ДУХОВСКИЙ С. Д.

ДАХОВСКИЙ ОТРЯД НА ЮЖНОМ СКЛОНЕ ГОР В 1864 ГОДУ

Пост Кубанский и убыхская кордонная линия. — Встреча с пшехским отрядом и открытие сообщения через белореченский перевал. — Движение вниз по Сочи на пост Даховский. — Светлый праздник. — Разделение отряда на семь колонн и разработка дороги вдоль по убыхской линии. — Движение части даховского отряда в верховья реки Мзымты. — Соединение не урочище Кбаада четырех отрядов. — Молебствие по случаю окончания войны.

На другой день по отъезде из лагеря Его Высочества, отправился в Ставрополь и командующий войсками, приказав продолжать занятия, согласно с предположением, высказанным начальником отряда в "Записке о предстоящих военных действиях 20-го марта". Очередь стояла за устройством убыхской кордонной линии и прибрежного поста этой линии — поста Кубанского.

Мы уже говорили, что кордонную линию предположено было провести через средоточие убыхской земли: от устья Догомыса вверх по этой реке до ее истоков, потом через небольшой [327] перевал на среднее течение Шахе и далее левым, а потом правым берегом Шахе до аула Бабукова. Отсюда в одну сторону начинается подъем на перевал белореченский, а в другую на перевал пшехский.

Направление это, как оказалось впоследствии, выбрано верно.

Разумеется, если бы имелось в виду, не стесняясь временем и средствами, провести дорогу, которую можно было бы впоследствии обратить в повозочную, то лучше всего вести ее все вниз по Шахе, несмотря на то, что там дальше и много скал: идя все вниз по Шахе, избегнется перевал с Догомыса, а это обстоятельство для постоянной капитальной дороги весьма важное. Но теперь и временем и средствами мы были стеснены, и дорога проводилась не капитальная, а вьючная, для которой перевал из Шахе на Догомыс не значить ничего; притом же путь этот нужен был только на короткое время.

Мы говорим: на короткое время, по следующим причинам:

Цель устройства убыхской линии заключалась, во-первых, в том, чтобы, открыв сообщение с северным склоном, облегчить спуск к аулу Бабуковскому отряда хамышкинского: во-вторых, чтобы, пробив вьючную тропу через белореченский перевал и обеспечив ее от неприятеля постами, дать возможность войскам отряда сообщаться со своими штаб-квартирами не кружным путем через Гойтх, а прямо; в-третьих, самое главное, понудить убыхов, в особенности живущих ближе к перевалу, не откладывать в долгий ящик время переселения. Опыт нескольких лет войны показал, что ничто не действует так сильно на горцев, как заложение станицы, укрепления, поста или, вообще, какой бы то ни было постоянной русской постройки. Как только вобьется первый кол русский, уже землю эту горцы считают не своею и все окрестности немедленно очищаются. Видно, говорят тогда горцы, что русские пришли сюда не временно, а намерены поселиться. Третью цель мы назвали самою главною потому, что когда не будет неприятеля, не нужно ни обеспечивать дороги, ни облегчать действия отряда с северного склона. Было много шансов в пользу того, что убыхи переселения своего не оттянуть, потому можно было сказать, наверное, что кордонная линия простоит недолго. И действительно: уже в мае гарнизоны постов были выведены. [328]

Относительно сообщения с северным склоном, путь через белореченский перевал имел значение только до заняла реки Мзымты, откуда, через перевал Псегашко на Малую Лабу, гораздо ближе. Мзымту же предполагалось занять в скором времени.

Таким образом, выбор направления убыхской линии надо было соображать с условиями местными. Если бы даже по Шахе было ближе, чем по Догомысу и работа там была бы нетрудна, то и в таком случае следовало вести поперек общества Вардане: иначе все истоки береговых рек между Шахе и Сочи послужили бы убежищем для убыхов. Лучшим доказательством правильности выбранного направления служит то, что как только отряд двинулся в горы, вся масса убыхов хлынула к морю. Когда были кончены посты по Догомысу, на всем пространстве по верховьям береговых рек, в обществах Хобз и Вардане не осталось ни одного человека, а когда возведены посты на Шахе, то же самое было с убыхами горными.

С 4-го апреля до святой недели (19-го апреля) оставалось времени немного. Между тем, желательно было к празднику привести отряд на отдых, на пост Даховский, где уже несколько обустроились, поделали хлебопекарные печи, бани и куда торговцы стали со всех сторон привозить разного рода товары и припасы. Исполнить это было нетрудно; надлежало только распорядиться таким образом, чтобы все посты, не исключая и самых отдаленных, были начаты скорее и работа на каждом из них производилась возможно большим числом рук одновременно. Взяться разом за постройку всех постов, по числительности отряда было невозможно; потому предположено сначала вывести несколько постов ближе к морю, а потом выше в горах, окончив же посты и оставив на них гарнизоны, спуститься всем отрядом вниз по реке Сочи, очищая дорогою от населения все ущелье.

По местным условиям, оказалось необходимым вывести посты на следующих местах:

Пост Кубанский — на берегу Черного моря, у устья реки Догомыса. Здесь предположен склад провианта для довольства войск на всей линии. Кроме того этот пост важен как один из береговых, полезных для наблюдения за прибрежьем. В гарнизон поста назначены три роты. Тут же, на горе, [329] выведена отдельная батарея на одно орудие; назначение ее — подавать сигналы судам.

Поcт Догомуковский, названный так потому, что выведен близ места, где хаджи-Догомуков, от имени убыхского народа, изъявил покорность российскому императору. Он в 3 3/4 верстах от Кубанского, на левом берегу реки Догомыса.

Эль-Мурзинский — также на левом берегу Догомыса, в четырех верстах выше Догомуковского. Близ него был аул одного из старшин убыхских — Эль-Мурзы.

Каскадный, на правом берегу Догомыса, немного повыше каскадов на реке, в 2 3/4 верстах от Эль-Мурзинского; при нем отдельный пикет.

Убыхский — у водораздела между двумя Догомысами, в 2 1/2 верстах от Каскадного, также с отдельным пикетом. Отдельные пикеты возводились на местах наиболее возвышенных, откуда удобно наблюдать за дорогою и хорошо видны соседние посты. На них постоянно должна находиться небольшая команда из гарнизона поста. Для самого же гарнизона, собственно пост строился внизу, ближе к воде, куда нетрудно было бы подводить вьюки.

Высокий — наверху водораздела, между Догомысом и Шахе, в пяти верстах от Убыхского поста.

Шахинский — на левом берегу Шахе, в 6 3/4, верстах от Высокого.

Небольшой тет-де-пон у моста через Шахе, к 2 1/2 верстах от Шахинского.

Вербный, заложенный в Вербное Воскресенье, на правом берегу реки Шахе, в трех верстах выше тет-де-пона.

Посты эти выведены были в следующем порядке:

4-го апреля, в день отъезда на отряда командующего войсками, выслана, колонна (четыре батальона, под начальством подполковника Дове) для постройки поста Кубанского. 5-го числа начались работы: (5-го, 7-го и 8-го выведены: пост, отдельная батарея, мост через Догомыс, близ его устья, пристань, и разработана дорога от моря вверх по ущелью Догомыса и по подъему на пост.

5-го апреля отряд, в составе восьми батальонов, одной роты и четырех горных орудий, с эскадроном драгунов и сотнею казаков, выступил из-под поста Даховского и, [330] разделившись на колонны, принялся разом за постройку постов Догомуковского, Эль-Мурзинского и Каскадного. 9-го числа посты эти и Кубанский окончены и отряд весь стянулся.

10-го числа отряжено два батальона для работ на посту Убыхском, а отряд двинулся далее. Густой туман сделал то, что войска сбились с дороги и пришлось заночевать в глубине одного из тесных ущелий в верховьях Догомыса. Спускаться в глубь ущелья и на другой день выбираться надо было по едва проходимой тропинке, по круче почти отвесной.

Пехота, хотя с большим трудом, выбралась благополучно. Орудия и заряды вытащены на руках. Но лошади, в особенности под вьюками, обрывались беспрестанно: 52 лошади остались на месте; очень многие офицеры и роты лишились своих вещей.

11-го, 12-го и 13-го числа и производились работы по устройству постов: Высокого, Шахинского, тет-де-пона и Вербного. Предполагалось заложить далее по Шахе еще два поста: Трущобный и Бабуковский; но, подойдя к pеке Бзыг, оказалось, что выше до реки Ажу теснина Шахе так тесна и сурова, что и пеший человек едва может пролезть. Здесь река Шахе прорыла себе узкое русло через громадный хребет. Это уже не ущелье, а просто разселина, с необыкновенно крутыми и обрывистыми свесами. От постоянной влажности, свесы в разселине поросли лесом; но все-таки, на каждом шагу, между деревьями, торчат обнаженные голые скалы. Тропинка, или, правильнее, нaпpaвление по которому можно пробраться через разселину, то и дело взвивается круто наверх по ступеням из выступов скал, вышиною в аршин и более, или падает вниз так, что спускаться необходимо цепляясь руками за ближайшие деревья и скалы.

Начальник отряда, с батальонами, назначенными для постройки постов Трущобного и Бабуковского, предполагал 13-го апреля достигнуть Бабуковского аула. После небольшого привала, при впадении в Шахе реки Бзыг, двинулись далее. Впереди полезла команда охотников Севастопольского полка; за нею начальник отряда, штаб и конвойная команда, разумеется, спешившись. Казаки повели было в поводу лошадей: но не успели податься на несколько десятков шагов, как оборвался и полетел с кручи в реку один конь, за ним другой, третий. Чем дальше, тем хуже; пешие, подавшись [331] на несколько шагов, должны были останавливаться перевести дух. Никакое воображение не может представить себе подобных сообщений; люди, давно свыкшиеся с кавказскими горами, были поражены ужасною природою. Один взгляд на разселину объяснял, почему Бабуков несколько раз говорил, что если и придут к нему русскиe, то никак не от моря, никак не даховский отряд, а разве с северной стороны. И такому пути не видно было конца; проводники говорили, что еще далеко, несколько верст. Начальник отряда увидел себя вынужденным отдать следующие приказания:

Постройка постов Трущобного и Бабуковского отложена. Войска, назначенные для этой работы, остановлены, под начальством подполковника фон-Клугенау, на месте привала, близ впадения в Шахе реки Бзыг. Только 21-му стрелковому батальону, налегке, с сухарями на два дня, и команде охотников перебираться через теснину, вместе с начальником отряда и штабом Все вьюки, верховые лошади и все казаки оставлены на бивуак подполковника Клугенау, дожидаться возвращения начальника отряда. Батальонам : 3-му севастопольскому и 1-му кубанскому, которые предполагалось отправить в их штаб-квартиры через белореченский перевал, приказано вернуться и идти домой кругом через пост Вельяминовский и укрепление Гойтх.

Перелезть через разселину оказалось так трудно, что едва к сумеркам стали стягиваться к устью реки Ажу стрелки 21-го батальона. Пришлось здесь, на небольшой полянке, и заночевать; до Бабуковского аула оставалось еще 12 верст. Из следовавшей впереди команды охотников часть была послана назад, взять с вьюков кое-какие, необходимые для ночлега и приготовления пищи вещи. Когда спустился на упомянутую небольшую полянку начальник отряда, при нем было не более 15 человек охотников. Между тем, навстречу вышло нисколько десятков вооруженных убыхов из окрестных аулов. Генерал тотчас же подошел к ним и через переводчика обратился с вопросом: "Почему они до сих пор дозволяют себе оставаться в горах, а не вышли к морю? Разве им неизвестно, что уже почти все убыхи на берегу, и в скором времени с теми, кого встретят в горах, будут поступать как с неприятелем?" Убыхи, пораженные строгим вопросом, не знали что отвечать. Им [332] объявлено, чтобы они тотчас же начали собираться и выходить, а между тем пригнали сюда, к устью Ажу, баранов для продажи войскам, что тотчас и было исполнено.

Через несколько времени, когда толпа разошлась, оставшиеся убыхи вступили в разговор с офицерами.

— Не удивляемся мы — говорили они — что вы прошли чрез всю убыхскую землю, не удивляемся, что перед вашими громадными силами падают все племена; но как вы пролезли через эту щель, по этой тропинке — вот что нас крайне поражает. Когда мы услышали, что с этой стороны идут русские, мы не поверили и собрались посмотреть, в какой степени слух справедлив. Когда вода в реке не так высока, как теперь, мы еще ходим низом разселины, беспрестанно переправляясь с берега на другой; но весною, осенью и после дождей, по нагорной тропинке, где вы шли, большая редкость, чтобы кто-нибудь решился пуститься.

Поздно вечером получено было известие, что к Бабуковскому аулу подходит, с северной стороны, с истоков Пшехи, через пшехинский перевал, отряд свиты Его Величества генерал-мaйopa Граббе и что хаджи-Бабуков, никак не ожидая наступления русских от моря, уже несколько дней как выехал навстречу к нему. Генералу Граббе тотчас послана записка с просьбою подождать, завтра, в Бабуковском ауле прибытия начальника даховского отряда, для личного свидания и переговоров. Пшехскому отряду остановиться на дневку, по неимению лишнего провианта, было невозможно; потому на утро войска выступили далее, а сам генерал Граббе, со штабом и эскадроном нижегородских драгунов, остался на несколько часов у аула Бабукова. Генерал Гейман вышел с места ночлега с рассветом. Без верховых лошадей, пешком, пройдя по горам 12 верст, он, со своим штабом и командою охотников, часу в восьмом утра прибыл к месту бывшего бивуака отряда пшехского. В истоках реки Шахе, в котловине, окруженной снеговыми хребтами, произошло свидание начальников двух действовавших в горах западного Кавказа, русских отрядов.

Еще до получения известия о пшехском отряде, генерал Гейман приказал своему отрядному квартирмейстеру, офицеру генерального штаба, перейти от Бабуковского аула, с одною ротою, через перевал белореченский, передать в укрепление [333] Хамышках некоторый сведения и распоряжения начальнику хамышкинского отряда полковнику Кишинскому и далее следовать в Ставрополь к командующему войсками с докладом о всем происшедшем. Еще 10-го числа получено весьма важное, по тогдашнему положению дел, сведение, что до 5.000 убыхов отплыли в Турцию с Кубанского поста и что вообще вся масса этого народа двинулась к морю. Упомянутая одна рота была 5-я стрелковая Севастопольского полка, которой приказано потом прямым путем пройти в штаб-квартиру полка, в укрепление Псебайское, на Малой Лабе. Так как 14-го апреля пшехский отряд потянулся по тому же направлению, через белореченский перевал, роте этой приказано присоединиться к войскам генерала Граббе. Ночь с 14-го на 15-е число они провели на бивуаке сейчас за перевалом, под горою Оштен, в истоках реки Белой, на глубоком cнегy и морозе, а 15-го апреля благополучно спустились в Хамышки, совершенно неожиданно для гарнизона укрепления и к большому его удивлению.

Генерал Гейман 14-го же апреля возвратился к месту ночлега и, после привала у устья реки Ажу, перебрался обратно через теснину к бивуаку подполковника фон-Клугенау. Отсюда, согласно с предположением, отряд двинулся на другой день к посту Убыхскому, а потом, перевалив в бассейн Сочи, Сочею подошел к посту Даховскому. К берегу моря войска прибыли 17-го числа, в страстную пятницу. Дорогою сожжены все встретившиеся селения, в том числе аул хаджи-Догомукова. Убыхов войска даже вовсе не видели: на местах жительства не было уже никого. В гарнизонах постов вновь выведенной кордонной линии оставлены 2-й севастопольский, 1-й бакинский и 2-й черноморский батальоны.

С 17-го по 26-е апреля даховский отряд находился на отдыхе в лагере при устье реки Сочи. Войска заблаговременно позаботились заготовить для праздника пасох, куличей и что было возможно; кто, пользуясь случаем, послал в Hoвopoccийск, кто в Гагры, кто в Сухум. У начальника отряда приготовлен был походный завтрак для розговенья офицеров всего отряда. В страстную пятницу, в то же время, как из гор к посту Даховскому подходили войска, с моря приближались военный пароход, баркасы и нанятые турецкие кочермы с разного рода провизией. Вечером и на другой [334] день, несмотря на усталость, все хлопотало и суетилось, готовилось к празднику праздников!..

На рассвете, в первый день пасхи, войска даховского отряда, почистившись и принарядившись, как могли, построились покоем на той самой поляне, где встречали три недели назад графа Евдокимова и Великого Князя. В середине у походного аналоя поместился, с крестом и евангелием, отрядный священник. Далеко не в первый раз отцу Василию приходилось встречать светлый праздник под открытым небом, среди бивуаков и лагерей. Он говаривал: "вот уже девять лет, как я не венчал никого, за то сколько раз провожал в вечную жизнь павших на брани христиан православных". Редко можно встретить духовного отца, который пользовался бы большим уважением своей паствы, как отец Василий. Он участвовал в походах еще в Чечне и в Закавказье. И со времени образования даховского отряда находился при нем безотлучно; под ним убита лошадь, сам он контужен ядром, и не раз, не два доставалось ему быть в самых жарких делах и перестрелках.

Началась служба. Солдаты набожно крестились, по русскому обычаю одни за одним выходили и, низко кланяясь, клали возле аналоя кто копейку, кто две, а кто и более. Наконец в долине Сочи раздалось православное — - Христос воскресе! Стали христосоваться. Начальник отряда вызвал георгиевских кавалеров: их, против ожидания, оказалось весьма много. Священник со святою водою пошел кропить куличи и пасхи. Позади батальонов, как обыкновенно кругом церкви, расположены были длинные рядом все принадлежности розговенья; усатые артельщики и каптенармусы, почти все кавалеры, заменяли здесь молоденьких, красивеньких хозяек. Солдаты из рядов посматривали ни явства своей роты, помышляя о том, как вместо скудной кашицы и сухих сухарей они будут закусывать мягким, вкусным куличем. Кончилась обедня. Пошли по домам. Начальник отряда, кроме офицеров отряда, пригласил к себе моряков с прибывшего накануне на рейд Сочи парохода. Они явились в полной форме, в шитых новых мундирах, белых жилетах и трехугольных шляпах. Офицерам отряда было и стыдно и странно смотреть на них. Если у кого и сохранился в походе новый мундир, то он наверное так измок и измялся, что сделался хуже [335] старого; большинство же было в том самом поношенном платье, в котором постоянно карабкались по горам.

После розговенья, в лагере вскоре все стихло.

Первый день праздника в отряде прошел спокойно и скромно. Ни визитов, ни форменных поздравлений здесь некому делать. Офицеры собирались, толковали о том, о другом, ходили к берегу взглянуть на море, и вечером, когда смеркалось, поужинав, удалились по палаткам. Нижние чины также держали себя тихо; даже не было песен. За то в последующие дни люди расходились. После тяжелых и долгих походов, неделя отдыха, при изобильном подвозе провиантa и рому, показалась блаженством. Под конец недели праздник удвоился: генералу Гейману привезли георгиевский крест третьей степени. На сколько начальник отряда радовался за отряд свой, когда 2-го апреля Великий Князь наградил многих на месте, на столько подчиненные были счастливы настоящею наградою своего генерала.

Но миновала святая неделя, миновал и отдых. С Фомина воскресенья предположено снова приниматься за дело. При последнем движении в горы, вместе с устройством постов только местами исправили трудную горскую тропу. Теперь надо было приняться за нее хорошенько, чтобы довести до состояния хотя посредственной вьючной дороги.

Отряд разделен был на семь колонн. Каждой колонне поручена известная часть дороги. Недостаток войск не позволил взяться разом за все протяжение линии; пришлось некоторые колонны, по окончании работ на одном месте, перевести выше (Колонны были следующие: 1) полковника Скоропадского: кавалерия, две роты 1-го бакинского батальона и охотничьи команды Севастопольского полка, близ поста Кубанского; 2) мaйopa Попова-Азотова: 2-й батальон Черноморского полка, у поста Догомуковского; 3) полковника Бюнтинга: 21-й и самуpcкий стрелковые батальоны, у поста Каскадного: 4) подполковника фон-Клугенау: сводно-стрелковый № 3-го и 1-й севастопольский батальоны, на правом Догомысе; 5) мaйоpa Пацевича: 1-й крымский батальон, с двумя горными орудиями, на реке Шахе; 6) мaйopa Щелкачева: кабардинский стрелковый батальон, у поста Шахинского; 7) мaйopa Калинина: 2-й батальон севастопольский и 1-й таманский, выше поста на Шахе.

1-го и 2-го мая 3-я и 6-я колонны передвинуты вперед для работ в теснине между реками Ажу и Бзыг). Войска выступили по местам 27-го апреля, а 28-го начали работать.

Теперь, с наступлением полного разгара весны, обстановка [336] переменилась. Стало сухо и тепло — два условия, при которых пребывание в походе, в особенности после зимы и начала весны, становится нетрудным, даже приятным. Воздух чистый и свежий; жаров еще не наступало, и лихорадок почти не было; для коней и порционной скотины явился подножный корм. Лучше других было первой колонне, близ моря; тут находились начальник отряда и весь штаб . Mногие на взморье купались по нескольку раз в день. Позеленевшее и распустившееся прибрежье южного склона стало необыкновенно живописно. Яблоки, груши, персики, сливы в многочисленных садах этого края цвели и отцветали. Но многих местах поднимались хлеба, брошенные ушедшими в Турцию горцами. Каштановые и ореховые леса с каждым днем становились темнее и труднодоступнее.

Начальник отряда несколько раз ездил вдоль линии взглянуть, что сделано. Работа подвигалась. Во многих местах вместо бывших крайне неудобных подъемов и спусков проделан отлогий путь, шириною в два аршина. Имелось в виду поскорее и сколь возможно больше войск передвинуть к теснине Шахе и к Бабуковскому аулу и, по соединении с хамышкинским отрядом, от упомянутого аула сделать движение к хакучам . Между тем, убыхов оставалось все меньше и меньше; почти ежедневно отчаливали от берега кочермы. В конце апреля стали прибывать наши и турецкие военные пароходы: разрешено перевозить на них горцев бесплатно; пароходы эти в несколько часов нагружались и отправлялись. По сторонам кордонной линии не было видно и следов горцев. Относительно собравшихся к берегу шапсугов и абадзехов (на пространстве от Туапсе до Шахе) почти ежедневно получались сведения, что отправление их в Турцию шло весьма деятельно; но все-таки в таборах оставалась еще очень большая масса, и к ним из гор продолжали подходить новые переселенцы.

В первых числах мая, в даховском отряде получено, для сведения и, в случае нужды, соображения, известие о том, что, с целью очистить от неприятеля край к востоку от Сочи, начато наступление в горы войск из Кутаисского генерал-губернаторства. Войска эти, как было упомянуто в копии с отношения кутаисского генерал-губернатора командующему войсками Кубанской области, составляли два отряда: [337]

1) ахчипсхувский, высадишшйся у устья реки Мзымты и действовавший вверх по упомянутой реке в Ахчнпсху, и 2) псхувский, от Гагр в общество Псху. Тогда же граф Евдокимов дал знать, что он выехал из Ставрополя в даховский отряд, что 5-го мая будет в укреплении Хамышках и далее направится через белореченский перевал, имея с собою три батальона, две сотни казаков и кабардинскую милицию. Даховскому отряду приказано продолжать разработку дороги; но в то же время колонне из нескольких батальонов быть в сборе близ берега моря, в полной готовности к выступлению в движение.

Начальник отряда выехал навстречу командующему войсками и 8-го мая, вечером, застал его близ Бабуковского аула. На другой день ему предстояло перебираться через разселину.

Нагорная тропа, посещенная впервые 13-го апреля, была насколько возможно, разработана: на значительном протяжении пробита вновь, а где оставалась прежняя, там местами расширена и на подъемах и спусках высечена ступенями. К счастью вода в Шахе много спала, так что кавалерия и вьюки, хотя с опасностью, могли идти нижнею тропою. После больших трудов разселину миновали. Граф Евдокимов к вечеру 9-го мая. прибыл по новой, почти готовой, вьючной дороге к посту Кубанскому и тотчас же отправился, по требованию Его Императорского Высочества, на присланном пароходе к устью Мзымты, а оттуда в лагерь ахчипсхувского отряда, где находился тогда главнокомандующий.

14-го мая, к ночи, получено приказание: колонне даховского отряда, находящейся в сборе, выступить на урочище Кбаада, что в верховьях реки Мзымты, куда с прочих сторон придут отряды мало-лабинский (Один из отрядов войск Кубанской области, действовавший с верховий Малой Лабы на Мзымту), ахчипсхувский и псхувский.

Колонна эта состояла из пяти батальонов (1-й крымский, 5-й севастопольский, 3-й кубанский (5-й севастопольский и 3-я кубанский батальоны были из числа прибывших через перевал с командующим войсками), самурский стрелковый, 2-й черноморский), двух горных орудий, сотни казаков и команды милиции. [338]

Батальоны введены в состав отряда исключительно те, которые имели при себе летнюю одежду; прочие войска, оставались по зимнему, в полушубках и папахах. Несмотря на то, что распоряжения сделаны были уже давно, транспорты из штаб-квартир с летним платьем не подходили; да и в трудное положение были поставлены начальники частей. Сообщение через белореченский перевал открыто только в половине апреля; до этого времени сношения со штаб-квартирами на северном склоне производились или через пост Вельнминовский и укрепление ГоЙтх, или через Новороссийск; но через Вельяминовское и Гойтх надо ждать случая, когда пойдет какая-нибудь колонна, а через Новороссийск надо ждать парохода и потом ехать вверх по Кубани, для иных сотни верст. Это еще ничего: так или иначе, все-таки приказание, посланное заранее, могло дойти вовремя. Но каким путем отправлять вещи? Еще в начале марта, объявлено по

отряду, что в апреле имеется в виду открыть сообщение с северным склоном через перевал белореченский и что, следовательно, все транспорты с летнею одеждою можно направлять на укрепление Хамышки. Но все знали, что в этом случае, как и вообще в деле военном, ручаться наверное нельзя ни за что; к тому же старые кавказцы хорошо понимали, что перевалы через высокий хребет до июня, даже до июля, крайне ненадежны: можно легко, погнавшись за прямизною пути, не только промешкать, но и потерять множество вьюков и лошадей. Потому большая часть частных начальников направили тяжести путем кружным, на Новороссийск. Нетрудно представить себе, скоро ли прибудут они в отряд на Сочу или Кубанский пост, например, из Майкопа или Псебая; отдать же приказания за несколько месяцев до наступления весны невозможно было, по совершенной неизвестности, что и с какою частью войск будет.

Упомянутая колонна двинулась под личным начальством генерала Геймана.

До рассвета 15-го апреля войска уже выступили. Маршрут их был таков:

15-го мая пройдено берегом до поста Даховского и далее 6 верст, вверх по Сочи.

16-го, по Сочи же, 15 1/2 верст, до подъема на перевал между бассейнами Сочи и Мзымты. [339]

17-го подъем на перевал, 9 верст.

18-го спуск к аулу Маршани, на реке Цвижи, правом приток Мзымты, 12 верст.

19-го до урочища Кбаада, 13 верст.

Начиная с конца второго перехода тропа были, очень трудна: на подъеме 17-го числа, на расстоянии нескольких верст, вьюки встаскивали в гору на руках. Лошади, развьюченные, по крутым и коротким, с поворотами на каждом шагу, зигзагам едва карабкались; много из них обрывалось и падало с круч в глубину более ста сажен. На месте ночлега с 17-го на 18-е число оставлен, для исправления тропы, на случай обратного следования, 2-й батальон Черноморского полка. Но все-таки движение это, как оно ни было трудно, не могло сравниться с описанными в первых главах походами в феврале и марте: теперь, повторяем, было сухо и тепло.

Подходя к верховьям Мзымты, получено было сведение, что на урочище Кбаада уже несколько дней стоит отряд с Малой Лабы (мало-лабинский) и спускается с гор другой, из общества Аибга (псхувский). И проводники-горцы, и местные жители были видимо поражены: и отсюда идут русские, и от туда подходят русские, и с третьей, и с четвертой стороны показываются pyсские. Не только сопротивления во время пути отряду не было никакого, но туземцы почти и не встречались.

20-го мая, по утру, три отряда, собравшиеся накануне на урочище Кбаада, перешли на новые места; они разбила свои лагеря так, чтобы оставить в середине просторное место для молебствия и для ставки главнокомандующего армиею. К вечеру того дня прибыл и четвертый, ахчипсхувский отряд, и, впереди его, Его Императорское Высочество со свитою. Тотчас по прибытии. Великий Князь объехал войска даховского, моло-лабинского и псхувского отрядов.

На следующий день, 21-го мая, глухое урочище Кбаада с полного утра закипело жизнью. Войска чистились и одевались, готовились к параду; то туда, то сюда сновали адъютанты и офицеры за приказанием: задолго до назначенного срока отовсюду сходились к месту молебствия линейные унтер-офицеры: им еще накануне указаны места, и они боялись, чтобы как-нибудь не сбиться. В большую диковинку были в ту пору войскам, в особенности Кубанской области, смотры и [340] наряды. В походе и в деле они видели себя дома, а тут густились, не знали, как и за что взяться. Небо было сумрачно: густые серые тучи беспрестанно закрывали снеговые вершины громадных хребтов, которые как ширмы со всех сторон окружали котловину урочища; точно будто горам этим тяжело было смотреть на рать, одолевшую их. Временами падал то крупный, то мелкий дождь; только к концу торжества показалось солнце, и погода разгулялась.

В одиннадцатом часу тронулись батальоны. Войска даховского отряда заняли западный фас большого каре. В чистых, опрятных мундирах, с белыми как снег чахлами на шапках, с распущенными знаменами, они имели вид красивый и стройный. Северный фас каре; занял мало-лабинский отряд, восточный — псхувский, южный — ахчипсхувский. Аналой поставлен в середине, на высоком кургане.

Начался церковный парад. Пробили, по обыкновению, на молитву и вышли вперед знамена. Батальоны, сотни казаков, дружины грузинов и мингрельцев и все, что было вокруг, обнажило головы: только кое-где команды туземной милиции да пришедшие посмотреть любопытные джигеты и ахчипсхувцы, оставались в своих высоких папахах. Несколько священников в ризах, возле аналоя, развевающиеся наклоненные знамена, Великий Князь главнокомандующий и пять, шесть генералов на верху кургана, да многочисленная толпа офицеров и с ними вновь награжденные георгиевские кавалеры вокруг возвышения, а далее со всех сторон стройный густые колонны со сверкающими штыками и непокрытыми головами — все это образовывало груду, достойную того, чтобы вид ее оставался бессмертным, на вечные времена. Запели "Тебе Бога хвалим", и в окрестных горах раздались выстрел за выстрелом; отдаваясь тысячами эхо, каждый из них обращался в продолжительный громовый раскат.

По окончании службы, священники окропили ряды батальонов святою водою; знамена, при звуках барабанов и музыки, отнесены по местам. Его Высочество объехал войска, благодарил всех за совершенное "трудное и великое дело", и затем начался церемониальный марш. Нечего греха таить: глаз привычычный к безукоризненным гвардейским парадам, здесь много на чем мог бы остановиться. Сколько ни хлопотали начальники, солдаты суетились, старались и, [341] разумеется, тем портили дело. Нередко старые, храбрейшие, известные своею неустрашимостью воины, тут и смотрят как-то пытливо и выступают робко, словно барышни. Равнение, разумеется, местами прихрамывало; случалось даже, от излишнего рвения, сбивались с ноги. Но не в том было дело. Горы, ущелья и пропасти, куда ни оглянешься, уже все были наши и от изъяна в параде не придут назад горцы, не возьмут назад своих диких трущоб. Все батальоны удостоены громкого великокняжеского "спасибо!" и долго потом солдаты одни перед другими кичились: нам, мол, сказали "отлично" и прибавили "молодцы", а вам просто "славно, ребята". В штaбе даховского отряда, между прочими чинами, на этот раз случился офицер прусской службы.

— Вам, может быть, странно, после ваших молодых и красивых, обученных до совершенства солдат, смотреть на наш незатейливый парад? спрашивали его.

— Напротив — отвечал он — я с особенно приятным чувством смотрю на это сборище войск не показных, не парадных. Это воины, истинные кавказские воины, собрались отпраздновать вместе свою победу.

В тот же день, но окончании большого официального обеда у Великого Князя, в даховском отряде ударили по возам и пробили сбор. В четверть часа отряд был готов к выступлению. Даховскому отряду пришлось покинуть урочище Кбаада раньше других и выступить вниз по Мзымте к берегу моря и далее к Сочи. Еще, 10-го числа, войскам отряда, оставшимся на убыхской линии на работе, послано приказание: стянуться немедленно к устью Сочи, для встречи там Его Высочества главнокомандующего. 2-й батальон черноморский был направлен туда же.

Надев походные сапоги и ранцы, да скрутив шинели через плечо, солдаты выступавшей с Кбаада колонны, увидели себя в своей сфере: тут уже нечего тянуться, незачем лезть из кожи вон. Все смотрели открыто, смело и весело. Великий Князь вышел проводить отряд и приветливо, по-русски, пожелал солдатам счастливого пути. По дороге, разработанной ахчипсхупским отрядом, идти было нетрудно. Пехота в четыре перехода, а кавалерия в три уже были на месте. К тому времени к устью Сочи стянулись все войска даховского отряда. [342]

Его Высочество главнокомандующий имел в виду после молебствия объехать лично вновь покоренный край. Маршрут был назначен вдоль по прибрежью до устья Туапсе, оттуда в горы до Гойтха и обратно, и далее опять вдоль берега моря.

25-го мая Великий Князь имел ночлег у устья реки Сочи, 26-го у поста Головинского, 27-го на яхте "Тигр", против поста Вельяминовского, 28-го в укреплении Гойтх. Тут кончился район, занятый войсками даховского отряда и вверенный генералу Гейману. На постах Головинском и Лазаревском, кроме гарнизонов, находились еще по два батальона: все остальное, как мы сказали, было на Сочи. На этот раз войска представились в более опрятном виде, чем в прошлый (2-го апреля). При встрече батальоны делали на-караул; ружья были разряжены по мирному положению.

Положение, дел во вновь покоренном крае в начале июня. — Деятельность войск: 1) разработка дорог; 2) поиски по трущобам, для очищения их от остатков горцев. — Происшествие 11-го июня. — Хакучи. — Безуспешность мирных сношений с ними и военные действия. — Хакучинское укрепление и кордонная линия. — Роспуск отряда.

Необыкновенное зрелище представлял вновь покоренный край в конце мая, в июне и после. Случалось, смотришь с высокой горы во все стороны: видно множество чудных долин, хребтов гор, рек и речек; среди старых, похожих на лес фруктовых садов то там, то здесь следы бывших жилищ. Но все это было мертво, нигде, ни души. Местами свежие всходы хлебов еще свидетельствовали о недавнем присутствии населения; но большею частью пахатные поля заброшены и заглохли, и только обрезки стеблей прошлогодней кукурузы указывали, что и здесь некогда жили и работали люди. Не хотелось верить, чтобы на громадном пространстве, на сколько видит глаз, сверху высокой горы, не было никого; между тем, это было так, и все живописные виды и роскошные дары богатой природы, обезжизненные, невольно производили на зрителя впечатление более тяжелое и грустное, чем приятное.

При объезде края Его Высочеством главнокомандующим земля убыхов и вообще район, пройденный даховским [343] отрядом, был пуст; оставались не уехавшими в Турцию только очень небольшое число семейств, преимущественно больных горцев; но и те были собраны к берегу моря. Несколько иначе было к востоку от Сочи. Джигеты и псхувцы почти не начинали выселяться; ахчипсхувцев ушло немного.

Как только разошлись отряды с урочища Кбаада, пространство к востоку от Сочи до Гагр и гор Дзыхра и Ахца присоединено к району, вверенному генералу Гейману, и войска кавказской гренадерской дивизии (восемь батальонов), составлявшие высадившийся у устья реки Мзымты ахчипсхувский отряд, временно подчинены командующему войсками Кубанской области и введены в состав отряда даховского. Таким образом, числительность отряда даховского, включая части, разбросанные по гарнизонам постов дошла более чем до тридцати батальонов.

Но недолго гренадерам пришлось послужить с войсками Кубанской области. В начале июня переселение джигетов и ахчипсхувцев пошло быстро; при первой возможности, отчислен от отряда гренадерский стрелковый батальон, а к 15-му июня в районе генерала Геймана остались только коренные даховские войска, и упомянутое пространство к востоку от Сочи очищено от населения.

Впрочем, в то самое время, как на горах и в долинах в районе, пройденном войсками, не было ни души, в трущобах под главным хребтом куда до наступления лета нельзя было и думать пуститься, встречались люди, которые, по выражение горцев же, "сама не знали, чего хотели". Без крова и без постоянного убежища, они бродили с места на место и поддерживали себя, вырывая из земли запасы, зарытые прежними жителями. Бродяги эти были остатки шапсугов, ахчипсхувцев и преимущественно абадзехов; но ни одного убыха, ни одного джигета. Два последних племени выселились как нельзя более добросовестно, можно сказать разом, дочиста. Наконец, в верховьях реки Псезуапе, в котловинах, обставленных со всех сторон горами, суровыми в высшей степени, оставалась не выселившеюся небольшая масса хакучей.

Деятельность войск даховского отряда на время лета предположена была двоякая: [344]

1) Разработка дорог, 2) очистка горных трущоб от оставшихся немногих туземцев.

Дорожные работы предприняты в крае тотчас по его покорении, с двоякою целью: а) для подготовления края под будущее население, и б) для обеспечения его в военном отношении.

В горах, и в особенности столь суровых, как горы южного кавказского склона, прокладывать пути, разумеется, нелегко; иногда на нескольких стах саженях целый тысячи рук провозятся очень долго: зачастую надо снимать массу камня вышиною в несколько сажен. Хорошо, если еще можно обходиться одною киркою; а нередко без копотливых порохострельных работ сделать ничего нельзя. Потому порядок дорожных работ в горах, распределение при этом войск, требует предварительного внимательного изучения свойств и потребностей края. Ежели на местности ровной ошибка в выборе направления или предпочтение по времени исполнения для части менеe полезной, в ущерб более необходимой, значит много, то здесь это имеет особенную важность.

Все пространство южного склона, занятое войсками даховского отряда, следующие направления, с точки зрения проведения дорог, обращают на себя вниманиe:

1) С ущелья реки Пшиша на Туапсе, где, как мы уже говорили, летом 1864 года разработана широкая повозочная дорога.

2) С Пшехи на Псезуапе и вниз по этой реке.

3) С Пшехи к аулу Бабукова, что в верховьях реки Шахе.

4) С Белой к тому же аулу и далее вниз по Шахе или вдоль по убыхской кордонной линии.

5) С Малой Лабы на Мзымту.

Все эти направления связывают южный склон с северным и переваливаются через главный водораздельный хребет. К подъемам на водоразделый хребет с обеих сторон они подходят по ущельям рек; иначе пришлось бы шагать поперек множества других высоких хребтов, паралельных главному. Чем дальше к юго-востоку, тем перевалы эти труднее, потому что горы выше.

Конечно, если бы возможно, полезно было бы приняться за все направления разом и стараться довести их до состояния [345]колесных путей. Но для имевшегося количества войск, и притом утомленных долгими походами, подобная работа представлялась гигантскою; надобно было остановиться только на самом важном.

Для бассейна реки Пшиша имелся прямой путь к берегу моря, по Туапсе. С бассейнов Пшехи и Белой можно было пользоваться в первое время тем же направлением; но с Малой Лабы через Туапсе, и в особенности если нужно попасть куда-нибудь к устью Мзымты, было бы очень кружно. К тому же вверх по Малой Лабе давно уже начата разработка колесной дороги, которую предполагалось вести через истоки Бзыби к Сухуму. Поэтому прежде других перевалов велено приступить к работе с Малой Лабы на Мзымту, а по остальным направлениям установить сообщения вьючные. Войска даховского отряда разбиты были на четыре колонны: 1) в ущельи Мзымты (сначала 8, потом 6 батальонов). 2) у аула Бабукова (3 батальона), 3) у устья Псезуапе (4 батальона) и 4) на Туапсе (4 батальона).

Кроме направлений поперечных, связывающих южный склон с северным, обращают на себя внимание еще следующие:

1) Путь продольный, по верховьям главных рек южного склона, паралельный водоразделу и берегу моря, по долине между главным и второстепенным хребтами: по рекам Пшинахо, Пшияхо, Тхаценако, далее к верховьям Псезуапе, на Чесмай, Шахе и через верховья Сочи на Мзымту. Путь этот, вместе с ветвью от верховий Ашше на Хакучипсе, оттуда к аулу Бабукова и далее вниз по Шахе, пройдет через средоточие нагорной полосы южного склона и может служить сообщением между перевалами. Такое же сообщение можно бы провести и ближе к морю, например по южной стороне второстепенного хребта; но тогда придется спускаться в бассейны многих второстепенных рек, тогда как в первом случае от Туапсе до Мзымты только пять перевалов, между бассейнами шести главных рек (Туапсе, Aшшe, Псезуапе, Шахе, Соча, Мзымта). Кроме того, в случае войны, первый путь легко обеспечить от неприятеля; второстепенный хребет так высок и суров, что войскам перебираться через него без тропинок невозможно, а тропинки идут только по течению [346] больших рек, где на каждом шагу теснины, крепче всяких искусственных укреплений.

2) Дорога близ самого берега моря. Эта дорога необходима для будущего гражданского населения, которое, конечно стеснится ближе к морю. Она имеет то же значение, как знаменитая воронцовская дорога на южном берегу Крыма.

И тот и другой путь требуют предварительной тщательной трассировки. Да и проведение обоих их, как ни важно, уступает первым мерам для связи вновь покоренной части с северным склоном.

После короткого отдыха началась хорошо известная кавказским солдатам рабочая пора. В лагерях беспрестанно слышался: бой на работу, бой с работы. "Экая служба-то наша — говорили, по обыкновению, люди, выходя с места бивуака — нет похода, майся день-деньской с лопатой да киркою в руке." А как выйдут, да возьмутся за дело, снова развеселятся, друг над другом острят, балагурят. Офицеры, кому не очередь на службу, отдыхали и скучали без дела.

В то же время, как главным занятием войск была разработка дорог, из лагерей всех колонн высылались в стороны команды для поисков. Части, назначавшиеся в движение, отходили на десять верст и не встречали решительно никого.

Но вот горы ближе к главному хребту стали освобождаться от cнегa: доступ в трущобы самые суровые сделался легче. Войскам велено посещать ущелья ближе к водоразделу.

Чем дальше углублялись команды наши в горы, тем чаще стали встречать туземцев. Но то были не местные жители, а, про которых мы говорили, остатки различных племен. То покажутся вдали несколько одиночных людей: то, впрочем, редко, целые семьи. Враждебных действий горцы не обнаруживали, но всегда с появлением войск уходили дальше и дальше. Местность здесь такова, что людям привыкшим к горам очень легко ускользнуть.

Не совсем так было в окрестностях колонны у устья Псезуапе. Здесь к берегу моря выходили понемногу из трущоб небольшие партии. Их, при первой возможности, отправляли или на казенных пароходах даром, или на кочермах, [347] с платою от казны. Чтобы не ошибиться в рассчетах при отправлении заведывавший переселением (лейтенант Кореницкий) обыкновенно заблаговременно, на месте, собирал сведения о количестве готовящихся к отплытию. Ему на всякий случай назначались в прикрытие команды из войск упомянутой выше колонны.

Объехав пространство к западу от Ашше, 11-го июня, лейтенант Кореницкий поднялся вверх по этой реке. Там, в истоках реки, как указывал старшина Заурбек, находилось несколько десятков семейств, не исполнявших обязательства выселиться. На этот раз в прикрытие назначено шесть рот Таманского пехотного полка, под начальством майора Подреза.

Роты прибыли на указанное место и расположились на привал. Заурбек вызвал нескольких местных стариков; им объявлено требование немедленно собираться к берегу моря. Старики повиновались и отправились к своим "уговорить" массу. Но не таков был этот народ. Часа через два откуда-то с горы раздался выстрел, за ним другой; со всех сторон стали сбегаться горцы; видно было, они обнажали свои винтовки. Через несколько времени еще выстрел. Войска не отвечают: им приказано до последнего не открывать неприязненных действий. Вскоре стрельба горцев участилась. Maйop Подрез счел нужным начать отходить.

Едва роты втянулись в тесное ущелье Ашше, где пролегала тропа, горцы рассыпались по ближайшим командующим высотам и открыли живую пальбу. Людям велено стрелять; началось дело.

Все время, пока войска шли по Ашше, горцы провожали их пальбою; по временам бросались в шашки. Роты, где было удобно, останавливались, устраивались, давали отпор. Наконец, по приближении к морю, горцы понемногу отстали. Войска вернулись в лагерь с потерею более 20 человек раненых и убитых.

С 18-го марта прошло почти три месяца, как в районе, занятом даховским отрядом, не раздавалось выстрелов. Туземцы, находившееся при войсках, объясняли, что происшествие 11-го июня не стоит внимания; горцы, принимавшие участие в перестрелке — говорили они — байгуши, полудикие бедняки, с которыми добром нельзя сделать ничего. Тем [348] не менее происшествие это дало повод думать, что, может статься, горсть оставшихся в горах и собравшихся около хакучей туземцев вызовет возобновление открытых военных действий.

Хакучи в то время заинтересовали всех в отряде: особенно много расспрашивали и рассказывали об их оригинальной жизни и обстановке. Впрочем, трудно было добиться до сведений подробных и верных. "Вот выложи хакучинцу хоть сто рублей, да все мелким серебром — говорили, бывало, шапсуги и убыхи — он и тогда не решится передать, что и как у них делается." Обстоятельно знали только то, что хакучи вовсе не составляли самостоятельного племени: это был сброд отовсюду из гор людей, которые, по разным причинам, не могли ужиться в прежней среде. Здесь было много беглецов абадзехов, шапсугов, наших казаком и солдат. Удалившись в котловины, обставленные горами, суровее которых трудно себе что-нибудь представить, они издавна образовали как бы отдельное гнездо и жили совершенно особою жизнью. С соседями сношений дружеских у них не было никаких: напротив, вечная вражда беспрестанно выражалась кровавыми столкновениями. Но и столкновения эти были не лихие набеги, не открытая борьба, а разбойничьи выходки. Убыхи, шапсуги и абадзехи утверждали, что против хакучей они держали кордон более бдительный, чем против русских, и до того ненавидели их, что давно упрашивали двинуть в землю хакучей войска. Многие вызывались сами, безвозмездно, быть проводниками и заранее высказывали удовольствие при виде хакучей побежденных и разоренных. Вообще, не участвуя в войне против русских, не вступая ни с кем пи в какие союзы, они тщательно соблюдали строжайшую замкнутость: не выходя сами из пределов своих, никого и к себе не впускали. Ни христиане, ни магометане, они в одно и то же время ставили на полях и на кладбищах кресты и исполняли различные магометанские, даже языческие обряды. Одним словом, чтобы охарактеризовать хакучей, достаточно сказать, что убыхи, шапсуги и абадзехи называли их "хищниками", "голыми".

Понятно, что, при такой обстановке, у хакучей не могло быть особенного влечения в Турцию, темь более, что они опасались там мщения бывших соседей-горцев. Выйти же [349] на плоскость, на Кубань или на Лабу, т.е. променять добровольно разбойничью жизнь на мирную, гражданскую, казалось для них большим стеснением. Понятно также, что, пока мы имели дело с многочисленными и важными племенами, хакучи не могли и не должны были обращать на себя большое внимaниe.

Положение дел в землях абадзехов, шапсугов и убыхов было коротко известно хакучам. Видя в русском оружии силу, перед которою преклоняется все, поколебались и они. Еще в марте приезжали к генералу Гейману на пост Даховский несколько представителей хакучей и просили дозволить им уехать вместе с "мусульманами" в Турцию. С тех пор начали выходить отдельные семейства. Лучшая часть выбыла и числительность хакучей много ослабла. Но за то некоторые, надеясь, как не пускали прежде к себе абадзехов или убыхов, не пустить теперь и русских, упорно, с угрозами настаивали на том, чтобы сколь возможно больше людей оставалось на месте.

Между тем, несколько обстоятельств одно за другим способствовали тому, что в оставшихся немногих хакучах надежда удержаться в горах постепенно увеличивалась. Так, взамен выбывших в Турцию семейств, к ним стали прибывать остатки переселенцев. Встреченные сначала недоброжелательно, они мало по малу сжились с хакучами и наконец составили с ними одну горсть. Многие из пришельцев устроились в земле хакучей, а многие около, в верховьях Ашше и в окрестностях. Большая часть их была уже на берегу моря, в готовности отплыть в Турцию, но или израсходовало всего продовольствия, ожидая судов, или ссоры с единоплеменниками, или, что чаще всего, слухи о том, что в Турции не предстоит ничего привлекательного, что земли там скудны, обращение властей дурно и требования правительства велики, заставили их возвратиться. Таким образом, в нагорном пространстве под водораздельным хребтом, центром которого может служить верховье реки Хакучипce, мало по малу собралась довольно значительная масса горцев. С другой стороны, верхи гор освободились от снега, леca густо распустились, явился всюду подножный корм и представилась возможность, в случае нужды, удаляться в места самые суровые, по-видимому совершенно недоступные. [350]

Отправление на северный склон нескольких батальонов из войск Терской и Дагестанской областей породило слух об уходе с южной стороны гор наших войск. В то же время несколькими возвратившимися из Турции горцами выпущено известие, будто там переселившиеся хакучи страшно преследуются правительством за убийство какого-то турецкого сановника; будто там переселенцам вообще теперь уже нет мест: все они делятся поровну между несколькими европейскими государствами и тотчас же зачисляются в солдаты, и что, вероятно, в судьбе горцев будет скоро новая, большая перемена.

Несмотря на все это, генерал Гейман долго надеялся покончить дело без пролития крови. Неровность борьбы, когда весь Кавказ был уже в наших руках, казалось, была слишком очевидна. Еще в начале лета послано к хакучам следующее письмо (на арабском языке):

"От начальника русских войск в горах, генерала Геймана, хакучам.

"Вы очень хорошо знаете, что все народы, жившие кругом вас, покорились нашему оружию и свободно уезжают в Турцию или переселяются на Кубань и Лабу. По соглашению нашего Государя с султаном турецким, наши и турецкие пароходы перевозят желающих ехать в Турцию даром. Остались непокоренными одни вы, думая, что горы и леса защитят вас и что мы не решимся в вам прийти. Так знайте, что если вы не исполните наших требований, вам отлично известных, то наши войска, теперь свободные, со всех сторон войдут в ваши горы, и тогда не будет вам пощады: или вы будете уничтожены, или выселены во внутрь Poccии. Лучше опомнитесь и обдумайте свое положение. Зачем вы будете гибнуть напрасно! Ваших сил не хватить остановить нас! Обсудите хорошенько. Между вами есть люди рассудительные: пусть приедут ко мне — решим, как лучше дело устроить. Иначе не рассчитывайте на нашу милость."

Результаты письма мы уже видели.

Во время переселения, начальником отряда нарочно были задержаны несколько отправлявшихся в Турцию убыхских и шапсугских старшин и почетных людей, известных хакучам; их посылали и до происшествия 11-го июня и после, для увещания и вразумления. Но старшины эти всякий раз едва [351] успевали убираться сами, встречая в оставшихся хакучах полное разноречие. Осталось одно средство: действовать оружием.

Вторжение в котловину верховий Псезуапе и Ашше возможно только в течение трех, трех с половиною месяцев. Зимою тут сообщения если и производятся, то на лыжах, иногда поверх леса, занесенного снегом. А всю весну и всю осень такие проливные дожди и густые туманы, что с отрядом нельзя и думать пуститься. Мало того: и летом, когда сухо, по тропам в недра гор привычные пешеходы едва пробираются.

Если бы отряду надлежало прибыть в центр хакучей на несколько дней, то можно было бы начать наступление тотчас по выселении джигетов и ахчипсхувцев. Вьюков тогда можно бы не брать с собою вовсе. Но обстоятельства могли, как и оказалось впоследствии, сложиться так, что потребовали бы оставить войска под перевалом на более продолжительное время. Поэтому генерал Гейман решился заняться сначала пробивкою вьючной тропы, а потом, когда будет близко, вторгнуться в центр хакучей разом.

Но наступать с одной стороны было бы слишком рискованно. Здесь такие трущобы, что на каждом шагу несколько человек, засев по сторонам тропы в безопасности, в лесу и в скалах, могут, стреляя на выбор, причинить в войсках большую потерю. Поэтому предположено направить к хакучам три отдельные колонны, с трех разных сторон.

Принимая в соображение все это, согласно с указаниями командующего войсками Кубанской области, сделаны были следующие распоряжения:

Для наступления в землю хакучей назначены:

1) Колонна полковника Мерхилевича (6 батальонов и 4 горных орудия) (Из войск пшехского отряда), с верховий реки Пшехи через хакучинский перевал.

2) Колонна полковника Руксвича (3 батальона (Пятигорского пехотного полка) и 300 человек милиции), от аула Бабукова паралельно водораздельному хребту.

3) Колонна полковника Габаева (4 батальона (Таманский пехотный полк и самурский стрелковый батальон) и 2 горных орудий), от поста Лазаревского вверх по р. Псезуапе. [352]

Bce три колонны должны были соединиться в средоточии хакучей.

До конца июля дело подписалось мало по малу. Колонны, по мере успеха работы, переносили свои лагеря вперед. Случалось, при занятии новых позиций происходили перестрелки, хотя движения исполнялись по преимуществу скрытно, ночью. Выпало даже, засядут несколько горцев в кустах да за камнями, на высотах, окрестных с лагерным местом, и пускают в засеки, а если представится случай то и в самый лагерь, пулю за пулей. Прогонять их; смотришь, через несколько минут опять подкрадутся. Разумеется, из подобной стрельбы редко что-нибудь выходило; однако же, в период времени от начала июня до двадцатых чисел июля, во всех трех колоннах было потери убитыми и ранеными 22 человека нижних чинов и один офицер. Про намерения хакучей, вопреки ожидания, были сведения, что они не только не думают покориться, видя наступление с трех сторон, но против каждой колонны выставили по партии. Конечно, партии эти не могли быть многочисленны.

23-е июля назначено было началом решительных действий. Всем трем колоннам приказано тронуться, распоряжаясь движением так, "чтобы разом навести на горцев страх и показать им невозможность сопротивления". Генерал Гейман счел нужным принять лично начальство над колонною, наступавшего с берега моря, составив ее из семи стрелковых рот, сотни казаков и сотни милиции при двух горных орудиях, а полковнику Габаеву с 13 ротами приказано остаться сзади, в ущельи Псезуапе, и продолжать разработку дороги. К 23-му июля колонны подвинулись: полковник Мерхилевич на 18 верст от места впадения Гогопса в Пшеху (ему оставалось подняться на перевал и спуститься в котловину верховий Хакучипсе). Полковник Рукевич на 12 верст от Бабуковского аула (он стал в одном переходе от главной хакучинской котловины); полковник Габаев на 10 верст от берега моря. Отсюда предстояло идти поперек нескольких паралельных водораздельному хребтов.

Раньше всех прибыл в центр хакучей генерал Гейман, с семью ротами из колонны Габаева. Это было вечером 24-го июля. В оба дня движения его небольшого отряда перестрелка не прекращалась. В местах наиболее пересеченных [353] и закрытых хакучи небольшими группами настойчиво наседали на ариергард, делали по авангарду из засад залпы и бросались в шашки. Но больше всего вредили отдельные горцы, по одному, по два незаметно подползавшие к колонне; они давали выстрелы, иногда почти в упор, и сейчас же скрывались в трущобу.

По окончании первого перехода, под вечер 23-го числа, с места бивуака послана, под командою полковника Скоропадского, легкая колонна (казаки, милиция и две роты стрелков) в набег, в ущелье реки Ашше, рассеять гнездо горцев, встретивших 11-го июня таманцев пальбою. После небольшой перестрелки, шесть аулов были уничтожены до основания.

Второй переход был гораздо труднее первого. Почти все время тропа шла лесом. Деревья в этом лесу, бук, каштан, чинар, черноклен, иногда в два, в три обхвата; между ними чаща кустов, высокая трава, и все это на такой круче, что сойти с тропы в стороны почти невозможно. Делать просеку — не было топоров; да и для хакучей за такую громадную работу не стоило приниматься.

25-го июля, по утру, в хакучипскую котловину спустился полковник Мерхилевич, а в тот же день, вечером, прибыл и полковник Рукевич. Потеря при всех этих движениях была пять убитых, в том числе один офицер, и семь раненых.

Хакучи, вывезя предварительно из аулов имущество и забрав, кто cколькo мог хлеба, разбрелись по лесам. Таким образом, с ними, как они ни были малочисленны, не удалось покончить так скоро и легко, как с шапсугами и убыхами. Вот что значить иметь дело с горцами летом и зимою! Общая сумма потери при действиях против хакучей превосходила все, что выбыло из строя в отряде убитыми и ранеными, в течение 1864 года. Нетрудно представить себе, каков был бы успех, если бы до лета оставались убыхи.

И как нарочно, от пуль хакучей-разбойников погибали все лучшие люди. "Одного Гугиева (Прапорщик Бакинского полка, состоявший бессменно при генерале Геймане во все время командования его отрядом) — говорили в отряде — все хакучи не стоят. Мыкался, мыкался бедный по походам чуть не всю свою жизнь, в скольких жарких делах был — все ничего; а тут какие-то бродяги положили на месте, [354] не успел и слова сказать". — "Не грустно думать нашему брату — говорил, будто предчувствуя исход свой, покойный — не грустно думать лечь в славном бою; а от хакучей не дай Бог". — Был Иван Гугиев и под Веденем, и под Гунибом, на западном Кавказе круглые годы не выходил из палатки, и везде, где он ни был, своею честною и молодецкою службою заслужил глубокое уважение и начальников и товарищей. Зная местный язык, оп имел обязанности наблюдать за вожаками. "Вонь, вон, поехал опять дорогу смотреть", говорили однажды солдаты, когда, перед выступлением с бивуака в пятнадцатиградусный мороз и после страшной метели, Гугиев с вожаками поехал отыскивать заметенную тропу; "значить, опять придется идти... И как это до сих пор не убьют его, этого офицера — добавляли полушутя солдаты... Вечно ведь впереди — точно будто заговорен он." Но, видно, хакучи заговоров не знали, и в счастливые дни его жизни, когда готова была осуществиться его любимая мечта, назначение, как осетина родом, на службу в конвой Государя, пришлось расстаться со всем, расстаться с матерью и семейством, которым он служил единственным средством для жизни. И, в довершение всего, убитых хакучами нельзя было доставить в район, очищенный горцами. На той же хакучинской котловине, на кургане, высоко над рекою, в середине каштановой рощи, приготовлено место. После обыкновенного в походе обряда, на месте этом разбита коновязь казаков — затоптать свежее-изрытую землю — чтобы, по уходе войск, горцы, как это у них часто бывает, не вздумали разрывать наших могил.

Сообразив положение дел, генерал Гейман сделал следующие распоряжения:

1) Чтобы стать твердою ногою в земле хакучей, на упомянутой котловине заложено укрепление Хакучинское.

2) Для установления сообщения укрепления с постом Лазаревским, откуда гарнизон будет получать продовольствие, разработать вьючную дорогу вдоль всего течения Псезуапе.

3) Для обеспечения движения по дороге выстроить посты и составить, таким образом, хакучинскую кордонную линию, которую связать также постами с последнею на Пшехе станицею.

4) Ежедневно от всех войск высылать в окрестности [355] лагерей команды охотников и милиционеров, уничтожать жилища упорствующих и выселять горцев и истреблять их посевы.

5) По мере того, как войска будут освобождаться от работ по устройству кордонной линии, производить движения отдельными колоннами в стороны, всюду, где еще остаются жилища туземцев, и есть засеянные поля.

Распоряжения эти приводились в исполнение таким образом:

1) Хакучинское укрепление в три дня окончено.

2) Колонна полковника Габаева вверх по реке, а Пятигорский полк вниз от Хакучинского укрепления пробили вьючную тропу. Для установления капитального сообщения, тропа эта, по крайней пересеченности местности и множеству скал, требует, конечно, еще много работы.

3) По хакучинской кордонной линии построено восемь постов (обозначенных на карте). В гарнизон постов и укрепления вступил Таманский пехотный полк.

4) Команды охотников и милиционеров очистили все ближайшие окрестности.

5) Легкие колонны, преимущественно из стрелковых частей, с самым ограниченным числом вьюков, а чаще без них, пользуясь лучшим в году временем исходили вдоль и поперек все пространство под водораздельным хребтом от Туапсе до Шахе. Делая по местности, замечательной своею суровостью и утром и вечером большие переходы, они внезапно появлялись в местах самых закрытых, куда горцы, не допуская возможности прихода русских войск, свозили свои запасы. Направлениe колонн в разные стороны и разделение каждой из них на части сделали то, что вся нагорная полоса была наполнена войсками почти одновременно. Все остававшиеся селения, до которых весною положительно невозможно было добраться с войсками, сожжены; посевы и найденные склады уничтожены; несколько десятков душ взяты в плен. Горцы в испуге всюду бежали от войск, забирая с собою все, что успевали, для пропитания. Сначала, рассыпавшись в одиночку, они, как только представлялась возможность, открывали огонь; но потом, как было известно по сведениям, большинство отказалось защищаться. Впрочем, отсутствие между ними единства, полное, разномыслие, недоверие одних к другим, подстрекательство [356] и угрозы различных личностей, преимущественно беглых, были причиною, что общего намерения прекратить вооруженные действия не могло проявиться, и во все время даховский посылались в войска с разных сторон выстрелы. Наконец в последние дни даховский начали выходить понемногу целые семейства к морю, с изъявлением желания оставить горы: они сообщали, что до сих пор многие не решаются выходить, боясь кары за то, что не выселились весною, вместе с другими.

Общая потеря в колоннах, производивших движения, от 25-го июля по 18-е августа, была 11 человек убитых и 24 раненых.

Приведем теперь слова военного журнала даховского отряда от 15-го июня по 18-е августа:

"Таким образом, последнее гнездо горцев на западном Кавказе, бывшее притоном людей, наиболее склонных к грабежам и разбоям, развеяно, и на месте его водворен русский гарнизон. На всем пространстве от Туапсе до Бзыби едва-ли где-либо ныне имеются обитаемые горские аулы. По вековым лесам и глухим ущельям еще бродят люди, издавна привыкшие к скитальчеству. На местности, выгоднее которой для укрывательства едва-ли можно создать другую, они почти неодолимы. Только ближайшие жители могут знать все убежища: только те, кто давно привык лазать по обрывам и скалам в состоянии проникать в них. Поэтому только со введением в горы постоянных наших обитателей могут окончательно искорениться эти остатки бывшего полумиллионного населения. Поиска, что было возможно для них, исполнили. Дальнейшее проследование повело бы только к излишним потерям и изнурению, а, результаты теперь, пока тепло, пока скот можно иметь при себе всюду, едва-ли могут проявиться существенные. Я (генерал Гейман) не сомневаюсь, что к зиме значительная часть скитающихся в горах выселится. Для того же, чтобы не дать остальным устроить себе вновь на зиму убежища, я считаю необходимым, когда спадет лист, наполнить все нагорное пространство командами охотников и приказать им, исходив его по всем возможным направлениям, продолжать очищение края.

"Во все время описанных действий против хакучей, на Соче, на Мзымте и на всем остальном пространстве было [357] совершенно спокойно. Команды войск, отделявшиеся от лагерей на десятки верст не встречали ни одного человека."

Под осень войска даховского отряда батальон за батальоном, стали отходить на северный склон, на отдых, к станицам и штаб-квартирам . Усилившаяся на прибрежье Черного моря болезненность заставила поторопиться спуском частей. С тех самых сумрачных гор, на который бывало указывали казаки и казачки, вспоминая об убитом отце, брате, сыне, об увезенной сестре или дочери, с тех самых гор спускались наши войска. С песнями вступали они в станичные ограды, набожно, многиe с глазами полными слез, крестились, снимая шапки, перед куполом Божьего храма, и с несказанною радостью расходились по казачьим домам, под крыши, которых иные не видели в течение целых лет.

— Добро пожаловать, милости просим, господа кавалеры, походные люди, встречали их ласковою речью хозяева-станичники.

СЕРГИЙ ДУХОВСКОЙ.

Текст воспроизведен по изданию: Материалы для описания войны на Западном Кавказе. Даховский отряд на южном склоне гор в 1864 году // Военный сборник, № 12. 1864