№  213

1771 г. августа 9. — Грамота императрицы Екатерины 11 кабардинским владельцам, утверждающая их право на возвращение беглых крестьян и отказывающая им в срытии Моздока 39

/л. 207/ ГРАММАТА К КАБАРДИНСКИМ ВЛАДЕЛЬЦАМ

Божиею милостию мы Екатерина Вторая — императрица и самодержица всероссийская и нротчая и протчая и протчая.

Подданным нашим кабардинским владельцам, узденям и всему народу наша императорская милость.

Известно быть долженствует всем, общество кабардинское составляющим, коль из древних лет началось покровительство оному от нашей Всероссийской империи, и что без того давно разсеяться и погибнуть или [300] в поносное рабство предаться надлежало б их народу. Усердие и верность кабардинских владельцов, какия они к высоким нашим предкам при многих случаях /л. 207об./ оказали, не только приобрели им. благоволение всероссийских великих государей, до нас царствовавших, но и безопасными навсегда учинили от властолюбивых покушений ханов крымских, на свободное обращение кабардинскаго народа многократно стремившихся. Самой избыток сего народа в способах удобной жизни есть следствие здешняго ж к нему снисхождения и милости, ибо единственно невозбранным распространением паствы своей по всему пространству степей, пришел в настонщее изобильное состояние, а при таких обстоятельствах и оставалось /л. 208/ ожидать, что кабардинцы, как от нашего императорскаго престола многия благодеяния видевшия, продолжением же времяни удостоверившияся и о собственной своей пользе в сохранении непременной к оному предданности, а сверх того и самою благодарности должностию убеждаемыя, и впредь всегда к нашей стороне благонамеренными пребудут, но напоследок, а особливо пред начатием настоящей между нашею Империею и Портою Отоманскою войны, вопреки всякаго чаяния оказались они развращенными, под предлогами самыми маловажными. /л. 208об./ Нет здесь нужды входить в точныя изъяснения, какия их поступки справедливое наше неудовольствие причиняли; без сумнения каждой из них в том участной собственною своею совестию изобличается, а к тому довольно будет сказать, что все вы, кабардинския владельцы, из которых некоторый столько были надежны как бы самыя россияне, учинились подозрительными. Прежде наблюдаемая с вашей стороны пристойность в представлениях про тений, и в переписке по разным делам с пограничными нашими начальниками обратилась в грубость, /л. 209/ наглость и безместныя угрозы, многия же из кабардинцов не только простых и узденей, но некоторый и из владельцов, действительно сообщились с разбойниками из кубанских народов столпившимися, и принялись с ними за одно ремесло, то есть начали производить при наших пограничных местах воровство и подбеги.

Мы великая государыня наше императорское величество, хотя по тому довольныя причины имели, всю тягость нашего гнева дать возчувствовать кабардинскому народу, /л. 209об./ но как и во время мятежности его однако ж было видно, что некоторый только из владельцов всем народом колеблют, единственно для того, чтоб во оном пред протчими усилиться и получить власть, какая была б выше пределов древним обыкновением утвержденных, а другия владельцы ложными внушениями обольстить себя допустили и остались без всякаго свойственнаго им действа и сопротивления, но в слепом у оных послушании, то мы и в сем еще случае последовали больше природному нашему великодушию и милосердию, нежели правилам /л. 210/ правосудия, повелев по необходимости учинить на кабардинцов военное наступление, но не инако а с тем, чтоб все, которыя из них образумятся, тотчас пощаду получили.

Итак, коль было сожалительно, когда кабардинцы находились в смущении и разврате, ибо притом общество их рушилось бы неминуемо, толь напротив того к особливой нашей благоугодности касалось, когда мы уведомились, что кабардинцы, в том числе и те самыя, которыя протчих блазнили, увидя обращенное на них оружие наше, вышли из заблуждения, принесли повинную, признали себя /л. 210об./ нашими подданными и учинили присягу в верности, а тем всем и предупредили конечное свое нещастие.

После исполнения сих мер, без коих кабардинцы не могли освободиться от омрачения содержавшего их в крайнем неустройстве, мы великая государыня наше императорское величество, не имея более теперь препятствующих причин к распространению на кабардинское общество монарших наших милостей и благодеяний, не оставили всемилостивейше разсмотреть в подробность и прошении ваших кабардинских владельцов, [301] представленных чрез присланных /л. 211/ от вас в знак вашей покорности и подданства к императорскому нашему двору двух ваших родственников, владельцов же кабардинских, Коргоку Татарханова и Джанхота Сидакова 40, о уничтожении заведеннаго на реке Терке в урочище Моздоке селения, о возвращении узденей и природных холопей, в наши границы выходящих, а о заплате за христианских невольников, и чтоб впредь, естли кто из кабардинских владельцов выдет для житья, в Кизляр или другое пограничное место, то б такой к остающимся по нем в Кабарде узденям и протчим людям /л. 211об./ также и к имению никакого притязания не чинил и не вступался.

Высочайшее наше императорское повеление по оным вашим кабардинских владельцов прошениям, объявляется вам и всему вашему обществу следующее:

Заведенное в Моздоцком урочище селение мы великая государыня наше императорское величество никогда уничтожить не согласимся, для того, что оное положение свое имеет не на вашей кабардинской земле, почему оное народ ваш в хозяйстве его и промыслах отнюдь и не стесняет.

И естли ни одна соседняя держава не имеет /л. 212/ права препятствовать в тех распоряжениях, кои по нашим повелениям при границах предприемлются для лутчей оных безопасности и по другим полезным намерениям, могут ли одни кабардинцы присваивать себе в том преимущество, для всех протчих народов исключительное? Самое время по заведении в Моздоке селения прошедшее есть доказательством наилутчим, что оное началось и содержится не для наложения оков на свойственную кабардинцам вольность, как тщетно в сем народе воображалось, но единственно на тот конец, чтоб лежавшая впусте земля в некоторую /л. 212об./ для пограничных жителей обращена была пользу. Ныне же, когда кабардинцы признали себя нашими подданными, и сами желать долженствуют, дабы в соседстве их укрепленное жилище находилось для защищения в опасных случаях и толь удобнейшего получения и разных со здешной стороны потребных вещей и товаров.

Что касается до кабардинских уроженцов в наши пограничныя места впредь выходить имеющих с предъявлением желания к принятию христианскаго закона, и каковыя все поныне без разбору приниманы были и назад не возвращались, /л. 213/ потому что в целом свете о во всех законах обыкновенно не отвергать того требующих, да и в последнем между нашею Империею и Портою Отоманскою трактате точное в сем деле условие находилось, из котораго и кабардинския выходцы исключены быть не могли по бывшей кабардинскаго народа на основании того ж трактата от обеих сторон независимости, то при настоящем онаго (Онаго поставлено над зачеркнутым кабардинцов) совсем отменном против прежняго состояния мы великая государыня желая благоденствию его (Его поставлено над зачеркнутым их) как народа с нашею Империею соединеннаго и нам принадлежащего, /л. 213об./ во всем возможном споспешествовать, хотя и соизволяем, чтоб и впредь владельцы и уздени свободность имели для принятия христианскаго закона или и кроме того и для житья в пограничныя наши места выходить и там оставаться, будучи и в отечестве своем первыя никому не подчинены, следовательно, не долженствуя там никому и отчетом в таких своих поступках, которыя собственно до них касаются, кроме нарушающих всего общества покой и вред оному наносящих, а и другия, находясь в услугах у владельцов, но собственный однако же деревни имеют, почему також де люди неподлаго состояния /л. 214/ и владельцам больше по собственной своей воле, а не по принуждению присвояются, не платя им никаких податей, а получая еще от них награждение за свою [302] придержность, но чтоб совсем тем отлучением из Кабарды и владельцов и узденей, что без сумнения ретко ж и случиться может по натуральной всякому человеку любви к своему отечеству, и малейшаго предосуждения и убытка кабардинскому обществу не причинялось, мы снисходим напротив того на прошение ваше, кабардинских владельцов, в том, чтоб владельцы — родственники ваши, выходящия в наши границы, равно же и уздени, все что /л. 214об./ до того в Кабарде ни будут иметь, оставляли в пользу вашего общества и никакого на то притязания не производили, ниже пограничныя наши начальники им способствовали, разве по доброму соглашению и без всякаго посредства сами когда что у старших кабардинских владельцов, обществом управляющих, испросят. Рабы же кабардинския, как принадлежат господам своим без всякаго изъятия, состовляя их доход своею работою и податью, по состоянию же своему и способов не имеют к познанию християнскаго закона, для того мы великая государыня входя в хозяйство кабардинскаго /л. 215/ народа, состоящее в скотоводстве и хлебопашестве, тем благоуспешнее отправляемое, чем больше кто из них работников имеет, узаконяем, чтоб все природныя кабардинския холопи, впредь выбегать могущия, назад возвращаемы были в предупреждение умаления нужных для работы людей в таком обществе, коего благополучие теперь нам приятно.

Наконец, приемлем мы великая государыня во всемилостивейшее уважение и употребляемое с кабардинской стороны иждивение на покупку грузинских невольников, и что оное побегом их в наши границы тщетно пропадает, /л. 215об./ но поколику они природныя христиане, не может быть по пристойности и справедливости отказано быть им и впредь в убежище при границах нашей Империи, как християнской, а чтоб не оставить в сей и кабардинцов существенной же для них нужде без монаршаго нашего призрения, мы к ним столько милостивы быть хотим, что по данному ныне же в надлежащия места нашему императорскому повелению имеет быть за грузинцов и других не подданных нам християн из кабардинских жилищ выбегающих, хозяевам их кабардинцам за каждую душу без разбора пола /л. 216/ и возраста, дабы все споры при разных положениях быть могугщия предупреждены были, из казны нашей по 50-ти рублев произвожено. Число такое денег, которое потерю наилутчаго невольника совершенно заменить может.

Излияние толь совокупно многих наших милостей и щедрот на кабардинское общество, коль скоро оное некоторым только образом, видеться стало быть того достойным, не имев еще в самом деле и случая никаких нам великой государыне услуг оказать после принесения своей покорности, больше нежели /л. 216об./ достаточно без сумнения быть имеет, вас, кабардинских владельцов, и всех тамошних жителей, какого бы они состояния ни были, возбудить к должной благодарности заставить все лицемерство какое к сожалению, при случаях, поныне с стороны многих из вас примечено было, оставить, и утвердиться навсегда в непременной верности, не вдаваясь больше ни в какия искушения, который всегда к собственному же вашему вреду оканчиваться могут. Почему мы совершенно надеемся, что все кабардинцы, как вы, владельцы, так и протчия, поступками своими впредь ни малейших причин к неудовольствию /л. 217/ подавать не будете, но спокойно обращаться имеете; соглашение не только с противомышленными, разбойниками и злодеями, но и с порядочным неприятелем будет казаться для вас делом непристойным и несовместным с должностию подданства, и преступлением безчестным изменническим и вследствие того все противныя на наши границы предприятия по крайней вашей возможности отвращать подщитесь, не допуская никому чрез ваши места проходить, а между тем о всяких зборищах заблаговремянно сообщая и пограничным нашим /л. 217об./ начальникам, сверх того не только беглецов из [303] наших подданных к себе принимать и укрывать, как к тому многия ж досадныя примеры были, не будете, но ежели когда от наших пограничных жителей в чем бы то ни случилось, произойдут на кого из кабардинцов жалобы, оныя не пустыми увертками затруднять и не окончанными оставлять, но прямым и безпристрастным разбирательством решить имеете.

В протчем и аманаты содержаны будут по древнему обыкновению в нашей стороне от таких из вас владельдов, которых дети /л. 218/ действительными аманатами почтены быть могли б, а по делам вашим с нашими пограничными начальниками переписываться будете с пристойностию. Единожды навсегда приняв за неоспоримую правду, что по состоянию кабардинскаго общества ничего для него полезнаго запалчивостыо и нескладными угрозами зделано быть не может, а чтоб все наши начальники, до которых кабардинския дела касаться будут, принимали ваши представления с уважением, и во всем том, в чем будет справедливость, оказывали удовольствие, о том ныне и вновь /л. 218об./ императорскими нашими указами о подтверждено.

Между тем мы великая государыня наше императорское величество в ожидании видеть с сего времяни кабардинской народ по толиких оказанных благодеяниях верным и усердным к нам и к нашей Империи, препоручаем вам, кабардинским владельцам, в надзирание и как призрение возможное, так и действительное защищение и кубанских мурз Ислама Мусина и протчих, кои в 1769-м году, во время производимых чрез ген. майора Медема на Кубане поисков, пришли /л. 219/ в наше подданство, повелевая их почитать за совокупленных навсегда к вашему обществу, для чего и могут они поселены быть на кабардинских местах, когда удобныя к тому находятся.

По объявлении яге таким образом обществу вашему кабардинскому высочайшей нашей воли по представленным от онаго к нашему императорскому престолу прошениям, а равным образом и о том, на каком основании мы сей народ в нашем подданстве содержать соизволяем, мы здесь же заблаговремянно всем кабардинцам и каждому из них знать даем, /л. 21об./ что естли не будут они тронуты и всеми, так сказать, истощенными на них ныне нашими милостями, кои прямое их благополучие составить могут, окаменелость их всякое удивление превзойдет, а тогда уже мы без принуждения природному нашему человеколюбию решиться можем, не только действительно в продерзостях оказывающихся строго наказывать, но и всех кабардинцов без изъятия, за попущение в том беспокойным, каких для того отнюдь и терпеть не должно в их обществе, единственно по нашему милосердию /л. 220/, а не по собственным своим способам в нерушимости оставшемся, и которое монаршего нашего призрения удостоилось, не по нужде, времяни или обстоятельств, но по свойственной нам к благодеяниям склонности и в разсуждении бывших напредь сего к нашей Империи от кабардинскаго народа услуг, кои однако же впредь его не защитят, ниже напрасно многоуважаемое кабардинцами содействие подобных им горских народов, естли когда мера нашего гнева исполнится и воспоследует повеление /л. 220об./ действовать против их со всею строгостию, но к чему мы никогда подвигнуты быть не желаем, а паче причины иметь к умножению высочайшего нашего благоволения.

Сия наша императорская граммата, имеющая служить основанием и залогом всего будущаго благоденствия кабардинскаго народа, отправлена с владельцами кабардинскими ко двору нашему присыланными, которыя представлены были пред наше императорское величество и отпущены с награждением 41.

Дана в Санкт-Петербурге 17-го августа 1771-го года.

Подлинная припечатана вместо подписания государственною меньшою печатью. [304]

Помета на полях: Сей концепт е. и. в. апробовать изволила 9 август 1771 года.

АВПР, ф. Кабард. дела, 1763-1771 г., oп. 115/2, д. 10, лл. 207-221. Отпуск.

Опубл.: П. Г. Бутков. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 1803 г. СПб., 1869 г., ч. 1, стр. 313-322.


Комментарии

39. Грамота Екатерины II 1771 г. кабардинскому дворянству широко комментируется в дореволюционной кавказоведческой литературе, как грамота кабардинскому народу. Фактически же эта грамота обращена была к кабардинскому дворянству и целиком отдавала кабардинских крестьян в руки их господ. — док. Л» 213.

40. Кабардинские феодалы направили с прошениями двух представителей: Кургоку Татарханова от кашкатавской группировки, Джанхота Сидакова от баксанской. В документах Коллегии значится, что послы имели аудиенцию у Екатерины II 12 сентября 1770 г. «при чем принята от владельца Джанхота Сидакова кабардинская девочка Ажикис, которая по объявлении оного владельца 12-ти лет». (АВПР, ф. Кабард. дела, 1763-1771, оп. 2-я, д. 10, л. 171). Подношение «подарков» людьми не представлялось диким в условиях существования крепостного права в России и Кабарде.

41. Татарханов и Сидаков были награждены медалями с портретом Екатерины II.