ИОСЕЛИАНИ П. И.

ПУТЕВЫЕ ЗАПИСКИ ПО ДАГЕСТАНУ В 1861 ГОДУ

И. Иосселиани

Действительного Члена Одесского Общества Истории и Древностей и Члена Корреспондента С.-Петербургского Археологическо-Нумизмаческого.

Тифлис, 1862.

Его Сиятельству,

10-го июля.

Человек, по падении своем, осужден на странствование. Он именуется у священных писателей и у философов пришлецем, странником на земле.

Авель, сын Адама, первый мученик древней церкви; суетный по значению имени; является в суетном, пошатнувшемся под ногами его, мире, избравшим себе занятие скотоводства, подвижное, кочующее, странствующее.

Судьба Церкви или избранного Богом народа, представляется странствующею от земли рабства, первого жилища сынов отца веры, до входа их в обетованную землю.

В том же виде странствующим является человек от времени получения наследия земного под сению законов при Моисее и от отрадной эпохи освобождения его от уз закона, от опеки закона и вступления в свободу благодати христианской, до переселения его в царство за гробом.

Философы в изысканиях о мире и человеке всегда твердили, что физическое и нравственное положение человека, не есть его нормальное и что стремление стать на [6] точке, с которой он пошатнулся есть долг его непременный, постоянный, обязательный. С этой стороны он является странником по лабиринту мира духовному и физическому для отыскания пути к первоначальному его стоянию и пребыванию в своем родовом достоянии.

Сами храмы древнего, истинного и неистинного верования в эмблему странствующего человеческого значения, получили издревле вид и фигуру корабля, волнующегося над зыбкой пучиной вод и под бесконечной пучиной вечно движущихся воздуха и эфира,— атмосферной жидкости, в которой плавают мириады солнечных систем.

Ковчег Ноя, первый известный истории корабль, был церковью сохраненного от потопного разрушения человека Он есть знамение обновленной церкви со всеми свойствами странствующего ее значения.

От этих прямых начал происходит особенная наклонность, обращаемая часто в страсть к путешествиям. Дальний горизонт, невиденные места, как идеальные сады Алкиона, потрясают сердца и двигают их, магическою, не отразимой силой, к отечеству Платонов, седалищу сильных, царству Крезов, таинственной Фиваиде, гордому Вавилону, Пальмире,— царице городов Востока.

Не движение ли вообще составляет основу жизни? Не из переходов ли стихий, однех в другие образуется жизнь и проявляются роды и виды существ? Не странствуют ли птицы и животные? Не странствуют ли камни и семена от растительного царства? Закон один и общий для двигающихся миров и их обитателей, от органического до неорганического творения. [7]

Правда, что преступление; осудившее человека на упадок его душевных, а за тем и физических сил, отняло у него все права господства над внешней природой, на подземные и надземные ее сокровища, отсекло у него физические и умственные крылья для общения с мирами пространств небесных и духовными их обитателями; за всем тем по высоте его духа; не лишен возможности нисходить в недра земли и восходить к небесам, мериться в силах с механическими и нравственными силами существ наполняющих творение и в общий гимн славы уму их создавшему внесть песнь благоговения сердечного для смиренного возвышения к Богоподобию. В этом заключается его, как мирового странника, высокое призвание.

И ему ли, владыке мира, царю планеты, помазаннику природы, не знать богатств и пределов своего царства? Ему даны ключи от сокровищ мира не для одного только хранения.

Как ни болезнен сын Адама, сокрушенный грехами, как ни шатко его болезненное стояние на троне гор высоких, колеблемом воздухом и водами, почувствовавшем тяжелое падение своего владыки от гнева раздраженных небес, но ему осталось утешение странствовавшего по пустыне Израиля, путями разысканий, изучения мира и в нем самого себя, как центра крайних точек огромного мирового круга, достучаться дверей потерянного отечества и войти в свое святилище; одним словом стать на той точке, с которой он брошен.

Мне предложили мысль о совершении путешествия в [8] Дагестан. Я покорился влечению сердца, ищущего по натуре своей в странствовании пищи для ума и сладких часов душевного отдыха. Я решился на этот подвиг путешествия, награждающего вообще человека свободою движений идеальных, оживляющих, освежающих, расширяющих существование, обновляющих, услаждающих и прокладывающих путь к поэзии. Приятно, с посохом странника в руках, хождение по Дагестану, неразгаданной части Кавказа, где недавно еще боролся Геркулес с Антеем исполином, и где, усмиренное и побежденное чудовище заставлено слышать в смиренном молчании сладкие глаголы гражданственности, достойной человека,— музыку небесную на земле.

Дагестан,— это часть великой книги природы. На первозданных горах его, как на листах книги, читается история допотопного мира о скелете земного шара и история попотопного образования. Весь этот горный край есть огромная развалина от великих потрясений, которым подвергалась паша планета. Его горы, ущелья, долины, реки, леса и подземелья, есть иероглифы древнего письма истории природы, свободно читаемой ныне при совершенстве наук геологами и геогнозами. Чтение этой священной книги разоблачает и древние мифы, поселившие богов на высотах Олимпа и низводившие их в царство мраков подземного мира и упоительные сказания об Аркадии, стране свободы счастливой и сладких вдохновений уединения философов.

Горцы есть беглецы от семейного общества человеческого. Они заперлись в горах, как всемирной [9] крепости, удалив от себя всякое покушение человека подойти к ее крепким стенам. В этой их горной стране, как великой книге древнего оракула, изучили они по естественным внушениям нужды — наставницы народов, все возможно необходимое для существования, самосохранения и удовольствия.

Историк ищет начала народов. Его найдут разве за пределами мира, пишет ученый Гейне, extra anni solisque vias. Но на высотах Дагестана, точно виден след полета голубицы Ноя. По всему пространству его, как обширной гробнице, историк прочитает судьбу первобытного человека, ход древнейшего народа, известного и Страбону под нынешним названием Леки (leghe) (***), оторванного от семейства рода человеческого и заброшенного туда, или преобладаниями исполинов библейских, или народною скорбию от эпидемий, пожиравших род человеческий, или естественным державным правом той свободы, которую ищет человек от рокового момента своего грустного падения с высоты своего существования и не находит ее.

В видах изучения Дагестана, наука указывает путешественнику, для объяснения физических явлений, следить за надоблачными высотами его гор, где куются громы, от куда сверкают молнии и несутся град и дождь; видеть тот перст, который движет стихии в их небесном и земном сочетании; осязательно взглянуть на горах и в горных разлогах на образование рек, наполняющих моря и океаны, одним словом снять часть той завесы, которою прикрыта Изида, мать природы. Эти и [10] подобные явления природы Дагестанской были причиной, что первобытный человек Кавказа явил в себе дух пытливости,— начальный шаг гения. Самое понятие о свободе и возможном ее ограничении по условиям общества, произвело у него тот образ правления, который введен в этих местах на изумление правителей народных. Это — суд гласный, народный, публичный Дагестана, тщательно поддерживаемый мудрым его правителем.

По указанию этого правителя совершено мое путешествие по Дагестану. Ему, как меценату подносится мой труд путевых впечатлений, вызванный им же в печать и на суд общий, из под слабого моего пера. [11]

11-го июля

От Тифлиса — столицы Кавказа, которому Вольней дает довременное истории существование и в названии которого (теплого ***) от серных минеральных вод звучит грузинское его происхождение, — мы быстро явились в урочище «Царские Колодцы».

В устах Грузин, местность эта на плоской возвышенности горы; именуется родником, ключом царицы (***). Полчища из Турана, во дни опустошительного своего шествия по Грузии при Чинхисе, дали ему название Тукур — миша. Местность, богатая обширными вокруг пастбищными пространствами, служила лагерем для конницы и скота, кочевавших орд грозного для мира завоевателя.

Персы, после Шах-Аббаса, избрали этот пункт, богатый водами, для резиденции своих правителей под названием ханов. Эти ханы в продолжении полутора века, под защитою персидского гарнизона, наблюдали за действиями Кахетинских царей, восходивших на христианский трон, с принятием магометанской веры и с переменою имени. [12]

Верная вере предков Кахетия, грозно смотрела на тайную политику персидского двора, союзом веры связать с собою царство Грузинское. Ханы с трудом проникали в христианскую Кахетию, а цари-магометане являясь в резиденцию хана выражали им мнимую преданность народа. В это злополучное время явились постройки и укрепления вокруг, на остатках которых водворились Турки в 1724 году. Власть Турок, тревожимая Дагестанцами и Кахетинцами, сокрушена Надир-Шахом. Воцаренный в Кахетии царь Ираклий II, уже после Надира разрушил минареты клика ислама и не раньше, как с 1810 года, на развалинах персидских и турецких построек явился городок военной стоянки Нижегородского драгунского полка, позднее потом штаб-квартиры Тифлисского пехотного полка. Царские Колодцы строются еще. Это последний пункт населения для Кахетии. За ним начинается обширная Ширакская долина, богатая для хлебопашества и роскошная для скотоводства. По долине этой безлесной, протекают мертвым течением две реки — Алазань и Иора, Алозани и Камбизена греческих и римских географов. Места их течения, до соединения их, известны под общим именем Упадар (***). На них были поселены орды монголов, которые рассеявшись по разным местам оставили за собою название своим поселениям Муганлы, Мугало, Магал. Убийственный климат и меч грузинский, то покорили их своей власти, взяв их в рабы или в крестьянство, или же загнали их в горы. В последствии, спустившиеся с гор Лезгины, извели укрывшихся тут монголов и образовали из себя два [13] сильных общества или две республики: Чарское и Белоканское. Под крыльями скал Кавказа эти республиканцы, сделались воинственными, грозными для Кахетии. В 1803 году, гром русского оружия присмирил только их, а в 1830 году окончательно покорил их общей власти Русского владычества. [14]

12-го июля.

Правый берег р. Алазани пустынный, безводный, летом жгучий, как пески Африки, терпим населением Муганлов и Алмало, остатками от полчищ Чингиса, только от сентября до мая месяца. В летние месяцы они кочуют на горах с своими стадами. За то левый берег, до крепких стен Закатал, под щитом Кавказа, является отрадным царством для лесов, садов, шелковичника, травы, хлебопашества, рисосеяния. Богатое роскошною растительностию пространство, от реки до гнезда республики, известное под именем Чари (***) на протяжении 18 верст, а в ширину около 7 верст, всегда считалось собственностию Закатальских Лезгин.

В 5-ти верстах от Закатал, церковь с куполом времен царя Леона, сиротствует в продолжении 300 лет. Послушные грузинским царям Джарцы, не смели тревожить бывшее вокруг церкви христианское население. Не раньше как при царе Константине отцеубийце и братоубийце (в 1604 году), изменнике вере, передавшем все христианство здесь и ниже в Элисо в подданство и рабство султану Элисуйскому, закрыто Богослужение в стенах устоявшего до ныне храма. Другие населения Грузин ниже Закатал в числе 40 деревень мечем и насилием ислама обращены в магометанство под названием Ингилойцев или прозелитов, новообращенных. Отрезанные от политического единения с Грузинами Ингилойцы, [15] не сохранив веру отцов, сохранили язык и уважение к христианству. Святители Кахетинские и последний из Бодбийских митрополитов Иоанн, не оставляли их без духовного утешения; ко дню Пасхи отправляли к ним благословенные свечи, напоминавшие им символ радостного дня Христова торжества, воскресившие в их сердцах память святого лобзания,— высшего, христианского до враголюбия человеколюбия.

Отчужденные от веры и единения с одноплеменными Грузинами Инголойцы не давно добровольно перешли в лоно матери своей церкви. Экзарх Грузии Евсевий внимательный к своей пастве в 1860 году, в стенах их древних и обновленных им храмов, показал им торжество Православного архиерейского служения.

Закатала есть новый городок, созданный Русскими не давно. Над ним стоит крепость, защищавшая во дни войны Дагестана, город от нашествия Лезгин. За крепостью начинается ущелье, окруженное с трех сторон высокими стенами гор, оперенных лесом. На протяжении и верст раскинута деревня Чари, горная Венеция, передовая стража Кавказа. Роскошные сады Чарцев или Джарцев производят виноград, орехи волошские или грецкие (junglans) и садовые, смоквы или фиги, каштаны, яблоки, гранаты, груши, сливы, персики, абрикосы, шелковичник во множестве. Из двух ущелий горных расселин, великанами упирающихся к Кавказу, вытекают две речки, как чистые девы Геликона и оне напояют жителей и орошают их сады.

В Закатале видел я из рода тигров дикую кошку, [16] испещренную пятнами двух или трех месячную. Она ходила по комнате, как домашняя кошка. Природная лютость ее выражалась в быстроте и постоянном ее брюзгливом и злостном движении. Во всем видно в ней animal tremendae velocitatis, по слову Плиния. Она водится в окрестностях Закатал, в горных ущельях Кавказа. Непонятно от чего называют ее барсом, название которое вообще усвоено гиене (hyaena), и которая попадается изредка в этих же местах Кавказа. Эта последняя вторгается иногда в деревни, похищая детей и поднимая с гробниц надгробные камни. Шкуру этих лютых зверей продают скорняки в России и в Грузии и именуют барсовыми. Это та шкура, которою был прикрыт герой Романа Руставеля, и которая дала название классическому и образцовому произведению Грузинской поэзии: Барсова кожа (***-***).

Отсюда начинаются горы. Горы вообще знаменательны и поучительны. Высоты их под пространством небес, внушают человеку благоговение, вырывают у него невольное изумление. Изумление это, есть торжественная исповедь своего ничтожества перед величием природы и гимны его внутренних чувств, перед необыкновенными горными вершинами — проявлениям всемогущества творца и зиждителя. Понятно, от чего по замечанию эстетиков необъятность моря и высота гор больше внушают благоговения, чем долины и степи однообразные. В них, как в зеркале отражается слава творца. Не даром древний мрак язычества укрывал в них богов и богинь, со всеми символами своей религии. [17]

13-го июля.

Вступающего в ущелье Мухахское, сначала широкое, потом суживаемое, встречают шум и грохот Кавказа. Пенистая, кипучая вода стремительно несется по камням: это глас и дыхание гор, дальнее эхо его внутренних обитателей, звуки полной жизни Кавказа — горы гор — с языка еврейского. Эти струи,— отрывки от вод нагорных и подгорных, нити Ариадны горного лабиринта; начальные буквы великой книги громадной природы, один из ключей, открывающих вход в святилище Дагестана.

Рекою воспользовалось первое население Лезгинское. Она орошает сады и плантации Мухахского Эдема. Каждое семейство, как в Кахетии и Имеретии, имеет свое жилище в своем собственном саду. Каждое из них живет под виноградом своим и смоковницею своею. Как будто Пророк в описании счастья земной жизни и благословений неба, писал здесь свои ублажающие и восторженные слова. Фиги и виноград растут в обилии. Виноградные лозы вьются по высоким деревьям. Здесь, в отрывке Албании, является первоначальное их отечество. Невольно переносимся ко времени отца географии Страбона, описывавшего это виноградное царство.

За-алазанская Кахетия или население по левому берегу [18] р. Алазани, есть часть древней Албании или Аговании армянских историков. Ее главный город. под именем Алвани, с его громадными остатками, еще цел против Алавердского храма, получившего название от Алванис-гверди (***-*** Алванская сторона), а не от татарского слова Алаверди, грубо, невежественно объясняемого многими.

В этой части Кахетии изменился веками способ воспитания лоз, указываемый еще в 40 году от Р. X. Страбоном. Но, остатки древней обработки лоз, как 18 вековый свидетель, уцелели в Мухахе. Не умерший, живой глаз Страбона через них глядит на нас; уста его говорят нам. Путник, по следам древнего ученого шествия, проходит через эти священные места и возвышается к горам, под которыми остается последняя и крайняя полоса Албании для виноградного царства.

Малая тропа, едва достаточная для одного путника, ведет в гору извивами. Гусино шествие, по местам трудное и опасное, останавливает его, как будто для того, чтоб взору предоставить случай насладиться прелестию змеею извивающейся речки, пенистой ленты, украшающей лесистое ущелье. Жадный на прелести взор бросается вдруг на две струи — на две девы гор, встречающиеся и обнимающиеся у главного ущелья, для совместного течения по Мухахи. Уже; за Мухахом, на долине Алазанской стареет эта нимфа гор и окончательно умирает от тлетворного дыхания болотных мест южной Албании. Таков этот символ жизни человека, от первого его рождения, до предела жизни, до его обращения в тление, для нового [19] перерождения и воскресения в общей лаборатории природы!

Смутны для души, тревожны для сердца, первые шаги к ступени подъема и вступления в страну Дагестана, замкнутый отвсюду ковчег свободы древнего человечества, первобытного и довременного истории убежища Леки. Раздраженная натура гор, проявляющаяся в порывистых водах, холодном веянии воздуха, колеблет могущество души, ищущей обильных источников новых, юных, живительных чувствований. Взоры Помпея, устрашенного от этих высот, где цепенеет жизнь, кажутся видными и теперь, от глубокой долины Алазанской, где разгар и полнота жизни, проявляющиеся в змеях и скорпионах, заставили грозного меченосца всесветного Рима, скорее совершить первое сражение близь устья Алазани, в Самухе, которую Птолемей именует Самунис, и уйти от негостеприимных мест.

Уже по достижении горной высоты, прекращается лесорастительность; являются голые неровности, усеянные снежными глыбами. Вид этих безлесных, но травой покрытых гор ужасен. Еще ужаснее тропа по ребрам гор, под нависшими земляными и шиферными утесами. Ниже этих гор зияют пропасти, где уже не змея водная, но водный ревущий дракон ждет неосторожного путника в открытую свою, ищущую добычи, пасть. Это приток Самура справа и левее сам непереходимый Самур. Как Тантала, осужденного на страдания, весь день шло наше с стесненным сердцем шествие к деревне [20] Калало. Малое мерцание догоравшего света луны бросило нас к гостеприимному горцу, мулле деревни.

Что заставило тебя, мулла почтенный, поселиться на этом диком месте, в дали от богатств природы, от удобств жизни? Свобода, отвечал он, и кости праведных, покоющихся вокруг меня, был ответ скорый горного стража ислама.

Деревня Калало была во дни войны гнездом беглецов, притоном разбойников, приютом мюридов. Отряд русский, доходивший до этого места и переходивший через Самур, разрушал ее несколько раз, и полупреданных ее жителей выселял или внутрь наших границ, или угонял их дальше, чтоб лишить воинов во имя веры, близкого к Кахетии убежища. Таких деревень, убежищ мюридизма и так называемых качагов, т. е. беглецов, уничтожено до 10. В этих-то стычках нашего отряда, убитых воинов мулла, проповедник ислама понимает праведниками, почиющими вокруг его деревни. Так сильно религиозное убеждение, не искореняемое ни огнем ни мечем и укрепляющее самых слабых духом на дивные подвиги самоотвержения! [21]

14-го июля.

Из 140 дворов старого населения Калало осталось теперь 40 дворов. Ключевая вода из скалы снабжает водою деревню, это орлиное гнездо над окружающими пропастями, в виду снегов и снежных высот дальнего горизонта. Это первая деревня, не знаю почему названного, горного магала.

Мулла, навеваемый отвсюду откровением религии и от природы величественной, таинственно внушающей ему творца и зиждителя и прахом избитых здесь в долгую священную войну с русскими, указал нам не ближайшую дорогу в дальнем путешествии, но через мост, наведенный на Самур.

После долгого спуска и переправы через Самур, пришлось, как новому танталу, пробираться по ребрам гор, по тропе едва доступной для ног лошади. Мы беспрестанно спускались и поднимались с раннего утра и через 3 часа пути мы очутились против Калало, перед жилищем муллы. Новая казнь, казнь осужденных — толочь воду или казнь мифических Данаидов, осужденных богами — наполнять кувшины, которые вечно пропускали бы воду. Избегнув с величайшим страхом и опасением Силлу и Харибду, как мудрый [22] Улисс, мы достигли наконец деревни Кусур, расположенный над обрывом горы. Путь шел то по ребрам гор по р. Самур, то под нависшими скалами по берегу реки. Правый берег ущелья Самурского прилегает к Кахетии, к Кахетенскому перевалу. Он весь усеян с верху до низу огромными снежными глыбами, по местам имевшими 8 сажень вышины. Понятно, от чего Лезгины, послушные царям Кахетинским Александру, Леону и другим, так успешно и скоро доставляли вместо подати льду в знойные месяцы Кахетинского лета. От снежных глыбов или природных ледников Самура, до Греми, древнего Кахетинского города и резиденции их, пеший горец может совершить путь в 6-ть часов времени.

В Кусуре старшина угощал нас сыром своего производства, маслом, молоком и хабизгиною, или тонким пирогом, начиненным сыром.

Дом горца-гостеприимца устроен хорошо. Но противен в нем запах от бараньих курдюков, от убитых козлят, которые в большом числе висят в комнате и просушиваются для зимнего запаса. По стене висит весь мужской и женский гардероб — от предмета необходимого до предметов роскоши. Вокруг дома ближе к потолку, на амбразурах чинно расставлена медная посуда. Все это грозно оберегается ружьями, пистолетами, патронташами, саблями, кинжалами, как золотое руно Колхиды гидрой стоглавой.

К вечеру после той же дороги по ребрам гор, после многих к пропасти спусков и подъемам в [23] высоту небес, успокоились на левом берегу Самура, в уютном, тихом ущелье, где паслись стада овец и по которой протекала светлая малая речка. Этот пункт на высоте 11,200 ф. тот самый, где стоял когда-то отряд Русский, и от которого двинулся он к перевалу Гудурдаг, чтоб потрясти ужасом грома Русского оружия, Шамиля, мечем Дамоклеса, стоявшего над высотами Закатал.

Этот поход, смелостию своею в сентябре месяце, в суровую пору в этих местах, мимо снежных глыб, по скалам, где не лежала никакая дорога для пеших и вовсе никакой для орудий, действительно принадлежит к числу переходов, достойных Суворова. Так понимал его князь Воронцов и таким он в истории войн Кавказа.

Поразительны углы этих высот, между которыми покоются узкие долины. Они находятся в такой взаимной симметрии, что если бы сила их отделившая соединила их обратно, то бока их совпали бы совершенно.

По высотам этих гор живут Лезгины. Жилища их напоминают древний первый период состояния земного шара, не осушенного еще от вод и болот и приводят к заключению Платона и Аристотеля, утверждавших, что люди и животные долгое время обитали на горах, прежде нежели они распространились по равнинам и скатам гор. [24]

15-го июля.

Прекрасное солнечное утро, не оставлявшее нас в продолжение всей дороги, указало нам дальнейшее шествие по берегу реки Самур. Чем выше к горам, тем мельче вода в реке, потому что меньше боковых ущелий, которыми перерезывается дорога и которые бросают свои токи туда. За то она шумнее от высокого с хребтов гор падения. Для избежания езды по ребрам гор, по тропе, которую в непогоду достаточно сильного дождя, чтоб смыть ее и закрыть всякий след ее, мы должны были переправиться в брод, шесть раз через кипучий Самур. Не глубока река для переправы: высота воды не свыше аршина; но опасна от стремительности своей через камни — кругляки, через пороги горных рек. Последняя из этих переправ была у подошвы гиганта горного: это Саридаг, бывшая с этой стороны граница мнимого царства Шамиля, царства свободы Дагестанской.

Высота горы определяется в 12,030 ф. На этой-то высоте видны еще жилища из шиферных плит,— домики, в которых горцы и пикеты их сторожили русских. Они выстрелами из ружей давали знать от места и до места наибам Шамиля об опасности и будили к [25] защите жителей Дагестана. Этот верный телеграф оберегал их от неожиданного нападения.

Мы очутились на вершине горы, в царстве воздуха, вмещающем в себе больше таин, чем суша и море. Необъясненное учеными образование ветров и вообще, так называемое в физике, течение воздуха, от высот горных до образования тифона и сурфа,— страшного буруна на скалистом берегу Голландской Суматры, остается загадкою для науки. В нем-то и заключается тайна хлябей небесных, которые разверзлись по мановению свыше и потопили обиталище грешное и развратившееся допотопного человека. Торжественно поучительно стояние на этой высоте, между твердью мировых небес и твердою гранью мирового пространства, где начинается для воображения древних царство Эола и гранью той скалы, где оканчивается царство Вулкана, выдвинувшее от неизмеримой глубины недр земли, от растопленных силою огня и охладевших и отвердевших масс земли, знамя своего владычества преисподнего.

Ум человека, обтекающий свод небесный и возносящийся за высоты солнечных систем, невольно углубляется и вовнутрь земли, в центр материка. Его умственного полета не останавливает та глубина толстоты земного шара, радиус которой по вычислениям науки от поверхности земли до центра имеет 21 миллион футов или 3 миллиона саженей или около 4280 верст. Он нисходит на край земли, подкапывается к антиподу и мощный дух его берет во владение назначенную для него планету. Так велик человек, малым чем умаленный [26] от ангелов, тот самодержавный владыка мира, помазанник природы, дух планетный, которого в легкую благородную телесную оболочку облекаются небожители, когда посещают землю; но которого стихийное образование в бренных остатках показывает: белую известковую землю, несколько железа, серу и фосфор, животное масло, воду и воздух.

По горе лежали замерзшие глыбы снега на большом пространстве. Мы спешили рано утром переправиться через эти льдины. В часы таяния опасен переход через гору, покрытую ими. Нам указали другую дорогу, правее от главной и благополучно перешагнули оледеневшую горную стихию.

Гора эта водораздельная служит исходищем двух рек: Самура на юг, и Койсу на северо-восток

Под ледяною горою, на зеленой покатости, явились стада овец, мирные, улыбавшиеся пастухи, дети Аркадии счастливой. Мальчики бегали вокруг овец, козлят; пели песни горной жизни и прислушивались к словам и речам провожатых наших. Несколько деревень по дороге оживляло это тесное ущелье, куда мы вступили по спуске с горы. От таяния снегов вода реки была мутна, черна как сажа, и черная нефть. В одной из этих деревень указали нам, как на необычайную игру природы, каскад. Койсу, по скалистому узкому ложу, бросается в узкую горную пропасть с высоты 20 сажень. Картина восхитительная! Если бы вода была чиста, то брызги водопада показались бы алмазными, как описывают поэты. Но черные струи ее что-то представляли [27] оглушительное, ужасное. Оне рисовали картину мрачного мира царства Вулкана.

В нескольких верстах от каскада, где еще слышен был отгул, представилось глазам нашим другое явление: это природная тонель, врата горные, достойные ада Данте. Ворота ведут не прямо, но зигзагами, извивами, вниз и вниз. Разошлась горная утроба мифического мира и мы очутились у деревни, окруженной лиственницами, березою. Это,— оазис среди гор, сад в аду, услада в центре ужасов от гор необычайных, от вод извращенных, от снегов не в пору времени, к которым не привыкли сыны степей и полей роскошных. Природа играет здесь необычайностями своими, как дивы в рассказах сказочных, чтоб произвесть волнение, потрясение, тревогу сердца и фантазии. Внезапные эти явления великого, грозного в физическом мире, разительностию своею ставят человека в недоумение, считать ли их за призрак, или за действительность. Во всяком случае ужасы проходят, явления необычайные расширяют круг познаний, остывает мысль и неуловимый Протей связывается.

По дороге указали нам село Магаро, напоминающее нам Магаро нагорной Кахетии, летнее пребывание царей Кахетинских.

Было светло и мы очутились в деревне Илиб. Жители вышли на встречу с зурной и русским полковым барабаном, трофеем минувшей войны, посвященным мечети. Перед балконом дома умного наиба и времен Шамиля и нашего правительства, Лезгины расположились [28] плясать и петь. Музыка, как язык сердца, окрыляла ноги горца и напоминала им бранноносную их силу.

Барабан напоминает историю меча Кесаря, того меча, который попал в руки Галлов, поразивших его в Секвании. Победители положили меч его, как трофей во храме. Кесарь, по завоевании и покорении Галлии, узнал его и на предложение полководцев взять его из храма, отвечал: оставьте его там: он уже святыня.

Поразительно было видеть на жителях Илиба шубы из шкур бараньих, с длинными воротниками, вполне напоминавшими бобровые воротники богатых цивилизованного мира. Некоторые из них были выкроены очень затейливо.

В Илибе считается 100 домов. Он расположен по ущелью, у соединения двух горных речек с Койсу.

Исходище их, — от окружающих снежных вершин, которые так благодатно возбуждают в человеке чувство бесконечного в высоту, как море или твердь небесная в широту и пространство. В этих-то местах горной пустыни и уединения, среди обиталища простоты нравов, развивается ото чувство бесконечного. Таково настроение человеческого сердца, не даром сравниваемого с большим зданием: чем больше оно пусто, тем больше отражается в нем эхо. [29]

16-го июля.

С нетерпением желательно видеть то место в географии Дагестана, о котором так часто твердили печатно и в рассказах в продолжении многолетней войны. Путь шел к нему по горам, постоянно понижавшимся, по ребрам гор, по реке Койсу, шумно пробиравшейся по прорытому глубокому ложу. Пустынно и грустно было шествие; одне горы заменялись другими. Оссы и олимпы закрывали то заветное место, куда мы наконец прибыли и которое называется Ириб.

Ириб действительно есть неприступное место для враждующих против него. Его укрепление, строенное Шамилем, значительно по отношению к окружающей его местности, всюду представляющей из себя укрепление. Беглецы находили тут самое крепкое убежище. Их бросала туда легкокрылая надежда. За то, в глуши замкнутого от света места, овладевали ими скука и уныние — болезнь душевная, неисцелимее всякой телесной болезни.

От Ириба начинается дорога грозного Вулкана. Над изрытыми от подземных ударов пропастями, человек нашел свое крепкое убежище. Его не ужаснула эта дикая природа, над которою он поставлен владыкою, и к которой он себя приковал.

На высотах этих голых скал растет мох, [30] жадно потравляемый козами. Не имеет ли этот мох какого свойства общего с исландским мохом (cetrarpa islandica), столь целебным и спасительным в чахотке, грудных болезнях и так много полезным в Лапландии и по всей Северной Сибири, где оне растут обильно?

По дороге встретили мы огромную поляну, и на конце кладбище усопших с родником живой, холодной воды. Провожатые остановились, сотворили молитву, внушенную мраком печального жилища смерти. Поляну назвали Мечетскою, пожертвованною еще при жизни богатым ее владельцем для собственного упокоения и покоища других. Нам сказали, что Шамиль, как глава верования, обратил доходы от пастьбы на ней скота на прокормление сирот воинов, падавших в войне с Русскими.

В нескольких верстах от поляны открылась зияющая пропасть и на дне этой пропасти шипучий Койсу. Шло шествие наше по утробе волкана самой ужасной из всех, какие мы уже прошли. Мы очутились под треснувшими нависшими скалами, у глубоких естественных пещер, жилищ для пастухов и пасомого ими скота. Высоты этих скал известковых покрыты накипями от насыщенной известковой воды. Испаряясь, они образовали капельники, как осадок извести. Переброшенный через Койсу мост из бревен, указал нам дорогу и подъем также крутой, также высокий и потребовал больше времени и труда, чем спуск содрогательный, под сводами треснувших скал.

В нескольких верстах от моста, ближе к малой [31] деревне просасывался ключ, заваленный и заброшенный у исходища камнями. Нам объяснили вредное для здоровья свойство этой воды. Может быть он есть ядовитый ключ, встречающийся во многих местах горных стран, насыщенный ртутными или мышьяковыми частицами или испарениями. Подобный ключ существует и в Карталинском селении Атени, где жители закидали кучами каменьев эту страшную лабораторию, в которой природа сама является отравительницею. [32]

17-го и 18-го июля.

Отрадный и не отрадный путь по горам, по бокам гор, по ущельям; путь через впадины, трещины и расселины гор привели нас к поляне, усеянной колючими кустарниками. Мы расположились на ней, отдыхая перед высокой горой, на покатости которой за 5 верст показались белые палатки. Гора эта — Гуниб. Восторг отразился в душе. После трудов пути, после ужасов природы, борьбы духа с землею, изрытою событиями натуры, приближение к заветному Гунибу, показалось приближением к обетованной земле странствовавшего по пустыне Израиля.

Места ознаменованные громкими событиями имеют великий интерес. Человек, как владыка громадного мира, ищет громадных дел, сочувствует всему высокому и величественному. Как свидетель древних потрясений в мироздании и в себе самом, он, как раздраженный болезнию нерв, чувствителен ко всему. От этого происходит эта высокая его способность пробуждаться всем существом при виде пирамид, фермопил, акрополиса с его жилищами наук и искусств, при воспоминании об именах Зам Сципиона и Аннибала, Канн всесветного Рима, Арбелов, Рубиконов и проч. [33]

Значение Гуниба на страницах истории Кавказа, громкого делами своими, долгой борьбой с Русским колоссом, с гением Петра, творца России, было предметом осмотра и изучения. Мы приятно вступили на его вершины, покрытые славою Русского оружия. Он представился Синаем, на котором возвещен завет мира всему кавказскому человечеству. Скрижали этого завета несокрушимы для кавказского человека, свободного от тирании своеволия, душившей свет его ума, как Ариман сынов света.

История Грузии, сокрушенной Кавказом больше, чем нашествиями Персов и Турок, с отрадою видит на Гунибе свой Арарат. На высотах его остановился несомый волнами потопа крови, ковчег ее царства. Бурное образование натуры горы от подземных сил огня и надземных сил воздуха и воды, будет эмблемой образования и преобразования Дагестанцев, в новую жизнь, не чуждающуюся единения в общем семействе рода человеческого, под знаменем победительной силы разума, пролагающего пути по всему пространству человеческого стояния к благодатному общению в трудах и плодах трудов. Подошва горы Гуниба с востока упирается к ложу, по которому шумно и гневно протекает Койсу. Единственная дорога ведет путника в его святилище. Со всех прочих сторон оно является округленным и обвенчанным голыми гребнями, отвесно возвышающимися по местам на 8 сажень.

Этот округленный горный ковчег имеет в окружности до 30 верст. Он есть целое царство богов [34] древнего мира, не доступное для Титанов! Высоту его определяют в 6,100 футов. Обилие вод, лес из бука, березы, лиственницы украшали малую деревню Гуниби же, ныне опустевшую.

Нам показали и те пункты, откуда, по топоту ног Кесаря, изникли легионы на скалах Дагестанского капитолия, и ту мечеть, в которой возносил молитвенные руки к небесам, мощный дух связанного Кавказского Прометея; и дом, где тревожно ждали решения участи судьбы своей домочадцы его; и место, где были расположены в стройном чине сонмы Кавказских полков с их громами и рвали лавры побед и славы в облаках, и те обрывы утеса, где стояла палатка вождя горных сил в виду воинства, окружавшего его последнее убежище и откуда бросались громы горного вулкана; и те взгроможденные крепкие стены над отвесным обрывом, которые считались неодолимыми, наконец и тот камень, отломок от скал Гуниба, на котором герой войны Кавказской, как Марс на своем седалище, под густою тению бука, березы и лиственниц — ожидал прибытия Шамиля, последней опоры грозного Дагестана. Как механизм паров подземных выдвинул растопленные массы Гуниба из недр земли, так дух отваги, дух славы, поднял сынов славы на высоты Гуниба.

Двуглавый орел распустил крылья свои на высотах Гуниба. 25-го августа 1859 года, есть день окончательный для Дагестана, в продолжении веков косневшего в незнании мира и вещей. Он день нового для него завета в жизнь и свободу; день перехода от первозданной жизни [35] Кавказа к порядку новой всемирной гражданственности. Он день и час рассвета, для пробуждения кавказского человечества от дремоты вековой, для вступления в свет познаний, в общение с современным человечеством и для воспитания целых поколений, в мыслях здравых, светлых, плодовитых; день разрешения на этих высотах Гордиева узла, мечем Кавказского Александра.

Поучительны в этом поднебесьи Кавказа атмосферные явления грома, молнии и дождя. Полутуманный покров, в половину заслонявший вечернее солнце, вскоре принял вид черных темных туч; послышался отдаленный глухой гул; потом раздались раскаты грома. Эхо гор и ущелий ответило этим раскатам, которые напомнили какое-то, по понятию древних, сверхъестественное низвержение провинившегося бога с высот небес отцом богов, через расселины гор и ущелий в преисподнюю земли. Тучи стали зенитом над Гунибом и полил дождь. Утро показало нам опустошительное последствие этого горного атмосферного гнева, изменившего наш дальнейший путь к берегам Каспия. [36]

19-го июля.

Прекрасное солнечное утро открыло дальнюю перспективу окрестностей Гуниба. Турчидаг, на высотах которого разразился след завоевательного на Дагестан шествия Надир-Шаха, прикрывает, как длинным щитом, население котловины Кара-Койсу. Медная пушка побежденного и разбитого Дагестанцами грозного шаха смиренно покоится на высоте Гуниба, подле двух других и с надписями: Брянск и 1812 год. Здесь же пирамиды ядер Русских, остатки от снарядов Шамиля. В этой котловине видны: Чох,— место борьбы героев Кавказской Илиады; Руджа или Рухжа — старое село; где было когда-то, говорит предание, Русское население. Не от остатка ли отряда, бесследно погибшего во дни Годунова и союзника его царя Александра Кахетинского? Тут, говорят, находили пищали и другие оружия Русские XVII века, Гансут (***), деревня с остатком древней христианской церкви.

Дорога одна только существует к Гунибу и потому, тем же путем спустившись с высоты горной Гуниба, проехали мимо двух деревень, роскошно на несколько верст растянутых по подошве Гуниба. Жители деревень живут в садах, где растут и величественные орешины [37] (junglans regia), абрикосовые и персиковые деревья и лозы винограда. Обширны плантации пшеницы и ячменя. Рост кукурузы напомнил роскошное ее царство в Гурии, Имеретии, Мингрелии, — восточного прибрежья Черного моря.

Жители двух этих деревень при Шамиле были свободны от звания военного. Они были обязаны делать порох. Свежие следы угля при углах и под углами их домов и жилищ напоминает их недавнее ремесло. Селитру легко добывают горцы в долинах своих гор, преимущественно там, где есть перегнившие и изгнившие вещества из царств растительного и животного.

В 10 верстах от Гуниба отыскан недавно каменный уголь. Но это, кажется, не linthanthrax, а лигнит бурый. Его откапывают в песчанике горном, образовавшемся из наносной почвы. Из глубины горной доставаемый уголь весь был мокр. Его раскладывают по солнцу и сушат. Вознаградит ли труд доставляемое это топливо?

В полуверсте от места нахождения этого топлива, путник вступает в горную расселину. Это Карадагская щель, ужасная для прохода через эти тесные горные скалистые врата, именем своим напоминающие страх места, выражаемый на языке татарском Черные горы. Горы эти — горы мрака и ужаса. Врата эти достойны ада Данта.

Щель эта имеет в ширину по местам около 1 сажени. Две скалистые горы, разорванные вулканом, возвышаются на высоту 70 сажень! Верхнее отверстие закрыто [38] скалами, надвинутыми в виде горных шатров над внутреннею пустотою. По местам огромные отломки скал висят посередине расступившейся горы и ждут толчка времени для падения. Длина этого горного тартара до 150 сажень. По нем протекает малая речка, тихая, горная фея, которая во дни и часы атмосферного водяного шума превращается в фурию, с гневом разрушения и ужасов пожирающую и дно и бока Карадагского ада.

На высоте 6 сажень этой скалы дикие пчелы устроили себе гнездо. Отвесная скала не затруднила искусного горца найти доступ к улью. Искусно вколоченные колья в выбитой скале служили ему лестницею к меду. Солдаты, работающие над каменным углем, по следам лестницы горца, отняли это право на мед и в проезд наш разбиралась эта жалоба горца. И для горца и для солдата сладость меду и ужас смерти стоят рядом — пред вратами входа в Карадагскую щель. Это пение кавказской сирены. К этой скале может быть прибита доска, с элегическою надписью слов пророка: Вкушал вкусих мало меду и се аз умираю.

За Карадагом являются две дороги: одна через Аварское Койсу в Хунзах, главный пункт Аварского ханства, другая к Ходжал-Махи через Кара-Койсу. Обе эти дороги разрабатываются, образцово трассированные до Темир-Хан-Шуры.

Дороги эти,— убийцы Дагестана. Гордые горами горцы сделались доступными для наказания, в случае их восстания. По этим дорогам широким, по природному шоссе, свободно ездят в каретах. [39]

По ним откроется всякое свободное сообщение с внутренним Дагестаном. Армяне уже открыли по местам гор места для торжищ: путь торговли есть путь просвещения, говорит Герень. Наступило время возрождения Дагестана, путями, так мудро, так быстро пролагаемыми по всем его направлениям.

И так по шоссе, изменившем и изменяющем физиономию Дагестана, мы приехали к Салтынскому мосту, где встретил нас герой прошедшей войны, наиб Шамиля Омар-Дибир. Как Дагестанский Цинцинат — проводил нас по шоссе веденному по горам и рассказывал с скромностию героя, мудро, тихо, не поспешно приключения времен прошедших. О падшем своем значении — ни слова: новая черта мудрого, посмевающегося суете мира, терпеливо до конца уступающего времени свое!

Гуниб, как Фарос, отвсюду был виден. Вечером, в темноте, мы съехали с горы Акушинской,— другого рубежа, в продолжение 30 лет существовавшего царства Шамиля. Укрепление Ходжал-махинское, строенное со всеми правилами фортификационного искусства, с его стенами, башнями и бойницами, орудиями, пороховым хранилищем, госпиталем и хлебным запасом для войска, приютило нас под гостеприимную свою сень. [40]

20-го июля.

Укрепление Ходжал-Махи представляет из себя городок. В нем довольно много лавок для торговли с горцами. Оно красуется садами. Мост в нем созданный из местного тесаного камня и, перекинутый через Койсу, есть роскошь искусства; он достоин лучшего города.

В нескольких саженях от моста по левому берегу реки указали нам на игру разнообразной природы Дагестанской. От сжатого ущелья, шумно несущийся кипучий горный поток нашел себе ложе под земной корой. На протяжении около 70 саженей скрывается он от взора, вбегает в недра скалистой местности, откуда слышны рев воды и шумное ее клокотанье, и как Протей, снова появляется из преисподнего своего убежища и соединяется с р. Койсу,

Подобные мосты, известные у Итальянцев под именем чудесных (maraviglioso ponte), возбудили любопытство ученых древних и новых. Стихотворцы воспевали Алфей, который из Пелопонеза в Сицилию под Ионическим морем, сливал свои струи с струями вод Аретузы. Дуга, образовавшая мост Вея, близь Вероны, имеет 114 футов высоты. Дуга Ходжал-махийского натурального моста не так высока. Речка под ним [41] протекающая, встретив пласт твердого камня, преграждающий ей дорогу, прорвала слой мягчайшей породы и образовала свой подземный путь.

Название Ходжал-Махи по этимологии лезгинской значит хутор ходжи. Слова: махи и дарады постоянно на устах Лезгин при вопросах: что это за деревня? Какая это местность? Махи и дарада или хутора и хозяйственные сооружения бывают на низменных местах, в долинах глубоких, привольях рек и ущелий, в дали от летних мест, на горах и по скату гор. Горцы разумно избегают жить летом в этих хуторах, на местах лихорадочных. Так жили и Грузины в древности. Жилища этих последних были на горах или полугорных высотах. Очень недавно, оставив предание отцов, из хозяйственных видов сошли с гор, окончательно водворились или около своих роскошных пашен, или в садах винограда. Хозяйство развилось на счет потрясенного здоровья. Лихорадка сделалась общею болезнию в продолжении двух каникульных месяцев. Древние были благоразумнее нас, в выборе мест для жительства. Правила и образ жизни обитателей степных царств, не приспособляемы к горному царству, каким было царство грузинское. При всех державных правах человека зависимость его в мире, как помазанника природы, от законов природы, велика! Враждебные стихии, как слепые спутники странствующего Одиссея, не оставляют его до телесного истления.

Живописна дорога из Ходжал-Махи в Котеши. По ущелью, разделяемому речкою указывали нам на [42] отвесные горы, усеянные камнями-кругляками. Каждый из этих мячиков, приготовленных природою для титанов, имеет по аршину в диаметре. Сыпучая гора рушится от дождей и непогод и по местам видны диски этих камней, ожидающих толчка для падения.

Камни-кругляки эти обыкновенно округляются волнами, катившими их. Попадающиеся же по этим высотам, доказывают присутствие у этих вершин моря древнего, предшествовавшего образованию нашего земного шара. Ученые объясняя таким образом образование их, указывают на Альпы у Валорсина, где на высоте 1000 туазов встречают их в большом количестве. Занимающиеся физическою географиею пишут, что в Норвегии близ Кведли есть высокие горы, где наибольшие кругляки занимают вершину и чем ближе к подошве, тем толщина их становится менее.

Провожатые Лезгины пели песни Дагестанские. Клики и тоны языка лезгинского отражаются горами. Оне кажутся грубыми и дикими, но есть мотивы и переливы приятные. Эти громкие гортанные клики жителей горного царства, вполне приличны и громким горам Дагестана и шуму их пенистых рек на дне пропастей и свободе народности, широко внушенной дикою местностию их древнего населения. В этих тонах, отражающихся в горных стенах Дагестана, проявляется и отзвукивается сила их природы, их воздуха тонкого, скоро и быстро потрясающегося от звуков. По ним легко изучить отношения внешней природы к симпатическим таинствам органической жизни и те физиологические начала, которых значение объясняет [43] древнюю веру в силу песнопений Орфея, Амфиона, подвигавших горы, укрощавших душу богов преисподних.

Кутеши или Котеши есть село замечательное разбитием Шамиля. С высоты этой местности определяемой в 800 футов видны Акушинские поля, богатые пашнями и пастбищными местами. Здесь военный госпиталь, резиденция управления; главный суд, суд народный, словесный, образцовый для судов. Он древний суд и суд правый и короткий.

В Дагестанских деревнях нет собак. Шамиль строго велел не иметь их, как животных не чистых и как животных, требующих прокормления, в видах его политической экономии. Собаки дозволялись при стадах овец, в защиту от волков. [44]

21-го июля.

От Котеши возвышается гора, покрытая стадами. Это лучшее место для пастьбы скота и табунов. С ее высоты открывается вид лучшей части Дагестана. Это,— живая карта природы внутреннего Дагестана, очаровательный ландшафт рисуемый его природою. Это,— вид с птичьего полету, вид с высоты небес, с зенита местностей. В обширной котловине, в длину на 80 верст и в ширину на 40 видны ущелья, прорытые вулканом и нептуном, приютившими группы населения с их полями и садами. Таинственны эти расселины гор, эти колонны натуры, эти уклонения и капризы архитектуры архитектона гор. Сколько оне вырывают воспоминаний прошедшего, первоначального, первобытного в эпоху появления их! Какие не являются идеи или ипотезы во дни их создания и пересоздания! Невольно останавливается путник с вопросом, как и когда заставлен человек искать убежища, по среди этих горных отломков. Древний исторический мир застал это население. Оно довременно мифическим сказаниям писателей, поэтическим возгласам Гомера и Эсхила, мистическому понятию об них, как о предполагаемых пророками царствах, Гога и Магога.

За 900 лет до Р. X. Гомер, воспевал прекрасное [45] озеро солнца, из которого оно устремлялось на твердое небо и отделялось от океана блестящими медными степами и в водах коего Элион освежал себя и своих коней.— Ученые, в этой картине отца поэзии, находят не ясную идею древних о Каспийском море. За ним в преемстве веков, дух поэтов, носится во круг Кавказа, как страны очарования для древнего мира. Важны, более или менее в полусвете, сведения о Кавказе, как крайней точке земли, Аполлония родосского (250 до Р. X.) в его «аргонавтикон», Пиндара (456 г. до Р. X.) в одах Пифейских, (Арексилаю Киринейскому), Гезиода Аскрейского (900 г. до Р. X.) в его «Теогонии».

Трагедия Эсхила: «Прометей связанный» писателя за 500 лет до Р. X. вся принадлежат Кавказу и его высотам. Здесь место действий этой первой трагедии, со всеми требованиями драматургии.

Эти-то таинственные места высоких гор и глубоких долин, как хаос первобытного мира, напоминают титанов безобразных своими формами, ужаснувших отца их Урана, который решился связать их цепями и бросить на терзание в мрачные руки Тартара, царствовавшего в расселинах гор, в темных утробах подземного мира.

Котловина эта достойна кисти художника. Она,— океан горного материка, со всеми прелестями перспективы. «Взойдем на твой холм, восхитительный Ричмонд, обращает [46] поэтическую речь, к отрывку графства Суррай, Томпсон, и с высоты твоей взглянем на счастливую Англию». Чтобы сказала муза его, при взгляде на безграничную впадину Дагестана, где видны: широкий подол Турчидаг, Чох, Руджа, Гуниби, Салты и щели Салтинские, через которые с шумом врываются черные, мутные волны Кара-Койсу и чрез другие щели вырываются для дальнейшего шума. Нас провожал герои последней войны через мост Салтинский, бывший наиб Шамиля Омар-Дибир, запрудивший целую реку и затопивший поля и сады по обеим сторонам реки, и преградивший на все лето путь движению Русского отряда. Любовь к свободе и убеждение находчивы и изобретательны в средствах. Отвесное падение реки в долину через горную расселину, или как называют, щель, должно быть на две сажени. Таково и нижнее исходище воды, на другом конце, имеющее ширину на одну сажень, закрытое на время Омар-Дибиром.

Вообще горцы разумны. Горы поучительны. Долгое упражнение в военной науке, научило их искусству войны. Ликург советовал соотчичам не воевать долго с врагами, чтоб не научить их сражаться. Бакон твердил теоретикам и пренебрегателям опыта и практики: иди в мастерскую ремесленника и там больше найдешь познаний, чем в школах.

В Дагестане нет городов или поселений многочисленных семейств, которые могли бы образовать городовую общину. От того происходит эта простота нравов, [47] напоминающая утопию древних, простота обманываемая, но не обманывающая. От этой простоты происходит доверие к человеку, гостеприимство или священное кунакство горца. В этой простоте покоится святость правды и данного слова. Все это является, как будто плодами отсутствия городов, которых существование, в видах пользы для народа, считалось Аристотелем вредным для общественных нравов. Советуя правительствам, препятствовать скоплению народонаселения в городах, он их называл скопищем разврата. По этим началам, Дагестан кажется каким-то отдельным миром, миром Ж. Ж. Руссо, философа уединения, достойным его ученого рассуждения «о науках и искусствах», принятого с похвалою Дижонскою академиею.

От Котешской высоты начинается спуск по пастбищным местам к Мехтулинскому ханству. Джунгутай его резиденция. Здесь дом или дворец хана. От сюда начинается долина, ведущая в Темир-Хан-Шуру — укрепление и город, с богатым домом для помещения правителя Дагестана; публичным садом, базаром для торговли с горцами и с превосходною православною церковию.

Основание этой церкви заложено во время потрясений от последней войны на востоке и западе, во дни тревог вокруг Кавказа и от Шамиля — шумного эха Кавказа, в самом Дагестане. К ужасу и изумлению враждебных горцев, посреди бури войны, здание это росло в [48] широту и высоту, как гора Сион, в знамение воинствующего состояния церкви Христовой на земле и торжествующего на небесах,— и в символ любви, общения, единения и мира, и для всего, пробуждающегося к цивилизации, Дагестанского мира. [49]

22, 23 и 24-го июля.

От Темир-Хан-Шуры до Петровска 43 версты. За 15 верст открывается вид на море, на Каспий, замечательный классическими воспоминаниями.

Петровск есть создание Петра I, великого из смертных, едва ли не беспримерного в ряду царей, созидавших царства и народы. Петр I, в первый поход свой от вод Балтики к водам Каспия — высадился у берегов Петровска. До ныне предание Персидское, Дагестанское и Русское указывает на вал, окружавший его победительное войско. Петровск строится и распространяется в виду моря, омывающего берега Хивы и Бухары, Гиляна и Дагестана. Волга — царица Русских рек, владыка многих губерний, врывается в Каспий с шумом побед и славы. Владыка моря приносит ему дары Севера и уносит чрез него богатства тропических стран. Гений Петра бодрствует над его водами. Он носился над ним, над бездною его пучин, как дух пророка, провозвещавший его будущность для России. Мы видим ныне воплощение его живых надежд — в явлениях окружающих Петровск, достойно посвященный имени Петра. Начатый мол, со всеми искусствами нашего времени, делает честь его делателю. Он имел пока 52 сажени. Он [50] образует искусственную гавань в конце мола с глубиною 14 футов: мера, достаточная для судов Каспия.

Устроенная здесь для мола железная дорога в малом размере есть первое явление за Кавказом. Огромные камни,— отрывки от приморских скал, весом до 700 и более пудов подымаются огромными железными клещами на высоту трех сажень, кладутся на вагоны и легко бросаются в море, оспаривая свое могучее право на дно моря у вод Каспия. Это — спор Паллады с Нептуном за обладание землею. Для этих клещей огромные камни кажутся так же легкими, как мячики в руках детей. Оне — символ глаз иной психеи, легко уносящих сердца людей в мир поэзии и поэта. Мол здесь столь необходимый для Петровска, смирит бушующие волны неспокойного Каспия. — Машина для выделывания кирпичей, труб и проч.; паровая лесопильная машина — действующие в виду и присутствии Лезгин — дадут понять всему Дагестану значение мирной гражданской жизни, какую с мечем в руках потомки Петра должны были внушить ему в продолжении многих десятков лет.

Каспийское море, как и всякое мировое хранилище вод, поддерживающее растительное и животное царства, имеет величественный вид. Взор упояется безграничностию его, а ум теряется в глубине другой безграничности подземных его исходищ всех тех речных масс, которые втекают в это огромное озеро, как законно его называют. Оно дремало в тихом величии и свод голубого неба чистым синим своим цветом отражался на зыбкой его влаге: только свежий и тихий ветер [51] бросал волны к берегу. Это,— дыхание моря спокойное, не гнев разгневанного зверя в часы бушеванья, но вздохи груди отдыхающего, спящего великана.

В пяти верстах на юго-запад от Петровска находится Тарки, резиденция владетеля Дагестана или, по выражению персидскому, Вали Дагестанского. От этого местечка этот древний властелин получил название Шамхала Тарковского, облеченного недавно в звание князя Русской Империи.

Тарки замечателен в Грузинской истории. Епископ Манглийский Иоанн с 1724 по 1738 год проповедывал веру христианскую по Дагестану и построил церкви в Дербенте и Тарки. Сведение об этой замечательной пропаганде и святости самого Иоанна, собранные из имеющихся у меня документов, частию помещены в Путевых моих Записках по Кахетии, изданных в Тифлисе, в 1816 году.

Несколько других христианских пропаганд по Дагестану, совершенных в разные эпохи Грузинского царства, должны быть предметом особого рассуждения и исторического изложения.

Название Каспий останавливает ученого для исследования отрывка Эратостена у Страбона, полагающего, что был народ, когда-то исчезший — Каспийский, давший и морю название Каспийского, и горам окружающим море название Каспийских гор. Такое замечание знаменитого библиотекаря Александрийского, жившего за 200 лет до [52] Р. X., первого географа, определившего градусы меридиана и начертавшего карту земного шара, важно для географии Кавказа и стоит строгого исследования и сличения со всеми сведениями, завещанными потомству древними космографами. [53]

25 и 26-го июля.

От Шуры путь обратного путешествия вел нас в Ишкарты, штаб-квартиру Апшеронского полка. Две или три деревни Лезгинского населения перерезывают это 18-верстное безлесное пространство, богатое пастбищными местами и пашнями. Штаб-квартиры полков везде, как и здесь — есть в полном смысле города со всеми их удобствами. Здесь есть и руки рабочие, и мастеровые, и произведения земли в овощах, и инструменты для технических искусств, медики и медикаменты. Мы ночевали у старшины деревни Ишкарты, в нескольких верстах от места полкового расположения. Дом его чистый, опрятный, снабжен мебелью, занятою от военной стоянки. Бочонки, бутылки, тарелки, стаканы, самовар и его принадлежности, склянки с лекарствами и куски солдатского сукна и сапожный товар и проч. дышут полком. В овраге у родника мы встретили группу солдат с группой лезгинок, в общении знакомства и дружбы. Если бы не религия Магомета, отнимающая права у женщины на ее мировое значение, начало этого единения возродило бы быстрое соглашение в общих интересах народа Дагестанского, понимающего ныне пользу Русского [54] владычества, приносящего им много удобств к лучшей жизни.

По всему Дагестану устройство домов однообразно. Места для постройки домов избираются на высотах гор или по скату гор, тщательно оберегая их от потоков, разрушительно действующих в горных местах. Дома примкнуты одни к другим. Они возвышаются по горной высоте как Акрополисы. От того вид домов, составляющих деревню, имеет фигуру жилища циклопов, пчелиных сотов. Они образуют из себя укрепление, опасное для враждебных к нему покушений. Между домами оставлены узкие, не планированные улицы. Дома везде двухэтажные с галереями, с малыми окнами, по местам готическими, мавританскими, напоминающими влияние на них арабского вкуса и владычества. Дворы малые. Нижний этаж большею частию служит им для помещения скота, верхний для собственного помещения. Дома отроены из местного шифера на глиняном цементе, крыши покрыты сыпучим шиферным песчаником и не пропускают воду. По недостатку лесов, тонкие балки, привозимые из далеких мест, подкрепляются по средине дома деревянными столбами. Дома оштукатурены глиной, которая вообще не пропускает ни холода зимой, ни жаров в летние месяцы. По местам, где есть возможность, полированною известью покрывается пол и жилищ и галерей. Этот способ полонастилания, перенятый от Персов и Арабов, живых свидетелей древнейшего мира, существовал и в Грузии до конца XVIII века.

До подошвы гор пешеход тянется по тропинке, [55] пересекаемой ключами и ручьями. По местам над пологостями привлекательные и красивые холмы подымаются выше и выше, круче и круче до вершины. Около вершин красуются светлые луга с свежею нежною зеленью. Самые высоты,— венцы громадных гор, утопают в лугах голубого небесного свода. Путешествие по этим местам есть путешествие по синеве неба — цвету мантии, в которую облекалась Минерва. От этих поразительных вершин и величественных маковок гор, то острых и зубчатых, то зеленью покрытых, открываются очаровательные виды на ущелья и долины. Глаз покойно устремляется на долины или сжатые ущелья, где пенятся над камнями чистые воды в глубоких скалистых руслах. На каждом шагу являются новые чудеса разнообразия видов величественной природы. — Даже расстояние гор, вследствие утонченности воздуха и чистоты его, сокращаются для взора и дают им разнообразие видов. Это явление гор есть символ Фетиды, принимавшей всевозможные виды, для избежания преследований Пелея.

В непогоду. пребывание на этих высотах, среди утонченного и редкого воздуха, напоминает природу мест, близких к полюсу земли. Здесь,— престол зимы суровой и пронзительной. За то, в нескольких стах футах ниже вершин, местах прикрытых щитами горных стен, услаждает нас нежный воздух, пропитанный запахом растений и трав. Луга этих покатостей и откосов гор, даже на высоте 8,000 футов, есть лиственный (***), самый сочный, питательный и приятный для овец.

© текст - Иоселиани П. И. 1862
© сетевая версия - Thietmar. 2020
© OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001