НАПАДЕНИЕ ГОРЦЕВ НА СТАНИЦУ НИЖНЕ-БАКАНСКУЮ АДАГУМСКОГО КАЗАЧЬЕГО ПОЛКА В 1862 ГОДУ.

(Эпизод из кавказской войны.)

Описываемое событие происходило на западной оконечности Кавказского хребта, в треугольнике, ограниченном с одной стороны Черным морем, с другой Кубанью, а с третьей двумя реками, текущими в противоположные стороны из главного хребта: к северу р. Хабль, вливающеюся в болота левого берега Кубани, и к югу р. Пшадою, впадающею в море. Всё это пространство представляет почти сплошную горную местность. Главный хребет, с его разветвлениями и контрфорсами, постепенно понижаясь от юго-востока к северо-западу, обрезывается морем между укреплением Константиновским и крепостью Анапою. К северу контрфорсы хребта занимают значительное пространство до дороги, ведущей от укрепления Варениковского чрез укрепление Крымское и далее, параллельно Кубани, до станицы Хабльской 1. Только севернее этой границы местность резко изменяет свой характер и представляет, за небольшими уклонениями, низменную равнину, местами покрытую лесом, а ближе к Кубани камышами и плавнями 2. На всём очерченном пространстве главный хребет дает начало многочисленным речкам, из притоков которых заслуживает быть упомянутым и по своей величине, и по своему направлению Бакан, впадающий слева в Неберджай, который ниже устья этого притока получает название Адагума, а при впадении в Кубань называется Пшец.

Дороги в гористой части проложены по ущельям рек, а в низменной по всем направлениям вдоль и поперек. Для горцев здесь не было непроходимых мест: они везде находили тропинки, удобные для пеших и даже для конных.

До покорения западного Кавказа, на описанном пространстве жили два черкесские племени: натухайцы, населявшие западную [28] часть края до рек Неберджая и Адагума, и шапсуги – восточнее этой границы земли натухайцев, до земель абадзехов и убыхов, т.е. до рек Пшекупса и Шахе.

В конце 1860 года натухайское племя принесло покорность русскому правительству, с обязательством выселиться в большие аулы, на места, которые будут указаны. С тех пор племя это жило мирно, занимаясь земледелием и торговлею в наших приморских укреплениях. Шапсуги же оставались нашими явными врагами, за исключением небольших обществ по рекам Шибсу, Шебику и их притокам. Эти общества, видя пример в своих соседях натухайцах, были не прочь от покорности и на словах изъявляли ее не раз местным властям, не обязываясь, впрочем, никакими условиями. Переговоры велись с нашей стороны без настойчивости, и до конца 1862 года пограничные шапсуги оставались в неопределенном положении.

При общем решении вопроса о покорении западного Кавказа, для действий в районе описанного треугольника, в земле черкесов со стороны Черного моря и Кубани был назначен особый отряд, названный адагумским еще прежде, чем на него было возложено устройство адагумской кордонной линии, с целью отделить натухайцев от шапсугов и тем оградить от набегов сих последних наши укрепления, расположенные западнее этой линии.

Принятая в 1861 году система военных действий, имевшая последствием окончательное покорение западного Кавказа, заключалась, как известно, в занятии горных пространств казачьими поселениями и в перемещении горцев на плоскости по левому берегу Кубани, в известных пределах к югу. На обязанность адагумского отряда, в связи с действиями других войск западного Кавказа, было возложено: 1) натухайцев, за неисполнение данного ими обязательства, в зимний период времени 1861–1862 года заставить переселиться на плоскости в долины рек Псебебс, Псиф, Кудако, Чечепсин, до западного берега Адагума; 2) всё остальное пространство земли натухайцев занять под станицы, для поселения в них одного шестисотенного конного казачьего полка, в 1.800 семейств.

По окончании этого поручения, адагумский отряд должен был, в половине 1862 года, перенести свои действия за р. Адагум к востоку и по такой же программе действовать [29] периодически в земле шапсугов. В первом периоде действия отряда в земле шапсугов в 1862–1863 годах должны были заключаться в очищении от местного населения горного края от рек Неберджая и Адагума до рек Хабля и Пшады и в устройстве казачьих станиц для поселения здесь другого конного полка такой же величины, как и первый.

Шапсугов этого края предполагалось выселить на левый берег Кубани, севернее торговой дороги из укрепления Абинского через Бугундырь и Антхирь на Хабль.

Силы отряда были достаточны для предназначенной цели, и к июню месяцу 1862 года большая часть задачи была исполнена на столько, на сколько то, по местным и временным обстоятельствам, было признано возможным.

Для поселения казачьего полка было устроено 11 станиц в пунктах, имеющих военное значение и обеспечивающих существование станиц в будущем. Для обеспечения же сообщений этих станиц от покушения неприятеля, дороги были разработаны и ограждены постами, вооруженными артиллерией.

Другая часть программы действий отряда осталась без исполнения, по многим причинам, изложение которых выходит из пределов статьи.

Натухайцы были оставлены, до времени, на прежних местах их жительства, в районе вновь поселенного полка; за ними учрежден строгий надзор и внушена необходимость самого безотлагательного их переселения. Они, со своей стороны, покорились предназначенной им участи, поняли её неизбежность и готовились к переселению. В этом деле они возложили все свои надежды на уважаемого ими наиба Костанока, который однако откладывал переселение под разными предлогами, не покидая смутной надежды на возможность уклониться от такой меры. Натухайцам тяжело было расставаться со своими привольными землями, и только время да сила могли заставить их покинуть родной край; но с нашей стороны было признано еще рановременным употреблять какую-либо силу.

В июне 1862 года, как выше сказано, в земле натухайцев был уже поселен конный полк, названный Адагумским. По поселении его было немедленно приступлено к формированию строевых частей для обороны станиц и для отправления внутренней службы. [30]

Войска адагумского отряда были передвинуты на р. Хабль, для дальнейших действий.

Летом 1862 года отряд действовал к югу и западу от Хабля до Абина, для уничтожения местных аулов; строились также ограды для будущей станицы на р. Хабль и посты на сообщении её с Кубанью чрез пост Ольгинский. Некоторые части отряда занимались заготовлением запаса сена на предстоящую зиму.

В конце сентября 1862 года войска отряда были расположены следующим образом:

1) Большая часть, а именно 7 1/2 батальонов, 2 эскадрона драгун, 1/2 сотни конных казаков при 4 орудиях на Аушеце и на р. Пшецизе, где они устраивали пост и косили сено.

2) 9 рот, 1 конная сотня при 2 конных и 2 пеших орудиях в станице Хабльской, как для обороны её, так и для военных действий, смотря по обстоятельствам и намерениям неприязненных шапсугов, которые уже поняли грозившую им опасность и помышляли об отклонении удара. Все поименованные войска составляли подвижную силу отряда.

3) В укреплении Абине 3 роты, 1/2 сотни казаков и 2 подвижных орудия крепостной артиллерии назначались собственно для обороны пункта, в котором были собраны значительные запасы провианта, зернового фуража и артиллерийских припасов.

4) Для обеспечения станиц и обороны земель Адагумского казачьего полка было назначено: 15 рот, 8 сотен конных казаков, 2 эскадрона драгун и 6 орудий, которые были расположены в следующих пунктах 3:

1-й участок адагумской линии. Укрепление Константиновское с Новороссийской станицей: 2 роты пехоты, 1/2 сотни казаков; на дороге от поста Георгиевского к станице Неберджайской (в лагере): 3 роты пехоты, 1/2 сотни казаков, 2 орудия; станица Неберджайская с укреплениями и постом Георгиевским: 3 роты пехоты, 1 сотня казаков, 2 орудия: станица Нижне-Баканская: 2 роты пехоты, 1 сотня казаков; станица Крымская и посты Баканский и Извещательный: 3 роты пехоты, 1 сотня казаков, 2 эскадрона драгун, команда всадников кубанского горского полуэскадрона, 2 орудия. [31]

2-й участок этой же линии. Посты Адагумский, Георгиевский, Охранный и Славянский: 3 сотни казаков.

1-й участок анапского кордона (по линии на сообщениях внутренних станиц Адагумского полка). Станица Раевская, пост Цемесский: 1 рота пехоты, 20 казаков, 1 орудие; станица Верхне-Баканская: 1 рота пехоты, 1/2 сотни казаков, 1 орудие; пост Средне-Баканский – станица Анапская, с Анапским поселком, и пост Бенепсинский: 1 рота пехоты, 10 казаков; станица Благовещенская, пост Джемитейский: 1/2 роты пехоты, 20 казаков; село Витязево – где поселялись анатолийские греки – 10 казаков.

2-й участок анапской линии. Станица Натухайская, пост Псикягский: 1 рота пехоты, 10 казаков; станица Гостогайская, пост Чекупский, станица Варениковская: 1/2 роты пехоты, 10 конных казаков.

Всего 15 рот пехоты, 8 сотен казаков, 2 эскадрона драгун и 8 орудий.

Посты вышеозначенные были заняты небольшими командами пехоты и кавалерии, от 30 до 50 человек, которые сменялись в известные сроки от гарнизона того укрепления, к которому были причислены.

Вообще, в распоряжении начальника адагумского отряда, как для наступательных действий, так и для обороны станиц, находились следующие войска:

Крымского пехотного полка 5 батальонов (пятиротных).

Стрелковых батальонов, отделенных от полков кавказской гренадерской дивизии, 4 батальона (четырехротных).

Пеших батальонов Кубанского войска 4 батальона (четырехротных).

Северского драгунского полка 4 эскадрона.

Разных конных полков Кубанского войска 10 сотен.

Легкой № 5-го батареи 19-й артиллерийской бригады 8 орудий.

Конно-казачьей артиллерии 8 орудий.

Подвижных орудий темрюкской крепостной артиллерии 4 орудия.

Кроме того, Донской № 19-го казачий полк, окончивший срок своей службы и готовый выступить на льготу, сосредоточивался близ Анапы, для движения оттуда по назначению.

Отрядом и всеми войсками, в крае расположенными, командовал генерал-майор Бабич (ныне генерал-лейтенант) 4. [32]

Войска, расположенные на адагумской кордонной линии, были поручены командиру Северского драгунского полка, полковнику (ныне генерал-майор) Петрову.

В сентябре 1862 года, войска адагумского отряда готовились к действиям против непокорных шапсугов. В продолжение прошедшего лета, эти войска уже успели очистить от неприязненного населения верховья речек Бугундыря. Антхиря и части Хабля и Абина. Действия эти, а также устройство склада значительного количества разных запасов в укрепленном лагере в ограде будущей станицы на Хабле и в укреплении Абинском, встревожили шапсугов. Они поняли, что теперь им грозит опасность серьезная, что не пустые набеги затеваются отрядом. Русские власти объяснили им цель наших действий и требовали безусловной покорности и немедленного переселения на плоскости. Трудно было не поверить настоятельности этих требований, когда факты подтверждали слова. Весь край, далеко за пределы земли шапсугов, зашевелился. Старшины скликали общества в сбор для совещаний или для отпора. У горцев всякое собрание, по произволу, может быть или мирным, или боевым особенных приготовлений для войны им не нужно.

26-го сентября начальник отряда заболел и принужден был отлучиться от отряда для лечения в Екатеринодар. Заведывание войсками на Хабле, Пшецизе, Аушеце и на линии по Хаблю до Кубани поручено было полковнику (ныне генерал-майор) барону Фитингофу.

Войска, строившие посты на Пшецизе, получили приказание окончить работы не позже 1-го октября и затем немедленно присоединиться к войскам, расположенным на Хабле.

28-го сентября услужливые лазутчики дали знать заведывающему отрядом, что горцы в больших силах собираются в верховьях Хабля, имея в виду оттуда броситься на такой пункт наших линий, который в данный момент будет слабее, и что, по всей вероятности, для нападения они изберут одну из ближайших станиц Адагумского полка. Горцы надеялись, что первый успех их заставит подняться натухайцев, чем мы, конечно, были бы поставлены в необходимость очистить места, занятые в земле шапсугов, и [33] спасать Адагумский полк. Такие же сведения лазутчики доставили в Екатеринодар генералу Бабичу, вследствие чего он сделал следующие распоряжения:

1) Предписал начальнику адагумской кордонной линии усилить меры предосторожности на линии.

2) Донскому № 19-го полку двинуться в станицу Неберджайскую и там остановиться в полном составе, до разъяснения обстоятельств.

3) От колонны действующего отряда на Пшецизе отделить четыре роты стрелков (по одной роте от каждого из сводных батальонов кавказской гренадерской дивизии), 1 эскадрон драгун Северского полка и 2 конных орудия кубанской казачьей артиллерии. Колонну эту, под начальством подполковника Маняти, направить на адагумскую линию и расположить, в виде резерва, близ поста Баканского (при впадении Бакана в Неберджай).

4) Войскам на Пшецизе ускорить окончание работ и присоединиться к главному резерву на Хабле.

После сделанных распоряжений действительность сборов горцев подтверждалась каждодневно показаниями лазутчиков и движениями неприятеля в виду хабльского гарнизона, около которого партии проходили по всем направлениям. 29-го сентября одна из таких партий была замечена не далее двух верст от лагеря. Сотня казаков и несколько рот пехоты были немедленно высланы против горцев; но дело ограничилось небольшой, безвредной перестрелкой, после которой партия горцев исчезла из вида наших войск, направляясь на восток, южнее лагеря.

В виду таких обстоятельств все ожидали чего-нибудь важного. Население станиц адагумской линии, не принадлежащее к войскам, было в тревожном состоянии. Офицерские семейства и торговый люд боялись за свою безопасность и почти каждую ночь собирались в кружки, поближе к войсковым казармам. Тем не менее, сведения о неприятеле, доходившие до адагумской кордонной линии, были пока еще весьма неопределенны. Здесь с часу на час ожидали нападения на одну из станиц, но не знали ни мест сбора горцев, ни их числа.

Между тем, на Хабле и в Екатеринодаре, как оказалось впоследствии, был известен каждый шаг горцев; не [34] знали только конечной цели их сбора, да едва ли и сами горцы решили что-нибудь заблаговременно.

1-го октября масса горцев, в числе около 3.000 человек, потянулась разными дорогами из вершин реки Хабля к вершинам реки Абина. Местом сборища их назначено было так называемое Николаевское ущелье – небольшая долинка при впадении реки Шедогопс в Абин, где некогда стояло наше Николаевское укрепление.

Горцы, при этом сборе, не имели особого предводителя; они двигались и действовали по решениям совета старшин – явное доказательство упадка воинственности народа. При предприятии, решавшем судьбу целого народа, даже нескольких народов, не нашлось человека, который бы стал выше других, заставил повиноваться своей воле и мог сплотить сборище в одно целое, ради единства действий. Правда, в числе участников было много лиц влиятельных в своем кругу, известных даже русским; но на этот раз влияние их было ничтожно и голос их не возвышался громче других.

Войска наши оставались в это время в таком расположении, какое показано выше.

Между тем, устройство поста на Пшецизе замедлилось, вследствие необходимости рыть глубокие колодцы для гарнизона поста. Река Пшециз большую часть лета суха, и в сентябре месяце в ней не было ни капли воды. Она представляла сухой овраг, следовательно колодцы были необходимы: без них невозможно было оставить гарнизон на посту, а до окончания работ нечего было и думать трогать войска.

Сведения о движении горцев в Абинское ущелье были доставлены в лагерь на Хабле вечером 1-го октября. Вслед затем, около одиннадцати часов вечера, эскадрон драгун привез письмо генерала Бабича к полковнику барону Фитингофу следующего содержания: «Оставьте в гарнизоне на Хабле четыре роты стрелковых, две крымских, одну казачью сотню 3-го конного полка и взвод № 5-го батареи, а со всеми остальными войсками, в ночь на воскресенье (на 2-е октября) перейдите в Абин и расположитесь скрытно в середине абинского лагеря, где вы должны ждать особого приказания. В Абине примите немедленно на десять дней сухарей и из местного парка в запас патронов. При выступлении, войска должны иметь при себе шанцовый и походный инструменты». [35]

Письмо это было написано в предположении, что пшецизская колонна окончила свои работы и присоединилась к войскам на Хабле. Так и понял барон Фитингоф, и так оно было в действительности, что после подтвердил сам начальник отряда.

Без пшецизской колонны на Хабле было только 9 рот. Ограда станицы занимала до трех верст, а для обороны такой линии, при близости значительной партии горцев, едва достаточно, по кавказскому масштабу, 6 рот. Затем свободных войск оставалось только 3 роты и ни одного человека кавалерии, так как сотня казаков была необходима на Хабле.

Движение столь ничтожных сил скрытно от неприятеля не могло принести большой пользы для активной обороны края. Этих войск едва достаточно было для усиления абинского гарнизона, а такое предприятие не требовало скрытности; напротив, чем явнее оно было бы сделано, тем вернее отклонило бы удар горцев. Это соображение не требует доказательств для всякого, кто видел близко нашу кавказскую войну. Притом, цель движения в означенном письме довольно ясно обозначалась словами: «ожидать особого приказания», и подробностями о снабжении отряда. Усиление гарнизона не могло требовать ни особых приказаний, ни шанцового инструмента, с запасами на 10 дней. Особое приказание могло лишь впоследствии указать другую, более серьезную цель действий. Особое приказание могло еще предписывать действовать сообразно средствам и обстоятельствам.

Обсудив таким образом смысл полученного приказания, полковник барон Фитингоф, в предположении, что неприятель предпринимает нападение на адагумскую линию, решился идти в Абин со всем, что можно было взять из Хабля. Он оставил на Хабле 4 роты пехоты с сотнею казаков, а сам, с 5 ротами, эскадроном драгун, пришедших из Пшециза, и с двумя конными орудиями, двинулся по назначению. Колонна эта, несмотря на всю поспешность сбора, могла выступить не ранее четырех часов пополуночи 2-го октября. Принимая в соображение величину лагеря на Хабле, где войска были расположены по фасам вдоль всей ограды, необходимо [36] было время на передачу приказаний, сбор войск в поход на неопределенное время и наконец на дебуширование их из укрепления чрез одни небольшие ворота. Всё это замедлило выступление, вследствие чего не могла осуществиться и скрытность движения. Войска достигли Абина в семь часов утра и здесь узнали от воинского начальника укрепления, что сбор горцев стоит в ущельи Николаевском, но куда намерен двинуться, еще не было известно, что в сборе около шести тысяч, решившихся спасти и себя и натухайцев от грозящей им беды со стороны русских.

Таким духом бывали проникнуты почти все предприятия горцев; но большая часть их кончалась ничем, от недостатка осмысленности цели, единодушия и от преобладания увлечения над непоколебимостию решений.

Не могу не уклониться от главного предмета моего рассказа, чтобы поговорить о характере кавказских горцев.

Чего недоставало этому народу, чтобы отстоять свою независимость? отчего он пал в два сокрушительные года, державшись в продолжение шестидесяти двух лет почти столько же сокрушительных? Горцам, и в особенности черкесам, сама природа дала всё, что необходимо для борьбы: физическую силу, ловкость, верность взгляда, равнодушие к жизни, при умении умереть, но не сдаться, терпение и уменье довольствоваться малым, почти ничем. Прибавьте к этому горячую кровь и достаточный запас хитрости жителя юга; вспомните местность Кавказа, созданную для обороны. Все исчисленные качества не в одинаковой степени развиты в русском солдате, а, между тем, он взял верх, и, конечно, не числительным превосходством. Вооруженных людей в кавказских горах всегда было более, нежели в наших войсках, и мы сами были не раз свидетелями, как горсть абадзехов или шапсугов задерживала целые отряды 5; мы видели даже, как один шапсуг боролся против десяти наших охотников и занимал их собою несколько минут, т.е. до тех пор, когда, убив одного капитана и ранив двух рядовых, пал в буквальном смысле поднятый на штыки. Таких горцев было немало. [37]

Если бы горцы дружно делали свое дело, то двух лет было бы мало для покорения западного Кавказа. Наши укрепленные станицы не были настолько сильны, чтобы противостоять штурму даже без пособия артиллерии и лестниц. При случае, горцы умели сваливать ограды станиц без особого усилия; тем не менее, они были покорены и принуждены оставить нам поле сражения. Их победили настойчивость, непреклонность воли в стремлении к цели и единство в действиях, против чего у них не было равносильного элемента. Свободный народ, они любили и понимали войну совершенно своеобразно; у них не было и не могло быть единства именно потому, что было слишком много самостоятельности в каждой отдельной личности. Если бы в наши времена война велась так же, как во время рыцарства, если бы единоборство решало участь боя, то, нет сомнения, покорение Кавказа было бы немыслимо на долгие годы; ни дети, ни даже внуки наши не были бы свидетелями совершившихся событий. Теперь же, когда покорение Кавказа записано на страницы истории, нам остается, отдав дань уважения покорителям, не забывать и покоренных. Мы окажем горцам только справедливость, если, умолчав о слабых сторонах их характера, упрочивших за нами торжество, пожалеем о напрасно потраченных силах....

Возвращаюсь к прерванному рассказу.

Станицы второй линии Адагумского полка имели гарнизоны едва достаточные для внутренней службы, для содержания караулов у батарей, ворот и складов запасов, для прикрытия пастьбы скота жителей станиц и для других надобностей. Всё это исполнялось частями пехоты Кубанского казачьего войска. Кавалерия, расположенная в станицах, была в ограниченном числе и занята поддержанием сообщений между станицами, конвоированием нарочных и всех проезжающих по делам службы, что было не излишнею предосторожностью, несмотря на спокойствие натухайцев. Сюда могли пробраться небольшие партии хищников из земли шапсугов, да и между натухайцами оставалось еще не мало удальцов, которые не покушались на открытые нападения только на вооруженных, но не прочь были ограбить беззащитного.

Передовая линия Адагумского полка, т.е. адагумская кордонная линия, была занята достаточными силами. На правом [38] фланге её, опиравшемся на Цемесскую бухту, стояло укрепление Константиновское, сильное своими каменными стенами, хорошо защищенными крепостною артиллерией. Укрепление это было неприступно для горцев. Резерва в нём не было, потому что он был признан излишним и расположение его здесь не имело цели. Ближайший к укреплению по линии пост Георгиевский находился за высоким горным перевалом, чрез который скакать по тревоге было весьма трудно. Далее к северу по линии находились: станицы Неберджайская, посты Баканский и Извещательный; станицы Нижне-Баканская, несколько уклоненная от линии к западу, и Крымская имели гарнизоны достаточно сильные для местной обороны. Для усиления их, по случаю ожидаемого нападения, могли служить следующие резервы: 1) колонна из 3 рот пехоты, при 2 орудиях, с командой конных казаков, расположенные на половине дороги между постом Георгиевским и станицею Неберджайскою. Колонна эта 6 могла подать руку помощи трем пунктам, от которых она была в одинаковом расстоянии: посту Георгиевскому и станицам Неберджайской и Нижне-Баканской. 2) Колонна подполковника Маняти (отделенная от войск отряда), расположенная при впадении Бакана в Неберджай, в час времени могла поспеть на помощь также в три пункта: к станицам Нижне-Баканской, Неберджайской и Крымской. 3) В станице Неберджайской стоял целый донской полк, а в станице Крымской дивизион северских драгун.

К северу от станицы Крымской до Кубани, адагумская линия состоит из ряда небольших постов и укреплений, служащих единственно для обеспечения сообщений с Кубанью. Сзади этой линии не было наших поселений, а потому она не представляла большой важности. От нападения на нее горцы не могли ничего выиграть: разорение же какого-нибудь из постов было для них бесцельно, а для нас не особенно важно.

Наконец, впереди адагумской линии, на половине прямого сообщения её с лагерем на Хабле, т.е. с войсками отряда, было расположено укрепление Абинское, важное как этап и как складочный пункт запасов отряда. Оборона Абина [39] состояла из трех рот пехоты. Самое укрепление было ограждено плетнем на невысоком валу и вооружено артиллерией в достаточном количестве, как и все наши укрепленные пункты.

Таковы были оборонительные средства края 2-го октября 1862 года. На усиление их в этот день, в семь часов утра, в укрепление Абин прибыла колонна полковника барона Фитингофа. Прибытие этой колонны вывело укрепление Абинское из большого затруднения. С тремя ротами гарнизона, при тревожных сведениях о неприятеле, воинский начальник этого пункта несколько дней оставался запертым и, несмотря на крайнюю надобность, не мог послать колонну в укрепление Крымское за разными продуктами первой потребности, в которых очень нуждались войска гарнизона. Следует упомянуть, что в это время производилась усиленная подвозка провианта в Абине из укрепления Крымского, и несколько сот подвод были задержаны в Абине за неимением конвоя, при чём уничтожались сенные запасы; их необходимо было возвратить в Крымское, как можно поспешнее. В день прибытия подкрепления из Хабля нельзя было ожидать нападения горцев, а потому, в виду крайней потребности, решено было воспользоваться прибытием подкрепления и отправить часть гарнизона в укрепление Крымское. Колонна должна была выступить немедленно и непременно возвратиться в тот же день, что было возможно, имея в виду, что от Крымского до Абина только 14 3/4 версты. Задержка могла произойти только в таком случае, если бы с абинской колонной из укрепления Крымского отправили какой-нибудь тяжелый обоз или транспорт с провиантом, который, как было известно, готов к отправлению и ожидал оказии 7. Чтобы отвратить распоряжение, которое могло связать нам руки в важных обстоятельствах, полковник барон Фитингоф особою запискою просил начальника адагумской кордонной линии не посылать с возвращающеюся из Крымского колонною никаких тяжестей и вообще, не задерживая её на линии, возвратить как можно поспешнее к своему назначению. Он просил также полковника Петрова сообщить сведения о неприятеле. [40]

Полковник Петров мог иметь хороших лазутчиков, так как был постоянным хозяином линии, а барон Фитингоф, временно заведывавший войсками отряда, в несколько дней, конечно, не успел еще обеспечить себя в этом отношении и принужден был с осторожностью поверять получаемые сведения.

С такими приказаниями колонна выступила в Крымское около десяти часов утра и по расчету времени должна была возвратиться не позже семи часов вечера того же дня. При отправлении колонны, о неприятеле новых сведений не было; носились слухи, что горцы всё еще копошатся в Николаевском (в 16 верстах от укрепления Абинского) и в окрестных аулах и содержат строгие караулы во все стороны, не пропуская подозрительных людей.

Около четырех часов пополудни, воинский начальник укрепления принес полковнику барону Фитингофу только что полученную им записку от одного из горцев, живших недалеко от Николаевского ущелья, в ауле, на одном из притоков Абина. Горец этот был некогда в числе мирных, или аманатом в наших руках. Мальчиком поступил он в один из кадетских корпусов, где с ним и познакомился воинский начальник укрепления. В корпусе горец выучился только читать и писать, и то очень плохо, и был выпущен на службу. В 1855 году он носил эполеты и жил в Черномории, в Гривенской станице 8, числясь, кажется, при войске. По приказанию командовавшего тогда войсками в этом крае, генерала Хомутова, он должен был, в числе других мирных, которых политические убеждения казались сомнительными, оставить свое местопребывание, переехав в горы, и таким образом примкнул к числу непокорных горцев. Его звали Абат Мисостав. 2-го октября он писал воинскому начальнику, как теперь помню, почти слово в слово, следующее: «Милый друг Иван. Черкесы сегодня ночью хотят перейти на р. Шибс; куда дальше – не знаю.

Абат Мисостав».

Все это было написано большими буквами и ломаным русским языком; но понять было можно. Я видел Абата Мисостава впоследствии, в половине ноября этого же года. Тогда наши войска только что разорили все аулы непокорных [41] горцев, расположенные по Абину, и в числе их, конечно, и аул Мисостава. Он оставался без приюта и, с разрешения начальника отряда, явился к нам с покорностью, которую, впрочем, измерял только тем, что мирно, по принуждению, жил между непокорными горцами. Абат Мисостав пришел к нам во время походного обеда и был встречен с участием и благодарностью за бескорыстную услугу, сообщив вышепомянутые сведения. Грустная и стыдливая улыбка на мужественном и красивом лице 40-летнего мужчины была нам ответом на наше приветствие. Он выехал к нам только за тем, чтобы получить паспорт на свободный проезд в Турцию, куда и переселился в том же году.

Доставленные Абатом сведения пришли как нельзя более вовремя. Речка Шибс протекает параллельно Абину в 6 верстах от адагумской линии. Направление, принятое горцами, показывало ясно, что они на завтра предполагают нападение на адагумскую линию. Предупредив их на Шибсе или, по крайней мере, застав их там на бивуаке, мы могли расстроить все их планы. Зная характер горцев, можно было с достоверностью предположить, что, столкнувшись с нашими войсками до нападения, они удовольствуются стычками или делом и разойдутся очень довольные, что исполнили свое назначение. Они любили, как я уже сказал, войну для войны и не умели преследовать какую-нибудь операционную цель.

По показаниям лазучиков и Мисостава, в сборе было до 6.000 пеших и конных. Принимая же в соображение неизбежное преувеличение, число их можно было определить в 3.000 человек. У нас было свободных пять рот и один эскадрон, при двух орудиях, т.е. всего не более 700 человек; но соразмерность сил на этот раз не имела большого значения: на нашей стороне была внезапность нападения, и притом ночного; наши войска были опытны и хорошо приучены к ночным движениям (все набеги предпринимались с вечера); они умели сохранять и тишину, и порядок. Горцы же, застигнутые врасплох, неминуемо должны были растеряться и искать спасения в бегстве – положение тем более трудное, что из него надлежало выводить, а у горцев не было частных начальников. По всем этим соображениям, полковник барон Фитингоф решил: в одиннадцать часов вечера того же дня вести свою колонну к вершине [42] Шибса и атаковать горцев там, где они будут настигнуты; в случае же, если в это время неприятель успеет пробраться ближе к нашим станицам, преследовать его по следам, которые никак не могли быть скрыты, ибо целый день 2-го октября шел сильный дождь и все дороги были грязны. Местность, по которой предстояло двигаться отряду, хорошо была известна начальнику колонны, и он почти безошибочно угадывал пункт, избранный горцами для ночлега.

Отряд приготовлялся к предположенному движению; выступление из укрепления должно было исполниться сколь возможно без шума, и для того частные начальники колонны были предварены и о времени выступления, и о порядке следования. Выступление, как выше сказано, было назначено в одиннадцать часов вечера, чтобы прийти к вершине Шибса, т.е. к предполагаемому ночлегу горцев, непременно пред рассветом. Позднее двигаться не было никакого основания, потому что с рассветом нельзя было ожидать успеха от слабых сил колонны, и потому еще, что не было вероятия, чтобы горцы оставались долго на месте, вблизи наших поселений. Река Шибс очевидно была их последним этапом пред целью действия. Кроме того, при сообщении распоряжений о движении колонны, время выступления было обусловлено возвращением колонны абинского гарнизона из Крымского. До тех пор, пока колонна эта не пришла на место, выступить из Абина было бы неосновательно: Абин оставался почти беззащитным, а мы не могли поручиться, что горцы не изберут его целью своего нападения. До сих пор мы знали только, что они предполагают двинуться на реку Шибс; но в данный момент они еще бивуакировали в ущельи Абина, не далее двух часов хода от нашего укрепления, и ничто им не мешало двинуться по этому направлению. Абин был очень лакомый кусочек, и разорение его расстроило бы ход наших действий. Не могу умолчать, что воинский начальник Абина, при обсуждении этого вопроса, считал возможным оставаться со своими наличными силами; он с самодостоинством соглашался встретить горцев с ослабленным гарнизоном и обещал сделать всё возможное для защиты укрепления, одним словом – подавал голос, какой всегда следует подавать первым, на военных советах, на которых мнения собираются начиная с младшего. [43]

Однако голос осторожности взял верх, и, несмотря на самоотвержение воинского начальника, было решено: ожидать возвращения колонны или более точных сведений о направлении неприятеля.

В одиннадцать часов, ни оказии, ни сведений о неприятеле получено не было. Спустя полчаса, или даже более, в Абин прибыл командир роты, конвоировавший оказию. Он объявил, что колонна его стоит на половине дороги что в станице Крымской к нему присоединен был значительный транспорт с провиантом, который задерживает его движение; что транспорт этот под слабым присмотром 9 и дурно снаряжен, волы падают по дороге, повозки ломаются, а чинить и перегружать кули некому. Начальник колонны был вынужден возложить всю работу на прикрытие, как то почти постоянно делается на Кавказе.

Обстоятельство это побудило отменить предполагавшееся движение на реку Шибс. Абинское укрепление без гарнизона и значительный транспорт с провиантом на дороге поставляли в необходимость держать резерв с этой стороны. Идти против гадательного расположения неприятеля для того только, чтобы иметь дело, было, при настоящей обстановке, более чем неблагоразумно; с другой стороны, бояться за последствия покушений горцев против адагумской линии не имелось никакого основания: эта линия была и без других подкреплений достаточно сильна своими собственными средствами.

Вследствие такого изменения плана действий, полковник барон Фитингоф решился покориться обстоятельствам и буквально исполнить полученное им предписание: «в Абине ожидать дальнейших приказаний», или идти на выстрелы, которых можно было ожидать в непродолжительном времени.

Недолго пришлось ожидать выстрелов: они раздались в половине одиннадцатого часа утра следующего дня, в юго-западном направлении от Абина, т.е. со стороны станицы Неберджайской.

С возможною быстротою наша подвижная колонна приготовилась к выступлению и около двух часов пополудни была уже в ущельи Шибса, на кратчайшем направлении к станице Неберджайской. Здесь, на Шибсе, почти на [44] том самом месте, где вчера предполагал полковник Фитингоф, мы нашли следы бивуака горцев. На протяжении нескольких квадратных верст были разложены небольшие костры, около которых, как видно, еще ночью, грелись наши «приятели». По числу костров и свежих следов, которые вели вверх по ущелью речки, можно было рассчитать, что сбор горцев заключал в себе до трех тысяч человек, наполовину пеших и конных. По этим следам еще быстрее направилась колонна навстречу горцам.

В 3 или 4 верстах от бивуака следы неприятельской партии начали пересекаться и нам стали попадаться разные отрепья, негодные остатки военной добычи из наших поселений.

Вслед за тем раздался выстрел, другой.... Войска выстроили боевой порядок; кавалерия, с конной артиллерией, выслана вперед. Горцы, поспешно отступая, гарцевали то справа, то слева небольшими кучками. Дело продолжалось не более получаса; неприятель не хотел драки и скрылся за лесом правого берега Шибса. Тогда сделалось ясно, что мы настигли хвост партии горцев, ограбившей уже одну из наших станиц или постов. Делать было нечего. Преследовать горцев не представлялось никакой возможности: надлежало вернуться к своему назначению в укрепление Абин, что и было исполнено.

На возвратном пути, полковник барон Фитингоф получил с мирным горцем записку от начальника адагумской кордонной линии следующего содержания «Поздравляю: нам удалось с драгунами и казаками нанести горцам сильное поражение. Они, сегодня в одиннадцатом часу, напали на станицу Нижне-Баканскую, немного пограбили ее, но были очень скоро застигнуты резервами из Крымского и поста Баканского и разбиты наголову. Они поживились очень немногим, в плен, кажется, не взяли никого; потеря наша еще не определена, но, во всяком случае, дело было отличное: горцы потеряли не менее 300 человек убитыми и ранеными». Я сообщаю содержание этой записки на память, но убежден, что оно не многим разнится от подлинника. Этой запиской можно покончить описание действий войск отряда и перейти к событиям на адагумской кордонной линии. [45]

Утром 3-го октября на адагумской линии происходило следующее:

Свежих сведений о неприятеле не было. Предполагали, что он в сборе в Николаевском ущельи, и выведывали, куда оттуда могут направиться горцы. Гарнизоны станиц, расположенных на линии и в ближайшей к ней станице, Нижне-Баканской, были настороже и в готовности к обороне. Резерв станицы Крымской, состоявший из дивизиона драгун и команды всадников Кубанского конно-иррегулярного эскадрона, держался в сборе, и ему достаточно было 15 минут, чтобы двинуться куда укажет надобность. Донской казачий полк только накануне пришел в станицу Неберджайскую; часть обоза его, в десять часов утра 3-го числа, тянулась от станицы Нижне-Баканской, по прямой дороге в станицу Неберджайскую. Обоз конвоировали 25 донских казаков. В Неберджае донской полк встретил недостаток в фураже, почему командир полка счел необходимым отправиться, 3-го октября, утром, в станицу Крымскую за сеном. Сено казаки обыкновенно перевозят во вьюках, на своих строевых лошадях, а потому полк пошел в полном составе.

В то же время резерв подполковника Маняти на посту Баканском был ослаблен отделением одной роты и полуэскадрона драгун, для конвоирования транспорта с артиллерийскими припасами, которые перевозились из укрепления Анапы по Баканскому ущелью в станицу Крымскую.

При таком положении дел, около десяти часов утра, небольшая партия горцев показалась на горах к югу от станицы Неберджайской. Партия эта не произвела большой тревоги, потому что была малочисленна и скрылась очень скоро. Но около 10 1/2 часов партия в большем числе снова вызвала внимание станицы Неберджайской. а другая, в весьма значительных силах, напала на станицу Нижне-Баканскую. Немедленно раздались сигнальные выстрелы: один из станицы Неберджайской и несколько последовательных из станицы Нижне-Баканской. В последней станице события этого дня заслуживают подробного рассмотрения.

Воинский начальник станицы, Крымского полка штабс-капитан В*, был офицер смелый и боевой; но он не знал войск своего гарнизона, и войска его не знали. Он имел [46] в своем распоряжении две роты и конную сотню Кубанского казачьего войска; иррегулярные же войска на Кавказе, по большей части, не доверяют регулярным начальникам, и обратно.

Перед появлением горцев у станицы Нижне-Баканской, один из натухайских стариков, живший недалеко от станицы, дал знать штабс-капитану В*, что на станицу немедленно должны нагрянуть горцы в огромном числе. По получении этого сведения, В* выслал для разведывания свою казачью сотню и с нею несколько пластунов под начальством есаула Ступака.

Станица Баканская расположена на небольшой площадке, в ущельи, по обеим сторонам реки Бакана, чрез которую внутри станицы перекинут мост на козлах. Она со всех сторон окружена лесистыми горами, которые давали неприятелю широкую возможность самого неожиданного нападения, что и случилось на этот раз.

Не успел есаул Ступак пройти нескольких сот сажен от станицы по лесистой тропинке, как был встречен выстрелами. От этих выстрелов пали несколько казаков, и с ними сам есаул Ступак. Сопротивление было невозможно. Казаки должны были быстро отступать и сообщить станице о грозившей ей опасности. Преследуемые горцами, они кое-как добрались до станицы, к несчастью с той стороны, где вход в нее был возможен только чрез небольшую калитку. Вводить лошадей в калитку не было времени: их принуждены были бросить за оградою. Вслед за казаками подскакали к станице и горцы; за конными подбежали пешие. В каких-нибудь пять минут часть ограды станицы была повалена топорами и зажжена. Началась резня, а еще больше грабеж; почти вся станица запылала (из 50 дворов сожжено 35). Гарнизон не успел сделать ничего для обороны. Он разделился на три партии, из которых две заняли батареи 10, а третья, состоявшая из тех казаков, которые были на рекогносцировке с есаулом Ступаком, засела под навесом моста для защиты жителей станицы, которые, со своими женами и детьми, искали там спасения.

Станица, очевидно, защищалась плохо, и горцы распорядились с нею чересчур милостиво. Гарнизон не задержал приступа, потому что несвоевременная высылка колонны [47] есаула Ступака дала неприятелю возможность ворваться в нее по пятам казаков. Эту колонну следовало послать раньше или вовсе не посылать. Гарнизон не воспользовался своей артиллерией: на одной батарее из орудий сделано было только пять сигнальных выстрелов, а против горцев орудия молчали; артиллерию другой батареи легко сдали горцам. Вообще слабость защиты доказывается тем, что гарнизон не имел большой потери. Отстаивая станицу, как говорит донесение штабс-капитана В*, с батарей, т.е., так сказать, рядом с горцами, войска гарнизона имели только семь человек убитыми и ранеными. Столько же потеряли и жители станицы, между которыми ранены две женщины. Отсюда следует, что горцы, увлекшись грабежом, не очень занимались защитниками, и защитники, в свою очередь, очень мало думали об обороне. Положение, занятое спешенными казаками под мостом, также очень подозрительно. Если у них не было настолько самоотвержения, чтобы своею грудью прикрывать женщин и детей, то им лучше было бы выбрать другую позицию. Такой несомненно храбрый народ, как наши кавказские казаки, мог, для поддержания своей славы, сделать поболее, чем они сделали 3-го октября 1862 года.

В таком незавидном положении станица находилась слишком час, т.е. до прибытия резервов с адагумской линии.

По выстрелам станицы Неберджайской, изготовились без малейшей медленности к движению следующие части:

1) Колонна подполковника Маняти: три роты пехоты, с полуэскадроном драгун и двумя орудиями.

2) Донской № 19-го полк, только что навьюченный сеном в укреплении Крымском.

3) Дивизион драгун и небольшая команда всадников кубанского иррегулярного эскадрона из резерва станицы Крымской.

Все эти войска двинулись по направлению к станице Неберджайской: кавалерия рысью, пехота почти бегом. После нескольких минут движения, выстрелы из станицы Нижне-Баканской ясно указали войскам угрожаемый пункт, и потому первая из колонн должна была изменить направление; по её следам поскакали донские казаки и драгунский резерв станицы Крымской.

Около двенадцати часов к станице Нижне-Баканской [48] подскакали, почти одновременно, драгуны из колонны подполковника Маняти и донские казаки; за ними вслед подоспели и драгуны укрепления Крымского. Вся эта масса кавалерии ринулась на горцев, смешала их и обратила в бегство, при чём произошла хотя непродолжительная, но ожесточенная схватка. При виде страшной картины пожара и грабежа, войска наши воодушевились мщением и, не думая о числе горцев, ринулись в толпы их, разбросанные по станице, и рубили так, как следует кавалерии рубить в рукопашном бою.

Горцы, со своей стороны, защищались не довольно стойко. Желая спастись и унести добычу, они обгоняли друг друга и, раз отказавшись от надежды на возможность удержаться в станице, старались только выбраться поскорее из-под наших ударов. В несколько минут они были на высотах правого берега Бакана, на той же дороге, по которой пришли и, не останавливаясь, продолжали отступление к Неберджаю и далее к вершинам Шибса. Пехота колонны подполковника Маняти пришла к станице поздно и потому не могла принять участия в бою.

Окончив блистательным образом изгнание горцев из станины и её окрестностей, начальник адагумской линии, прибывший с драгунами из Крымского, успокоил жителей разоренной станицы и, оставив в ней пехоту, со всею кавалерией счел нужным двинуться вверх по Бакану к станице Верхне-Баканской, чтобы предупредить возможность покушения горцев на внутренние станицы Адагумского полка и присутствием войск поддержать спокойствие натухайского народа.

В это же время из станицы Неберджайской была выслана одна рота пехоты по дороге к станице Нижне-Баканской. Рота эта, заметив следы большой массы горцев, немедленно возвратилась в свою станицу, для доставления точных сведений о том, что неприятель проследовал в Бакинское ущелье.

Резерв, стоявший на Неберджае, близ поста Георгиевского, в продолжение тревоги не тронулся с места.

Для полноты очерка следует сказать, что горцы, следуя от реки Неберджая к станице Нижне-Баканской, встретили на дороге часть обоза Донского № 19-го полка, под прикрытием [49] 25 казаков. Бросившись на казаков, горцы разогнали их и овладели обозом.

После бегства горцев от Бакана, на линии всё успокоилось. К вечеру того же дня, резервы возвратились на свои места и отдохнули от тревожных ожиданий, в которых были около двух недель.

При определении обыкновенных последствий всякого дела оказалось, что в станице Баканской мы потеряли 6 офицеров: одного убитого 11 и 5 раненых 12, и около 40 человек убитых и раненых нижних чинов, драгун и казаков, да семь жителей станицы; лошадей выбыло из строя более 100, в том числе 65 брошенных вне станицы казаками конной сотни Кубанского войска, которая была выслана на рекогносцировку. Горцы увели с собою большую часть из означенных 65 лошадей и унесли почти всё движимое имущество жителей станицы. Эта последняя потеря была не очень значительна, ибо казаки, переселенные в станицу из Черномории, большею частью по жеребью, не спешили устраиваться на новых местах жительства и большую часть имущества и скота держали в старых станицах.

По окончании дела, частные начальники резервов никак не могли согласиться между собою в донесениях о ходе главных событий дня. Показания одних противоречили другим, и истина много затемнялась увлечениями разных сторон. До сих пор трудно определить, какие войска явились первыми на выручку станицы - казаки или драгуны; не подлежит, однако ж, сомнению, что ни одна часть не промедлила минуты и все равно быстро и охотно скакали к месту боя. Трудно сказать также определительно, кто распоряжался выбитием горцев из станицы. Почти все частные начальники приписывали эту честь себе и, по моему мнению, все были одинаково правы. Штурмом станицы никто не распоряжался: первыми вошли в нее храбрейшие, не ожидая никакого распоряжения. Блистательный результат дела и быстрота, с которою оно было решено в нашу пользу одною кавалерией, конечно, заслуживали поощрения.

О действительной потере горцев нельзя было иметь полных [50] сведений, так как в сборе участвовали люди различных обществ и, притом, отчасти весьма отдаленных от наших владений, с которыми мы не имели никаких сношений. 5-го октября на улицах сожженной станицы лежало в двух кучах 47 трупов 13 черкесов, по большей части стариков, и, надо полагать, принадлежавших к отдаленным обществам, так как они остались в наших руках. Горцы очень дорожат трупами своих родственников и единоплеменников, храбро сражаются для выручки убитых и в случае неудачи выкупали или выменивали на наших пленных, давая часто одного пленного за труп. Из сказанного выше, что большая часть трупов, виденных мною в станице Бакинской, принадлежали старикам, не следует предполагать, что они остались на поле боя от немощности и старости 14; напротив того, можно с уверенностью утверждать, что все убитые в деле горцы были из тех, которые, при наступлении, идут впереди, а при отступлении сзади. Такой факт не делает честь черкесской молодежи, которая, в этот день, увлеклась вероятно скудною добычею ограбленной станицы и поторопилась убраться с нею.

Грустную картину представляла Нижне-Баканская станица в первые дни после её сожжения: развалины 35 хат; станичная ограда, частью сожженная горцами; орудия с изрубленными лафетами, и жители, лишившиеся имущества, больших запасов сена на зиму и семи членов своих семейств.

Станица была возобновлена; в помощь жителям для постройки хат были назначены рабочие и мастеровые от войск отряда на целый месяц, а для возмещения их убытков выдано щедрое пособие от правительства и из добровольных, тоже очень щедрых, пожертвований офицеров войск отряда. Вообще, для пострадавших, сделано было всё, что могло быть для них полезного 15, и материальные убытки их вознаграждены вполне.

А. Симонов.


Комментарии

1. Горцами эта дорога с давних времен называется торговою.

2. Плавни – низменная болотистая местность, прилегающая к берегу реки.

3. У меня не сохранилось документов о расположении войск отряда, и я сообщаю сведения на память, с ручательством в верности их на столько, на сколько нужно для понимания хода дела.

4. Пишущий эти строки был в продолжение двух лет начальником штаба этих войск.

5. Не раз, пред горстью горцев, отряды выстраивали боевой порядок, стягивались и прекращали наступление. На это требовалось несколько часов. Приняв в соображение одно время, можно с математическою точностью рассчитать, что, при усиленном сопротивлении горцев, двух лет было бы недостаточно для их покорения.

6. Колонна, о которой здесь говорится, занималась, до 20-го сентября, постройкой поста Георгиевского, сожженного горцами вместе с гарнизоном, если не ошибаюсь, 7-го сентября.

7. Оказиями на восточном Кавказе принято называть войска, назначенные для прикрытия транспортов и проезжающих из одного укрепления в другое. На западном Кавказе их называют колоннами.

8. Гривенская станица Кубанского войска населена черкесами.

9. В транспорте было несколько сот пароволовых подвод, и для присмотра за ними не более одного человека на каждые пять и даже более подвод.

10. На одной батарее горцы успели сбросить орудия и сжечь лафеты.

11. Кубанского казачьего войска есаул Ступак.

12. Командир донского № 19-го пола полковник Мазаков; Северского драгунского полка майор Авинов и поручик Берг и два офицера Донского № 19-го полка.

13. Воинский начальник утверждал, что еще большее число трупов унесено горцами.

14. Горцы, до глубокой старости, сохраняют силу, ловкость и крепость.

15. Для прокормления их скота дано безвозмездно достаточное количество сена из складов на Кубани.

Текст воспроизведен по изданию: Нападение горцев на станицу Нижне-Баканскую Адагумского казачьего полка в 1862 году. (Эпизод из кавказской войны) // Военный сборник, № 11. 1867

© текст - Семенов А. 1867
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1867