НЕИЗДАННЫЕ ДОКУМЕНТЫ АКАДЕМИКА БУТКОВА.

Рапорт генерал-поручика барона Розена князю Потемкину от 3-го июля 1790 года № 109.

Во исполнение повеления вашей светлости, вчерашний день мною пополудни в седьмом часу полученного, Кубанский егерский корпус ко отправлению на судах в Тамань, состоять имеет в готовности, и как оного батальоны находятся на портах, первый у Темижберга, а третий на Хараусунь-Гее (Еи) к прикрытию правого фланга Кавказской линии, то я того ж часу послал нарочных с повелением следовать поспешно к соединению к Геё, а, но прибытии и когда получу от таганрогского правления о месте сведение, без замедления ко оному сближить не оставлю.

Рапорт генерал-поручика барона Розена князю Потемкину от 16-го августа 1790 года.

Господин генерал-поручик и кавалер граф Дебальмен, от 7-го августа сообщением давая мне знать о повеленном ему от вашей светлости расположении вверху Кубани, прописывает сделать связь между им и мною, назначая последний свой ноет в Петровском ретраншементе. Я, не имея о сем от вашей светлости предписания, сам собою не смею приступить к раздроблению на 233 ? версты до Тамана сей небольшой части войска, под моею командою идущей; болыше ж по точному моему сведению от Петровского ретраншемента правого берега Кубани, ибо до Капыла места по берегу скрытные и лесистые со многими лощинами и наполняющимися от [348] прибыли из Кубани и от дождей водою и делающимися трудными к переезду дефилеями, а к последнему казачий Ерик и Черный проток знатные дефилеи, где на первом десять ставится, а последний и двадцать не занимают понтонов. От Копыла до Курков 47 верст, а на последних двадцати восьми три переправы на понтонах и три гати, без коих никак пройтить нельзя, наконец Темрюк, имеющий с промежутками на шесть верст переправу весьма трудную, делают меня совсем не в состоянии к занятию постов, да еще и таковых, кои никакой между собою коммуникации иметь не могут; по состоянию ж против сих мест на противном берегу хищного неприятеля малые будут весьма слабы, а на утверждение таковых, кои бы были беспечны по положению сих мест, едва только достанет всего корпуса. Сверх сего, доставление пропитания во все те места как но дальности от магазейнов, так и по непроходимой от дефилеи дороги, есть дело невозможное, и без сильного всегда прикрытия нельзя уверить (уверенным быть?) и в безопасности, а посему, за выступлением всегда в Таман корпуса, никогда не учреждается связи ни с войсками линейными, ни с Доном и, за оставлением в Ейском укреплении прикрытия, остается весь сей край от войск свободным; в таком случае должностью ставлю о сем вашей светлости донести со испрошением на сие резолюции. Сам иду со всеми вверенными мне войсками в предписанное место, дав знать о сей на правом фланге невозможности и господину генерал-поручику и кавалеру графу Дебальмену.

Рапорт генерал-поручика барона Розена князю Потемкину от 16-го августа 1790 года № 1459.

Находящийся в Ейском укреплении при татарской ногайской экспедиции господин бригадир и кавалер Лешкевич сего месяца 13-го числа умре. Воинская в том укреплении команда поручена от меня секунд-майору и коменданту Войне; управление ж татарской экспедиции остается под начальством присутствующего пред сим в оной надворного советника Халил Абраимова. [349]

Рапорт генерал-поручика барона Розена князю Потемкину от 16-го августа 1790 года.

Ордер вашей светлости от 26-го июля я, августа 1-го числа по утру в семь часов, получил, вследствие которого о исполнении сим донести честь имею.

Для отправления Кубанского егерского корпуса к Таману следующих лодок от господина генерал-поручика и кавалера Иловайского мною получено: девятого — четырнадцать, десятого одиннадцать, а с того числа по четвертое на десять шесть; всего тридцать одна. На сих лодках, за помещением одного в Таганроге на корабли, егерские три батальона посажены и сего числа в повеленное место отправлены с сорокадневным по числу людей провиантом и с водою в двухстах пяти бочках, доставленных от гражданского правительства.

Сверх имеющегося ко употреблению людям провианта, положено на тех же судах сухарей, приготовленных провиантскою комиссией, тысячу четвертей, а, по неимению оных более, приказал нагрузить еще муки тысячу триста семьдесят одну четверть и по числу всего сего хлеба препорцию круп. О высадке егерей у Керчи и скорейшем обращении судов с казаками для забрания провианта в Дмитриевской крепости писал я к господину генерал-поручику и кавалеру Розенбергу.

После сего предпринять должен движение с оставшимися полками в Таман. Вашей светлости из прежних моих донесений известно о пространстве сей степи, простирающейся на четыреста тридцать четыре версты от Ейского укрепления, наполненной топкими и водяными дефилеями, кои без понтонов и гатей переходить никакой нет возможности, а потому и потребно на марши двадцать один, на растахи и переправы четырнадцать, всего тридцать пять дней при хорошей погоде и ежели бы, кроме того, нигде другой остановки не было; но в случае ненастья в рассуждении низких мест, кои при мокроте превращаются равно ж в болота, положить не могу. На таковые нечаянный случай должен бы иметь с собой провианта [350] гораздо достаточнее, но, не имея на чем поднять, принужден взять только в полках на десять да на двухстах тридцати фурах подвижного магазейна на месяц по числу людей, выступающих в поход. Из артиллерии двенадцати орудиям почитаю нужным быть в походе, имев в пей и прошлого года недостаток, а понтоны необходимые — нет при оных упряжи, коя пришла за прошествием сроков в негодность, под запряжку потребно пятьсот шесть лошадей, в которое число состоит только, за исключением больных восемнадцати, двести тридцать три, затем недостает двухсот семидесяти трех, фурлейт шестьдесяти семи. Прописанный недостаток предостанавливающий скорым исполнением воли вашей светлости, заставил меня в рассуждении лошадей принять средство — взять оных от драгунских полков из выслуживающих ремонт в 1791 и 1792 годах, с таковым положением, если ваша светлость опробовать изволите, заплатить им сверх обыкновенного годового за недослужение настоящего времени ремонт, за первых по три рубля по семьдесят пяти, а за последних по семи рублей по пятьдесят копеек; полагаю сим средством безостановочно достигнуть повеленного места, умножить людей в фронт, занимающихся вождением, от несостояние комплекта и от больных лошадей и вместо того, что, по выслужении срока, должны быть в перемене из полков проданы, с пользою еще некоторое время прослужить без всякого в них недостатка. Упряжь разными способами, употребя часть из своих денег, исправил; лодки две нужные быть при понтонах, коих не было, купил; фурлейт требую из рекрут от господина генерал-поручика и кавалера графа де-Бальмена; и, будучи совсем готовым выступлю из теперешнего положения сего месяца 25-го числа, оставя к прикрытию Геи, при одном штаб-офицере с пристойным числом прочих чинов, двести пехоты с двумя полковыми орудиями и сто казаков; что ж принадлежит до провианта, как не нахожу средства больше умножить, буду стараться кончить путь с сорокадневным.

В сбережении людей употреблю всю возможность, сколь того [351] должность моя требует, но как время наступает уже осеннее, дорога умножит трудность людям работою на дефилеях; вода во всех местах до берега Кубани противного вкуса, чистая степь в ненастное время не позволяет много раз и к сварению пищи, а все то, приводя солдат в чрезвычайную слабость, производит многие болезни; в предупреждению таковых другого нет средства при сем случае, как преподание помощи порциею, но я, по неимению у меня денег, не только исполнить того не в состоянии, но даже во время марша на мазание артиллерии, понтонов и подвижного магазейна не имею из чего употребить, кроме как должен взять в долг на сию нужнейшую надобность. Но все сие меня не останавливает в точности выполнить повеленное мне от вашей светлости, в надежде милостивого воззрения на непременное мое усердие в службе и особливое желание угодить воле начальника. Что предай в высокое вашей светлости рассмотрение, поднести смелость приемлю рапорт о состоянии выступающего корпуса, мне вверенного. [352-353]

Рапорт о состоянии войск Кубанского корпуса, следующего в Тамань, с показанием и отправленных на судах.

(Красными цифрами обозначены заголовки столбцов: 1) Бригадиров. 2) Офицер. 3) Штаб. 4) Обер. 5) Кадетов, унтер-офицеров и капралов. 6) Литаврщ., труб., музык., барабанщ. и флейтщиков. 7) Рядовых и артилеристов. 8) Фурлейт. 9) Нестроевых чинов. 10) Войска Донского. 11) Полковников. 12) Старшин. 13) Казаков. 14) Людей. 15) Лошадей. 16) Обер-офицеров. 17) Кадет., унт.-офиц. и капр. 18) Рядовых и артилерист. 19) Нестроевых чинов. 20) Людей. 21) Лошадей. 22) Обер-офицеров. 23) Кадет., унт.-офиц. и капр. 24) Лит., труб., муз., бар. и флейтщ. 25) Рядовых и артилеристов. 26) Нестроевых чинов. 27) Войска Донского. 28) Старшин. 29) Казаков. 30) Людей. 31) Лошадей. 32) Офицеров. 33) Обер. 34) Штаб. 35) Кадет., унт.-офиц. и капралов. 36) Литав., труб., муз., бар. и флейтщ. 37) Рядовых и артилеристов. 38) Нестроевых чинов. 39) Казаков. 40) Людей. 41) Лошадей. 42) Офицеров. 43) Обер. 44) Штаб. 45) Кадет., унт.-офиц. и капралов. 46) Лит., труб., муз., бар. и флейтщ. 47) Рядовых и артилеристов. 48) Фурлейт. 49) Нестроевых чинов. 50) Войска Донского. 51) Старшин. 52) Казаков. 53) Людей. 54) Лошадей. 55) Людей. 56) Лошадей. 57) Сухим путем до Тамана в походе. - OCR)

Сверх вышеписанного числа в походе.

Полевой артилерии пушек 12-ти-фунтовых — 8, единорогов полукартаульных — 4 с их принадлежностыо, понтонов — 20, при понтонах лодок — 3, фурманов — 2, канатных фур — 2.

Генерал-поручик Владимир барон Розен. [355]

Рапорт генерал-поручика барона Розена князю Потемкину от 23-го августа 1790 года № 171.

Во исполнение повеления вашей светлости от 14-го с № 1210-м, а мною полученного 21-го августа, донести честь имею: Кубанского егерского корпуса три батальона на тридцати одной лодке, доставленных от господина генерал-поручика войскового старшины и кавалера Иловайского, отправлены августа 16-го числа, а один на кораблях и судах из Таганрога в повеленное место, о чем того ж числа вашей светлости имел счастье доносить. С последними полками выступаю 25-го числа сего месяца непременно. Войско ж Донское, господин генерал-поручик и кавалер Иловайский сего числа меня извещает, не ближе собраться может, как к половине сентября, а седьмого на десять, по расположению маршей, быть мне следует у Курковского ретраншемента, не доходя двадцать две версты до Темрюкской переправы, чрез кою вступлю на остров Таманской; а по сему, ежели дожидаться собрания войска Донского на месте, к следованию упустится время по случаю иногда последовавшего ненастья; буде ж в маршах сноравливать их достижения, провианта у меня будет недостаточно, почему и буду продолжать свой марш до сказанной у Темрюка переправы, у коей неминуемо пять дней задержаться должен, а между тем господин генерал-майор и кавалер Мартынов с своим войском, если выступит точно 16-го числа сентября, у той переправы, по легкости его войск, достичь меня может.

Рапорт генерал-поручика барона Розена князю Потемкину от 8-го сентября 1790 года. Лагерь на р. Кунуре, в 40 верстах от Кубани.

За два марша от берега Кубани, при самом выступлении моем вчерашний день с реки Кирпилей, чрез присланных от господина генерал-поручика войскового атамана и кавалера Иловайского казаков, имел честь получить вашей светлости ордер, пущенный от 23-го августа с 1263-м, во исполнение которого, оставляя [356] поход на Таман, сохраню все внимание на левый мой фланг, сход- но с волею вашей светлости. Не пропустил я сего и при настоящем следовании на Таман, по обстоятельствам уведомления от господина генерал-аншефа и кавалера Михаила Васильевича Каховского о движении турков к Кабарде; 21-го августа дал знать господину генерал-поручику и кавалеру графу Дебальмену о моем марше, с приложением маршрута, по коему б мог он меня известить, если бы нужда потребовала, ко обращению с войсками на отвержение замыслов Батал-паши, хотя еще и не имел о том от вашей светлости повеления, которое получил уже в марше, на Есенях ¹, 27-го с № 1226-м, и по коему того ж числа писал вторично (де-Бальмену) о времени и месте прибытия моего на Кубань, прося, если то движение Батал-паши справедливо, известить меня чрез партию о предприятии, какое ко отражению его сиятельство полагает, и по поводу тогдашнего моего похода на Таман, хотел, во ожидании того известия, пробыть только три дня у Римского редута. Вчерашний же день он, господин генерал-поручик, уведомляет меня от 25-го августа, первое: о полученном им того числа от вашей светлости повелении, чтобы, избрав переправу в лучшем месте у Кубани, приближаться тогда со вверенными войсками и расположиться там, чтобы в приближении моем с корпусом быть готову идтить в Лабе, и тут же, наконец, по первому моему от 21-го августа отзыву извещает, что известие о выступлении с войсками из Анапы Батал-паши подтверждается в справедливости разными полученными им сведениями, и что часть войск его в темиргоях находится, а другая, пройдя махош, пришла уже к бесленеям.

Я завтрашний день буду с корпусом на Кубани у Римского редута. Сие место в расстоянии от последней крепости Григориполиса, на правом фланге Кавказской линии состоящей, двести двадцать шесть, от Темижберга двести, а от Тамана 155 верст; по положению [357] своему, в рассуждении способной переправы на противный берег, при всяком приближении наших войск делает превеликую заботу неприятелю, и я мыслю, ежели бы турки и находились в сказанных владениях, но, увидя меня на сем месте, почтут опасностью задержаться, дабы не быть отрезанными от их возвратного пути, а для сего, но прибытии, намерен остаться здесь до тех пор, покуда получу от графа по моему к нему последнему отношению о его предприятиях уведомление и по теперешнему от него сведению, где назначает для себя чрез Кубань переправу; ибо по положению мест означенных народов, граничат они с большою Кабардою и лежат почти против самой средины линии, первые в вершине Лабы, а последние к вершинам Кубани, то когда граф с своими войсками предпримет бить неприятеля в бесленеях и переправиться намерен будет за Кубань выше устья Урупа или далее, тогда по берегу Кубани прийду к Темижбергу; если же пойдет к Лабе, переправяся выше ее устья и ниже Темижберга, находясь теперь от усть Лабы во ста десяти верстах, могу обратиться по востребованию обстоятельств везде беспрепятственно, а до тех пор не упущу делать моих видов неприятелю и позаботить особливым на себя замечанием, быв уверен, когда точно смели турки так отдалиться от Анапы, поспешат конечно оттуда возвращением и не допустят дорого себе заплатить за таковое отдаление, ибо иначе не найдут средства возвратиться в Анапу, буде только получу от графа о их обращениях сведение.

Между сим надеюсь достигнет ко мне и войско донское, о коем, по случаю перемены моего марша, писал обратить к теперешнему моему пребыванию, и смею вашу светлость уверить о моем неусыпном наблюдении, которое не попустит нигде вступить неприятелю на наш берег.

Рекруты, на укомплектование полков прибывающие, по распоряжению генерал-поручика и кавалера графа Дебальмена располагались в бахмутском и донецком уездах и, за выступлением в поход, следующие на вверенный мне корпус остались под ведением [358] правящего в крепости Дмитриевской должность обер-коменданта господина бригадира и кавалера Машкова, с присмотром офицеров и команд от сих полков, при них находящихся. Об обмундировании оных по возвращении и о приведении в звание настоящей должности, не оставлю употребить всего попечения.

Отправлением татар в повеленное место, не могши за отдалением моим сам выполнить, сообщил д ко исполнению, сходно с повелением вашей светлости, господину генерал-поручику войсковому атаману и кавалеру Иловайскому; касательно ж до Ейского укрепления, при первом моем в нему прибытии, не оставлю истребить. Гарнизонную команду, как оная принадлежит Азовскому гарнизону, туда отправлю; но как еще в сем укреплении находится известный мне провиантский магазейн, наполненный провиантом, по причине нахождения из давних времен при оном войске артиллерии чугунной разных калибров с их снарядами: пушек 54, мортир двупудовых две, мортирцев восьмифунтовых десять, и сверх сего в самом укреплении и от оного впереди в восьми верстах, в карантинном редуте, казенные некоторые строения и до несколько жителей, о коих не могу теперь подробно вашей светлости донести — испрашиваю повеления, при истреблении, как все то, так и находящегося комендантом секунд-майора Войну, куда обратить повелено будет.

В сей поход выступя, как пред сим доносил, августа 25-го числа, провианта взял с собою по числу находящихся в походе людей на сорок дней, считая во 5-е октября, с коим бы до Тамана свободно дойтить мог, но по теперешним обстоятельствам не зная верного положения, не могу без воли вашей светлости решиться на сколько времени запастись оным, который должна ростовская комиссия на наемных подводах ко мне доставить. Для чего, до воспоследования о сем вашего повеления, предписал провиантской комиссии приготовить подводы, а господину генерал-майору и кавалеру Мартынову, при следовании его с войском, оставить один казачий полк при Ее на случай конвоевания, если, сверх ныне состоящего, [359] ваша светлость повелите сделать доставление, о чем приемлю смелость испрашивать решительной резолюции.

Кубанский Егерский корпус, отправленный на судах к Таману, полагаю давно уже высажен у Керчи и как он, по повелению вашей светлости, должен был соединиться со мною в Тамане, для сего взял я их артиллерию и все экипажи к безнужному там пребыванию, коих за теснотою судов поместить не могли, и ныне при мне находятся. Покорнейше испрашиваю вашей светлости повеления, если поход мой на Таман вовсе существовать не будет и не настоит в егерях надобности, не угодно ли приказать к соединению их со мною на здешней стороне высадить от Ениколя на Северную косу, коим, ежели удостоюсь иметь позволение, по недальнему расстоянию, могу доставить средства к переходу чрез отделение части понтонов и мостов, при мне находящихся.

Рапорт генерал-поручика барона Розена князю Потемкину от 26-го сентября 1790 года.

Вследствие моего донесения вашей светлости от 8-го сего месяца, выступя 9-го из лагеря от Кунура, не могли того числа достигнуть на берег Кубани по причине чрезвычайного дождя, продолжающегося двое суток, и перехода на сорок одну версту, простирающегося по низким местам, принужден был при самой нужнейшей воде взять лагерь на половине дороги и простоять сутки, во ожидании лучшего времени. Но дабы не остаться и малейшее время без сведения о месте, предстоящем в моему наблюдению, облегча, отправил туда, к Римскому редуту, авангард, под командою Владимирского драгунского полка подполковника Нелидова, состоящий из трех рот пехоты, четырех эскадронов драгун и ста казаков, и того ж числа послал партию, под командою войска донского полковника Ребрикова, изо ста отборных казаков вверх по Кубани до Петровского ретраншемента, открыть с того места вниз берег по Римский редут, где мой находился авангард и куда мне прибыть надлежало.

Первый, прибыв в ночь под десятое число к назначенному [360] месту, по утру открыл окружность оного на здешней стороне, но не нашел нигде и следов неприятельских; на другой же день, показавшись оный в трех местах на противном берегу, от четырех до шести только человек, против лагеря, скрылся поспешно.

Последний, следуя к Петровскому ретраншементу скрытою дорогою и возвращаяся от оного по самому берегу Кубани, 11-го, между Петровского ретраншемента и устья реки Унабата, на рассвете, открыл до двадцати человек конных закубанцев. Казаки тотчас на них ударили, но те, видя превосходное число, стремительно бросились на лошадях в Кубань, поплыли на ту сторону, а двух пеших, хорошо вооруженных, из народа хамышей взяли в плен и получили в добычу 500 баранов.

По неимению знающего черкесский язык переводчика, не могли от пленников узнать ничего о положении неприятельском. Первого на десять я со всем корпусом прибыл на Кубань, 14-го отрядил деташамент, под командою господина бригадира Поликарпова, состава из восьми эскадронов драгун с четырьмя полковыми пушками, из полка казачьего Пантелеева, того ж числа в ночь велел идтить стороннею дорогою вверх по Кубани и, скрывая себя таким образом, дошедши устья Лабы, при рассвете показаться на самом берегу Кубани противу оной и, поставя лагерь, пробыть двое суток, а между тем, обозря еще партиею от себя до Тифлисского редута, следовать вниз по Кубани настоящими маршами, казав себя везде противному берегу. Предмет мой был сим отрядом: показать в разных местах на берегу в короткое время войска, согнать ежели бы могли найтиться шатающиеся для воровства партии закубанцев и захватить пленных, а наконец, таковым приближением к левому своему флангу и поискать, где находится неприятель.

Господин бригадир Поликарпов возвратился сентября 23-го, донес мне рапортом, что в бытность его противу устья Лабы во все время неприятель ему не казался и посланная партия выше, до сказанного, места, на тридцать восемь верст на здешней стороне нигде следов оного не нашла и на противном берегу не заметила. [361] При возвратном его пути, 21-го числа по утру, идучи от Петровского ретраншемента, открывающими в лесах драгунами и казаками с левой стороны ниже устья реки Шекупс найден по берегу след и лодка человек на десять; сие заставило командующего авангардом Владимирского драгунского полка капитана Васильева, дав знать начальнику деташамента, поискать прилежнейше в околичном лесу переехавших на оный людей, а занимаясь тем по ведущему следу, приближался против селения, лежащего в лесу близ самой Кубани, на противном берегу при устье реки Унабата; по стоящему тогда туману прежде его не мог заметить, покуда не был сделан по нем залп чрез реку ружей изо ста; с сим, увидя деревню и людей, из нее бегущих в лес, ту ж минуту дал знать начальнику; сей поспешил в нему с двумя пушками и тремя эскадронами, оставя прочие к дальнейшему наблюдению, и, найдя в страхе бегущих, решился, спеша эскадрон, велеть ему, Васильеву, под пушками, на стоящих тут же у берега четырех лодках переправиться к деревне. Повеление исполнено с хорошим успехом и переправившийся, найдя до двухсот дворов деревню, тотчас ее зажег, равно как и имеющиеся при оной около берега в копнах хлеб и сено. Неприятель весьма отважно защищал оную жестовою стрельбою, засевши в лесу, прикрывая тем своих жен и детей, и хотя их, но небольшому количеству переправившихся, от плена спасли, но не могли избежать собственного поражения от наших пушек, в пристойных местах постановленных, и воспретить драгунам, также без пощады поражавшим, обратить все домы, хлеб и имущество в пламень и многою воспользоваться притом добычею. В самое ж то время, версты четыре ниже, на нашем берегу, в луке у самого берега, казаками открыты закубанцы. Полк Пантелеева и два эскадрона драгун, не зная точного числа, туда бросились,, нашли только человек до десяти при стаде баранов, встретивших их из ружей, из коих двое заколоты, прочие бросились в Кубань, а двое, в том числе один уздень, взяты в плен, и все бараны достались в добычу, коих нашлось 1800, [362] и отданы корпусу в порцию. При сем истреблении деревни, полагает господин бригадир Поликарпов, убитых закубанцев до ста человек, с нашей же стороны только легко ранено драгун два и казак один. В продолжение сего времени я, оставаясь при Римском редуте, занимался исправлением попорченного во время марша чрез степь и ожидал прибытия с войском донским господина генерал-майора и кавалера Мартынова, который поныне еще не прибыл. Закубанцы мне и моим партиям никак не казались, кроме что с самого прибытия на 12-е в ночь и 12-го в половину дня с противного берега открывали мой лагерь, а больше место переправы, малейшими разъездами. От господина генерал-поручика и кавалера графа Дебальмена на мой рапорт от 27-го августа получил уведомление, что, по последне-полученным им сведениям, турки расположились на речке Шевкуше ², к урочищу Хаджус, и их там, кроме черкес, до десяти тысяч и более десяти пушек, и что на отражение их предприятия расположил он свои войска к Кубани в таких местах, где воспретить - удобно можно произвести им желаемое в действо.

Взятого в плен узденя Хамырз-Магомета показание у сего честь имею поднести, из коего ваша светлость усмотреть изволите подтверждение о походе турков и о месте пребывания, но точно ль сие справедливо, в скором времени открыться должно, ибо я, сообразуясь уведомлению графа, из теперешнего положения иду к устью Лабы, куда приказал поспешнейше прибыть господину генерал-майору и кавалеру Мартынову с донским войском и там, будучи способным обратиться равно на оба фланга, не упущу случая, по точному осведомлению и обозрению, нанести неприятелю чувствительнейшего удара и вреда, который бы заставил отменить ему свои предприятия. [363]

______________________________________________________

Показание взятого в плен сентября 21-го дня деташаментом господина бригадира Поликарпова узденя Хамырз-Магомета.

Уздень он от народа Хамышей; владение сие принадлежит князю Гаджи-Оглу-Айтич; живут по речке Саувху, впадающей в Кубань пониже уст Лабы, между речек Шекупс и Унабата, принадлежащие к бзадыкам, смежны с абазою, атукайцами и мухошами; от Анапы не более двухсот верст. В Анапе он сам не был, а ездили с их владения старики, по позыву турков, с каждого селения человека по три и по четыре еще весною; по возвращении объявили, что они от паши дарены деньгами и спрашиваны о количестве людей вооруженных в деревнях, и когда ответствовано, что в больших больше и в малых меньше, тогда получили приказание быть всем вооруженным и готовым для того, ежели российское войско приидет к Кубани, собраться всем куда приказано будет; но как неизвестно было о приближении войск, то, по отъезде его из своей деревни, их владение все еще оставалось в домах, а после того, равно и о прочих не знает. Из дома он как выехал, прошло по взятии его двадцать шесть дней; причина ж выезда от вышедшего — несогласия с братом за худобу овец, из коих взяв себе принадлежащую часть и несколько от других, коих было всех до двух тысяч, отправился на сию сторону с десятью черкесами, с клятвою: “не возвратиться до тех пор, покуда не откормит своих овец," но хотя и угрожали ему опасностью от войск российских, но он, того не уважая, расположился в излучине вдавшейся в Кубань, против деревни Тоуслан-хабль. Деревня сия принадлежит одному князю того ж имени, как оная называется, и ни к какому владению неприкосновенна. По бытности его против сей деревни двадцать дней, что пришли войска российские к Римскому шанцу на берег Кубани, он знал совершенно, но чтоб пошли вверх по Кубани — не надеялся, и от которого места взявшее его войско зашло — не знает; но только на рассвете увидел деревню в огне и вдруг скачущих к нему казаков и солдат, [364] от коих шесть из его товарищей спаслись чрез Кубань в лес, двое заколото, а он с одним и с овцами взят.

Турки из Анапы, сколько ему известно, выступили тремя частями: первая при начале сенокоса, вторая при окончании оного, а третья по снятии всего хлеба; числа находящихся в частях турок не знает, а примерно полагает, что первая больше отряда российских войск, его взявших, с восьмью пушками, вторая против отряда, а третья менее; всех же вообще считает не более трех тысяч, большею частью пешие. Турки шли из Анапы чрез Заны одною все дорогою вверх по Кубани, и точно к бесленеям; провиант везли с собою на арбах, кои к ним доставлены за деньги от темиргойцев и на нанятых у ногайских татар, живущих около Анапы. К туркам из абазинцев, хамышей, атукайцев и других народов, внизу находящихся, никто из владельцев и черни тогда не присоединились, потому что пошедшие в поход турки надеются присоединить к себе темиргоев, бесленеев, чеченцев и прочих, живущих против линии народов, а о кабардинцах точно ничего не знает; в здешнем же краю оставили для того, что когда прийдет российское войско на теперешнее место и захочет, переправясь, идтить к Анапе или в другую сторону, тогда б были все готовы к воспрепятствованию пути чрез переправы и узкие места на тех дорогах, куда бы оно не обратилось. Пошедшими в бесленеи войсками командует бывший в Анапе паша, а там на место его остался присланный из Царьграда другой, но кто они таковы не знает, для того, что черкесы не почитают нужным знать о именах, но все вообще называют пашою. Слышал, что в Анапу пришло нынешнею весною весьма много турок, но о числе не знает и сам не видал. Из турков, пошедших в бесленеи, не только никто не возвратился, но, слышал, что там останутся и зимовать, но для чего — не знает; а чтоб находились на Шевкуче (Шхагуаше) или поблизости на Лабе, того не слыхал, но что у их владения оных нет — верно знает. Урожай хлеба в нынешнем лете был посредствен и едва на годовое пропитание достать может. Селима-Гирея, который [365] был в российской службе, знает; он находился в Анапе недолго, и уже будет скоро год как в Царьграде, а в здешнем краю его нет.

Рапорт генерал-поручика барона Розена князю Потемкину от 11-го октября 1790 года.

После моего донесения вашей светлости от 26-го прошедшего сентября, предпринял я движение со вверенным мне корпусом в устью Лабы, в намерении, по уведомлению графа, найтить туров на Шевкуче и, поставя себя противу их, удержать от дальнейшего следования и, если способность позволит, разбить. 29-го получил от его ж сиятельства извещение, изъявляющее его расположение, о движении войск кавказских на поражение неприятеля и мысли к пресечению ему пути, с коего при сем подношу копию. Сообразуясь оному, почел нужным приступить к исполнению, дабы тем удержать соединение горцев с турками и истреблением всего лишить надежды к дальнейшему пропитанию.

Второго октября прибыл ко мне с тремя тысячами четырехстами сорока пятью человеками всех чинов донского войска господин генерал-майор и кавалер Мартынов; с прибытием его, оставя вагенбург на своем берегу, третьего со всеми войсками поставил я себя на неприятельском, между рек Шекута (Псекупса) и Пчаса, против бзадыков. При самой переправе неприятель казался кучами, в намерении воспретить оную, но ничего успеть не мог, а вместе с его сборищем почувствовал в короткое время чувствительнейшее поражение, коего не могши выдержать, рассыпался во все стороны. Отряды мои тот же день последовали вдруг вверх и вниз по обеим сим речкам, а я с главною частью остановился посредине, на Пчасе, ждать от исполнителей успеха. По седьмое число прошли они во все стороны каждый не меньше пятидесяти верст, покуда возможность дефилей позволяла; неприятель нигде им препятствия не делал и, не вступая в бой, рассеявшись на мелкие части, был свидетелем, как войска наши в глазах их предавали огню [366] селения, хлеб, сено и все, что служит к пропитанию. Седьмого перешел на речку Марте, в двенадцати верстах от Пчаса. В следовании моем неприятель препровождал меня только стороною в разных местах сборищами. Казаки, с подкреплением драгун, сколько на него ни бросались, но он всегда бежит в леса, не делая почти и перестрелки, а при самом прибытии к реке открывающими фланги казаками захвачен один абазинец в плен, который объявил о сборище разного рода закубанцев вверх по сей реке, верст за десять, и вниз, о народе адимейском, между Марте и Псиши находившимся с их семейством и имуществом. Того ж числа в ночь отряжены войска донского походные атаманы: к первым — от армии подполковник Ребриков, а к последним премьер-майор Голов, каждый с тысячью казаками. На рассвете 8-го числа, достигши Ребриков к месту ему предписанному, был встречен от закубанцев, коих было человек до 600, при деревне, там лежащей, жестоким образом; казаки им не уступили и, сделав надежнейший удар, опрокинули и гнали стремительно версты две до самого леса, из коего, сидящие в опушке горцы подкрепили своих залпом по казакам из ружей, что заставало их остановиться и, спешась несколько, начать перестрелку с пешими; конные больше уже к драке не обращались, а только изредка под пешими выстрелами производили шермицель; прочие ж, как слышно было женский и детский в лесу вопль, старались укрывать их далее в леса. Господин Ребриков хотя по невозможности, в рассуждении крепкого положения места, не мог достать семейств неприятельских, но из сразившихся с ним убил на месте 52 человека, потеряв со своей стороны одного старшину и трех казаков убитыми, да двенадцать имея раненых, возвратился того ж числа, предавши огню три деревни, со всем в них находящимся пропитанием. Голову в продолжении его пути ничего не встретилось, как только найдя с хлебом пустых восемь деревень, истребил огнем и возвратился благополучно, а сверх того, то ж делая в разных местах, и прочие отряды навели чувствительнейшее истребление и опустошение всем [367] местам по той реке к выгоде неприятеля находящимся чрез двухсуточное время.

Девятого числа прибыл я со всеми войсками на реку Псишу к границам темиргоев; продолжающейся трое суток чрезвычайный дождь, сделав от наполнения сей быстрейшей реки трудную переправу, заставил меня остановиться между Шекупса и Псиши. Жилища бзадыков и адимейцов, числом двадцать восемь деревень, со всем пропитанием истреблены. Турок по сие время нигде здесь не вижу. Горцы в бой не вступают, а, оставляя свои жилища, бегут. Пленный уверяет, будто турки точно вверху за Кубанью, коим о следовании сего корпуса, лишь только он приблизился к берегу Кубани, знать дано, и что им нет другой к возвращению дороги, как только сия, где ныне нахожусь.

Здесь будучи, возможность найду, на переправе, отряды мои делают поиски вверх с левого берега по Псише с таковым же успехом; вчерашний день с прибывшими от Черкасска казаками получил от господина генерал-поручика и кавалера графа Дебальмена сообщение, пущенное от 29-го сентября, с приложением в копии ордера вашей светлости, писанного к нему из Богоявленска от 18-го того ж месяца, в коем между прочим повелевать изволите: “ежели я близок к Таману, то уже следовать туда». Во исполнение сего приемлю смелость донести:

Теперешнее мое положение от Тамана есть в 270-ти верстах, провианта имею ноября по 5-е число, а по сему расстоянию и по малому количеству хлеба не могу теперь решиться предпринять путь туда без объяснения вашей светлости о предстоящей невозможности, коя заставит потерпеть людям совершенное изнурение, в рассуждении позднего уже времени, ибо, считая с сего числа, маршей до Тамана быть должно по известной сей дороге в самое лучшее время пятнадцать, на которых знатные только ставятся в счет переправы, в теперешнее ж по чрезвычайным здесь дождям и болотным местам всякая лощина наполнена и равно ж трудна к переходу; сверх сего — главнейшая под Темрюком и вашей светлости [368] известная, при выгодном времени не меньше пяти дней задерживала, а, положа и сие только время, да пять роздыхов прибавя, марш свой должен буду кончить в двадцать пять дней; но предстоящее ненастье и суровость времени непременно оный умножа, даст чувствовать и неминуемую при переправах работу, где солдат, утрудившись в грязи и будучи ненастьем вымочен, не найдет по открытой степи не только возможности ко обогрению, но даже и к сварению нужнейшей пищи, что, без всякой помощи в подкреплению сил, довести должно до непременного изнеможения, а особливо пехотные полки, кои, считая с окончания прошлогоднего кампамента и похода господина генерал-поручика Бибикова за Кубань, почти год в походе беспрестанном находятся. По таковым обстоятельствам боюсь пуститься в такой путь, который труднейшею единственно от времени дорогою, ослабит и доведет во всех частях войска до несостояния после того далее действовать. Здесь, не отступая от моих намерений, наказывать закубанцев, нахожусь в состоянии, для того, что имею людям и лошадям достаточное продовольствие, кое поныне не только их поддерживает, но и исправляет; не оставлю продолжать то, покуда не попадутся мне они и сами, а между тем, предавши в особливое разсмотрение вашей светлости поход мой на Таман, буду иметь честь ожидать решительной резолюции, предвидя крайнюю невозможность идтить во оный, находясь за такое расстояние; больше ж страшит меня позднейшее возвращение, могущее нанести весьма неприятные следствия, от суровости времени всегда почти в обратном пути здесь чувствуемые, как то и прошлого, года со мною случилось, что, выступая из Тамана 21-го октября и при благополучной осени прибывши уже к Ее (?) ноября под третье на десять, едва только успел и при оной спасти от жестокой метели людей, но потеря в лошадях была чрезвычайная; ежели бы то случилось в открытой степи — никаких нет средств принять к спасению как людей, так и лошадей, а посему сей последовавшей случай заставляет меня откровеннейше вашей светлости донести и всепокорнейше просить о снабжении скорейшим повелением. [369]

Рапорт генерал-поручика барона Розена князю Потемкину от 4-го ноября 1790 года,

По отправлении моего покорнейшего от 11-го октября рапорта, л, оставаясь за чрезвычайным ненастьем на левом берегу реки Псиши, делал поиски вверх и вниз оной отрядами по утеснению закубанцев, а 14-го числа от захваченных в плен двух абазинцев узнал о сборище того народа к горам близ деревни Кайчуко-Габле, владении абазинского князя Куймако-Кагай, с присоединением бзадыков и темиргоев, в намерении воспретить мне ход далее к их владениям и на правый берег к темиргоям. Должность моя требовала изведать справедливость показываемого и отнять ту мысль у сего дерзкого народа, хотя уже и ни что не препятствовало мне к переходу. 15-го почел нужным подвинуть свой лагерь к ним ближе к удобнейшему наказанию собравшихся; на самом марше, в половине одиннадцатого часа, достигавши уже до места лагеря, казаки, открывая все места, по обыкновению бросились фуражировать в предстоящую между лагеря и неприятеля деревню. Неприятель, пользуясь сим случаем и будучи в силах, ударил на сие неустроенное войско и гнал наглым образом в глаза всего корпуса; я ту ж минуту послал господина бригадира Поликарпова с Владимирским драгунским полком защитить рассеянных казаков и, разбив горцев, преследовать. Сей храбрый начальник, несмотря на число неприятеля, коего было до двух тысяч, имея в числе оных до пятисот панцырников, стремительнейшим образом в него ударя, гнал верст пятнадцать в самые леса, поражая пушками и разными отделенными частями, как только возможность позволяла. Неприятель, сколько пи силился удерживать нарочно приготовленные крепкие свои места и сделанное самым крепчайшим образом ближе трех верст от деревни деревянное укрепление, но драгунами отовсюду выбит, поражен, и вся та их ко удержанию себя надежда (?) истреблена, разбросана и сожжена. Ночь и лесная дефилея воспрепятствовали ему к дальнейшему поражению и к конечному истреблению сказанной деревни, и господин Поликарпов, оставя горцев рассеянных, [370] возвратился, убив на месте до трехсот человек, с своей же стороны имел только раненых прапорщика Тюменева, вахмистра одного, драгун семь, убитых строевых лошадей четырех, да собственных верховых: под премьер-майором бароном Герсдорфом и под капитаном Гладким, да раненых строевых драгунских четырех; казаков же во время сего на них нападения убито и безвестно пропало 13, раненых старшина один, казаков шестнадцать.

Шестого надесять к удобнейшему переходу чрез реку и чтоб захватить от гор темиргоев, переменил я свой лагерь еще выше на восемь верст. Неприятель крепкую полагал надежду держаться в своих местах и, несмотря на свое поражение, собрался в превосходных прежнему силах воспретить иметь мне в руках свою деревню Кайчуко-Габле, в коей находилось не малое количество хлеба и сена свезенного.

Под седьмое надесять в ночь отрядил я господина бригадира и кавалера князя Щербатова с Нижегородским драгунским полком и шестьюстами казаков при походном атамане и армии премьер-майоре Голове, который бы на рассвете, достигши того места, истребил как неприятеля, столь гордо о себе мыслящего, так и весь запас в той деревне, им оберегаемой. Господин Щербатов с особливым искусством, учреди часть ему вверенную, на самом рассвете достиг места предписанного; горцы, в числе множественном будучи, встречали его в самых важнейших местах сильным сопротивлением, но, уступая поражению и храбрости офицеров и драгун, не в силах были удержать от истребления огнем их гнезда и всего пропитания как для себя, так и для скота, из многих мест там свезенного.

Победители, найдя разные тут укрепления и дефилеи, всякий шаг туда приобретали себе оружием, а неприятель, лишась последней надежды, отчаянно удерживал, но, не могши устоять, принужден был смотреть на истребляемое, повергая себя и спасшихся от поражения конечному от голода истреблению. Окончивши сие дело, господин Щербатов возвращался седьмого надесять к корпусу, [371] не мысля уже себе иметь препоны к переходу дефилеи, хотя и видимы были горцы на правом берегу Псиши, но сей сикурс, спустившись к берегу с крутизны и прикрыт будучи густейшим лесом, сверх его чаяния занял у него последнюю дефилею. Поставленная неприятелем сия преграда заставила рассыпанных к соединению и с жестокою запальчивостью не давать ему пути, подбегая притом со всех сторон по лесам; тут принужден был возобновить жестокое сражение, продолжив около часа из пушек, и, наконец, спеша четыре эскадрона драгун, с чувствительнейшим неприятеля поражением открыл себе дорогу штыками и, опрокинув сие последнее из трех тысяч сборище закубанцев, гнал пешими и конными драгунами и казаками без всякой пощады до тех пор, покуда совершенно рассеял. На месте сражения сочтено неприятеля убитого 285, выключая тех, кои от сабель и казачьих пик во время преследования в разных местах пали; с нашей же стороны безвестно пропал капитан Керпен, драгун убито одиннадцать, казаков девять, ранено легко: прапорщик Будков, подпрапорщик один, драгун тринадцать, войска донского полковых писарей два, казаков десять; тяжело ранено драгун пять, казаков три; лошадей строевых убито пятнадцать, ранено двадцать одна, подъемных артиллерийских четыре.

По двум жестоким поражениям скопившегося неприятеля и по сожжении деревни и знатного магазейна, в ней находящегося, неприятель не смел более нашим в том месте казаться. 18-го отряженными, под командою Нижегородского драгунского полка премьер-майора Ланга, четырьмя эскадронами драгун и двумястами казаками остатки бегущих закубанцев к вершинам Марте разбиты, где он убил четырнадцать, некоторых потопил в реке, в плен взял трех, прочие спаслись бегством, и в добычу получил двадцать восемь волов, везущих на арбах хлеб, не имея никакого со своей стороны убытка. Того ж числа переправился я со всеми войсками на правый берег Псиши к темиргоям. К вечеру посланною партиею пойман один турок, который объявил мне об их разбитии и [372] о взятии Батал-паши в плен нашими войсками вверху Кубани и что разбитые турки, знавь сзади себя российские войска, бегут разными частями по вершинам гор, будучи в беднейшем положении от голода, и за одно только пшено к своему пропитанию принуждены отдавать абазинцам свое оружие и лучшую одежду, а, сверх того, многие остаются жертвою плена, от абазинцев порабощаемые. По известию от турка, хотя я и не удостоверялся его показаниям, в рассуждении, что не имел сведения от командовавшего там генерала, но первое мое правило было, сколь можно далее двинуть мои войска к горам, дабы пресечь, ежели попадутся, путь бегущим, а для сего 19-го отправлены были отряды из легких войск вверх по правому берегу Псиши к наблюдению и истреблять все, что бы ни попалось темиргойское.

20-го явился у меня из темиргойских князей владелец дюркайской и мамхошской Айжугуюк-Измаил, а из оставших адимейцев Бат-мурза, просили пощады себе и им подвластному народу, повергаясь притом со всеми в вечное подданство Российского Престола, и того ж числа в вечеру получено мною от господина генерал-поручика войскового атамана и кавалера Иловайского уведомление о смерти графа и с приложением в копии рапорта господина генерал-майора Германа о точном разбитии турок. Покоряющимся обещал я просимое, а противным не упускал наносить в сей день и 21-го числа всех утеснений и истреблений, сколько где способность позволяла.

22-го отправлен отряд к реке Белой, войска донского из тысячи пятисот казаков состоящий, под командою походного атамана и армии подполковника Ребрикова, который, пройдя по оной до пятнадцати верст, истребил огнем три темиргойские противные деревни с их хлебом и тысяч до десяти копен сена, не видя нигде препятствия неприятельского; возвращаясь к корпусу и верстах в восьми от оного коснувшись подошвы гор к реке Псише, встретился с абазинцами и тотчас начал перепалку; неприятель, час от часу умножаясь из лесу, заставил казаков ретироваться, кои, [373] отступая, привели горцев в глаза корпуса; видя ретирующихся казаков, тотчас велел я идтить на подкрепление Владимирского драгунского полка подполковнику Нелидову с тремя эскадронами драгун; сей храбрый офицер поспешнейше, под дымом казачьим, к ним приблизился и, выстроившись в порядок, внезапно и столь сильно в глазах моих ударил в поощренного неприятеля, что оный, изумившись, тотчас показал спину. Драгуны, потоптавши фронтами, доставили случай задних резать казакам, а сами, что попалось под сабли поражая, гнали стремительно до тех пор, покуда все скрылись рассеянными без остатка. Неприятель потерял лучших своих наездников и мурз четырех, да разного звания убитых на месте до пятидесяти; в добычу получено казаками 16 лошадей со всею амунициею. Из наших же ранено драгун три, убито лошадей четыре да ранено три, казаков убито три, ранено старшин два, казаков семнадцать.

К вечеру приехали ко мне объявленные темиргойской и адимейской владельцы с узденями и начальниками деревень, в числе 58-ми человек, коих истинного повиновения и преданности Российскому Престолу не могли отвергнуть, принял смелость, сколько знание мне позволяло, предложить им повергаемое при сем пред вашу светлость постановление и 24-го числа, утвердя то присягою, взял в залог их верности из ближайших владельческих родственников двух человек, кои ныне при мне находятся. Числом вшедших в подданство: дюрканов и мамхошов, под начальством владельца Айжугуюк-Измаила, двадцать две, да адимейских, под начальством Бат-мурзы, пять, а всех 27 деревень, каждая от 25-ти, 50-ти и до 300 дворов; живут из них первые по речкам Ули, Фарс, Сарале, Куржипс, Сагвашам, простираясь к вершинам Лабы, граничат с махошами и бесленеями, а последние между Псиши и Сагвашей, коя и Шевкучем значится, к берегу Кубани.

Татары ногайские, кочующие по Лабе, убояся наказания, повергли также себя в волю Монаршую и со всеподданнейшею покорностью просят прощения в нарушении клятвы, данной пред сим в [374] верности, с таковым повержением, чтоб обратить их куда вышней власти будет угодно, а в доказательство своего обращения к должному повиновению просили у мена позволения перейтить на наш берег Кубани, против Прочного Окопа перезимовать, а после предаются всему, для них определенному. Всех их разного рода и поколения до двух тысяч пятисот казанов, и я, в намерении убавить за Кубанью хищников, дав о сем знать командующему линейными войсками господину генерал-майору Булгакову, тот переход им позволил, а они исполнили то в самой скорости, так что

29-го октября переправились уже за Лабу и пошли в путь, находясь под начальством главнейшего Бияраслан-Ивасу и других мурз, но впрочем все сие особо представляю милостивой вашей светлости и покровительству.

Между сим упражнением не оставлял я довершать истребления остатков не покоряющихся темиргоев и соседних с ними абазинцев, в глазах нам преданных, кои, будучи довольны целостью своею, были проводниками к местам, нами незнаемым. Господа полковники Самарин и Шишков по 29-е число, а господин бригадир Поликарпов наконец довершил по Сагвашам, дойдя до самого дома главных темиргойских князей Айтетюка и Асламбека, между Пчаса к вершинам Сагвашей лежащего, предав без остатка все огню, что только встретиться могло.

После таковых жестоких поражений и истреблений закубанцы доведены до такого страха, что уже не смели нигде казаться и казакам нашим, сколь они против их ни дерзки были. Не могу выразить в точности той беды, кою противники чувствовали и чувствовать должны, а только искреннейше смею вашу светлость уверить и о тех, кои не подпали мечу, должны будут претерпеть жесточайшее изнурение от холода и голода, ибо спаслись только сами, но все их пристанище и пропитание без остатка, где только найтиться могло, истреблено и взято нами, и я, не находя более нигде уже неприятеля, возвратился второго числа сего месяца на свой берег, опустоша все между рек Шекупса, Пчаса, Псиши и Сагвашей, по самое владение [375] преданного нам владельца Айжугуюк-Измаила, числом всех 76 деревень разного рода.

В заключении сего позвольте мне светлейший князь, поруча себя и мои дела милостивому вашему воззрению, отдать достойнейшую справедливость драгунским полкам, под моею командою находящимся, кои не только что особливым попечением начальников исправны, но я, еще первый сей имевши счастливый случай употреблять их сходно с положением, нашел всех в них служащих с совершенною храбростью и способностью истреблять, бить и гнать ветреного неприятеля, к поражению коего одна только скорость способствовать может. А затем и принять смелость рекомендовать и поручить особливой вашей милости: во-первых, господина генерал-майора и кавалера Мартынова, во всем мне споспешествующего, а за ним господ бригадиров Щербатова и Поликарпова, трудившихся во всю бытность за Кубанью и поражающих своими полками везде неприятеля, Владимирского драгунского полка подполковника Нелидова, как храброго, искусного и неутомимого офицера, командовавшего во все время авангардом; премьер-майоров Герсдорфа и Яковлева и Нижегородского Ланга, командовавших отрядами и исполняющих с успехом на них возложенное; артиллерии капитана Нелюбова, имеющего в отменной исправности артиллерию и просящегося всегда с отделенными частями, многие опыты своего искусства оказал в поражении неприятеля; сверх сих, особливо замеченных мною в храбрости, капитанов драгунских полков: Нижегородского Похвиснена и Владимирского Гладкова и Васильева; войска донского и армии подполковника Алексея Ребрикова и полковника донского ж Петра Ребрикова, отличившихся своими особыми в храбрости и порядочном отправлении всех возложенностей. Дежурный при мне Нижегородского драгунского полка секунд-майор Меркулов, выполняющий с точностью и особливым рачением вей мои повеления и который, с отличною храбростью достигая в опаснейшие места для пользы службы Ея Императорского Величества и немаловременным прежде сего ревностнейшим отправлением возложенных на него должностей, будучи всегда примером своим [376] подчиненным, заслуживает особливую милость вашей светлости. Также и подноситель сего Владимирского драгунского полка капитан Заболотцкой, равно ж при мне находящийся и во всех делах надежно в помощь дежурному моему от меня употребляемый по своей расторопности и усердию, заслуживает милостивого вашей светлости воззрения.

Находясь теперь на своем правом берегу, имея у себя провианта только на пятнадцать дней, больше ж по настоящим уже морозам и позднему времени принял смелость идтить к берегу Дона, дабы не подвергнуться в степи опасности при застижении зимы. По прибытии, буду иметь честь ожидать вашей светлости повелении о расположении полков на зимовые квартиры и об отпуске войска донского, коего чрез сего покорнейше испрашиваю.

Пленных, взятых за Кубанью в разные времена, одного турка и десять разного рода закубанцев, куда отправить повелено будет, имею ожидать резолюции.

Предписание генерал-поручика и кавалера графа Антона Богдановича де-Бальмена генерал-поручику барону Розену от 19-го сентября 1790 года № 204.

На рапорт вашего превосходительства от 8-го сего месяца с № 178, мпою 16-го числа полученный, сообщить честь имею:

Но обстоятельствам теперешним, в рассуждении движений неприятеля, назначаю я переправу войскам кавказского корпуса около двух Зеленчуков; оные туда вслед засим пойдут, и сие в том намерении делаю, что силы неприятеля, по дошедшим сведениям, вблизи там находящиеся, встретить не могу и не допущу их произвести что либо предпринятое ими в действие: ежели случиться может, что неприятель тут не встретится, то конечно в тем местам, где его пребывание прежде почитали, пойду и войска достигнут к первому числу октября на Лабу, против Мухош. Здесь конечно неминуемо будет неприятель, но, по неизвестности его сил и чтобы воспретить умножение их горскими и другими народами, да и самые турецкие опрокинуть, сходно с повелением ко мне светлейшего [377] князя, сужу нужным, чтобы ваше превосходительство, сообразно тому в обращению корпуса вашего взяли меры, и мне кажется, что при сем случае другого употребить не должно, а двинуться к переправе Текелеевской, перейти Кубань и между Чекупсом и Чаавуши, действовать против темиргойских и прочих залабинских народов и стараться туркам отрезать возвратный путь и тем самым, сходно с повелением его светлости, содействовать к подвигам кавказского корпуса и быть ему подпорою. Сия дистанция вашего движения с корпусом не переступит назначения его светлости, которую почитать он изволит от Темижберга, да сие и в том разуме я сказал, что когда неприятель успел пройти дистанцию теперешнего вашего положения, то сближение ваше к означенным местам заградить может ему уход, а мое следование ему навстречу доставит случай конечно разбить его; впрочем же если за сим встретятся обстоятельства, но которым нужно будет переменить мне теперешнюю мою позицию, то поразить вам неприятеля, находясь в той дистанции, и если б он и перешел теперешнюю вашу, удобно можно и мне конечно вспомоществовать беспрепятственно и безопасно будет. Не оставьте сделать сообщаемого мною к первому числу будущего месяца, ежели то без особливого вам будет затруднения, иначе же хотя и на теперешнем вашем положении остановитесь, пока я буду иметь честь вам сообщить, соображаясь непредвидимым обстоятельствам, нужное. Сие отправляю я чрез партию, но таковое же на всякий случай посылаю к господину генерал-поручику Иловайскому, чтоб и он к вам доставил.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ.

Закубанским народам, вступающим в вечное подданство Всероссийского Престола ³

1) Отвергнуть повиновение к Порте Отоманской, поныне чувствуемое, не впускать турков в свои владения, не делать им ни [378] людьми, ни продовольствием никакой помощи и не позволять никогда проходить чрез свои владения.

2) Остаться в роды родов со всеми подвластными им народами в вечном подданстве Российской державы и Припять все законы, кои им даны будут.

3) В знак верности и повиновения дать владельцам своих детей или братьев родных в аманаты, а, по востребованию, и самим отправиться к его светлости к высокоповелительному господину генерал-фельдмаршалу Великому Гетману и многих орденов кавалеру князю Григорию Александровичу Потемкину-Таврическому.

4) Всех не покоряющихся Российскому Престолу истреблять и притеснять, как собственных своих неприятелей.

5) Всех российских людей, находящихся в плену, сколько в наших владениях теперь есть, возвратить без изъятия.

6) Все сие постановление утверждаем торжественно Ея Императорскому Величеству нижеследующею присягою.

Комментарии

1. Степная река впадающее в соленое Хонское озеро близ Ясинской станицы. Е. Ф.

2. Вероятно Шхагуаше, названная русскими рекой Белой. Е. Ф.

3. Постановление написано на русском и татарском языках.

Текст воспроизведен по изданию: Материялы для истории Северного Кавказа 1787-1792 гг. // Кавказский сборник, Том 20. 1899

© текст - Фелицын Е. Д. 1899
© сетевая версия - Тhietmar. 2021
© OCR - Валерий. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1899