НИКОЛАИ Л. П.

ДНЕВНИК

КАВКАЗСКАЯ СТАРИНА.

(Материалы для истории кавказской войны).

(Выписки из дневника генерал-адъютанта барона Леонтия Павловича Николаи) 1.

VII.

Военные эпизоды 1852 г.

А. Набег на Гурдали 2.

10 августа, воскресенье. Рано утром я получил письмо от полковника Бакланова 4, которым он, извещая меня, что Бата доставил ему приказание от князя Барятинского сделать на следующий [2] день движение на Мичик, просил меня прибыть вечером, возможно без огласки, в Куринское со всею имеющеюся у меня кавалериею и пехотою. Прибытие Беллика 2-го 4: я его перевел из Внезапной и назначил моим полковым адъютантом. При вечерней заре отдается приказание к выступлению. Я мог собрать весь первый баталион, 3 роты 5-го баталиона, 8-ю роту и команду стрелков с тремя орудиями. В Хасав-Юрте я оставил только состоящую при полковом штабе команду, и вытребовал из Внезапной для подкрепления одну роту 4-го баталиона. В 8 часов вечера пехота выступила; я выехал час спустя с кавалериею. После 11 часов мы прибыли в Герзель-аул, где часовой нас встретил выстрелом из ружья. Я заехал на полчаса в крепость к полковнику Ктитареву, который сообщает [3] мне, что им отправлена уже одна рота с орудием в Куринское.

11 августа. Мы прибыли в 3 1/2 часа утра в Куринское, где я узнал, что подполковник Суходольский с двумя сотнями своего казачьего полка пришел из Кизляра. Полковник Бакланов сообщает мне, что выступление назначено в 8 часов утра; а потому я еще успел отдохнуть у маиора Тромбецкого. От Баты я узнал, что предположено сделать набег на аул Гурдали; он подает надежду, что дело обойдется без большой потери, хотя нужно туда и обратно проходить лесом, и советует не выступать ранее 8 или 9 часов утра, дабы ночные неприятельские пикеты успели отойти. Перед выходом делается совещание, в котором участвуют полковник Бакланов, Бата и я. Решено: что полковник Бакланов выступит первый, с шестью сотнями своего полка и нашим первым баталионом, которому приказано взять топоры; что он [4] пойдет в лес на гребень горы и заставит солдат производить рубку, дабы этим еще более ввести неприятеля в заблуждение. Полчаса спустя я имею выступить с остальною частью отряда, то есть 9 рот пехоты (три 2-го баталиона, две 3-го, три 5-го баталиона Кабардинского полка и одна рота линейного баталиона полковника Ктитарева), стрелковая команда, 4 орудия пешей артиллерии, три сотни Донского казачьего полка подполковника Абакумова и 2 сотни Кизлярского линейного казачьего полка подполковника Суходольского при трех конных орудиях; при отряде всего три повозки. Кабардинские баталионы в это время находились под начальством: 1-й подполковника Крылова, 2-й маиора Тромбецкого, 3-й маиора Властова, и 5-й маиора Неймана. День очень жаркий. Поднявшись на гору, мы присоединились к полковнику Бакланову и затем входим в лес по узкой дороге, на которой видны только следы прохода [5] чеченских ароб. Лес роскошный, но местность очень неудобна. Мы никем не замечены. Спустившись по ту сторону гребня, на расстоянии одной версты от реки Мичика и от опушки леса, мы поворачиваем круто направо и идем параллельно Мичику; только 1-му баталиону, который шел в арьергарде, велено продолжать путь по прямому направлению до реки, и как только он услышит ружейный огонь, тотчас подойти к ней и устроить переправу. Сначала пехота шла впереди; но после одной или двух верст кавалерия нас опережает, а пехоте отдается приказание следовать за ней в возможно близком расстоянии. Солдаты идут бегом; в авангарде были 2 роты 3-го баталиона и стрелковая команда; в правой цепи роты 2-го баталиона, а в левой 5-го. Мы выходим на открытую площадку; направо от нас обнаженный от леса скат горы покрыт огромным количеством стогов сена. Местность [6] преживописная. Мы сворачиваем налево и идем по полю, на котором растет кукуруза необыкновенной вышины; перед нами на расстоянии одной версты аул, который уже атаковала кавалерия, и перестрелка началась. Опередив пехоту, я поскакал к Мичику, берега которого здесь весьма круты. На другой стороне я застал полковника Бакланова при своих орудиях. Неприятель открыл его приближение, когда он вышел из леса, и занял противоположный берег Мичика, который был защищен небольшим завалом, в котором были даже проделаны ворота. Но храбрые казаки Бакланова, под начальством старшего его сына, спустились марш-маршем в реку и таким же образом поднялись на противоположный берег; в один миг ворота были пробиты, причем молодой Бакланов был тяжело ранен в колено. Аул отделен от реки ровным и открытым пространством, шириною от 100 до 150 саженей; две улицы выходят на [7] эту эспланаду. Кавалерия окружила со всех сторон аул, жители которого не имели выхода. Между тем пехота переправилась через реку; 3-я карабинерная рота и стрелковая команда впереди, потом 5-я карабинерная. Я направил 3-ю карабинерную роту в улицу налево, храбрый Соковнин с энергическим криком ура! ведет свою роту бегом; за ним я посылаю 5-ю роту; стрелковая команда направляется в правую улицу; остальная часть 5-го баталиона с маиором Нейманом идет также на лево, чтобы поддержать 3-ю и 5-ую карабинерные роты; 8-я рота должна составить связь между 3-ю ротою и стрелковою командою. Второй баталион с орудиями остается в резерве на эспланаде. В ауле происходит сильная перестрелка; жители, окруженные со всех сторон, заперлись в саклях; некоторые выходят и попадают в плен, другие сами сдаются, кавалерия отгоняет скотину. Вдруг я вижу бедного Соковнина, выходящего из левой [8] улицы, бледного, с наклоненною вперед головою; его поддерживали с обеих сторон: он получил рану в правую грудь; рана опасная. Вслед затем из правой улицы стрелки выносят на руках бедного Богдановича: он смертельно ранен в запястье руки и в живот; затем выводят его фельдфебеля Москаленко, тяжело раненного в плечо; Болтаго принимает команду наместо Богдановича; но команда уже составляет небольшую горсть людей; не успел Болтаго сесть на лошадь Богдановича, как получает легкую рану, или скорее, контузию в ногу. Чеченское население, таким образом безвыходно окруженное — весьма опасный враг: оно отчаянно защищается в своих саклях, стреляя в упор; посему нельзя не признать ошибкою, когда ему не оставляется какого бы то ни было выхода; тогда люди искали бы спасения, а кавалерия могла всегда их догнать и уничтожить.

Полковник Бакланов предполагал [9] после разорения аула отыскать место для перехода через речку Хантцаул (приток Мичика) около аула Аку-юрт, где мы с таким трудом переправлялись зимою, и потом пройти по известной из зимнего похода дороге и переправиться обратно через Мичик на обыкновенном месте брода. Для рекогносцировки этого пути он отправил маиора Полякова с двумя сотнями; но сей последний возвратился с известием, что дорога испорчена и переправа там невозможна. Затем оставалось только дать приказание к переходу чрез Мичик на том же месте, на котором мы утром переправлялись. Сперва отправлена была кавалерия с добычею и пленными (было 52 пленных и 300 штук рогатого скота); потом последовала пехота, я назначил 2-й баталион в арьергард. Неприятель открыл в это время сильный ружейный огонь; штабс-капитан Чаплыгин ранен. Перейдя на ту сторону Мичика, мы приняли дорогу ближе к [10] течению реки; кавалерию, которая сначала по ошибке пошла по прежней дороге, Бата привел назад. Мы проходим через местность, пересеченную группами мелкого леса и кустарника. Войска идут в отличном порядке, арьергард, под начальством храброго маиора Тромбецкого, отступает как на маневрах. Когда мы дошли до того места, где находился 1-й баталион, который между тем устроил порядочную переправу, полковник Бакланов, Бата и я совещаемся, перейти ли опять Мичик, дабы следовать по дороге, по которой мы проходили зимой, до старой переправы через реку, или, оставаясь на правом берегу, дойти до прежней просеки, или наконец, вернуться тем же путем, которым мы пришли. Бата положительно восстал против первого из сих предположений, говоря, что ему дано знать, что переправа через Мичик невозможна и что значительная неприятельская партия нас там ожидает; он также возразил и [11] против второго предположения, говоря, что местность очень стеснена между Мичиком и горным хребтом, и что придется пройти несколько верст весьма неудобного орешника; он советует избрать третье направление, уверяя, что неприятель еще не успел собраться и что можно ожидать только незначительную перестрелку. Мы оба оспариваем это мнение, но наконец полковник Бакланов, хотя неохотно, сдается. Мы опять трогаемся, 1-й баталион вступает в левую цепь. Полковник Бакланов, предоставив мне начальства над арьергардом, отправляется рысью со всею кавалериею, чтобы скорее пройти трудное место. При этом он сделал две ошибки: первую, что он позабыл погнать захваченный скот, который нас очень обременил, и вторую, что он не оставил нам хотя две сотни казаков, чтобы выносить раненых. При входе в лес кавалерию встречает огонь неприятельский, который на время несколько затруднил [12] проход двух сотен Кизлярского полка; но затем оне благополучно прошли через этот трудный лес. Вся тягость боя пала на пехоту, и мы не успели войти в лес, как началось страшное дело; 2-й баталион, который был в арьергарде, имеет конечно, вынести самую трудную часть задачи. Огонь был непрерывный и ожесточенный. Первый баталион в левой цепи, и в особенности 3-я рота, которая его замыкала, также сильно страдает. В правой цепи 5-й баталион, под начальством храброго и опытного маиора Неймана, идет в отличном порядке, сохраняя, не смотря на неровную, перерезанную кустарником местность, должное расстояние от колонны; его замыкает 5 карабинерная рота, которою командует отличный ротный командир Гейман 5; она также подвергается сильному огню. Дорога или, лучше сказать, извилистая тропа, по [13] которой нам приходится подыматься, проходит на дне балки; с обеих сторон над ней господствуют высоты. Вправо цепь 5-го баталиона отлично следует по вершине хребта и успешно ограждает с этой стороны колонну; но влево 1-й баталион идет не с такою же правильностью. К сожалению, он с самого начала не установил надлежащую дистанцию и затем кустарные и вьющиеся растения так заграждают ему путь, что 2-ая егерская рота беспрерывно подходит к самой дороге. Я употребляю неимоверные усилия, чтобы заставить цепь удалиться на надлежащее расстояние. Перестрелка непрерывная, пули свистят направо и налево, ударяясь в землю или пробивая листья дерев; это настоящий ад! Команды более не слышно. Я никогда не находился в подобном положении; оно по временам выводит меня из себя. Роты видимо уменьшаются; повсюду видны только люди, которые выносят раненых, убитых или [14] оружие. 5-ая и 6-ая роты, которые составляют арьергард, потеряв своих ротных командиров, настолько ослабели численностью, что 2-ая карабинерная, рота которая составляла резерв при орудиях, должна была выступить на линию, и вскоре обращается в одну горсть людей. Орудия остались без прикрытия! Чтобы могло случиться, если бы в это время неприятель бросился в шашки и прорвал бы где-нибудь ослабленную цепь!! Напрасно старался я собрать несколько солдат около орудий: в подобной суматохе собирание людей невозможно. Я отправлял адъютанта за адъютантом, чтобы потребовать две роты 3-го баталиона. Наконец Властов их приводит; 3-ая карабинерная, которая также лишилась своего ротного командира, занимает в арьергарде место 2-й карабинерной, 8-ая рота назначается в резерв в угол соединения правой цепи с арьергардом; не успели эти роты занять свои места, как и оне доведены до [15] ничтожной численности. В это время мне доносят, что несколько тел не подобраны. Я нахожусь в страшном недоумении, как оставить тела! На минуту явилась мысль приказать броситься вперед, чтобы их отбить; но я тотчас убедился в невозможности и даже безумии подобной попытки; отдаю приказание идти далее. Дорога так узка и загромождена деревьями, что несколько раз орудия и повозки с ранеными должны были останавливаться; отбитый скот также причиняет беспрестанную задержку. Где авангард? на каком он расстоянии? Мы подвигаемся медленно, с большим трудом, осыпаемые пулями. Какое, однако, доказательство нравственного влияния на неприятеля русского солдата, что он ни один раз не попытался броситься в шашки; Бог знает, чтобы могло случиться! Среди сильнейшей сумятицы моя лошадь, смертельно раненая, падает подо мною, и я только успеваю освободить ноги из стремян; вслед затем [16] у маиора Тромбецкого лошадь убита; он идет пешком в недалеком от меня расстоянии, суетясь в эту страшную жару; у него пена выступила у рта, но тогда я не обратил на это внимания, и меня это даже не удивило. Я сам остался одно время без всякого адъютанта, запыхавшийся и потеряв совершенно голос. Между тем 3-ая карабинерная рота настолько уменьшилась численностью, что приходится ее подкрепить. К счастью я нашел инженерного офицера, Беренгейма; я послал его в авангард, чтобы привести линейную роту, и поручил ему сообщить полковнику Бакланову, в каком положении мы находимся, прося его спешить своих казаков и прислать их к нам в подкрепление. Пока он вернулся, положение было критическое; и я понимал, что это уже долго продолжаться не могло. Наконец храбрый поручик Олешкевич прибегает со взводом линейных солдат; я их немедленно [17] отправляю в арьергард, и они, с криком ура, бросаются вперед. Вскоре и и Олешкевич легко ранен в руку. Арьергард состоит из какого-то сбора остатков 2-ой и 3-ей карабинерных рог и линейной. Храбрая третья рота, без ротного командира, составляя одну горсть людей, не оставляла своего трудного поста на углу соединения с правою цепью. Наконец полковник Бакланов приезжает ко мне на встречу; я ему объясняю насколько положение наше критическое, и он сообщает мне, что вытребовал пеших казаков, которые имеют с обеих сторон занять высоты. Таким образом мы достигли вершины перевала; огонь начал ослабевать и вскоре перестрелка сделалась обыкновенною, постепенно уменьшаясь. Какая радость увидеть конец этого страшного леса. Вид Куринского всех оживляет. Я чувствовал чрезвычайную усталость, которая еще усиливалась необыкновенною жарою. Поблагодарив храбрые [10] 5-ую карабинерную и 14-ую роты, я воспользовался лошадью г. Беренгейма я спустился один к башне, которая защищает доступ к воде; мысли мои были грустные, я думал обо всех тех, которые легли в этот день. Приближаясь к воде, я застал группу солдат, которые окружали офицера, лежавшего на спине. Я спросил: кто это? и получил в ответ, что эго маиор Тромбецкий; глаза у него были открыты, но дыхание было тяжело и рука окровавлена. Ранен ли он? Я не мог этого думать, ибо недавно его видел; оказалось, что он лежит в обмороке и что ему только что открывали кровь. Эго меня успокоило и я продолжал свой путь в Куринское. Я отправился прямо к полковнику Бакланову, куда скоро прибыли маиоры Властов, Нейман и некоторые другие офицеры. Общее расположение было нерадостно; утешались только нанесенным неприятелю уроном 52 пленных и 300 штук скота, которые мы [19] довели; да, вероятно, потеря была немалая и во время дела. Но зато какая потеря у нас? Мало по малу сведения об оной стали доходить; в одном нашем полку 230 человек, из которых 33 убитых на месте и в том числе 10 тел, оставленных в лесу; из числа раненных некоторые уже при смерти. Штабс-капитан Быковский убит на повал при конце дела, капитан Богданович смертельно ранен, штабс-капитан Соковнин опасно ранен, поручики Базин, Безпятов тяжело ранены, первый в грудь, у второго рука раздроблена; Мейендорф ранен в бок, Чаплыгин в плечо, оба тяжело; Апрелов, Тромбецкий 2-й, Балтаго легко ранены. Мы только что сели за стол, как дали знать, что маиор Тромбецкий при смерти. Властов вышел и скоро возвратился с известием, что он уже скончался. Все поражены этою неожиданною вестью. Истомленный трудами и жарою, он, при тучной комплекции, подвергся [20] апоплексическому удару и более не приходил в себя. После обеда я посетил раненных; Богданович очевидно не проживет ночи: на чертах его уже наложена печать смерти; он очень страдает. Положение Соковнина внушает мне опасения, я очень люблю этого молодого человека; да поможет ему Господь! Базину также нехорошо, а Безпятову придется отрезать руку. Мейендорфу, который сначала был спокоен, к вечеру сделалось очень дурно и я за него очень опасаюсь. Из палаты офицеров я перешел к солдатам; лазарет переполнен. Печаль молодого Тромбецкого раздирает мне сердце. Оказывается, что с казаками и линейною ротою вся потеря доходит до 270 человек.— Я еще раз зашел к Богдановичу; ему осталось жить не более часа; он ужасно страдает, но спокоен; такая блистательная карьера так внезапно прервана!

12 августа. Я посещаю раненных; Мейендорфу было очень дурно ночью, [21] Базин и Соковнин еще в опасном положении, бедный Богданович скончался в 3 часа утра; в последние полчаса страдания его уменьшились и он успел приобщиться.— Я поблагодарил всех наших храбрых солдат за их отличное мужество: только оно могло вывести нас из того положения, в которое нас поставила беспримерно трудная местность. — К вечеру возвратился я в Хасав-Юрт.

 

 

Б. Неожиданная встреча 6.

20 Декабря. Капитан Ильченко пошел в лес на рубку. В полдень три пушечные выстрела из башни на Яман-Су дают сигнал тревоги. В штаб-квартире была только одна сотня казаков. Пока пехота выступала с орудием, я выехал вперед с сотнею и поскакал к башне на Яман-Су, тут мне сообщили, что неприятельская [22] партия, шедшая по направлению от Баташ-Юрта, прошла, прогоняя скот. Действительно, на плоской возвышенности, окаймляющей левый берег реки, виднелась черная масса, которая выделялась на снеговой белизне. Я заключил, что это должен быть скот, захваченный неприятелем; расстояние можно было приблизительно определить в 2 или 3 версты. Местность была открытая, и можно было предположить, что это была воровская шайка неприятельская, человек в 40, которую вероятно уже преследовали наши мирные кумыки. Как упустить, перед своими глазами, неприятеля с добычею! Не имея сведений о каких бы то ни было неприятельских сборах, я не мог думать, чтобы это была значительная партия; но если даже допустить, что ее численность больше нашей, то и тогда можно было бы надеяться, что, видя преследование, неприятель оставит добычу. Итак я решился продолжать путь. В то время, когда мы уже [23] скакали далее, я справился, сколько человек в сотне; оказалось, что их не было даже и 70; это конечно мало, но раз пустившись в погоню, как остановиться! Мы скакали во всю прыть. Вскоре увидели мы перед собою 8 или 10 всадников, которые как будто нас ожидали и, махая шапками, продолжали затем путь. Я был уверен, что это наши мирные, которые приглашали нас на помощь. Волнистая местность постепенно подымалась и препятствовала видеть далеко вперед. Однако вследствие скорости нашей езды две трети сотни отстали и я очутился на порядочном расстоянии впереди с Чернявским, Беликом, Беренгеймом и, примерно, 20 казаками, с их есаулом Лащининым. Мы выехали на край широкой балки, имевшей форму воронки; направо более узкая, но лесистая балка составляла как бы продолжение первой. Дно балки безлесное. Каково было мое удивление, когда я вдруг увидел на дне балки огромную [24] неприятельскую партию, с 3 или 4-мя значками. Эффект был поразительный! Тогда сообразил я всю неосторожность моего поступка, решившись удалиться с горстью казаков, еще в деле неиспытанных, без ракет, на такое расстояние — около 6 верст — от башни на Яман-Су, к которой в это время пехота еще и не могла дойти; поэтому ранее одного или полутора часа никакой помощи нельзя было ожидать. Положение наше было отчаянное на совершенно открытом месте, где не было ни малейшего куста, который в случае надобности мог бы служить точкою опоры. При мне было не более 20 человек, вдали виднелись остальные казаки, скакавшие по одиночке на изнуренных лошадях. Что тут делать? Я тотчас сообразил, что об отступлении нельзя было и помышлять; произвести его в порядке на открытом месте, при преследовании такою огромною массою неприятеля, было невозможно, отступление обратилось бы в бегство, и [25] никто не уцелел бы. Оставалось одно: показать смелость и стать неподвижно на возвышенности, которая господствовала над неприятелем. Быть может эта смелость на него подействует и даст нам возможность выждать прихода подкрепления. Надежда, конечно, была слабая; но это был единственный исход, и лучше было защищаться и погибнуть с оружием в руках, чем быть по одиночке захваченными в плен. Я приказал остановиться. Хотя я не мог не заметить, что неожиданная встреча произвела на нашу горсть людей некоторое впечатление, но колебания не было нисколько, и когда я отдал приказание: «стой», никто не попытался удалиться.

Между тем с напряженным вниманием следили мы за тем, что предпримет неприятель. На некоторое время, по-видимому, им овладела нерешимость, что дало большей части наших отсталых время присоединиться к нам и увеличить нашу [26] группу. Наконец мы заметили, что эта масса готовится к движению; скоро она вся, с значками впереди, тронулась и быстро стала подниматься по крутому скату, с намерением атаковать нас с правого фланга. Минута была критическая: быть или не быть! Как казаки выдержат этот первый натиск? успеет ли неприятель их опрокинуть или нет? казаки эти не были еще в деле и стойкость их не испытана! По команде: «пики на перевес», сопровождаемой словами поощрения, составилась горсть — нельзя было собрать всех, чтобы не оставить левый фланг без прикрытия и не подвергнуться нападению с двух сторон. Между тем голова неприятельской колонны выехала на вершину и готовилась броситься на нас, но казаки предупредили ее; они с энергическим криком «ура»! бросились к ней на встречу с опущенными пиками. О счастье! неприятель озадачен, он останавливается, колеблется: некоторые джигиты отделяются и [27] начинают перестрелку, но натиск удержан, масса стоит в нерешимости и потом медленно отступает, не спускаясь однако далеко. Тогда неприятель открыл учащенный ружейный огонь; но Господь очевидно нас хранил: пули свистали направо и налево, но ни одна не попадала. Неприятель сделал ошибку, что, хотя частью, не спешился, а стрелял с коней. Эта безвредность неприятельской стрельбы еще более подкрепила дух казаков.

Пока мы таким образом обменивались выстрелами, взоры невольно обращались назад, в надежде увидеть приближение секурса; но тщетно! Только маиор Нейман и Бюнтинг приехали с двумя или тремя казаками; мы их встретили как подкрепление. Для меня эти храбрые офицеры составили действительную помощь, в особенности почтенный Нейман, который всех ободряет своим примером. Вскоре мы заметили, что неприятель готовится к новому нападению; на этот раз он [28] бросился на наш левый фланг, который состоял из 20—25 человек, но, воодушевленные нашими поощрениями, храбрецы встретили и этот натиск, с криком «ура»! и о опущенными пиками; неприятельские джигиты с обнаженными шашками гарцевали около них на самом близком расстоянии, но не осмелились броситься вперед. Неприятель опять несколько отступил и открыл ружейный огонь почти в упор, но и тут, благодаря особому покровительству Божию, все ограничилось несколькими легко раненными, даже незамеченными в то время общего возбуждения. Между тем мы получили опять нечто в роде подкрепления: подполковник Абакумов присоединился к нам с своим адъютантом и четырьмя или пятью казаками; тогда роли распределились правильнее: Абакумов принял начальство над левым флангом, а маиор Нейман над правым. Кроме того, еще несколько офицеров подъехали поодиночке: все они вели себя [29] геройски, в особенности Белик, Чернявский и Беренгейм. Я несколько раз уже посылал на встречу пехоте, но не было никакого известия. Признаться, то были минуты сильного душевного волнения; нельзя было рассчитывать на неистощимость храбрость казаков, и неприятель во всякую минуту мог бы нас смять и раздавить. Более часа прошло в этом положении; четыре или пять раз неприятель производил атаки то направо, то налево; но по непостижимому счастию, он ни одного раза не догадался сделать их одновременно с обеих сторон, ибо в таком случае участь наша была бы, по всей вероятности, решена. Между нашими двумя флангами не было никого; но здесь охраняло нас то обстоятельство, что в этом месте скат был круче. Перестрелка не прерывалась, но она все производилась конными и была почти безвредна. Несколько раз, дабы испугать неприятеля, казаки кричали: «вот солдаты, пушки!» Наконец действительно раздался, [30] не ложный уже на этот раз, радостный крик: «идут , вот пехота, орудие». Это показалось нам как будто голосом с неба! Они еще были в довольно дальнем расстоянии, но их можно было видеть. В это самое время раздался другой крик: готовятся нас атаковать,— и действительно опять густая масса, с значками впереди, поднималась, направляясь к правому нашему флангу. Ее встречают с удвоенным мужеством, неприятель опять отступает, и на этот раз окончательно спускается в балку. Между тем орудие приближалось полною рысью, прислуга сидела на нем; при виде этого неприятельская толпа начала расходиться в стороны; орудие наводится, и первый выстрел возвещает нашу победу и позор неприятеля. Вслед затем прибегает, вся запыхавшись, храбрая стрелковая команда; потом 3-я рота, которая, к счастью, шла тогда оказиею из укр. Куринского в Хасав-Юрт при одном орудии и с [31] обозом. Младший Соковнин, ехавший чтобы присоединиться к нам, увидев издали эту роту, поскакал к ней на встречу и уговорил ротного командира оставить взвод при обозе а с другим взводом и с орудием направиться прямо к нам. С какою радостью мы встретили этих молодцов! Я от всего сердца благодарю храбрецов казаков за их примерное мужество: они покрыли себя славою! Моя опрометчивость и неосторожность поставили нас в положение безвыходное; но так как Бог нас чудесным образом охранил, то все вышло к лучшему. Казаки не знали себе цены и их недостаточно оценивали, теперь же они поднялись в общем мнении и в мнении своих начальников (это была 3-я сотня); вместе с тем их подвиг возбудит соревнование их товарищей; новички наши узнали, что с храбростью и твердостью можно смело встречать неприятеля. И сей последний, который думал, что эти вновь [32] прибывшие казаки другого склада, чем баклановские, выучился их ценить, а сам покрылся стыдом: целая масса не сумела справиться с горстью! Наиб будет вне себя, не успев воспользоваться таким счастливым для него случаем. Все в восторге! мы возвращаемся в Хасав-Юрт в самом приятном расположении духа, тем более, что у нас всего оказалось семь раненных. Возвратившись домой, я возблагодарил от всей души Господа, который нас так чудесно охранил. Я застал у себя записку от Шелеметева, полученную после моего выезда, которою он меня предупреждал, что в Аухе значительное сборище, что наиб Хацу собрал 300 отборных всадников, чтобы совершить набег на плоскость, но неизвестно было в каком направлении. Это была та партия, с которою мы имели дело.

22 декабря. Я получаю письмо от Шелеметева, который, поздравляя меня с [33] успешным делом, извещает, что оно произвело сильное впечатление в горах, и что неприятель удивлен храбростью казаков. Наиб Хацу ранен: пуля ему раздробила все пять пальцев правой руки, так что ему пришлось отнять их в тот же вечер; он вне себя от своей неудачи, ибо рассчитывал нас уничтожить, и присовокупил несколько лестных слов обо мне; вот они буквально: «Этот хасав-юртовский полковник мал как ребенок, а храбр как богатырь; мои же умеют только воровать, но не воевать и трусят как подлецы; я был уверен, что положу всех русских на месте, но видно счастье мне изменило».

Хотя я заслуживаю порицания за то, что поступил так необдуманно, но такая похвала от врага все-таки приятна!

Потеря неприятеля состоит из двух убитых, трех тяжело раненных и не малого числа легко раненных, которого [34] нельзя с точностью определить, так как они с места разошлись по домам; также убито несколько лошадей. Говорят, что и наиб Гойтемир был в этом деле.


Комментарии

1. 25 июля 1852 года барон Леонтий Павлович Николаи вступил в командование Кабардинским егерским генерал адъютанта князя Чернышева полком, приняв оный от генерал маиора Майделя.

2. См. план № 1-й.

3. Полковник Бакланов занимал должность командующего войсками на Кумыкской плоскости.

4. Ныне подполковник,— старший полициймейстер города Тифлиса.

5. Ныне генерал-лейтенант, начальник 20-й пехотной дивизии.

6. См. план № 2-й.

Перепечатано из №№ 96 и 99-й газеты «Кавказ» за 1873 год.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская старина. (Материалы для истории Кавказской войны). Выписки из дневника генерал-адъютанта барона Леонтия Павловича Николаи. Вып. 7. Тифлис. 1873

© текст - ??. 1873
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001