БУТКОВ П. Г.
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ НОВОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА
С 1722 ПО 1803 ГОД
П. Г. БУТКОВА
ЧАСТЬ II.
ГЛАВА 220
19 июня главная часть каспийского корпуса выступила по пути к Старой Шамахе. Прошед 12 верст по бакийской дороге, поворотила на право, в горы, в тесное ущелье, по речке Ате, ведущее к Шамахе 437, определяющие (т. е. горы) кубинское владение от шамахийского, и следуя тем ущельем еще 9 верст, лагерем в оном расположился. На сем переходе случилось здесь весьма неприятное происшествие, которое в последствии нанесло делам не малый вред.
Пленник Шейх-Али-Хан дербентский поступками своими до сего времени так умел доказать главнокомандующему доброе свое расположение и довольность своего состояния, что был почти вне всяких подозрений. При нем находился за переводчика и пристава маиор Серебров, из Армян, и казачий конвой при донском порутчике Краснощокове. Шейх-Али-Хан, пользуясь многими вольностями, уже и прежде не встречал препятствий забавляться верхом [390] разными своими упражнениями и ехал обыкновенно отдельно от войск 438. Таким образом и теперь Шейх-Али-Хан забавлялся бросая жирит 439, и неприметно отстал от конвоя своего больше чем на 300 сажень. Краснощоков вошел в сомнение и хотел тотчас к хану приблизиться, но маиор Серебров отклонил его от того, удаляя всякое подозрение. Хан, оторвавшийся от соглядатаев своих так далеко, в то самое время, как войска входили в ущелье по реке Ате, пустился на резвой своей лошади на близлежащие высоты гор так быстро, что скоро с глаз скрылся; весь конвой и множество других бросились его преследовать, но это было напрасно.
Тут открылось, что умысел сей давно Шейх-Али-Ханом затеян. Он, чрез тайные сношения с Кубинцами и особливо с Аджи-Сефер-Али-Беком, управителем уездов кубинских шабранского, сааданского и бермекского, который бежал с ханом, равно как и ахун (главный духовник) Гессен, приготовил на предприятом им пути своего побега подставных лошадей и ускакав из глаз преследователей своих 4 версты, на вершину горы, нашел там свежую лошадь в древней башне, называемой Сагдан (в сааданском уезде кубинского владения), на той вершине стоящей. В то же самое время, бывшие в ближних деревнях жители кубинской области поднялись из деревень своих с крайним поспешением, со всем имуществом, и удалились с приморской плоскости в горы, полагая, что на них то обратится мщение Россиян.
С начала побег сей не сделал в нашем начальстве сильного впечатления, но в умах обитателей кубинских родил важные движения. Каждый час слухи доходили, что партия Шейх-Али-Хана в горах приметно умножается.
Шейх-Али-Хан лишь ускользнул из наших рук, прискакал горами в город Кубу, где мать его, жена и [391] сестра Чиннас находились, взволновал народ тамошний, и все кубинские жители, взяв с собою жен и детей, и оставя домы и все свое тяжелое имущество, с поспешностью бежали в горы, и семейство Шейх-Али-Хана удалилось чрез высочайший хребет Кавказа, называемый Шаки, к малолетнему брату его Гассан-Бек-Аге, который с матерью своею Гурю-Пари пребывал у ее отца, илисуйского бека. Такой же побег учинили в горы, с плоскости, с своим имуществом, и все прочие жители кубинской области.
Между тем, главная часть каспийского корпуса отдохнув 20 числа в шамахийском ущелье, 21 следовала далее по оному, на пути к Старой Шамахе, и расположилась на возвышенном месте, в урочище Курт-Булакский Ейлак 440. Здесь предпринято дать войскам отдохновение, доколе минуют наставшие жары. Переход сей столь был труден, что обозы и провиантские транспорты едва в неделю могли на лагерь собраться. Отряд от главного корпуса расположился впереди, далее 30 верст, у Старой Шамахи, никем почти не заселенной. Продовольствие к сим войскам доставляемо было из Баку, далее 110 верст отстоящей, сухопутным подвозом, на волах и верблюдах подвижного магазина, чрез горы, с преодолением немалых затруднений, с немалым изнурением скота и потерею оного, по караванной дороге из Баку в Старую Шамаху, на которой есть 4 караван-сарая каменных.
Доходящие ежедневно слухи, что партия Шейх-Али-Хана в горах приметно умножается, заставили опасаться последствий, могущих быть нам неприятными, если жители выйдут из нашего повиновения и присоединятся к замыслам беглеца. По сим убеждениям, главнокомандующий 24 июня обратил из шамахийских дефилей к Кубе, следовавшего позади главной части войск генерал-маиора Булгакова с 3 баталионами пехоты, 2 эскадронами драгун, двумя казачьими полками и 4 полевыми орудиями, куда Булгаков 26 числа июня и прибыл. [392]
ГЛАВА 221.
Генерал-маиор Булгаков, прибыв к Кубе, расположился при сем городе с своим отрядом, а в оный ввел одну роту пехоты, коею занял ханский дворец.
В Кубе наибом был Вали-Бек, который был воспитателем Шейх-Али-Хана, и который впрочем столько преданным к нам являлся, что по побеге кубинских жителей в горы, он с донесением о сем явился к главнокомандующему. Его приняли усердным к пользам нашим, и с пособием его генерал-маиор Булгаков нашел возможность обвещениями своими уверить разбежавшихся жителей в совершенной от нас безопасности и склонить их к возвращению в своп домы. Куба и вся область кубинская по 14 число июля наполнилась прежними своими обитателями.
С 13 июля отряд сей начал принимать на продовольствие свое от наиба Вали-Бека хлеб, принадлежащий от жителей к доходам ханским. Известно было, что Шейх-Али-Хан хлебной подати получал до 38 т. четвертей пшеницы и до 650 четвертей ячменю. Ежели бы сие количество верно собрано и поступило на продовольствие войск, много бы чрез то облегчен был подвоз провианта из Астрахани и Кизляра; но замешательства, побегом Шейх-Али-Хана причиненные привели статью сию в расстройство, и войска кубинского отряда получили из рук Персиян иногда на три, иногда на два дня хлеб для своего продовольствия, и то не иначе, как чрез посредство военных команд, для сбору того хлеба в деревни посыланных.
Между тем, Шейх-Али-Хан обращал на себя все внимание генерал-маиора Булгакова. Слухи каждый день приходили, что Шейх-Али-Хан с семьею своею и родственниками беками находится в горских селениях кубинской области Хырыз 441, населенных лезгинскими поколениями, и [393] проводит ночи в урочище Череке, в 8 часах пути от лагеря кубинского отряда. Булгаков предварительно донеся 442 главнокомандующему, вознамерился сделать ночную тайную экспедицию в урочище Череке, чтоб схватить там Шейх-Али-Хана, или по крайней мере выгнать его из кубинской области. На сие назначена ночь 3 числа июля. Генерал-маиор Платов отправлен был от главнокомандующего с речки Ата, с 1 т. человек, в том числе 1 эскадрон драгун, 2 эскадрона Чугуевского казачьего полка, а прочие Казаки. Платову надлежало следовать горами и единовременно с Булгаковым прибыв к Череке, окружить оное с тылу.
Булгаков взяв 300 егерей, 120 драгун и 300 Казаков без всякого обоза и пушек, поднялся от Кубы к западу, при наступлении темной ночи. Наиб кубинский Вали-Бек взялся быть проводником. Невозможно описать трудностей, какие преодолены в сем шествии, особливо на расстоянии 12 верст. Дремучий лес покрывал хребет всей той горы, на которую надлежало подняться; глинистая грязь от многих родников, там истекающих, и между ими множество каменных груд; глубокие овраги и стремнины того хребта по обеим сторонам весьма узкой не дороги, а тропинки, все умножало трудности 443. Наиб Вали-Бек ехал впереди с факелами; свет оных отражался только па близследующих; задние ничего не могли видеть и могши идти только по два в ряд, так сказать держались за полу передних. Нельзя было узнать, не отстают ли задние, иначе, как передавая вопрос от одного к другому.
При таких затруднениях деташамент Булгакова прибыл к урочищу Череке, когда уже настало утро, вместо того, что надлежало явиться здесь до утренней зари. Егери [394] поспешно окружили все тамошние жилища, но хана уже там не было. Он часов за пять бежал оттуда чрез селения Хырыз, где его семейство находилось, и Хыналык 444, во владения шекийского хана, кои там с кубинскою областию граничат.
Генерал-маиор Платов прибыл сюда еще позже. Он не мог с желанною поспешностию и скрытностию достигнуть Череке. Движение его было хану известно, да и о намерении Булгакова хан заранее был уведомлен. Вероятно, большая ошибка сделана, что вверились Вали-Беку: он был великий лицемер. Захотел ли бы он быть предателем своего питомца, когда он, будучи его дядькою, всегда отвлекал Шейх-Али-Хана от преданности к российской державе; и хотя Вали-Бек в 1795 году был от министерства отрешен, однако же не всю еще тягость гнева ханского носил на себе, оставшись наибом кубинским.
Череке лежит на такой высоте горы, что близ оного находятся вершины, или становой хребет Кавказа, покрытые вечным снегом. Лагерь кубинского отряда и вся сия область видна отсюда как на ладони. Можно сказать, что Череке выше облаков; ибо мы видели там над собою солнце, тогда как несколько ниже нас густые облака, покрыв горизонт, дождили кубинскую область.
Лишь узнали, что в Череке нет хана, посланы были от генерал-маиора Булгакова нарочные в Хырыз и Хыналык, с приказанием задержать семейство Шейх-Али-Хана. Оное действительно в Ханалыке жителями было остановлено, но скоро отпущено, и удалилось по следам Шейх-Али-Хана. По утесистым крутизнам гор, теснотам ущельев по речке Дели, и неизвестности местоположений, нельзя было послать [395] воинских команд наших в погоню. Виновнейшие из жителей деревни Хыналык в освобождении Шейх-Али-Ханова семейства были Вали-Беком наказаны палками 445, и от всей деревни взято в Кубу 8 аманатов и на порцию солдатам 150 голов, рогатого скота и 100 овец.
Таким образом кончилось сие предприятие на Шейх-Али-Хана. Оно принесло однако ту пользу, что жители лежащих на плоскости кубинских деревень, скрывавшиеся в сих местах, быв уверены о безопасности своей, сошли в нескольких тысячах на прежние свои жилища. Беки и старшины тринадцати горских главных (лезгинских) деревень кубинского Дагистана 446, быв собраны в урочище Череке, приведены к присяге на верноподданство России и на непоследование вероломному хану.
7 июля дсташаменты Булгакова и Платова сошли от Череке в лагерь кубинского отряда, и Платов оттуда отправился к главной части каспийского корпуса, в урочище Курт-Булакский Ейлак.
Между тем Шейх-Али-Хан с семейством своим, не быв удостоверен в надежном убежище во владениях шекийского Селим-Хана, вскоре переходя из одной деревни в другую, прибыл к вольным Лезгинам, в деревню Фемазе. Он взял намерение перейти оттуда к пародам, в вертепах Самура обитающим, в Ахтипару. Почему, посланы были к сим народам обвещения, чтоб они хана поймали и привели к Булгакову, за что приводчикам обещано знатное награждение. Мы увидим, что сие было бесполезно, и Шейх-Али-Хан нанес нам чувствительный вред. [396]
ГЛАВА 222.
Среди того, как главные силы каспийского корпуса отдыхали в лагере на Курт-Булакском Ейлаке, а отряд от оного стоял впереди, у Старой Шамахи, и был усилен деташаментом генерал-маиора Рахманова, возвратившимся сюда по занятии Баку, которая в охранение десантных войск поступила, главнокомандующий, в половине июля, имел свидание в Старой Шамахе с Мустафа-Ханом шамахийским или ширванским, которое с обеих сторон было великолепно и сопровождалось маневрами егерского баталиона, и хан засвидетельствовал лично верность и преданность свою к России.
Хан сей уже прежде отдал себя в покровительство российской державе, а теперь вновь изъявлял знаки своего расположения; однако все имел некоторые опасения в личном свидании с графом Зубовым, и не прежде на оное решился, как когда уже архиепископ Иосиф, управляющий в России армянскою церковию, и находившийся при главнокомандующем, по соизволению двора, по сведениям его о персидских народах, быв отправлен к хану предварительно убеждать его приехать в стан российский, дал присягу хану, что ему никакого насилия учинено не будет.
Главный корпус, по вытравлении пастбищных мест на лагере курт-булакском, в августе перенес свой стан на речку Персагат, сделав два перехода, и стал близ Старой Шамахи. Сюда также доставляемо было сухопутно продовольствие из Баку.
Чем чаще главнокомандующий производил сношения свои с ханами Ибраим-Ханом шушийским, Селим-Ханом шекийским, Мустафа-Ханом Шамахийским, Джават-Ханом ганжийским и другими адербиджанскими, направляя их к предположенной цели, тем труднее было скрыть от них, что в настоящем походе российских войск кроется освобождение из-под ига магометанского христиан, кои [397] знатнейшее население областей их составляли. В самом деле, много было употребляемо Армян, в службе нашей состоящих, в переводчики и в посылки. Архиепископу Иосифу равномерно виды наши были известны. Нет сомнения, что ведал их министр царя Ираклия, при российском дворе, князь Гарсеван Чавчавадзев, который еще в апреле 1796 года отпущен в отечество с тем, чтоб царь употребил его к сношениям своим с российскими военачальниками; семейство князя Чавчавадзева оставлено в Петербурге, как бы в залоге, и он прибыл из Грузии к главнокомандующему в курт-булакский лагерь.
Как бы то ни было, но магометанские владетели Армян сильно встревожились, и особливо Ибраим-Хан шушийский, который предпринял самый злодейский умысел.
Мы уже упоминали а Нур-Али-Хане ширазском, который еще в исходе генваря 447 явился под Дербентом к генерал-маиору Савельеву. Сей 20-летний хан сопровождал главнокомандующего в походе войск, пользовался полною свободою, достаточным и приличным достоинству его содержанием, со свитою его, довольно немалочисленною. Когда Шейх-Али-Хан дербентский бежал, Нур-Али-Хану отдано все оставшееся в лагере его имущество, и имели в виду поставить его где-нибудь при удобном случае владетелем, как человека нам преданного; ибо вовсе время нельзя было проникнуть в истину его намерений, но и ничего другого нельзя было из поступков его заметить, кроме преданности его к видам нашим.
И так, Ибраим-Хан карабагский прислав к главнокомандующему своего сына, возбудил против нас Мустафа-Хана шамахийского и Селим-Хана шекийского 448, и для лучшего в сем деле успеха, склонил на свою сторону помянутого Нур-Али-Хана, обещая выдать за него дочь свою, [398] редкой красоты 449. Нур-Али-Хан уведомил Ибраим-Хана о положении главного корпуса, и положено было между ими сделать удар на табуны главного корпуса, а потом на самый лагерь; особенно же на жизнь главнокомандующего, полагая, что когда оный будет убит, тогда все уже побеждено. Нур-Али-Хан располагал сим замыслом, и под видом услуги набрал в свиту свою до ста Персиян. Под видом покупки провизии и прочего, часто посылал в Новую Шамаху своих людей и сим способом вел с Мустафа-Ханом совещания.
Судьбе угодно было отвратить сие злодейство. Случайно попалось письмо Нур-Али-Хана к Мустафа-Хану, в коем первый назначил день и час когда Мустафа должен напасть нечаянно на российский лагерь, и прямо на ставку главнокомандующего; а он, Нурали, будет с людьми своими в готовности, нападет вместе с Мустафою и убьют главнокомандующего.
Тотчас палатки Нур-Али-Хана ночью окружены военною командою, и сей вероломный и неблагодарный человек взят под караул и скоро чрез Баку в Астрахань отправлен. В свите его у всех нашли в готовности оружие, хотя оное иметь им воспрещено было, и ими приготовлено тайно.
Шамахийский хан узнавши, что случилось с Нур-Али-Ханом, тотчас оставил Новую Шамаху и удалился в горы.
Таким образом злодейский умысел сей уничтожен.
ГЛАВА 223.
По открытии такого злого умысла, главнокомандующий не переменил ласкательного тону в переписке ни с Мустафою, ни с прочими ханами, как будто нпчто из умыслов их ему не известно. Он отпустил к Ибраим-Хану его [399] сына, но желая испытать верность шамахийского Мустафа-Хана, требовал в августе месяце, чтоб он прислал в заложники брата своего, молодого мальчика, в чем однако не делано было настоятельности, и приехал бы сам в лагерь российский для свидания с главнокомандующим. Несколько раз писано было о сем последнем к хану, но он ответствовал, что он опасается графа Зубова, как большего и во всем пред ним преимущественнейшего; изъявлял прискорбие к недоверчивости на усердие его к России, относя оную к наветам его недоброжелателей, и вновь удостоверял в верности своей и преданности.
В сих обстоятельствах Селим-Хан шекийский, как недоброжелатель Мустафа-Хана за Касим-Хана, предлагал главнокомандующему разорить владения Мустафа-Хана. Граф Зубов не восхотел тому последовать, а 22 августа, отправя к Мустафа-Хану армянского архиепископа Иосифа, поручил ему склонить его к свиданию с главнокомандующим, дабы чрез то возобновить связь, которую неблагонамеренные люди наговорами и подущениями расстроили, и уверить, что главнокомандующий отнюдь не намерен чинить ему зла, тем менее переменять его другим, как то Мустафе внушено, ежели только он пребудет в тишине, не имея к тому причины, и тем более, что Мустафа-Хан состоит под российским покровительством. Но что ежели он намерен уйти, сие послужит к его разорению, а если останется, то будет забыто прошедшее, лишь бы хан дал присягу, что навсегда останется в приязни к главнокомандующему.
Архиепископ Иосиф 23 августа виделся с Мустафа-Ханом в армянском монастыре св. Стефана 450, дал ему присягу, что со стороны российской не последует ему никаких обид, если будет верен, и Мустафа-Хан вновь присягал быть навсегда подданным и верным российской императрице.
Между тем, грузинский министр, князь Гарсеван Чавчавадзев, был в Нухе у шекийского Селим-Хана, и сей [400] хан, отправя к графу Зубову 19 августа своего посланца с подарками, удержал у себя князя Чавчавадзева, как бы в залог, пока сей посланец к нему возвратится, и князь Чавчавадзев тайно давал знать главнокомандующему, чтоб имел предосторожность от вредных намерений, какие сии ханы имеют.
24 августа Селим-Хан прибыв во владения шамахийские, виделся с Мустафа-Ханом, и сей последний писал к главнокомандующему, что ежели прислан будет чиновник, он в присутствии оного будет склонять Селим-Хана к совместному отправлению в российский лагерь, для свидания с главнокомандующим. Чиновники были отправлены, и в присутствии оных те оба ханы прекратили прежние свои несогласия, клялись быть в дружбе, и чтоб им обоим быть непоколебимо усердными и верными российской императрице.
Таким образом ни тот, ни другой хан в лагерь российский не явился; Мустафа-Хан вновь прислал 24 сентября чиновника своего к графу Зубову, что ежели чрез того чиновника назначено будет место для свидания, он не преминет туда приехать. Однако сего не исполнил, а в прочем сношения свои наполнял по прежнему словами приязни.
ГЛАВА 224.
Отряд генерал-маиора Булгакова при Кубе усилен был одним легкоконным и одним мушкатерским полком, из войск, которые генерал-маиор князь Цицианов привел к каспийскому корпусу с линии кавказской, в наполнение числа предварительно предназначенного к заграничным действиям. Последние: один легкоконный полк, один егерский баталион, один донской казачий полк и 6 орудий полевой артиллерии присоединились к каспийскому корпусу 8 октября.
Подкрепления кубинского отряда требовали самые обстоятельства. Беглый Шейх-Али-Хан нашед пристанище в Ахтипаре, области лезгинской, по реке Самуру, в ущельях [401] гор лежащей, преклонил на свою сторону соседнего оной владельца Хамбутая-Сурхай-Хана казыкумыцкого, а сей собрал немало Аккушинцов и прочих Лезгин, обитающих по Самуру. Кубинские жители тайно питали к Шейх-Али-Хану приверженность, а Вали-Бек, наиб кубинский, и руководил даже действиями Шейх-Али-Хана, как последствия оказали, но так тайно, что российское военное начальство отнюдь не имело ни малейших на Вали-Бека подозрений.
С такими пособиями, Шейх-Али-Хан и Хамбутай предприняли сделать удар на кубинский отряд, и знатное число войск совокупили при деревне Олпане 451, кубинского владения и кубинского округа, лежащей между речек Кусара и Кудиали, на протоках, и отделявшейся от лагеря российского отряда только восьмью верстами, покрытыми дремучим лесом.
Начало к тому сделано 30 сентября. Партия Шейх-Али-Ханова отогнала 145 волов подвижного провиантского магазина кубинского отряда, принадлежавших вольным фурщикам 452, пасшихся недалеко от отряда, и захватили бывших при них двух Малороссиян.
Генерал-порутчик Булгаков 453 послал при капитане Семенове 100 егерей к стороне гор, откуда неприятельская партия выходила, для открытия неприятеля. Сей деташамент отойдя 4 версты, нашел неприятельские передовые пикеты, и остановясь, послал о том донесение к Булгакову. Сей немедленно отправил, в усиление оной команды, при подполковнике Бакунине, 200 егерей, 100 гренадер, 100 Казаков и две или три егерские пушки. Тогда была уже ночь, как сей деташамент присоединил к себе команду капитана Семенова. Не смотря на то, оный в густоте леса и в темноте [402] ночи подвигался вперед и вел небольшую перепалку с пикетами неприятельскими, которые отступали. Таким образом, подполковник Бакунин приблизился к деревне Олпан 1 октября.
Положение сей деревни на косогоре; на пути к ней российского деташамента лежал глубокий овраг, коим оканчивается лес. Здесь-то скрывалось неприятеля не менее 13 т.
Лишь только Бакунин к сей засаде приблизился, как вдруг вся оная толпа ударила на него в ручной бой. Сражение началось прежестокое. Пушки могли только сделать несколько выстрелов и достались в неприятельские руки. Неприятель тем жесточе наносил войскам нашим поражение, чем менее его ожидали и чем способнее было для него место битвы. Подполковник Бакунин убит в самом начале, и сие усугубило расстройство; с ним же пало обер-офицеров 6 и нижних чинов 245; ранено нижних чинов 55, при чем потеряно, кроме прочих вещей, ружей 274 и пистолетов 154. Оставшиеся обметались бревнами и оборонялись; но неприятель был уже доволен своим успехом.
Участь сего деташамента еще была неизвестна генерал-порутчику Булгакову; но он лишь услышал пушечные выстрелы, заключил о начавшемся сражении, и не имев от Бакунина никаких известий, немедленно послал в подкрепление Углицкий мушкатерский полк. Оный следовал другою открытою дорогою, в бок деревне Олпану, и когда к ней приблизился, неприятель решив дело, торжествовал свою победу. Неприятель не хотел вступать в новое действие, и лишь брошено в деревню несколько гранат, тотчас во все стороны рассеялся, предоставя нам и пушки, которые не дороже ему достались было, как с потерею до 300 человек от первых ударов нашего войска, в том числе сын Хамбутая казыкумыцкого и несколько беков.
Шейх-Али-Хан удалился по прежнему в Ахтипару, донес об успехах своего действия в увеличенном виде Ага-Магомет-Хану, и слухи носились, что по сему случаю город Тегеран был иллюминован. [403]
Скоро потом 454 партии сих неприятелей захватили одного офицера и двух Казаков, убили 3, ранили 2, да отбили 50 волов и 22 фуры из команды, посыланной в селения кубинской области для покупки на войски хлеба.
ГЛАВА 225.
Доселе мы не говорили об Ага-Магомет-Хане, со времени удаления его с полей Моганских. В самом деле, российские войска нигде с ним не встречались.
Когда российские войска покоряли Дербент и занимали Ширван, он во все то время находился в Хорасане, с 60 т. войск, усмиряя возникшие там волнения, и покорил Мешед, где властвовал потомок Шах-Надыра, слепой Шах-Рох, и приводя все под свое владычество 455.
По-видимому он доселе желал защищать только те места, где власть и влияние его с большею силою действовали. Но с наступлением осени, он принимал уже меры обороны, нанимал сколько можно больше войск, не жалея денег, при всей своей скупости, ибо с покорением Мешеда получил в руки свои сокровища, которые еще хранились у надыровых потомков. Сам расположился в резиденции своей Тегеране; часть войск поставил в областях Астрабатской и Мазандеранской; Тавриз занят уже был его войсками и туда прислал он начальствовать брата своего Али-Кули-Хана; Ардевиль также имел войска Ага-Магомет-Хана, под начальством Мамат-Гуссеин-Хана шарбешеринского 456; Жафер-Хана [404] и Тава-Кули-Хана отправил в Эриван с 400 человек, куда и введен гарнизон его, по слабости эриванского Мамат-Хана, который изгнан в сентябре месяце; хойского Гуссеин-Хана взял в Тегеран 457, а вообще ко всем адербиджанским ханам посылал свои фирманы, в том числе и к ганжийскому Джават-Хану. Ага-Магомет-Хан старался овладеть Шушою; и посылал к оной еще в августе некоторое число войск, которые однако не имели большого успеха, как только разорили два селения.
Французы не оставляли и при сем случае мешаться. Известный Оливьер прислан к нему от французского правительства, для переговоров о делах весьма важных, и в следствие сих переговоров положено было отправить посланника ко двору турецкого султана. Посланник его следовал на Ахалцих, как о том были известия еще в августе сего 1796 г. Потом он был в Константинополе. Предметом миссии его было просить у Порты помощь против Россиян, или, по крайней мере, посредство для получения скорейшего мира. Но сие посольство было бесполезно: Порта не восхотела войти в несогласие с Россиею 458.
Турки равномерно не были равнодушны. Сераскир Юсуф-Паша, который некогда был верховным визирем, из обыкновенного местопребывания своего в Эрзеруме, в августе прибыл в Ахалцих. По одним известиям, он имел при себе войск до 13 т., а по другим 459 до 30 т., имел пересылки с Ага-Магомет-Ханом, будучи готов вступить [405] во владения его, когда получит на то его позволение. Между тем, сыпал деньги горским владельцам, прямо от себя и чрез шамахийского хана, аварскому хану, казыкумыцкому и Лезгинам, внушая, что если Россия завладеет персидскими городами, при подошвах гор Кавказских лежащими, и они останутся в средине, в тогдашнее время, при всех крепких своих местах, они должны будут отдать свое оружие. Почему требовал сделать всеобщее движение на российские пределы, чтоб отвлечь российские войска от настоящего предприятия, в каковом случае примут оружие хан шамахийский и другие, покорившиеся России.
ГЛАВА 226.
В сие время политическое положение того края, в августе, сентябре и октябре было следующее:
Мустафа-Хан шамахийский, хотя наружно оказывал непротиводействие свое к видам российским, но не хотел лично видеться с главнокомандующим.
Селим-Хан шекийский равным образом вел себя.
Ибраим-Хан шушийский, важнейший по видам нашим, коварствовал, но так скрытно, что в сентябре писал к главнокомандующему: «По преданности моей к России, прошу признавать меня и город мой как бы своим, и не оставить оный российским защищением; а когда Шуша сохранена вами будет, то можете обладать и вселенною. Войско отрядить в Астрабат весьма надобно, и не в малом числе, где и Муртаза-Кули-Хану быть надлежит, где и силы Ага-Магомет-Хана могут разрушиться, потому что силы его должны быть в Астрабате и Мазандеране. Прошу не замедлить присылкою сюда 12 т. войск, с которыми бы я приступил по нахичеванской дороге к наказанию российских неприятелей. Царю же Ираклию надлежит занять эриванскую дорогу. С места, на котором теперь находитесь, надобно переходить дистанциями и идти до Тавриза. Народы здешние преисполнены коварства и лукавства, почему не полагайтесь на слова их, и [406] если будут они делать какие-либо представления, прошу не оставлять меня уведомлениями.»
Сие письмо с одной стороны показывает уверенность Хана в непобедимости Шуши, с другой, точное сведение о всем том, что в плане операций наших на сию кампанию предположено было, и служит подтверждением той нескромности чиновников, о которой мы выше говорили. В самом деле, Ибраим-Хан особенно был между двух огней: страшно было ему покориться врагу своему Ага-Магомет-Хану, но не менее опасно лишиться от Россиян своего владения, как собственности меликов карабагских. Почему, все сии три владельца, шушийский, шекийский и шамахийский, ухищряли совместно по одному плану; они были для нас вовсе не надежны; страх присутственнего оружия российского и меры осторожности были единственными способами к удержанию их в спокойствии, кое нарушить всячески и беспрестанно покушались. Хан же шушийский имел непременные виды на Ганжу, а потому и был соперник царю грузинскому; но при всем том, чрез главнокомандующего отправил к российскому двору своего посланника Магомет-Кули-Бека, с удостоверением в твердой своей приверженности к монархам всероссийским и в желании продолжения службы своей с царем Ираклием.
Ганжийский Джават-Хан, стоя в средине между сих двух противных претендателей на его владение, оказывал себя преклонным к пользам нашим, или лучше, нас боялся, как по местоположению удобнейший к усмирению. Он в сентябре даже сам просил главнокомандующего об отряде войск в Ганжу, чтоб Ага-Магомет-Хан не предускорил прислать туда свое войско.
Эриванский Мамат-Хан склонен был к нам, но больше потому, что уже не был господином своего владения, которое зависело более от Ага-Магомет-Хана, поелику эриванская крепость занята была его гарнизоном, под начальством Тава-Кули-Хана, а Мамат-Хан из оной был выгнан.
Царь Ираклий, до получения подкрепления от войск [407] российских, наклонен был ко вступлению в покровительство Турков и к принятию от них знатной суммы денег, коих миллион рублей просил бесполезно у российской императрицы. Сераскир Юсуф-Паша вел даже о сем с царем Ираклием переписку.
Мустафа-Хан талышинский надежно к нам усердствовал, и многие оказывал услуги российским войскам в приготовлении к десантам.
Бакийский хан, по занятии Баку российским гарнизоном, увидя из опытов, что не желаемо ему вредить, стал усердствовать и казался более прочих надежен.
Владение кубинское состояло в таком положении, что требовало бдительной осторожности и мер к отвращению происшедших беспорядков.
То же разуметь должно и о Хамбутае, владельце казыкумыцком, который действием под Олпаном оказался явным врагом России.
В Дербенте господствовало нарочитое спокойствие, что сын шамхала Мехти, по добровольному согласию, с дербентскою правительницею Периджи-Ханумою 460 сочетался браком 461. Главнокомандующий дал на то свое изволение, что Мехти наиболее для нас был нужен, надежен, и что его во всегдашней зависимости нашей удержать способно; но Мехти к управлению области дербентской не допущен. Престарелый 65 лет шамхал Мугамет, по причине глубокой старости и немощей, с общего чиноначальников его совета и согласия, сложил с себя сие достоинство и вручил оное сыну своему Мегти, уступив ему право и титло шамхальское и о том отправил ко двору российской императрицы своего посланца Омар-Бека, с сыном его Эмином, с прошением высочайшего на то передавание утверждения, которое и последовало от императора Павла 2 мая 1797 г. [408]
Рустем-Хан, усми каракайтакский, и владелец табассаранский Рустем-Кади следовали видам шамхала, следственно были нарочито спокойны, и отправили к российскому двору своих посланцов 462, изъявляя в грамотах своих постоянное свое от развратных приглашений Ага-Магомет-Хана отвращение и твердость в приверженности своей к престолу монархов всероссийских.
Аварский Омар-Хан дал прежде слово вступить в подданство России; но когда с письмом главнокомандующего и генерал-маиора Савельева посланы были от последнего два офицера в августе месяце, для приведения сего владельца к присяге на верность к российской императрице, то прежде сказал, что надобно ему несколько подумать о том с своими подданными, дабы не только он, но и все подвластные ему народы, по учинении присяги, пребывали в верности к самодержице всероссийской, а далее сказал, что надобно ему прежде знать от главнокомандующего, будет ли он довольствоваться получаемым прежде сего от грузинского царя жалованьем, о даче коего он имеет письменное обязательство, и которого однако не получает со времени последнего вступления в Грузию войск российских; и ежели получит желаемый ответ, то будучи тогда со всех сторон в делах своих спокоен, учинит тогда и присягу и отправит к российскому двору своего посланца. Внушения турецкие из Ахалциха много действовали на Омар-Хана, прочих Лезгин, Хамбутая, Селим-Хана шекийского и прочих.
ГЛАВА 227.
Меньше продолжение жаров, как невозможность ослабить главную часть корпуса каспийского, который, сверх [409] ожидания, должен был отделить отряд в кубинскую область, и найти неблагонамеренность в ханах, были причиною тому, что доселе не были отправлены войска к стороне Грузии, на составление кавказского корпуса; но когда с генерал-маиором князем Цициановым прибыли 8 октября с кавказской линии, как мы выше сказали, один легкоконный, один донской казачий полк, один егерский баталион и 6 орудий полевой артиллерии, то 21 октября генерал-маиор Римский-Корсаков, приняв в начальство свое один гренадерский, один егерский баталион, один легкоконный полк, 7 эскадронов драгун, два донские казачьи полка и 6 орудий полевой артиллерии, нужное число понтонов, и подвижной магазин с трехмесячным провиантом, получил повеление главнокомандующего из лагеря каспийского корпуса двинуться к стороне Грузии с сими войсками, к которым присоединяя два баталиона пехоты, в Грузии находящиеся, составлять кавказский корпус. Дальнейшее продовольствие кавказскому корпусу надлежало получать из Грузии, приобретая хлеб вольною покупкою, для чего полковнику Сырохневу доставлено уже было 10 т. червонцев, дабы основал трехмесячный запас на 5 т. человек. В сем однако встречаемо было немалое затруднение.
Первое действие римского корпуса указано к тому, чтоб следовал к Ганже, ввел в цитадель сего города гарнизон, исправил потом ее укрепления по возможности, с прочими войсками расположился бы в окольностях ганжийских. И хотя хан ганжийский является преклонным к нашим видам, но поелику на здешние обещания полагаться вовсе не можно, и легко случится, что найдется при Ганже сопротивление, в таком случае обложить Ганжу и производить дальнейшие на крепость сию предприятия.
Дальнейшие наставления, данные от главнокомандующего Римскому-Корсакову, сообразны были высочайше преподанному начертанию на действия кавказского корпуса, которое мы подробно уже показали, то есть, чтоб корпус кавказский, поставя твердую ногу в Ганже, и тем как шушийского хана, так адербиджанских и грузинского царя ободря против Ага-[410]Магомет-Хана, обеспечил их от всякой опасности, но от Ганжи бы не двигался; а царя Ираклия возбудить к собранию войск своих и к употреблению оных и всех прочих способов, собственно от него зависящих, отнюдь без Русских, ради возвращения под свое владение эриванской области, по изгнании оттуда гарнизона Ага-Магомет-Хана, приобретя пособия от родственника своего царя имеретинского, и пользуясь споспешествованием эриванского хана, который конечно тому не воспротивится 463. Адербиджанских владетелей возбудить, чтоб они в одно и то же время, имея свои владения защищенными противу всякого покушения кавказским корпусом, собрав все свои войска, решились бы к предприятию на те места, где существуют еще силы и влияние Ага-Магомет-Хана, разумея Ардевиль и Тавриз; а сии действия тем легче могут быть удачны, что оные подкрепятся как силами каспийского корпуса от стороны слияния рек Куры и Аракса, так и десантами каспийского флота, ибо то и другое распоряжено учинить единовременно, а сие и развлечет силы Ага-Магомет-Хана, который конечно сильнее защищать будет полуденные берега Каспийского моря, яко коренные свои владения.
Главнокомандующий писал о всем том к каждому из адербиджанских ханов, в коалицию сию подходивших, к коим и сочиненные от Муртаза-Кули-Хана манифесты разосланы, а Римскому-Корсакову позволил, при вооружении Адербиджанцов и Грузинцов воспособить им, по усмотрению его, деньгами.
Всего труднее было согласить уверенность христиан с спокойствием господ их магометан. В отношении сего, главнокомандующий писал к армянскому эчмиадзинскому патриарху, для внушения Армянам, чтоб они пребывали спокойно под своими настоящими властями, говоря, что мы имеем [411] долг оные утвердить и обеспечить, а не разрушить. Римскому-Корсакову предписано оказывать наружное равнодушие к христианам, впредь до достижения благоприятнейшей дели к их восстановлению, ради усыпления беспокойной заботливости магометан. Но дабы при том и христиане не потеряли чрез то бодрственной на нас надежды и не истребили бы имеемого к нам усердия, то, к примирению сих двух противностей, отправлен при кавказском корпусе армянский архиепископ Иосиф, с таким наставлением, чтоб он, открывая сокровенные наши на пользу христиан намерения карабагским меликам и прочим христианам, успокаивал бы их и на счет причин нашего относительно христиан настоящего бездействия.
В рассуждении неустройств, раздирающих Грузию от поделения оной на участки царевичам, еще 30 апреля сего 1796 года князь Зубов писал царю, что раздельность власти есть расслабление государств; несогласие и раздоры, от такового гибельного положения всегда проистекающие, удобны разрушить и обратить в ничтожество наисильнейшее царство; убеждал царя соединить и утвердить на веки царскую власть нераздельно.
В сем убеждал царя и главнокомандующий граф Зубов. Но порядок быв единожды нарушен, не так легко мог быть исправлен, и требовал времени. Римскому-Корсакову повелено обратить на то свое внимание, и внушая царю о необходимости единовластного в Грузии управления, побудить его к тому открытием, в глубокой тайне и единственно на словах, тех видов, какие императрица Екатерина начертала в плане настоящей войны, об усилении Грузии эриванскою и ганжийскою областию и утверждением поверхности христиан обитающих в той стране.
ГЛАВА 228.
Поход кавказского корпуса не встретив нигде неприятеля, чрезвычайно затруднен был от распутицы [412] необыкновенно наставшей. Данный ему тяглый скот уже до того был изнурен, а теперь упадок волов толико сделался чувствителен, что генерал-маиор Римский-Корсаков еще в начале октября видел большую остановку в движении провиантского транспорта и имел необходимую нужду в 400 волах. Армянский архиепископ Иосиф кинулся сам в селения армянские владения Селим-Хана шекийского, и успел доставить толико нужное для корпуса подкрепление.
Римский-Корсаков переправился на правый берег Куры, на 30 понтонах, во владениях Селим-Хана шекийского. Препятствий нигде не встретил, и когда полковник Сырохнев из Грузии, с двумя баталионами, к Ганже подвигался, то Джават-Хан ганжийский беспрепятственно и добровольно сдал в исходе ноября Римскому-Корсакову Ганжу и поднес ему ключи оной. Цитадель ганжийская от жителей была очищена и занята одним баталионом егерей, а прочие части корпуса расположились в Грузии.
Действия на Эриван царя Ираклия и адербиджанских ханов на Тавриз изготовляемы были к весне 1797 года.
Как кавказский корпус, по настоящему расположению, стал отдален от каспийского, а приблизился к кавказской линии, то все потребные снабдения назначено получать ему от командующего на линии кавказской.
ГЛАВА 229.
По отправлении к Ганже кавказского корпуса, каспийский корпус выступил из лагеря своего при речке Пирсагате 27 октября, и 1 ноября расположился близ самого города Новой Шамахи. Расстояние сего перехода имело не более 30 верст; но горы и ущелья, продолжающиеся по всей этой южной покатости Кавказских гор, весьма движение войск затрудняли.
Сказано выше о поведении Мустафа-Хана шамахийского. Как скоро войска российские стали приближаться к Новой Шамахе, он немедленно, с небольшою свитою, скрылся из [413] оной. Сим самым вероломство его сугубо подтвердилось, и побудило главнокомандующего заменить его двоюродным братом его Касим-Ханом.
Сей Касим-Хан, сын Мемет-Сеит-Хана, лишив власти старшего брата своего родного Ескер-Хана, сам той же участи подвергся от двоюродного брата своего Мустафа-Хана, 1794 года. Касим-Хан нашел убежище с своими преданными у шекийского хана, и пребывая там доселе, всегда удостоверял главнокомандующего о своем к пользам нашим благорасположении.
Главнокомандующий, по побеге Мустафы, призвал его и 2 ноября провозгласил его владетелем шамахийским.
Сие было учинено следующим порядком. Строй немалого числа войск стоял в ружье, при открытом знамени. Касим-Хан, в присутствии главнокомандующего, слушал читанный пред собранными туда шамахийскими старшинами и народом лист, изъясняющий неблагонамеренные поступки Мустафа-Хана и возведение на его место Касим-Хана. По прочтении сего листа, Касим-Хан приведен пред Кораном к присяге на верное подданство российской державе, и приняв оный лист, заложил оный за наружную оболочку своей шапки, так, чтоб оный всем был виден. Главнокомандующий сделал еще словесные ему внушения и желания связать между собою приязнь, а потом хан сел на лошадь, подаренную ему с прочими вещами от главнокомандующего, и со всею свитою отправился в Шамаху, сопровождаемый толпою народа. Во все то время, и доколе хан в город свой въехал, производилась пушечная пальба.
Касим-Хан пребывал всегда послушным и покорным до самого возвращения войск в пределы России, и отправил к российскому двору своего посланника о подданстве.
ГЛАВА 230.
Должно было обратить внимание и на область кубинскую, толико встревоженную беглым Шейх-Али-Ханом. [414] Полагали, что спокойствие в ней не может иначе восстановлено быть, как подчинением ее природному владельцу.
Кроме Шейх-Али-Хана, оставался у Фетали-Хана еще один сын малолетный Гассан-Бек, который имел пребывание с матерью своею у родителя ее Али-Салтан-Бека, владельца небольшой страны Илису, выше Шеки, прилежащей Лезгистану, где главное местечко Ках. Сей владелец Али-Салтан-Бек являлся к нам усердным, и сын его при главнокомандующем находился.
И так, главнокомандующий обратил выбор свой на Гассан-Агу, и предварительно склонил мать его переехать с пим в Кубу. Отсюда Гассан-Ага с своими дядьками и старшинами кубинскими прибыл к главнокомандующему, в стан под Шамахою, и 3 ноября быв провозглашен ханом кубинским, не включая Дербента, отправлен обратно в Кубу, а некоторые из старшин назначены от главнокомандующего в советники ему, по его малолетству 464.
А дабы не иметь неприязненных владельцов, на пути от Куры до Дербента, дано от главнокомандующего предписание командующему в Дербенте генерал-маиору Савельеву войти в сношение по сему предмету с Хамбутаем-Ханом казыкумыкским. Савельев 6 декабря с деташаментом войск вступил в область Кюре, принадлежащую Хамбутаю, лежащую между Кубы и Дербента, в которой не трудно было наказать его злодейства, и в бытие свое там 9 дней учинил с Хамбутаем порученное ему от команды постановление, при чем Хамбутай возвратил одного российского офицера, которого люди его взяли в плен в октябре, в кубинской области, бывшего при сборе с жителей провианта.
В то же время, когда генерал-аншеф Гудович по прошению его уволен от всех дел, и генерал-порутчик Ислепьев назначен начальствовать на линии кавказской, сей край вступил в команду генерал-аншефа графа Зубова; дистанция каспийского корпуса, готового к дальнейшему [415] удалению, сокращена, и пространство от реки Койсу до Самура, вместе с Дербентом, вверено в ведение начальника линии кавказской.
ГЛАВА 231.
17 ноября каспийский корпус, сколько по недостатку подножного корму, а более, чтоб приблизиться к Каспийскому морю для удобнейшего получения продовольствия, оставя Новую Шамаху, направил поход свой по равнине, вниз по течению реки Куры, и 21 числа того месяца расположился на левом берегу оной реки, на пространной и приятной долине, несколько ниже Джавата, Рутбара и соединения Куры с Араксом, или области Сальянской. Наиб, зависящий от кубинского хана, лично к главнокомандующему здесь явился.
Главный лагерь пребывал на том месте, а легкая конница, с командиром своим генерал-маиором Платовым, стала на правом берегу Куры, на Моганском поле, куда и все лошади и прочий тяглый скот перегнаны на паству.
Хотя от суровости осеннего и зимнего времени войска должны были здесь пребывать в построенных землянках, но вознаграждали сию неприятность: удобность доставления сюда из Баку и с острова Сары жизненных припасов, которые подвозимы были чрез Сальяны, по Куре, к самому лагерю, на киржимах, изобилие в Куре рыбы, для коей тотчас явились у нижних чинов надобные снасти, появление купцов из Астрахани и Ширвана, даже с припасами, к прихотям служащими, а из Грузии пригоняли сюда на продажу свиней цельными стадами. Словом, российский лагерь при Куре всем изобиловал; недоставало только питания для скота, который во всю зиму имел бедный подножный корм.
ГЛАВА 232.
Муртаза-Кули-Хан отправлен из Петербурга еще в июне 1796 года к войскам, в Персии действующим, и [416] чрез Астрахань и остров Сару, прибыл к оным в стан их, при реке Куре. Полковник Коваленский назначен был от двора поверенным в делах как при нем, так и при других в Персии владетелях, снабжен кредитивною на характер его грамотою и имел долг находиться при Муртаза-Кули-Хане.
Приготовления к действию десантов были производимы неослабно, и открытие оных, равно как и действие сухопутное каспийского корпуса, кавказского корпуса, царя Ираклия и владетелей адербиджанских, отлагаемо было до весны.
Между тем, главнокомандующий и Муртаза-Кули-Хан делали сношения с Трухменцами, преклоняя их к нашим видам, и туркоманский хан, с некоторым числом своих чиновников, на мореходном судне приезжал из Мангишлака к главнокомандующему, и отпущен во свояси, получа значительный подарок, каковые посланы и к однородцам их в их землю, с нарочным офицером.
Талышинский Мустафа-Хан, по дружбе с Муртаза-Кули-Ханом 465 и по преданности к России, являлся к нам искреннее всех ханов, хотя и не вошел в наше подданство.
Назначенные к десантам два мушкатерские баталиона, с их пушками и с ротою полевой артиллерии и 1 т. Черноморских Казаков, при полковнике Головатом, находились уже на острове Саре, и лошади, для сих Казаков купленные из казны, на Дону, оттуда следовали.
Остров Сара столько был вреден для здоровья сих новых гостей, что в октябре умер контр-адмирал Федоров, 7 ноября бригадир граф Апраксин, потом полковник Головатый, много офицеров и нижних чинов.
Остров Сара, занимаемый российским консулом и купечеством с 1794 года, хотя положением своим выгоден для пристанища судов, но для жительства людей нездоров [417] потому, что осенью весь почти потопляется водою, и не имея матерого грунту земли, не имеет и здоровой воды, которую получать должно только с ленкоранского берега. Летом же в озерах застаиваясь вода, производить вонь равно вредную для здоровья, и от того умножаются болезни.
И так, по потере первых чиновников десанта, послан от главнокомандующего генерал-маиор князь Цицианов, и остров Сара оставлен, а все, что на нем было, переведено на полуостров Ленкоран, во владения талышинского хана, и там сооружено полевое укрепление.
ГЛАВА 233.
Достигнув берегов реки Куры, надобно было помышлять и об утверждении за собою учиненных покорений.
Для обеспечения сношений Грузии с Россиею, для связи с оною, которая бы была надежнее и легче той, какую имеем чрез Кавказские горы, для утверждения в сем краю власти нашей и торговли с Персиею, и для взаимного благоденствия тамошних обитателей, признано нужным несколько ниже впадения в Куру реки Аракса, то есть около Джавата, на левом берегу Куры, соорудить российскую крепость. Город сей, коему назначено было имя Екатериносерд 466, предполагалось заселить 2 т. молодых солдат, на основании римских колоний 467, снабдя их орудиями военными и хлебопашными. Грузины и Армяне должны были дать им жен. Жизнь в стране здоровой и весьма изобильной соделалась бы благоденствием для них, и пункт сей, при постоянных дружественных связях с Грузиею, был бы в совершенной возможности ограждать [418] персидскую нашу торговлю от хищных горских народов, которая без того, по причине набегов их и грабежей, никак не может достигнуть не только своего совершенства, ни же когда либо производиться с уверенностию. Место для города избранное отстояло от границы Кахетии до 140, от Ганжи до 170 верст, от Сальянской области до 80, от Баку до 160 и от Новой Шамахи до 70 верст.
Бакийский порт найдено нужным исправить потому, что оный есть самый наилучший порт на Каспийском море. В оном корабли могут стоять на 7 саженях глубины. Сюда стекается великое множество торгующих из Мазандерана, Гиляна, с ленкоранского берега, из Ширвана и Адербиджана. Весь Ширван все произведения свои доставляет в Баку, и хотя в прежние времена Россия всегда силилась основать торговлю свою с Персиею в городе Реште, но тамошний Энзелийский порт, и по положению своему и по причине мелей, его окружающих, несравненно хуже бакийского. Торговля же в оном может быть выгодна только для одного Гиляна. Впрочем, как от Адербиджана, так и от других, внутрь Персии простирающихся провинций, отделена она горами Багру. Сверх сего, хотя бы сих неудобств и не встречалось, то один чрезвычайно вредный климат для Россиян, по болотистой почве энзелийского берега, достаточен к воспрепятствованию учредить там главное место для торговли. В Мазандеране же рейд открыт и для стойки судов вовсе невыгоден.
И так, из сего открывается, что для российской торговли с Персиею Баку есть единственное, удобное и выгоднейшее место. Отсель способно может производиться торговля в провинции мазандеранскую и гилянскую, как самые богатейшие; а относительно сухопутной торговли, от Баку до самого Персидского залива идет безопасная дорога чрез все богатейшие внутренние провинции, устроенная еще шахом Аббасом Великим и снабденная в потребных местах каменными оградными караван-сараями, и именно чрез города Тавриз, Ардевиль, Султанию, Тегеран, Казбин, Кашан, даже до Испагана и далее к Персидскому заливу. [419]
Еще и другие виды были на Баку. Известно, что секта Гебров есть в Индии главнейшая; многие из Индейцов доселе ходят на моление к огням, в окрестности Баку находящимся. С устройством Баку и с распространением торговли в оной, не может ли она сделаться Меккою для индейских Гебров, и не обратится ли отчасти и по сей причине сухопутно богатейшая торговля их чрез Астрабат в Астрахань?
Планы на укрепление и исправление бакийского порта и на сооружение при Куре Екатериносерда, с исчислениями самых издержек, были уже сделаны; мастера для исправления бакийского порта были из Петербурга назначены и отправлены. Вероятно, что и к самому делу было бы приступлено с весною 1797 года; но судьба не соизволила всему тому совершиться: смерть похитила императрицу Екатерину, и все приобретения наши в Персии паки оставлены, предоставляясь возобновиться при нынешнем благополучном царствовании императора Александра.
ГЛАВА 234.
Известие о кончине императрицы Екатерины достигла к главнокомандующему ровно чрез месяц, то есть 6 декабря 1796 года, и главнокомандующий получил повеление остановить все военные действия.
Скоро потом, каждый командир полка получил на свое имя особый высочайший именной указ, немедленно по получении возвратиться с полками, им вверенными в свои границы, сберегая людей на лучшее употребление.
Такое повеление привело начальство в превеликое затруднение. Бескормица лишила полки многих лошадей, не взирая, что регулярная кавалерия во всю кампанию сберегаема была от всяких трудностей. Из предположенных к доставлению сюда из волжских губерний России, через Астрахань, 40 т. четвертей овса, по генварь 1797 г. и половины не получено, как и вообще доставление хлеба не с таким успехом [420] производимо было как желали, а преднамерено было доставить к персидским берегам, еще в навигацию 1796 года, столько хлеба, чтоб достало оного по август 1797 г. на 37 т. человек; полученного же овса по числу строевых и подъемных лошадей крайне было недостаточно: тогда свирепствовал во всем Ширване, Баку, Шамахе, Ганже и других местах голод, по опустошениям летом 1795, от войск Ага-Магомет-Хана. В земле сыскиваем был ячмень в малом только числе, и за четверть оного плачено было не менее 15 рублей серебром; сена заготовить способу не было, по нахождению травы только в густых камышах, а в покупку находили у обывателей только малые количества, ибо запасение сена там необыкновенно; провиантский транспорт почти был ничтожен, ибо хотя всевозможные употребляемы были способы подкрепить его волами, покупными в земле, и на сию статью издержано около 80 т. руб. сер., но они скоро изнурялись и погибали. В толь суровое время невозможно было учредить по пути, посредством морских пристаней, нужное для возвращения полков, на пропитание людей, заготовление, а подножного корму и на сем пути не имелось; экстраординарной суммы имелось на лицо с небольшим только 100 т. руб. 468
Все наличные генералы и полковые командиры каспийского корпуса созваны были к главнокомандующему. Он описал им положение политических дел и способы продовольствия, предоставив каждому полковому командиру взять сколько кому нужно денег из остатков экстраординарной суммы, на удовлетворение своих недостатков, а заключил, что они, получа на имена свои высочайшие повеления, должны оные исполнить; но что он уже не главнокомандующий, и действительно послал к императору просьбу об увольнении.
Таким образом, большая часть полковых командиров решилась оставаться в лагере, при Куре, в ожидании весеннего подножного корму и учреждения путевых запасов; но командиры полков драгунских Владимирского и [421] Нижегородского и Чугуевского казачьего, немедленно, в исходе декабря или в начале генваря, отправились в предлежащий путь, а скоро потом пошел и Астраханский драгунский полк.
Избегая гор и ущельев того пути, коим следовал от Кубы к Шамахе каспийский корпус, они пошли на Баку. Их застигла чрезвычайная слякоть: выпал снег, начались нарочитые морозы в исходе декабря; люди весьма много потерпели, а лошадей множество погибло. На сем пути встречали недостаток даже в воде: нет ни лесу, ни травы, земля обнажена от всяких растений, кроме полыни, почти до самой кубинской области. Достигши Кубы, к отряду генерал-лейтенанта Булгакова, получили известие, что Шейх-Али-Хан собирает силы, чтоб напасть на наши войска, столь рассеянно идущие, или, лучше сказать, волокущиеся в дефилеях, коих на пути к Дербенту множество. В то же время и генерал-маиор Савельев, за уходом из дербентского гарнизона одного мушкатерского полка оставшись с одним баталионом, уведомлял генерал-порутчика Булгакова, что он находится в крайней опасности от Персиян, приверженных к Шейх-Али-Хану, и с столь слабым гарнизоном не может удержаться.
Как Дербент есть пункт, коего миновать никак не можно, и ежели бы оный заперт был неприятелем, то бы все пропасть должно, полки пошедшие из лагеря при Куре, присоединились по всем сим обстоятельствам к отряду генерал-лейтенанта Булгакова, который по тем же причинам, как и главнокомандующий, отрекался от команды; сделан был военный совет: Булгаков учрежден начальником, и решено идти всем совокупно, как скоро наступит удобность к походу, и кавалерии идти пешей, а лошадей отдать под своз тягостей пехоты, оных не имевшей, а в Дербент отправить скорее подкрепление, что и исполнено. Полковой командир Углицкого мушкатерского полка, из отряда Булгакова, имев как и все прочие высочайший указ о немедленном возвращении в свои границы, упорствовал определению того совета, и не явился на оный, а желал тотчас следовать, не имев к движению своему никаких способов; [422] то ему, мнением того совета, отказано от команды, тем более, что из сего полка сделались побеги людей необыкновенные.
ГЛАВА 235.
Между тем, генерал граф Зубов получил от президента государственной Военной коллегии, графа Николая Ивановича Салтыкова, предписание, от 4 декабря 1796 года, по высочайшей воле государя императора, дабы граф Зубов немедленно приступил к тем распоряжениям, какие нужны и приличны к выводу войск в пределы империи; сообразясь со всеми местными обстоятельствами, учредился таким порядком, чтоб при возвращении войск никакая с противной стороны наглость вреда наносить не могла; сделал бы нужные к сему наставления и назначения мест, чрез которые войскам проходить должно; обратил бы попечение как о безнужном их продовольствии, равно и о том, чтоб запасы всякого рода, какие при войсках имеются, не достались в руки противных, но были бы в пользу войск обращены, сбережены и вывезены в границы; а исполня все сие, следовал бы с войсками в границы, и приказал бы войскам, как только в границы входить будут, относились бы к начальнику линии кавказской, генералу от инфантерии Гудовичу 469 и состоять в его повелениях.
Всем владельцам земель, войсками нашими занимаемых, которые свою приверженность к всероссийскому престолу на деле доказали, уверительно внушить, что высочайшее его императорского величества к ним благоволение есть, и на всегдашнее время пребудет непременным; и которые из [423] них, за оказываемые ими российским войскам услуги, опасаются, по выступлении войск, от противников гонения, тем объявить, что они верное и безопасное пристанище и защиту во всяком случае найдут в границах империи, где им сверх того и всякое благодеяние оказываемо будет, и которые пожелают, обще с войском оттуда выйти, тех и взять с собою.
Прежде нежели настала удобность к возвращению в пределы империи войск, генерал граф Зубов получил просимое им от двора увольнение, и вывод войск из всех мест возложен на распоряжение генерала Гудовича.
И так, последние войска каспийского корпуса оставили Куру в марте 1797 г., и следуя чрез Баку, присоединились под Кубою в начальство генерал-лейтенанта Булгакова, и прибыли к Тереку в июне 1797 года. На пути своем они получили подвоз всех нужных запасов и все необходимые пособия с линии кавказской. Большая часть полковых тягостей, заручная и от некомплекта амуниция отправлена на судах в Кизляр, из устьев Куры, из Баку и из Низабатской пристани. Десантные войска равномерно возвратились. Остальной провиант, коего нашлось 1843 четверти муки, в Баку проданы.
Войска кавказского корпуса, взяв гарнизон из Ганжи, отправились в Грузию тотчас по получении высочайшего повеления о прекращении военных действий. Из оного, Павлоградский легкоконный полк еще тогдашнею зимою выведен на линию кавказскую пеший, поступив в составление гусарского полка генерал-маиора Боура, а прочие войска возвратились к Моздоку, в сентябре 1797 года, по многим недостаткам в подъемлющем тягости скоте.
9 марта 1797 г. высочайше повелено генералу от инфантерии графу Гудовичу: 1) остров Сару, против талышинских берегов, войсками 470 впредь не занимать и не укреплять 471, [424] а чтоб стояли только там из военных одно или два судна; 2) военные персидские суда на Каспийском море могут быть терпимы, с коими и обходиться нашим дружественно, поколику они спокойны останутся 472; 3) для покровительства коммерции российской посылать по прежнему несколько военных судов, на какой конец повелено содержать эскадру, в беспосредственной однако же зависимости от своего морского начальника, с коим графу Гудовичу быть в сношении, и в делах службы взаимно подавать друг другу руку помощи.
Несколько далее, на особом листке: Черноморские Казаки бывшие в Персии, которые из 1 т. человек лишились в сем походе … 473 человек, приближаясь в своих жилищах к Екатеринодару, в августе 1797 года, ожидали, по некоторым старинным обыкновениям своим, церемониальной встречи. Как оная им не учинена, они, вышед из повиновения своего начальства, некоторых из старшин своих били и искали для того кошевого атамана своего, генерал-маиора Котляревского; но оный успел скрыться в Усть-Лабинскую крепость, и тотчас из сей крепости выступил туда Вятский мушкатерский полк; мятеж укрощен и виновные, коих набиралось до 300 человек, забраны в тюрьму, были судимы и наказаны. Суд продолжался около 3 лет.
ГЛАВА 236.
При войсках каспийского корпуса вышло па кавказскую линию, из бакийского и из дербентского ханств, особливо из мускюрского округа кубинского владения, до 500 семей [425] Армян, являвших к нам приверженность свою, и потому боявшихся мщения. Это было одно во мзду всех пожертвований наших на персидскую экспедицию.
По высочайшей грамоте 28 октября 1799 г., данной сим Армянам, повелено отвести им, на кавказской линии, 15 т. десятин земли, т. е. на каждую семью по 30 десятин, без всяких в казну податей; а тем из них, кои по способности к ремеслам и торговле пожелают водвориться в городе, дозволено основать оный на месте, где были Старые Мажары, и наименовать городом Святого Креста; а когда оный населен будет, предназначено отвести на выгон удобной земли 12 т. десятин. Сии Армяне уволены от государственных податей и службы на 10 лет, а от дачи на войска рекрут и складочных на них денег, вечно. По прошествии же 10 льготных лет, имеют платить в казну ежегодно: купечество, с капиталов, по 1 проценту с рубля; мещанство и цеховые, с двора, по 2 рубля, а уездные поселяне, и именно земледельцы, с каждой десятины назначенной им земли по 5 копеек.
Комментарии
437. Приписано: караванный путь из кубинского ханства в Старую Шамаху.
438. Надписано: позади войск.
439. Палочка, которую бросая на скаку лошади вверх, ловят руками.
440. Ейлак, значит прохладное место.
441. Приписано: селение Хырыз имеет 180 дворов и лежит в горах, при речке Кудиалу, или Дели, напояющей Кубу, причисляется к кубинскому Дагистану, коего обитатели суть лезгинского племени, судя по наречию их, повинуются кубинскому хану только потому, что не имея удобной земли, имеют надобность для скота своего в паствах на ровных землях кубинской области.
442. Приписано: испросив позволение.
443. Надписано: и мрачность.
444. Приписано на полях: кубинского же Дагистана, лежащее в вершинах той же речки Кудиали или Дели, на которой и Хырыз находится, и оттуда, чрез снеговой хребет горы Шаки, на южную покатость оных, по труднейшей, только верховой дороге, во владение Илису, там от кубинского Дагистана отделяющееся хребтом Шак. Этот же путь, чрез Хыналык, ведет и в шекийское ханство.
445. На полях: Правда ли это? Они Лезгины, и не терпят телесных наказаний.
446. Кубинский Дагистан делится на два округа: первый, хыналыкский, содержит селения по Кудиалу, снизу вверх: Хырыз 180 дворов, Джеки 130, Алик 100, Хыналык 200. Другой, будукский, там же, в горах по родникам, содержит 13 деревень, имеющих 387 дворов. Главное в оном и дальнейшее от Кубы селение Будук.
447. В рукописи пробел; но выше, на стр. 351, это событие отнесено к исходу генваря 1796 г. (Изд.)
448. На полях: Селим-Хан был в несогласии с Мустафа-Ханом, ибо у Селима находился Касим-Хан, претендатель шамахийский.
449. Она с 1801 или 1802 года украшает гарем нынешнего владетеля Персии Фетали-Шаха.
450. Приписано: Не этот монастырь Согиан-Ванк?
451. На картах Генерального Штаба 1834 года — Алпап, 1847 года — Алпан. (Изд.)
452. Вольные фурщики, бывшие в персидском походе для возки провианта, получали в месяц по 22 рубля; они имели до 100 фур.
453. Пред сим только пожалован в генерал-лейтенанты, а главнокомандующий 16 сентября возведен в генерал-аншефы.
454. Надписано: (NB. Сие было до 6 октября, прежде олпанского сражения.)
455. Сей Шах-Рох имел великие сокровища в алмазах, скрытые в земле. Ага-Магомет-Хан принудил его отдать оные себе, и смотря на них говорил Шах-Роху: «Ежели бы ты умел сии богатства употреблять с пользою, был бы шахом, и я бы не мог толико возвыситься.»
На полях: Однакоже потомки Шах-Надыра оставались еще и 1810 г. в Хорасане и волновались против Баба-Хана; Ага-Магомет-Хан не истребил их, а вероятно довольствовался взять аманатов.
456. На полях:?
457. На полях:?
458. В конце главы, читаем на полях: Посланец Ага-Магомет-Хана, в письменном объявлении, поданном князю Потемкину 16 генваря 1783 года, написал:
Хотя бы небеса к земле преклонились, или бы земля возвысилась к небесам, то бы и тогда властители Персов не помыслили подкреплять себя помощию, дружбою и союзом турецкого двора, даже если бы Персиею управляла и слепая девица, по древнейшей вражде обоих народов; словом, если можно огонь с водою согласить, тогда токмо удобно будет и Персию с Турками смирить.
459. Приписано: что не так верно.
460. Приписано: бывшею невестою Омар-Хану аварскому.
461. Сего Мехтия сестра была женою единоутробного брата Периджи-Ханумы, Ахмат-Хана дербентского и кубинского, умершего 1791 г.
462. Приписано: Усми, посланника (Присланные от ханов названы в императорских грамотах посланниками, а от не имеющих ханского титла, посланцами.) Султан-Махмут-Бека, кади посланца Амирзу-Бека.
463. Приписано: утверждая всемерно влияние наше на левой стороне Аракса, до самых пределов хойских, и буде окажется случай, возымев от владетелей тамошних заложников.
464. Подобно сему Россияне возвели в ханы деда сего Гассан-Хана.
465. На дружбу сию всегда твердо считали; но талышинский хан часто говаривал до того нашему консулу в Персии Скибиневскому: «Муртаза-Кули-Хан брат Ага-Магомет-Хану и такой же разбойник.»
466. Да не подумает читатель, что здесь в одной букве ошибка, т. е. с поставлена вместо ц, как обыкновенно древние Персы называли города — церт.
467. Римляне старались удерживать в своей власти город, посылая туда целые войска в селения, которые состояли более из отпущенных на волю рабов, или их детей. Монтескьё, в Размышлениях о причинах величества и упадка Римлян.
468. На полях:?
469. Сей генерал, сдав команду генерал-порутчику Исленьеву, на пути своем чрез Черкаск получил от восшедшего на престол императора Павла (Здесь недостает слова: приказание.) возвратиться к прежнему месту.
470. Это слово подчеркнуто в рукописи.
471. На полях: Укрепление в Ленкоране оставлено, и консул перебрался паки на Сару.
472. Но именным указом 16 апреля 1802 г. повелено генерал-лейтенанту Кноррингу терпеть беспрепятственно на Каспийском море только одни киржимы, хотя бы они имели на себе людей, ружьями вооруженных; а в рассуждении военных судов поступать по древним правилам, то есть не терпеть их на сем море.
473. В рукописи пробел.
Текст воспроизведен по изданию: Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год П. Г. Буткова, Часть II. СПб. 1869
© текст - Бутков П. Г. 1869
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
© OCR - Чернозуб О. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001