-

ОЛЬШЕВСКИЙ М. Я.

КАВКАЗ С 1841 ПО 1866 ГОД

ЦЕСАРЕВИЧ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ НА КАВКАЗЕ

с 12 сентября по 28 октября 1850 г.

(Памяти Государя Императора Александра Николаевича).

Берусь за перо, чтобы представить Кавказ в то время, когда не только войска, но и разнородное население этого богатого природой и событиями края предавалось празднествам, может быть, своеобразным и характеристичным, но выражающим беспредельно-восторженную радость, благоговейную любовь и преданность. Такому ликованию предавался Кавказ с 12-го сентября по 28-е октября 1850 и с 12-го же по 24-е сентябри 1861 годов, когда, в Бозе почивший, Государь Император осчастливил своим посещением эту отдаленную окраину своего обширного государства.

В 1850 году, наследник всероссийского престола осчастливил посещением Кавказ по воле своего державного родителя, чтобы не только ознакомиться с богатствами природа и разнородным составом населения этого отдаленного края, но и благодарить войска, в нем находящиеся, за трудную и боевую их службу.

Окружной город Черномории — Тамань, хотя древний, но ничтожный, с мазанковыми постройками, незамечательный и по своим окрестностям, имел счастие первый приветствовать на кавказской территории великого князя цесаревича, высадившегося с парохода, — кроме других, составлявших свиту его высочества, — с графом Александром Владимировичем Адлербергом, князем Александром Ивановичем Барятинским и лейб-медиком Энохиным. 12-е сентября, — в Тамани — был первый, [577] а 28-го октябри, — в Среднем Егорлыке — последний день ликования Кавказа.

Однако не все сорока-шести-дневное пребывание августейшего гостя на кавказской территории будет подлежать моему описанию. Я расскажу здесь, как очевидец, только проезд наследника престола, по левому флангу Кавказской линии, а именно от Чир-юрта до станицы Слепцовской, что на Сунже. С удовольствием описал-бы своеобразные, гомерические празднества, которыми приветствовало Закавказье своего высокого гостя, как выражающие нравы, обычаи и быт тамошнего населения; но, не будучи очевидцем таких празднеств, я лишен возможности это исполнить.

Левый фланг Кавказской линии.

На пространстве, заключающемся между Судаком, Тереком и Сунжею, обитаемом, за исключением мирных кумыков, неприязненным нам чеченским племенем, не только в 1850 году, но и позднее происходили кровавые побоища; такие побоища в особенности были часты и кровопролитны во время зимних экспедиций, когда прорубались просеки и прокладывались дороги через заветные леса, которые Шамиль стойко отстаивал, не с одними чеченцами, но и с тавлинцами. Что эта часть Кавказа была самая опасная и тревожная служат доказательством нижеследующие действия наших войск против неприятеля только в одном 1850 году. В январе и феврале мы деремся с Шамилем в Большой Чечне, во время проложения просеки через Шалинский лес отрядом, состоящим под начальством генерала Нестерова и расположенным на правом берегу Аргуна. В апреле с бою овладеваем окопом, построенным поперег Шалинской просеки и защищаемым тысячным сборищем тавлинцев. В августе перестреливаемся с чеченцами, во время рубки леса на Мичике, со стороны Куринского укрепления. Независимо этого, сколько раз приходилось отражать нападения неприятеля на скот, находившийся на пастьбе, и на жителей, занимавшихся полевыми работами, возле Воздвиженской, Грозной, Урус-Мартана и станиц на Сунженской линии; или выбивать неприятеля из засад тем войскам, которые посылались [578] за дровами и строевым лесом в Хан-кале и другие места. Сколько было тревог, не только на передовых пунктах, но за Тереком в пределах Кизлярского, Гребенского и Моздокского полков, от появления небольших хищнических партий. Даже совершались чеченцами такие наезды, как разграбление, в начале октября 1850 г., на Куме ставки калмыцкого султана и сожжение ими на Астраханском тракте почтовой станции.

Не мало было хлопот и забот для генерал-маиора Козловского, который, по болезни генерала Нестерова, заведывал левым флангом Кавказской линии, и для меня, как главного его помощника, чтобы сделать путешествие наследника престола безопасным и безостановочным. Кроме непосредственного кавалерийского с конной артиллерией конвоя, нужно было по пути следования назначить места для пехотных эшелонов, величина которых, от роты до двух батальонов и от одного до четырех орудий, зависела от местности и близости неприятеля. Кроме Хасав-юрта, Червленной, Грозной и Воздвиженской, в которых были ночлеги, нужно было собрать известное число упряжных лошадей во Внезапной, у Шелвозаводского моста, в станице Щедринской и укреплении Горячеводском, как промежуточных пунктах; а это не так легко было сделать, потому-что под экипажи свиты, начальствующих лиц и курьеров требовалось до ста сорока упряжных лошадей. Кроме разнородных распоряжений на ночлежных пунктах по приему самого высокого гостя и удобному размещению свиты его высочества и начальствующих лиц, его сопровождавших, необходимо было сделать равные распоряжения во Внезапной, Шелкозаводской, укреплении Горячеводском, где назначены были завтраки, по приему депутаций от кумыков, кизлярских жителей и мирных чеченцев.

Чир-юрт и Нижегородские драгуны.

Убедившись на месте, что все будет исполнено по возможности лучшим образом, я с генералом Козловским прибыл в Чир-юрт 18-го октября 1850 г. — накануне приезда наследника престола, в эту штаб-квартиру Нижегородского драгунского полка, находившуюся на Сулаке, а следовательно на рубеже [579] левого фланга Кавказской линии. Командиром Нижегородских драгун был внове полковник князь Чавчавадзе, вступивший в командование этим храбрым полком после генерала Круковского, незадолго пред тем назначенного наказным атаманом Кавказского линейного казачьего войска ¹. Князь Чавчавадзе принадлежал к одной из лучших и первых грузинских фамилий; был красив собою, но слаб здоровьем, безгранично добр, простодушен и безотчетно храбр. Подвиги, совершенные Нижегородскими драгунами, под предводительством князя Чавчавадзе, в 1853 и 1854 годах, на полях Башкадыклярских и Кюрюкдарских, лучше всего свидетельствуют о его доблестной храбрости и героизме.

Великий князь цесаревич, в сопровождении главнокомандующего князя М. С. Воронцова, начальника главного штаба П. Е. Коцебу и командующего войсками в Прикаспийском крае князя Аргутинского-Долгорукова, приехал в Чир-юрт около пяти часов, запыленный и утомленный, потому что был весьма жаркий день, а восьмидесяти верстный переезд от Темир-хан-шуры не мог считаться для экипажной езды удобным.

Как по этой причине, так и потому, что на другой день предполагалось выехать по возможности ранее, — вскоре после обеда, начиная с великого князя все успокоилось и предалось отдохновению. Да и в противном случае какие удовольствия, кроме полковой музыки и песенников, могли развлечь внимание высокого гостя, тем более, что штаб-квартира по недавности своего существования была недостроена ², а окрестности ее не живописны. Все голь, да каменные горы, изредка поросшие корявыми и тощими деревьями.

Переезд от Чир-юрта через Внезапную в Хасав-юрт был не велик, только 36 верст. Но чтобы иметь возможность [580] подъезжать к пехоте с артиллерией, расположенной несколькими эшелонами по пути следования, — что необходимо было по лесистой местности и близости неприятеля, — государю наследнику угодно было совершить этот переезд верхом, а на это нужно было употребить не менее семи часов. Следовательно, чтобы не прибыть слишком поздно в Хасав-юрт, выехали из Чир-юрта в десять часов. В конвое находилось два дивизиона Нижегородских драгун с двумя конными орудиями. Пехотные эшелоны состояли преимущественно из кабардинцев, и при первом из них, расположенном на Акташе, почти на половинном расстоянии между Чир-юртом и Внезапной, находился командир полка полковник барон Майдель, умерший впоследствии генерал-адъютантом и комендантом Петропавловской крепости.

Крепость Внезапная.

Во Внезапной, где был завтрак, его высочество принимал почетных жителей Андреевой, Костека и других кумыкских аулов, осмотрел крепость, любовался живописным Ауховским лесистым ущельем, по которому протекает Акташ. При этом с любопытством выслушал оригинальный ³ рассказ генерала Козловского о нападении Шамиля 30-го сентября 1843 года на деревню Андрееву.

Сущность этого рассказа состояла в следующем. Шамиль, давно собираясь наказать непослушных ему и преданных нам андреевцев, наконец отдал эту огромную и богатую деревню на разграбление приведенного им ополчения, более чем из 4,000 человек при 4-х орудиях состоявшего. В то время, когда ворвавшиеся в аул тавлинцы и чеченцы, осиливая отчаянно сопротивлявшихся им жителей, приближались к мечети, когда десятки разграбленных сакель пылали в огне, когда Шамиль, стоя на возвышенном левом берегу Акташа, на месте старой Внезапной крепости, окруженный преданными ему мюридами, восклицал, что «Андреева его!» — послышались на площади крики ура! Это спешили кабардинцы с своим полковым [581] командиром, полковником Козловским, на выручку верных андреевцев. Не велика была их сила, каких нибудь двести человек ⁴ да одно орудие; но велика была их мужественная храбрость и решимость их полководца. Неприятель штыками и картечью был прогнан из аула с потерей, раз в десять превышавшей нашу, состоявшую из 8 раненых егерей, да 35-ти убитых и раненых андреевцев. После этого имам Шамиль поспешил отступить в Акташ-Ауху, где и распустил свой сбор.

Когда по окончании рассказа наследник престола, обняв Козловского, спросил его, как он решился на такой подвиг, то старый кавказский слуга со скромностью ответил:

— «Кабардинцы своих врагов не считают и всегда честно, благородно исполняют свой долг».

Хасав-юрт и кабардинцы.

В Хасав-юрт, штаб-квартиру Кабардинского полка, начавшую свое существование с 1845 года, — великий князь цесаревич прибыл около шести часов. На левом фланге почетного караула, составленного исключительно из георгиевских кавалеров, кроме других офицеров полка, находились заслужившие впоследствии известность: подполковник барон Николаи, капитан Властов, штабс-капитаны Гейман и князь Святополк Мирский, а также раненый в руку в зимнюю экспедицию баталионный медик К. Ф. Брошниовский.

На левом же фланге караула находился рослый, плечистый с длинными рыжими бакенбардами и усами, с огромными бородавками на лице, донской полковник; то был Яков Петрович Бакланов ⁵, гроза и страх чеченцев и в особенности мичиковцев. [582]

После сытного и вкусного обеда, сопровождавшегося восторженными воинственными тостами, августейший гость беседовал с офицерами, расспрашивал георгиевских кавалеров из нижних чинов за что и когда получили кресты. В особенности его высочество занимали интересные рассказы князя А. И. Барятинского о более достойных из бывших его подчиненных. При этом было обращено особое милостивое внимание государя наследника на бойкие, смелые, юмористические, и вместе с тем дышащие бесконечною преданностью и любовью, ответы некоторых солдат из хоров песенников, собранных в саду перед домом полкового командира. Впрочем, такие характеристические типы были не редкость и в других кавказских полках. И не будем удивляться этому, если вспомним ту неизмеримую совершенно иную школу, которую проходили тогда солдаты Кавказа и солдаты, служившие внутри России.

Штаб-квартира храброго Кабардинского полка, ярко освещенная тысячами шкаликов и разноцветных фонарей, с раздававшимися в ней музыкой, песнями и криками ура, успокоилась только около полуночи, когда все стихло и потухли огни в доме полкового командира, занятого в эту памятную для кабардинцев ночь высоким гостем.

Следующий ночлег был в Червленной, отстоящей от Хасав-юрта в семидесяти верстах. В Таш-Кичу, укреплении, построенном в 1819 году при Аксае, — ауле, не уступающей по величине и богатству Андреевой, представлялись Аксаевские и других ближайших аулов почетные жители. Независимо этого, собралось много других кумыков и мирных чеченцев, приехавших из дальних аулов, а равно из Куринского и Умахан-юрта. Каждый из них желал видеть Наследника престола, под Державою которого они будут благоденствовать. [583]

Гребенские казаки.

На левом берегу Терека у Шелкозаводского хоста, где в доме смотрителя был приготовлен завтрак, встретила великого князя депутация, прибывшая из города Кизляра. Тут же представились: наказный атаман кавказского линейного казачьего войска Круковский, ставропольский губернатор Волоцкой и командир Гребенского полка барон Розен. Сотня молодцев гребенцев на лихих конях и в богатом оружии назначена была в конвой. Понеслось до сорока, дормезов, колясок, тарантасов и перекладных по гладкой дороге; заджигитовали казаки. В час с небольшим проехали двадцати верстное пространство от Шелковой до Щедринской и почти столько же времени было употреблено на перепряжку и переезд от Щедрина до Червленной.

Старики Червленной и других станиц гребенского полка встретили государя наследника с хлебом-солью. Тут же на площади перед домом полкового командира собрались казачки разодетые в богатые бешметы и увешанные в несколько рядов ожерельями; из них многие в полумраке действительно были хороши и грациозны, когда начались хороводы. Этим удовольствиям не помешала даже тревога, которые, в то время, так часто случались на Тереке, в особенности в дни торжеств и празднеств. Но тревога оказалась пустая. Партия хищников намеревалась переправиться на нашу сторону, однако была открыта секретами и, понеся потерю, принуждена была отказаться от своего предприятия.

На другой день вся Червленная вышла за станицу, чтобы проводить своего будущего монарха. На нескольких столах, покрытых белым холстом, между огромными куличами, стояли подносы с виноградом и сосуды с родным «чихирем».

После добрых пожеланий его высочеством казакам, и когда поезд тронулся к Николаевскому мосту, началась особого рода джигитовка. Понеслись на своих лихих конях гребенцы, но не одни: кто держал перед собою на седле сестру, у кого стояла на левом стремени жена, которые, держа [584] в руках стаканы, или «чепурки», с чихирем, поили своих братьев и мужей, а также пили сами за здоровье провожаемого ими августейшего гостя. Все это совершалось на скаку с выстрелами и разными эволюциями до Николаевского моста, на расстоянии восьми верст, и к чести и молодечеству казаков не случилось ни одного падения.

Крепость Грозная.

От Терека до Грозной на тридцати верстном расстоянии, кроме конвоя, состоявшего из Моздокских казаков и двух конных орудий, была расставлена эшелонами пехота с артиллерией. В укреплении Горячеводском, где была перепряжка и завтрак, представлялись почетные жители Старого и Нового Юрта, а также других мирных чеченские аулов, живших по правую сторону Терека против Моздокского полка.

Не смотря на то, что и этот переезд совершен был его высочеством большею частию верхом, но в Грозную прибыл довольно рано. В этой крепости нет ничего замечательного; да и окрестности ее самые обыкновенные ⁶.

23-го октября 1850 г. переезд от Грозной до Воздвиженской был в двадцать семь верст. Кроме шести сотен гребенских, моздокских и донских казаков и четырех конно-казачьих орудий, составлявших непосредственный конвой от Грозной, Ханкале было занято двумя батальонами куринцев при дивизионе орудий; а на половине дороги был расположен батальон куринцев же, четыре орудия и донской полк Тацына. При пехотном эшелоне, расположенном в Ханкале, находился командир Куринского егерского полка, полковник барон Меллер-Закомельский. [585]

Ханкальское ущелье.

В Ханкале был завтрак в палатках. С провозглашением тоста за здоровье государя наследника ущелье огласилось громким ура, а вслед затем раздались боевые выстрелы из орудий и открыт был батальный огонь. Все бросилось из палаток, чтобы посмотреть на полет ядер и гранат. Хотя не было неприятеля, но картина была боевая, тем более для тех, впрочем, немногих, которые слышали в первый раз полет ядер, разрыв гранат и свист сотен пуль. Некоторые думали, что мы атакованы неприятелем, но в Ханкале, кроме нескольких десятков мирных чеченцев, не было ни одного немирного. Его высочество очень любовался этой картиной.

За то значительные конные толпы неприятеля разъезжали за Аргуном, в то время, когда выехали из ущелья на открытое место. Даже одиночные конные показывались вне пушечного выстрела и по эту сторону реки. Пальба из орудий продолжалась, но только не по неприятелю: его высочеству угодно было произвести учение конно-казачьей артиллерии.

Переезд из Воздвиженской на Сунженскую линию.

Переезд от Воздвиженской, через Урус-Мартан, на Сунженскую линию был совершон еще с большими военными предосторожностями. Гойтинская и Гехинская просеки были заняты пехотой с артиллерией. Генерал Слепцов с сунженцами и четырьмя орудиями должен был встретить государя наследника, у входа в Гехинский лес.

Ожидать неприятеля в большем числе нельзя было; да никто об этом и не думал. Однако могло собраться в короткое время несколько сот конных и пеших чеченцев из того населения, которое гнездилось в лесных трущобах в верховьях Гойты, Мартана, Рошни и Гехи, что и случилось на самом деле. [586]

Перестрелка с чеченцами.

Еще не доезжая укрепления Урус-Мартанского, в опушке леса начали показываться одиночные всадники. За этим же укреплением неприятель не только начал чаще появляться в опушке леса, отстоящего на несколько верст от дороги, но небольшие партии конных чеченцев, джигитуя и гича на открытом пространстве, затевали перестрелку с находящимися в цепи казаками. Подъезжаем к небольшой речке Рошне, и в том месте, где с левой стороны приближался лес в дороге версты на полторы, показалась значительная толпа неприятеля. Не успел кто-то крикнуть: «Чеченцы!», указывая в ту сторону, откуда они показались, как его высочество, ударив плетью своего коня, помчался по указанному направлению.

Поражение чеченской партии на Рошне.

Все помчалось за цесаревичем. Старик М. С. Воронцов, герой Бородина и Краона, ехавший по нездоровью в экипаже, встрепенулся, вздрогнул и с замирающим сердцем, за ответственность в случае несчастья, вскочил на коня и, как юноша, помчался за наследником престола. Но вместо опасности он увидел торжество. Неприятель бежал и только лежало тело убитого чеченца, да бегали несколько лошадей без седоков. Картечь из двух орудий и шашки казаков нанесли такое поражение неприятельской толпе. Впрочем, и у нас, кроме двух лошадей, оказались легко ранеными казак и мирный чеченец.

Августейший Георгиевский кавалер.

Тут же оценена была отвага, с которою его высочество бросился на неприятеля, и главнокомандующий, по предоставленному ему праву, поздравил его георгиевским кавалером, о чем, по прибытии в Сунженскую, вошел с представлением к государю императору. [587]

Теперь мне, как очевидцу, остается рассказать о завтраке у входа в Гехинский лес, в котором, до прорубки просеки генералом Фрейтагом в 1846 году, не раз происходили кровавые побоища. Этим и закончу мое описание проезда наследника всероссийского престола по левому флангу кавказской линии.

Всем, едущим со стороны Гехи, педали виднеется высокий курган — называемый Юсуповым; находящаяся-же позади этого кургана просека еще рельефнее обрисовывает его. Но в два часа 24-го октября 1850 года подъезжавшие к Юсупову кургану всадники еще далее могли его заметить, по причине раскинутых на нем белых шатров.

Сунженцы и генерал Слепцов.

Однако приближавшегося в Юсупову кургану великого князя интересовали не белые шатры, на нем раскинутые, а войска, но близости его расположенные. Горя желанием поскорее приветствовать молодцев-сунженцев и их героя полководца, его высочество более чем за версту поскакал в галоп и остановился в то время, когда подскакал к нему с рапортом черноволосый, с пламенным взором, тонкими красивыми чертами лица, молодецки сидевший на своем лихом воне, молодой генерал. То был Слепцов — гроза не только чеченцев но и самого Шамиля, которого он разбил сначала на Натхое, а потом на Фартанге. И этот герой, любимый вообще подчиненными и обожаемый своими сунженцами, спустя два месяца пал смертью, подобно многим славным храбрым деятелям Кавказа, сраженный из-за завала пулей чеченца ⁷. [588]

Громким русским «ура» приветствовали сунженцы наследника цесаревича. Во время же тоста, провозглашенного за роскошным завтраком главнокомандующим Кавказскою армиею, во славу августейшего георгиевского кавалера, не только Гехинский лес, но и берега Валерика, столь славно воспетые нашим поэтом М. Ю. Лермонтовым, не раз запечатленные кровью русских, огласились радостными криками расположенных там трех батальонов тенгинцев и навагинцев. Боевые же орудийные выстрелы, смешанные с ружейными залпами, далеко разнесли это радостное событие по лесистым предгорьям Кавказа.

М. Я. Ольшевский.

_______________________________

Примечание. Рассказ нашего многоуважаемого сотрудника ген.-от-инфантерии М. Я. Ольшевского о вторичном посещении Кавказа Александром Николаевичем, но уже императором всероссийским, именно в сентябре 1861 г., помещен в «Русской Старине» изд. 1884 г. том ХLII, май, стр. 355-374. — Ред.

Комментарии

1. Подробности о генерале Круковском изложены мною в «Русской Старине» изд. 1879 г., том XXV, стр. 322-324.

2. Нижегородский драгунский полк был переведен из Кара-Агача, что в Кахетии, сихнахского уезда, в Чир-юрт в 1845 году. Цель этого перемещения была та, что, находясь на рубеже Прикаспийского края и левого фланга Кавказской линии, части этого полка с большим удобством могли участвовать в военных действиях, происходивших на этих театрах. — М. О.

3. Рассказы В. М. Козловского были оригинальны, потому что кроме причмокивания, беспрестанно слышались слова: «как, так, бишь». — М. О.

4. Во время появления Шамиля в окрестностях Внезапной и нападения на Андрееву, для защити этих пунктов, в распоряжении полковника Козловского находилось пять слабого состава рот и учебная команда, при двух подвижных орудиях, — числительность которых не превышала семисот человек. Четыре роты охраняли крепость, форштадт и аул; одна же рота и учебная команда составляли подвижной резерв. — М. О.

5. Мужественно храбрый и благоразумно-распорядительный Я. П. Бакланов был не только командиром одного из донских полков, на Кумыкской плоскости расположенных, но и командующим войсками в укреплении Куринском. Своими решительными действиями за Мичиком, он до того сделался известен и страшен в горах, что самые лучшие предводители и наездники терялись при его появлении. Чеченки же унимали плачущих своих ребят «Шайтаном Баклу», так называли чеченцы Бакланова.

Весьма интересные и своеобразно изложенные Записки Я. П. Бакланова напечатаны в «Русской Старине» изд. 1870 и 1871 гг. — М. О.

6. Впрочем государь наследник — подобно другим местам, посетил госпиталь и объехал Грозную. Не была забыта и землянка Ермолова, в которой жил Алексей Петрович во время постройки этой крепости в 1818 году. — М. О.

7. В декабре 1860 г., во время рубки леса в верховьях Гехи отрядом состоящим под его начальством, чеченский наиб Саибдулла однажды открыл пальбу из орудия, поставленного на лесистой горе. Слепцов не мог перенести, как выражался — «такого глумления над ним и его отрядом», и сделано было им распоряжение к овладению орудием. Распределены были казаки на три колонны и указаны пути, по которым они должны скакать по первому неприятельскому выстрелу. Но это предприятие расстроилось со смертью главы атаки, который, будучи слишком пылок и имея отличного коня, унесся несколько вперед от скакавших за ним казаков. Смертью Слепцова были поражены войска и в особенности казаки. Стенания и плач были неописанные по всем станицам Сунженского полка. По высочайшему повелению станица Сунженская, в память героя, погибшего таким молодым — ему не было и 40 лет — названа «Слепцовскою». — М. О.

Текст воспроизведен по изданию: Цесаревич Александр Николаевич на Кавказе с 12 сентября по 28 октября 1850 г. (Памяти Государя Императора Александра Николаевича) // Русская старина, № 9. 1884