-

СЛУЧАИ ИЗ КАВКАЗСКОЙ БОЕВОЙ ЖИЗНИ.

Сын в отца. Во время битвы 9,800 человек нашего войска с 36-ти тысячным турецким корпусом, под Баш-Кадык-Ларом, в самое мгновение стремительного натиска главной турецкой колонны на 1-й баталион гренадерского Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича полка, унтер-офицер из дворян Гогниев был так тяжело ранен, что упал и остался на позиции, на которую наступал неприятель. Гогниев, видя приближение его и не имея сил подняться на ноги, закричал: Арчил! спаси меня! Арчил, того же полка подпрапорщик, князь Андронников, не смотря на то, что неприятель уже был в нескольких шагах от лежавшего Гогниева, поспешил к товарищу, поднял его и взвалив его к себе на левое плечо, понес к баталиону. Несколько человек из неприятельских рядов погнались за смелым князем, но это его ничуть не смутило и он продолжал идти с своей ношей мерным шагом, оборачиваясь изредка к настигающим и отмахиваясь штыком. Гогниев, увидя быстро приближавшихся врагов, начал просить избавителя своего: Арчил брось меня, пусть я один погибну! Просьба эта осталась без исполнения и ответа. Таким образом князь [XII] Андронников успел перенесть Гогниева через реку, напутствуемый выстрелами. Только под крылом своего ангела-хранителя мог уцелеть мужественный юноша! Когда же он стал всходить с тяжелою ношей на гору и почувствовал усталость, то тогда только вызвал громким голосом из баталиона, бывшего от него саженях в 50-ти, дятьку его, рядового 1-й фузелерной роты Максима Иванова, с которым и разделил бремя. Между тем опасность увеличивалась с минуты на минуту тем, что подъем на гору становился все круче и круче. Гогниев повторил свою первую просьбу, укоряя при том себя, что за него могут погибнуть два человека, без всякой общей пользы. Действительно, казалось, что их гибель неминуема. Турки были от них в 10-ти шагах... но тут, откуда ни возьмись, налетает лихой всадник, подхватывает Гогниева с рук его спасителей, перекидывает полумертвого от истечения крови через переднюю часть седла и мчится стрелой к нашим войскам... Князь Андронников и рядовой Иванов присоединяются здравы и невредимы к своему баталиону, который по команде вдруг устремляется на Турок, сбивает их, топчет, колет и кидается на турецкие пушки.

Подвиг подпрапорщика князя Андронникова был совершен, но не совершил еще своего великодушный всадник... Во след ему полетела туча пуль и картечи: четыре выстрела пронизывают [XIII] его лошадь, пятая перешибает ей ногу и она падает. Спешенный всадник, оправясь от падения, поднимает Гогниева на руки и пеший выносит его за ряды наших войск... Гогниев был спасен, ему отняли правую руку, и теперь он здоров.

Подпрапорщик князь Арчил — единственный сын, а всадник милиционер Мамед-Джан-Тых-Джар-Оглы — крестьянин генерал-лейтенанта князя Ивана Малхазовича Андронникова.

Когда за баш-кадыкларское дело присланы были в полки знаки военного отличия, солдаты той роты, в которой служил князь Арчил, единодушно присудили и поднесли ему Георгиевский крест.

Генерал-маиор князь Бакланов. На Кавказе, в крае отваги и молодечества, не легко заслужить название храброго, но тот, кто заслужил, может стать на ряду самых неустрашимых. Так, например, незабвенный генерал-маиор Слепцов до сего времени слывет в горах человеком незнавшим опасности, и самые неприятели поют сложенные в память его песни. Ныне щегольская, так сказать, слава генерала Слепцова перешла на линию к генералу Бакланову. Когда грозный великан-полководец несется по полям Большой Чечни, с черным значком, на котором белеет мертвая голова, мюриды прячутся в своих трущобах и Шамиль с досадой говорит наибам: зачем вы не боитесь так Магомета, как боитесь Бакланова. [XIV]

И действительно, и рост и вид генерала уже внушают ужас в неприятеле. Генерал Бакланов создан воином и на войне, кроме войны, кроме долга, ничего не знает. Вот случай, который одной чертой может определить его воинственный дух.

11-го декабря он повел вверенный ему кавалерийский отряд, в котором находились его два сына и племянник, против чеченских полчищ, предводимых Талгиком. Чеченцы не выдержали атаки, были опрокинуты за Аргун и бежали искать спасения в лесах. Дело кончалось, когда войсковой старшина Ежов подъехал к своему начальнику с печальным известием, что сын его хорунжий Бакланов опасно ранен. «Молодец, заметил генерал, значит был впереди», и, не бросив даже взгляда на место, где лежал его окровавленный сын, поскакал расставлять кавалерийскую цепь, против дальнейших замыслов неприятеля.

Странные случаи. В сражениях бывают иногда чудные, непостижимые избавления от угрожающей наверно неминуемой смерти.

В баш-кадыкларском деле, драгунский Его Высочества Наследного Принца Виртембергского полк ходил 18 раз в атаку и врезывался в неприятельские каре. При одной атаке, шесть турецких штыков подняли на воздух лошадь, на которой сидел маиор Петров. Маиор рубил на право и [XV] на лево, драгуны бросились его выручать, и он остался цел и невредим.

Того же полка капитан князь Чавчавадзе, раненный еще на кумыкской плоскости, имел правую руку на перевязи, а левою управлял лошадью. Таким образом он не мог ни отражать, ни наносить ударов. Не смотря на то, он подскакал к Туркам в главе командуемого им 7-го эскадрона и крикнул им, чтоб они сдались. Турки не выдержали напора, бросились бежать и князь Чавчавадзе невредимый продолжал распоряжаться, как на ученье.

Никенер (sic! — Распоз.). Драгунского Его Высочества Наследного Принца Виртембергского полка 10-го эскадрона, рядовой пикинер Перебейнос вел за повод офицерскую лошадь, 2-го ноября, во время баяндурского дела, когда Курды напали на наш обоз. На пикинера бросились два Курда и пробив пиками его панталер (белая перевязь, на которой висит карабин), свалили его с лошади. Перебейнос упал, но падая, заколол одного Курда пикой, а потом, очутившись на ногах, заколол и другого. За тем он позаботился о порученной ему лошади и спас вьюки и вещи одного офицера от грабителей. За эту услугу офицер хотел подарить ему несколько денег, но Перебейнос хладнокровно и простодушно отвечал: «нет, ваше благородие, это уж было мое дело, а денег я не возьму.»

Ошибка. В деле 14-го ноября, когда Турки [XVI] начали отступать из Суфлиса, три сотни донского казачьего № 2-го полка были отряжены во фланг отступающим. На первых же порах движения, на рысях, этой части, молодой, лет 20-ти казак, был ранен пулею в правую ногу. Раненный приостановился, но увидя проезжавшего тут же поручика Гринченко, адъютанта начальника нашего отряда, подъехал к нему и сказал:

— Ваше благородие — я ранен!

— Поздравляю, молодец!

— Ваше благородие, прикажите отвесть меня.

— Куды, братец?

— Назад, ваше благородие, в лазарет.

— Лазарет впереди, ступай, ступай вместе с сотней.

— Слушаю-с, ваше благородие. И под батальным огнем, казак отправился рысцой к своей сотни.

По окончании дела, тот же адъютант, подъехав к перевязочному пункту, увидал на нем утреннего знакомца своего, молодого казака.

— Ну, что, братец, добрался ли к лазарету?

— Добрался, ваше благородие, да вы ваше благородие, ошиблись: тот лазарет был не наш, а турецкий (Известно, что в тылу неприятельской позиции быль лазарет, разрушенный Турками же при отступлении). Вот и товарищей, добавил он, [XVII] указывая на четырех раненных казаков, я тоже взманил по вашему приказу, да так до конца сражения и проездили с сотней.

— Виноват, братцы! ошибся...

— Покорнейше благодарим, ваше благородие, не понапрасну направили нас, и мы не даром проездили: поотплатили за себя нехристи, от своих не отстали, да кое-что и к рукам прибрали…; не прикажете ли чего уделить и вашему благородию?

Действительно, возле казаков лежало несколько турецких пехотных ранцев, уже ими освидетельствованных; разное оружие; тут же стояли сбатованных три катера и две лошади.

Текст воспроизведен по изданию: Случаи из кавказской боевой жизни // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 106. № 424. 1854