-

ОБЗОР СОБЫТИЙ НА КАВКАЗЕ В 1851 ГОДУ

VI.

Появление Магомет-Амина на правом берегу Лабы. Приготовления к измене на большом и малом Зеленчуках. Мнение главнокомандующего о совокупных действиях отрядов. Меры неприятеля против наступательных действий наших отрядов. Дело полковника Волкова. Лестный выговор. Бой 5-го февраля. Ложный слух. Поведение бесленеевцев. Удачные действия сподвижников Магомет-Амина. Угроза начальника правого фланга. Аулы сидов и бабуков. Подвиг казака Илясова. Засада. Подвиг неприятельской партии. Желание Императора Николая. Действия наших войск на Белой. Рекогносцировка майкопского ущелья. Последствия зимней экспедиции на Белой. Последние военные происшествия на правом фланге в 1851 году.

По сведениям, полученным в январе месяце начальником правого фланга генерал-маиором Евдокимовым, Магомет-Амин, находившийся долгое время в земле убыхов, вернулся в свой мехкеме на реке Пшехе и начал собирать большие партии пеших и конных. Цель этих приготовлений, которые велись очень поспешно, оставалась пока неизвестною. Старшины мирных аулов передавали, что он намерен двинуться к низовьям Кубани для нападения на одну из расположенных там станиц — Васюринскую или Воронежскую; лазутчики утверждали, что цель его сборов — прорваться в верхне-лабинский участок и атаковать [50] станицу Владимирскую. Скопище его к половине январи возросло до двух тысяч. С нашей стороны на всех угрожаемых пунктах по Кубани и по всей лабинской линии были приняты соответствующие меры. Начальник фланга сосредоточил все ближайшие резервы у станицы Владимирской, откуда мог действовать, соображаясь с обстоятельствами. 15-го января Магомет-Амин предпринял наступательное движение к Лабе по одному из ее левых притоков, реке Ходз. Не доходя до Лабы, он вдруг всю свою пехоту отправил назад, часть кавалерии оставил на левом берегу реки, а с другою переправился на нашу сторону и бросился по дороге к Житомирскому полку. На Лабе стоял в это время начальник лабинской линии полковник Волков с небольшою колонной из двух рот 4-го баталиона Ставропольского егерского полка, двух подвижных орудий и сотни казаков 2-го Лабинского линейного полка. Как только неприятельская кавалерия показалась на правом берегу, он тотчас выступил против нее и артиллерийским огнем заставил ее переправиться обратно за Лабу, где она и остановилась. По тревоге очень скоро прибыл с резервом из станицы Владимирской начальник верхне-лабинского участка подполковник Жданкевич. Быстрое появление новой колонны дало понять Магомет-Амину, что о намерении его ворваться в паши пределы лабинская линия предупреждена и что он везде встретит такой же отпор. Чтобы оставить какие-нибудь следы своего вторжения, он сжег до сорока стогов заготовленного нами на левом берегу Лабы сена и окончательно отступил, распустив свою кавалерию. 18-го числа снова собрана была большая партия на реке Белой, под предводительством князя Корбека-Болотокова. Она подошла уже близко к низовьям Кубани, угрожая станице Воронежской, но, заметив, что везде против нечаянных нападений приняты предосторожности, возвратилась за Белую. [51]

Еще в декабре предшествовавшего года кабардинцы большого и малого Зеленчука и большая часть бесленеевцев посылали к Магомет-Амину своих почетнейших старшин с письменной жалобой на известного за Кубанью абрека Султана Джерикова, прозванного Длинным, и его сообщников, которые систематически разоряли их, угоняя лошадей и рогатый скот, истребляя их продовольственные запасы, уводя в плен малолетних девочек и мальчиков. В январе они получили ответ от Магомет-Амина, присланный с тем самым Длинным Султаном, на которого приносили жалобу. Магомет-Амин обещал возвратить все взятое абреками и угомонить хищников. В заключение он увещал их поддерживать дружественные отношения с непокорными обществами, населяющими левый берег Лабы.

В 1850 году начальниками линий: лабинской, черноморской кордонной и черноморской береговой одновременно предприняты были наступательные действия против неприятеля. Результатами этих одновременных военных операций главнокомандующий остался доволен и находил тем более полезным повторить их в зиму 1851 года, что между непокорными нам племенами возникли неудовольствия против Магомет-Амина, доходившие нередко до открытого сопротивления его распоряжениям. Бывший чеченский наиб, один из даровитейших сподвижников Шамиля, задавшись целью объединить все племена западного Кавказа, стал обнаруживать стремление захватить в свои руки неограниченную власть. Стремление это вызвало сопротивление со стороны воинственного племени шапсугов, самого многочисленного за Кубанью; в нем началось волнение, сообщившееся и другому, не менее воинственному племени — убыхам. Для успехов нашего оружия на западном Кавказе полезно было воспользоваться этим разладом, и потому главнокомандующий полагал, не теряя времени, предпринять наступательные действия против [52] неприятеля одновременно тремя отрядами. Мнение свое он изложил в отзыве командующему войсками на кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенанту Завадовскому, которым и разосланы были соответствующие предписания начальникам линии. К 3-му февраля начальник правого фланга г.-м. Евдокимов сосредоточил у Владимирской станицы отряд, в состав которого вошли 3-й баталион, 10-я и 11-я роты Ставропольского егерского полка, три роты 2-го и весь 3-й баталион Кубанского егерского полка, рота Кавказского линейного № 3 баталиона, две роты пешего казачьего № 1 баталиона, шесть сотен 2-й бригады Кавказского линейного казачьего войска, семь сотен 3-й и пять сотен 4-й бригады того же войска, по три сотни Донских казачьих №№ 15 и 26 полков, милиции ногайских племен и армянского аула, до пятисот человек, дивизион легкой № 2 батареи 19-й артиллерийской бригады, два горных орудия № 3 батареи той же бригады, взвод подвижных орудий № 8 полуроты, три взвода конной артиллерийской казачьей № 13 батареи и казачья ракетная команда; всего четыре баталиона пехоты, 24 сотни кавалерии, до 500 человек милиции, 14 орудий и 6 ракетных станков. Генерал Евдокимов был далек от того, чтобы придать задуманной им экспедиции характер обыкновенного набега, когда угоняют стада и табуны, забирают в плен растерявшихся пастухов и задержавшихся в поле женщин. Он предполагал проникнуть в самые отдаленные неприятельские земли, так далеко, как только позволят обстоятельства, туда, где ни в каком случае появление наших войск не ожидают, оставляя в тылу отряда ближайшие к нам общества, против которых предприняты будут второстепенные действия. Он рассчитывал также, что чем дальше углубится в пределы непокорных обществ, тем в более значительных силах соберется против нашей колонны неприятель и [53] таким образом доставит возможность нанести ему более чувствительное поражение, нежели при частных с ним столкновениях, когда он действует небольшими партиями. Приступая к осуществлению своих предположений, начальник фланга главным образом имел в виду сообщенную им Высочайшую волю, в силу которой между Лабой и Белой не должно было оставаться туземного населения.

С некоторого времени аулы непокорных горцев, лежавшие между реками Лабой и Белой, опасаясь внезапных нападений, удалились вглубь страны, поселившись на местностях, изрезанных оврагами и покрытых лесами. Хотя распоряжение по сбору войск делались в величайшей тайне, тем не менее слух о предстоящем вторжении наших войск неизвестно каким путем успел проникнуть в горы и вызвать там небывалую деятельность. Караулы неприятельские, всегда бдительные и осторожные, были усилены и число их увеличено. Для того, чтобы нападения наши сопряжены были с возможно меньшими для горцев материальными потерями, для имущества и домашнего скота они избирали скрытные и малодоступные места, куда при первых признаках тревоги должны были спасаться их семейства. Обращено было внимание на дороги, на которых можно было ожидать появление наших колонн: все оне были частью перекопаны, частью завалены срубленными деревьями, колючим кустарником и огромными каменными глыбами. Словом, приняты были все меры к тому, чтобы задерживать движение наших войск в самых опасных местах: между лесами, мимо болот, на переправах.

Приготовления к походу, начавшиеся 3-го февраля утром, перед вечером были окончены. В сумерки из-под станицы Владимирской войска начали вытягиваться к Лабе, имея при себе 6-ти дневный провиант, патронные ящики и артельные котлы на вьюках. Пехота переправилась на [54] левый берег по мосту на козлах, заранее приготовленному в станице; кавалерия, артиллерия и ракетная команда перешли в брод. В 9 часов вечера отряд был стянут у реки Ходз при впадении в нее Губса. Для переправы пехоты через Ходз перекинуты были срубленные на месте деревья. Отсюда отряд продолжал следовать левым берегом Губса тремя колоннами: в цервой, под начальством полковника Волкова, вся конница, за исключением двух сотен Донского № 15 полка и пяти сотен 1-й бригады Кавказского линейного казачьего войска и одного взвода конноартиллерийской № 13 батареи; во второй, под начальством подполковника Жданкевича, 7 рот Кубанского егерского полка, рота Кавказского линейного № 3 баталиона, две сотни Донского № 15 полка, три сотни 4-й бригады Кавказского линейного казачьего войска, взвод конноартиллерийской № 13 батареи, взвод легких орудий № 2 и взвод горных № 3 батарей 19-й артиллерийской бригады; в третьей, под начальством подполковника Нелидова, 6 рот Ставропольского егерского полка, 2 роты пешего казачьего № 1 баталиона, 2 сотни 4-й бригады Кавказского линейного казачьего войска, взвод легкой № 2 батареи 19-й бригады и взвод подвижной гарнизонной артиллерии № 8 полуроты. Не доходя 10-ти верст до реки Псефира замечен был след неприятельского пикета, который, вероятно, поскакал в аулы дать знать о нашем приближении. Чтобы выиграть время, коннице приказано было двинуться быстрее, а колонне подполковника Жданкевича следовать за ней безостановочно. Конная колонна разделилась на три части: первая, под начальством полковника Волкова, из 6-ти сотен 2-й бригады и двух милиций — мансуровской и карамурзинской — двинулась вправо; вторая, под начальством подполковника Мещеринова, из 7-ми сотен 3-й бригады и милиций наурузовской и армянской, направилась влево; три остальные сотни с [55] дивизионом конной артиллерии шли в резерве. Первая часть передовой колонны должна была переправиться через Псефир, охватить всю местность между этою рекой и Фарсом, забирать и истреблять все, что будет попадаться по дороге и по Псефиру и двигаться на соединение с отрядом, который будет следовать прямо за Псефир. С рассветом вправо и влево показалось зарево пожаров и наконец послышались выстрелы, что означало истребление Волковым и Мещериновым хуторов, разбросанных по глубоким лесистым балкам. Генерал Евдокимов с остальною конницей перешел на левый берег Псефира и ожидал Жданкевича, который не замедлил прибыть со своею колонною. У Волкова и Мещеринова перестрелка разгоралась все сильнее; густые облака дыма, застилавшие правый берег Псефира, обозначали приближение к отряду передовой колонны. Выстрелы становились явственнее. Неприятель, постоянно увеличиваясь прибывшими к нему новыми партиями, с особенным ожесточением преследовал нашу кавалерию, чему благоприятствовала закрытая лесами и пересеченная оврагами местность. Казаки и милиция не только выдерживали натиски неприятеля, но и сами несколько раз ходили в атаку, отбрасывая стекавшиеся со всех сторон толпы абадзехов. В одной из рукопашных схваток в колонне Волкова убит капитан Алибей Мансуров, не раз обращавший на себя внимание своим удальством и неустрашимостью. Для поддержания кавалерийских колонн Волкова и Мещеринова, на которые сильно налегал неприятель, выдвинуты были по взводу конных орудий с сотнями донских казаков, а затем выступили три роты 2-го баталиона Кубанского егерского полка и рота Кавказского линейного № 3 баталиона, под начальством Жданкевича. Добыча, захваченная казаками и милиционерами и доставленная в отряд, состояла из 80-ти голов крупного рогатого скота и 6-т и тысяч [56] баранов. Вслед за нею и прикрывая ее, отступали колонны Волкова и Мещеринова. Бой не прекращался вплоть до присоединения их к отряду. Как только подошла колонна подполковника Нелидова, отряд занял позицию на одной из высот левого берега Псефира и, пользуясь случаем, начал забирать заготовленное здесь неприятелем сено. После фуражировки войска стянулись в лагерь, а неприятель отступил на пушечный выстрел, оставаясь на виду отряда.

Перед фронтом лагерного расположения, далее чем на ружейный выстрел, тянулась лесистая балка. Туда для прикрытия команд, отправленных за дровами, высланы были 10-я рота Ставропольского егерского полка и 1-я рота казачьего пешего № 1 баталиона. Горцы, заметив это, начали стягиваться к балке, и чем больше их прибывало, тем сильнее разгорался бой. Роты, под командой есаула Нолькена и шт.-кап. Дубяги, более часу оставались в огне; в подкрепление их направлены были охотники из других частей войск, что дало им возможность ударить на неприятеля в штыки и, опрокинув его, в порядке отступить.

Особенное рвение высказала в этот день, в лесу, рота пешего казачьего баталиона (пластуны), так что начальник отряда, во избежание излишних и очень часто напрасных потерь, вынужден был отдать людям этой роты приказание, чтобы на будущее время они не позволяли себе поодиночке и мелкими партиями кидаться на неприятеля в тех случаях, когда он численно несравненно сильнее их.

Заготовлением топлива для отряда и доставкою его в лагерь завершились действия войск 4-го февраля. Неприятель, по словам взятого в плен абадзеха, понес чувствительные потери. Наш урон простирался до 5-ти человек убитыми, в числе их капитан Алибей Мансуров и один обер-офицер, прапорщик Кубанского егерского полка Сарафанов, и 32 нижних чинов ранеными; 4 обер-офицера: [57] Ставропольского егерского полка капитан Грейер, казачьего пешего № 1 баталиона есаул Нолькен, легкой № 3 батареи 19-й артиллерийской бригады поручик Зубовский, милиции поручик Шаган-Гирей Ботоков и 6 нижних чинов были контужены. Лошадей убито 7, ранено 36. Нижние чины как регулярных частей, так равно и казаков и милиции завладели множеством оружия, снятого с убитых. Скопище неприятеля к концу дня 4-го февраля возросло до трех тысяч, большею частью населяющих пространство между Лабой и Белой абадзехов, махошевцев и егерукаевцев. Ночью неприятель тревожил отряд, а на следующий день утром стоял впереди нашей позиций, выжидая, по-видимому, удобного момента для атаки.

По достижении одной из целей предпринятой экспедиции — опустошения значительных пространств между Лабой и Белой, заселенных непокорными нам обществами — начальнику правого фланга оставалось достигнуть другой, не менее важной цеди: вызвать неприятеля на бой, нанести ему решительное поражение, чтобы уронить его в глазах подчинившихся ему племен, поколебать их доверие к нему и показать им, что все усилия воспрепятствовать выполнению наших намерений разобьются о стойкость наших войск. Генерал Евдокимов предположил двинуться в пределы егерукаевского племени, аулы которого раскинулись вдоль правого берега Губса. Это движение не могло не заставить неприятеля выйти из бездействия, тем более, что между значками, развевавшимися над скопищем, было несколько егерукаевских. Утром Жданкевич с тремя ротами 2-го баталиона Кубанского егерского полка, ротою Кавказского линейного № 3 баталиона, взводом легкой № 3 батарей 19-й артиллерийской бригады и тремя сотнями Донского казачьего № 15 полка, взяв раненых и отбитую у неприятеля добычу, двинулся по дороге на Губс. Вслед [58] затем Волков с 10-ю и 11-ю ротами Ставропольского егерского полка, всею кавалерией и 6-ю орудиями конноартиллерийской № 13 батареи расположился на высоте в тылу позиции отряда. Прочие войска: третьи баталионы Ставропольского и Кубанского полков, две роты пешего казачьего № 1 баталиона, взводы легкой №№ 2-й и 3-й батарей 19-й артиллерийской бригады и взвод подвижной гарнизонной артиллерийской № 8 полуроты остались на позиции, под начальством генерального штаба полковника Рудановского. Заметив движение наших войск, Магомет-Аман придвинул свое скопище к нашей позиции. Можно было подумать, что он также как и его противник горел нетерпением завязать бой. Однако, несколько удачно брошенных в скопище гранат заставили его податься назад. Когда колонна с тяжестями отошла версты на три от лагеря, а полковник Волков расположился на указанной им позади отряда позиции, Рудановский начал стягивать войска. Две роты пешего казачьего баталиона посланы были для занятия переправы за ними выступили и прочие войска. Дорога к реке спускалась по крутым склонам тех самых высот, на которых находилась наша первоначальная позиция. Для неприятеля высоты эти представляли в данном случае, т. е. при движении наших войск в переправе, очень важное преимущество, и он воспользовался им. Едва войска покинули их и отошли не более 50-ти сажен, как ловким и быстрым маневром он занял их и градом нуль осыпал нашу колонну. Несмотря на то, что выгоды местности были на стороне горцев, Рудановский остановил колонну и на огонь неприятеля отвечал огнем пехоты и артиллерии. Горцы не отступили, напротив, они сильнее налегли на колонну; особенно сильно теснили они наш левый фланг, где местность позволяла им сосредоточиваться в больших массах. Когда же, несмотря на удачное действие нашей артиллерии, они [59] несколько раз пытались внезапною атакой расстроить нашу пехоту, егеря останавливали их сплошным ружейным огнем, а на угрозу броситься в шашки отвечали готовностью ударить в штыки. Бой продолжался около двух часов. Кроме артиллерии Рудановского, против неприятеля действовала артиллерия с позиции Волкова; ядра и гранаты производили опустошения в рядах скопища; горцы разбегались после каждого удачного выстрела и потом снова собирались, чтобы вымещать свои потери на егерях Ставропольского и Кубанского полков. Однако положение левого фланга с минуты на минуту становилось серьезнее. Туда начали стягиваться партии, действовавшие против нашего фронта и правого фланга. По всей вероятности, неприятель хотел смять его и прорубиться к центру колонны. Принимая во внимание его силы, намерение это не было слишком самонадеянным, но доблестное поведение наших войск не дало ему осуществиться. Генерал Евдокимов приказал Рудановскому атаковать теснившие левый фланг партии кавалерией, куда немедленно направлены были все шесть сотен 2-й бригады Кавказского линейного казачьего войска, а баталиону Ставропольского егерского полка штурмовать высоты; артиллерия продолжала громить скопище навесными выстрелами. Это общее движение наших войск, наступавших уверенно и в образцовом порядке, вызвало в рядах неприятеля заметное смятение; значки его задвигались во все стороны, кавалерия зашевелилась. Опасаясь быть обойденным справа, неприятель начал отступать, но отступление перешло в бегство когда артиллерия, подскакав к нему на ближайший выстрел, обдала прикрывавшую отступление конницу несколько раз картечью. Это был заключительный акт жаркого боя 5-го февраля. Горцы, через лес, в страшном беспорядке бежали к дальним высотам. Расположившись на них, они ничего уже не предпринимали и только следили [60] за нашими колоннами, возобновившими прерванное движение к Губсу. С нашей стороны убито 4, ранено 27 и контужено 8 нижних чинов; лошадей ранено 8. Переправившись через Губс, войска расположились биваком на дороге к егерукаевским аулам, которые предполагалось разорить на другой день, но поднявшаяся вьюга и поваливший снег заставили укрыть отряд в лесу, где он простоял до утра. Так как погода продолжала быть неблагоприятною для дальнейших действий, то намеченные к истреблению аулы остались нетронутыми, а войска возвратились в станицу Владимирскую. 7-го они переправились через Лабу и были распущены по квартирам.

Кроме главного отряда, действовавшего под личным начальством генерала Евдокимова, на Лабе был собран другой, вспомогательный отряд из 200 человек абазинской, тахтамышевской и кабардинской милиций и четырех сотен 5-й бригады Кавказского линейного казачьего войска. Отрядом командовал пристав тахтамышевских аулов и закубанских кабардинцев подполковник Соколов. Назначение этого отряда состояло в том, чтобы отвлечь от наших главных сил воинственных и хорошо вооруженных жителей залабинских обществ. Диверсию предписано было произвести 4-го, 5-го или 6-го февраля, смотря по обстоятельствам. Подполковник Соколов, пригласив с собой 60 человек карачаевцев, прибывших в Усть-Джегуму для решения некоторых спорных вопросов с тахтамышевцами, выступил в ночь на 5-е февраля с большого Зеленчука, 5-го остался дневать на малом Зеленчуке, в ночь на 6-е двинулся далее вверх по реке и 6-го на рассвете атаковал между псемесским лесом и Ахметовским укреплением три зимовника: тамовский, кизильбековский и принадлежавший беглым кабардинцам. Застигнутые врасплох, 10 караульных были убиты и милиция захватила 209 [61] голов крупного рогатого скота. Зимовники были преданы огню, а вместе с ними сгорели и находившиеся в них бараны, которых запретил брать колонный начальник с собою, чтобы они не замедляли отступления. Пожар вызвал на тревогу жителей соседних хуторов и аулов. Соколов предпринял обратное движение через Ахметовское укрепление. Горцы сильно преследовали колонну, чему способствовала пересеченная лесистыми балками местность. Желание отбить назад добычу делало их необыкновенно назойливыми — и упорный огнестрельный бой несколько раз переходил в рукопашный. Утром колонна прибыла в Ахметовское, а 7-го возвратилась на большой Зеленчук, потеряв убитыми 5 казаков, 2-х карачаевских старшин — родных братьев: подпоручика Гели-хана и Мурза-бек-Крыма Шаукаловых — и одного ногайского узденя; ранеными 16 казаков, недавно выселившегося к нам шагиреевского султана Магкло-Гирея, двух карачаевских узденей, абазинского князя Измаила Лоова, двух ногайских узденей и русской службы корнета Намаза Кубекова; 20 лошадей убитыми и 17 ранеными. В числе тяжело раненых в неприятельском скопище называли кизильбековского султана Ярыкова, близкого сподвижника Магомет-Амина.

15-го марта начальником правого фланга получено было сведение, что Магомет-Амин, с намерением ввести лазутчиков в заблуждение и усыпить бдительность наших передовых постов, распустил слух о своем отъезде в землю шапсугов, где будто бы против него составляется заговор, и действительно выехал открыто, днем, но с первого же ночлега секретно вернулся в свое мехкеме и тотчас же приказал всем предводителям непокорных нам племен как можно поспешнее направить пешие и конные партии к назначенному им сборному пункту. Сведение это подтверждалось другим, сообщавшим, что Магомет-Амин [62] намерен разгромить одну из наших станиц на Лабе. Ложный слух об отъезде к шапсугам, тайное возвращение с первого же этапа и наконец самая поспешность, с какою со всех сторон направлялись к назначенному месту пешие и конные партии заставляли предполагать, что не для нападения на одну из наших станиц делались все эти приготовления, а для целей более серьезных и действий более продолжительных. Вдоль верховьев рек большого и малого Тегеней и Урупа, ниже ущелья Кувы, расположены были аулы бесленеевцев. Племя это вместе с некоторыми другими закубанскими племенами состояло в подданстве России, но, занимая местности, хорошо защищенные природою, вне наших кордонных линий и в близком соседстве с непокорными нам залабинскими обществами, оно пользовалось полною почти независимостью, и все влияние наше на жителей бесленеевских аулов ограничивалось тем, что они заимствовали у нас некоторые незначительные удобства в домашнем обиходе. В 1842 году бесленеевцам, при содействии прибывшего к ним неприятельского скопища, удалось выселиться от нас, несмотря на присутствие в их земле нашего отряда. Впоследствии великодушное правительство наше дало им позволение возвратиться на покинутые пепелища, с забвением прошлого. К сожалению, своею неблагонамеренностью и своим двуличным поведением они не оправдали милостей правительства: во-первых, они давали у себя пристанище партиям абреков, от которых принимали на хранение награбленную у нас на Кубани добычу; во-вторых, когда за Кубанью появился Магомет-Амин, они вступили с ним в открытые сношения, два раза присягали ему на верность я наконец в текущем 1851 году посылали к нему через доверенных лиц письма, в которых просили о помощи для переселения за Лабу. Вследствие таких шатких отношений к нам этого племени командующий войсками на кавказской [63] линии и в Черномории решил выселить бесленеевцев на Уруп, ниже впадения в него большого Тегеня, но мера эта за суровым временем года не была приведена в исполнение, и облагодетельствованные русскими жители, оставаясь на прежних местах, продолжали извещать Магомет-Амина обо всем, что происходило у нас на линии, так что наши лазутчики далеко уступали лазутчикам Магомет-Амина. Сообразив все вышеизложенные обстоятельства, начальник правого фланга пришел к заключению, что Магомет-Амин поспешит двинуться к бесленеевским аулам, вместе с ними возмутит закубанских кабардинцев и бангильбаевцев, выселит всех их за Лабу или осуществит давнишнюю мысль проникнуть в Карачай. Каковы бы ни были замыслы неприятеля, необходимо было принять быстрые меры к противодействию им. Всем войскам, расположенным на Кубани и у верхнего течения Лабы, отдано было приказание, отделив необходимое число их для обороны станиц, двинуться форсированным маршем к станице Вознесенской. Войскам, находившимся у нижнего точения Лабы и Кубани, приказано стянуться к одной из нижне-лабинских станиц для прикрытия работ по постройке моста через Лабу и для подания помощи хатукаевцам, если к тому представится надобность. Бесленеевцам послано было уведомление об отъезде начальника фланга в станицу Вознесенскую и о совершенной готовности войск выступить к ним на помощь в случае появления у них скопищ Магомет-Амина. Этою мерою начальник фланга надеялся предупредить вторжение в землю бесленеевцев неприятельских скопищ, так как он был уверен, что бесленеевцы тотчас же дадут знать Магомет-Амину о движении к ним русского отряда. Магомет-Амин действительно готовился к вторжению. Отделив 16-го числа партию около 600 человек, под предводительством старшины Карабатыра и [64] темиргоевского князя Болотокова, он направил ее к хатукаевцам, а сам с остальными двумя тысячами пеших и конных продолжал двигаться к бесленеевским аулам. Получив, однако, известие, что туда же наступают русские войска, он приказал остановить стекавшиеся со всех сторон на усиление его партии и расположился станом на урочище Кеналь, у верховьев Псефира, а 400 человек конных, следовавшие в авангарде, под начальством кизильбековского султана, и далеко опередившие главные силы, успели переправиться через Лабу выше Ахметовского укрепления и остановились, в ожидании дальнейших распоряжений, у истоков р. Кунша. Между тем войска — 3 баталиона пехоты, 8 сотен кавалерии, 2 конных и 4 пеших орудия — только 18-го окончательно стянулись к сборному пункту, станице Вознесенской. Начальник фланга в тот же день выступил с этим отрядом на Тегень к бесленеевцам. Для охраны ворхне-лабинских станиц составлен был другой отряд — из 6-ти сотен конницы при 2-х конных орудиях, под начальством Волкова. Этому отряду назначено было стоять в станице Чамлыкской. В Урупинскую собраны были, под начальством полковника Войцицкого, 4 сотни Кубанской и 4 Ставропольской бригад и 2 конных орудия, которые расположились выше станицы около аулов урупских султанов. Этому отряду назначено было, если окажется нужным, усилить отряд полковника Волкова на Лабе или действовать отдельно в случае появления неприятеля на Кубани. В баталпашинском участке приготовлены были 4 сотни 5-й бригады Кавказского линейного казачьего войска при 2-х конных орудиях для движения в случае надобности к кабардинцам или вообще куда укажут обстоятельства. Отряд, выступивший из станицы Вознесенской, в 60-ти верстах от нее спустился с джельтемесских высот к бесленеевским аулам, лежавшим на [65] большом Тегене, и стал на позицию, отделявшую их от дороги за Лабу. Надеясь на скорое прибытие Магомет-Амина, не перестававшего присылать к бесленеевцам гонцов с извещением о движении своего огромного скопища к ним на помощь, князья и старшины бесленеевские не вышли навстречу отряда, и только толпы их с высот наблюдали за действиями наших войск. Некоторые находили даже отряд наш до того незначительным по своему численному составу, что открыто высказывали свое мнение о возможности заставить русских удалиться, не дожидаясь прибытия к ним на помощь абадзехов. Предупрежденный о таком настроении умов среди народа и зная, что весь он при появлении Магомет-Амина передастся ему, начальник отряда 20-го числа созвал старшин и объявил им, что если они до вечера не уберут свои семейства и свое имущество, то на другой день, 21-го, с ними поступлено будет как с изменниками. Сегодня он действует в интересах их благосостояния, заботится о том, чтобы их не постигло разорение, неизбежное при вторжении неприятеля, а завтра он будет видеть в них изменников и поступит с ними, как с непокорным русскому правительству обществом. Старшины отнеслись слишком легко к предостережению генерала; в словах его они видели угрозу, которой он не решится привести в исполнение, и потому семейства так и остались не выведенными, а имущество неубранным. 21-го числа войска, которым заблаговременно отдано было приказание, начали делиться на мелкие партии, делая вид, что готовятся исполнить угрозу своего начальника. Это возымело свое действие: все аулы, расположенные на большом Тегене, начали поспешно выводить свои семейства и увозить имущество к аулам, лежавшим на малом Тегене. Вечером туда же передвинулся и наш отряд. 22-го очищены аулы на малом Тегене и все бесленеевцы [66] направлены к Урупу. С 23-го по 26-е продолжалось движение вниз по этой реке, переправа через нее семейств, имущества и домашних животных и размещение аулов по правому берегу вверх от Урупской станицы, на протяжении без малого 20-ти верст. Магомет-Амин, узнав о выселении бесленеевцев с обоих Тегеней, хотел броситься на Уруп, чтоб захватить те бесленеевские аулы, которые не находились под непосредственною защитою отряди, стоявшего на Тегене, но туда, с целью предупредить это намерение и наблюдать за кабардинцами, вызван был отряд, собранный на Кубани. Тогда, отказавшись от попытки возмутить против нас бесленеевцев, Магомет-Амин распустил пехоту и со всею конницей, доходившей числом до 3-х тысяч всадников, двинулся вниз по реке Ходз к станице Лабинской. Поднявшись на высоты, он вдруг увидел колонну полковника Волкова, в которой насчитывалось уже 12 сотен кавалерии и которая следовала от станицы Вознесенской по одному с ним направлению. Не решаясь переправляться через Лабу, он отказался и от этого намерения, повернул к лесу и распустил свое скопище. Таким образом бесленеевские аулы, числом 18, без выстрела выселены были почти к центру нашей передовой линии. Здесь, удаленные от влияния непокорных обществ и лишенные возможности безнаказанно укрывать у себя пробирающиеся к нашим границам партии абреков, они могли скорее оценить блага, которыми пользовались находящиеся под покровительством России прикубанские общества и, как довольно культурное племя, примириться со своим новым положением.

Хотя сведения о роспуске Магомет-Амином скопища подтвердились, тем не менее начальник правого фланга, в предупреждение внезапного нападения на бесленеевцев на новом месте их жительства, признал необходимым [67] оставить на Урупе один баталион пехоты при двух орудиях и две сотни казаков впредь до окончания запашки полей и устройства жилищ переселившимися аулами. Начальнику баталпашинского участка отдано было приказание иметь в полной готовности войска, так как волнения между закубанскими кабардинцами, вызванные слухом о намерении Магомет-Амина выселить их за Лабу, все еще не улеглись. Затем все остальные войска были распущены по квартирам.

Нельзя сказать, чтобы все замыслы Магомет-Амина имели неудачный исход. Партия в 600 человек, под предводительством старшины Карабатыра и князя Болотокова, которую он выделил из скопища и направил 16-го числа к хатукаевскому племени для выселения его за Белую, с успехом выполнила возложенное на нее поручение. В ночь на 17-е число, заняв 6 хатукаевских аулов, расположенных на левом берегу Кубани ниже впадения в нее Лабы, и забрав жителей, давно замышлявших измену и заблаговременно приготовившихся к выселению, 17-го на рассвете она предала огню их аулы и возвратилась на Белую за остальными четырьмя аулами, и таким образом все племя перевела на левый берег этой реки. Так как о намерении хатукаевцев передаться неприятелю еще прежде сообщено было на линию, то по тревоге очень скоро в станице Некрасовской собран был небольшой отряд из 4-х рот пехоты, 10-ти сотен кавалерии и 2-х орудий. Войска вовремя прибыли к переправе, но за половодьем Лабы переправиться не могли и ограничились тем, что по переселявшимся открыли с правого берега артиллерийский огонь. Не выселенным остался один только хатукаевский аул Набугой, находившийся на правой стороне Лабы; аул этот переведен был на Кубань, к одному из покорных нам аулов против темижбекского поста. [68]

В первых числах апреля Магомет-Амин снова начал готовиться к походу. 10-го числа, собрав до тысячи человек доброконных, он намеревался броситься на верхне-лабинскую линию, но, получив сведение о мерах предосторожности, принятых на всех линиях, несколько дней оставался в бездействии. 13-го числа конница его переправилась через Лабу у верховьев этой реки и заняла тюменский лес. По первому известию о новых замыслах неприятеля, начальник баталпашинского участка полковник Васмунд стянул к станице баталпашинской 5 сотен вверенной ему бригады, 2 конных орудия и до 200 человек тахтамышевской милиции. Расположением в станице баталпашинской Васмунд прикрывал Кубань; отсюда он имел возможность в то же время наблюдать за кабардинцами и башильбаевцами, которые с своей стороны собрали ополчение в 400 человек, чтобы встретить врага с оружием в руках и облегчить действия русскому отряду. Это было наглядным подтверждением их постоянных уверений в преданности нашему правительству. Так все думали; на самом же деле этим они маскировали готовившуюся измену. В то время как представители их совещались с начальником участка о наиболее целесообразных мерах к противодействию замыслам Магомет-Амина, единомышленники их с тем же самым Магомет-Амином вели тайные переговоры о выселении за Лабу. Как только они увидели, что некоторые части наших войск сосредоточиваются у баталпашинской станицы, тотчас же через гонцов своих известили об этом Магомет-Амина, прося его прибыть к ним как можно скорее. Диктатор немедленно направил к их аулам, разбросанным по обоим Зеленчукам, 400 человек конных, под предводительством кизильбековского султана, приказав им разделиться на мелкие партии, чтоб не возбудить подозрения русских. Жители между тем [69] всю ночь провели в сборах к выселению, седлали и вьючили лошадей, выносили и складывали на арбы свое имущество, и все это делалось так скрытно, что об измене их узнали, когда она стала совершившимся фактом. Едва завидели они приближавшиеся к ним партии, как тотчас же выступили к ним навстречу, с ополчением во главе, предав огню свои пепелища. Арбы свои они пропустили вперед и до того поспешно уходили, что утром 14-го были уже далеко за горизонтом. Узнав о приближении неприятельских партий к Зеленчукам, полковник Васмунд с присоединившеюся к нему тахтамышевскою милицией двинулся форсированным маршем по следам уходивших, но нагнать их не мог. Не доходя до кабардинских аулов, еще до рассвета, он увидел в нескольких местах зарево пожаров; он понял, что аулы покинуты и еще один замысел Магомет-Амина увенчался успехом. Бежал в горы с малого Зеленчука также и богатый аул княгини Касаевой, в преданности которой облагодетельствовавшему ее русскому правительству менее всего можно было сомневаться. В 7-ми верстах от укрепления Надеждинского, выше по реке, расположен был аул Сидов. Как только воинский начальник названного укрепления маиор Гоц узнал о появлении в окрестностях аула неприятельской партии, он тотчас же догадался, зачем идет неприятель и, чтобы не оставить жителей беззащитными, выступил к ним на помощь с двумя ротами пехоты при двух орудиях и сотней казаков. Когда же он убедился, что жителей не силою уводят, что они уже приготовились заранее к выселению и, несмотря на присутствие отряда, бросились навстречу партии, открыл по ним канонаду, от которой пострадали и сами изменники, и прибывшая за ними партия. Жители аула Бабукова, одного из самых богатых на Кубани, находившегося под выстрелами большерского поста, [70] обратились к постовому начальнику с просьбой дозволить им, уложив свое имущество на арбы, подвезти их к самому посту, где они будут в безопасности от покушений неприятеля, о приближении которого в последнее время носились упорные слухи. Постовой начальник не считал себя в праве отказать им в этой просьбе. К утру ни одной арбы под стенами ограды и ни одного человека в целом ауле не осталось — все бежали к поджидавшей их невдалеке партии. Всего, по собранным сведениям, бежало к неприятелю башильбаевцев и кабардинцев 305 дымов; осталось 208. Оставшиеся, чтобы не подвергнуться насилиям и разорению, частью укрылись в лесах, частью разбрелись по своим аулам. Полковник Васмунд, прибыв 14-го числа на большой Зеленчук, убедился, что бежавшие от нас аулы успели уже достигнуть глубоких, покрытых лесом ущелий в верховьях реки. Не находя возможным вдаваться с отрядом и артиллерией в эти трудно доступные трущобы, он вынужден был прекратить преследование. Между тем передавшиеся неприятелю башильбаевцы и кабардинцы переправились через Лабу и остановились на одном из ее притоков, малой Лабе, но оставаться здесь навсегда не пожелали и упросили Магомет-Амина поселить их у истоков Фарса и Псефира.

К 20-му апреля, по распоряжению командующего войсками на кавказской линии и в Черномории, у станицы Тенгинской сосредоточены были значительные боевые силы, предназначавшиеся для военных действий на Белой. Несмотря на приготовления с нашей стороны к большой экспедиции, о чем было известно Магомет-Амину, скопище его продолжало занимать позицию у истоков Лабы, угрожая верхне-лабинским станицам и новым поселениям бесленеевцев, среди которых было еще довольно много сторонников выселения из наших пределов в горы, поддерживавших [71] сношения с Магомет-Амином. Кроме того, передавшиеся неприятелю кабардинцы несколько раз приступали к Магомет-Амину с требованием вести их к верховьям Кубани для истребления аулов и насильственного выселения тех из их соплеменников, которые не пожелали последовать за ними. “Там, у верховьев Кубани — говорили они — пасутся многочисленные стада и табуны мирных ногайцев; если ты поведешь нас туда, мы вернемся с богатой добычей." Магомет-Амин сдался на эти убеждения и потянулся со своим скопищем к Кубани. Но его предупредил полковник Войцицкий, которому, за болезнью полковника Волкова, вверено было командование войсками, на лабинской линии расположенными. Не зная о настоящих намерениях Магомет-Амина, но извещенный о его выступлении на Кубань, он поспешил занять отдельными отрядами те пункты, из которых, не обнажая лабинской линии, можно было броситься к Кубани для подания помощи мирным ногайцам и другим покорным нам обществам, которым будет угрожать опасность. В это время на Кубани показался отряд начальника центра г.-м. кн. Эристова, направлявшийся к станице Баталпашинской. Магомет-Амин принужден был отложить свое намерение до более благоприятного времени и повернуть к Белой для наблюдения за нашими главными силами, расположившимися у ст. Тенгинской.

С половины апреля в продолжение целого месяца отряд полковника Волкова, расположенный как выше сказано, сторожил скопище Магомет-Амина, которому приписывали намерение атаковать одну из станиц лабинской линии или прорваться к новым поселениям бесленеевцев и увести все племя в горы. 13-го мая, переправившись на нашу сторону между Зассовским укреплением и подольским постом, неприятель двинулся к последнему, чтобы разгромить и снять его, но, встретив геройское сопротивление гарнизона, [72] отступил и, после небольшого роздыха, потянулся по реке Окарде прямо к бесленеевским аулам. По его следам выступил и отряд полковника Волкова, но за дальностью расстояния не мог настичь, так что Магомет-Амину удалось выполнить замысел без выстрела. Забрав бесленеевцев со всем их имуществом и предав пламени недавно устроенные ими аулы, он продолжал предпринятое движение вверх по Урупу. Когда же высланный им на разведки конный патруль прискакал к нему с известием, что на расстоянии одного часа пути по следам скопища идет русский отряд, он повернул к ущелью, закрытому лесом со стороны дороги, и остановился там в засаде. Местность не позволила отряду вовремя заметить этот маневр. Между тем к войскам, действовавшим под начальством Волкова, притянут был но дороге летучий отряд подполковника Золотарева, незадолго перед тем сформированный по распоряжению командующего войсками на кавказской линии и в Черномории. Едва колонна поравнялась с засадой, как горцы встретили ее залпом. Завязался бой, сначала огнестрельный, но очень скоро перешедший в рукопашный между казаками и передовыми партиями скопища. Хотя Магомет-Амин выбрал очень удобную позицию для засады, однако войска наши имели важное преимущество, расположившись на возвышении, откуда могли громить неприятеля сверху. Артиллерия, не прекращавшая пальбы от начала до конца боя, и батальный огонь пехоты производили заметные опустошения в рядах скопища; тем не менее абадзехи несколько раз возобновляли атаки холодным оружием, не обращая внимания на пики казаков и штыки егерей, и только после упорного двухчасового боя, оставив на месте более 70-ти тел, бежали но направлению к Ахметовскому укреплению, мимо которого шла дорога в горы. Здесь скопище встретилось неожиданно с подстерегавшим его отрядом [73] г.-м. кн.Эристова. Началось новое побоище, окончившееся новым поражением неприятеля. Разбитый наголову, он в беспорядке отступал лесами, бросая по дороге лошадей и тела убитых. В отряде Волкова выбыло из строя 3 казака убитыми, 4 ранеными. Лошадей убито 3, ранено 7.

Ближайшим результатом двух встреч Магомет-Амина с нашими войсками было возвращение бесленеевцев со всем их имуществом и семействами к своим только что истребленным аулам. Второй, еще менее утешительный результат ожидал его впереди.

В числе предположений о военных действиях наших войск на правом фланге кавказской линии в зимние месяцы 1851 года на первом плане стояло устройство моста через р. Белую. Этою важною мерою достигалась одна из главных целей наших военных операций за Кубанью в том году, указанная Государем Императором — удаление всех непокорных нам обществ с пространств, орошаемых реками Лабою и Белой. Приступить к выполнению этой задачи решено было в ноябре месяце. С 15-го числа начали стягиваться к Белой значительные силы из всех родов оружия: 4-й баталион Тенгинского полка, 4-й Кубанского егерского, 3-й баталион и две роты 2-го баталиона Ставропольского егерского полка, 8 станков пешей ракетной команды того же полка, 4 сотни 1-й бригады Кавказского линейного казачьего войска, 2 сотни 2-й бригады, ракетная команда обеих бригад, 3 сотни 3-й бригады, две 4-й, 4 сотни Донских казачьих №№ 15 и 31 полков, одна сотня милиции, 2 легких орудия № 2 батареи 19-й артиллерийской бригады, 2 легких № 3 батареи той же бригады, 4 легких орудия конной № 13 батареи и 2 легких конной № 14 батареи. Пользуясь сбором войск на Белой, начальник правого фланга предпринял давно стоявшую на очереди рекогносцировку окрестностей майкопского ущелья и выбора пункта, на [74] котором бы можно было заложить укрепление при условиях, наиболее благоприятных для здоровья гарнизона. Движение наших войск к майкопскому ущелью, по мнению командующего войсками г.-л. Завадовского, могло оказать влияние в нашу пользу на непокорные нам племена, среди которых с некоторого времени господствовало недовольство Магомет-Амином. 18-го ноября на левом берегу Белой разбито и заложено полевое укрепление на 100 человек пехоты при 2-х орудиях для безопасности рабочих в случае нападения неприятеля, для которого мост на Белой будет равносилен приглашению удалиться с берегов этой реки. Того же числа в станице Тенгинской собраны были войска, которые 19-го, под начальством командира Донского казачьего № 31 полка полковника Ягодина, прибыли на Белую и расположились лагерем подле укрепления. Полевой редут, начатый настройкою на левом берегу Белой, в два дня был совершенно окончен и вооружен 2-мя чугунными крепостными орудиями; 21-го в него вступил уже гарнизон и при вечерней заре боевым выстрелом из полупудового единорога вдоль по широкой просеке, ведущей к абадзехским равнинам, дано знать неприятелю, что мы стали твердой ногой на пути будущих наших операций. 22-го ноября рано утром, при совершению ясной погоде, отряд двинулся вверх но реке Белой, в составе 4-го баталиона Тенгинского пехотного полка, 4-го баталиона Кубанского егерского, 1-го, 2-го и 3-го Ставропольского егерского, 18-ти сотен кавалерии, 6-ти конных и 8-ми пеших орудий, пеших и конных ракетных команд и взвода с крепостными ружьями. В 8-ми верстах от Белореченского, на правом обрывистом берегу реки, стали показываться абадзехские пикеты и одиночные всадники. По временам слышались сигнальные выстрелы, которые, по мере движения отряда вперед, передавались все выше и выше по реке. В [75] жилых местах, мимо которых проходили войска, незаметно было никакого смятения, никаких признаков тревоги, точно отряд вступал в давно замирившуюся область; даже отары овец спокойно паслись при своих кошах. Причина этого загадочного настроения в крае, где еще так недавно кипела кровавая распря за каждую пядь земли, очень скоро разъяснилась. В отряд прибыли абадзехские старшины и с ними известный всей нашей линии так называемый Длинный Султан, которого все закубанские абреки считали своим патроном и повелителем. Почетная депутация эта от племени, составлявшего главный контингент скопища Магомет-Амина в делах 14-го мая на Урупе, удивила всех заявлением о своем твердом намерении сложить оружие, покончить с борьбой, которая ничего, кроме разорения народу не приносила, и жить отныне в мире и согласии с русскими, считаясь верными подданными русского правительства. Заявление старшин было принято к сведению, но отвечать на него начальник отряда считал преждевременным. Войска только вступали в землю абадзехов, обширную и многолюдную; старшины ближайших к нашим границам поселений не могли знать, что будет дальше, когда войска продвинутся вперед. Около 2-х часов пополудни повалил густой снег, и отряд расположился лагерем на реке Кара-су, в 2 1/2 верстах от ее устья. 23-го ноября войска продолжали движение вверх по Белой, мимо ущелья реки Кара-су, через вельяминовский окоп. Утром, перед выступлением с ночлега, к начальнику отряда прибыло еще несколько абадзехских старшин с новыми заявлениями о принесении покорности. В этот день отряд прошел 21 версту и стал лагерем в майкопском ущелья, на одном из возвышенных выступов левого берега Белой. Утром 24-го производилась по ущелью съемка, под прикрытием 3-х баталионов пехоты, 16-ти сотен кавалерии, 4-х орудий [76] пешей и 4-х конной артиллерии. Местность по обе стороны ущелья оказалась гористой, покрытой густым лесом; береговые обрывы подходили иногда к самой дороге. Отряд снялся с позиции вскоре после выступления войск, назначенных в прикрытие съемки. У впадения реки Чундук в Белую обе колонны остановились для новой съемки обоих высоких берегов реки, из которых правый упирается в горы, левый представляет довольно обширное открытое пространство. Оба берега были усеяны толпами пеших и конных абадзехов, которые держали себя совершенно спокойно, не высказывая ни малейших признаков неприязни. Они точно выжидали чего-то, храня ничем не нарушаемое молчание. И действительно, через несколько времени от одной довольно многочисленной толпы отделилась депутация из почетных лиц и старшин абадзехских с Длинным Султаном во главе и направилась к лагерю; ее тотчас же провели, к начальнику отряда. “Мы пришли — говорили старшины — с полномочиями от всего народа, который просит ходатайства твоего о принятии его под покровительство России наравне с другими покорными вам племенами." Встречая всюду почтительную предупредительность, никогда прежде не проявлявшуюся со стороны враждовавших с нами обществ, видя доверие, с которым везде относились к присутствию наших войск, и убедившись на этот раз окончательно в искренности миролюбивых заявлений представителей народа, генерал обещал не трогать абадзехских аулов и объявил старшинам, что дальше не пойдет. Депутаты говорили от лица всех; оказалось, однако, что не все разделяли чувства и мнения большинства; нашлись люди, и между ними влиятельные, которые открыто воспротивились народному желанию. Особенно двое восстали против него: Хаджи-Касай и Берзек-Ногай; это были старшины, пользовавшиеся уважением в народе, посвященные во все [77] замыслы Магомет-Амина и фанатически преданные ему. В то время как народ в почтительном молчании выслушивал отчет о свидании депутатов с русским военачальником, они переходили от одной трупы к другой, убеждая их не покоряться русским и употребляя для этого все свое красноречие; но, видя, что слова их не оказывают никакого действия на огромные массы, собравшиеся против нашего лагеря, что даже лучших наездников не могут поколебать их пылкие, вызывающие речи, они решились собственным примером увлечь молодежь, всегда воинственную и готовую вступить на путь приключений; собрав вокруг себя своих единомышленников, они бросились на команды, набиравшие сено в некотором отдалении от лагеря. Несмотря на неожиданность нападения, фуражиры тотчас же схватились за оружие и встретили их выстрелами. Завязалась перестрелка, продолжавшаяся не более 5-ти минут, так как из лагеря вынеслись казаки и первым же натиском опрокинули и рассеяли сторонников Магомет-Амина. Абадзехи до такой степени были возмущены поведением этой горсти крамольников, что сами указывали нашим войскам их хутора и продовольственные запасы, которые тотчас же истреблялись огнем. Это обстоятельство указывало на прочность их решения сделаться русскими подданными. 25-го ноября отряд двинулся к урочищу Длинному Лесу, где производилось подробное исследование местности, нанесение на карту вельяминовского лагеря и самой Бедой. Наконец, после 20-ти верстного перехода, войска стали лагерем у верховьев реки Иль.

26-го ноября отряд выступил к реке Фарсу двумя колоннами: обоз, под прикрытием 2-х баталионов пехоты, кратчайшей дорогой направлен был к назначенному для ночлега месту; остальные 3 баталиона пехоты с 2-мя пешими и кавалерия с 4-мя конными орудиями двинулись к земле [78] егерукаевцев, аулы которых притаились в глубоких и лесистых балках. Здесь предполагалось подробное исследование и нанесение на план всей окружающей местности. Кое-где по обе стороны дороги попадались группы всадников. Не выказывая никаких неприязненных намерений, они ограничивались наблюдением за нашими войсками. Старшины их не замедлили явиться с принесением покорности. Егерукаевцы — одно из самых хищнических племен за Кубанью; из них и беглых кабардинцев набирались самые отчаянные партии абреков. Жилища их, разбросанные по трущобам, были настоящими разбойничьими притонами. Большая и лучшая часть добычи доставалась почти всегда им, так как чаще других они тревожили наши линии. Узнав о переходе к русским многочисленного и воинственного племени абадзехов, лишившись в лице Длинного Султана бесстрашного и опытного предводителя, они последовали примеру своих могущественных соседей и выслали старшин для переговоров о мире. Условием принятия их под покровительство России и прекращения враждебных против них действий начальник отряда поставил: выдачу аманатов из представителей влиятельнейших фамилий и возвращение в 7-ми дневный срок всего похищенного ими на линии скота и всякого другого имущества; в противном случае грозил истреблением аулов, уничтожением заготовленного ими громадного количества сена и всех вообще продовольственных запасов. Старшины обязались все требуемое от них выполнить через 15 дней, а чтобы не могли сомневаться в искренности их заявлений, теперь же указали на стога сена и скирды хлеба тех из жителей, которые находились в постоянных сношениях с абреками, участвовали в их поисках и, отличаясь особенною ненавистью к русским, упорствовали в своем нежелании примкнуть к народной воле. По приказанию генерала, [79] указанные старшинами запасы немедленно преданы были огню. Войска, находившиеся под личным предводительством начальника правого фланга, опередив колонну, сопровождавшую обоз, и разработав шедшими в голове отряда саперами спуски у высоких берегов реки Серале для перехода через нее обоза, расположились лагерем у подножия гор, между которыми бежит река Фарс, в местности, изобиловавшей фуражом и топливом. 27-го ноября отряд продолжал подниматься к истокам Фарса. Населяющее верховье этой реки племя махошевцев, чрезвычайно враждебно настроенное против всего русского, несмотря на близкое соседство с нами, узнав о приближении наших войск, сложило на арбы все свое имущество и удалилось в глухие леса, растущие у подножия Черных гор. Войска шли двумя колоннами, по обоим берегам Фарса, истребляя на протяжении 10-ти верст, в долине реки и примыкающих к ней оврагах, все заготовленные махошевцами запасы сена. До сих пор ни один человек из этого племени не показывался на пути следования отряда; когда же, при полном безветрии, над долиной Фарса высоко поднялись к небу черные столбы дыма и горцы догадались о готовящемся им разорении, они прислали старшин молить о пощаде, оказанной другим племенам. “Вы опоздали — отвечал им на их просьбу генерал — другие племена вели себя иначе; они не бежали при появлении наших войск, а открыто выходили к нам навстречу. Вы, может быть, рассчитывали на помощь Магомет-Амина, но вы забыли, что абадзехи, из которых он набирал свое войско, больше не повинуются ему, а за убыхами и шапсугами ему слишком далеко ходить, и прежде нежели он соберет их, ваши аулы будут лежать в развалинах, все ваше имущество будет уничтожено, а ваши абреки ходившие к нам на Кубань грабить и убивать мирных жителей, будут на дороге к Сибири.” Затем начальник [80] отряда продолжал движение, объявив старшинам, что идет жечь их аулы, и только после неотступных представительств старшин, обещаний их переменить образ жизни и на будущее время во всем повиноваться русским и вместе с ними действовать против непокорных, он смягчился, но предложил им, прежде нежели они присягнут на верность, те же условия, какие предложены были егерукаевцам, Старшины поклялись исполнить их, после чего отдано было приказание приостановить истребление сена. 28-го ноября отрад в полном составе вступил в Лабинскую станицу.

В заключение донесения своего главнокомандующему начальник правого фланга высказал надежду, что сбор наших войск на Белой, заложение мостового укрепления на левом берегу этой реки против Белореченского укрепления, движение в майкопское ущелье, затем через верховья Иля и Фарса к станице Лабинской не останутся без влияния на умы непокорных нам племен. Присутствие наших войск в самом центре их поселений покажет, что с нашей стороны имеется полная возможность смирить их самонадеянность, вероломных наказывать за измену, а преданных нам охранять от неприязненных замыслов непокорных. Нельзя требовать от племен, действующих против войск нашего правого фланга, единства отношений к нам. Одни убедились в невозможности дальнейшего сопротивления силе нашего оружия и покорились; другие убедятся со временем. Начало сделано без всяких жертв с нашей стороны; три выдающихся племени, одно по своей многочисленности и воинственности, два другие по своей закоренелой вражде к русским, увеличили список подвластных нам народов. За три недели до выступления наших войск на Белую от передавшихся неприятелю узденя Али Хахандукова и княгини Касаевой к начальнику правого фланга пришло заявление о том, что они никогда изменять [81] русскому правительству не думали, что в горы уведены были против воли, повинуясь силе, и теперь просят содействия русских войск к обратному переселению их в наши пределы. Хотя оставшимся нам верными кабардинцам известно было, что они выселены не против воли, а по собственному желанию, тем не менее отдано было приказание о сборе в станице Лабинской необходимого для прикрытия выселявшихся числа войск и выполнение этой задачи поручено было начальнику лабинской линии. Собрав предварительно сведения о положении дорог, полковник Войцицкий, в ночь с 3-го на 4-е ноября, выступил с небольшой колонной к условленному месту и без выстрела водворил на местах прежнего жительства аул узденя на большом и аул княгини на малом Зеленчуках. Около того же времени одумался и возвратился к нам на Кубань с подвластными аулами темиргоевский князь Болотоков.

Текст воспроизведен по изданию: Обзор событий на Кавказе в 1851 году // Кавказский сборник, Том 21. 1900