АРКАНДЖЕЛО ЛАМБЕРТИ

ОПИСАНИЕ КОЛХИДЫ ИЛИ МИНГРЕЛИИ

Страна.

Страна, которая древними (писателями) называлась Колхидой, слывет у туземцев под названием Одиши ¹, иные называют ее Мингрелией ². С востока граничит она царством Имеретией ³, иначе называемым Башачук ⁴, [183] а с севера Абхазией ⁵ Река Фазис (Phase), которую туземцы называют Рионом, отделяет Мингрелию от Имеретии и Гурии ⁶ (Guriel ⁷, а река Кодор (Coddors), известная древним, как мне кажется, под именем Коракса ⁸, отделяет эту страну от Абхазии; с запада граничит она Понтом Эвксинским, а с северо-востока Кавказскими горами ⁹.

Аммиан Марцеллин полагает, что Мингрельцы ведут свое происхождение от Египтян, основываясь на сказании Диодора Сицилийского, который пишет, что царь Сезострис, подчинив. Скифию, устроил египетскую колонию на берегах Меотийского озера ¹⁰. Эти колонисты соблюдали еще в его время обряд обрезания и сеяли, подобно Египтянам, много льна. Что касается меня, я прибавлю к этому следующую черту сходства: подобно Египтянам, они любят толковать сны; все утро проходит в передаче того, что им приснилось ночью.

Нынешние владетели Колхиды.

Кезильпе ¹¹ (le Chesilpes) или царь Дадьян наиболее силен среди владетелей этой страны. Кезильпе значит царь, Дадьян — имя династии. Она происходите не от грузинских [184] царей, но от одного их сановника ¹², незаконно отнявшего ту часть Грузии, в которой он был эриставом или правителем ¹³. Резиденциею древних царей Грузии был город Кутаис (Cottatis) ¹⁴, другими же своими областями правили они посредством эриставов. Из них наиболее уважаем был эристав области Одиши или Колхиды, по имени Дадьян. Один из царей Грузии ¹⁵, во власти которых была тогда вся страна, лежащая между Каспийским морем и Черным (Эвксинским Понтом), до Тавриса и Эрзерума, а на севере до Кафы ¹⁶ разделил свое государство между несколькими сыновьями, оставив за собою только провинции: Башачук, Одиши, Самцхе ¹⁷ (Samsche ¹⁸ Самске и Гури, которые он также предоставил в управление эриставам.

С одной стороны, Турки, пользуясь его слабостью, отняли у него город Тифлис ¹⁹, лежащий в восьми днях пути от Эрзерума; с другой — Персы отняли у него Таврис и ту часть царства, которая лежит между Таврисом [185] и Kaxeтией (Gagueti ²⁰. Когда царство (Грузия) было таким образом ослаблено, эриставы или правители других провинций увидели себя столь же как и он, могущественными ^2l, и только искали повода сделаться независимыми владетелями тех областей государства, в которых они были правителями ²². Однажды, когда все эти правители пировали, виночерпий, к концу пира, предложил царю и другим вельможам пить по обычаю, который требует, чтобы все те, которым мундшенк (coupeur) предлагает выпить, предложили бы ему взаимно какой нибудь подарок соответственно своему состоянию. Затем царь передал стакан Дадьяну. Последний, прежде чем подарить от себя что нибудь, спросил одного из седевших подле него, именно Артабега (Artabeg ²³, который слыл за самого роскошного и самого щедрого при этом дворе: какой подарок решил он сделать мундшенку. Артабег отвечал, что даст ему 100 червонных (ecus d'or). Дадьян же назначил больший подарок. Предлагают затем стакан Артабегу, который обещал этому чиновнику не сто, а тысячу червонцев. Дадьян оскорбляется и, забывая об уважении, которым он обязан своему государю, бросается на Артабега и кинжалом режет ему бороду. Артабег не мог отомстить ему из уважения, которое питал он к царю; сам же царь не осмелился наказать за наглость Дадьяна, который был в своей области столь же могущественным, как он. Но спустя несколько времени, когда Дадьян преследовал оленя до земель области Артабега, слуги последнего, заметив, что Дадьян отделился от отряда, взяли его и привели к своему господину, который посадил его в тюрьму. Дома подумали, что Дадьян упал в какую нибудь пропасть, и оплакали его, как покойника. Когда он пробыл несколько времени в заточении, посетил его Артабег. В частной с ним беседе, Дадьян поверяет ему мысль сделаться независимым владетелем управляемой им области и указывает на легкость с какою он достиг бы того-же. Артабег [186] доверяет ему ту же идею, признается, что у него было тоже намерение. Вместе они условились на счет средств для достижения этого, а население управляемых ими областей, привыкшее им повиноваться, весьма охотно признало царями тех, которые обладали уже царскою властью с титулом эриставов. Сам царь принужден был, чтобы не подвергать опасности остальной части своего царства, признать этих сановников равными себе, а преемники его составляли союзы с ними, но эти союзы имели силу до тех пор, пока они не начинали войны с царем Имеретии.

Князь, управляющей в настоящее время Мингрелией, по имени Леван (т. е. Лев Дадьян ²⁴ — пятый князь династии того же имени Он сын того князя Мунакшиара (Mimacchiar ²⁵ который однажды на охоте так сильно ударился об одного всадника, что, когда его лошадь упала, он тут же умер. Настоящий князь был тогда очень молодым, и один из его дядей по отцу по имени Георгий Липардиан ²⁶ управлял в его малолетство. Впоследствии, прийдя в возраст, он женился на дочери Абхазского князя из Фамилии Шиарапсиа (Sciarapsia?), очень любимой Абхазцами. Липардиан также, хотя очень старый, женился на молодой особе, по имени Дареджан ²⁷ (Dareggian) из дома Чиладзе ²⁸ Ciladze). Эта княгиня находила более удовольствия в обществе с Дадьяном, который был ровесником, нежели с своим мужем Липардианом. Между тем как Дадьян думал об удовлетворении своей страсти, которую он питал к ней, его первый министр или визирь Папониа (Paponia) вкрался в душу царицы. Это сопровождалось такой большой оглаской на все государство, что Дадьян отрезав ей нос, прогнал ее по правилам греческой церкви (?), приказал в сопровождении отряда войска, отвести ее до границ владений ее отца. Что касается своего министра, он только заточил его, а потом отдал в руки владетеля Гурии (Guriel), своего двоюродного брата. Влюбленный сильнее, чем когда либо в жену своего дяди, Дадьян у него отнял ее, принудил всех подданных признать ее Дальбодой (Daldoda ²⁹, или царицей. Между тем как во дворце Дадьяна праздновали с [187] торжеством эту противозаконную свадьбу, Липардиан устроил похороны своей жены, как будто умершей. Он оделся в траур со всем своим двором и плакал по ней, по обычаю страны сорок дней. Все принимают участие в этой ссоре, и Липардиан стал в главе очень сильной партии. Когда же его отравили во время этих приготовлений, его жена осталась царицей, и страна успокоилась бы, если-б визирь о котором я только что говорил, чтобы избегнуть мести Дадьяна, не довел царя Грузии ³⁰ до войны и не образовал бы союза между ним, Абхазцами и владетелем Башачука. Цель союза состояла в том, чтобы умертвить Дадьяна и поставить на его место одного из его братьев по имени Иосифа. Для исполнения заговора послали Абхазца, который кольнул Дадьяна копьем сзади в то время, когда он оперся на перила галереи. Убийца убежал и след его простыл, Схватили дворянина, бывшего позади князя в то время, когда ударь поразил его. Тот сознается в участии в заговоре. Визиря удавили а тело его, рассеченное на несколько частей, положили в заряженную пушку и выстрелом разорвали на тысячу частей. Он приказал выколоть глаза самому брату которого заговорщики хотели возвести на трон вместо него и дали ему на содержание столько, сколько было ему необходимо для того, чтобы пережить свое несчастие и преступление. Потом Дадьян взял в плен владетеля Гурии. Приказав выколот ему глаза, отнял у него жену, сына, земли отдал патриарху, своему дяде, по имени Малахии. Князь Гурии ³¹ (Guriel) был так наказан не только за это преступление, но также за злодейство, с каким он умертвил своего отца. Местное предание говорит, что Дадьян умертвил в тоже время и детей от первой своей жены, побуждаемый к этому советами второй, желавшей поставить своих на их место. Потом Дадьян объявляет, войну Абхазцам, которые во время этих смут совершили нападения на его области с целью отомстить за посрамление первой жены, дочери их князя. Он покорил этот народ, а так как не мог получить никакой дани ни золотом, ни серебром, то удовольствовался известным количеством охотничьих собак и соколов, что здесь особенно ценится. И вот Дадьян, будучи близок, вследствие этих обстоятельств к гражданской войне, устремив все свои помыслы к обладанию Имеретией, царь которой был прежде его повелителем. Он начинает с ним войну. Хотя и не мог всецело овладеть ею, потому, что царь Имеретии находит безопасное убежище в замке Кутаисе [188] (Коттатисе), которого он не мог взять силою до последнего времени. — Он тем не менее так опустошил его область, что будет всегда могущественнее его. Нынешний князь ³² Мингрелии обладает большими способностями, и если-бы его воспитали в стране более цивилизованной он был бы одним из величайших государей своего века. Он удаляется от всех попоек, к которым весьма пристращаются владетели этих стран. Он покидает даже обед для своих дел и охоты; неутомим на войне, храбр, любит своих подданных, помогает им во всякой нужде. Уже не слышно в его областях о жестокостях, которые в них совершались спокойно. Он ведет себя в отношении турок весьма благоразумно. Когда султан Мурад IV ³³, во время войны с Персами послал сказать ему, чтобы он прибыл немедленно для осады Эриваия (Kereuan) ³⁴, он ответил, что ни он ни его предки не были в зависимости, и что дань, платимая ему, была добровольна. Хитро поступает он и по следующему поводу. Он уверил их, что Мингрелия самая бедная страна в мире. Принимая послов из Константинополя, он посылает к границе своего государства слуг, которые берутся проводить их, и ведут чрез скалы великие леса по дурным дорогам, а при переходе чрез реки выбирают всегда самые дурные броды; ночью помещают их в бедных хижинах, куда приносят им для постели несколько соломы, а к ужину дают немного сыра — вот все довольстве. Когда эти посланники допускаются к нему на аудиенцию, он принимаете их под сенью какого нибудь дерева. Здесь сидит он на старом ковре, дурно одетый, в кругу, хотя и многочисленных, но весьма бедно одетых придворных. До аудиенции помещают посланника в плохой хижине, в которой он едва может укрыться (от непогоды). С ним обращаются так дурно, что, возвратившись в Константинополь, он отзывается об этой стране как о самой неприятной в мире.

Князь недавно выколол глаза одному из сановников, который умышлял возмутить его подданных. Он привлек в свои владения, евреев и армян и чрез посредство их водворил торговлю. В настоящее время здесь ходит монета; он извлекает много пользы из права чеканить ее. Приглашает художников изо всех стран, а для того, чтобы удержать их, он женит их и дает им некоторое обзаведение. Дает также постоянно большие подарки [189] церквам и духовенству; и ему не достает только хороших архитекторов для постройки больших церквей, ибо с своей стороны он даже побуждал бы их к этому (car de luy mesme il y serait fort porte).

Сословия

Мингрельцы подразделяются на бояр, дворян (Seigneurs gentilhommes ³⁵, сакуров (Saccurs ³⁶ или богатых лиц и простой народ, который они именуют мойнале ³⁷ Moinali). Дворяне титулованные называются жиноскуа ³⁸ (Ginosca), прочие — жинанди ³⁹ (Ginandi). Только жиноскуа могут иметь у себя в услужении дворян. Дворяне обыкновенные употребляют в службу саккуров и мойнале. Первые (жиноскуа) стоять выше всех и пользуются высшим почетом; сам даже князь роднится с ними, женясь на их дочерях. Никто не может превзойти жинасков положением (s'avancer au de la du rang), которое достается им по праву рождения. Тот, кто родится в низшем сословии, не выходит из него, хотя бы он был самым богатым человеком в области. Жиноскуа или господа содержат таких же чиновников, как и царь, но не в таком числе. Сакуры служат дворянам, составляют их двор, сопровождают их верхом в путешествии и на войне и вообще тогда, когда необходимо. Наконец низшее сословие носит им дрова, сопровождает их пешком и во время пути носит их пожитки на своих плечах. Кроме этих повинностей, они обязаны еще одаривать их, кто два, кто три раза в год, сообразно количеству земли, которую они от него получают. Богачи обязаны из признательности подарить одну корову, воз нагруженный медом, хлебом вином и живностью. Кроме того, они обязаны поместить всех иностранцев, (etrangers), которых дворяне, им пошлют, и принимать их самих всякий раз, когда они пожелают быть у них. Они верховные судьи над жизнью и смертью своих подданных. Когда род кого либо из низшего сословия прекращается, то господа наследуют его имущество и часто, когда этот род состоит из одного только лица, они продают последнего турку, чтобы воспользоваться на его счет. Таким образом [190] их богатство зависит оттого, у кого больше крестьян (vasseaux). Почему последних судят об их силе, а богатейшими слывут имеющие столько вассалов которые бы им доставляли каждый день все, что необходимо на содержание их дома.

Жилища.

Обыкновенно их дома не разделяются на комнаты; они состоят из большего помещения в котором хозяева, слуги, мужчины и женщины живут вместе, не отделяясь друг от друга, Зимой всегда горит огонь среди жилья; стены деревянные, крыша соломенная ⁴⁰. Никто не может быть уверен, что его дом простоит до вечера; огонь обращает их дома, в пепел иногда в одно мгновение, или ветер снимает кровлю. “Эти помещения задымлены и темны, так как в них проникает свет только чрез дверь. Местоположение их страны прекраснейшее в Мире. Они без сожаления покидают свои незатейливые жилища всякий раз, как пожелают перейти на другое место зимой они располагаются в лесах, которые укрывают их от ветра. В них же они потешаются охотой. Летом поселяются на высотах: и весною и осенью выбирают такие места, на которых можно было бы наслаждаться удовольствиями всех времен года. Впрочем они всегда удаляются от морских берегов, потому что здесь воздух нездоров, и из боязни морских разбойников. У князя более 50 дворцов (Palais), между коими дворец в Зугдиди красивейший: он построен из очень хорошего камня, его внутренние покои отделаны по персидски. У всех (жителей) обыкновенно раскинута пред домами поляна, огороженная рвом и плетнем; на ней садят, ради тени, деревья, которых ветви образуют фигуру еловой шишки. На краях этой поляны строят хижины в некотором расстоянии одну от другой, из страха, чтобы пожар не истребил их все в одно время. Ближайшая при входе на поляну хижина называется Окос (Ochos). В ней князья принимают иностранцев. Дальше стоят другие, назначенные для хранения припасов, или платья и построенные прочнее других, в виде башен. Пол в них поднят над землею, потому, что в противном случае, можно было бы в них войти, подкопав землю под стенами, да и сырость испортила бы мебель. Все эти хижины расположены около плетня, [191] который ограждает поляну, При домах знатных дворян строят часовеньку среда поляны, чтобы не иметь надобности ходить к обедне далеко. Трудно поверить, сколько выгод извлекают они из такого рода жилищ, столь удаленных одно от другого, находя в нем в одно время свободу деревенской жизни и удобства пребывания в городе.

Одежда.

Этот народ так беден, что одевается в лохмотья из шерстяного покрывала, которые спускаются у них от пояса до колен. Знатные употребляют иностранные ткани. К кожаному поясу, покрытому золотыми бляхами, прицепляют, кроме сабли, все, что может быть необходимо в путешествии нож, точило, ремень шириною в три пальца и длиною в пол локтя, огниво для высекания огня, два маленьких мешочка, один с солью другой с перцем и прочими пряностями, шило, нитки, иглу и даже восковую свечку. Рубаха вокруг шеи и внизу выткана золотом. Для того чтобы видна была эта щегольская отделка, они выпускают рубаху из штанов, а куртку, которую носят сверх рубахи, кроят короче последней. Во время сильного холода они надевают род кафтана подбитого мехом. Шапки их остроконечны. Наши шляпы (с большими полями) находили они очень удобными, но так как не оказалось между ними никого, кто сумел бы сделать такие же, то они сплели их из ивовых прутьев и покрыли клеенкой; иные делали их из сукна с картоном внутри, были даже такие, которые делали их из сколоченных и выровненных дощечек. Впрочем все надавали эти шляпы на свои шапки и употребляли их только во время дождя или от солнечного зноя. Скорее бедность, чем пища, добрая воля (vertu) и воздержание жителей изгнало всякую роскошь во время их празднеств. Бедность однако не мешает их воздержности в том, чего у них много. Для пира в праздники они толкут просо (гоми) в ступке, снимая (таким способом) шелуху, моют его и варят и обратив в мягкую кашу, подают его на лопатке гостям. Она заменяет им хлеб, который редко употребляется между ними. Они вовсе не знают стульев, и если пользуются деревянной доской или столом, то последние служат им вместо подноса, потому что бросают на них мясо. Когда случится им есть что нибудь жидкое, то делают ямку в просяной каше и наливают жидкость в эту пустоту. Вместо стола расстилают пред князем кожу длиною в тридцать или сорок Футов, такую засаленную и грязную, что видь ее поселяет отвращение. [192]

Пиры.

На пирах жарят (на вертеле), быков, свиней и целых баранов. Носят их на носилках, а сваренную живность несут на вертеле к тому месту, где должны ее есть и располагают эти вертела подобно копьям в караульне. Употребляют они в пищу, во первых гоми, ⁴¹ (gomo) или просо. Распорядитель пира бегает от одного конца стола, к другому с лопаткой и накладывает его пред каждым участником пира. Потом дают лопаточкою самым почетным гостям теста из гоми или проса, истолченного мельче, между тем как повар кладет жаркое кусками. Особе наиболее уважаемой, дают всегда лопатку.

Когда виночерпий предлагаете Мингрельцам пить за здоровье круговою чашею, тогда они просят его предложить ее тому, в честь кого они желают пить. Тот прикасается к ней губами, отсылаете ее тому, кто предложил тост. Этот выпивает ее всю. Они очень уважают тех, кто пьет много и не пьянеет. Из них некто столь прославился в этом отношении, что Софи ⁴², шах персидский, выпросил его у князя Дадьяна. В Персии, в неоднократных состязаниях с первыми удальцами в государстве, он каждый раз одерживал победу и получал награду. Шах пожелал однажды сам померяться с ним своими винами и пил как говорят, с таким успехом, что умер от этого, а знаменитый пьяница Шедан Чиладзе (Scedan Ciladze) возвратился с великим торжеством и большим богатством на родину,

Обработка земли.

Все Мингрельцы занимаются земледелием в особенности потому, что им вовсе не привозят хлеба из других стран. Самый большой труд, после посева зерна, состоит в том, чтобы его окапывать заступом, дабы воспрепятствовать траве заглушить его. Она растет здесь в великом изобилии, по причине влажной почвы. Все поле покрывается в это время работающими. От жары они сильно устают, но умеряют усталость хорошей пищей и песнями которые поддерживают в них хорошее расположение духа. К тому же песня приспособлена к работе, и как в танце различные па, совпадают с тактом, так и в этих песнях напев согласуется с ударами заступов. В толпе из сорока человек выбирают двух, которые выбивают такт этой простой песни [193] (qui battent cette musique rustique) для того, чтобы размер был короче, и работа шла бы таким образом успешнее. Эти запевалы (maistres de musique) получают двойную порцию пищи. По окончании дневной работы все плетутся всегда с песнями к дому нанимателя, где готовят сытное угощение, дают вина, а для чтобы его достало в эту пору, они посвящают, до уборки винограда, какой нибудь кувшин ⁴³ своего лучшего вина во имя св. Георгия, обещая коснуться его только в праздник св. Петра и Павла, когда оканчивается полевая работа. Никто не посмеет тронуть его: священники уверили их, что, в случае нарушения этого обета, можно лишиться жизни. В известный день они приводят священника в погреб. Облаченный в священнические ризы, он читает вслух некоторые молитвы над вином, вскрывает (perse) кувшин и отсылает один ковш ⁴⁴ в церковь св. Георгия.

Почва, как я говорил, очень сыра, дожди часто валили бы хлеб, если бы он был посеян на вспаханной земле. И так, они сеют иногда на размоченной земле без запашки, чего совершенно достаточно на их земле. Из овощей у них много капусты; я видел такую, которой кочаны достигали до 10 Фунтов. Они сохраняют ее на время великого поста, когда варят себе из нее род супа ⁴⁵. Для этого кладут ее с солью в большой кувшин, в котором было вино, бросают туда пахучих трав, наливают водой, которая скорее, чем в месяц, становится столь же кислой, как уксус. У бедных людей это самая обыкновенная пища.

Охота.

Так как этот народ проводить всю свою жизнь в поле, то охота их самое обыкновенное занятие; все находят в ней удовольствие. Существует здесь поговорка: “счастье [194] в коне, хорошей собаке и отличном соколе”. В место турнира, (владетельный) князь устраивает торжественную охоту, на которую приглашаются все вельможи; та, которую Дадьян любит больше всего, производится во время случки оленей. Отправляются в самый большой лес, становятся на место, где поджидают их и стреляют из лука. Когда Дадьян носил траур по своей жене, и приличие мешало ему участвовать в этом удовольствии, он отправлялся на места, с которых мог бы слышать шум, производимый оленями; наслаждаясь этим, доставлял себе отраду в горести, которая удручала его.

Похоронный обряд.

Когда родственник или друг томится в предсмертных мучениях, то по чувству дикой любви, берут у него из под головы подушку и все, что может ее поддерживать, оставляют её повисшей в таком положении, что больной скоро задыхается: тогда все в доме царапают себе лицо, рвут волосы. Когда неистовые вопли прекратятся, они приготовляются, оплакивать его по порядку. Родственники и даже лица высшего сословия, сняв одежду, обнажаются до пояса, толпа делится на два хора, которые отвечают один другому, повторяя несколько раз: “оги!” “оги!” Во время траура, который длится иногда до трех лет, люди и весь дом носят признаки печали: епископ служит торжественную заупокойную обедню. Он извлекает большую выгоду из этих поминок, получая за них обыкновенно более пяти сот червонцев; а так как князь наследует епископам по их смерти, то собственные выгоды побуждают его поддерживать этот обычай. После обедни епископа угощают и дарят лучшие одежды всем духовным лицам, участвовавшим в служении. В этих случаях тратят весьма много, потому что этим не ограничиваются, а приглашают князя прийти оплакивать усопшего. В одном шалаше помещают собак покойника, в другом — коня; Для его сабли ставят третий, и тоже делают для прочих вещей, которые он употреблял. Князь, обнажив тело до пояса, становится босый на колени в каждом из этих шалашей, бьет себя несколько раз в лице, плачет, молится. Затем его ждет большой пир в доме того, кто пригласил его, а в заключение поминок (fete) получает дары.

Во второй день после Пасхи чествуется память всех усопших. В этот день они несут кушанья на могилы, ставят нечто в роде стола (une cage), покрытого цветами с восковыми, зажженными свечами. Священник благословляет кушанья, которые приносят потом под тень больших дерев, растущих [195] возле церкви (у каждого семейства свое); здесь проводят остаток дня, одаривая друг друга тем, что у них есть лучшего, веря, что мясо, которым они угощают один другого, весьма благоугодно покойникам и заменяет молитвы о душах умерших родственников.

Наказание преступников.

Этот народ очень жесток, а дворяне пользуются властью без всякой жалости, в отношении своих подчиненных. Я помню, как один из дворян, у которого был пленник, служивший ему портным, приказал отрубить ему ногу, боясь, как говорит он, чтобы тот не убежал. Они утверждают, что между всеми наказаниями, коим подвергают преступников — лишить, человека зрения — одно из самых больших. Они совершают его так. Вбивают четыре кола в землю, привязывают к ним преступника за ноги и за руки так, чтобы он не мог сделать ни малейшего движения. Раскаляют до-красна две маленькие железные пластинки (lastres), величиною в копейку. Последние прикрепляются к концам двух железных рогаток (ferremtnts), которые соединяются, и к концу соединения набивается деревянная ручка ⁴⁶. Нажимая посредством этого инструмента раскаленные пластинки к глазам преступника, лишают его таким образом зрения с величайшей болью, которая обнаруживается достаточно внешними признаками, потому что у него пухнет все лицо и грудь, в течение трех или четырех дней он не может ничего есть. Когда отсекают преступникам руки, то совершают это раскаленным до-красна железом, утверждая, что это мешает крови истекать из вен; при чем вычищают палочкой мозг костей, из боязни, как говорят, они, чтоб он не сгнил. Когда преступление не важно, например, схвачен вор, похищающий корову ⁴⁷, то освобождается от казни, заплатив в 15 раз, более стоимости украденного, из чего князь получает одну треть, другую суд, остальное идет тому, кого обокрали. Если преступление не, доказано, то опускают крест на дно котла, наполненного водой, [196] кипятят ее, поддерживая под котлом большой огонь, употребляя при этом заклятые дрова (du bois de serment). Обвиняемый должен вынуть из воды крест. Потом на руку надевают чехол; завязывают его, и три дня, спустя открывают. Если на ней вовсе нет признака обжога, то он объявляется невинным. Когда совершен проступок, и доказательства менее сильны, то заставляют подозреваемых клясться пред иконами чтимых ими святых. Те обыкновенно не затрудняются подобными клятвами: когда они узнают, на образе какого святого принудят их поклясться, то идут сначала к этому образу, исповедуют пред ним свой грех и предупреждают (образ), что в следующий день они скажут все противное тому, что исповедали; умоляют его не гневаться за то и дают обет пожертвовать ему, например, барана. Вот почему те, кои обязаны привести их к клятве, весьма остерегаются сказать, пред каким образом они намерены заставить их поклясться.

Иногда принуждают клясться тех, на кого падает подозрение в преступлении. Также бегут (тяжущиеся) с копьем (в руках), направленным друг против друга, и тот, кто ранен первым, наказывается, как виновный. Если вдовы, выходящие вторично замуж, забеременели от своего первого мужа, то у них не считается преступлением зарывать совершенно живыми детей, рожденных от них. Тоже обыкновенно совершается у бедных людей, когда они не считают себя довольно состоятельными, чтобы их пропитать. Я указывал князю весь ужас этого беззакония, он же отвечал мне, что не знает средства от этого, а вести список беременным в его владении женщинам он не в состоянии.

Со стороны суши Мингрелия укреплена Кавказскими горами. Свирепость живущих на них племен мешает пленникам убежать отсюда. Черное море ограждает эту страну с другой стороны, реки же Рион (Phase) и Коракс (Кодор), не имеющая брода (qui ne sont pas quayables), очень затрудняют с других сторон выход из страны. Таким образом рабы или пленники почти не в состоянии выйти отсюда и только по распоряжении начальственных лиц носят они по большой цепи.

Суд по делам гражданским.

У Мингрельцев нет писанных законов, и отправление правосудия совершается здесь очень хорошо, ибо везде, где существуют законы, каждый старается объяснять их в свою пользу. Здравый смысл есть закон [197] у этого народа. Дела неважные князь решает за обедом, на охоте, и везде, где случится. Труднейшие решаются следующим образом. Каждая сторона выбирает судью, которому поручает свою тяжбу, а судьи приглашают по одному защитнику. Собираются на поляну, чаще всего в тени большего дерева. Первым является истец, излагает свою просьбу и свои доводы. Окончив, он удаляется и уступает место противной стороне, защитник которой излагает свои притязания, и защитник истца отвечает, не стесняясь. Призывают опять истца, который удалялся; защитник его сообщает ему возражение ответчика и то, что сказано в защиту его притязаниям. Когда же обе стороны все выскажут, судьи произносит приговор. Такое ведение процесса заслуживает подражания со стороны народов, более образованных, равно как другой их обычай: по делам никогда не обращаться прямо к лицу, которого они желают о чем нибудь просить, но прибегать всегда к посредничеству одного из общих друзей, потому что (в противном случае) оканчивается всегда тем, что досада, с которой иногда просишь, рождает новые неприятности.

Брак.

Вся забота при заключении брака сводится к подаркам, которые обязаны давать родителям жены. Когда совершали свадьбу князя Одиши (Дадьяна?) с дочерью князя черкесского, по имени Кациака (Casciach Мере ⁴⁸, то последний просил за дочь сто рабов, снабженных всеми сортами сукон и ковров, столько же коров, быков и лошадей. Когда будущий супруг увидит свою избранную, то обязан при этом приказать принести вина и несколько мяса и усердно угощает этим родителей. В день бракосочетания, если нет епископа или священника для совершения его, Мингрельцы отправляются в свои подземелья ⁴⁹ — места, не менее церквей чтимые у этих варваров. Священник берет два венца и, полагая один на голову жениха, говорит: венчается раб Божий N с рабой Божией N; затем полагает другой на голову невесты и говорит: венчается раба Божия N с рабом Божиим N. Далее, он сшивает (il cout) одежду жениха с платьем невесты, потом берет стакан с вином, предает его новоневестным, между тем их родственник держит венцы. После того как они выпьют [198] вино, родственник режет у них нитку, которой были сшиты их одежды. Вот весь их обряд бракосочетания. Нет и помину о согласии брачущихся.

Война.

Все Мингрельцы ходят на войну, и хотя страна мала, князь без затруднения высылает в поле 30,000 ⁵⁰ человек. Обыкновенно каждые тридцать домов выставляют одною человека. Вся же знать считает себя обязанной следовать за своим князем; а так как Мингрельцы очень любят войну, то, отправляясь воевать, они надевают все, что у них есть лучшего. Ночью обыкновенно этот народ ничего не предпринимает. В эту пору только веселятся и пируют в доме или “кареби” (Carap ⁵¹, для которого это обойдется очень дорого (c'est dans leur Carap а qui sera 1725 — fera plus grande depense). Для этого случая они берегут лучшие одежды и прекраснейшую домашнюю утварь. Утром на заре и вечером они бьют в барабаны, сделанные подобно персидским, из кожи и похожие на литавры. Они употребляют также прямые трубы длиною в пять футов, соединяя их всегда по две вместе. По звуку, скорее странному, чем приятному, они соответствуют одна другой. Трубы князя играют первыми, затем — князя Гурии, потом Липардиана, самого могущественного в Одиши, и так далее, по старшинству их владетелей. Когда же эти войска встречаются с войсками князя Имеретии, то Дадьян, предки которого были подчинены предкам первого, оказывает ему это уважение, приказывая своим трубачам играть после (того, как замолкнут звуки труб имеретинского царя).

Мингрельцы не сохраняют ни порядка, ни дисциплины в битвах. Каждый выбирает противника, и сражение оканчивается в четверть часа. Однакож они всегда одерживают славные победы над подданными царя Имеретии или Башачука. Впрочем природа, создав последних самыми сильными и стройными во всем свете, совершила это, кажется, с тем, чтобы подчинять их Мингрельцам. Царь Имеретии всегда готов к защите, и когда Дадьян вступает в его владения, он уходит в город Кутаис и извещает своих подданных о необходимости уходить в горы. В последнее время Дадьян решил овладеть [199] этим городом. С этой целью он приказал двинуть артиллерию; но так как у него не было людей, умеющих обращаться с пушками, то он принужден был снять осаду.

Игры и упражнения.

Между прочими играми и упражнениями у них в ходу игра в мяч на коне (jeu du Ballon a Cheval). Играющие становятся в ряд гуськом. Тот, кто становится впереди, бросает мяч, следующие за ним стараются дать мячу удар наотмашь отбойником (таким, как в игре в волан Raquette) длиною в четыре или пять локтей. Последний, к которому попадет мяч, становится во главе этого ряда и начинает снова это упражнение.

Медицина.

Нет в мире страны, где бы врачей лучше принимали. Они уважают главным образом докторов итальянских и Французских. Если кто нибудь из них заедет сюда, то они употребляют все, что могут, чтобы женить и задержать его у себя. Что касается туземцев, то между ними нет врачей, кроме некоторых женщин, знающих на опыте действия некоторых лекарств. Они не дают больным другой пищи, кроме проса, с которого толчением в ступке снята шелуха. При этом прибавляют несколько листов кориандра (de Coriande ⁵² и несколько капель вина. В сильнейших лихорадках больных покрывают листьями ивы (?) (Saulx ⁵³. Они никогда не дают больным чистительного, но тому, кто желает, чтоб его прослабило, они дают из предосторожности titimal`я (?), что представляет весьма сильное слабительное.

Способ лечения лихорадки.

Мингрельцы употребляют ревенный настой для излечения от лихорадки. Я вспоминаю при этом, что когда приказали княгине принять лекарственную кашку (confection) из гиацинта, ⁵⁴ то невежество врача было столь велико, что он взял камень того же имени и начал его тереть об обыкновенный камень, так что княгиня приняла скорее оскребки [200] камня, чем лекарственную кашицу из гиацинта. Довольно иметь хорошо действующие слабительные, чтобы прослыть великим врачом в этой стране. Чем сильнее очищение, вследствие принятого лекарства, тем более уважают того, кто прописал его. Я не знаю, климат ли имеет какое нибудь влияние, только я часто наблюдал, что лекарства наших итальянцев в обыкновенной дозе не имели достаточно силы, чтобы нас там прочистило, что касается лихорадки, то они узнали от Абхазцев следующее средство. Они опускают страдающего пароксизмом совершенно нагого в самую холодную воду и, при помощи двух человек, держат его в ней очень долго, утверждая что это специфическое средство от лихорадки.

Мингрельские женщины так же хорошо, как и мужчины, путешествуют верхом. Они носят суконную шапку, которая имеет остроконечную Форму и подбита соболиным мехом. Обуты они в просторные, вышитые полусапожки. Они приказывают следовать за собой всем (живущим при них) очень ловким девушкам. Один из слуг несет скамеечку, покрытую бархатом и обшитую серебром, для того чтобы удобнее было садиться на коня и слезать с него.

Когда двор совершает путешествие, то нет изящнее того вида, который представляют эти разнообразные толпы женщин, сопровождающих княгиню и сидящих так хорошо на конях, что их можно принять за Амазонок.

Жители очень добры к путешественникам. Самые знатные господа считают себя обязанными служить тем, кто при встрече нуждается в их помощи. Княгиня, заметив однажды какого-то бедняка, который умер бы от голода и которого придворные затруднялись по ее приказанию посадить позади себя на лошади, — распорядилась поместить позади побочной дочери князя.

Приветствия.

Когда Мингрельцы приветствуют один другого, то опускаются друг против друга на одно колено. Я еще заметил ту особенность, что они дают ложечку сахару ⁵⁵ тому, кто сообщает им какую нибудь новость; даже князь кладет ее собственноручно в рот своих гонцов. А советник входит к князю по бархатному ковру, который нарочно для этого расстилается.

Состояние духовенства.

Мингрельцы зависели прежде от [201] патриарха антиохийского, а в настоящее время признают константинопольского. Впрочем зависимость эта ограничивается только подачей некоторой милостины духовному лицу, посланному им для ее сбора. Есть у них и два патриарха из туземцев, которых они называют вселенскими ⁵⁶. Грузинскому подчинены области: Карталиния ⁵⁷ (Cardueli ⁵⁸, Kaxeтиa (Gaghetti)_, Баратралу (?) (Baratralu) и Самсхетия; Одишискому — области: Одиши. Имеретия, Гурия, Абxaзия и Сванетия (Suani). Дадьян, овладев верховною властью в Одиши, приобрел и право избирать патриархов в своем царстве. Этот патриарх получает почти столько же дохода, как и сам князь: он беспрерывно посещает места, зависящие от него, и, вместо заботы о своей пастве, разоряет ее этими частыми посещениями; он не хиротонизирует во епископы, пока не получит пяти или шести сот червонцев. Великий визирь дал ему однажды восемьдесят червонцев за исповедь. Патриарх остался этим недоволен. Когда же визирь, лежа на смертном одре, послал просить (его) для исповеди в другой раз, тот ответил, что он, отблагодарив его так дурно в первый раз, не заслуживаете этого. Таким отказом патриарх принудил его пообещать ему больше. Еще более странно то, что, чрез каждые три или четыре года, он относит ко св. гробу в Иерусалим все деньги, которые он собрал столь постыдными путями, веруя, что эти дары и приношения обеспечат ему блаженство рая.

Прежде было двенадцать епископов в государстве, теперь же существует не более шести, потому что другие шесть епископий были обращены в монастыри. Дранды ⁵⁹ (D'Andra) — первое епископство. Оно расположено по реке Кодору (Кораксу). Мокви ⁶⁰ (Moquis) — Bтopoe; Бедиа ⁶¹ [202] (Bedias) — третье; Цавишское (Ciais ⁶² получило свое имя от горы, на которой оно расположено. Чалинджикас ⁶³(Scalingicas) — пятое, с главною церковью, посвященною Преображению Господа Иисуса Христа, в которой усыпальница местных князей. Шестое — Чкондиди ⁶⁴ (Scondidi), церковь посвящена (памяти) св. Мучеников.

Монастыри суть следующие: Киячи ⁶⁵ (Chiaggi), Gippatus ⁶⁶ (?), Хопи ⁶⁷ (Copis) или Обучи (Obbugi ⁶⁸, где была прежде усыпальница князей, которая позже была перенесена в Чалинджикас. Пятый — Севастопольский ⁶⁹ (Sabastopoli), который разрушили (морские) прибои (les eaues ⁷⁰. Шестой — Анакрия ⁷¹. (Anarghia), называвшийся Гераклея. Эти епископы богаче всякого вельможи в княжестве. Они ведут весьма распутную жизнь. Между ними есть такие, которые держат у себя по [203] три и по четыре женщины; в мое же время один патриарх продал в рабство мужа одной женщины, которую он любил, туркам, для того чтобы с большей свободой наслаждаться с нею. Чтобы овладеть богатством лиц, подведомственных его епархии, они поступают всегда таким же образом. А между тем они считают себя бесконечно выше католических прелатов только потому, что очень строго постят в Великий пост  ⁷².

Мингрельцы думают, что нет столь тяжелого греха, которого нельзя было бы искупить добрыми делами. Только в редких, например, случаях они исповедуются. Если же совесть их отягчена каким нибудь преступлением, то приносят Церкви дар и считают себя очищенными. Им гораздо легче удовлетворить этому, чем строгости канонов греческой церкви, вследствие жадности ее исповедников, требующих больших сумм за просимое разрешение. У них есть еще другой способ удобнее очистить свою совесть: это — бросить зерно ладану в жаровню, и обнести ее три или четыре раза вокруг своей головы ⁷³.

Игумены и священники подражают епископам в невоздержности и невежестве. Я несколько раз показывал тамошним священникам азбуку на грузинском языке, на котором они служат обедню, и нашел, что большая часть из них не знает ни одной буквы. Это невежество, общее всем их духовным лицам, причиняет искажение обрядов таинств. Они крестят детей только трех или четырех лет, для чего ведут их в подземелье (cellier), которое служит местом, где должен совершиться обряд. Священник, в ризах, благословляет воду в купели по греческому требнику, ограничиваясь чтением того, что предписывает последний, и предоставляет восприемнику сделать остальное. Тот берет немного мира (Miron) или священного елея на конец палочки, им знаменует дитя, затем предстоящие погружают его в воду, освященную иереем.

Обедня.

Когда церковь заперта, то они не затрудняются служить обедню на пороге церковных дверей (?). Их чаши деревянные; тыква служит им сосудом. Всякого приводит в соблазн непочтение, с которым они служат обедню. Между тем священнику щедро платят за эти обедни, угощают его и [204] посылают ему бочонок вина; но самый большой доход доставляют им жертвоприношения. Мингрелы думают, что это единственное средство получить от Бога все, чего они у Него просят. Очень рано (утром) приводят жертву к священнику, который громко читает над ней некоторые молитвы, вспоминая о жертвоприношениях Авеля, Авраама, Соломона и других, и обжигает свечей в пяти местах шерсть животного в виде креста; затем животное обводится три раза вокруг того, кто приносит ее в жертву. Все присутствующие желают ему при этом долгой и счастливой жизни. По совершении этого обряда несут жертву в кухню, между тем священник служит обедню, после которой возвращается в дом того, кто приносит в жертву. Здесь дают каждому из присутствующих малую восковую свечу с зерном ладана. Все стоят на ногах, только один хозяин дома стоит на коленях перед жертвой. Присутствующие обносят вокруг него свечечку и зерно курящегося ладана, желают ему еще раз счастливой жизни и бросают затем ладан на горящие уголья. Потом садятся за обед. Для священника приготовляют особенный стол, за которым подаются известные части жертвы, для него назначенные, каковы: грудина, спина, печенка и селезенка — на том основании, что это мясо жёртвенного животного. Только священник может приказать отнести остальное вместе с головой и кожей к себе на дом.

Духовные лица извлекают много выгод от предсказаний, изрекаемых при помощи книг или серебряных шаров, на которых намечен крест. Они обводят несколько раз книгой вокруг головы вопрошающего и, открыв ее случайно и положив так-же случайно палец на какое нибудь место, говорят, что нашли ответ на предложенный вопрос, утверждая, например, что св. Георгий послал больному вопрошателю лихорадку, что хотя смерть последнего решена, но можно смягчить гнев святого, принеся ему в жертву быка. Поступают так же с шариками, гадая, как утверждают они, по месту, где встречается крест, который обозначен (на шаре). Мингрелы думают, что удовлетворяют всем требованиям христианской религии, соблюдая точно предписанные ею посты.

В первый день Пасхи не слышно об исповеди, или причащении. В этот день идут в церковь за два часа до рассвета, но для того, чтоб пораньше выйти и скорее приступить к пированию (разговенью), которым они чествуют этот и другие важнейшие праздники. [205]

Праздник быка ⁷⁴.

День святого Георгия, 20 ⁷⁵ ноября ⁷⁶, у них важнейший праздник. Князь отправляется в Илори ⁷⁷. Сюда стекается народ всех званий, не исключая Абхазцев (Abacasses ⁷⁸ и Сванетов (Souens ⁷⁹. Церковь св. Георгия окружена (каменною) стеною около пятнадцати локтей высоты. На кануне праздника князь под вечер идет в сопровождении большой свиты к двери церковной ограды. На следующий день, узнав, не прикасался ли кто либо к ней, он взламывает печать, при чем непременно находят быка в этой ограде; народ же твердо верует что св. Георгий побудил его туда войти чудом, и строит на этом предположении тысячу предсказаний о будущем. Если бык защищается от тех, которые хотят его поймать, будет война в этом году. Если он очень запачкан грязью (crotte), то это признак урожайного года. Если он одинаково светло-розовый шерсти (plain de rosee), сбор винограда будет хорош. Если шерсть на нем рыжая, то произойдет смертность людей и животных. Немедленно все эти особенности описываются со всеми подробностями, как нечто весьма важное.

Есть семейство, члены которого обладают правом убивать этого быка. Они хранят у себя дома, как святыню, топор, которым обыкновенно убивают его. Этот же резник пользуется привилегией резать его на несколько кусков. Голову с рогами относят к князю. Последний отделывает их золотом и драгоценными каменьями, и в самые большие годовые праздники пьет из них. Царь Имеретии весьма щедро одаривает того, кто принес голову и рога. Каждое семейство имеет свою [206] долю, так что все остальное делится на несколько малых кусков, которые народ сушит и хранить, как лучшее лекарство от болезни. Веруя, что святой укрывает быка в эту ночь, они думают, что им дозволено делать то же самое. Такое убеждение стоило мне двух лошадей, которые украли у меня. Как я узнал от некоторых греков, которые желали объяснить себе факт и с этой целью не спали всю ночь священники тащат быка в церковь веревками. Это совершают они темь легче что нельзя обращать взоров на этот храм и стены, под страхом быть пронзенным стрелами кои виднеются в церкви этого святого.

Они соблюдают весьма точно Великий пост и, к строгому соблюдению поста греками присоединяют воздержность от обычной езды верхом. Женщины ходят босые. В три последние дня Великого поста Мингрелы не принимают, никакой пищи. Их Великий пост продолжается семь полных недель: он начинается в понедельник сыропустной недели. По субботам и воскресеньям они едят два раза в день, а в прочие дни Великого поста по примеру Греков, едят только с появлением (вечерней) звезды.

Суеверия.

Нет народа суевернее Мингрелов. Это явствует достаточно из боязни, которую питают они к луне. Веруя, что она причина всех несчастий, они отказываются в честь ее есть мясо в понедельник. В дороге они тщательно остерегаются черпать воду, утверждая, что в этот день она заражена. Первый, кто увидит новую луну, предупреждает о том других. Те, у кого с боку привешена сабля, извлекают ее из ножен всю, или поступают так-же с ножом. Иные кланяются, преклоняя колено с тысячами других суеверных обрядов, празднуя на основании этого же суеверного мнения, понедельник так, как евреи субботу. Также празднуют они и пятницу. Кажется, что, приняв христианство во время Константина, от него-то и сохранили эту особенность, ибо Константин повелевал праздновать этот день в воспоминание дня страстей Спасителя.

При рождении детей они советуются со священником и спрашивают о том, что должно сделать, чтобы дитя было счастливо. Священник, с целью удержать их в этом суеверном мнении, показывает вид, что справляется в книгах, советует вопрошателю удерживаться например, от мяса животных, которых едят с кожей, и предлагает другие подобного же рода советы.

Покойников у них не вносят в церковь, но прямо несут на кладбище. Затем совершают в церкви заупокойную обедню, полагая [207] на определенном месте, вместо покойника, шубу, которая служит к тому, чтобы изображать могилу (qui a servi a faire la fosse). Фасады церквей они украшают головами убитых оленей и кабанов. Они верят, что это весьма угодно Богу, что от этого зависит счастье их охоты. Они верили, что хороший улов зависит от того, в счастливое ли время лодка рыболова была сделана, и щедро ли было заплачено тем, кто работал над ее постройкой. Однажды рыбаки принудили нас окропать святой водой их лодку, в минуту отплытия на рыбную ловлю; а так как в этот раз поймано было много рыбы, то с тех пор они каждый раз желали, чтобы мы совершали то же. Когда они в тихую погоду находятся в открытом море, то все принимаются свистать, для того чтобы поднялся ветер. Когда же дует попутный ветер, то на судне ничего не позволяют шить и вообще употреблять нитку, или иглу, утверждая, что ветер дует по направленно нитки (que 1е vent demeure pris dans les tours et retours). Часто они приписывают несчастия, которые случаются с ними, заговорам и колдовству врагов; и до такой степени верят этому, что я видел одного из здешних вельмож, приказавшего носить пред собой род маленьких икон и частицу мощей на конце палки, для освобождения воздуха, по его мнению, от всех этих зол.

Когда Мингрельцы что нибудь покупают, то сверх стоимости вещи еще угощают купца, чтоб он благословил ее. Никогда не кладут они в руки покупателя то, что продают, а бросают перед ним, потому что если поступишь иначе, утверждают они, то все, что у них есть дома, выйдет и растеряется, так что они этому и пособить не смогут.

Если мужчины желают выразить взаимную дружбу, то касаются один другого лбом, помазанным каплею мира или освященного елея. Если же дружба выражается между особами различных полов, то мужчина придавливает зубами конец женского сосца Они убеждены, что дружба, заключенная с таким обрядом, должна быть вечною.

Однажды мы посоветовали одному вельможе есть мясо, хотя дело было в пост, чтобы восстановить упавшие от продолжительной болезни силы. В то время, когда ему приготовляли фазана, докладывают, что, патриарх послал ему чудотворный образ. Вельможе пришло в голову, что если икона увидит фазана, то окончательно убьет его, вместо того чтобы излечить. Вот почему он приказал унести весьма ловко в другую, очень отдаленную половину его дома кушанье, которое ему приготовляли. Приняв с [208] благоговением образ; помолился ему. Когда же последний унесли, он воспользовался нашим советом.

Но я боюсь наскучить читателю более подробным рассказом о бесчисленных у них суевериях. Я приведу только оригинальный способ гадать о будущем.

Значение почетнейшего в собрании лица.

Гость, которому дали кость бараньей, например, лопатки и, сняв хорошо мясо, тщательно рассматривает ее и по признакам, каш она при этом представляет, говорит по обычаю то, что знает о будущем. Когда он изрек свое предсказание то отдает ее сидящему возле него,— и эта кость обойдет всех сидящих за столом. Однажды случилось мне быть с ними за столом в то время, когда они по обыкновенно гадали по кости лопатки телятины, которую ели. Эта кость попала наконец в руки одного раба из Абхазцев, который, подобно другим, рассматривая ее, сказал, что должно сжечь дом того, от кого принесен был этот теленок. И в самом деле, изречение нашли истинным, не было места подозрению, которое могло бы представить дело иначе. Когда они желают дождя для посевов, то берут какой нибудь образ, пользующийся великим почитанием, опускают его в воду до тех пор, пока не пойдет дождь, и верят, что они ему обязаны первым дождем, идущим после (этого обряда).

Торговля и деньги.

Они не имели никакой монеты прежде, пока князь Дадьян не привлек сюда купцов Армян. Монета употребляется в настоящее время только для обмена, который они совершают своими товарами. Князь приказал чеканить ее в своем государстве с арабскими буквами, она похожа на ту, которая ходит в Персии, и называется абаз (Abassi); но туземцы ценят выше испанские реалы и вообще иностранную монету. Впрочем, она им тем менее нужна, что нет бедняка, который не извлекал бы от своего сада или скота необходимое для пропитания. Для прочих своих нужд они получают ее посредством мены с Турками, или на местных ярмарках, из которых самая большая в сентябре на которую съезжаются пред нашей сипуриасскою ⁸⁰ церковью (de Cipourias); другая, о которой я должен упомянуть, устраивается подле церкви св. Георгия в день обряда с быком. [209]

Турки привозят из Константинополя: ковры, одеяла, седла, конскую сбрую, луки, стрелы, сукна, железо, кожу, шерстяные и хлопчатобумажные ткани; а вывозят отсюда: мед, воск, нитки, воловьи кожи, куньи и бобровые меха, рабов и дерево самшит (bois du buys ⁸¹ — Buxus). Они получают большую от этого прибыль; например: на 400 золотых ефимков соли, привозимой сюда, они вывозят отсюда более, чем на 50,000 золотых ефимков буксуса. Вельможи (Seigneurs) получают часто необходимые предметы за рабов, и в мое время ⁸² один вельможа хотел получить что-то от турецких купцов, которые просили у него десять рабов. Чтобы приобрести их удобнее, так как подобное намерение стало известным на его земле, и никто в течение этого времени не показывался пред ним, — он сообщил духовенству, что хочет служить торжественную обедню, после которой угостит его очень хорошо. Явилось к нему двенадцать священников. После того как они отслужили обедню, он велел запереть церковь, затем приказал обрить им волосы на голове и длинные бороды и предал их туркам. Я видел, как мужья продавали своих жен туркам по одному простому подозрению. В этом случае местный начальник получает третью часть цены продажи, родители жены — другую а муж — остальное.

Мне даже говорили, что один дворянин, для того чтобы получит турецкого коня ему понравившегося, дал в обмен свою жену ⁸³

Климат.

Воздух в Мингрелии очень влажный, что происходит от ее положения, потому, что с одной ее стороны идут Кавказские горы, с которых текут многие реки, с другой — леса, покрывающее ее, мешают движению воздуха; соседство моря дующие с него ветры приносят постоянно сюда туман и дождь. Роса здесь также очень сильна, Этот сырой и спертый воздух, портящийся в летний жар, рождает много болезней. Главным об разом опасен он для иностранцев, которые должны бы на лето оставлять долины, жить на высотах и не есть вовсе плодов, хотя последних здесь великое изобилие. Туземцы обыкновенно страдают от боли селезенки, которая переходит в водяную (hydropisfe), если хорошо не излечишься от нее. Лихорадки трехдневные и четырехдневные здесь очень обыкновенны, а в течение осени свирепствуют [210] сильные продолжительные лихорадки. Взрослые мрут здесь обыкновенно от катарров и удушья; от желтухи и летаргии мрут очень молодые. Холод здесь также весьма сильный, хотя он чувствителен только в конце сентября. Беспрестанно идет большой снег, иногда даже до апреля.

Страна обширна; со стороны моря она болотиста, а в средине материка очень гориста. Кавказские горы предохраняют (обителей ее) от набегов варваров, которые живут на них; там же, где горы, казалось, образовали некоторый проход, туземцы протянули стену, имеющую более 60,000 шагов в длину и прикрытую с боку башнями ⁸⁴. Эта стена охраняется стрелками, которые сменяются ежемесячно; высшие чины города Одиши ⁸⁵ обыкновенно посылают их по очереди. Со стороны моря, в тех местах, где нет болот, страна, для защиты от набегов, также укреплена деревянными башнями. Мингрелия, постепенно подымаясь, простирается от морского берега, до высочайших Кавказских гор. Мне хорошо известно, что Квинт Курций (и Плиний ⁸⁶ помещают Кавказ в Индии ⁸⁷, но Птолемей и Плиний помещают его между Каспийским морем и Черным, а Страбон замечает, что Квинт Курций говорил о нем для того, чтобы польстить Александру (Великому).

Кавказские горы и народы, их населяющие.

Кавказ населен весьма дикими народами, говорящими на различных языках, совершенно неизвестных. Ближайшие к Мингрелии — Сванеты (Suanes ⁸⁸; далее: Абхазцы ⁸⁹, Аланы ⁹⁰, Черкесы ⁹¹, Зихи ⁹² (Ziques) и Карачоли [211] (Caracholi ⁹³. Эти племена тщеславятся тем, что исповедуют христианскую веру, хотя безбожны и неблагочестивы. Образованнейшее между ними племя — Сванеты, Они любят приобретать знания. Одни из них занимают большую часть гор, которые тянутся к Одиши, а другие Имеретинские горы. Последние повинуются царю имеретинскому, а те — князю Дадьяну. Роста они необыкновенного, весьма стройны, с правильными чертами лица; они храбрые солдаты, хорошие стрелки из лука; знакомы даже с искусством делать аркебузы и порох; наконец — так неопрятны, что противно на них смотреть. У них есть все необходимое для пропитания, но, нуждаясь в одежде и всех мелочных товарах, они, в начале лета, толпами отправляются в Грузию, нанимаются там в полевые работы и в мастерства, а после уборки хлеба возвращаются оттуда, взяв в уплату (за труд) не деньги, которые были бы для них бесполезны, но медные бляхи (plaques), котлы, железо, холсты, сукна, ковры и соль. В начале Зимы они уже в Одиши, где снабжают жителей дровами, в которых вследствие сильного холода и дурно построенных домов, очень нуждаются. Когда я спросил их, почему не хотят они получать платы деньгами, они отвечали мне, что, взимая плату вещами, необходимыми для них, они избегают труда получать деньги: потом пришлось бы их употреблять опять на те же товары. Эти обитатели Кавказских гор и другие народы, живущие между Каспийским морем и Черным, вовсе не употребляют монеты. Хотя Страбон и сказал, что у них много золота и что они собирают его на бараньи шкуры ⁹⁴, тем не менее однакож я могу уверить, что у них не осталось ничего от этого предполагаемого Сокровища; нет даже какого либо воспоминания в стране о том; что оно было прежде ⁹⁵.

Абхазцы.

С северной стороны, ближе всех (к Мингрельцам), живут те Кавказцы, которых Турки называют Абазами (Abassas) или Абкассами (Abcasses ⁹⁶. Они хорошо сложены, [212] довольно соразмерного роста, с хорошим цветом лица, ловки сильны и способны к перенесению всех трудов. Их страна здорова, приятна, изрезана холмами, весьма плодородными и очень богатыми. Они разводят большие стада ⁹⁷ я живут охотой и молочными скотами; не едят рыбы, хотя ее у них великое изобилие, а в особенности не любят до отвращения раков, издеваясь часто над своими соседями Мингрельцами, которые приготовляют из них лучшее кушанье. Они не живут ни в городах, ни в башнях, но 15 или 20 семейств соединяются вместе и, выбрав вершину какого нибудь холма, ставят на ней хижины и окружают их плетнем и глубокими рвами. Так поступают они для того, чтобы не подвергаться нападение даже туземцев. Они стараются похищать один другого и обращать в рабство для того, чтобы продать туркам, которые за красоту высоко ценят рабов из этого народа. Между прочими обычаями этого народа замечательно то, что они не погребают, ни жгут тела покойника, а кладут труп в выдолбленный ствол дерева (dans un tronc d'arbre qu'ils ont ereuse), который служит гробом. Последний с молитвой привязывают виноградной лозой к высочайшей ветви какого нибудь большего дерева. Они привешивают также оружие и одежду усопшего, а чтобы послать на тот свет коня, гоняют его во всю прыть от этого дерева до тех пор, пока тот не околеет. Если он издохнет скоро, то говорят, что хозяин любил его сильно; если же, напротив, он долго не издыхает, то говорят, что покойник этим показывает, как мало заботился о нем.

Я ничего не скажу об Аланах и Зихах (Zichi) по той причине, что, по образу жизни, они похожи отчасти на Сванетов (Souani) и Абхазцев.

Амазонки.

Географы (cosmographes) помещают Амазонок в этих странах, между Черным и Каспийским морями и ближе к последнему морю ⁹⁸. Я не буду распространяться на основании Плутарха о том, что они не поддались Помпею (tinrent test a P.), когда он преследовал Митридата. Я скажу только, что, когда я был там, написали князю Мингрелии (родословную, из которой видно было), что он произошел от этих горских народов, разделившихся на три группы. Сильнейшая [213] напала на Московское государство ⁹⁹ а другие две бросились в страну Сванетов и Карачоли (Caracholi, Карачаев), другое Кавказское племя, и были отброшены, а между трупами нашли много женщин, даже Дадьяну принесли вооружение этих красивых Амазонок, разодетых со свойственным женщинам вниманием. Это вооружение состояло из шлема, лат и поручей. Последние сделаны из нескольких малых железных пластинок, лежащих одна на другой. Планки панциря и поручей входили одна в другую и таким образом не стесняли свободных движений тела. К панцирю было привязано что-то в роде юбки, которая у них спускалась до колен.

Она была сшита из шерстяной материи, похожей на нашу саржу, но такого ярко-красного цвета, что легко принять ее за самый лучший бархат. Крепкие, просторные (deliees) их полусапожки или ботинки были затканы с удивительным искусством блестками (papilloses) не золотыми, но сделанными из желтой меди (leton), проколотыми и нанизанными вместе на ниточки из козьего волоса. Их стрелы в четыре локтя длиною. Они позолочены во всю длину. На них насажен очень тонкий железный наконечник не с острым, как у иглы, концом, а с острием (taillant) в виде резца (d'un ciseau), в три или четыре линии. Вот то, что я узнал об этих Амазонках, которые, судя по тому, что мне сообщили о них туземцы, всегда воюют с Татарами, именуемыми Калмыками (Calamouchques). Князь Дадьян обещал большую награду тому из Сванетов и Карачаев (Caratcholi), кто доставит ему одну из этих женщин живою, если когда нибудь встретится подобная (si jamais en une pareille rencontre il leur en tombait quelqu'une entre leurs mains).

Карачоли или Каракины ¹⁰⁰ (Karakines.)

Карачоли (Карачаи) живут также на севере Кавказа. Иные называют их Карачиркез (Caraquirquez), т. е. Черные Черкесы; но лицо у них очень белое, а название это получили, вероятно, потому, что в их стране погода всегда пасмурная, и небо покрыто облаками. Говорят они по-турецки, но так скоро, что трудно их расслышать. Я думал не раз о том, как сохранили они, среди столь многих различных народов, чистоту турецкого языка. Но найдя впоследствии у Кедрина, что Гунны, от которых происходят Турки, вышли из самой северной части Кавказа, я извлек у него указание на то, что этот народ ведет свое происхождение от Гуннов. [214]

Реки

Bсе величайшие реки (передней) Азии берут свое начало с гор Кавказских и Тавра. Мы будем говорить здесь только о тех, которые, получая начало на Кавказских горах, текут по Мингрелии и впадают в Черное море. Из них Рион — самая важная река. Прокопий ¹⁰¹ думал, что она впадает в море так быстро, что против ее устья вода была пресная и вследствие этого (судам) можно было наливаться ею здесь, не входя в устье реки. Агрикола, напротив, уверяет, что она течет совершенно тихо. Что касается меня, то я, видев ее несколько раз, могу сказать, что в начале течения она весьма стремительна, а спустившись на равнину, течет так медленно, что трудно даже заметить, по какому направлению. Правда также, что ее вода не смешивается с морской. Последнее происходит оттого, что, будучи легче, она течет сверху. Вода эта цвета как будто оловянного от ила (как думает Арриан), который она несет. Но если дать ей некоторое время устояться, то по качеству она не уступает лучшей воде в свете. Поэтому древние опоражнивали свои суда и запасались этой водой, которую они считали очень важною для успешного плавания. Река Фазис впадает в море двумя рукавами; между ними образуется остров, на котором Турки построили в 1578 г. крепость. (В этоже время Амурат, ¹⁰² отнял у Персов город Тифлис). Он думал, что этот порт будет очень удобен, к более свободному проходу войск для задуманного покорения Персии и завладения Кутаисом, дверью и ключом ее с этой стороны. Его галеры вошли довольно далеко по реке, но Грузины, ожидавшие Турок на самом узком месте реки, встретили их так храбро, что (последним) приказано было возвратиться на место постройки (упомянутой) крепости. Князь (мингрельский) уничтожает ее в настоящее время и снял уже с нее двадцать пять пушек. Чиновники, владевшие ею от имени султана, не писали Порте о взятии этого места, и теперь еще получают те же оклады, которые выдавались им в то время, когда гарнизон их был в хорошем состоянии (sur pied). Выше этого острова Рион имеет почти полмили в ширину. Его берега покрыты прекрасными деревьями и посещаются рыболовами, которые здесь удачно ловят осетров. Повыше на этой реке есть нисколько малых островов, некоторые из них [215] обитаемы. У каждого из хозяев есть маленькая лодка, сделанная из выдолбленного ствола дерева. Ею могут править женщины.

Арриан  ¹⁰³, изучивший эту реку по приказу императора Адриана, в одном из своих писем говорит, что он видел на левом ее берегу, при впадении, статую богини Реи (Rhea) и храм, посвященный, во времена императора Зенона, в честь Пресвятые Девы. Отсюда, может быть, происходит название “рекас ” (Recas?), которое Мингрельцы дают берегам реки. Обь этом я догадываюсь еще потому, что церкви, которые теперь посвящены Пресв. Деве и виднеются на горах, могли быть прежде храмами, посвященными Рее, потому что этой матери богов строили храмы на горах. Из подражания только что упомянутому много переименованию этого главного храма, посвященного богине Рее, где храмы были впоследствии посвящены Деве Марии. За Фазисом следует Цхени-Цхали (Skeni-Skari ¹⁰⁴, т. е. “река конь” ¹⁰⁵. Эту реку Греки, по причине быстроты, называли так же ¹⁰⁶. Арриан и все географы, которые следовали ему, помещают прочие реки между Рионом и Цхени. В этом они ошибаются, и я могу уверить, что Цхени (по значению) первая из рек, впадающих в Рион  ¹⁰⁷ (с правой стороны). Я исправлю здесь много других ошибок, которых наделали эти авторы при описании вод сей страны Реки Абаши ¹⁰⁸ (Abascia) и Техур ¹⁰⁹ (Tachur) впадают также в Рион. Абаши известна у Страбона под именем Главка (Glaucus), а Техур не может быть ничем иным, кроме Сигаме ¹¹⁰ (Sigame) Арриана, хотя он помещает ее после Хопи (Соро ¹¹¹. И теперь еще есть одно место, называемое Синаки ¹¹² (Sinagi), чрез [216] которое проходит эта река и по которому она была в древности названа.

Что касается реки Хопи (Cobo), то туземцы называют ее теперь Сиянй-цхали (Siani Scari?) На картах же названа она Цианей (Cianeus ^l13 по народу, населявшему ее берега и часто торговавшему в Мингрелии. Ингур (Enguria) будет древний Астелеф ¹¹⁴ (Astelphe), ибо Арриан помещает ее вблизи Цианея. Она быстро течет ¹¹⁵ с гор, которые населены Сванетами (Sonani). Когда от (летней) жары тает на горах снег, она разливается так, что невозможно чрез нее переправиться без лодки. Чем становится жарче, тем вода в ней холоднее. Протекая по булыжнику, она очищается и становится превосходною. Здесь ловится много форели, которую туземцы ловят деревянными крючками. Когда эта река сильно разливается, тогда ловится в ней много осетра.

Ерти-цхали (Heti ¹¹⁶, которая течет за Ингуром, вовсе не помечена на картах, может быть, по своей незначительности; впрочем, она очень известна по совершаемой в ней ловле рыбы, свойственной этой реке. Она впадает в море в месте, именуемом Гагидас  ¹¹⁷ (Gaghidas).

Окуми ¹¹⁸ (Ochums) проходит чрез местность, называемую Тарсен (Tarscen ¹¹⁹, и, может быть, отсюда происходит имя Тарсура (Tarsura), под которым она означена на картах. За (рекою) Окуми течет Мокви (Moquis ^l20, получившая это название от города и епископства Мокви через которое протекает.

Последняя Кодор (Coddors) или Коракс (Corax ¹²¹. Она отделяет Мингрелию от [217] Абхазии (Abcasses), как Рион. отделяет от Гурии, где говорят по-грузински; точно так же, когда перейдешь Кодор или Коракс, то по другую его сторону говорят по абхазски, чего достаточно для того, чтобы убедиться в том, что Кодор есть древний Коракс, потому что, по указаниям древних, он служил границей Колхиды с этой стороны.

О сообщении Каспийского моря с Черным.

Касательно этих морей, мне остается сказать, что, во многих местах Мингрелии и главным образом в равнинах, когда едешь верхом, земля, как будто подкопанная, отдается (resonne). Это делает вероятным мнение, которое составилось о сообщении Каспийского моря с Черным. Заметьте, что в обоих этих морях находят те же самые роды рыб, и ловится много осетра. В Черном и Каспийском море его так много, что персидский Шах получает каждый год более 50 000 ефимков от рыбной ловли, которая производится при впадении реки Цируса (Cirus ^121а). Полибий думает ¹²², что реки, впадающие в Понт Евксинский и постоянно вносящие в него новые вещества, без сомнения в конце концов наполнили бы его, и оно обратилось бы в озеро, если бы эти вещества запрудили Босфор Фракийский. Но быстрота, с какой течет в нем вода, очищает его дно, более высокое, нежели дно Архипелага. Между тем по раковинам, находящимся на стенах маленькой древней капеллы возле Кафы (Caffa), именуемой (sic) Керчью (Cherci?), видно что море, быть может, простиралось, до того места прежде, в то время, когда Босфорский пролив был запружен, о чем, по словам Турок, у них сохранилось какое-то предание.

Черное море очень бурно, особенно зимою; загорный (tramontane) или северный ветер волнует (traversie) его, покрывает поверхность этого моря туманом и омрачает его, вместо того чтобы, как в других странах очищать его, поэтому-то Гораций весьма основательно сказал, что темные облака покрывают всегда эти моря ¹²³. От сюда скорее происходит название моря “Черным”, чем от его песку или дна. На этом море нет островов ¹²⁴, если не считать островами некоторых малых скал, которые торчат вблизи его берегов. Впрочем, это — льдины, которые [218] иногда прибивает. Они могли дать повод Аммиану Марцеллину говорить о плавучих островах. В самом деле, здесь виднеются иногда очень большие льдины, а во время императора Константина Копронима ¹²⁵ они разрушили большую часть стен Константинополя. Так как зима 766 года была очень жестокая, и Черное море замерзло, а снег, шедший за тем, отвердел от холода, то здесь появились льдины в 50 локтей толщины. Весною они отделялись в виде плавучих громад, довольно похожих на острова, что послужило Аммиану Марцеллину поводом говорить о них.

О рыбе.

Элиан говорит, что здесь ловится много тунца (thou). Что касается меня, то во все время моего пребывания, я видел только одного, которого подавали, как редкую рыбу, за столом патриарха, а туземные рыболовы вовсе не знали его. Но, может быть, он принял за тунца осетра, который там очень обыкновенен; его ловят при впадении Риона и Ингура, с Апреля до половины Августа. Туземцам известны три его породы. Во-первых — Зутхи ¹²⁶ (Zutki) Это наша ¹²⁷ рыба. Она никогда не весит более 50 Фунтов и вкуснее других пород. Князю приносят рыбу из этой породы. Ее впускают в садки, где я наблюдал ее. Альдровавд  ¹²⁸ (Aldrovandus), говорит, что эта рыба не ест того, что бросают другой рыбе, а питается тиною (du limon), которую она лижет и собирает вдоль берегов, возле которых держится (ou il se treuve ¹²⁹. И так, она не хватает ничего на удочном крючке, поймать же ее можно только сетями.

Второй род осетра называется у них анжиакия (angiakia); он отличается только особенной головой; мясо его хуже; он гораздо больше. Осетры же, называемые порончи (Porouci ¹³⁰ и составляющие третий род, еще больше. В мое время поймали одного из этой породы, в два раза толще буйвола. Мясо его не столь вкусно, как мясо других; режут его ломтями, величиною в два Фута, которые солят и сушат на солнце. Называют эти ломти морони (Moroni; балык). Из яиц этих трех родов осетра [219] приготовляют икру. Положив икру в какую нибудь деревянную бочку, выставляют ее на солнце, мешают несколько раз в день; когда же она немного разбухнет, кладут ее в другие бочки. Самая малая порода, называемая зутхи (zutki), доставляет более икры, нежели другие. Ничего не бросают от этой рыбы, кроме некоторых малых плоских костей, сидящих на ее коже. У нее вовсе нет костей, а вместо них мягкая вязига, толщиною в палец, которая тянется от головы до конца хвоста и поддерживает все ее тело. разрезав осетра на куски, вынимают из него этот хрящ; последний вытягивается подобно кишке; потом его сушат на солнце, хранят как лучшее кушанье, дозволенное в великий пост. Из внутренностей осетра вываривают клей называемый рыбьим. У рыбаков есть известные признаки для определения времени ловли. Об этом они судят по высоте воды в этой реке.

Эти реки принимают (в себя) воду от тающих снегов. Осетр любит ее свежесть и ради ее покидает море. Видно, как он скачет вверх на пять или на шесть футов над водой, так что рыболовам, по количеству играющей на поверхности воды рыбы, легко судить о том, хорош ли будет улов. Ловят ее следующим образом. У каждого рыболова есть лодка и невод. Bсе выходят к устью реки с сетями, длиною с лодку, т. е. около сорока локтей, Опускают сети на дно реки. Привязанные к ним, вместо свинца, камни удерживают их на дне. Оба конца сети привязаны к двум веревкам, которые держат два человека, один стоя на носу лодки, другой на ее корме Когда почувствуют они, что осетр попался в сеть, то быстро поднимают посредством двух веревок нижнюю часть (сети) и, вытащив рыбу в лодку, продевают снурок чрез зев (gueule) (и жабры?), бросают ее опять в море, и, привязанная таким образом, она живет долго. Производится у них ловля и другой рыбы “свиа” (suia); Турки называют ее калкан-балук (Calcan-Baluch), т. е. рыба-щит (скат, камбала), потому что она похожа на него: плоска, кругла, покрыта сплюснутыми костями; оба глаза (расположены) на одной и той же сторона, которая сероватого цвета (qui tire sur le gris), а другая почти бела.

Эту рыбу ловят с Декабря до Мая в открытом море неводами, шириною только в (рост) человека, но очень длинными, Их [220] опускают в морскую глубину, в которой эта рыба держится (se plait). Зимою ловится у них еще рыба, называемая кефалью (Cepha1о ¹³¹. Есть два вида ее — кефаль (Cyphalos) и кокоба, отличающиеся только тем, что последняя гораздо меньше первой.

Встречаются и другие породы мелкой рыбы, но весьма обыкновенные, и не стоит труда ловить их.

Иногда в этом море замечают много сельдей, что для прибрежных жителей служит предзнаменованием того, что ловля осетра должна быть очень изобильна. Когда же сельдь не показывается вовсе, то это указывает на противное. В 1642 году было ее так много, что море, выбросив ее на берег (la Spiage), простирающейся между Требизондом и Абхазией, было (еще) полно, а вдоль берега шла плотина из сельдей около трех локтей в высоту ¹³². Туземцы боялись, чтобы воздух не заразился чумою от порчи этой рыбы; но в то же время появились на берегу стаи ворон, которые пожирали ее и избавили насёление от этой опасности. Туземцы говорят, что то же случалось и прежде, но не в столь великом изобилии.

Что касается устриц, то туземцы, нашедши их в своих сетях, бросают обратно в море. Я открывал черные раковины и находил в них иногда рыжие (rousses) жемчужины, похожие на те, о которых Плиний говорит, что видел их в Босфоре Фракийском.

Реки изобилуют Форелями, и у них есть примета, что в тех реках, на берегах которых растет известное дерево с иглами ¹³³ (des espines), находят и форелей ¹³⁴.

Им известны два рода форелей. Один, называемый “калмаха” (Calmacca), очень мал, другой, больший — арагули (Araguli ¹³⁵. Мелкая порода ловится и в море, но самая крупная — только в реках 

Птицы.

В Колхиде много всякого рода дичи, но, главным образом, она — страна фазанов. Эта птица получила свое название от реки Фазиса, на берегах которой, также как и во всех других местах, преимущественно водится, так что, если верить Марциалу, Аргонавты (отсюда) перенесли ее в Грецию, о чем он и говорит в следующих двух стихах: [221]

Argiva primum sunt transportata carina,
ante mihi notum nil nisi Phasis erat.

На корабле Аргосе впервые было перевезено,
До меня ничего не было известно, кроме реки Фазиса ¹³⁶.

Мингрельцы ловят его при помощи ястреба (autour).

Хотя в Грузии очень много куропаток, но их вовсе не видно в Колхиде, потому что они не могли бы здесь держаться по той причине, что Колхида полна хищных птиц. Близость Кавказских гор, где они вьют свои гнезда, способствует размножению всех их пород. Да может быть, и небо, располагающее жителей к грабежу, производит то же влияние на птиц. Есть хищники всех пород, но главным образом встречается голубятники (Epreuiers ¹³⁷. Обыкновенно их учат восемь дней, после чего заставляют ловить перепелов и к началу зимы, чтобы не тратиться на корм их отпускают на свободу ¹³⁸. Между различными родами соколов, есть у них белый который драгоценнее других; но один только князь может его иметь; прочие дозволены всем. У них много фазанов и уток. Орлы здесь очень обыкновенны. Ловят их только для того, чтобы иметь их крылья, потому что их только перья употребляют они для прикрепления к хвосту своих очень длинных стрел. Так как Мингрелия лежит на берегу моря, и по ней протекает много рек, то здесь появляется часто новая порода птиц. Князя они очень интересуют. В разных местах Мингрелии для ловли их содержит он птицеловов; к тому же приказал построить птичник с бассейном посредине, где помещают самых редких. Во время моего пребывания при его дворе, случилось, что, когда он совещался с главными государственными сановниками в присутствии патриарха и многих епископов, донесли ему о появлении весьма замечательной птицы. Я сам видел, как он бросил совет и сел верхом на коня, чтобы поймать ее. Изловив и показав ее всему собранию, приказал посадить в свой птичник, осмотреть который очень приятно, потому что в нем содержатся весьма разнообразные птицы.

О четвероногих.

В Колхиде нет бедняка, который не имел бы коня, так как содержание его ничего [222] не стоит. Между дворянами есть такие, которые содержать их по две сотни. У (владетельного) князя их пять тысяч. Круглый год они пасутся в поле, не удаляясь от мест, к которым привыкли, и возвращаются туда же, когда могут ускользнуть из рук поймавших их. Куют их только во время войны, иначе в стране, где нет вовсе камней, эта предосторожность была бы бесполезной. Овцы здесь не очень быстро размножаются, может быть, по причине сырого климата. Шерсть у них очень тонкая. Ближе к горам встречаются леопарды, шкуры которых ими ценятся и служат для украшения оседланных лошадей (les Haruois). В горах встречается также животное, происходящее (tieut de) от козы и оленя. Волос у него темнее, чем у оленя, которому не уступает по величине, но пепельно-черного цвета рога его, напоминающие козьи, загнуты (retortes) назад. Длиною они около трех локтей. Мясо этого животного очень вкусно, ценится гораздо дороже оленьего. Я видел также эту породу в стране Черкесов. К тому же в Мингрелии водятся, как и у нас в Европе, все породы диких животных, притом много медведей, есть даже белые и главным образом на горе Чижаисе (Cyais?) ¹³⁹, хотя она отделена от других, и на нее вовсе не падает снег. Это наводит меня на мысль, что белые медведи — особенный род медведей, и цвет их зависит не от снега, потому что на Кавказских горах, всегда покрытых снегом, нет этой породы. Мингрельцы утверждают, что на границе с Абхазией водятся дикие буйволы. Кроме того, везде водится много волков, и конские табуны опустошались бы ими, если бы лошади не знали искусства защищаться, сплотившись и поставив жеребят в средину, а к волку оборотившись так, чтобы встретить хищника задними копытами. Будучи не в состоянии чрез это справиться с ними открытой силой, волки прячутся в траве ¹⁴⁰ и, бросившись на отделившихся от табуна, растерзывают; есть же приходят ночью. Лисица слишком хитра, почему и не живет с таким множеством диких зверей; ее здесь нет. Впрочем, попадается похожий, хотя немного больший зверь; называют его Турра (Tourra ¹⁴¹. Шерсть на нем жесткая; ходит он стадами; ввечеру начинает кричать и продолжает это всю ночь. Крик его довольно похож на человеческий голос. Он вреднее лисиц; даже уносит от спящих на поле башмаки и сапоги. [223]

В реках и на берегу моря встречаются и бобры, что противоречит мнению Аристотеля ¹⁴², утверждавшего, что нет четвероногого, живущего в море.

О камнях, рудниках и минералах

Мингрельцы, полагающие, что благо состоит в перемене, по желанию, жилища не в состоянии произвести издержки на постройку здания, хотя у них есть все материалы, годные для того, чтобы построить их великолепно. Главное — белый камень похожий на мальтийский, на котором можно вырезывать всякого рода узоры. Есть у них и другой камень, серый, сваливаемый вниз потоком, бегущим с горы, стоящей ниже Арама ¹⁴³. Его употребляют на мельничные жерновы, для ступ, а равно и печей, устраиваемых для печения хлеба, так как его можно сильно нагревать, не опасаясь, что он треснет.

С большой вероятностью полагают, что на Кавказе есть золото и серебро, но туземцы скрывают это, чтобы не возбудить зависти и нашествий Турок. Я не стану ссылаться ни на сказку о золотом руне, ни на авторитет Плиния, утверждающего, что здесь прежде было много и того и другого. Добывают золото ещё и в настоящее время близь города Арадана ¹⁴⁴ (Atradan), в области, принадлежавшей прежде князю Артабегу (Artabegi). Здесь есть также сурьма (антимоний). Мне передавали, что имеретинский князь разработывает рудники в своем государстве, но хранит это в возможно величайшей тайне, и что один из подданных Дадьяна отнес в Константинополь диковинную массу (monstre) золота и серебра из рудников в Одиши ¹⁴⁵. Князь, по его возвращении, приказал отрубить ему ногу и руку, чтобы наказать за сношение с турками. У подошвы гор Имеретии существуют железные рудники, и весь народ только тем и занимается, что разработывает их ¹⁴⁶. Встречаются рудники и в Одиши, но население его не желало бы даже, чтобы соседи знали, что их государство обладает этим богатством. В горах, лежащих в епархии Цавишской (de Cauis), открыли рудник охры.

Растения.

Я видел здесь, хотя и очень редко, платан (le plane — явор). Он растет на [224] местах, взрытых косулею (il se trouve de la Regalisse) (вм. Regalis?), на берегах Риона. Корни его не толсты. Я не видел здесь крупного золототысячника (Centauree), но много мелкого, а также чаще встречается с красными цветами, чем с белыми. В следствие большой сырости травы, которые сильно пахнут у нас, здесь вовсе не издают запаха.

О колхидском мёде.

Хотя Страбон и некоторые другие древние писатели утверждали, что мед в Колхиде очень вреден и причиняет головокружение, — я продолжаю (lairray) настаивать на том, что это лучший мед в свете и что в нем есть все признаки, которые Матьоль придает хорошему меду, что зависит от обилия растущей здесь мелиссы.

Есть у них и другой сорт меда, очень белого и твердого, как сахар ¹⁴⁷. Когда его берешь руками, он не пристает к ним. Я думаю, что его цвет подал повод к заблуждению Плиния, который передает, что на берегах Понта Евксинского есть белые пчелы. Напротив, туземцы утверждают, что пчелы, производящие этот мед, подобно другим, желтые, а белый его цвет происходит оттого, что здесь падает большая роса, из которой они извлекают мед. За эти качества он здесь очень дорог, но не доставляется в Константинополь, подобно обыкновенному, потому что белый мед добывается зимою, когда с Константинополем нет сношений, так как море в это время года очень бурно. Иногда туземцы складывают мед в выдолбленную горькую тыкву, о чем уже Страбон верно передал. Справедливо также другое замечание его, что мед, собираемый в горах, во время цветения олеандра (Laurier-rose), производит рвоту, так что простые люди, за неимением другого средства, употребляют его для очищения себя.

8 Декабря, 1876 г. Д. Ч. О.

(пер. П. Юрченко)
Текст воспроизведен по изданию: Описание Колхиды или Мингрелии, о. Ламберти, миссионера Конгрегации для распространения христианской веры // Записки Одесского общества истории и древностей, Том X. 1877

© текст - Юрченко П. 1877
© сетевая версия - Тhietmar. 2006
© OCR - Николаева Е. В. 2006
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© ЗООИД. 1877