-

КАВКАЗ В 1787-1799 ГОДАХ

ОТ РЕДАКЦИИ.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

В распоряжение Военно-исторического Отдела вступила между прочим в хаотическом беспорядке масса бумаг бывшего георгиевского архива, примерно 6-7 пуд, находившаяся на хранении в архиве окружного штаба, судя по некоторым данным, с 1847-го года. Бумаги эти, относящиеся ко всевозможным предметам, обнимают собою время нашего управления но Кавказе с сентября 1787-го по 1800-й г. и частью касаются 1785-го и 1780-го годов — но лишь по тамбовскому и рязанскому наместничествам, не представляя в последнем случае никакого интереса для истории кавказского края ^*. Не смотря на тщательную рассортировку всех бумаг, немногие из них удалось сложить в нечто связное и последовательное, а из остальных пришлось поневоле ограничиться извлечением сведении отрывочных или даже лишь одних указаний на события. Тем не менее все, что привелось добыть из них в смысле материала для военной истории края, нельзя не причислить к приобретению весьма, ценному. Вследствие этого редакция сочла вполне необходимым вызвать их из тлена и мрака на свет божий — именно из “тлени”, потому что они, изображая собою уцелевшие от пожара и невнимания наших отцов остатки георгиевского архива, до такой степени поблекли и заплесневели, что едва поддались самому терпеливому исследованию, в особенности при манускрипции прошлого [2] столетия. В описываемых ныне годах отсутствует много событий первой важности, уже более или менее предвзятых историею по разным документам; но так как редакция поставила своею задачею разработку только уцелевшего георгиевского архива, то не считает себя вправе обращаться для полноты описания 1787-1799 гг. ни к каким другим источникам.

Остатки георгиевского архива имеют еще и ту важность, что составляют подспорье делам бывшего архива моздокских комендантов, который только в нынешнем 1889 году централизован при штабе Кавказского военного округа Военно-историческим Отделом. Это — архив богатый, весьма интересный и замечательный; в нем-то именно и находится все то, чего не достает в бумагах георгиевского архива, вследствие чего материалы того и другого служат взаимным друг другу дополнением. Но, к сожалению, дела моздокского архива находятся еще в худшем и более печальном состоянии: они большею частью прогнили так, что при неосторожном обращении от сгнивших листов остаются в руках одни только клочья, а нередко и пыль; многих листов в них недостает; выцветшие чернила могут быть осилены только при помощи увеличительного стекла, и наконец, рукописание, которым они обилуют, представляет собою такую замысловатую кириллицу, что требует предварительно тщательного его изучения. В виду всего этого не представилось никакой возможности делать теперь же извлечения из дел моздокского архива в связи с георгиевским и дополнить одни материалы другими, почему редакция остановилась на последнем из них, оставляя разборку дел моздокского архива до будущего времени и довольствуясь пока тем, что он спасен от окончательного уничтожения. [3]

КАВКАЗ В 1787-1799 ГОДАХ.

(Из уцелевших остатков георгиевского архива).

1787 год. Вступление генерал-поручика Текели в командование кавказским корпусом и кубанскою частью. Положение войск. Утверждение корпусной квартиры в Георгиевске. Состав и расположение корпуса. Разделение края в военном отношении. Сведения о действиях наших войск за Кубанью. Отношения наши к кабардинцам и чеченцам. Управление калмыками. Черты из внутреннего быта войск. 1788 год. Приготовления к походу. Сведения об отрядах и о военных действиях. Наводнение. Роспуск войск. Отношения наши к «сопредельникам» и дагестанским владельцам. 1789 год. Характеристика генерала Текели. Эпизод из внутреннего быта войск. Вступление в командование графа Салтыкова. Диспозиция князя Таврического. Состав отрядов. Сведения о действиях наших войск за Кубанью и у Тамани. Распоряжение о поиске за Кубань. Своевольная выходка кабардинцев. Содействие наше персидскому принцу Муртаза-Кули-хану. Сношения с дербентским ханом и с шамхалом. Порождение неудовольствия между чеченцами и дагестанцами. 1790 год. Командование корпусом генерал-поручика Бибикова.

В начале сентября 1787-го года и командование “кавказским корпусом и кубанскою частью» вступил генерал-поручик Текели, непосредственно засим произведенный в генерал-аншефы ².

Из отзыва его в кавказское наместническое правление от 1-го октября видно, что предместником его по командованию “всеми войсками кавказского корпуса, регулярными и иррегулярными, а также кубанскою частью" был генерал-поручик Павел Сергеевич Потемкин. Назначая вместо него генерала Текели, светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический снабдил последнего следующим ордером:

«Подробнейшие обо всех тамошнего края обстоятельствах сведения приказал я доставить вам г. генерал-поручику и кавалеру Потемкину, от которого получите также все мои предписания и всю денежную казну, и прочее до начальства кавказского корпуса касающееся».

Вместе с тем, но распоряжению князя Таврического, которому край непосредственно подчинялся 2), на благоустройство войск было отпущено Текели 669468 р. 80 к. — [4] цифра весьма почтенная даже и для позднейшего времени — экстраординарной суммы. Текели тотчас же обратил ее в дело на разные снабжения корпуса и на довольствие солдата. Этою суммою заведовал и расходовал ее по ордерам Текели генерал-адъютант Острожский. Текели, сообщая Павлу Сергеевичу Потемкину приказание князя Таврического, уведомлял его, что сумма, ему лично отпущенная, состоит вся из ассигнации: “серебряной же и голландской монеты — писал он — наипаче в здешнем крае нужной, ничего не состоит». Так как эта звонкая монета была выдана Павлу Потемкину “по званию его, и потому в расчет поступить должна", то Текели просил его очень деликатно уведомить — имея конечно сведение о расстроенных в этом отношении наших делах в крае — как ему угодно будет поступить в данном случае. Что же касается других отраслей управления, то о них он отнесся к П. Потемкину 27 сентября так:

«Озабочиваясь сведением о всех здешних обстоятельствах и народах обитаемых при границах наших, не могши начально обнять всего мне нужного, как его светлость в предписании своем повелеть изволит о всем потому подробнейшее описание получить от вашего превосходительства, то прошу покорно уведомить меня, какими к Каспийскому морю край населен нациями, частью подданными России, частью ни от кого независимыми, а также и о другом, о кабардинском войске, собравшемся в шести сотнях — где оное ныне состоит, и для чего оное собрано. Артиллерию, во Владикавказе состоящую, в Грузию отправить назначенную, как представлять изволите, что токмо половина той, которая пожалована от Ея И. В. царю грузинскому ³ — то вся ли оная к провождению в Грузию следует, и сколько орудиев во Владикавказе для того состоит; равномерно рекрут нераспределенных вполне сколько состоит, и где [4] они имеют свое пребывание. Причем его св. повелевать изволит воспринять мне от в. пр. относящиеся до здешнего командования все от его светлости предписания, которые така;е прошу покорно, равно прочие письменные дела, для могущих случиться выправок, при одном офицере оставить при корпусном отделении и меня не оставить по сему уведомлением».

Положение корпуса в это время, должно полагать, было весьма затруднительное, так как, независимо от недостатка звонкой монеты и оскудения в магазинах продовольствия для нижних чинов, от которого, по словам Текели, он “ожидал бедствия в войсках», лошади повсюду оставались без зернового фуража, и командиры частей настоятельно испрашивали его у корпусного командира. Так например, в Астраханском драгунском полку “государевые строевые лошади" были весьма изнурены; подножный корм чрезвычайно дурен, “и потому лошади, будучи в такой крайности, не только службы нести не могли, но начинали и умирать"; донской № 4 и Уральский казачьи полки, содержавшие кордон по Кубани, совсем обессилели, и во втором из них в течение последней зимы пало до пятисот лошадей, так что полки к службе оказывались вовсе негодны. Произошло это главным образом от того, что полки эти “подлежащих за фураж денег прошедшей зимой и доныне (т. е. до октября 1787 г.) не получали, и комиссия отзывалась неимением суммы" ⁴. Артиллерийские лошади, при большом недочете, были очень дурны, худы, малорослы “и большею частью кобылы". И т. д. А между тем контракта на поставку овса и ячменя был заключен П. С. Потемкиным с каким-то Павловым, и срок поставки давно прошел — а о Павлове и о зерне не было ни слуху, ни [7] духу. Это обстоятельство не могло не обратить особенного внимания генерала Текели, который в письме к Павлу Сергеевичу ⁵ просил вывести его из затруднения и “не оставить в безвинном ответе". Обозревая затем лично войска, Текели нашел и их в бедственном состоянии: везде был некомплект людей, и множество обер-офицеров оставили отряды и прохлаждались большею частью в Москве ⁶; солдаты были изнурены, истощены, оборваны; во всех егерских кавказского и кубанского корпусов батальонах шинели были до того негодны, что “защиты никакой сделать от дождей и стужи не можно" ⁷; ружей недоставало; лафеты были поломаны, ящики без обшивки; положенного при войсках обоза не было ⁸; донские полки за 1786 и 1787 годы не получили до 22 т. р. фуражных денег, а Хоперский за 88, 84 и 87 гг. свыше 15 т. руб., и пр. Конечно, Текели сейчас принял меры устранить возможным образом все затруднения: командировал в Москву секунд-майора Владимирского пех. полка Стеллиха, чтобы возвратить оттуда всех офицеров; испросил у светлейшего не в зачет материал для обмундирования людей; предписал артиллерии майору Бергу купить 356 артиллерийских лошадей в саратовском и других наместничествах и послал ему деньги по 20 р. на лошадь; истощал все усилия к приисканию и покупке [8] фуража и провианта, — словом, употребил все, что было в его власти и в пределах средств, для восстановления благосостояния войск и приведения их в должное положение. Непосредственно засим генерал Текели предписал секунд-майору Эллерту следовать в кр. Георгиевск, избрать ему там на зиму для картирования дом, помещения для канцелярии, дежурства и разных чинов, т. е. устроить там корпусную штаб-квартиру. Оттуда он находил более удобным, как из центрального пункта, управлять вверенными ему войсками. Вместе с тем он сделал представление об устройстве в Георгиевске главного госпиталя и о назначении туда врачей.

О составе наших злополучных войск, которые принял Текели от Азовского до Каспийского моря и в Астраханской области, счастливо сохранился “рапорт семидневный от 8-го декабря 1788 года о состоянии войск 4-й дивизии екатеринославской армии кавказского корпуса», в котором упоминаются следующие части: полки карабинерные (конница) — Каргопольский, Нарвский и Ростовский; драгунские — Астраханский, Таганрогский; пехотные — Кавказский, Кабардинский, Ладожский, Казанский, Владимирский, Нижегородский, Московский, Воронежский, Тифлисский; четыре егерских батальона кавказского корпуса (1, 2, 8 и 4); донские казачьи — Грекова, Гревцова, Тарасова и Денисова; Уральский, Моздокский и местная команда; семейные — Хоперский, Волгский, Семейный, Терский, Гребенской; орудий полевой артиллерии 32, полковой и батальонной 58. Всего нижних чинов 41808 и лошадей 18592. Сверх того, артиллерии, назначенной к отправлению в Грузию: мортир двухпудовых 2, единорогов полукартаульных 4, пушек 12-ти-фунт. 4 и 6-ти-фунт. четыре 9). По [9] кавказской линии гарнизонной артиллерии было: мортир медных и чугунных 9, единорогов и пушек медных и чугунных 110. Кроме того: в кубанской части драгунские полки — Владимирский и Нижегородский (шефом которого был назначен Текели в 1788 году), пехотные — Азовский и Низовский, четыре егерских батальона кубанской части и несколько донских казачьих полков, но сколько именно — не видно. Карабинерные конные полки были в 6-ти эскадронном составе, а пехотные — в двухбатальонном. Войска кавказского корпуса были расположены в Ставрополе, в слободках вокруг него, в Прочном Окопе, в Григориполисе, в Сенгилеевке, на черкасской дороге, около Георгиевска, по Куме и в слободах терского и гребенского войск. От Прочного Окопа вверх по Кубани были только редуты, которые на зиму оставлялись. На Кубани никаких поселений не было ¹⁰ . Войска кубанской части располагались на зимних квартирах в Ейском укреплении, в Азове, в таганрогском и бахмутском округах и около Черкаска в донских станицах. Им предписано было находиться в постоянной готовности к выступлению, а частям, расположенным в донских станицах, кроме того — к отражению неприятеля в случае нападения его на станицы. Полевая артиллерия распределялась следующим образом: в г. Кизляре, в Щедрине, Червленной, Екатеринограде и Георгиевске 12 орудий; при корпусе 10 орудий: в отрядах — на правом фланге у генерал-майоров Елагина и князя Ратиева — 8 орудий, в Грузии (при двух егерских [10] батальонах кавказского корпуса) 2 орудия. Калибр и род орудий: пушки двенадцатифунтовые и шестифунтовые и единороги полукартаульные. Каспийская эскадра наша, под начальством командующего ею капитана Шишкина, состояла: из трех фрегатов, каждый о 14-ти шестифунтовых пушках; одного корабля о двух трехпудовых мортирах, о двух пудовых гаубицах и о десяти шестифунтовых пушках; трех палубных ботов, каждый о 12-ти трехфунтовых пушках, и двух транспортных судов о семи трехфунтовых пушках каждый. Всего 9 судов, из которых два фрегата и один бот были в починке.

Линия разделялась на несколько дистанций, начальство над которыми было вверено некоторым командирам бригад и полков 4-й дивизии екатеринославской армии, в состав которой входили все вышеозначенные регулярные войска кавказского корпуса. Сверх этого, князь Потемкин-Таврический поручил генерал-майору меньшому Горичу “заведывание аульными татарами от Моздока до Каспийского моря, для внушения пребывающим там народам прямой привязанности к российскому престолу и сохранения тишины и спокойствия" ¹¹. На просьбу Горича к генералу Текели подчинить ему гребенское и терское войско, последний отвечал, что бригадиру Нагелю приказано давать ему, в случае надобности, команды от этих войск, с тем впрочем условием, чтобы граница не была обнажаема. Генералу Горичу поручено было также князем Таврическим быть в сношениях с дербентским Фет-Али-ханом и с аварским Ума-ханом ¹¹. [11]

Вступление генерала Текели в командование корпусом застает наши действующие отряды на боевом поле за Кубанью, под общим начальством генерал-поручика II. О. Потемкина. Что они там сделали — из остатков дел георгиевского архива не видно ¹³; но должно полагать, что предприятие их было не совсем удачное, потому что в обоих отрядах (генерал-майоров Елагина и князя Ратиева) было “побито»: 1 офицер, 47 нижних чинов и 96 лошадей, и ранено: 6 подпоручиков и старшин, 138 нижних чинов и 58 лошадей ¹⁴. Текели хотел повторить экспедицию тотчас же и вновь перейти за Кубань — неизвестно только писал ли он об этом Павлу Потемкину, или нет. Во всяком случае последний не признал эго возможным и донес о том корпусному командиру — кстати заодно и на требование его о сдаче ему дел, денег и всего прочего, о чем предписывал князь Таврический. Что именно писал П. Потемкин, и в какой мере Текели остался удовлетворенным, свидетельствует о том следующее донесение его светлейшему ¹⁵:

«По учинении мною надлежащих до кубанской части распоряжений, и отправившись к кавказскому корпусу 15-го числа прошедшего сентября, встречен уведомлением от г-на генерал-поручика и кавалера Потемкина, что он корпус намерен отдать старшему по себе, а вслед того на сообщение мое повторительное в пути получил от него сведение, что остаться не намерен для изъяснения о всех обстоятельствах здешнего края, также о делах грузинских по прочему в [12] Георгиевске. 20-го числа того месяца, по прибытии моем уже к берегам реки Кубани, получил от г-на генерал-поручика уведомление, что находит неудобным перейти на супротивный берег в трех колоннах, дал о том предписание начальникам оных и 22-го переправился. 27-го возвратясь представил ко мне о сдаче всего корпуса рапорт, который, в каком числе людей и лошадей, подношу у сего вашей светлости, а равно о убитых людях и лошадях, о успехах на супротивной стороне. Полагаю, что ваша светлость от его, генерал-поручика и кавалера, получить изволили, и воспринявши командование войск, столь в обширной дистанции расположенных, и дел, при начальном вступлении моем совсем не сведанных, по немедленном его г-на генерал-поручика и кавалера отъезде в Екатериноград, встретились тотчас таковые, по коим мне с решимостью приступить, не быв сведущ ни о чем по здешнему краю, кольмиж меньше о делах в Грузии, о народах и связи опой, никак не можно было требовать с прописанием повеления вашей светлости о всех здешних обстоятельствах, народах сопредельных нам и для всегдашних выправок канцелярии письменных дел, бывших за командование его г-на генерал- поручика, а паче все предписания вашей светлости, денежную казну до начальства здешнего корпуса касающуюся, предваряя о всем том еще из Черкаска, от которого доставлено ко мне сведение о наряде, назначениях для зимовых квартир, где сено заготовляется накошением местах. О повелениях же прописывает, что все насылаемые от вашей светлости, хотя но переменившимся обстоятельствам, и потому, что он не имеет от вашей светлости предписания, не следовало бы ему оставлять, но дабы-де выполнить при сдаче корпуса удовлетворение требованиям моим, доставит из Екатеринограда, — однакож не присланы нм как только августа от 19-го под № 9093, от 21-го под № 2147 и 15 сентября под № 2368. А о письменных делах нужного ничего не упоминает, и где оишя никому неизвестно, как и никого из находящихся при корпусе не оставил, ниже переводчика, а прислал одного терского войска [13] прапорщика Чигерева для переводу, находившегося в Кабарде для охранения их кобанов (так называемые жилища) Колычева, который, по достигшему ко мне от кабардинского старшого владельца Мисоста Атажукина требованию, паки туда того же дня отправлен, и ныне остался без переводчика и даже толмача, а принужден заимствоваться кое-где. О денежной же казне извещает, что никакой в получении не имеет ¹⁶, и что пятьдесят тысяч червонцев, кои храня чрез пять лет командования, должен доставить к вашей светлости, имея поколение без точного предписания не употреблять, и не может оной оставить ничего, и по предмету моего требования удовлетворения в оставлении повеления вашей светлости письменных дел и денег, нужных по здешним местам на непредвидимые издержки ежечасно встречающиеся, нет. Состоящая же у меня сумма всякая по званию своему имеет течение, но по чрезвычайности принужден приступить к употреблению со оной на наем подвод при настоящем нужном случае. Со отпущенной же в месяц по 3000 руб., за исключением для курьерских посылок, с последних на пополнение вместо убитых в прошедшую экспедицию лошадей, а также имеющих сделаться при настоящей убыли, едва будет достаточно, то о вышеописанных обстоятельствах честь имею представить на высокое вашей светлости благоусмотрение».

В таком виде П. С. Потемкин, вступив в должность кавказского генерал-губернатора и выехав с кавказской линии, сдал или лучше сказать не сдал корпуса и управления генерал-аншефу Текели. В этих обстоятельствах одно лишь порадовало корпусного командира, что отказ Потемкина перейти “паки на супротивный берег Кубани" начальник отряда г. м. Елагин вовсе не [14] разделял и приготовлялся возобновить экспедицию — чем Текели считал себя “совершенно удовольствованным». Он предписывал ему “не брать лишних отнюдь тягостей и экипажа солдатского, оставя все то в вагенбурге при переправе, при надежной обороне, где заблагорассудится, и удобнее всего при Преградном Стане". Переправу он велел сделать 12-го октября между Преградным Станом и западным ретраншементом. На расходы он препроводил ему 500 руб. При этом в отряд генерала князя Ратиева назначил: Владимирский и Воронежский пехотные полки, 4-й егерский батальон, несколько эскадронов Таганрогского драг. полка, Астраханский драг. полк, казачий полк Кутейникова, Волгский, 100 калмыков и полевую артиллерию, какая и прежде состояла, — всего 2217 человек ¹⁷. Экспедиция направлялась в верховья рр. Урупа и Тегеня. Генерал-поручику Иловайскому и генерал-майору барону Розену было предписано также переправиться “на супротивную сторону" не в отдаленности Темишбека и поддерживать сношения с Елагиным. Одновременно с этим Текели отпустил в дома “по ненужности" тысячу человек калмыков, находившихся при корпусе, до востребования, и оставил, при одном владельце, только лишь 300 человек, которых поручил ведению походного атамана армии премьер-майора Смутина. Но вслед затем ему почему-то понадобились из числа отправленных 10 человек. Он послал приказ калмыцким владельцам, чтобы эти люди были тотчас возвращены, и писал: “а буде они и вы упрямиться будете, то отправлю сейчас к вам нарочную команду и всех [15] возвращу". Бригадиру Нагелю предписано употребить все средства к защите нашей границы от чеченцев, собравшихся для нападения на карабулаков, даже до Кизляра. Наконец, главное начальство над действующими отрядами Текели принял на себя и известил правителя кавказского наместничества ¹⁸, кавказского губернатора статского советника Алексеева, 14-го октября, со второго марша на неприятельском берегу, чтобы пограничные начальники и пристава относились непосредственно к нему, статск. сов. Алексееву, с донесениями “о всех обстоятельствах соседей наших и внутри селений происходящих». Отсюда же он предписал секунд-майору Штетеру, чтобы, за поздним временем, не отправлять артиллерию в Грузию, тем более, что полковник Бурнашев уже возвращается оттуда во Владикавказ с двумя своими (1-м и 2-м) егерскими батальонами ¹⁹; равным образом удержать деньги на провиант до расчета с грузинским царем и оказывать все содействие Бурнашеву при переходе через Дарьяльское ущелье, “и чем скорее те батальоны с выгодами выйдут, тем лучше — писал он ему — и в истощение вспоможений заслужите похвалу и благодарность".

Как прошла экспедиция Текели за Кубанью, видно только из одной бумаги, сохранившейся в журнале 1789 года. Это — отзыв корпусного командира от 2-го ноября к кавказскому губернатору Алексееву, в котором он сообщает следующее:

«Богу благоволившу по переходе моем с войском на [16] неприятельскую сторону народы закубанских владений, обитающие от вершины Кубани на реках большого и малого Зеленчуков, Урупе и других реках, превозмогая все неудобности, проходя самые трудные, тесные и гористые места с пушками, достижением войск до самых снеговых гор, многих покорил; кроющихся же в ущелинах тесных и непроходимых и противящихся истребил, и первых силою оружия понудил воптить в подданство российское. Уже с гор часть вышла, а от последних взяты аманаты между их, и самых первых злодеев Мансуровых владение вступило с братом их в подданство, и все те владельцы с подвластными, вступающие в подданство России, к присяге приведены. Последние братья Мансуровы с лжепророком иманом (имамом) по вершинам самых снеговых гор едва успели пробраться побегом с самою малого частью владения и пешие, бросая детей и старых, не могущих итить, коих многих сыскивали партии наши мертвыми, как пленные говорят, якобы к живущему в вершинах Лабы к Казбеку Солтану, родственнику Мансуровых, а другие подтверждают в вершины коих, лежащие на берегах Черного моря за снеговыми горами, и все это окончив успешно, обратился паки в свои пределы».

Много услуг во время экспедиции оказал генералу Текели ногайский мурза Ислам Мусин, которого он представил к награждению чином и жалованьем ²⁰. [17]

Результаты же экспедиции генерал-аншефа Текели усматриваются из письма его от 25-го октября к кабардинскому старшему владельцу Мисосту Атажукину ²¹ и из ордеров от 27-го и 31-го октября к бригадиру большому Горичу и генерал-майору Елагину, отрядом и действиями которого он остался в особенности доволен. Из первого сообщения видно, что корпусный командир “успел в предприятии благополучно истреблением скопищ и жилищ и подвержением их мечу" и 26-го октября повернул обратно “на свои берега". Из второго — что он покорил “немалое число закубанских народов», преимущественно абазинцев Аслан-Гирея и мансуровских владений, и отправил принявших подданство в наши пределы, а противящихся предал мечу и через три дня возвратится на место. Кабардинцы, которые приготовились содействовать нашим войскам, были уже не нужны, и их велено оставить в своих пределах для защиты границ от “недоброхотных сопредельников». Два абазинских владельца — Дударуко и Бибердев остались безнаказанными вследствие обещания их выселиться в границы наши; другие же два прислали узденя с просьбою о помиловании и получили его с забвением навсегда их “погрешностей" и с тем, чтобы они также возвратились “в наш край по-прежнему". Из третьего документа видно, что [18] неприятель сокрушен силою оружия, и не только у него были отняты все способы к сопротивлению, но каждый шаг его был назойливо преследуем; кроме того, у него отбито Елагиным свыше 600 штук рогатого скота и взято в плен 9 человек. За это г. м. Елагин получил “особливое благодарение», а также и сподвижники его: бригадир Булгаков, полковники Депрерадович и Беклешов, подполковники Аршеневский и гр. Меллин, премьер-майор Кузьмин и секунд-м. Штенгель; отряду же выражено удовольствие. Независимо того, Текели сообщил о своей экспедиции грузинскому царю Ираклию и, конечно, донес фельдмаршалу. Но этих двух документов в деле нет, и должно думать, что они не очень во многом разнятся от только что приведенных. Донесение князю Таврическому возил поручик Иван Буш, который за это награжден следующим чином капитана.

После экспедиции князю Ратиеву было предписано 25-го октября, чтобы на утро, за окончательным выходом “всех татар», соединился бы с полковником Матценом и со всем отрядом следовал бы за выселенцами. Но Ратиев несколько замедлил, потому что мансуровское владение, “предавшееся в подданство», не выходило, и он должен был принять понудительные меры. Текели послал ему приказание более не медлить и поспешить к корпусу, взяв с собою аманата “и смотря, чтобы он утечки сделать не мог». Наконец, мансуровцы, в числе 40 арб, были пригнаны особыми нашими командами, посланными Ратиевым, и потянулись с отрядом и с прочими выселенцами в лагерь при малом Зеленчуке, куда корпусный командир прибыл 29-го октября, расположившись там ниже каменной мечети. 300 человек калмыков, находившихся в отряде с владельцем Цибеком Жиргаловым, отпущены в свои [19] жилища. Отрядам гг. мм. Елагина и Ратиева предписано расположиться на зимовых квартирах на прежних местах, и первому из них оставить все редуты по Кубани, кроме крепостей; Ладожскому же полку, входившему в состав его отряда, велено охранять дорогу из Черкаска, по которой обыкновенно следовали наши транспорты. Лично самому Ратиеву — остановиться в Кизляре и вступить в командование левым флангом линии. Кубанскому егерскому батальону полковника Рауциуса велено следовать в слободу Новоселицы, невдали от г. Александрова. 1-го ноября корпусный командир переправился через Кубань и вступил на “нашу сторону". Одновременно с окончанием экспедиции за Кубанью прибыли во Владикавказ 20-го октября из Грузии батальоны полковника Бурнашева, с двумя орудиями, на встречу которым между прочим была выслана из Владикавказа команда Кабардинского полка с капитаном Початовым для облегчения следования через дарьяльскую теснину. В Ларсе она была встречена засевшими в лесу на утесе кистинами (осетинами?) и в перестрелке с ними потеряла несколько раненых. Бурнашеву приказано следовать на Моздок и расположить один батальон в Кизляре, а другой с орудиями на Егорлыке. Восхваляя подвиг Бурнашева в столь позднем переходе через горы, Текели изъявлял ему “за отменное усердие благодарение" и приказал возвратить 974 р. 87 ? коп., издержанных им при проходе в Грузию на устройство мостов и на другие надобности ²².

Дальнейшее препровождение выселенцев было [20] специально возложено на полковника Беервица. Сначала они следовали довольно покорно, но вслед затем стали сопротивляться, “делая разные обороты". Тогда Текели предписал полковнику Ребиндеру заставить их идти беспрекословно, прикрыв Каргопольским полком, к редуту на р. Куме. Конечно, дальнейшее ослушание было немыслимо. 8-го ноября были приведены к присяге на подданство в корпусной квартире закубанские владельцы: ногайские Асламбек Мансуров, Измаил Калмыкаев, Нуредин Кечуков и абазинский Бибердев, и взяты от них аманаты; других же абазинских владельцев, не прибывших в свое время: Серали Лоова, Атажука-Али Мурзаева, Аслан-Гирея Лоова и др., с их семействами, велено привести к присяге на другой день полковнику Ребиндеру “обще кабардинского войска с секунд-майором Шабат-Гиресм», и взять из числа их родственников надежных аманатов. Жителями, селений, подвластных этим абазинским владельцам, было объявлено, чтобы они готовились к выселению, которое должно было совершиться под прикрытием Тифлисского, Казанского и Волгского казачьего полков. Из числа их заупрямился только один Аслан-Гирей Лоов, но Текели дал ему знать через кубанского мурзу Ислама Мусина, что если он не явится со своими подвластными на Куму к мурзе, то “к ному будет послано войско". Выселение продолжалось затем последовательно до второй половины ноября, и одним из последних вышел из-за Кубани Хамурза Трамов с 20-ю семействами, которые и были водворены на Подкумке у горы Бештау. С тем вместе предписывалось Ребиндеру дать майору Токареву от Казанского полка одну рогу с пушкою и донской полк Янова и велеть ему, приняв препровождаемых Каргопольским полком всех татар, следовать на Куму и там [21] остановиться между Кум-горою и слободою Александровскою, по левую сторону реки, в местах способных для зимовки; самому же Токареву вступить в редут при Кум-горе, сделать землянки для двух рот и наблюдать за татарами, которых поселить подальше от редута, а полку Янова вступить в места, где для него на зиму приготовлено сено. По исполнении всего этого полковник Ребиндер должен был отправиться с Тифлисским и Казанским полками на зимния квартиры в селения, а Ростовский карабинерный полк отослать в корпусную штаб-квартиру в г. Георгиевск, куда Текели прибыл и сам 4-го ноября. Распределив на зиму войска и озабочиваясь сообщениями, Текели предписал г. м. Елагину упразднить по Кубани только те редуты, которые не указаны были им в расписании для зимнего кордона, или которые он, Елагин, по обстоятельствам признает ненужными, но не бросать тех, которые находятся между линиею и р. Кубанью; вместе с тем устроить коммуникационные редуты от кр. Донской по дороге черкасской и возле них землянки, “дабы не только военнослужащие, но проезжие иметь могли, а паче в зимнее время, пристанище».

Порешив дело с закубанцами, Текели обратил внимание на наших соседей — кабардинцев и чеченцев, хищничество и грабежи которых, в особенности во время его пребывания за Кубанью, все учащались. Считая первых из них народом нам покорным и дружественным, он находил невозможным наказывать оружием целые общества за проступки отдельных лиц и поэтому ограничился лишь административными мерами в письме к бригадиру Ивану Петровичу большому Горичу, которое достаточно уясняет тогдашнее положение наших дел в среде этого народа и наши взаимные отношения. Он писал: [22]

«Между многими беспокойствами, отягощающими от сопредельных соседей здешний край, доходят ко мне ежедневно жалобы, что кабардинцы не только делают воровства, грабительства хищным образом, но даже набеги к селениям, причиняя и смертоубийства, как и на сих днях ненужного поста (?) с почты, состоящей при Лысой горе от полка Волгского, ночным временем вооруженные кабардинцы напав, восемь лошадей отбили, при крепости Павловской зарезали бабу и одного человека. А против 9-го числа сего месяца от посланного от меня в Екатериноград и уже возвращавшегося курьера отпали близь Марьинской крепости двух лошадей — не вмещая более тут час от часу умножающихся о тех, что обличены в отнятии у маркитанта лошадей. И всегда сии злодейства происходят по близости тех мест, где их аулы состоят. Я сколько к кабардинскому обществу ни благорасположен, доставляя им не только выгоды, но всякое благоугождение, и какие только возможность позволит, и честь отличную; но ничто не внемлется, и, вместо чаемого от них искоренения вредного для здешнего края деяния, еще более злодейства распространяются. И сейчас доставлен ко мне черкес Аскун Мухаметов от Павловской станицы с опознанною у него лошадью из числа двух, в сем году в июле месяце от казаков той станицы заграбленных. Писал я неоднократно к кабардинскому владельцу господину Мисосту Атажукипу, прося укрощения, как и о сделанном с выстрелами на пост, близь Екатерннограда состоящий, нападении, по пет н по тому спокойствия; при том же начали ездить везде вооруженные, сказывая якобы от вас им позволено. Здесь запрещено им, чтобы они с оружием., могущим причинить вред, не ездили. Последуя сему учреждению, и я желаю, чтобы они отнюдь в сем пребыли, как не для чего оное носить, когда нет неприятеля на пашей стороне, а все стирающие сохранить к пим дружество и миролюбие. Почему прошу вас объявить господину Мисосту о сих чинимых от кабардинцев злодействах и к укрощению умножающихся более какие он в том предпримет меры, меня уведомить, дабы я мог взять свои [23] в том предприятии, и притом бы отнюдь пи один с ружьем не ездил к селениям, как не нужным оного употреблять между приятелем. И о том ваше высокородие, будучи доверенными к внушению им повиновения, истощив к искоренению таких непростительных действий возможные средства, меня уведомите».

Что касается чеченцев, то поведение их, отношения к нашим границам и мероприятия насчет безопасности последних усматриваются из следующего ордера к бригадиру Нагелю от 27-го ноября:

«Так как чеченские Сунженской деревни воры, да Теплинской, один воспользовались случаем обогнать из под Червленской скотину, то сие от неосторожности наших произошло, — однакож как злочинцу стези одни, а брегущим многия. В рассуждении, как представлять изволите, что с вышедших из гор злодеев, отложась от повиновения к нам и своих владельцев, не дают аманатов и никакому взысканию не подвергались, отчего и злодейства от них умножаются, и как известно мне, что до сего равномерное при обстоятельствах набегов воровских чинимо было от наших захвачение, то прикажите по предстоящему способу захватив сей скот, истребовать удовольствия по самой справедливости, рассмотрев, дабы иногда наши напрасные претензии не произносили, а между тем искать от них успокоения и удержек злочинств и аманатов».

Некоторые хлопоты доставляли корпусному командиру также и калмыки, которые всегда отличались своим воровским направлением, и в особенности при перекочевках зимою к Уралу, причиняя по пути жителям разный ущерб. Для обуздания их и предупреждения краж еще в 1739 году, указом Ея И. В. 27-го ноября из Государственной Коллегии иностранных дел, было повелено полковнику Боборыкину, чтобы при калмыцком хане Дундуке Омбе была рота из Астраханского гарнизонного драгунского полка и 200 казаков из тех волгских казаков, которые в 1727 году были определены к [24] калмыцким делам. В 1771 году многие калмыцкие владетели, изменив нашему правительству, удалились из под покровительства Государыни, и потому рота была отдана в ведение астраханской полиции, а в 1773 году перешла в распоряжение астраханской канцелярии. Но по случаю опасности, предстоявшей с кубанской стороны и от союзной с нею татарской орды, полковник князь Алексей Дундук, видя необходимость защищаться с своим улусом против неприятеля, просил в помощь себе русских войск с артиллериею. Ему была назначена та же рота с двумя трехфунтовыми пушками. В 1774 г. рота эта (106 человек) была отозвана назад в Астрахань. 5-го октября 1777 года Иван Якоби, из лагеря при Подкумке, предписал, чтобы рота возвратилась в Астрахань для поимки воров и разбойников, которые там размножились по случаю выхода оттуда Кабардинского полка и драгунских эскадронов. Независимо того, в 1782 и 1783 гг. было командируемо по 10-15 человек из роты для кордона в Красный Яр. По открытии кавказского наместничества, главным городом которого был назначен Астрахань ²³, при перекочевках киргиз в астраханском и саратовском наместничествах употреблялось на кордонах 1780 человек. При вступлении в командование корпусом генерала Текели, в Царицыне и Астрахани были расположены две роты Нижегородского пехотного полка, которые при перекочевке киргиз-кайсаков содержали кордон вместе с казаками по ту сторону Волги, начиная от границ саратовского наместничества вниз к Юрьеву городку до урочища Касалгана ²⁴, чтобы не допустить их [25] на слишком, близкое расстояние к Астрахани. Ротам этим было придано три орудия. Правитель наместничества кавказский губернатор статский советник Алексеев ²⁵, озабочиваясь безопасностью края со стороны кочевых орд, и представляя Текели сведения “о двухротной Нижегородского полка команде", просил назначить в Астрахань отряд или укомплектовать гарнизон города “служилыми людьми" из кавказского корпуса; но Текели, не смотря даже на такое же распоряжение Государственной Военной Коллегии, 18-го ноября 1787 года донес Фельдмаршалу, что, за большим недочетом людей, он не может комплектовать гарнизон из вверенных ему войск, тем более, что нижние чины, неспособные к полевой службе в войсках корпуса, назначаются для поселения в Кавказской губернии. Он ограничился тем, что в половине декабря приказал находившейся в Царицыне “двухротной команде", с тремя орудиями, предназначенной уже для возвращения к полку, следовать в Астрахань и расположиться там, где будет назначено, “дабы показать вид киргиз-кайсакам о движении войск и приостановить кочевье оных в гораздом расстоянии от Астрахани". По миновании же в ней надобности, т. е. по вскрытии Волги, когда киргиз-кайсаки возвратятся назад — обе роты велено отослать к полку, так как в корпусе был большой недочет в людях, для пополнения которого в полках одних рекрут требовалось 5414 человек ²⁶. [26]

Равным образом он отказал Алексееву в усилении некоторых крепостей казаками, говоря, что казаки нужны и должны быть сбережены для полевой службы ²⁷. Последствием недостатка нашей охраны на границе киргиз-кайсацких кочевьев, следует полагать, было то, что орда, при перекочевке 1787-1788 гг., похитила в Царицынском уезде 187 штук скота и лошадей и увела в плен четырех человек. Эти беспокойства сами по себе были и не очень значительны, но в связи с прочими, и при обширном тогда районе управления, делали последнее в высшей степени затруднительным и утомительным.

В уцелевших бумагах сохранились сведения о некоторых оригинальных случаях, характеризующих между прочим и тогдашний внутренний быт наших войск, а также, пожалуй, распущенность и злоупотребления, которые среди них таились. Так например: командир Нарвского карабинерного полка полковник де-О’ Рурк ²⁸, будучи произведен в генерал-майоры, отнесся к вверенной ему части как будто к своему родовому имению. Вместо того, чтобы сдать полк на законном основании полковнику Депрерадовичу, он бросил его на произвол судьбы, не заплатил за недостающие вещи 8611 р. 59 к. и уехал, увезя с собою серебряные трубы с литаврами, двух унтер-офицеров, пять карабинер, четырех извозчиков, одного кузнеца и одного плотника. Полковой квартермистр Догатчиков “обманным образом получил увольнение" и также уехал. Такой поступок во всякое другое время произвел бы некоторого рода бурю, но генерал Текели ограничился тем, что послал за [27] беглецами офицера, велел ему отобрать от де-О’Рурка людей, деньги и вещи, а квартермистра вернуть обратно. Неизвестно даже, доносил ли он об этом случае главнокомандующему. — Казачьи лошади на станциях от кр. Донской по черкасской дороге были до того изнурены, что курьеры и “проезжающие с самыми нужными делами" к корпусному командиру и обратно принуждены были иной раз “пешком иттить" ²⁹. Вследствие этого было крайнее “запоздание в сношениях, и до генерала Текели достигали из Черкаска бумаги не ранее как через полмесяца. Он долго недоумевал, отчего бы это могло происходить, и писал ген. пор. Иловайскому, чтобы тот исправил это зло, но ничто не помогало. Наконец он узнал стороною, от курьеров, что “сие произошло доведеньем до такого бедствия казаков не от чего иного, как что не велят им кормить лошадей сеном при тех почтах и ими самими приготовленным, и вместо того стоящие там старшины, последуя своему полковнику, продают оное, а казаков, исправлением службы объятых, повергают крайнему бедствию и не состоянию". Мало того, на одной станции Картина полка есаул Мандрыкин, усердно занимаясь этою торговлею, в то же время наносил казакам бесчеловечные побои, “доводя до калечества нетерпимого от стенания — в чем человеколюбивый начальник поставить должен за правило отвратить сие преисполненное горести казаков состояние". Текели приказал произвести следствие, удалить Мандрыкина и в очень пространном ордере к Елагину дал знать, что сено не следует воровать, а с людьми должно обращаться по-человечьи. Нижние чины, да и офицеры, распоряжались в станицах чужим добром как бы своим [28] собственным, не платя за него ни копейки денег и не вознаграждая ничем, а если им добровольно чего либо не давали — они отнимали силою и вдобавок били неуступчивых поселян сколько им нравилось. Не взирая на то, что в оно время простой человек должен был покорно и безропотно переносить все эти испытания, жители слободы Сергеевской, которым уж было не в мочь, вышли из терпения и через своего старосту послали жалобу корпусному командиру на своих “злоключителей" — офицеров и нижних чинов Каргопольского полка зауряд. Текели велел удовлетворить жителей материально, возвратить отнятое и приказал “впредь о не чинении жителям обид и безденежных взятков». Был и такого рода случай: в ноябре месяце проезжали по кизлярскому тракту поручик Арцыбашев и прапорщик Завадский и, забрав на разных станциях шесть арб с упряжью, преспокойно продали их в Кизляре, “отчего почтовые люди понесли убыток, и на случай проезжающих с нужными донесениями курьеров могло произойти промедление". Текели приказал взыскать из жалованья виновных и удовлетворить потерпевших, “а за таковую их дерзость и нахальство, обезславливающия честь офицерскую, арестовать на две недели" ³⁰. Что же касается до увоза офицерами чужих жен, то это далеко не было явлением необычайным, и если по подобному проступку следовала жалоба, то сейчас было приказываемо отобрать от похитителя “бабу" и возвратить по принадлежности “понеже жена чужая". Не менее бесцеремонно поступали с людьми даже и целые правительственные учреждения: комиссия, при отпуске жалованья казачьим полкам, предлагала его медною монетою, по конечно все [29] от нее отказывались, потому что прием, передвижение и выдача десятка пудов меди были неудобны. Когда же приемщики, “изнурясь прожитием чрез долгое время в Моздоке, приступали с прошением», то комиссия выдавала им ассигнациями, но за то брала на каждый рубль по пяти копеек “и чрез то приводила казаков в крайнее изнеможение» ³¹.

Таковы были жизнь и быт доброго старого времени. А между тем нельзя было сказать, чтобы положение воинских чинов на Кавказе было бы забытое, и они были бы настолько стеснены, чтобы прибегать к разным злоупотреблениям, хищениям и насилиям. Фельдмаршал вообще не был глух к вопросу о быте войск, и Текели засвидетельствовал о том в следующем ордере к генерал-майору Розену ³² :

«Его светлость, поставляя главнейшим предметом для пользы службы сбережение людей и доставление им возможных выгод, особливо же призрение больных, предписывать изволит сделать по сему наиточнейшие меры. Исполнением вашему пр. давши знать, предписываю наистрожайше подтвердить сие в полки и команды под начальством вашим состоящие, дабы сие соблюдено образом наиприлежнейшим господ полковых командиров, приемля в том средства личным вашим призрением, так чтобы военнослужащие могли быть в скорейшей всегда готовности и исправности к употреблениям на службу и . . . (слова нельзя разобрать, но, должно быть, следует читать «каждый») доказательно изъявил бы охоту к оной по мере установленных ему выгод» ³³.

Фельдмаршал князь Григорий Александрович [30] входил в положение и радел не только о войсках, но и вообще о пользах кавказского населения, и когда жители крепости Св. Дмитрия и Азова обратились к нему с заявлением о претерпеваемой сильной нужде ими “от неимения пропитания", он предписал генералу Текели, если тот находит возможным оказать им помощь, выдать в ссуду провиант из казенных магазинов — впрочем “без делания чрез то недостатка для военнослужащих». Но, к сожалению, генерал-аншеф Текели не мог этого исполнить, потому что “за всеми понуждениями, подрядчики надлежащего числа провианта по представляемым ими резонам не выставили, да и надежды скорой к выполнению не предвиделось, то и сказанным тамошним и азовским жителям допомочь выдачею" Текели не находил никакого средства ³⁴.

Действительно, не взирая на все чрезвычайные заботы Текели по этому предмету, на нескольких пунктах даже и в декабре месяце недоставало насущного продовольствия, и войска должны были кормиться от хозяев, которым за это отпускались деньги. Две комиссии — одна обер-провиантмейстерская, находившаяся в Ростове “у продовольствия войск кубанской части", а другая провиантская для кавказского корпуса, отзывались неимением денег и никаких особенных мер к пополнению магазинов предпринять не могли, так что самому Текели приходилось вступать в роль обер-провиантмейстера и изыскивать средства и меры к покупке довольствия. Цены тем временем стояли высокие: в Ростове на муку 4 р. 50 к. и 5 р. ас. и на крупу 6 р. за четверть. С [31] большими усилиями корпусный командир, через офицеров, партиями добывал продовольствие в Астрахани, откуда оно доставлялось для кавказского корпуса во Владикавказ, Моздок, Наур, Червленную, Щедрин и Кизляр; что же касается до войск кубанской части, то вопрос об их снабжении так и оставался по большей части открытым и неразрешенным. Не меньше затруднений встречалось и в способах перевозки, потому что некоторые жители, как например селения Александрова, не соглашались на нее даже за плату, и поневоле приходилось прибегать к понудительным и форсированным мерам.

В январе 1788 г., по распоряжению генерала Текели, были отправлены за Кубань наши два “конфидента ногайско-татарской экспедиции" для разведок в разных владениях и личного удостоверения о том, не прибыли ли турки в Анапу, Суджук-Кале и в другие крепости, в каких силах, какия производят приготовления, как велики самые крепости, много ли в них каменных сооружений и пр. Все эти сведения были доставлены ими в феврале, и в награду за них было выдано этим конфидентам по 12 руб. каждому ³⁵. 13-го февраля 1788 года генерал-аншеф Текели, приготовляясь к походу, сделал распоряжение, чтобы в каждом егерском батальоне кавказского корпуса были снаряжены по две трехфунтовых пушки и по четыре ящика; на пушку полагалось три лошади, а на ящик две. В каждом же пехотном и драгунском полку состояло по четыре полковых орудия — трехфунтовые пушки и двенадцатифунтовые единороги. Корпусный командир приложил все старание, чтобы снарядить в поход и на кордоны как можно более калмыков. Губернатор Алексеев донес ему из Астрахани 23-го марта, что все [32] население примерно надобно полагать до 40000 душ, и находил возможным нарядить на службу, как того требовал Текели, до восьми тысяч, т. е. пятую часть жителей; но калмыцкая канцелярия, недавно учрежденная в кавказском наместничестве, назначила только до трех тысяч, находя, что и это для народа стеснительно. Алексеев, разделяя на этот раз ея мнение, просил несколько уменьшить требование, и Текели уступил: 1500 человек он назначил на волгский кордон против киргизов, а 1500 велел направить на кавказскую линию — 500 человек к Моздоку, а 1000 на Кубань. Жалованья каждому калмыку было положено по одному рублю в месяц, а зайсангам — как старшинам казачьих войск. Но из последней тысячи к июню месяцу не оказалось и половины — неизвестно по какой причине. 8-го июня губернатор Алексеев сделал распоряжение о пополнении убылых пятьюстами человек. Кабардинцы также обещали генералу Текели выслать в поход 600 человек, но из донесения генерал-поручика Левашева, присланного после экспедиции 36), видно, что владельцы Сада- каев, Мисостов, Кайтуков и уздень Куденетов (конечно, с своими подвластными) не были в походе, отговорившись под разными предлогами. В начале мая капитан нашей службы Аслан-Гирей Бабуков донес, что турецкое войско прибыло за Кубань, и горцы в ожидании его соединились на Урупе для совместных против нас действий. Тотчас же приготовления к походу усилились. 9-го мая Текели поручил полковнику Беервицу заготовить для переправы войск через Кубань в каждом полку и егерском батальоне по два каюка, по шести двухсаженных досок и по шести брусьев для свай; [33] но, к удивлению, даже я в то время войска не могли приискать этого незначительного количества леса. Однако в городе Александрове, в ведении Астраханского драгунского полка, оказались десять лодок, и так как они были еще годны к употреблению, то Беервиц поручил коменданту секунд-майору Гану привести их в порядок и выслать по первому требованию и по указанию корпусного командира.

Сведения об отрядах отчасти неопределенны, и из них лишь можно извлечь следующее: между 8 — 16 августа, на Куме, при Пещаном Броде, в лагере стоял отряд полковника Гротенгельма, который состоял из Ростовского карабинерного, Кавказского мушкетерского (кроме двух рот), Казанского и Тифлисского пехотных полков, 1-го, 2-го и 8-го егерских батальонов, донского Барабанщикова, Уральского Акутина и сотни Волгского полков, в числе 5036 нижних чинов и до 300 калмыков ³⁷. Для охранения линии была оставлена колонна подполковника Мейендорфа у Соляного Брода на Малке — до двух рот Кавказского полка и 4-й егерский батальон с трехфунтовою пушкою. Сколько при отряде было орудий — в ведомости не показано. Генерал-майор кн. Ратиев расположился с отрядом у Невинного Мыса на Кубани. Отряд состоял из полков: Каргопольского карабинерного, Астраханского драгунского, Владимирского пехотного, кубанского егерского корпуса 2-го батальона, гренадерского батальона (подполковника Чемкушева), донского Кутейникова полка и казаков семейного войска, с восемью орудиями (всех вообще воинских чинов 2105 человек). Независимо их, на Невинном Мысе было [34] расположено до 1100 нижних чинов, по укреплениям и постам до 1300 человек, в том числе при Воровском Лесе 121 н. ч., 40 донских казаков и 200 калмыков. Направление отряду князя Ратиева было назначено к Преградному Стану и далее вниз по Кубани до Темишбека. Отряд генерал-майора Елагина состоял: из Нарвского карабинерного, Таганрогского драгунского, Ладожского и Нижегородского пехотных, Хоперского, донских Каршина и Тарасова полков, трех орудий полевой и семи полковой артиллерии (4062 воинских чина). Воронежский пехотный полк оставлен в распоряжении бригадира Булгакова, в двенадцати верстах от Преградного Стана, на Егорлыке, для постройки при Темном Лесе крепкого и безопасного поста. В отряде Булгакова находилась артиллерия: полевое орудие 1 и полковых (Ладожского, Таганрогского и Воронежского полков) 7. Отряд Елагина двинулся с линии (должно думать, от Прочного Окопа) 17-го августа прямою дорогою к Богатому Колодцу на Егорлык и до Темишбека. С Дона были вытребованы два полка (Гревцова и Денисова).

Об экспедиции имеется одно только сведение. Это — рапорт генерал-поручика, лифляндского егерского корпуса шефа и кавалера Талызина, который 14-го августа ³⁸, “на марше у Ангельского шанца”, донес генералу Текели следующее:

«Во исполнение повеления вашего высокопревосходительства я с вверенным мне корпусом сего месяца 11-го числа пришел к Кубани выше Заны в семнадцати верстах, занял лагерь у переправы, узнав от захваченных на сей стороне двух закубанцев и шпионов, что как на Тамань нет стремления неприятельского, так в Анапе и Суджук-Кале военных турок не более двух тысяч пятисот. Обитающие вблизи Кубани татары [35] и черкесы, отправляя жен, детей и скот в горы, сами собирают скопища, из которых содержавшие на Кубани караул стреляли на бравших из оной воду, равно от двух полков казачьих, возвратившихся с устья Лабы, что неприятеля на сей стороне нет. Чтобы не позволить до чрезвычайности усилиться скопищам, того же числа, прикрыв переправу батареей артиле- рии, под командою господина бригадира Берхмана переправил на ту сторону три батальона егерей и триста казаков с шестью легкими орудиями. Сим отрядом 12-го числа вблизи гор, а от Кубани разстоянием в двадцати верстах, победил неприятеля пальбою, восемь часов продолжавшейся, из орудий и ружей. Побито неприятеля восемьсот человек, взято в плен шесть; пять больших селений, до двух тысяч домов, со всем оставшимся по выводе из них жен и детей имением, и несколько мечетей предано огню. Потеря с нашей стороны: два убитых егеря, да ранено сотников два, сержант один, егерей четырнадцать, казаков четыре человека; лошадей убито верховых казачьих восемь да под артиллериею четыре. Действие было чрезвычайное: атюкайцы и абазинцы, собравшись более четырех тысяч вооруженных черкес, наступали весьма сильно и отчаянно; но егеря, гнав их, зажигали селения и три часа не допущали к фронту карре скорострельным из пушек и штуцеров и ружей огнем, поражая оных. Селения были очень хорошие и никогда никем не разоренные; огонь — всепожирающий и скоро обративший здания те в пепел; крик и рев животных устрашали слух побежденных и способствовали победе. Наконец, загнали неприятеля в засеки и тут поражали гранатами, а потом рассыпавшимися и ползущими по лесу егерями, держав сие сражение от четырех до двенадцати часов утра. Владимирского драгунского полка господин полковник Поликарпов, посланный с двумя гренадерскими ротами, эскадроном драгун и тремястами казаков, с двумя орудиями, в другую сторону, услыша чрезвычайную пушечную пальбу в отряде Берхмана, спешил к нему на помощь; но пришел, когда окончено уже дело и возвратясь все благополучно переправлены [36] в корпусный лагерь. Таковой подвиг господина бригадира Берх- мана, мужество и храбрость вашему высокопревосходительству рекомендую, равно и тех, кои при сем сильном сражении более себя отличили и от него, Берхмана, рекомендованы: бата- дионных командиров подполковников Ребиндера (?) Кривцова и Финка; Володимирского драгунского полка сверхкомплектного премьер-майора Герсдорфа, командовавшего фланкерами и передовыми казаками; Азовского пехотного полка секунд-майора Рутенштерна; обер-офицеров: четвертого батальона — поручиков Шулевникова, Кривцова, подпоручика Воронина, сержанта Деханова; третьего — поручиков Затеплинского и Маслова, подпоручиков Баумгартена и Борисова, из дворян сержантов Петра, Федора и Николая Платковых; первого — поручиков Воеводского и Мокринского, подпоручика Веревкина, казачьего — полковника Грекова. И егеря все вообще так были храбры и неутомимы, что лучше желать нельзя. Могу притом вашему высокопревосходительству хвалить и всех вверенного мне корпуса солдат: они столь жадны к поражению неприятеля, что я мало видел таковых, и если бы случилось вызвать охотников против сильных неприятелей, то едва ли бы осталась в лагере двадесятая часть. Окончив сию первую и удачную экспедицию, дав отдохнуть одни сутки, иду на назначенное место к урочищу Зане и там буду ожидать о дальнейшем предприятии повелений, о чем вашему высокопревосходительству донести честь имею».

Если генерал-поручик Талызин, отойдя от Кубани двадцать верст, очутился вблизи гор, то весьма вероятно, что место его переправы было ниже Усть-Лабы, и что атюкайцы были никто иные, как натухайцы, потому что до общества с другим созвучным именем хатюкаевцев было слишком далеко.

5-го сентября донской полковника Картина полк был расположен по Кубани от редута Казанского до Усть-Лабинского, а 6-го числа был занят нами пункт и при Темишбеке. Отряд Елагина 30-го августа прибыл [37] к редуту, построенному в 13-ти верстах от Темишбека гренадерским батальоном подполковника графа Меллина; через два дня он направился вперед и приступил к постройке редута в пятнадцати верстах от переправы, недалеко от бывшего Гавриловского фельдшанца. 8-го сентября редут был окончен, и отряд двинулся к переправе. Постройка редутов была также возложена и на отряд полковника Гротенгельма, стоявший тогда лагерем при урочище Романовом Вроде. Сам Гротенгельм, находясь в Казанском редуте, ожидал там прибытия корпусного командира. 18-го сентября к нему присоединились полки, назначенные “в карре левого крыла его отряда» ³⁹. Посты от Петровского ретраншемента до вагенбурга войск генерал-поручика Талызина состояли под начальством подполковника барона Герварта, а самый ретраншемент был занят командами от всех полков в числе 1070 человек. Пребывание их там ознаменовалось в половине октября чрезвычайным наводнением, причинившим войскам много хлопот и потерь: 16-го октября вода в Кубани прибыла так мгновенно, что не успели принять никаких мер предосторожности. Половина ретраншемента сразу была затоплена, и два парома, стоявшие у берега, сорваны и унесены по течению, но пойманы; большая часть обоза очутилась в воде, вследствие чего Герварт, “чтобы спасти провиант и госпиталь от потопа», вывел вагенбург из ретраншемента и устроил его в стороне; пристани на обоих концах на расстоянии шести сажень покрылись водою. Вообще, повреждений оказалось так много, что нужно было два дня неустанного труда, чтобы кое-как справиться с [38] ними. Но и это не оградило войска от дальнейших невзгод, потому что вода все прибывала, и река “так разлилась, что через обе пристани более двух сажень ходила", а середина ретраншемента изображала из себя гладкую поверхность мутного озера. Конечно, все войска были поспешно выведены, и ретраншемент опустел. Мосты также были снесены, и сообщение с противоположным берегом и находившимся на нем редутом производилось на лодках, так как паром, по случаю необыкновенно быстрого течения, ходить не мог. Это бедствие продолжалось в течение шести дней, и только с 22-го октября вода начала убывать. Неприятель хотя и находился в сборе на левом берегу, припрятав в лесах свои семейства, но решительного ничего не предпринимал и ограничивался лишь разъездами, среди которых мы однако потеряли четырех казаков, поддерживавших сношение между постами.

Дальнейших сведений о военных действиях 1788-го года в бумагах нет; но, как известно, генерал- аншеф Текели, по прибытии в отряд, предпринял движение к Анапе. В остатках дел это усматривается только из послужных списков. Так например, у подполковника графа Карла Менгдена говорится, что с 19-го марта по 13-е августа 1788 года он находился с отдельным отрядом в прикрытии черкасской дороги, а потом, соединясь с корпусом, участвовал в передовом отряде г. м. князя Ратиева с егерским батальоном “в баталии за Кубанью и с турками сентября 26-го, октября 14-го под крепостью на Черном море Анапою и близь оной в кавказских горах». В послужных списках подполковника Аршеневского и премьер-майора князя Степана Гуриели последовательность военных действий отряда г. м. князя Ратиева излагается так: [39] сентября 26-го при р. Кубани сражение и разбитие в лесах и дефилеях собравшихся в большом количестве разных горских народов и турок и занятие у них тыла; 5-го октября занятие деревни Заны; 14-го числа действительное сражение по достижении Черного моря при открытии турецкого города Анапы с вышедшими из оного турками и другого звания народами, а потом при обратном пути в арьергарде, при неоднократном поражении неприятеля.

В начале ноября начался роспуск отрядов, и войска стали располагаться на зимних квартирах. Из ведомости, представленной корпусному командиру г. м. Елагиным 20-го ноября, видно, что части войск правого фланга разместились следующим образом: полевая артиллерия в Ставрополе; Нарвского карабинерного полка три эскадрона в Палагиаде, а остальные в кр. Московской; Таганрогский драгунский полк в Ставрополе и в селениях Михайловке и Надежде; Ладожский пехотный в кр. Донской; Нижегородский пехотный в Прочном Окопе и Григориполисе побатальонно; Воронежский пехотный между Михайловкой и Палагиадой в землянках, а некоторые роты в Михайловке, Палагиаде и Надежде; донской Денисова полк в Григориполисе, а Тарасова в западном редуте; в редутах по черкасской дороге пехота от Ладожского полка и казаки донского Денисова полка; по Кубани пехота Нижегородского полка и казаки Денисова; в Державном и выше по Кубани пехота Воронежского и казаки донского Тарасова полков. Одновременно с войсками были отпущены в свои степи и калмыки, об обратном движении которых генерал-поручик Левашев донес генерал-аншефу Текели от 3-го ноября:

«Из шедшего октября 31-го числа войска калмыцкого владелец Делгир от приключившейся ему оспы умре. Калмыки [40] его владения прежде бежали на 31-е число в ночи 156, а потом, оставя в кибитке умершего своего владельца тело не погребенным, и последние все в той же ночи бегство учинили и владельца Абуши тож 48 калмык».

В числе бумаг описываемого года есть одна не лишенная особенного интереса- — об упразднении Владикавказа. Генерал-поручик Левашев донес корпусному командиру от 15 октября, что секунд-майор Штетер, “испортя укрепления Владикавказа и сжегши строения, прибыл с войсками и тягостями в Моздок». Ни причин и мотивов, ни подробностей этого случая не указано.

Документы 1788-го года наиболее обилуют сведениями о наших отношениях к соседним племенам, мирным и непокорным, и преимущественно к кабардинцам. Дружелюбие к нам этих последних видимо с каждым годом слабело, хотя правительство наше не переставало их жаловать и баловать. Еще в 1786 году, 2-го марта, владельцы большой Кабарды постановили ⁴⁰ между собою взаимное обязательство, что если кто во время воровства или разбоев в наших пределах, будет убит или от раны умрет, то тело его не обмывать и молитв над ним не читать, а оставлять без внимания, бросая на произвол судьбы. Выражение к нам такого расположения постепенно видоизменялось, и в следующих двух годах, в особенности в 1788 уже усматривается иное: кабардинцы зачастую попадаются и обвиняются в грабежах; главный цредставитель их Мисост Атажукин, считавшийся нашим другом и охранителем устанавливаемых нами порядков, начинает двоедушничать и ближе принимает к сердцу интересы своих [41] соплеменников, чем наши; владельцы и народ под разными предлогами отказываются нам содействовать против неприятеля и т. п. А мы, тем временем, не прекращали к ним нашего доверия и приязни, считая разные не в пользу нашу случаи явлениями частными, и в силу этого продолжали их поощрять. Так например, из ордера князя Потемкина-Таврического к генералу Текели от 16-го августа 1788 г., из лагеря под Очаковым, видно о производстве владельца Измаил-бея из секунд в премьер-майоры; но за что последовало это повышение — трудно сказать ⁴¹.

Комментарии

*. Они заключают в себе донесения о благополучии, о дворцовых доходах, об урожаях и пр.; кроме того, за 1793 год — о разделе имения князя Потемкина.

1. Петр Авраамович Текели происходил от древней сербской фамилии, родился в 1720 году, службу начал в Австрии и в 1747 году принят в русскую армию с чином поручика. Подвигаясь довольно быстро в чинах во время семилетней войны против Пруссии, и будучи два раза ранен, он в 1762 г. произведен в полковники, участвовал в войне 1764-1768 гг. против польских конфедератов и награжден чином бригадира. В войне с Турциею он командовал особым отрядом, в 1770 году произведен в генерал-майоры и при заключении кучук-кайнарджийского мира пожалован чином генерал-поручика и орденом св. Георгия 3 ст. В 1775 году ему было поручено занятие и уничтожение Запорожской Сечи — чего он достиг без кровопролития и за это награжден орденом св. Александра Невского. После этого ему было вверено начальство над войсками на восточном берегу Черного моря, а в 1787 — командование кавказским корпусом. В 1789 году (у Буткова 4-го мая) он был уволен от службы, согласно прошению, за старостью лет, с сохранением всех получаемых на службе окладов, и скончался в 1793 году. («Словарь достоп. людей русской земли» Бантыш-Каменского).

2. Как известно, в 1777 г. князю Потемкину были подчинены две губернии сопредельные Новороссийскому краю — Астраханская и Саратовская, и с этой минуты он имел под своею рукою всю тогдашнюю южную Россию от Черного до Каспийского моря.

3. Часть этой артиллерии находилась в Екатеринограде.

4. Донесение кн. Потемкину 8 октября № 182.

5. 29-го ноября № 84.

6. В ближних и дальних отлучках было до 200 штаб и обер-офицеров — даже в декабре 1788 г. Можно судить из этого, сколько их недоставало за год назад.

7. Спустя два слишком месяца фельдмаршал приказал немедленно построить новые шинели.

8. Во всех полках и батальонах следовало иметь по положению под подвижной магазин фуры: в каждом пехотном двухбатальонном 35, в Кавказском 100, в егерском батальоне 15, драгунском 35, карабинерном 25 — для четырех волов, из сухого дерева, обшитых лубьем. В ноябре 1787 г. Текели их велел завести во всех частях.

9. Независимо этих последних орудий, как видно из донесения Текели фельдмаршалу от 18-го декабря 1787 года (по исход. № 1204), во Владикавказе было десять орудий с принадлежностями, которые царь Ираклий добивался получить как можно скорее и об этом прислал письмо в декабре месяце к владикавказскому коменданту секунд-майору Штетеру.

10. 8-го октября 1787 г. № 185. Исх. журн. бум. Текели.

11. 7-го ноября № 320.

12. Об отношениях наших тогдашнего времени к мусульманским владельцам будет сказано в своем месте.

13. Это можно будет вероятно усмотреть впоследствии из дел моздокского архива.

14. «Ведомость, коликое число на супротивной стороне в сентябре месяце при переходе войск побито и ранено людей и лошадей».

15. Донесение передается в подлиннике, подстрочно, с незначительными лишь поправками для удобства чтения.

16. Между прочим не лишнее здесь упомянуть, что при П. С. Потемкине было отпускаемо в год: 1) «на приласкание» кабардинцев и прочих горских народов и на приставов 1570 р. 11 1/2 к., 2) на содержание аманатов 2083 р. 98 к. и 3) на выкуп пленных 4000 р.

17. Бригада же, которою командовал кн. Ратиев, по ордеру 20 октября, состояла из Воронежского пехотного полка, 4-го егерского батальона. Каргопольского карабинерного полка, Таганрогских эскадронов, казачьего Кутейникова полка и артиллерии.

18. На местничество упреждено к 1785 году.

19. В силу нашего трактата с грузинским царем Ираклием в 1783 г., войска наши находились в Грузии в течение четырех лет, а в 1787 г. были отозваны оттуда по настоянию царя, который находил пребывание их ненужным.

20. Впрочем, Текели, как видно, не очень доверял этой особе, причисляя ее в данном случае к прочим «татарам», которых считал вообще плутами. Это подтверждается следующим случаем: когда полковник Ребиндер донес, что один гренадер и один казак взяты горнами в плен, Текели видел «в подробностях этого происшествия» проделки благонамеренных нам татар из аула Ислама Мусина, которые продавали наших пленников за Кубань. Он потребовал у Ислама Мусина возвращения этих людей, а чтобы понудить его к тому и предотвратить подобные случаи на будущее время, приказал Ребиндеру взять снова в аманаты под благовидным предлогом сына Мусина, отпущенного но распоряжению его предместника П.С. Потемкина, а также отогнать стада баранов к Георгиевску, «чтобы немирные не захватили, в чем может им помочь и сам Мусин». Эти меры подействовали, и пленники были возвращены при посредстве Ислама Мусина, «из чего, торит Текели, и видно плутовство татар».

21. В собрании кабардинцев (должно полагать в 1786 г.) на Баксане они обязались признавать Мисоста за старшого среди всех владельцев, и одному владельцу до подвластных другого не касаться. В наказаниях за шалости и воровство они обещались подчиняться приговору Мисоста. Последний потребовал от них в том присягу, угрожая, что в случае, если они ее не дадут, он выселится к Бештау и навсегда оставит Кабарду. Владельцы и выборные от народа тут же подтвердили свои обязательства присягою. (Донесение Горича в августе 1787 г.).

22. Как видно, положение этих батальонов в Грузии было нс совсем хорошее, так как они, по донесению Текели, с июня месяца не получали даже крупы и покупали ее на артельные деньги по 4 р. за четверть, а капусты и вовсе не видели.

23. Там же была и палата гражданского суда, а палата уголовного суда открыта в Екатеринограде в 1786 г., 24 января.

24. На этом протяжении было в описываемом году 20 постов, которые содержали 160 человек солдат, 350 казаков и 1690 калмыков.

25. Алексеев имел звание и коменданта всех крепостей; к нему поступали донесения об их состоянии, и караулы отдавали ему воинские почести. Он же, с своей стороны, делал свои представления корпусному командиру. Когда в декабре 1787 г., но распоряжению полковника Матцена, Алексеева однажды не встретили с барабанным боем, то, по жалобе его, Текели весьма строго отнесся к виновнику нарушения этого порядка и тотчас восстановил права губернатора.

26. Исх. № 1361.

27. Отзыв этот довольно пространный и заключает много указаний, клонящихся к лучшему устройству положения казака и обеспечению его интересов.

28. В подлинных бумагах «Деорурк».

29. Ордер г. м. Елагину по исх. ж. № 887.

30. Исх. № 1227.

31. Исх. № 1095, 10 декабря.

32. Исх. № 1052.

33. В этом же ордере Текели прибавляет, что его светлость, получая от некоторых полков и команд донесения с прописанием в заглавии всех его чинов и должностей, предписал, чтобы в донесениях ему не было других заглавий, как только «рапорт», а на пакетах бы надписывалось: «главнокомандующему екатеринославскою армиею генерал-фельдмаршалу князю Потемкину-Таврическому» — и только.

34. Исх. № 1089.

35. Рапорт Текели полковника Лешкевича 15-го февраля № 67.

36. 17-го сентября.

37. Два полка калмыков, с владельцами Делгиреем (445 ч.) и Уабашем (437 ч.) прибыли к Пещаному Броду 13-го июня 1788 года.

38. № 910.

39. Казанский пехотный, Астраханский драгунский, донской Тарасова и Хоперский, с полевыми орудиями.

40. Должно быть, одновременно или вскоре по избранию Мисоста Атажунина старшим среди них.

41. Этим же ордером подпоручик кн. Степан Баратов произведен в капитаны.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказ в 1787-1799 годах // Кавказский сборник, Том 14. 1890