НОРОВ В. Н.

КАВКАЗСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В 1845 ГОДУ

Дело 16 июля

Мелкий и беспрерывный дождь, падая всю ночь, продолжал идти и утром 16-го числа, а густой туман не дозволял различать предметов на самом близком расстоянии; непогода препятствовала сняться отряду с позиции у Эллероя ранее 8 часов утра, т. е тогда, когда туман стал понемногу редеть.

Диспозиция войскам оставалась та же, что и накануне.

В версте от Эллероя перерезывает дорогу овраг, отделяющий противоположные высоты, на которых за поляною начинался густой лес с новыми глубокими и частыми оврагами; дорога в лесу к аулу Шаугал-Берды, на пути нашем лежавшему в ущелье, между двумя крутыми и местами трудно доступными отраслями левого берега Аксайского оврага, а поляна, видневшаяся за оврагом, соединила эти две отрасли.

Неприятель, занимая первый овраг, недолго защищался, и авангард наш проследовал через оный с незначительною перестрелкою, поднялся на поляну и прикрыл переправу через овраг главных сил с обозом.

Поляна, соединившая две отрасли Аксайского оврага и с которой дорога вилась по ущелью, по величине своей не была уместительною для всего отряда, почему, когда передовые вьюки поднялись из оврага [179] и когда еще арьергард, слабо теснимый горцами, спускался в овраг, главнокомандующий дал приказание генерал-майору Белявскому двинуться с авангардом вперед.

Было около 10 часов утра; туман рассеялся, небо хотя не очистилось еще от облаков, но уже ясно можно было различать все предметы.

Неприятель, уступив нам пройденный овраг почти без боя, готовил впереди огромные препятствия на местности более трудной и укрепленной завалами; общее это предположение не замедлило подтвердиться на деле. Едва передовая кавалерия сошла с поляны в ущелье, как встреченная в лесу сильным ружейным неприятельским огнем, остановилась; авангардная пехота с орудиями, пройдя сквозь кавалерию, штыками выбила горцев из первых трех перелесков, на пути нашем лежавших; неприятель, с своей стороны, уступив перелески, не сошел с высившихся по сторонам дороги крутизн и открыл с них меткий и частый огонь по авангарду, авангард, отстреливаясь, двигался вперед, а за ним и главные силы с арьергардом занимали по вместительности помянутые выше непространные перелесные поляны; направление цепям дано по крутизнам ущелья с обеих сторон с тем, чтобы, заняв там по возможности необходимые пункты, они могли обеспечить от неприятельских покушений обоз и раненых. В таком положении длился первый момент боя в продолжение 1 1/2 часа.

Во второй момент боя сего числа авангард наш, подвигаясь вперед, вступал уже в густой вековой лес, занятый свежими силами многочисленного неприятеля, расположившегося по высотам за завалами и на вершинах ветвистых деревьев. Авангарду предстояла работа сперва овладеть глубоким оврагом, упорно защищаемым горцами, а потом по нагорной тропинке, вьющейся из оврага между недоступных отраслей Аксайского оврага, в расстоянии между собою на хороший полуружейный выстрел и укрепленных завалами, пробиться через эту теснину и овладеть новым глубоким оврагом Я-энэ, под метким неприятельским перекрестным ружейным огнем с высот левого берега, укрепленных 5-ю прочными завалами, замыкавшими дорогу к аулу Шаугал-Берды. Белявский с авангардом миновал один овраг, пробился сквозь теснину, обстреливаемую фланговым навесным огнем, подошел к оврагу Я-энэ и, не предвидя иногда ¹⁴⁷ средства к избежанию значительной потери от меткого огня неприятельского, как действовать открытою силою, Белявский с батальонами Апшеронским и Литовским быстро перешел овраг Я-эне под прикрытием батареи горных орудий с правого берега, сбил горцев с противоположных высот крутого берега оврага Я-эне, проследовал через остаток леса и вышел на обширную поляну пред аулом Шаугал-Берды. Горцы, бросив завалы в вершине оврага Я-эне, не отступили по направлению к аулу, но рассеялись в обе стороны по [180] лесу, усилив таким образом толпы свои, занимавшие в лесу высоты, боковые завалы и вершины деревьев; огонь неприятельский увеличился на этом пункте и был смертоносен; густота леса скрывала неприятеля, а потому выстрелы наши, как ружейные, так и из горных орудии авангарда, не могли нанести горцам большого вреда, в таком положении прошло до 2-х часов второго момента, когда два головных батальона нашего авангарда с Белявским вышли на поляну у аула Шаугал-Берды, а остальные войска авангарда, как то: два горных орудия, две роты саперов, пешие грузины и кавалерия, не имея возможности следовать вперед, остановились на теснине у оврага Я-эне, вынося жестокий и меткий ружейный огонь неприятеля. Цепи наши еще не успели вытянуться в лесу до места теснины, занимаемой частью авангарда. Неприятель же, видя, что передовые наши войска вышли на поляну у Шаугал-Берды, не заняв вершин оврага Я-эне (Ошибка запальчивого Белявского, постоянно стремившегося только вперед и не заботившегося проверить и обеспечить движение главных сил. — Б. К.), перевел туда снова свои толпы, занял завалы и, разъединив сим движением сообщение в нашем авангарде, сосредоточил действие своего ружейного огня но орудиям, саперам и милиции.

Разобщенное положение авангарда п прерванное движение всего отряда, кроме цепей, положили начало третьего момента боя, продолжавшегося два медленных и страшных часа, но русские не унывали и вот что ими предпринимаемо было в этот критический момент: а) малая частица войск авангардных, занимая теснину у оврага Я-эне, неподалеку от разрушенного на дороге в овраге моста, обстреливаемого губительным неприятельским навесным огнем на полуружейный выстрел с левого завала, неоднократно пыталась достигнуть помянутого моста и по возможном исправлении оного для переправы артиллерии перейти овраг и соединиться с головными двумя батальонами, но эти их усилия по малочисленности каждый раз оставались тщетными; ряды уменьшались, действие из двух авангардных орудий начинало ослабевать, ибо прислуга и лошади большею частью были перебиты; саперы, прикрывавшие орудия, также понесли уже немалый урон; б) осведомившись о разобщенном положении авангарда и что часть оного, у оврага Я-эне остановившаяся, не имеет возможности по малочисленности своей сбить горцев и перейти овраг, начальник отряда, находясь на одной с главнокомандующим поляне, пред оврагом у теснины (занятой остановившеюся частью авангарда нашего), предложил: подняться с частью войск с этой поляны на левые высоты и, ударив неприятеля во фланг, способствовать тем движению авангарда. На каковой конец генерал-лейтенант Гурко, собрав из главных сил две роты саперов, казаков и с двумя горными орудиями, лично двукратно подымался с [181] поляны на левые высоты и двукратно возвращался, не достигнув успеха, ибо перерезанная крутизнами местность не дозволяла выдвинуть орудия на позицию против правого фланга неприятельских завалов; засим не оставалось другого средства, как только усилить авангард, но чем? Все войска были в бою и с растянутой в лесу местности, занимаемой отрядом, не было возможности уделить в подкрепление авангарду даже самой малой части, в) арьергард с храбрым и распорядительным своим начальником всеми силами удерживал беспрерывные и отчаянные атаки горцев, в тылу нашем находившихся; г) цепи, следуя по высотам в лесу с неумолкаемым огнем, слабели в своих парах, одним словом, везде дрались и дрались отчаянно. Свист пуль, летавших в нас со всех сторон и с вершин деревьев, и предсмертное гиканье татар оглушали лес; д) после неоднократных известий, что авангард по малочисленности своей все еще не может тронуться вперед, стали подходить войска правой цепи и две роты Навагинского полка, с двумя ротами люблинцев, отделенных из главной колонны, отравлены в помощь к авангарду; роты эти, заняв окраины теснины с правой стороны, ослабили огонь неприятельский, но вовсе прекратить его не могли, ибо непроходимый овраг отделял их от позиции, занятой горцами, е) одновременно с сим прибывший к остановившейся части авангарда начальник штаба Чеченского отряда полковник Мильковский, полагая, что можно будет двинуться вперед и восстановить сообщение с двумя передовыми батальонами, вдвинул авангардных саперов и милиционеров с двумя орудиями в овраг Я-эне и приказал саперам и милиционерам овладеть левым завалом, из-за которого неприятель обстреливал разрушенный мост в овраге. Понеся значительную уже потерю, войска эти, пренебрегая смертоносным огнем, отважно бросились на завал, но многочисленность неприятеля опрокинула натиск саперов с милиционерами. Полковник Мильковский, удостоверясь, что перейти овраг нельзя прежде, пока не подойдет левая наша цепь, отдал приказание остановиться и саперам непременно починить мост; для прикрытия же работы милиционеры рассыпались по оврагу, а два орудия, выставленных на позицию, открыли картечный огонь по завалу и по вершинам деревьев. Неприятель, отбив штурм и видя, что войска наши снова остановились и занялись починкою моста, усилил свой огонь против орудий и по работавшим саперам. Овраг Я-эне, оглушаемый неумолкаемым огнем с обеих сторон, был свидетелем многих жертв боя (К общему и истинному сожалению здесь убиты храбрых два офицера: штабс-капитан 5-го саперного батальона Фохт и поручик 20-й артиллерийской бригады Квитницкий. Первый, раненный в грудь еще 11-го числа, личным примером редкого самоотвержения и мужества содействовал к успешному исправлению моста и, отдавая приказания, был поражен с дерева горскою пулею, которая, попав ему в рот, прошла горло и показалась под кожею над становым хребтом; храбрый Фохт с ангельским ликом на челе тут же пал. Другой офицер. Квитницкий, не имея вовсе почти у своих орудий прислуги, сам наряжал, наводил их на неприятеля и в момент, когда горящий пальник в руке его касался затравки, уже — передовой вестник выстрела — последовала вспышка, как офицер этот пораженный пулею в грудь, лежал на земле бездыханным у одного из своих орудий.); ж) все еще оставаясь на описанной выше поляне, в [182] полуверсте от остановившейся части авангарда, главнокомандующий собрал для совещания генералов, отозвав и Лабынцева из арьергарда; вследствие совещания этого отделена была от арьергарда рота кабардинских егерей в помощь к авангарду; сам же главнокомандующий, дабы настигнуть авангард, вместе со своим штабом и небольшим пехотным прикрытием, по предложению генерал-лейтенанта Гурко, отправился было на высоты, куда два раза безуспешно ходил последний, и на сей раз предприятие это осталось тщетным, соединиться с авангардом не было возможности, как через теснину.

Минута восстановления сообщения в авангарде приближалась, и наступал четвертый момент боя. Рота кабардинских егерей подходила к авангарду, рота куринских егерей показалась на левых высотах в голове левой цепи и, наконец, от аула Шаугал-Берды шли охотники, посланные Белявским для разузнания о движении отряда. Войска эти совокупным и смелым ударом на горцев с двух сторон очистили дорогу, и завалы левых высот оврага, сообщение в авангарде восстановилось, и отряд возобновил движение к поляне у Шаугал-Берды. Распоряжавшийся в авангарде полковник Мильковский с движением авангарда через овраг сделал следующие распоряжения к обеспечению переправы через оный главных сил с обозом: роте куринских егерей занять завалы на левых высотах; другие две роты куринских же егерей размещены по оврагу у починенного саперами моста и, наконец, охотники Апшеронского и Литовского батальонов заняли завалы в вершине оврага Я-эне. Рота же кабардинских егерей, кончив свое дело, со славою возвращалась к своему месту, готовясь на новые подвиги.

Невзирая, что неприятель владел еще правыми высотами и с оных обстреливал метким ружейным огнем всю теснину пред оврагом Я-эне, главнокомандующий лишь осведомился о восстановленном движении в авангарде, как проследовал со штабом теснину (Сойдя с коня, главнокомандующий с адъютантами и конвоем двинулся к теснине, неприятель, замечая движение наших войск, усилил в это время огонь свой с вершин деревьев. Адъютанты и прочие офицеры, с главнокомандующим следовавшие, видя, какой опасности подвергается обожаемый всеми вождь кавказцев, составили собою около его плотную массу и, схватив его на руки, несли его по теснине, пока не вышли вне выстрелов неприятеля. Между многими ранеными в то время из свиты главнокомандующего находились также бывшие подле графа адъютанты его — поручики князь Васильчиков и Глебов ¹⁴⁹, первый (Сергей Илларионович) впоследствии командовал Ширванским полком, второй два гола спустя, в 1848 г. был убит при штурме аула Салты.), приказав в то же время генерал-лейтенанту Клюгенау оставаться на оной с двумя полевыми орудиями и обстреливать правые высоты, пока не будет сбит [183] неприятель. Весьма не жалуя наших пушек, горцы после некоторого, однако ж, времени покинули левый берег Аксая и, перейдя реку, рассеялись в лесах правого берега. Во исполнение приказания главнокомандующего, Клюгенау с двумя полевыми орудиями, прикрытыми вправо цепью двух навагинских рот, а влево двумя ротами саперов (из главных сил), оставался на теснине, наблюдая за движением обозов до тех пор, пока стали подходить головные част арьергарда.

Движение обозов по дороге в дремучем лесу сопровождалось частыми прорывами отчаянного неприятеля, который хотя бы при первоначальном прохождении наших цепей и был сбит с высот ущелья, но едва цепи наши или от движения вперед, или от убыли убитых и раненых ослабевали, как алчные к добыче горцы, пользуясь сим, выскакивали из засады и врывались во вьюки наши, за смелые прорывы эти, возобновляемые каждый раз с новым ожесточением, горцы платили жизнью, падая под штыками русскими, но как не было возможности иметь надежное прикрытие по всей линии обозов, то иногда удавалось им пользоваться добычею, в числе которой отбит неприятелем вьюк с экстраординарною суммою Чеченского отряда.

По мере выхода войск из леса на поляну у Шаугал-Берды, генерал-майор Белявский с Апшеронским батальоном атаковал аул и, прогнав оттуда горцев, занял оный. Для прогнания сборищ горских с кургана выше аула и левее оного послан полковник Липский ¹⁴⁸ с Люблинским батальоном и, согнав горцев с кургана, таковой занят был Липским, оставшимся там с батальоном для предупреждения неприятеля на случай, если бы он снова покушался занять курган. Сими действиями аул Шаугал-Берды, оставленный жителями, и поляна пред ним находились в наших руках и совершенно очищены были от неприятеля.

Пятый и последний момент боя 16 июля принадлежал собственно арьергарду нашему и распорядительному его начальнику. Арьергард, следуя через лес, дрался с неприятелем и с фронта и с тыла; прикрывая обоз отряда, Лабынцев отлично отражал все нападения отчаянного неприятеля и, наконец, ознаменовал себя превосходным маневром, стоившим горцам большой потери, маневр произведен Лабынцевым у моста в овраге Я-эне. Неприятельские сборища, сосредоточившиеся в тылу нашем, под главным начальством старшего наиба Чечни Суаиб-муллы, состояли преимущественно из чеченцев, и Суаиб, видя неудачу [184] горцев, дравшихся сего числа впереди, решился нанести удар нашему арьергарду, а может быть, имел мысль вовсе уничтожить его. Как бы предвидя дерзкий замысел со стороны неприятеля, Лабынцев, подойдя к оврагу Я-эне, приказал 3-й егерской роте князя Чернышева полка занять левый завал, командующий переправою через мост, и, в то же время в скрытых местах в овраге поставив резервы, начал переправляться, бдительно наблюдая за действиями неприятеля; толпы горцев в это время стали собираться в общую массу, и Суаиб в голове их вместе с другими чеченскими наибами бросился на завал, думая подавить своею многочисленностью находившихся там кабардинских егерей; но порыв этот со стороны неприятеля отлично предупрежден был резервами, которые по знаку, данному Лабынцевым, быстро ударили на неприятельскую массу во фланги и смяли ее, а Суаиб и с ним небольшое число лиц, имевших влияние в Чечне, первыми погибли на русских штыках. Горцы ретировались, остановив свои нападения на наш арьергард; плачевные их стоны, огласившие лес, свидетельствовали, что в лице Суаиба они понесли важную потерю. Арьергард наш выдвигался на поляну у Шаугал-Берды беспрепятственно.

К 7 1/2 часам пополудни, употребив 11 1/2 часов на 9-верстный переход от Эллероя и выдержав кровопролитный бой в течение более 4-ти часов, отряд наш остановился у аула Шаугал-Берды на обширной и выгодной по обилию хлебных полей и водою поляне.

Упорство, с каким дрались горцы, и выгодные позиции, ими занимаемые, были главными причинами значительной в рядах наших потери в деле 16 июля, а именно: штаб-офицеров ранено 4 и контужен 1, обер-офицеров убито 2, ранено 12 и контужен 1; нижних чинов убито 107, ранено 306, контужено 41 и без вести пропало 15.

Главнокомандующий, отдавая полную справедливость редкой храбрости и мужеству войск отряда, в память дела 16 июля приказал отдать лозунг: «Героям — слава».

Бивуаки у Шаугал-Берды (двое суток и 14 1/2 часов)

Дозревавшая пшеница, кукуруза и другие хлеба, всеянные на поляне у Шаугал-Берды, доставили избыточный фураж и заменили недостаток нищи, во всех войсках наших становившийся уже весьма чувствительным.

С недостатком пищи соединялся и недостаток в боевых снарядах, в ящиках двух легких орудий осталось с небольшим десяток ядер, горные орудия имели по 90 снарядов, а ружейных патронов, по числу рядов в строю, едва доставало с небольшим по 50-ти на человека. [185]

Истинно отеческое попечение о раненых, коих число значительно увеличилось со дня выступления из Дарго (число раненых при отряде доходило до 1500 чел.), а также недостаток в пище и снарядах побудили главнокомандующего дать приказание генерал-майору Фрейтагу собрать поспешно на линии часть войск наших и с ними выйти навстречу к нашему отряду от Герзель-аула, причем ему вменялось в обязанность заготовить в Герзель-ауле арбы под раненых и для возможно скорейшего доставления спокойствия трудно раненным при перевозке их взять с собою сколько можно будет повозок подвижных транспортов, привезя на них к отряду боевые снаряды, приказание это с лазутчикам и отправлено вечером же 16-го числа.

Согласно изложенному выше распоряжению отряд наш, у Шаугал-Берды расположенный, должен был оставаться на этой позиции до прибытия колонны генерал-майора Фрейтага.

Ограничиваясь же настоящими пока обстоятельствами, главнокомандующим отданы 17-го числа приказания по войскам: 1) укрепиться на позиции, где нужно, земляными эполементами ¹⁵⁰; 2) рассортировать все имеющиеся при войсках патроны ружейные так, чтобы на всех пришлось поровну, за исключением конвойных при раненых, которым дать по 10-ти только патронов; 3) денщикам, разной прислуге и вообще всем, не имеющим оружия, раздать ружья с раненых на тот предмет, чтобы они в случае надобности могли бы защищаться штыками, но патронов им не давать, и 4) генералам, штаб- и обер-офицерам предложено уничтожить лишние тяжести, а опорожнившихся лошадей отдать в полки под раненых.

Уменьшение числительности отряда, упадок физических сил от усталости и недостатка пищи и большое число раненых не могли не иметь влияния на моральное состояние войск; главнокомандующий, предвидя это, отдал 17-го же числа следующий приказ:

«Ребята, мы русские и особливо люди, как вы, никогда не унывают и берут верх над всем. О себе нам заботиться нечего; мы везде пройдем благополучно; главнейшее наше попечение должно быть, чтобы пронести наших больных и раненых; это наш долг христианский и Бог нам в этом поможет. Будьте бодры, веселы, мужественны. и мы выйдем отсюда с честью и славою, тем более, что к нам идет навстречу отряд под начальством генерал-майора Фрейтага».

16-верстное расстояние отделяло отряд наш от Герзель-аула, поляна у Шаугал-Берды, на которой оставались войска с вечера 16-го до 10-ти часов утра 19 июля, лежит на левом берегу Аксая, опоясываясь лесистыми оврагами с севера Джагам-Берды, а с запада пройденным нами Я-эне; оба эти оврага суть отрасли от главного и большого Аксайского оврага, который тянется с восточной стороны поляны, отделяя [186] противоположные за Аксаем высоты Бедги-мехке, на запад расстилалась сеть отрогов лесистых высот, соединявших между собою упомянутые овраги Джагам-Берды и Я-эне.

Главные силы неприятеля с тремя легкими орудиями разъединены были в двух пунктах: одна часть за Аксаем на высотах Бедги-мехке, а другая впереди лагеря нашего на пути через овраг Джагам-Берды, занимая там высоты, укрепленные завалами. Кроме того, вооруженные жители, из соседних аулов собравшиеся, виднелись повсюду крутом нашего лагеря и, как алчные шакалы, выжидали удобного случая или воспользоваться добычею, или нанести нам вред, визг татарского гика и перекаты ружейных выстрелов не умолкали, напоминая нам быть готовыми к встрече с кровожадными и алчными хищниками.

Шамиль сам начальствовал толпами горцев. 17-го числа, видя, что отряд наш не снимается с позиции, он выставил на высотах Бедги-мехке два полевых легких орудия и открыл пальбу гранатами по нашему лагерю, а третье орудие свое спустил по правому берегу Аксайского оврага и действовал из него картечью и мелкими камнями по людям и лошадям, бывшим у водопоя, в цепях кругом лагеря также завязалась продолжительная и частая перестрелка. С уводом лошадей наших от водопоя третье орудие свое Шамиль вывез на высоты к первым двум и сосредоточенным действием из трех орудий, на площадке у хутора Бедги-мехке поставленных, продолжал обстреливать наш лагерь по всем направлениям до позднего вечера.

Репостировать неприятельской батарее из наших орудий за недостатком снарядов мы не могли, да и притом горцы удачно замаскировали все три своих орудия; русская батарея лишь изредка отвечала на неприятельские выстрелы. Конгревовых ракет также оставалось немного, а для действия из горных орудий дистанция между нашим лагерем и лагерем Шамиля была слишком далека. Неприятно было видеть, что за недостатком в снарядах орудия наши не могут отвечать на неприятельские выстрелы; страх и досада резко выразились между нашими войсками. Но и тут же редкий пример мужества и самоотвержения в опасную минуту, характеризующий высокость души русского, не замедлил отразиться в рядах славных кабардинских егерей: две роты из них объявили добровольное желание испросить у главнокомандующего позволения перейти Аксайский овраг и по утесистым высотам взобрался на площадку у хутора Бедги-мехке к месту расположения неприятельской батареи, завладеть ею или пасть героями; главнокомандующий, похвалив их примерную геройскую отважность, не изволил согласиться по той причине, что предприятие это никакого другого результата за собою не вело, как только потерю если не всех, то большей части храбрых егерей. [187]

С наступлением сумерек Шамиль, старательно сберегая свои орудия, отвез их в близлежащий хутор к ставке своей. Ночь с 17-го на 18-е число прошла спокойно, и лишь перестрелка в цепях возобновлялась, как скоро открываемо было приближение хищников к лагерю; да раздавался еще стук топора на лесистых высотах оврага Джагам-Берды, дававший знать, что горцы там укрепляются и готовят нам упорное сопротивление при прохождении оврага.

Тихое и ясное утро 18 мюля сменило полумрачный свет предшествовавшего дня, войска, встрепенувшись после легкого и беспокойного сна н воздав Творцу Небесному утреннюю молитву, ожидали минуты, когда сигнал из отряда Фрейтага возвестит приближение его. Мы, при настоящих стесненных обстоятельствах, не могли быть грозою горцам, и, откладывая расплату с ними до другого раза, общее желание и мысль русских воинов ограничились на том, чтоб кто цел, то выйти благополучно на линию. Пока толпились в головах русских эта и другие мысли, как вдруг на высоте Бедги-мехке вспыхнул огонек и вслед за ним раздался первый выстрел с неприятельской батареи, потом другой, третий и следующие; во весь день опять летали гранаты по нашему лагерю, у водопоя картечь, а в цепях ружейная перестрелка не умолкала.

Вероятно, осведомившись через лазутчиков, что отряд наш останется на позиции у Шаугал-Берды до прихода с линии свежих войск, и рассчитывая, несомненно, что новые наши войска не могут собраться скоро, Шамиль утром 18-го числа с приверженными наибами отправился лично к чеченским племенам с целью собрать там всех, кто только может носить оружие, н общею массою в следующий день, т. е. 19 июля, после вечерней молитвы, напасть на наш лагерь и истребить весь отряд; в возмездие же за то он обещал едва ли не каждому из своих полчищ по два невольника. Трудно определить, до какой степени удался фанатику замысел его, но что касается обещанных им невольников, то, наверное бы, того не достиг, ибо мало бы нашел он среди нас, которые отдались бы добровольно в руки варваров, не защищаясь до последней капли крови.

Вечерняя пора в другой раз прекратила пальбу с неприятельской батареи и орудия, как вчера, свезены на хутор. В русском лагере потухли огни: мало, однако ж, кто покоился сном, но, напротив, все почти были готовы к отражению гикавших в лесах горцев.

Потеря в войсках наших при удачном действии неприятельской батареи, сделавшей без малого до 200 выстрелов по лагерю, большею частью гранатных, а также при беспрерывной перестрелке в цепях в продолжении двух суток, т. е. 17-го и 18-го чисел, благодаря Всевышнему, была весьма незначительная и простиралась убитыми нижних чинов — 12, ранеными обер-офицеров — 1 и нижних чинов — 24, и контуженных осколками гранат обер-офицеров — 2 и нижних чинов — 6. [188]

Что же делал в эти дни генерал-майор Фрейтаг, которого назначила судьба разрушить замысел Шамиля? По первому известию, полученному из отряда нашего, Фрейтаг с неимоверною скоростью, собрав на разных пунктах с линии войска, сосредоточил их в Герзель-аул, а оттуда без промедления во времени, с колонною в составе 7 1/2 батальонов пехоты, 3-х сотен казаков и 13-ти орудий, двинулся по левому берегу Аксая на Мискит на встречу нам. (Отряд Фрейтага собрался в составе: 2-й батальон Модлинского, роты 2-го батальона Прагского, 2-х рот 2-го батальона Люблинского, 1-го батальона Замосцского, 3-х рот 2-го батальона Навагинского, 4-го батальона и 2-х рот 5-го батальона Кабардинского, 4-го и 5-го батальонов Кюринского полков, линейного № 15-го батальона, 3 сотни Донского казач. № 20 и 53, 4-х полевых пеших, 6-ти конных и 3-х орудий подвижной гарнизонной артиллерии. — Б. К.)

На заре 19 июля, еще солнце не вышло из-за тор, как послышались отдаленные пушечные выстрелы, вестники подходившей к нам колонны генерал-майора Фрейтага. Лагери, и русский, и неприятельский, пришли в движение; в первом складывали свои малые пожитки и ожидали сигнала к оседлыванию и навьючиванию лошадей; из второго толпы горцев выступили навстречу колонне Фрейтага и потянулись мимо нашею лагеря, но картечный огонь горных наших орудий остановил поспешность горцев и заставил их избрать более скрытые места для прохода своего.

В 6 часов утра неприятель снова вывез на площадку у Бедги-мехке одно орудие и открыл пальбу по нашему лагерю, другие же два орудия, рассчитывая на наше движение, горцы, дабы действовать из них на ближайший картечный выстрел по войскам нашим во время следования, отвезли на позицию за оврагом Джагам-Берды, где влево от дороги на трудно досягаемых и поросших дремучим лесом отрогах горы Башеш-арзу-кварта устроен был на протяжении до полуверсты неприятельский завал вроде сплошной засеки.

Местность за оврагом Джагам-Берды, по которой пролегают тропинки между вековыми деревьями, склоняется к Аксайскому оврагу, а густой дремучий лес левых высот редеет с приближением к Аксаю. Единственная из более широких тропинок и удобная несколько для прохождения артиллерии вьется у подошвы отрогов горы Башеш-арзу-кварта, на которых, как выше сказано, устроен был большой неприятельский завал; на одной высоте с этим завалом дорога преграждалась тремя небольшими передовыми завалами неприятельской позиции , наконец, далее за первым большим завалом вдоль левого берега небольшого ручья у выхода па поляну устроен горцами другой большой и последний завал. Более 2-х верст нужно было пройти под убийственным огнем неприятеля, чтобы одолеть едва приступную его позицию. [189]

Соображаясь с местностью и укрепленною неприятельскою позицией, левая цепь наша для движения отряда усилена, а правая, коей путь предлежал по более открытой местности вдоль берега Аксая, составлена из одного батальона. Такое распоряжение было последним, отданным по войскам, расположенным на биваках у Шаугал-Берды, и отряд готовился к выступлению по следующей диспозиции:

Авангард, под командою генерал-майора Белявского, состоял из: 1-го батальона Литовского полка, 2-х горных орудий, 2-х рот саперов и роты стрелков и пеших грузин.

В главных силах, под командою генерал-лейтенанта Клюге фон Клюгенау 2 роты Замосцского полка, 2 легких орудия, 2 роты саперов, 2 горных орудия и команда с крепостными ружьями; раненые штаб- и обер-офицеры; рота стрелков; раненые нижние чины; обозы штабов главнокомандующего и отрядного, имея в конвое 2 роты Замосцского батальона; вьюки авангарда, артиллерии, саперов; стрелков и пехоты по старшинству полков; 4-й батальон Навагинского полка; конные казаки и Кабардинская милиция; вьюки всей кавалерии; Грузинская конная милиция.

Арьергард, под командою генерал-майора Лабынцева, состоял из 3-го батальона Апшеронского полка, 2-х горных орудий, 1-го и 2-го батальонов Кабардинского егерского князя Чернышева полка и роты стрелков (Кавказского стрелковою батальона).

Левая цепь под командою командира Куринского полка полковника барона Меллер-Закомельского: 6 рот Куринского полка и 3-й батальон Люблинский. В правой цепи: 3-й батальон Навагинского полка, под командою майора Преображенского ¹⁵¹.

Примечание 1. При прохождении арьергарда мимо кургана, лежащего по левую сторону аула Шаугал-Берды, 1-му батальону Люблинского полка, там находящемуся, поступить в распоряжение начальника арьергарда.

Примечание 2. Сосредоточение батарей к действию против неприятельской позиции возложено на обязанности начальника артиллерии.

Дело 19 июля

В 10 часов утра 19-го числа, когда явственно уже слышна была пальба из орудий в колонне генерал-майора Фрейтага, главнокомандующий двинул авангард по дороге через овраг Джагам-Берды, но предварительно, до движения авангарда, вьюки и раненые в беспорядке [190] переходили мимо пылавшего аула Шаугал-Берды (Шаугал-Берды, служивший помещением главнокомандующему со штабом и ранеными, на заре 19-го числа был очищен и предан пламени, когда же началось движение наших войск, то уже груды пепла покрывали место, где разбросаны были сакли туземцев.) и выдвигались в овраг. Неприятель, заметив это движение, усилил по толпившимся вьюкам и раненым пальбу из орудия своего, на высоте Бедги-мехке находившегося, а с высоты Башеш-арзу-Кварта открыл по ним меткий ружейный огонь; никем не руководимые, вьюки и раненые остановились, полагая, что передовые наши войска еще не успели очистить дорогу от неприятеля, но каково было их удивление, когда услышали сзади толоса, кричавшие им: «Направо, налево, раздайся!» — и увидели шедшего генерал-майора Белявского с авангардом. Обстоятельство это, не ища ему причин, не могло не произвести вовсе напрасной потери между ранеными, конвойными их и вьюками, и в числе прочих вынесенный на носилках командир Hавагинского полка полковник Бибиков, уже тяжело раненный 14 июля, получил здесь еще две тяжелые раны ружейными пулями, от которых через 2 часа умер.

С движением авангарда последние два ядра из наших полевых орудий, направив свой полет на неприятельское за Аксаем орудие, служили сигналом Фрейтагу, что отряд тронулся с занимаемой им позиции.

Ведя незначительную с горцами перестрелку, Фрейтаг занял поляну, вдоль которой по оврагу устроен был описанный выше второй большой неприятельский завал, и, выставив на позицию орудие казацкой артиллерии, за третьим выстрелом подбил лафет у неприятельского орудия, на площадке у хутора Бедги-мехке находившегося, и тем прекратил огонь его против правого фланга нашего отряда. Одновременно с сим же Фрейтаг поставил батарею для действия во фланг неприятельского завала на высотах Башеш-арзу-кварта, а часть пехоты своей вдвинул в лес, которого противоположная сторона уже занята была авангардом главного действующего отряда.

Совокупным наступлением нашей левой цепи и части войск колонны Фрейтага против левого неприятельского завала горцы постепенно были выбиты оттуда, и движение по оврагу, обеспеченное таким образом и с фронта и с обоих флангов, производилось быстро; войска наши выходили на поляну за оврагом и с неописанным восторгом встречались там со своими товарищами из колонны Фрейтага.

Неприятельские толпы, не успев нанести нам вреда при переходе через овраг Джагам-Берды и видя, что предприятие это их невозвратно рушилось, всеми силами потянулись к части леса в тылу нашем, у аула Шаугал-Берды лежавшею, в намерении отомстить за неудачу сильными натисками на наш арьергард. [191]

Имея в виду обеспечение обозов и раненых при прохождении мимо пылавшею аула Шаугал-Берды, генерал-майор Лабынцев поставил там 1-ю карабинерную роту кабардинских егерей; внезапно атакованные многочисленным неприятелем кабардинцы, как львы, дрались в рукопашном бою более четверти часа; превосходные в числе толпы горцев уже брали перевес над егерями, когда проходили последние вьюки, Лабынцев, составив резервы из прикрывавших войск наш обоз, направил их в помощь кабардинцам, неприятельские толпы были отогнаны от аула, но рукопашная схватка эта лицом к лицу стоила кабардинской роте 2-х офицеров и до 60 нижних чинов, павших геройского смертью на развалинах Шаугал-Берды. Неприятеля урон на этом же месте простирался до 200 человек.

Арьергард стал спускаться в овраг Джагам-Берды. На пути через овраг арьергард отразил горцев, зашедших на правый наш фланг, где в цепи находился один только батальон, поднявшийся уже выше, с тылу неприятель теснил, пока арьергард стал подниматься из оврага, где, встреченный войсками колонны генерал-майора Фрейтага, был прикрыт сими последними

Главный действующий отряд, сосредоточившись на поляне за оврагом Джагам-Берды, возобновил дальнейшее движение, имея арьергард и боковые цени из свежих войск, пришедших с колонною генерал-майора Фрейтага. По причине более открытой местности, неприятеля не было видно впереди и все толпы горцев опались позади, преследуя свежий наш арьергард слабо и весьма осторожно.

В 2 1/2 часа пополудни бой окончился. Урон наш, за исключением потери в рядах колонны, прибывшей с Фрейтагом, простирался убитыми: штаб офицеров 1, обер-офицеров 2 и нижних чинов 91; ранеными: штаб-офицеров 1, обер-офицеров 12 и нижних чинов 176; контужеными, обер-офицеров и нижних чинов 26 и без вести пропавших нижних чинов 23 человека. (Убит уже бывший раненным полковник Бибиков, тяжело ранены штаб-капитан Прушановский ¹⁵² и вторично гвардии поручик Козлянинов.)

Дорога к разоренному аулу Мискиту, по которой следовал отряд, пролегает хотя по менее пересеченной местности, но овраги с крутыми спусками и подъемами и частью густые леса еще не миновались; по причине сих местных затруднений движение наших войск производилось медленно и трудности марша увеличивались от дождя, начавшего падать перед вечером. В 7 часов пополудни отряд остановился на поляне пред Мискитом в каре и ночь с 19-го на 20 июля, проведенная нами на мискитской поляне, была последним ночлегом в пределах неприятельских. Легкие орудия и зарядные ящики по [192] крутому и испортившемуся от дождя подъему из последнего пред мискитскою поляною оврага не были ввезены сего числа на поляну.

Дождь, начавшийся накануне с вечера, не переставал падать всю ночь и утром 20-го числа легкие орудия, по предварительно исправленному саперами подъему, выведены из оврага на мискитскую поляну к 8 1/2 часов сего числа, около 8 же часов небо стало проясняться и вскоре знойные лучи кавказского солнца возвестили жаркий день.

Войска снялись мискитской позиции в 10 часов утра.

Левая отрасль хребта Чеченских тор, составляя левый берег Аксайской лощины, по которой предлежал нам путь в направлении к Герзель-аулу, была единственным пунктом, откуда мог еще неприятель беспокоить отряд, почему главнокомандующий приказал генерал-майору Фрейтагу прибывшими с ним войсками занять высоты на левом нашем фланге густою цепью и, уделив часть из оных в правую цепь, с остальными находиться в арьергарде. Войска же главного действующего отряда тронулись с позиции в следующем порядке:

Авангард, под начальством генерал-майора Белявского, состоял из 2-х батальонов пехоты, 2-х горных орудий, 2-х рот саперов и стрелков, пеших грузин и всей конницы отряда.

Главные силы, под начальством генерал-лейтенанта Клюге фон Клюгенау, составлены из остальной пехоты и артиллерии отряда, с размещением между ними раненых и обозов.

Правая и левая цепи и арьергард, под начальством генерал-майора Фрейтага, состояли, как выше сказано, из войск, с ним прибывших.

Дорога от мискитской поляны к Герзель-аулу вьется по лесистой отчасти лощине, склоняющейся на восток к левым берегам Аксая и перерезанной более чем 10-ю большими и малыми оврагами; с правой стороны лощины льются воды Аксая, на противоположном берегу коего отроги Чеченских гор понижаются по течению реки к плоскости; влево от Аксая другая отрасль хребта Чеченских гор, также понижаясь к плоскости, составляет крутой берег Аксайской лощины; дорога по лощине левого берега Аксая то приближается к ложу реки, то удаляется от оного; роскошные травы н поспевшие разного рода хлеба доставили превосходный корм нашим коням.

Путь от мискитской поляны по местности более открытой, а также увеличившаяся боевая сила отряда присоединением свежих войск лишили горцев возможности обеспокоить нас, и только несколько ружейных выстрелов слышались в арьергарде, когда войска снимались с мискитской позиции.

Полуденный зной уменьшался, несколько часов оставалось до заката солнца, как забелились впереди сторожевые на нашей линии башни, отряд, вступая в своп пределы, подходил к Герзель-аулу. [193]

Главнокомандующий, в намерении лично удостовериться в заготовлении по возможности всего необходимого для возвращения из экспедиции отряда и преимущественно для первоначального обеспечения раненых, присоединился к авангарду и при звуках отрядной музыки в 5 1/2 часов пополудни прибыл в Герзель-аул; салютные выстрелы с валов укрепления и общее радостное неумолкаемое «ура» войск гарнизона приветствовали знаменитого вождя.

За авангардом и главная колонна показалась в виду укрепления, откуда тянулись ряды арб, высланных по приказанию главнокомандующего для подъема трудно раненных.

В 9 часов вечера весь отряд расположился биваками, заняв обширные поляны с восточной и западной стороны укрепления Герзель-аул.

Перенеся борьбу с природою и борьбу с хищным неприятелем, с твердостью выдержав все лишения и недостатки, войска, главный действующий отряд составлявшие, забыв о прошедшем, радостно и беспечно провели ночь с 20-го на 21 июля в своих владениях, и кусок свежего ржаною хлеба после двухмесячного сражения зубов с сухарями, составил вкусный десерт для нашего брата русского солдата. (По прибытии отряда в Герзель-аул 20 июля того же числа роздано по фунту свежего ржаною хлеба, включая и офицеров.)

Весь урон наш с выступления из Дарго до прибытия в Герзель-аул показан в ведомости под лит. А.

За исключением же убитых, раненых, без вести пропавших и больных, к 21-му июля, т. е. с прибытием в укрепление Герзель-аул главного действующего отряда, считая и конвойных при раненых, в строю находилось как значится в ведомости под лит. В.

Главный действующий отряд с выступлением из Андии по день возвращения на линию, т, е. с 6-го по 21 июля составлял единицу, уже не увеличивавшуюся в своем составе, но уменьшавшуюся от урона в делах с неприятелем. Таблица под лит. С показывает сравнительное состояние отряда 6-го, 13-го и 21 июля; дни эти, по событиям в оные, приняты за главнейшие эпохи похода с 6-го по 21 июля.

21 июля предназначено для отдыха, и войска, оставаясь на позиции у Герзель-аула, приветствуемы были главнокомандующим, с окончанием непамятной на Кавказе экспедиции. Главнокомандующий, объезжая войска, по всей линии встречаем был громким, искренним и радостным «ура». При сем, отдавая должную справедливость генерал-майору Фрейтагу, который, неимоверно скоро собрав на линии свежие войска и выйдя с ними 19-го числа навстречу к главному действующему отряду, много способствовал последнему в деле 19 июля при прохождении оврага Джагам-Берды, главнокомандующий, снимая шапку, [194] почтил его при каждой части войск особым благодарным «ура», троекратно повторяемым затем, каждою отдельною частью войск отряда. А по войскам, с Фрейтагом прибывшим, главнокомандующий отдал приказ следующего содержания:

«Воины отряда генерал-майора Фрейтага, спасибо вам ребята, тысячу раз спасибо вам и достойному вашему начальнику за помощь, вами нам оказанную; с невероятною скоростью, по первому от нас вызову, вы собрались, сделали усиленные переходы и чудесно явились в сильном составе в Герзель-аул, без отдыха немедленно пошли к нам на встречу и сильно помогли окончить с честью и с славою трудный подвиг против всех сил неприятельских, разбивая их везде, где они думали нам противостоять, и провесть безопасно и спокойно всех наших раненых, храбрых товарищей ваших. Оба отряда всегда будут помнить с удовольствием и поход сей и счастливое наше с вами соединение. Спасибо вам еще раз. Вам и храброму Фрейтагу «ура»!»

С одинаковым отеческим попечением заботясь о раненых и во время экспедиции и ныне, по окончании оной, главнокомандующий приказал освидетельствовав всех раненых и разделить их на два разряда: тяжело раненных, требующих безотлагательного медицинского пособия, оставить в Герзель-ауле впредь до возможности отравить их к своим частям или в другие на линии госпитали, н таких раненых, которые ныне же могут быть отравлены на арбах и транспортных повозках в ближайшие Щедринский, Червленский и Моздокский госпитали, дабы сим доставить более удобства первым Ответственность в рассортировке раненых возложена на главного доктора отряда. А войскам вменено в строгую обязанность всех трудно раненных, по назначению главного доктора, непременно оставить в Герзель-ауле; тех же раненых, которых повезут в ближайшие госпитали, отправить в ведении особых офицеров от батальонов и полков, снабдив последних заимообразно примерною суммою денег для продовольствия в пути, причем попечительности командиров отдельных частей предоставлено отправить с ранеными медиков, фельдшеров, медикаменты и форбант. И, наконец, главнокомандующий для необходимых потреб пожаловал раненым: штаб-офицерам по 40, а обер-офицерам по 20-ти червонцев каждому; раненым же нижним чипам приказал раздать по 2 рубля серебром.

Признавая необходимость дать отдых войскам, свершившим трудный подход, главнокомандующий отдал приказание распустить отряд и войскам выступить из Герзель-аула двумя эшелонами 22-го и 23 июля.

22 июля, мосле благодарственною молебствия об окончании экспедиции, 1-й эшелон отряда, под командою генерал-майора Белявского, выступил из Герзель-аула на Енгель-Юрт, к переправе через Терек у [195] Амир-Аджи-Юрта. С сим же эшелоном, имея в конвое особый батальон при одном орудии, отбыл из отряда разделявший все труды н лишения экспедиции принц Александр Гессенский. 1-й эшелон составляли: 1-й батальон Литовский, 3-й и 4-й батальоны Навагинские, 5-й саперный батальон, три роты стрелков, горная № 4 батарея и вся милиция, как пешая, так и конная; часть раненых, посаженных на арбы и повозки, а также все, принадлежавшие к входящим частям, отправились с 1-м эшелоном. В следующие дни войска 1-го эшелона, продолжая путь свой, останавливались по маршруту в Надтеречных станицах для ночлегов, а по прибытии в станицы, для отдыха собственно назначенные, оставались там в течение 10-ти дней. Милиции с приходом в Щедринскую станицу предоставлено следовать самой в Грузию и во Владикавказский округ по особым маршрутам.

23 июля, под командою командира Люблинского полка Липского, выступил из Герзель-аула 2-й эшелон, составленный из 1 и 3-го батальонов Люблинских, 2-го батальона Замосцского, двух легких орудий № 7-го батареи, всех вообще линейных казаков и запасною артиллерийскою № 14-го парка; отрядный штаб и раненые, сим частям принадлежавшие, следовали со 2-м эшелоном.

Остальные войска направлены сего же числа по особым маршрутам, а именно 1-й и 2-й батальоны князя Чернышева полка во Внезапную, 3-й батальон Апшеронский и горные № 1 и № 3-го батареи в Темир-Хан-Шуру, а 6 рот Куринского полка в кр. Грозную.

Главнокомандующий с частью войск из отряда генерал-майора Фрейтага, отбыл 23 же июля по пути в Темир-Хан-Шуру для встречи и осмотра эшелонов, оставшихся на сообщении между перевалом Кырк и Андиею.

Радоваться хорошему и соболезновать о дурном — так проходит жизнь человека. Забыв прошедшее, каждый из нас радовался, что Бог сохранил на поле брани, но между этою общею радостью овладело нами неприятное чувство при присутствии на экзекуции, произведенной того же 23 июля вследствие суда по полевому уголовному уложению над казаком Моздокского полка, младшим канонером запасного парка 14-й артиллерийской бригады и рядовым Куринского егерского полка, обвиненными всех троих в разграблении вьюка, в отлучке во время дела с неприятелем от своих команд, не будучи ранеными, в упорном неповиновении в исполнении приказаний старших корпусных адъютантов нести за ними разграбленный вьюк; кроме того, казака в дерзком сопротивлении на словах против адъютантов, с готовностью к защите, когда капитан Ховен ¹⁵³ вынужден был обнажить шашку, чтобы приказать нести вьюк за собою, а канонера — в побеге за цепь к неприятелю с обнаженною шашкою в руках. За преступления сии суд приговорил всех [196] троих расстрелять. Главнокомандующий, по предоставленной ему власти, решил: казака и канонера в пример других расстрелять, а рядового Куринского полка, по уважению изъявленной им готовности нести вьюк тотчас по приказанию адъютантов, прогнать шпицрутенами через 500 человек два раза и отправить на работу в кр. Севастополь на 5 лет. И конфирмация эта приведена сего же числа и исполнение командиром егерского князя Чернышева полка полковником Козловским. Пример таковой строгости, конечно, не мог не опечалить войска, но он был необходим, ибо некоторые из нижних чинов неоднократно во время дел с неприятелем, напиваясь до излишества вином, предавались грабежу и делались таким образом вовсе неспособными к отражению неприятеля, который, пользовавшись неминуемыми от сего беспорядками, усиливал своп натиск, тем вредили товарищам их, верным своему долгу и не покинувшим рядов для гнусного грабежа.

Накануне выступления отряда из Дарго, т. е. 12 июля, послано было с лазутчиками приказание, дабы эшелоны, на пути сообщения отряда с Евгеньевским укреплением расположенные, сосредоточились бы на позицию у перевала Кырк.

Отступление сих эшелонов произведено следующим образом:

Подполковник Бельгард, начальник эшелона (Состав Гогатлинского эшелона: 1-й батальон Прагский, 9-я рота князя Чернышева полка, 12 кавказских стрелков, два легких и одно горное орудия, 20 моздокских казаков, часть запасного артиллерийского парка и вагенбург из 250 человек больных.), оставленного отрядом в Гогатлинском редуте, по выступлению из Андии главных сил, обязывался инструкциею, ему данною, между прочим, в следующем: 1) вагенбург свой, из 250 человек больных составленный, отправить с первым отходящим транспортом в Кырки, 2) по прибытии к нему трех рот 3-го батальона князя Чернышева полка с транспортом из Мичикальского урочища, присоединить к ним 9-ю роту, в Гогаглинском редуте составленную, и, сдав командование над редутом старшему по себе. самому с 1-м батальоном командуемого Прагского полка, приняв транспорт, конвоировать его в Дарго, на присоединение к главному действующему отряду и 3) находиться сколь возможно чаще в сношении с главным действующим отрядом и доносить о численности неприятельских партий и намерениях их.

6-го же июля в день движения отряда в Дарго, на разных пунктах, кругом Гогатлинского редута, показались неприятельские толпы, смелым и решительным натиском войск Гогатлинского гарнизона и действием из редута конгревовыми ракетами толпы горцев были прогнаны и более на близкое расстояние к редуту не подходили. [197]

Между тем, в заготовленном заблаговременно запасе сена для лошадей Гогатлинского гарнизона оказывался уже недостаток и подполковник Бельгард вынужденным был посылать за сеном фуражировать по три раза в сутки с 1-го по 11 июля; фуражировки эти производились каждый раз с перестрелками с неприятелем.

Относительно же приказания находиться в сношении с главным действующим отрядом, подполковник Бельгард никакой не предвидел к тому возможности как по тому, что не имел у себя лазутчиков, так и оттого, что не решался послать в Дарго небольшую часть войск из редута на том основании, что, судя по видневшимся из редута неприятельским пикетам, надо было предполагать, что горцы скрываются на перерезанной между Андиею и Ичкерией местности и караулят добычу.

9 июля в Гогатлинском редуте замечена была колонна с транспортом, спускавшаяся в Андию с Буцуркалского хребта; на встречу ей подполковник Бельгард выслал из редута две роты, которые, заняв аул Гогатль, обеспечили следование транспорта через аул.

С прибытием колонны в Гогатлинский редут, Бельгард, осведомившись ог начальника оной подполковника Гюллинга, что у него не было тех трех рот 3-го батальона князя Чернышева полка, которые по инструкции вместе с 9-ю ротою сего же полка должны были остаться для хранения Гогатлинского редута, а поэтому он, Бельгард, приняв от Гюллинга утром 10-го числа продовольствие для своего эшелона на двое суток и снабдив последнего нужными наставлениями, направил того же дня колонну Гюллинга с транспортом и в полном ее составе по дороге в Дарго к главному действующему отряду.

11 июля колонна Гюллинга показалась на высотах со стороны Дарго, с значительным числом раненых, обратно в Андию. Неприятельские толпы неоднократно имели намерение атаковать Гюллинга, почему Бельгард выслал к нему навстречу из редута две роты и тем способствовал ему дойти в Гогатлинский редут благополучно.

На возвратом пути в Андию Гюллинг вручил Бельгарду предписание начальника главною штаба, по коему последний с 1-м батальоном Прагского полка имел выступить не в Дарго, а присоединиться к колонне Гюллинга и следовать к Кыркинскому перевалу, где предписывалось ему поступить в ведение генерал-майора князя Кудашева. Подполковник Бельгард, узнав, что колонна, препровождавшая транспорт в отряд, не доходя Дарго, встречена была частью войск, высланных из отряда навстречу на последние высоты, отделяющие Андию от Ичкерии, а потому о причине, по которой он, Бельгард, не мог прийти с своим батальоном в Дарго, согласно данной ему инструкции, неизвестно было ни главнокомандующему и ни начальнику его штаба и имея притом в виду, что Гогатлинский гарнизон, из Прагского батальона [198] состоящий, согласно той же инструкции, мот быть сменен не иначе как 3-м батальоном князя Чернышева полка, то и решился остаться в редуте по-прежнему с своим батальоном, отделив однако ж 9-ю роту кабардинцев к колонне Гюллинга из опасения, чтобы неприятель, скрывавшийся в окрестностях, не атаковал бы оной на марше к Буцуркалскому перевалу. Засим Бельгард, с уменьшенным в численности гарнизоном на одну роту храбрых кабардинцев, остался в Гогатлинском редуте, взяв на свое попечение 152 человека трудно больных и тяжело раненных, которых подполковник Гюллинг за недостатком перевозочных средств и имея без того много больных и раненых, из главного действующего отряда принятых, решительно не мог поднять с собою.

В ночь с 12-го на 13 июля в 2 часа утра лазутчик, из главного действующею отряда присланный, принес Бельгарду предписание главнокомандующего, по коему Бельгарду со своим эшелоном предписывалось: оставить Гогатлинский редут и, соединясь с тремя другими эшелонами, на пути сообщения расставленными, сосредоточиться к перевалу Кырк. Лазутчик, принесший эго приказание, отправлен Бельгардом немедленно с подобным же приказанием к начальнику эшелона у Андийских ворот, но, пробираясь между неприятельскими постами, упал в кручу, не дойдя Буцуркалского перевала.

Подполковник Бельгард, лишенный почти средств к поднятию больных и раненых, недолго, однако ж, находился в затруднении; распоряжения его состояли в следующем: все подъемные лошади, при батальоне состоявшие, освобождены от тяжестей и вместе с 18-ю казачьими лошадьми отданы под подъем раненых и больных; офицерские верховые и вьючные лошади, по предложению его же, Бельгарда, переданы были также под больных, а к оставшимся еще засим раненым и больным для несения их назначены люди, по неимению лошадей при артиллерийском парке патроны и часть снарядов на время марша розданы но рукам нижним чинам и, наконец, те из вещей как казенные, так и собственные офицерские, которых не было возможности взять с собою, собраны в кучу и преданы пламени. По приведении в исполнение сих распоряжении в 6 часов утра, т. е. через 4 часа по получении приказания, Гогатлинский эшелон совершенно был готов к выступлению из редута.

Дела 13-го, 14 и 15 июля при отступлении эшелона Гогатлинского и у Андийских ворот

13 июля неприятель, за Гогатлинским гарнизоном наблюдавший, как бы предчувствуя движение оного, еще ночью пред выступлением гарнизона усилил свои партии и занял ими все окрестные высоты, но [199] аул Гогатль, на пути отступления гарнизона лежавший, оставил не занятым, почему подполковник Бельгард, считая для себя пункт этот весьма важным, на рассвете 13-го числа пред выступлением, послал туда две роты и распоряжением сим предупредил неприятеля, готовившегося уже исправить свою ошибку и занять Гогатль частью своих сил.

Между 6-м н 7-м часом утра Гогатлинский гарнизон выступил из редута. Горцы первое нападение с своей стороны сделали на те две роты, которые занимали аул, в намерении вытеснить их оттуда, но успеть в том не могли и прагцы, в ауле расположившиеся, руководимые примером благородной храбрости и стойкости своих офицеров, сохраняли в рядах своих отличный порядок и противопоставили сильный отпор неприятелю.

Зная из опыта, что противостать всем трудностям прилежавшего пути и отразить малыми силами неприятеля на медленном марше при подъеме на Буцуркалский перевал можно лишь с сохранением между войсками величайшего порядка, Бельгард, выступая из редута, строго подтвердил всем чинам безотлучно находиться на своих местах и слепо исполнять приказания, которые отдаваться будут начальниками: мера эта необходима была еще и потому, что Бельгард не ожидал никакой помощи от эшелона у Андийских ворот, ибо начальнику оного не было известно о выступлении Гогатлинского гарнизона с поводу, что лазутчик с сим сведением, к Андийским воротам посланный, как выше сказано, упал в кручу, не достигнув цели данного ему приказания.

Отбитый двумя ротами прагцев от аула, неприятель оставался в наблюдательном положении за отступлением Гогатлинского гарнизона, но, увидев его малочисленность, толпы горцев, обойдя высоты по направлению дороги, с неизобразимым ожесточением с разных пунктов и по нескольку раз бросались в атаку, в намерении уничтожить эшелон Бельгарда до последнего.

Гогатлинский гарнизон, имея с собою значительное число больных и раненых (152 человека) и два полевых орудия, которые везены были в гору на людях, отступал в виду многочисленного неприятеля медленно, но в примерном и достойном подражания порядке; места убитых и раненых из строя с передачею оружия тот же час заменялись и писарями, и музыкантами, и даже денщиками. Неприятельские толпы, занимая высоты по сторонам подъема на Буцуркал и обогнув кругом эшелон Бельгарда, кидались беспрерывно в рукопашную схватку, но, отражаемые стойкостью русских штыков, в свою очередь ретировались и были преследуемы, сколько местность дозволяла; двигаясь же вперед, войскам нашим предстоял труд выбивать горцев из-за каменных завалов, образовавшихся на этом пути от перерезанной скалистой местности, составляющей Материк Андии. Так продолжалось [200] движение Гогатлинского гарнизона к Буцуркалу под сильным неприятельским огнем, сопровождавшимся рукопашными схватками, до 10-ти часов вечера, отойдя от редута не далее 4-х верст. К 10-ти часам войска достигли Буцуркалского хребта и бой прекратился.

В полночь подполковник Бельгард соединился с эшелоном у Андийских ворот, за перевалом расположенным и составленным из двух батальонов Житомирского егерского полка, двух полевых, одного горного орудия и 20-ти линейных казаков, под командою подполковника Голикова ¹⁵⁴; Бельгард, передав последнему приказание главнокомандующего, как старший, принял начальство над обоими эшелонами.

Потеря в деле 13-го числа в Гогатлинском гарнизоне ограничилась в убитых унтер-офицеров 1, барабанщиков 1 и рядовых 10, раненых обер-офицеров 3, унтер-офицеров 2 и рядовых 19 (в том числе музыкант 1) и контуженых унтер-офицеров 2 и рядовых 4, Незначительный этот урон, понесенный в 16-часовой бой с неприятелем, надо отнести как отличным распоряжениям подполковника Бельгарда, так мужеству и стойкости всех чинов, гарнизон составлявших, и тому еще, что изредка наступательные движения частей эшелона против многочисленного неприятеля, которые, останавливая горцев, заставляли их быть осторожными и менее решительными.

14 июля. Усилив свой эшелон присоединением эшелона, стоявшего у Андийских ворот, Бельгард в следующий день (14-го числа) продолжал отступление по направлению к Мичикалу.

Порядок, в каком следовали войска, был следующий:

В авангарде: 1-й батальон Житомирский с двумя полевыми орудиями и две роты l-то батальона Прагского полка с другими двумя полевыми орудиями. За авангардом следовали раненые и вьюки, имея боковые прикрытиями остальные две роты Прагского батальона.

В арьергарде: два горных орудия с 3-м батальоном Житомирского полка.

Неприятель, занимая Буцурский за Мехельтинской долиною хребет, а также расположась на окружных высотах, первоначально не выказывал своею намерения беспокоить наши войска при подъеме из Мехельтинской долины, но лишь только авангард стал подходить к подъему, толпы горцев начали усиливаться и на хребте и в левых боковых завалах.

Наблюдая за неприятелем и предвидя, или точнее сказать, зная уже, с какими трудностями будет сопряжен подъем из Мехельтинской долины по узкой и скалистой тропинке и что прямым движением по этой тропинке авангарда с полевыми орудиями, а за ним раненых и вьюков, неминуемо подвернет войска большим потерям, Бельгард приказал остановиться и, воспользовавшись внезапно павшим туманом, [201] отрядил две роты прагских и две роты житомирских с одним горным орудием, под командою капитана Ракусы ¹⁵⁵, приказав сему офицеру с вверенными ему войсками штурмовать хребет и занять с боя боковые завалы. Неприятель, в тылу находившийся, все время, не переставая беспокоить арьергард, усилил в этот момент свои натиск на хвост и боковые наши цепи; при сих атаках в нестройных, но многочисленных массах горцев раздавались и дикий крик, и предсмертные песни, которые они страшно поют обыкновенно, когда решаются нанести гибель христианам. Штык русский и свинец работали в арьергарде, как между тем передовые прагцы и житомирцы, под командою Ракусы, с громким «ура», под градом пуль и камней взобравшись с неимоверною быстротою целиком на хребет, сбили оттуда изумленных горцев и заняли как гору, так и боковые завалы. 10 только минут нужно было передовым нашим храбрецам, чтобы занять позицию на хребте и очистить подъем на оный от неприятеля, находившегося впереди. Атаки неприятеля с тылу и с боков не уставали и от времени до времени все более и более усиливались.

Начинало вечереть, когда войска стягивались на хребте, единственный путь на Буцур по узкой скалистой тропинке, в полугоре вьющейся, сопряжен был с величайшими трудностями; к тому же еще присоединилась крайняя усталость людей, которые все почти в течение всего дня дрались с ожесточенным неприятелем, и потеря лошадей у полевых орудий, которые частью были убиты, а частью ранены. Лично распоряжаясь при сем и непосредственно наблюдая за движением войск, Бельгард, дабы облегчить сколь возможно движение артиллерии, приказал от одного полевого орудия, потерявшего трех лошадей, сняв передок, подрубить и сбросить в кручу запасный лафет. Мрачная до сего времени погода изменилась в худшую еще, и войска, в темноте приближавшейся ночи, поднимались на Буцур в тумане и под проливным дождем, бой не уставал; в одно время и с одинаковой стойкостью войска разбрасывали груды камней, коими завалили горцы подъем из Мехельтинской долины, и твердым штыком отбрасывали неприятельские толпы, кои, пользуясь темнотою, неоднократно кидались на войска в кинжалы.

С наступлением ночи отряд собрался на Буцуре и остановился там на позиции для ночлега, пройдя всего в течение дня не более 6 верст. Горцы не дали войскам нашим покоя во всю ночь, ружейная перестрелка не умолкала, сопровождаемая рукопашными схватками, но все покушения неприятеля оканчивались без всякого успеха и русский штык торжествовал.

Понесенный урон в рядах наших сего числа простирался: убитыми нижних чинов 12, ранеными штаб-офицер 1, обер-офицеров 3 и рядовых 10 и контужеными обер-офицеров 3 и нижних чинов 15. [202]

15 июля. С зарею 15-го числа движение к Мичикалу возобновлено и войска снялись с позиции в следующем порядке:

В авангарде 1-й батальон Прагский с двумя полевыми орудиями. В прикрытие обозу и раненых назначен 3-й батальон Житомирский, с другими двумя полевыми орудиями.

В арьергарде 1-й батальон Житомирский с двумя горными орудиями.

В больших массах конные толпы горцев виднелись в разных направлениях и вели с нашими цепями сильную перестрелку. Окрестная местность не весьма гористая предоставляла неприятелю возможность собираться в большие толпы и производить конные атаки, а потому Бельгард заблаговременно распорядился составлением в обеих цепях сильных резервов, и действительно, всадники неприятельские начали формироваться в массы и, бросаясь на цепи, намеревались разрезать колонну. Дерзкие их эти покушения повторены были несколько раз, пока меткий огонь арьергардных орудий заставил горцев быть осторожнее.

Заботясь о людях, которые трехсуточным и трудным маршем и беспрерывным боем с неприятелем весьма утомились, а лошади во все это время не имели корма, Бельгард, не доходя 5-ти верст до подошвы горы Зонокбак, остановил войска для привала на довольно обширной, совершенно открытой и обильной травами поляне. Толпы неприятельские, за колонною наблюдавшие, не ожидая, чтоб она остановилась, подошли к ней на близкое расстояние и за свою дерзость славно были наказаны. Бельгард, сосредоточив свои орудия все 6, приказал открыть из них беглый картечный огонь по коннице неприятельской. Горцы, понеся при сем не малую потерю, смешались и быстро ретировались.

Дав сколько нужно было отдохнуть людям, Бельгард двинулся далее, не обеспокоиваемый горцами и, уже подходя к Зонокбаку, послал на высоты ее 3-ю мушкетерскую роту прагцев, дабы прогнать оттуда неприятельские толпы, имевшие намерение вредить колонне во фланге при подъеме на Зонокбак; мушкетеры прагские, исполнив приказание своего начальника, заняли фланговые высоты и оставались там, пока все войска достигли Зонокбакских высот, где и остановились для ночлега.

В деле 15 июля выбыло из фронта ранеными 3 рядовых и контужеными нижних чинов также 3 человека.

С раннею порою 16-го числа войска наши снялись с Зонокбакских высот и двинулись к Мичикалу.

Неприятель виднелся на отдаленных высотах и не отваживался подъезжать к колонне на близкое расстояние; перестрелка с цепями продолжалась, но огонь ружейный горцев с дальней дистанции был безвреден. [203]

Ненастная погода продолжалась, дорога до крайности испортилась, усталость между войсками весьма была заметна; все это побудило Бельгарда остановиться сего числа на ночлег, не доходя Мичикалского урочища, близ озера. После трехсуточной походной диеты солдаты подкрепили своп силы горячею пищею и, не обеспокоиваемые неприятелем, провели ночь в крепком сне.

17 июля, продолжая путь свой к Мичикалскому урочищу. Бельгард достиг оного уже к вечеру и по полученному здесь предписанию от генерал-лейтенанта князя Бебутова, сдав полковнику Ковалевскому 1-й и 3-й батальоны Житомирского полка с двумя полевыми орудиями, с остальными войсками своей колонны, присоединив 2-й батальон Куринского полка, прибыл 18 июля к перевалу Кырк.

Князь Бебутов, согласно полученному им распоряжению от главнокомандующего, сосредоточив все эшелоны, на пути сообщения расставленные, у перевала Кырк, отвел войска на правый берег Сулака и расположил их там впредь до получения новых распоряжений.

Действия Самурского и Лезгинского отрядов с 5 июня по день окончания летней экспедиции 1845 г.

Таким образом, кончились военные действия на левом фланге Кавказской линии, относящиеся к первой категории занятия войск в 1845 году. Временное покорение Андии, взятие и разорение Дарго были главною целью наступательных движений в горы соединенных Чеченского, Дагестанского и Кумыкского отрядов, из коих к концу экспедиции, в уменьшенных силах, составился главный действующий отряд; действия Самурского и Лезгинского отрядов имели предметом отвлекать неприятельские скопища от первых трех отрядов, стараясь дружелюбно склонять на нашу сторону не мирные нам общества, а тех, которые будут упорствовать, наказывать оружием. Все эти предначертания приведены в исполнение по мере возможности.

Минувшая экспедиция будет долго в памяти туземцев. Горцы убедились, что для русского нет невозможного и что штык русский всегда проникнет к ним, в каких бы недоступных местах они не скрывались; убедились также и в том, что только на весьма перерезанной местности, поросшей вековыми и непроходимыми лесами, они могут еще нам сопротивляться, но и тут упорство их тщетно и обходится больших потерь, чему служит ясным доказательством урон их в делах против главного действующего отряда, простирающийся всего убитыми и ранеными до 2000 человек.

Оружие наше многократно в течение экспедиции покрывалось новою славою; русский штык грозен в глазах горца.

Действия Чеченского, Дагестанского и Кумыкского отрядов, а впоследствии составившегося из них главного действующего отряда, сопряжены были с большими лишениями, неизбежными в войне, каковые производили иногда невыгодное влияние на физические и моральные силы войск.

Владения туземцев, пройденные войсками, под начальством главнокомандующего состоявшими, отчасти уже разорены во время походов прежних лет, а там, где еще не бывали русские, жилища горцев с приближением войск наших разорялись и предавались пламени рукою самих туземцев по настоянию Шамиля или коварством последнего. Мы не стали властителями тех горских обществ, через земли которых пронеслось русское оружие; все жители с появлением наших войск или бежали в горы, или поступали в ряды скопищ Шамиля; по оставлении же их владений, туземцы, сколь возможность дозволяла, водворялись вновь; удивляться сему не должно, ибо война на Кавказе не может сравниться ни с какой войной в образованном мире. Там судьба враждующих народов решается одним или несколькими сражениями, тогда как жителей гор Кавказских, чтоб замирить, необходимо долговременным опытом утвердить их в уверенности к себе, иначе же горцы если и помирятся, то на то только время, пока видят грозу пред [209] глазами, но лишь она миновалась, они по-прежнему делаются вольными детьми гор и, не признавая никакой власти, становятся снова врагами христиан; таков характер преимущественно народов, населяющих пространство от Каспия до Военно-Грузинской дороги, с В. на З., и от нашей линии Сунженской до Лезгинской линии с С. и Ю. Во исполнение Высочайшей воли главнокомандующий, предводительствуя лично войсками, неоднократно во время экспедиции примерами давал знать горцам, что не уничтожением их жилищ и собственности, а дружелюбною мерою правительство намерено склонить их на нашу сторону; мера эта, однако ж, к концу экспедиции была изменена главнокомандующим, ибо ожесточение, с каким встречали и дрались с нами ичкеринцы и чеченцы, требовало возмездия не кроткого, а наказания их как закоренелых врагов, а потому жилища и поля последних, где проходили войска наши, начиная от Дарго, предавались пламени и разорялись сколь было можно успеть.

Несмотря на лишения, которым отряд подвергался в походе, и значительной потери в делах с неприятелем, войска большею частью и преимущественно принадлежащие Кавказскому корпусу, своею храбростью и стойкостью с редким хладнокровием достойны всеобщей похвалы и чести иметь своим предводителем графа Воронцова. Главнокомандующий, отдавая всем войскам, совершившим с ним экспедицию, полную справедливость, по окончании военных действий обратился к ним с следующим приветствием, в приказе его за № 69 изложенным:

«Воины главного действующего отряда! Наконец твердостью, усердием и неустрашимостью вы исполнили трудный и славный подвиг, повеление Государя нашего, ожидания России и наше собственное желание. С самого начала кампании неприятель со всеми своими сборищами не мог вам противостоять, он оставил нам без боя и Хубарские высоты, и крепкую Бартунайскую позицию; он надеялся остановить нас на Мичикале, но славным подвигом взятия горы Анчимеера оттуда прогнан, преодолев все трудности природы, мы пошли к Андийским воротам, где он не смел нас ожидать и сам предал огню и опустошению богатое андийское население; за Андией он захотел держаться на позиции, но постыдно прогнан с оной горстью наших храбрецов. Когда мы увидели опять сборища Шамиля на горах, мы опять пошли на них, рассеяли толпы их и дошли до самого Технуцала. Около Андии, где русские до сего еще никогда не были, мы жили спокойно, сколько нам было нужно, но этого еще было не довольно; нужно было дойти до самого гнезда Шамиля, мы пошли в Дарго и хотя нашли дорогу труднейшую и леса, в которых они сильно защищались, ничто не могло нам противостоять, и Шамиль вынужден сам [208] начать разрушение его жилища и заведений, которое мы после в полной мере довершили. По затруднению доставлять туда продовольствие, было невозможно н бесполезно оставаться долго в Дарго, но мы пошли оттуда не назад, не отступая, но пошли опять прямо на него же; грудью сбили его с позиции у дер. Цонтери и потом, все наступая, гнали его с позиции на позицию, пока уже близко к Герзель-аулу мы соединились с храбрым генералом Фрейтагом, который по первому от нас призыву, собрав с невероятною скоростью сильный отряд, пришел к нам навстречу; тогда силы неприятельские обратились на наш арьергард, но и тут с потерею и со стыдом отбиты. Таковые подвиги не могли быть исполнены без урона, мы потеряли несколько достойных начальников и храбрых солдат; это жребий войны: истинно русский всегда готов умереть за Государя и отечество, но мы имеем то утешение, что ни один раненый, какого бы он ни был звания, нами не оставлен, ни один не попался в руки неприятеля и мы вчерашнего числа дошли благополучно до нашего укрепления и вам можно будет отдохнуть от трудов и утешаться воспоминаниями о военных подвигах. Государь вами будет доволен; слух о нашем походе долго будет служить в горах страшилищем для врагов наших и доказательством, что для русского солдата нет ничего невозможного. Я горжусь тем, что имел честь вами начальствовать и разделять с вами труды и опасности; от всей души благодарю вас за усердие, терпение и неустрашимость, вами оказанные, и займусь теперь приятным долгом уведомить Всемилостивейшего нашего Государя о подвигах всех и каждого».

Все участвовавшие в экспедиции получили награды, по мере заслуг, ими оказанных, а главнокомандующий с нисходящим потомством возведен в княжеское Империи достоинство; Высочайший рескрипт, полученный им по сему случаю, заключает в себе и верный очерк неустрашимости и самоотвержения князя Воронцова, и верный очерк истинно родительского попечения его о войсках; вот содержание сего рескрипта:

«Князь Михаил Семенович. Вверив вам главное управление Кавказским краем н начальство над Отдельным Кавказским корпусом, я был убежден, что при сем важном назначении вы явите то пламенное усердие к пользам отчества, коим всегда отличалось долговременное и достохвальное служение ваше. Вы вполне оправдали Мои ожидания, проникнув в недра гор Дагестанских, считавшихся доселе неприступными. Приняв личное начальство над главным отрядом, вы собственным примером непоколебимой твердости и самоотвержения указали войскам путь к подвигам незабвенным. Смелою стопою храбрые войска наши перенеслись через хребты гор непроходимых, [209] поражая горцев в неприступнейших убежищах на высотах Анчимеера и у врат Андийских. С упорного боя овладели они Дарго — главным убежищем Шамиля — и штыками проложили себе путь в дремучих лесах ичкерийских, рассеяв многочисленные скопища неприятеля, усиливавшегося преградить дальнейшее наступательное движение отряда. Среди беспрерывного боя, многочисленных занятий и трудов, вы непрестанно, как чадолюбивый начальник, заботились о благе и спокойствии нижних чинов, о всевозможном призрении раненых, кровью своею славные дела запечатлевших. Вы вполне постигли и исполнили эти первейшие желания Моего сердца. В справедливом сознании как прежних, так и теперешних знаменитых заслуг ваших Я возвел вас в княжеское достоинство с нисходящим потомством. Да послужит это изъявление Моей искренней признательности к примерному служению вашему престолу и отечеству. Вместе с сим пребываю к вам навсегда неизменно благосклонный (на подлинном подписано) Николай».

Другая Царская награда главнокомандующему состояла в назначении его шефом одного из храбрейших полков Кавказского корпуса, а именно Куринского Егерского полка с переименованием оного в Егерский князя Воронцова. (20-я дивизия Кавказского корпуса имеет в своем составе Егерскую бригаду, отличающуюся уже с давних времен своею храбростью, это полки князя Чернышева, переименованный в Кабардинский, и Куринский, переименованный ныне в Егерский князя Воронцова полк.) Главнокомандующий, почитая награду эту драгоценным вниманием Монарха, увековечил себя в рядах куринцев следующим приказом, отданным им по сему случаю по полку:

«13 августа 1845 г. Ст. Червленая.

Куринцы!

Государю Императору угодно было наградить меня назначением шефом полка вашего, умею ценить такую высокую милость и честь носить один мундир с вами, то, что должно быть вам лестно и приятно, — это мнение об вас Великого нашего Государя и Отца. Его Величество хотел дать мне знак Всемилостивейшего внимания и удовольствия и, зная вас и вашу постоянную отличную службу, он знал, что причислением меня к храброму Куринскому полку, Он вполне меня вознаграждает.

В теперешнюю кампанию я имел счастье видеть весь полк ваш в деле, три первых батальона были с нами в горах, а 4-й и 5-й пришли к нам с храбрым Фрейтагом; во всех батальонах и везде куринцы оказались героями. Когда будет опять надобность идти на неприятеля, я [210] хорошо знаю, что хотя в горах, хотя в лесах, как и на плоскости, вы всегда будете такие же, как досель были; себя же поздравляю с тем, что и я теперь могу назваться и хвалиться куринцем».

Кроме частных наград, войсками за дело с неприятелем полученных, Государь Император в ознаменование отличного мужества и примерного самоотвержения при совершении похода в Андию и в Дарго и взятие сих мест Всемилостивейше пожаловал новые знамена с надписью заслуг, войсками оказанных, по следующему расписанию.

Наконец, и войска в память, что имели счастье совершить экспедицию под предводительством князя Воронцова, поют ему победную песнь, в котором каждое слово звучит прямою истиною и в которой выражены и весь тот восторг и вся та любовь, коими кавказцы пламенеют к своему знаменитому вождю; песнь солдатская эта поется на голос скорого марша из оперы «Лукреция Борджия», и вот ее слова:

Хор

Ура! Граф Воронцов, ура, ура, ура, ура!

Один голос

Против шашек, пуль штыками
Дружно грянем мы ура!
От маршей мы отдохнули,
Русский Бог велик, ура!
Царь-Отец наш верно скажет
«Ай, спасибо» за труды;
Всякому вождю из нас докажет,
Что его достойны мы;

Первый он ведет нас к бою
И лелеет как детей,
Барабан наш бьет к покою,
Он не спит среди ночей,
И от холода, от зноя
Терпит только за людей.

Хор

Ура! Граф Воронцов ура, ура, ура, ура!

Один голос

Предстоит еще бой главный
Но кавказцам ничего
Вот пришли… теперь штык славный [213]
Встрепенись, тебе пора
Чу… бегут. На всех страх равный
Ты нагнал, наш граф, ура!

Один голос с севера в отдаленности

Ура, князь Воронцов, ура, ура, ура, ура!

Хор

Ура, князь Воронцов, ура, ура, ура, ура!

__________

Лит. А.

Ведомость воинским чинам отряда, убитым из фронта с 13-го по 20 июля

Примечание кроме того, при отряде состояло больных: обер-офицеров 2 и нижних чинов 176. [214]

Лит. В.

Пехоты

Кавалерии

Артиллерии

Таблица сравнительного состояния войск отряда 6-го, 13-го и 21 июля

[216]

[217]

[218]

Сверх того, в артиллерийских запасных № 14 и № 20 парках состояло:

Обер-офицеров — 5

Нижних чинов — 259

Примечание 1-е. С 6-го по 13 июля: а) Убито генералов 3, штаб-офицеров 5, обер-офицеров 17, нижних чинов 506 (в пехоте 456, кавалерии 37, артиллерии 13) б) Без вести пропало, нижних чинов 129 (в пехоте 121, кавалерии 1, артиллерии 7). в) Ранено: штаб-офицеров 6, обер-офицеров 50, нижних чинов 1015 (в пехоте 929, кавалерии 60, артиллерии 26). г) Контужено: обер-офицеров 8, нижних чинов 188 (в пехоте 165, кавалерии 11, артиллерии 12). Убыль, какая была в штаб- и обер-офицерах, показана вообще от всех родов войск и также находившиеся при штабах главнокомандующего и отрядном.

Примечание 2-е. Небольшая часть раненых в делах 6 и 7 июля вместе с посланными за снарядами и продовольствием отправлены были из Дарго 10 июля в Темир-Хан-Шуру.

Примечание 3-е. С 13-го по 21 июля: а) убито: штаб-офицеров 2, обер-офицеров 10, нижних чинов 295 (в пехоте 273, кавалерии 16, артиллерии 6) б) Без вести пропало нижних чинов 48 (в пехоте 46 и артиллерии 2). в) Ранено: штаб-офицеров 12, обер-офицеров 43, нижних чинов 770 (в пехоте 694, кавалерии 40, артиллерии 36) г) контужено: штаб-офицеров 2, обер-офицеров 7, нижних чинов 133 (в пехоте 113, кавалерии 14, артиллерии 6). Убыль штаб и обер-офицеров показана вообще от всех родов войск, а также находившиеся при штабах главнокомандующего и отрядном.

Примечание 4-е. Находившиеся в конвое при офицерах казаки с выступлением из Дарго, т. е. с 13 июля, частью поступили в строй. А 21 июля, т. е, из Герзель-аула, часть казаков отправлены были в командировки.

Примечание 5-е. За исключением убитых, раненых, без вести пропавших и больных с 13-го и по 21 июля числительное состояние войск отряда к 21 июля превосходит таковое же к 13 июля на 120 человек оттого, что с 13 июля раненые, находясь в строю, были ранены вторично и некоторые по три раза в разные числа. Строй же 21 июля состоял исключительно из одних здоровых воинских чинов, ибо тяжело раненные еще накануне помещены в Герзель-ауле в госпитале, а легко раненные, хотя и находились при своих командах, но вне строя.

Комментарии

146. Шепинг Эрнст Георг Алексиус (Алексей Федорович) (?-1862) — барон, в 1845 поручик лейб-гвардии Конного полка, ранен 14 июля; получил за Даргинскую экспедицию чин штабс-ротмистра; с 1848 в отставке.

147. Так в тексте; это опечатка или описка, должно быть «иного».

148. Липский Казимир Яковлевич (? — ок. 1877) — в 1845 полковник (с 1841), командир Люблинского егерского полка, позднее генерал-майор, командующий 15-й пехотной дивизией.

149. Глебов Михаил Павлович (1819-1847) — в 1845 поручик лейб-гвардии Конного полка, с 1842 был адъютантом Нейдгарта (с 1842), затем Воронцова, ранен 16 июля 1845; за Даргинскую экспедицию произведен в штабс-ротмистры, секундант Лермонтова на последней дуэли в 1841, за что был предан военному суду, но высочайше прошен ввиду тяжелого ранения. полученного в 1840.

150. Эполемент — земляное закрытое, преимущественно боковое укрепление, не приспособленное к стрельбе, прикрывает фланговое орудие батареи

151. Преображенский Василий Агафонович (1809-1874) — в 1845 майор Навагинского пехотного полка, контужен 7 июля, позднее генерал-лейтенант, служил на Кавказе с 1829 по 1862.

152. Прушановский Казимир Игнатьевич (?-1845) — с 1840 служил на Кавказе. В 1845 — капитан генерального штаба, ранен в Даргинской экспедиции, после ранения умер. Известный исследователь Дагестана, автор многочисленных опубликованных и неопубликованных работ по истории мюридизма и Кавказской войны.

153. Ховен Роман Романович — в 1845 капитан лейб-гвардии Гренадерского полка, старший адъютант штаба Отдельного Кавказского корпуса; позднее генерал-майор, с 1861 в отставке.

154. Голиков Михаил Иванович (? — ок. 1853) — в 1845 подполковник Житомирского егерского полка, позднее полковник, командир Замосцского егерского полка.

155. Ракуса Николай Викентьевич (?-1862) — в 1845 капитан Минского пехотного полка, адъютант 1-й бригады 14 пехотной дивизии, прикомандированный к Житомирскому егерскому полку, позднее генерал-майор.

156. Бублик Яким Петрович (?-1845) — в 1845 полковник, командир Подольского егерского полка; убит 23 июля 1845.

Текст воспроизведен по изданию: Даргинская трагедия. 1845 год. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. СПб. Издательство журнала "Звезда". 2001

© текст - Лисицына Г. Г. 2001
© сетевая версия - Thietmar С. 2019
© OCR - Karaiskender. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Звезда. 2001