-

ЗАМЕТКА НА СТАТЬЮ:

ВОСПОМИНАНИЯ О ЗАКАВКАЗСКОМ ПОХОДЕ

1853 и 1854 года.

«В №1 «Военного Сборника» за 1860 год, помещена статья: «Воспоминания о закавказском походе 1853 и 1854 года». В статье этой, между прочим, описано кюрюк-дарское дело.

Приступая к этому описанию, автор названной статьи говорит: что он желал безпристрастно и по заслугам оценить отдельные действия и частные подвиги лиц, принимавших важное участие в сражении, сознавая, притом, что «воспоминания фронтового офицера всегда бедны» и «ограничиваются только тем кругом, где он находился во время боя».

К этим словам автора прибавим, с своей стороны, что столько же, сколько естественно офицеру, дорожа славой своего полка и эскадрона, описать блистательную атаку той части войск, в которой он сам находился во время боя, столько же следует ему воздерживаться от описания действий тех частей войск, действия которых он не видел и о которых, следовательно, он принужден говорить, основываясь на чужих рассказах. Разсказы эти могут иногда ввести в заблуждение и неточное изложение дела.

В подобную погрешность, в отношении к читающей публике, впал и г. Драгунский Офицер, автор «Воспоминаний». [344]

Хотя автор и был в одной бригаде с Тверским драгунским полком, участвовал в одном сражении, но действия этого нолка, судя по его разсказу, он мало знает.

Большая часть военных читали подробное описание кюрюк-дарского дела, бывшего в 1854 г., 24 июля; но «Военный Сборник» читают и не одни военные; те же из читателей, которые идею о кюрюк-дарском деле составят. себе на основании одних «Воспоминаний», могут получить довольно неверное понятие о действиях Тверскаго драгунскаго нолка.

В этом храбром полку я имел честь служить и, во время сражения, о котором идет речь, командовал эскадроном Тверцов. Я взялся за перо, желая дополнить и пояснить те места статьи г. Драгунского офицера, где дело касается Тверского полка и где дело, скажем без околичностей, изложено неправильно.

Я не буду вдаваться в описание отдельных подвигов личной храбрости в полку: в таком описании пришлось бы говорить обо всех офицерах и большей части солдат. Я ограничусь только выписками из статьи г. Драгунскаго офицера, некоторыми замечаниями на эти выписки.

На стр. 214 автор говорит: «Мы уже видели. что неприятель открыл сильный артиллерийский огонь по нашим колоннам. Полки наши, под прикрытием своих орудий, смело один за другим вступали в назначенные им места, развертывали фронт и становились против турецкой армии. Батальоны Белевского егерского полка, ранее других войск прибывшие на левый фланг наш, получили приказание штурмовать Караял и отбить его у Турок, стоявших близ подножия горы. Огромные толпы иррегулярной кавалерии, собранные здесь, заставили, для подкрепления этих баталионов, двинуть на рысях драгунские полки Нижегородский и Тверской Его Высочества Великого Князя Николая Николаевича, которым пришлось проходить вдоль фронта всей турецкой армии, под убийственным огнем их орудий. Особенно пострадал при этом Тверской полк, шедший в густой колонне, правее Нижегородцев и, следовательно, ближе к неприятелю. Чем более сближались они с Караялом, тем сильнее и сильнее громила их артиллерия. Наконец одна батарея, стоявшая на правом фланге Турок, быстро переменила фронт налево и, [345] выстроившись почти под прямым углом к своей линии, начала осыпать Тверской полк картечью прямо с фронта. Драгуны шли под перекрестным огнем. Люди, небывшие до этого ни разу в деле, начали заметно колебаться. Генерал-майор граф Нирод, вполне понимая положение Тверскаго полка, решился поправить дело отчаянною атакою на неприятеля. Он выехал вперед, ободрил людей и приказал командиру полка, полковнику Куколевскому, немедленно атаковать батарею, поражавшую Тверцов с фронта, и вслед затем, повернув коня, сам впереди всех помчался на батарею. Десять эскадронов ринулись карьером за своим отважным начальником. Турки участили огонь. Около сорока орудий били полк с фронта и с фланга. Перекрестным картечным огнем думали они остановить это отчаянное нападение. Но драгуны, молча, очертя голову, неслись прямо на орудия. Офицеры Нижегородскаго полка, бывшие свидетелями этой атаки, говорили, что она была, действительно, блистательная. Турки не выдержали безмолвного удара. Баталионы их, прикрывавшие батарею, были отброшены назад в совершенном беспорядке. Драгуны кинулись к орудиям и начали рубить артиллерийскую прислугу. Удачная атака эта сама по себе уже совершенно расстроила наш фронт: люди рассыпались во все стороны — одни гнались за бегущими и рубили их, другие хлопотали только о том, чтобы увезти с собой пушки; но те и другие забыли, что они находятся перед лицом опрокинутого, но все-таки сильного неприятеля. Действительно, в ту же минуту, из-за Караяла вынеслась масса турецкой кавалерии и с опущенными пиками кинулась на драгун.

«Опасность была ужасная. Рассеявшиеся люди не могли скоро собраться, устроиться и встретить этот неожиданный для себя удар. Тогда, по рассказам офицеров Тверскаго полка, полковник Куколевский сам выскочил вперед. «Бросайте орудия!» кричал он во весь голос. «Что вы делаете, ребята? не в пушках дело, а в победе! Ко мне!» Видя приближающуюся опасность, драгуны инстинктивно бросились на знакомый голос. Кое-как собрались они в одну неправильную массу. Полковиик Куколевский, раненый на батарее саблею в руку, сам повел ее вперед. Дружным натиском сломила она несущуюся на нее турецкую кавалерию и, снова увлеченная [346] успехом, ввязалась в горячее преследование. Действительно, турецкие уланы потерпели страшное поражение; но драгуны опять занеслись слишком далеко. Опрокинутые ими баталионы, наскоро устроившись, зашли полку в тыл и открыли частый ружейный огонь. В свою очередь, расстроенные пальбой, утомленные длинными атаками и безпрерывными рукопашными схватками, драгуны наконец смешались, былн смяты и понеслись назад под огнем турецкой пехоты. Уланы преследовали их вплоть до Караяла. Между тем, три баталиона, стоявшие на этой горе, увидя скачущую назад кавалерию нашу, спустились вниз и совершенно неожиданно встретили драгун новым залпом и потом долго, долго провожали их беглым ружейным огнем. Тверской полк далеко пронесся за Нижегородцев и, под прикрытием их, начал выстраиваться.

«Цель атаки все-таки была достигнута. Несмотря на последнюю свою неудачу, драгуны успели увезти с собою четыре неприятельские орудия, из числа захваченной ими батареи; кроме того, она подняла поколебавшийся было дух Тверскаго полка. Атака эта стоила очень дорого: между убитыми и ранеными находилось несколько эскадронных командиров. Между прочими убит командир пикинерного дивизиона, полковиик Спицин, один из отличнейших и опытнейших кавалерийских штаб-офицеров.»

К этому разсказу г. Драгунского офицера я прибавлю, что, когда Тверской драгунский полк получил приказание занять левый фланг нашей линии близ оконечности горы Караяла, полк шел рысью в колонне справа. На марше полковой командир выстроил боевой порядок, имея шесть эскадронов в первой линии, а во второй — 3 и 4 дивизионы, в колоннах из середины. Не знаю, по приказанию ли бригадного командира графа Нирода, или по своему личному усмотрению, командир полка, полковник Куколевский, повел полк в атаку на турецкую 12 орудийную батарею, которая своими выстрелами, действительно, произвела сильное опустошение в наших рядах. Вначале полк шел рысью. Турецкая батарея стреляла в него ядрами, но, видя, что полк подходит на близкое расстояние, позднее, чем бы следовало, переменила снаряд на картечь. Полк по команде ринулся в карьер; впереди была незначительная ложбина; в это время, неприятельская батарея [347] дала последний, предсмертный залп картечью: более она не заряжала своих орудий. В несколько минут, вся прислуга ее и лошади были изрублены Тверцами; только два орудия успели взять на отвозы. У этих орудий, изрубив прислугу, драгуны, по неопытности и запальчивости, не перерезали постромок, и лошади сами увезли эти два орудия к Туркам. Потеря в полку, в этот момент, была незначительная: картечь пролетала над головами.

Увлекаясь своей блистательной атакой и горя сильным желанием вывезти орудия, драгуны расстроили фронт. Между тем, турецкое прикрытие, состоящее из стрелковых батальонов и улан, окружа полк, начало поражать нас штуцерными пулями.

Полковник Куколевский, оставя при орудиях замыкающих унтер-офицеров, немедленно распорядился сбирать остальных людей к своим частям и строить эскадроны. Пикинеры потеряли дивизионера полковника Спицина, который убит вместе с командиром 9 эскадрона, штабс-капитаном Савичем, а 10 эскадрона штабс-капитан Жиленков был вывезен тяжело раненым; многие офицеры были ранены; нижних чинов выбыло из строя до двухсот человек. Граф Нирод, лично участвовавший в атаке Тверского полка, поощрял людей к скорейшему сформированию эскадронов, особенно пикинер, которые остались без начальников. По устройстве нескольких эскадронов, граф сам повел новую атаку тем же Тверским полком на турецкое прикрытие, отбил его, рассеял и тем воспрепятствовал Туркам захватить обратно свои орудия.

Из всего вышесказанного очевидно, что честь взятия турецкой батареи исключительно принадлежит Тверскому полку, который успел, в первый момент боя, увезти с собой 4 орудия; а остальные шесть, оставшись на месте, были забраны нашими же войсками, занявшими неприятельскую позицию тотчас по оставлении ее Турками.

Атаку полка пи одна часть войск не поддержала.

Нижегородский драгунский полк до атаки был правее Тверскаго. Идти же на помощь Тверцам он не мог: у него и без того было много дела, потому что ему пришлось отбивать у неприятеля обратно два своих орудия» потерянные 7 донской [348] конвой батареей. Нижегородцы вырвали из рук Турок эти орудия, но при этом потеряли почти половину всего своего состава, как офицерами, так и нижними чинами.

Позади Тверскаго полка стояло несколько баталионов егерей и, как видно из разбираемой нами статьи, еще два дивизиона Новороссийского полка, которые, верно, не получали приказания двинуться вперед и, вероятно, имели какое либо другое назначение вобшем ходе битвы, потому что Тверцам помощи не подали.

Ясно, что Тверцы, возвратившись из кровавой атаки, имевшей сильное влияние на исход сражения, не могли быть так же свежи, как полк, который еще не был в бою; поколебавшегося же духа в полку, как говорит г. Драгунский офицер, не было замечено ни начальниками, ни другими ближайшими свидетелями дела.

Слова наши могут быть потверждены тем, что, при дальнейшем ходе битвы, командир 3 дивизиона, подполковник (а не полковник) барон Корф, получил приказание идти с дивизионом на правый фланг, с ракетною полубатареею. Дивизион должен был пройдти всю боевую линию, почти на протяжении четырех верст. Он послан был для поддержания нескольких сотен линейных казаков и двух полков наших татарских конных милиционеров, которых сильно теснили турецкие уланы н башибузуки.

Настр. 228 «Воспоминаний» читаем: «Скоро проскакал мимо нас 3 дивизион Драгунского Николая Николаевича полка, прибывший с левого фланга, под командою своего дивизионера, полковника Корфа. Багговут сам встретил его и приказал занять позицию на самой оконечности нашего правого фланга». И далее, на странице 239: «Прибывший сюда дивизион Драгунского Его Высочества Николая Николаевича полка произвел смелую атаку на пехоту, но занесся и сделал значительную потерю. Подробности этого несчастного происшествия, сильно поднявшего упавший было дух Турок, к сожалению, не в точности мне известны. Тогда говорили о нем очень много, и, может быть, потому, никак нельзя было доискаться истины. Из общего говора, кажется, можно было заключить, что дело происходило так: дивизион, только что прибывший с левого фланга, получил приказание всеми средствами [349] противодействовать неприятелю, обходившему наш правый фланг со стороны озера, и, при первой возможности, самому стараться перейти в наступление.»

«Лежащая перед нашей позицией местность, покрытая целою грядою небольших холмов и изрезанная балками, скрывала отчасти движение неприятельской пехоты. Полковник Корф решился остановить неприятеля в для этого выдвинуться самому вперед. Не зная местности, он исключительно понадеялся на мужество людей своего дивизиона, участвовавшего уже в знаменитой атаке Тверского полка на турецкую батарею, и слишком самонадеянно повел его за собою. Проходя на рысях довольно глубокою ложбину, окруженную с обеих сторон крутыми холмами, он не заметил турецких батальонов, занимавших их гребни. Турки прилегли в густой траве и беспрепятственно позволили драгунам пройдти за свою первую линию. Едва дивизион вышел на ровную местность и, развернув фронт, понесся в атаку, как был встречен батальным огнем нескольких баталионов. В то же время, раздались выстрелы в тылу у него, и дивизион совершенно неожиданно очутился под перекрестным огнем двух линий. Полковник Корф быль из первых тяжело ранен и упал с лошади. За ним убито и ранено несколько офицеров. Драгуны смешались и повернули назад; но турецкие баталионы бегом спустились с возвышенностей и, заняв лощину, отрезали им отступление. Тогда расстройство сделалось общее. Одни врывались в пехоту, стараясь прорубиться сквозь плотно сомкнувшиеся ряды, и гибли на штыках, другие, повернув направо и налево, проносились в интервалы баталионов под перекрестным огнем и поодиночке доносились до нашей линии. Едва ли не третья часть дивизиона легла в этой борьбе, которую драгуны принуждены были выдержать за свою запальчивость и неосторожность».

«Полковника Корфа не было, и никто не мог объяснить, что с ним случилось. Тогда майор Куколевский принял команду и, по возможности, успел устроить оба эскадрона. Генерал Багговут, по первому известью о неудаче, прискакал туда, ободрил людей и приказал немедленно повторить атаку; но измученные лошади едва могли тронуться с места. Дивизион, потерпевший, большую потерю, был [350] расстроен до крайности, и, к тому же, атака людей, находящихся еще под тяжелым впечатлением неудачи, мало обещала успеха. Необходимо было отдохнуть и поправиться.»

Вот как было дело:

Прийдя на место, по данному ему в бою назначению, подполковник Корф приказал пустить десяток ракет в неприятельскую кавалерию. — Эти неожиданные ракеты разстроили неприятельские, и без того не очень стройные, ряды. Дивизион, находившийся в колонне из середины, тотчас же развернул фронт, и бросился в атаку. Линейцы только этого и ждали, началось горячее преследование; из плотной нашей атаки драгуны перешли в рассыпную казачью. Таким образом, гнали неприятельскую кавалерию версты три или четыре, и, разгоряченных преследованием неприятеля людей наших, не было возможности остановить. Наконец, подполковнику Корфу и его эскадронным командирам удалось сформировать хотя неполные эскадроны. В эго время, дивизионер увидел на противоположной стороне незначительного оврага стоящий в колонне четырех-эскадронный турецкий уланский полк. Он повел свой дивизион налево через овраг и ударил во фланг турецких улан, которые обратились в бегство. После непродолжительного преследования беглецов, дивизион начал возвращаться обратно к своей линии, не переходя, однакож, оврага.

На обратном пути дивизион издали заметил орудия, но, приняв их за русские, смело шел на них, подойдя же ближе, увидел, что это турецкая батарея, стоявшая тылом к дивизиону: следовательно, драгуны барона Корфа были позади неприятельской линии. Прикрытие батареи этой из нескольких турецких баталионов было выдвинуто перед батарею, вместе с которой поражало своим огнем полтора баталиона Ряжского пехотного полка и весь наш правый фланг.

Возвращаться дивизиону, стоя позади неприятельской батареи, было поздно да и стыдно. Дивизион наскакал на батарею, изрубил часть прислуги, а остальная убежала к своему прикрытью. Лошади и упряжь в орудиях также были изруби лены. Между тем, ловкие линейцы большею частью успели вовремя возвратится к нашим боевым линиям прежнею дорогою. Храбрые же начальники их: флигель-адъютант [351] полковник Скобелев и полковник Камков, с несколькими десятками казаков, замечены былн, вместе с драгунами, в кругу неприятельской пехоты.

Оставалось одно: прорваться чрез огненный круг, что было исполнено, и, разумеется, без потери — даже очень значительной — не обошлось. При этом подполковник барон Корф был смертельно ранен, несколькими пулями в грудь, и упал с лошади. Унтер-офицеры 5 эскадрона начали подымать раненого подполковника; но помощь для него была уже безполезна, потому что он умер. Несколько офицеров, сами раненые и под которыми, сверх того, были убиты лошади, спасены унтер-офицерами, с которыми она сели на одних лошадей.

Офицеры, конечно, незабыли этого, и впоследствии дивизион, действительно расстроенный, но ничуть не упавший духом и не возвысивши своей атакой духа неприятеля, возвратился в свою линию и стал за взвод 6 донской конной батареи.

Своею храброю ошибкою тверской дивизион спас ряжские батальоны, потому что турецкая батарея, бывь изрублена, конечно, перестала действовать на наш правый фланг, и артиллерийского турецкого огня более не было; неприятельские же батальоны, поражавшие перед тем своим огнем нашу пехоту, также обратили все свои силы на атаковавших их с тыла драгун.

Не успели эскадроны выстроиться, как получено приказание от генерала Багговута, чрез его ординарца, Нижегородскаго драгунскаго полка капитана Шан-Гирея, идти дивизиону вновь в атаку.

Командир 6 эскадрона, капитан Куколевский (а не майор), как старший, сделался, за смертью барона Корфа, командующим дивизионом. Он просил ординарца испросить, у генерала позволения дать отдохнуть несколько минут измученным лошадям, прежде, чем предпринимать новую атаку.

Строевые лошади были под седлом у горы Караял с 10 часов вечера, более 14 часов без водопоя и, сделав до двадцати верст на карьере, вследствие этого пришли в крайнее истомление и могли двигаться только шагом. Из 14 рядов, которые эскадроны имели при начале сражения, было [352] не более 8 рядов в первой шеренге, а во второй — наполовину глухих рядов.

Ординарец ускакал. Вслед затем получили приказание идти в атаку некоторые дивизионы Новороссийского драгунского полка, которые не делали еще ни одной атаки и стояли левее 3 дивизиона Тверскаго полка.

Командир 5 эскадрона, капитан Сыхра, подъехал к взводному командиру 6 донской конной батареи, хорунжему Золотареву, который, с двумя орудиями, был отделен от батареи, и просил его подскакать ближе к неприятельским батальонам и поразить их картечью, обещая, как за свой, так в за 6 эскадрон, что орудия его могут достаться неприятелю не иначе, как с смертью всего дивизиона. Храбрый офицер согласился на предложение: велел взять орудия на передки, проскакал на значительное расстояние вперед и, сняв орудия, начал стрелять в турецкие баталионы гранатами. Днвизион за артиллерийским взводом подошел шагом на новое место. Когда он дошел до орудий, хорунжий Золотарев вновь взял орудия на передки, подскакав на ближнюю картечь к неприятелю, открыл огонь картечью. После нескольких выстрелов из каждого орудия, сделалось полное смешение в турецких колоннах.

3 дивизион (барона Корфа) успел, в это время, отдохнуть и снова повел на неприятеля атаку с фронта, а свежие эскадроны Новороссийского драгунскаго полка бросились на левый фланг неприятельской позиции. Турки обратились в бегство. Несколько тысяч трупов покрыло поле битвы. До ста неприятельских офицеров и до двух тысяч нижних чинов взяты в плен. В этот ужасный час, неприятель, конечно, заслуживал человеколюбия и сострадания. Баталионы бросали оружие и спасались пленом в наших рядах.

Но начальникам было трудно удерживать ярость разгоряченных боем нижних чинов. Говоря про этот момент сражения, автор «Воспоминаний» описывает о нанесении линейным казаком кинжалом двух ран турецкому офицеру, который шел сдаваться, а также то обстоятельство, как Новороссийского драгунского полка, 5 эскадрона, унтер-офицер Калинин окончательно изрубил раненаго офицера. К [353] несчастью, таких примеров было, вероятно, не один и не два. Это всегдашняя темная сторона всякой горячей битвы.

На стр. 244 — «Воспоминаний», мы читаем: «Потеря, понесенная нашим правым флангом, была довольно чувствительна. Пикинерный дивизион нашего полка был из числа войск, пострадавших наиболее» и проч....... Скажем на это, с своей стороны, что 3 дивизион Тверского драгунскаго полка на том фланге имел потерю более, чем вдвое большую, против пикинерного днвизиона Новороссийского полка.

На стр. 260: «Трофеями собственно Новороссийского полка были: одно знамя, три значка, три орудия и более тысячи человек пленных». Нельзя ли автору пленными поделиться с остальными драгунскими полками, линейцами, донцами и конными милиционерами, которые в пленении 2,000 Турок, конечно, содействовали Новороссийскому нолку?

Всего в отряде было турецких пленных: 2 штаб-офицера, 84 обер-офицера и 1,932 нижних чинов. Нельзя предположить, чтобы все эти пленные были взяты одним Новороссийским полком.

На стр. 223, автор рассказывает, как ядро оторвало голову рядовому 9 эскадрона Новороссийского полка и как тело убитого было поднято нижними чинами только по предложению подполковника князя Чавчевадзе и по дважды повторенному приказанию эскадронного командира, хотя идти за трупом и не представляло особой опасности. На той же странице, в выноске, сказано: «Нижегородский полк, несмотря на огромную потерю свою, вынес из дела всех своих раненых и убитых, а Тверской полк оставил в руках неприятеля двух штаб-офицеров, не говоря уже о телах убитых солдат». Г. Драгунский Офицер, вероятно, забыл, что Тверской полк, во время дела, находился в первой линии, имел в двадцать раз более убитых, чем, например, Новороссийский полк, и, прибавим к этому, несмотря на то, вынес всех своих раненых. Еслиб выносили убитых, то некому бы, было продолжать начатой Тверцами атаки.

Нижегородский полк, понеся огромную потерю, не мог, мы полагаем, выносить убитых; а то каждому солдату пришлось бы нести по покойнику. [354]

На стр. 225 и 257, автор, говоря о пикинерном дивизионе и 7 эскадроне, поражает читающего его статью впадением в две совершенно противоположные крайности, именно: в одном случае, он очень много говорит о ранах своих храбрых офицеров и нижних чинов, а в другом умалчивает о таковых же относительно своих старших офицеров. Он в подробности описывает о выбытии из строя и замене другими офицеров прочих полков, с необъяснимою застенчивостью обходя тот же предмет в своем собственном полку.

Но обращаюсь снова к главному предмету нашей заметки — к полку, в котором я имел честь служить в день кюрюк-дарской битвы.

На стр. 266 «Воспоминаний», читаем: «И 25 июля, с самого раннего утра, печальные звуки похоронной музыки раздавались по всему лагерю: то наше войско отдавало последнюю почесть своим убитым офицерам». Кто же хоронил так торжественно своих храбрых товарищей?

Тверской драгунский полк.

Полковой командир просил корпусного командира, князя Бебутова, разрешить погребсти тела убитых офицеров своего полка — на Русской земле, и получил на это позволение.

Немедленно были сделаны гробы н обиты синим сукном; из унтер-офицерского галуна нашиты на них кресты.

25 июля, в шесть часов вечера, все офицеры, исключая, конечно, тяжело раненых, отправились в вагенбуре, где уже находились четыре спешенных драгунских взвода и хор трубачей. Тела в гробах, двух штаб-офицеров и трех обер-офицеров, были подняты офицерами полка; ордена покойных, на подушках, несли офицеры же. Печальное, торжественное шествие, под похоронные звуки музыки, прошло весь вагенбуре, в виду двух тысяч неприятельских пленных, и, таким образом, тела были донесены до походной корпусной церкви. Там отслужена была вечерня несколькими священниками, при певчих из Тульского егерского полка. На другой день, рано утром, к церкви вновь собрался церковный парад от Тверскаго полка. По выслушании божественной литургии, гробы понесли офицеры через лагерь; за лагерем были приготовлены фургоны. Поставив на них гробы и простившись навсегда с своими убитыми боевыми товарищами, офицеры [355] возвратились по своим постам, а тела убитых отправлены, для предания земле, в г. Александрополь.

Офицеры Тверского полка воздвигли на кладбище, называемом «Холм Чести», у стен крепости Александропольской, пять памятников, а через год прибавили еще шестой — умершему от раны храброму полковому командиру, генерал-майору Куколевскому¹.

На стр. 269 январской книжки «Военного Сборника», г. Драгунский Офицер подробно исчисляет награды, полученные в Новороссийском полку, и заключает так: «Не награжденных в полку не было. Редкий, вернее сказать: не бывалый пример».

Вовсе не редкий: во всех полках, участвовавших в кюрюк-дарском сражении, офицеры, все до одного, были награждены.

Тверской драгунский полк получил наград не менее Новороссийского драгунского полка.

Полковой командир, полковник Куколевский, произведен в генерал-майоры. Подполковник Рыкачев и штабс-капитан Жиленков получили ордена св. Георгия 4 степени; майор Лошаков — следующий чин. Подполковник Кавалинский, майор Лоде, капитан Ачкасов, тяжело раненые капитан Дренякин и поручик Батезатул получили ордена св. Владимира и степени. Пять капитанов произведены в майоры. Затем все офицеры получили ордена или следующие чины. Нижние чины получили стотридцать Георгиевских крестов и все денежную награду. Все дивизионы полка удостоены Георгиевских штандартов.

Шеф полка, Его Императорское Высочество Великий Князь Николай Николаевич, прислал всемилостивейший рескрипт полковому командиру и при нем золотую саблю, на клинке которой на одной стороне написано: «В память достославных подвигов, оказанных Тверским драгунским полком в кюрюк-дарском деле, 1854 г., июля 24 дня», а на другой стороне: «Полковому командиру». Вместе с тем, Его Высочеством [356] присланы 13 благословенных нагрудных офицерских крестов и такой же формы 130 для нижних чинов, с надписью; «1854 года, июля 24. дня».

Нагрудные кресты, по приказанию Его Высочества, были возложены на раненых и контуженных офицеров и нижних чинов.

Один из этих крестов я имею счастие носить на своей груди. Вот простое, верное дополнение к статье «Воспоминания о Закавказском походе», о действиях Тверского драгунского полка.

Тверского полка бывший эскадронный командир.

г. Золотоноша.
1860 г., августа 8 дня.

Комментарии

1. Ранен 1855 года, июля 26 дня. Генерал-лейтенант Бриммер назначил фуражировку, или, вернее сказать, сделал рекогносцировку у стен крепости Карса. Здесь генерал-майору Куколевскому оторвало ядром ногу, и дней через шесть он умер. Авт.

Текст воспроизведен по изданию: Заметка на статью "Воспоминания о закавказском походе 1854-1855 года" // Военный сборник, № 12. 1860