удовлетворительное состояние блокадные линии не могли бы оказать на горцев такого влияния, как постоянный сбор наших отрядов, и беспрерывные действия на их границах. Постоянное присутствие наших войск заставляло и неприятеля постоянно содержать большие сборы, которые, отвлекая горцев от их домашних занятий, были для них во всех отношениях весьма стеснительны. Постройка же укрепленных лагерей вместо укреплений, сокращая и расходы и время, давала возможность действовать с несравненно большей быстротой, и выбор пунктов вполне приноравливать к ходу военных действий.

Укрепления же с 1857 года строились на Кавказе лишь в таких местах, которые имели особую стратегическую важность, и которым предстояло сохранить значение и в действиях последующих. [416]

В видах улучшения блокады, и для большего стеснения непокорных обществ, в 1857 год назначено было: со стороны Левого Крыла окончательно очистить Чеченскую плоскость от остатков еще удерживавшегося на ней неприятельского народонаселения и занять Аух, со стороны Дагестана занять Салатавию, а со стороны Лезгинской линии произвести усиленное вторжение в земли горцев соседних с этой линиею. Все эти предположения к концу 1857 года и были исполнены.

Утверждение на плоскости Большой Чечни и занятие Ауха и Салатавии отняло у Шамиля самые богатые части края, и в тоже время значительно сократили длину блокадных линий, вторжение же со стороны Лезгинской линии, вместе с беспрерывностью наших действий вообще на всех границах восточных горцев, не могли не отразиться весьма тягостно на их быт. Отвлекаемые от полевых работ беспрерывными сборами для военных действий, разоряемые нашими отрадами, горцы неизбежно должны были придти в то крайне изнеможенное состояние, в каком и нашли их наши войска в прошлом году.

В следующем чтении мы увидим, какие другие средства были употреблены для подготовления успеха, которым ознаменовался прошедший 1859 год, а [417] теперь, чтобы окончить рассказ о событиях происходивших на Кавказе до конца 1857 года, скажем несколько слов о действиях против западных горцев.

Решительные действия против непокорных обществ западного Кавказа, по общему плану 1856 года, были отложены до окончательного покорения восточного Кавказа. Но чтобы и здесь, не теряя времени извлекать из имевшихся средств наибольшую пользу, и по мере возможности подготовлять успех, на 1857 год назначено было: со стороны Кавказской линии, кроме возобновления Анапы, занятой еще в конце 1856 года, начать устройство Адагумской линии, и продолжать линию Белоречинскую.

Говоря о положении дел на Кавказе в 1856 году мы сказали, что в то время ниже устья Лабы граница с горцами шла, как и в начале Кавказской войны, по р. Кубани, а потому учрежденные здесь наши поселения, несмотря на давность водворения, в 1856 году были подвержены неприятельским нападениям в такой же мере, как и шестьдесят лет тому назад. В Черноморском войске, даже главный город Екатеринодар не был обеспечен от неприятельских покушений. Устройство Адагумской линии и заложение на р. Белой укр. Майкопского, отрезывая у неприятеля значительные части плоскости, и надежнее обеспечивая [418] поселения по Кубани, вместе с тем переносили наши боевые средства ближе к горам. Продолжая действовать таким образом, мы и против западных племен становились в столь же твердое положение, в каком уже находились со стороны Кавказской Линии относительно восточных племен.

Что же касается до действий на западном Кавказе со стороны Закавказья, то здесь в 1857 году, во-первых возобновлено укр. Гагры, которым запирается единственный путь вдоль Черноморского прибрежья от Черкесских племен в мирные части Закавказского края, и во-вторых, произведена экспедиция в Сванетию, для подавления беспорядков, возбужденных там одною из отраслей князей Дадешкелианов, о чем я уже имел случай сегодня упоминать.

Сванетия, заключающая в себе около 10 т. народонаселения, конечно, сама по себе не могла быть для нас опасна. Но по своему положению в самой недоступной части гор, и по соседству с неприязненными к нам племенами, она легко могла сделаться опорным пунктом для враждовавших против нас горцев, и чрез то потребовать новых значительных средств для охранения ближайших к ней мирных частей. Для предупреждения подобных последствий, в середине лета, единственное время года когда доступы в Сванетию делаются [419] удобными, туда были направлены отряды со стороны Кутаисского генерал-губернаторства и Кавказской Линии. Виновники беспорядков, Дадешкелианы, были вынуждены смириться, и спокойствие в крае было восстановлено.

Таким образом, в продолжении первых полутора года, с половины 1856 до конца 1857, кроме весьма успешного начала в исполнении предположенного главнокомандующим общего плана действий для покорения восточных горцев, мы и на западном Кавказе не только успели устранить все невыгодные последствия минувшей войны, но еще сделали значительный шаг вперед для покорения и этой части края.


Комментарии

86. Происшествия в Кахетии в 1854 году, в особенности плен семейства князя Чавчевадзе, еще так недавно составляли предмет общего внимания, что без сомнения каждому известны.

87. В это число не включены войска прикомандированные, а только те, которые принадлежали бывшему Отд. Кав. корпусу.

88. В этом приблизительном расчете поселенные казачьи полки и батальоны введены на основании полагаемого для них штата, когда они выходят на службу.

89. В последствии Центр перешел в состав Левого Крыла.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказ и Кавказская война. Публичные лекции, читанные в зале Пассаж в 1860 году. СПб. 1860

© текст - Романовский Д. И. 1860
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001