МУРАВЬЕВ Н. Н.

ВОЙНА ЗА КАВКАЗОМ В 1855 ГОДУ

План действий кн. Мухранского. Князь Мухранский в донесении своем о положении дел пишет, что при несоразмерности сил его с силами неприятеля, ему предстояло избрать один из следующих трех способов действия:

1) Оставить Мингрелию без выстрела и отступить в Имеретию, где, сосредоточив войска, ожидать дальнейших [283] событий. Но такое отступление без выстрела, могло сильно поколебать доверие к нам мингрельцев и распространить уныние между имеретинцами и гурийцами. Омер-Паша, видя осуществление своих надежд и торжественного обещания данного им в Сухум-Кале армии: пройти до самого Кутаиса без выстрела; стал бы действовать решительнее, и вполне воспользовался бы численным перевесом своих сил над нашими. «Только между Кутаисом и Тифлисом» говорил Омер в Сухуме, «русские осмелятся, быть может, вступить с нами в бой».

2) Сосредоточить Мингрельский отряд внутри края, избрав для боя позицию коей выгоды уравновесили бы несоразмерность сил обеих сторон. По мнению Мухранского таких оборонительных позиций в лесном крае, какова Мингрелия, встречается много; но при необыкновенно сухой погоде, продолжавшейся уже целый месяц, лесные дороги сделались удобопроходимыми, и потому неприятель легко бы мог обойти все эти позиции.

3) Встретить упорным боем неприятеля на первом его шаге в Мингрелию, конечно не в надежде заставить его отказаться от дальнейших предприятий, но в уверенности, что он понесет потерю гораздо значительнее нашей и что за тем, ничто не помешает нам отступить внутрь края.

Из сих трех средств, кн. Мухранский избрал последнее, которое возможно было с выгодою применить к плану кампании в той стране, изложенному в первой главе сей книги. Линию же Ингура, он находил удобною для обороны, по затруднениям встречающимся неприятелю на переправах через сию быструю и широкую реку, и потому он решился удерживать эту линию, не взирая на значительное протяжение оной, не соответствовавшее количеству войск имевшихся в его распоряжении.

Позиция на Ингуре. Мухранский писал, что дороги, ведущие от Редут-Кале внутрь Мингрелии, по обоим берегам реки Хопи, пролегают на некоторое расстояние через непроходимый болотистый лес по теснинам, которые легко можно оборонять с [284] незначительными силами, против многочисленного неприятеля. Он находил, что по усилении сих природных затруднений завалами, пути эти будут достаточно обеспечены оставленными для обороны оных 2 1/4 бат. при 2-х горных орудиях, под начальством подполковника Бибикова.

Дорога ведущая от Анаклии вверх по левому берегу Ингура, до устья реки Джумы, имеет одинакие свойства с вышеописанными двумя редут-кальскими дорогами, и еще более их представляет удобств для обороны, в особенности после того как их заградили сильными завалами ¹³¹. Подполковнику Клостерману, назначенному для охранения сего пути, дано было в распоряжение, из войск собранных для обороны Ингура: две роты Литовского егерского полка, две роты 3-го Саперного баталиона и одна рота Черноморского № 16-го баталиона, всего 1 1/4 баталион, которые расположились впереди переправы через р. Джуму и около с. Дарчени.

За тем, для обороны линии Ингура от устья Джумы до Рухской позиции, оставалось 7 1/2 баталионов. Хотя, выше Рухской позиции Ингур имеет во многих местах броды, но прибрежная, гористая и пересеченная местность, не позволяла неприятелю там переправляться с главными силами, почему для охранения реки выше Рухи, ограничились назначением одних Мингрельских милиций.

Ингур, от Рухской позиции до устья Джумы, на расстояние 26-ти верст, протекает почти в прямой линии, многими рукавами, которые разделяются лесистыми островами. Вследствие мелководия реки на всем этом протяжении, ее везде можно перейти вброд, но не без опасности для пехоты, по значительной быстроте течения. Ниже Рухи оба берега совершенно плоские, сухие и покрыты лесом, пересекающимся множеством полян и полями селений Коки, Дарчени и Кахаты. По левому берегу, параллельно течению реки, в расстоянии от нее от 3-х до 4-х верст, пролегает удобная для движения дорога из с. Дарчени в местечко Зугдиди. [285]

Первые действия на Ингуре. Лесистые берега Ингура дозволяли как неприятелю так и нам, скрытно располагать свои аванпосты. Ио временам происходила перестрелка, но без всякого для нас вреда.

22-го Октября, значительная масса неприятельской кавалерии двинулась от с. Оцарце правым берегом р. Ингура вверх к с. Пахулани; к вечеру она возвратилась назад. 23-го числа в полдень, турки повторили это движение и начали было переправляться через Ингур против с. Лия, но встреченные выстрелами Мингрельской милиции, отступили.

24-го Октября около полдня, войсковой старшина кн. Эристов, с командуемыми им двумя сотнями линейных казаков, переправился через первый рукав Ингура близь с. Коки для рекогносцировки, и вскоре открыл отряд турецкой регулярной кавалерии. Кн. Эристов тотчас же атаковал неприятеля, который рассыпался, частию по тропинкам густого леса, частию же бросился в реку, при чем у турок несколько человек увлечено быстротою течения, три осталось на месте изрубленными и один вахмистр, в полном вооружении, взят нами в плен. С нашей стороны не было никакой потери. По показанию пленного, отряд этот служил конвоем для какого-то европейского офицера, обозревавшего местность. При первой тревоге, офицер этот ускакал так поспешно, что оставил на месте свою записную книжку, подобранную казаками. Пленный показал также, что рекогносцировки производятся по всему правому берегу Ингура, с целью отыскать места удобные для наведения понтонных мостов ¹³².

Расположение войск по Ингуру. 25-го Октября расположение отряда вдоль Ингура было следующее:

Рухская позиция, хотя крепкая сама по себе, была занята сильнее всех, потому что оттуда пролегал ближайший и [286] самый удобный путь по открытой местности к м. Зугдиди и к с. Цаиши. Колонна поставленная на Рухи под начальством Ген.-Маиора кн. Григ. Дадиана, состояла из 1-го и 2-го баталионов Литовского егерского полка, двух рот Черноморского линейного № 10-го баталиона, дивизиона горных орудий Сухум-Кальского артиллерийского гарнизона, трех сотен Донского № 11-го полка и двух конных Мингрельских дружин. Сверх того, пешее Мингрельское ополчение, расположено было частию в Зугдиди, частию же вверх по левому берегу Ингура к с. Лия.

В 9-ти верстах ниже Рухской позиции, следуя изгибам реки, встречается Кахатская переправа. Прибрежная местность оной покрыта сплошным лесом, допускающим впрочем движение густою цепью. Для обороны этого леса, расположены были здесь, под начальством маиора кн. Дадиана, 4-й баталион Литовского егерского полка и Лечумская конная дружина.

Верстах в 1 1/2 ниже Кахатской переправы, начинается часть течения Ингура, представляющая на небольшом протяжении несколько переправ, которые вообще известны под названием Норманских. Местность эта перерезана многими глубокими протоками Ингура, покрыта более или менее густым кустарником и разбросанными саклями с окружающими их заборами. Для охранения этого пространства, которым неприятель мог воспользоваться, вблизи переправ поставлен был Черноморский линейный № 11-го баталион, под начальством подполковника Званбая, со взводом легкой № 1-й батареи, а несколько позади оного, две роты Грузинского линейного 1-го баталиона, под начальством полковника Иоселиани, со взводом батарейной № 1-го батареи.

Верстах в двух ниже, на Ингуре снова имеется несколько бродов, известных под названием Кокских переправ, около коих местность такая же как и против Норманских. Здесь поставлены были под начальством войскового старшины кн. Эристова, две роты 3-го баталиона Литовского [287] егерского полка с двумя сотнями линейных казаков и взводом батарейной № 1-й батареи.

В резерве для частей, оборонявших Норманские и Кокские переправы, находились 1-й и 3-й баталионы Куринского егерского полка, со взводом батарейной № 1-й батареи и четыре конные Имеретинские дружины ¹³³. Главное начальство над всеми частями, предназначенными для обороны Кахатской, Норманских и Кокских переправ, возложено было на Л. Гв. казачьего полка полковника кн. Дмитрия Шервашидзе.

Небольшой отряд Клостермана оставался, как выше сказано, на переправе через р. Джума, для защиты Анаклийской дороги. Во всех пяти местах, где находились войска на р.р. Ингуре и Джуме, для усиления обороны сделаны были окопы. Общее направление отрядов в случае приказания отступать, назначено было к с. Цаиши.

Сражение на Ингуре. По официальному донесению ¹³⁴ кн. Мухранского, неприятель произвел первый выстрел из орудия против наших войск, расположенных впереди Рухской позиции, 25-го Октября в половине двенадцатого часа дня. Канонада с обеих сторон постепенно усиливавшаяся, через полчаса сделалась весьма частою. На других пунктах реки, все оставалось спокойным. Мухранский поспешил к Рухи, чтобы лично наблюдать за ходом дела. После канонады, продолжавшейся более [288] двух часов, но не причинившей никакого вреда нашим стрелкам, засевшим позади завалов, неприятель двинул в реку часть своей пехоты, но встреченный выстрелами нашей цепи, тотчас же обратился назад. За сим, канонада начала ослабевать и прекратилась к вечеру на обоих берегах Ингура против Рухи; изредка только прерывалась тишина выстрелом из орудия с неприятельской стороны. Того же дня в исходе первого часа по полудни, в лесу против Норманских переправ, на правом берегу Ингура, произведены были нашими передовыми милиционерами сигнальные выстрелы, и вслед за тем они переправились обратно на наш берег, с известием, что неприятель приближается в значительных силах. Черноморский линейный № 11-го баталион и взвод легкой № 1-й батареи, находившиеся впереди, немедленно изготовились к бою; две роты Грузинского линейного № 1-го баталиона, только что успевшие к тому времени прибыть к Ингуру форсированным маршем с берегов реки Цивы, прервали отдых свой, чтобы поддержать в случае нужды передовые части.

Вскоре, турки открыли из кустов противуположного берега штуцерный огонь, который постепенно стал усиливаться; но так как неприятель был скрыт, то наши стрелки отвечали на их выстрелы только изредка. Между тем полковник кн. Дмитрий Шервашидзе, услышав перестрелку, лично прискакал на место с двумя конными имеретинскими дружинами, которых спешил и рассыпал по берегу реки, между Кокскими и Норманскими переправами.

Ободренные слабостию нашего огня, и не ожидая встретить сильного отпора, турки решились начать переправу прямо против устроенной нами батареи. Густые колонны их двинулись к реке, и массы неприятельской пехоты, с громкими восклицаниями, вступили в Ингур; люди держались друг за друга, чтобы устоять против быстроты течения. В эту минуту, взвод легких орудий, под начальством поручика Симонова, открыл картечный огонь, поддержанный частым ружейным н штуцерным огнем нашей пехоты. Спешенная Имеретинская милиция, под предводительством 85-ти летнего старца, [289] доблестного подполковника кн. Симона Церетели, усиливала своими винтовками наш смертоносный огонь. В густых рядах переправлявшейся неприятельской пехоты, мгновенно образовались широкие прорывы; уцелевшие люди хватались друг за друга и увлекали товарищей своих в быстрину. Посреди грохота жаркой перестрелки, раздавались вопли отчаяния; вскоре река очистилась от турок, из которых многие погибли. Колонны же, остававшиеся на правом берегу, возвратились в лес. Но отражение сие дорого нам стоило. Не заботясь о себе, думая лишь о поражении неприятеля, начальники и подчиненные выскочили из завалов на самый берег, и представили собою широкую цель для ружейных и картечных выстрелов. В числе убитых был командир Черноморского № 11-го баталиона, храбрый подполковник Званбай ¹³⁵. Выбыло также из строя много людей из прислуги орудий и побито большое число артиллерийских лошадей.

Две роты грузинского линейного № 1-го баталиона присоединились к сражающимся, под командою полковника Иоселиани, который принял общее начальство. Вслед за тем, неприятель начал вторую переправу, саженях в 400-х выше первой. Против нее направлены были густые цепи стрелков и спешенные милиционеры, коих огонь усиливался гранатною картечью. Турки оставили и другую попытку сию с заметною потерею, о чем свидетельствовали трупы их, несомые быстриною реки мимо нашей батареи.

Тем не менее, турецкий главнокомандующий, основывая свои надежды на известной ему малочисленности наших войск, не отступал от своего предприятия. Верстах в двух выше нашей батареи, неприятель отыскал в густом лесу переправу и успел перевести через реку значительную массу пехоты. Наша батарея была обойдена с правого ее фланга, но и это не поколебало несокрушимого мужества оборонявшихся. По опушке леса и по кустам, загорелась жаркая перестрелка; наши войска не подавались ни шагу назад. [290] Полковник Иоселиани был убит; принявший начальство над 11-м баталионом штабс-капитан Кобелев, раненый в руку, не хотел оставить боя, но вслед за тем получил другую смертельную рану; командование баталионом принял поручик Рубцов. Для общего начальствования на Норманских переправах, полковник кн. Дмитрий Шервашидзе послал Куринского егерского полка маиора Ивина.

Между тем, в начале 3-го часа по полудни, густые массы неприятельской пехоты появились против Кокской переправы, обороняемой двумя ротами Литовского егерского полка, двумя сотнями линейных казаков и взводом батарейных орудий. Удачное действие нашей артиллерии, заставило турок отказаться от переправы в этом месте; но вслед за тем, успели они перевести значительную часть своей пехоты верстах в 1 1/2 выше, между Норманскими н Кокскими переправами. Войсковой старшина кн. Эристов, видя себя обойденным с правого фланга, отдал приказание отступать за ближайший проток Ингура. Так как турки сильно теснили его, то он должен был часто останавливаться, отстреливаясь картечью и неоднократно ударяя в штыки. Но неприятель, овладевший Кокскими переправами, перевел через реку значительную часть своей кавалерии, которая появилась против левого фланга отделения князя Эристова. Линейные казаки спешились, и небольшая колонна сия, построившись в каре, продолжала отступление свое в возможном порядке, останавливая огнем своим бросавшуюся на нее неприятельскую конницу, к чему способствовало присутствие духа оказанное поручиком Кашаевым, распоряжавшимся артиллериею.

Хотя все покушения неприятеля против Норманских переправ и были отбиты или удерживались с успехом, но турки, наступая решительно на Кокские переправы, обходили оборонительную линию нашу с левого фланга и угрожали даже нашему тылу. Для удержания с этой стороны неприятеля, полковник кн. Дмитрий Шервашидзе двинул на подкрепление колонны кн. Эристова, остававшиеся в резерве два баталиона Куринского полка с двумя батарейными и двумя горными [291] орудиями, сам же, с двумя Имеретинскими дружинами под начальством князей Сико Цулукидзе и Бебе Агия Швили, понесся в атаку на густые толпы неприятеля, чем заставил турецкую пехоту, наполнившую уже пространство между Коками и Норманами, податься назад. Мужественный отпор, противупоставленный на протоке Ингура баталионами Куринского егерского полка, остановил здесь натиск турок, но тем не менее видно было, что нет возможности долее держаться против неприятеля перешедшего через Ингур, в числе, по меньшей мере, 15-ти баталионов и беспрестанно усиливавшегося. Сообразив эти обстоятельства, кн. Дмитрий Шервашидзе послал приказание отступать Норманской колонне, которая до сих пор не уступала ни пяди земли неприятелю, но уже находилась в самом затруднительном положении.

Не смотря на свою многочисленность, турецкая колонна, действовавшая из леса против правого фланга нашей норманской колонны, не подвигалась вперед, почему Омер-Паша поддержал усилия свои в той стороне новою атакой, которую направил прямо на фронт нашей батареи. Вторично двинулись турки бродом, где часа за два перед тем погибло у них столько людей. На правом нашем фланге огонь усилился, с противоположного берега посыпался град ядер, картечи и пуль — но все это снова сокрушилось о непоколебимость наших войск и атака была снова отражена. При этом, маиор Ивин был тяжело ранен; артиллерии поручик Рубцов, принявший командование над линейным баталионом № 11-го убит; оказался большой недостаток в прислуге при орудиях, из коих одно подбито; почти все артиллерийские лошади были побиты. На место маиора Ивина общее командование принял грузинского линейного № 1-го баталиона капитан Панфилов; командование над баталионом № 11-го — поручик Яндоловский, артиллериею же распоряжался поручик Симонов. В сию-то критическую минуту получено было приказание от полковника кн. Дмитрия Шервашидзе, отступать.

Солнце уже село, сумерки постепенно сгущались. Неприятель наступал с фронта и с обоих флангов, люди тащили [292] на себе орудия, прикрываемые цепью, которая по временам раздавалась, чтобы дать простор для картечного выстрела. Два раза неприятель бросался в штыки на орудия и два раза был отбит; но потери наши все более и более увеличивались. Так как людям не возможно было долее тащить на себе орудия, то решено было остановиться и троекратным залпом картечью, хотя временно удержать напор неприятеля. По исполнении сего, три орудия, поспешно приведенные в негодность, были брошены. За тем, отступление продолжалось отдельными кучками, пробивавшимися по кустам сквозь толпы неприятеля.

В это время кн. Мухранский приехал с Рухской позиции к месту боя. На пути своем, послал он приказание колонне маиора кн. Дадиана двинуться по Ингуру к Норманским переправам, но приказание это пришло уже поздно. Собрав встретившиеся ему части Грузинского № 1-го, Черноморского № 11-го баталионов, линейных казаков и милиционеров, он снова двинул их к лесу в атаку. Неприятель вероятно полагая, что к нам прибыло подкрепление, начал было отступать перед нашим фронтом, но на обоих флангах наших продолжался сильный огонь. Таким образом мы успели пробиться почти до самого Ингура, где турки приступили уже к устройству укрепления. Это движение дозволило нам выручить одно орудие ¹³⁶. Между тем, ночь уже совершенно наступила, и потому необходимо было прекратить бой и отступить на большую дарченскую дорогу ¹³⁷. [293]

Отличившиеся. Так совершился на Ингуре кровопролитный бой, в коем многие начальники отличились своим самоотвержением. Все части войск, бывшие в огне, взаимно соперничали в мужестве; но по ходу самого дела, в наибольшем блеске обнаружили доблесть свою те, на которых возложена была оборона Норманских переправ, в особенности же Черноморский линейный № 11-го баталион, который всех более понес потери и нанес оной неприятелю. Смелая атака Кутаиской и Багдадской имеретинских дружин, остановивших натиск турецкой регулярной пехоты, вызывает также похвалу свидетелей сего подвига.

Отступление к с. Хета. Ночью все части, занимавшие линию Ингура, отступили по указанным им дорогам, и к утру следующего дня, отряд сосредоточился в с. Хета, кроме Рухской колонны отошедшей но верхней Мингрельской дороге, на Часвиджи (Чаквитджи) и Абас-Туман.

Рюстов о деле на Ингуре. По сказаниям о деле на Ингуре Рюстова, почерпнувшего передаваемые им сведения вероятно из английских источников, видно, что 23-го Октября возведено было турками несколько земляных батарей против Рухи, в ночь с 24-го на 25-е батареи сии были вооружены, а 25-го Октября ¹³⁸ турки открыли сильный огонь. Заняв таким образом на этом пункте внимание наше, Омер-Паша, с тремя бригадами спустился по течению реки и в 8-ми верстах ниже Рухи, переправился через боковой рукав Ингура на остров Коки ¹³⁹. Авангард сего отряда состоял из 3 1/2 баталионов пехоты и 4-х орудий под начальством английского подполковника Баларда. Балард перешел лесистый остров поперек; когда же он начал приближаться к правому берегу главного рукава, [294] то встретил Мингрельские милиции, которые отступили на левый берег реки и открыли нашу батарею, поставленную против главного брода. По всем соображениям, переход на этом пункте оказался весьма трудным ¹⁴⁰. Омер-Паша, получив о том известие, приказал Баларду, занимать нас перестрелкою и послал на нижнюю оконечность острова Осман-Пашу с бригадою пехоты, а к верхней полковника Симмонса с двумя фузелерными баталионами и полубаталионом стрелков. В 4,000-х шагах ниже, и в 2,000-х выше главного брода ¹⁴¹, были открыты другие, хотя не столь удобные броды. Далее Рюстов пишет, что кн. Багратион, все еще оставался с большею частью войска у Рухи и, что противу 27-ми турецких баталионов, занимавших остров, у нас было на левом берегу реки только 2,000 человек милиции и 4 баталиона, из коих 2 расположены были близ главного брода, а остальные 2 против брода, к которому направлялся Осман-Паша ¹⁴².

Около четырех часов по полудни, полковник Симмонс перешел с отрядом на южный берег главного рукава, не встретив никакого сопротивления. Пробираясь лесистым берегом, он подошел к нашей позиции, против главного брода ¹⁴³ на 700 шагов, и был открыт не ранее, как по выходе из леса. По словам Рюстова: «Русские атаковали Симмонса, но были опрокинуты после упорного боя». Тут был убит адъютант Симмонса, английский капитан Дымок ¹⁴⁴. [295]

Между тем и Осман-Паша достиг нижнего брода; но два русские баталиона расположенные для обороны оного, видя что дело, начатое Симмонсом, решилось в пользу турок — отступили без боя. По завязавшейся близ Коки перестрелке и по угрожавшей с той стороны русским опасности, было послано ими несколько баталионов на усиление отступавших, но подкрепление сие не могло уже поспеть во время ¹⁴⁵.

По словам Рюстова: «Багратион, сам прибывший на место боя, дал приказание отступать. Русские должны были покинуть 5 орудий ¹⁴⁶ и 6 зарядных ящиков, потому что большая часть артиллерийских лошадей была перебита».

Олифант о деле на Ингуре. Олифант, который был свидетелем сражения на Ингуре как частное лицо, дает о сем деле весьма неудовлетворительные сведения, он также нигде не называет местностей. В дневнике его упоминается об ужасном картечном и ружейном огне, выдержанном авангардом под командою Баларда, когда он показался из леса против нашей батареи, где турки лишились более 100 человек убитыми и ранеными; ¹⁴⁷ видно также, что Балард с англичанином Лонгвортом (Longworth) ¹⁴⁸ старались, но безуспешно, отыскать в сем месте брод, после чего он решился отвечать на действие нашей батареи, и огонь его вскоре усилился артиллериею приведенною самим Омер-Пашею, которою командовал английский полковник Кабдел (Cabdell). Олифант упоминает также о недостатке патронов, оказавшемся у стрелков, [296] к коим был послан на подкрепление 4-ый полк. Входя в подробности этого дела он пишет, что командир полка сего, 70-ти летний старец, опередивший с полком своим скрывавшихся в кустах стрелков Баларда, выстроился фронтом на берегу реки и открыл огонь по нашим укреплениям; но не мог устоять и должен был отойти в лес. По словам Олифанта, грохот орудий и мелкого оружия продолжался на сем месте несколько часов и длился до вечера без видимых последствий; так что исход предприятия казался сомнительным, пока не увидели колонну Осман-Паши, спускавшуюся лесом ниже, для отыскания другого брода. Колонна сия, состоявшая из 5,000 человек и к коей приехал Олифант, переходила через два небольшие протока реки и подошла к правому берегу главного рукава Ингура, быстро текущего в сем месте в узкой ложбине. Здесь турецкие войска, бросились в реку и достигнув левого берега, были встречены жарким огнем, от которого лишились около 150 человек ¹⁴⁹; но они продолжали свой натиск и русские, по словам его, не дождавшись удара, рассыпались по лесам. Как только турецкие войска начали выстраиваться, что было уже в темноте, услышались ими победные восклицания, возвещавшие о завладении батареею ¹⁵⁰. Олифант пишет, что каким способом овладели сею батареею, осталось для них загадкою, потому что когда он от того места отъезжал, то переход вброд Ингура против устроенного для обороны сего пункта земляного укрепления, казался ему предприятием неблагоразумным. Он упоминает, также как Рюстов, о переправе Симмонса выше Норманского брода, об обходном движении его и о бое [297] выдержанном им, уже почти в тылу нашей Норманской позиции, где он потерял до 50-ти человек, в том числе капитана Димока.

При всей неполноте и неясности сих сведений, оне некоторым образом согласуются с нашим описанием сражения на Ингуре, и видно, что отпор данный неприятелю на Норманской переправе, был сильный, почему должно полагать, что турки понесли на сем месте значительную потерю.

Урон. Урон наш в сей день заключался, убитыми: в 2-х штаб-офицерах, 5-ти обер-офицерах и 140-ка нижних чинах; ранеными: в 2-х штаб-офицерах, 6-ти обер-офицерах и в 237-ми нижних чинах. Без вести пропало 42 человека; всего штаб и обер-офицеров 15, нижних чинов 419 ¹⁵¹. Потеря милиционеров неизвестна, но не может быть значительна. По словам Рюстова, урон турок состоял из 68-ми человек убитых, 238-ми раненых и 4-х без вести пропавших; но надобно полагать, что урон их был гораздо значительнее нашего, по преимуществу позиций наших и по отбившимся усилиям турок перейти через Ингур вброд массами, под огнем нашей артиллерии и пехоты. Олифант говорит, что потеря турок не доходила до 400 человек, напротив того, нашу потерю увеличивает, как он пишет по достоверным сведениям, до 1,200 человек; Симмонс же, в официальном донесении уведомляет Кларендона, что мы в сей день лишились по меньшей мере от 1,600 до 1,800 человек убитыми и ранеными. Олифант в рассказе своем говорит также, что прежде вечера, в лесах было найдено и похоронено около 400 русских тел; но подобные сведения не сообразны ни с истиною, ни с ходом дела, ни с количеством наших сил, принимавших участие в деле. Пленных наших Олифант видел от 30-ти до 40-ка [298] человек. Он говорит, что мы лишились трех орудий и семи зарядных ящиков, из коих в одном насчитал он 27-мь пробоев от штуцерных пуль. Вероятно, что с орудиями оставлены были нами и ящики, о коих в нашей реляции не упоминается; количество же пробоев, оказавшихся на одном из них, свидетельствует о том, как упорен был бой происходивший на Норманской переправе.

Занятие Омер-Пашею Зугдиди. 26-го Октября вечером, отправлен был из с. Хеты к р. Джуме казачий разъезд, который встретился с неприятельским разъездом или партиею, приближавшеюся от Зугдиди к Джуме; при чем в происшедшей перестрелке и рукопашной схватке, один казак был убит и двое ранены. Обстоятельство сие не совсем согласуется с рассказом Олифанта, который пишет, что Балард и Симмонс предприняли только 27-го Октября рекогносцировку к Зугдиди, взяв с собою два баталиона стрелков и два полка кавалерии. По словам его, на пути сделано было по ним несколько ружейных выстрелов из лесов, скрывавшимися в них Мингрельскими милиционерами. В Зугдиди видели они еще от 15-ти до 20-ти казаков, которые при появлении их уклонились; но город был совершенно пуст, ибо жители все удалились ¹⁵². Англичане не останавливаясь долгое время в Зугдиди, возвратились в тот же вечер довольно поздно в лагерь, к левому берегу Ингура. при чем ходивший с ними отряд, порядочно набрался живностью всякого рода. Войско Омера стояло так оплошно, что отряд сей, состоявший из 2,000 человек, вступил в главный лагерь не будучи даже ни кем окликан ¹⁵³. Вся турецкая армия собралась только 28-го числа, около Зугдиди, где она расположилась лагерем на [299] обширной равнине по юго-западную сторону города. Омер-Паша с любопытством осматривал дворец княгини Дадиан и полюбовавшись богатому убранству оного, как и красотою разведенного покойным ее мужем сада, поставил ко всем выходам часовых.

Грабежи Абхазцев. По словам Олифанта, войска предались по всему околотку грабежу, в чем более всех участвовали 200 человек конных абхазцев, приставших к турецкой армии и до такой степени своевольных, что они силою увезли от родителей, как ему говорили, 60-т мальчиков и девочек, выбирая их из числа самых красивых. Омер-Паша всячески старался успокоить народ и в присутствии своем наказал палками несколько человек из абхазцев, после чего выслал их всех из армии в свои дома; к церкви же и на улицах, приказал поставить часовых, а для предупреждения беспорядков, запретил даже охотиться в окрестностях.

Кн. Михаил Шервашидзе и княгиня Дадиан. Письмо к ней Омера. В Зугдиди кн. Михаил Шервашидзе предложил Омер-Паше услуги свои, испрашивая себе позволения съездить к княгине Дадиан, с целью, как он объяснял, склонить свояченицу свою, последовать его примеру и присоединиться к туркам. Лонгворт (Longworth), занимавший место английского комиссара при армии, предлагал даже написать к княгине письмо. Но Омер-Паша по-видимому не доверял кн. Михаилу, который, хотя и находился совсем на свободе, но под надзором — и предложение его не было принято. Между тем Омер-Паша сам написал письмо ¹⁵⁴ к княгине Дадиан, которая получила его в замке своем Гордии, где она тогда пребывала. Письмо это присланное ею через Мухранского к кн. Бебутову, по совету последнего, осталось без ответа, но княгиня не последовала совету данному ей также кн. Бебутовым, самой переехать к войску и отправить детей своих в Тифлис или Кутаис; она не хотела оставить Мингрелию, где еще находила убежище в труднодоступной для турок гористой части своего владения, о сохранении коего она [300] заботилась, как и о восстановлении народа против вторгнувшегося неприятеля.

Действия под Редут-Кале. Во время сражения 25-го Октября, командовавший войсками, расположенными по обоим берегам реки Хопи на Редут-Кальской дороге, подполковник Бибиков, услышав сильную канонаду со стороны Ингура, сделал демонстрацию против турецкого гарнизона. С этою целью, он подвинулся несколько вперед и в виду Редут-Кале, но вне выстрелов артиллерии, построил свой отряд в боевой порядок. В укреплении сделалась тревога, гарнизон вышел в ружье и несколько всадников поскакало берегом моря к стороне Анаклии; после того Бибиков отступил. В ночь с 26-го на 27-е число, редут-кальский гарнизон, получив морем подкрепление, стал готовиться к наступательным действиям и устроил переправу через реку Циву, протекающую около укрепления. В то же время, на правом берегу реки Хопи, турки начали разрабатывать дорогу, за которою трудились целую ночь при свете фонарей.

Набеги Аджарцев. В течении Октября месяца, Аджарцы не оставались покойными и не переставали набегами своими тревожить пограничных жителей Ахалцыхского уезда ¹⁵⁵.

Предположения и действия кн. Мухранского. В первом донесении кн. Бебутову о сражении на Ингуре, кн. Мухранский объяснял свой дальнейший план действий, заключавшийся в том, чтобы по возможности держаться на тех линиях, где подобно бою на Ингуре, неприятель понес бы потерю гораздо значительнее нашей; но вслед за сим Бебутов получил от Мухранского другое донесение, коим он [301] уведомлял о занятии Зугдиди неприятелем, выдвинувшем передовые части свои на р. Джуму; вместе с тем он излагал новый взгляд свой на предстоявшие обстоятельства, по которым изменился его прежний план действий.

Отступление Мухранского и истребление передовых складов. Вторжение Омер-Паши в Мингрелию, писал Мухранский, многочисленность сил которыми он располагал и в особенности, преувеличенные о них слухи, произвели неблагоприятное впечатление на Мингрельцев. Партия неблагонамеренных людей, успела ослабить в жителях, если не преданность к нашему правительству, то по крайней мере готовность противустоять общему врагу. Таким образом, большая часть Мингрельской милиции рассеялась, а жители укрылись в лесах, спасая семейства свои и имущества и нисколько не помышляя о нанесении вреда неприятелю. При продолжавшейся тогда сухой погоде, все лесные дороги пересекающие Мингрелию, соделались удобопроходимыми; охранять их войсками, Мухранский не находил возможности, а на оборону их туземцами не полагался. Имея в виду превосходство сил Омер-Паши над нашими, Мухранский признавал необходимым, держать войска свои в совокупности; но принимая во внимание, что все позиции, которые бы он избрал для боя в лесной полосе, можно было обойти с флангов и с тыла, и что в случае неудачи, могли произойти гибельные последствия для всего отряда удаленного от своих складов и магазинов, он решился оставить позиции при селениях Хета и Хопи, равно как и дороги ведущие от Редута по обоим берегам р. Хопи к с. Наджихеви, и сосредоточить отряд свой на р. Циве, что и было им исполнено ночью 28-го Октября, при чем бараки Черноморских линейных №№ 14-го и 16-го баталионов, равно как и Хетский провиантский магазин, по приказанию его, были преданы огню.

Расположившись на Цивской позиции, Мухранский выставил кавалерию свою, для наблюдения за неприятелем, впереди с. Холони, откуда высылались аванпосты по дорогам, ведущим из селений Хорги и Хеты. Отдельная колонна под начальством ген.-маиора кн. Дадиана расположилась на Абедатских [302] высотах, часть милиции выставили к стороне Аббас-Тумана, тяжести же отряда, отвозились назад и складывались на Марани, что уже в Имеретии.

Продолжая отступление, Мухранский сосредоточил в первых числах Ноября все войска находившиеся в Мингрелии, вблизи Маранской почтовой станции, перейдя на левый берег р. Цхенис-Цхали, с целью, как он писал от 5-го Ноября, притянуть к себе из Гурии войска ген. Бруннера и вступить тогда в решительный бой с неприятелем, если бы Омер-Паша попытался вторгнуться в Имеретию. Вместе с тем, предал он пламени провиантский магазин на р. Техуре и бараки построенные в Сорт-Иоанне. Часть хлеба, и, за немногими как он писал исключениями, все тяжести перевезены были на левый берег р. Цхенис-Цхали, откуда он с деятельностию продолжал дальнейшую перевозку запасов из Марани в Кутаис.

Военные действия на границах Гурии. Во все это время, турки не предпринимали настоящих военных действий со стороны Гурии, где происходили только маловажные движения, хотя отряд командуемый Мустафа-Пашею в Кобулетах и усилился новыми подкреплениями, привезенными с моря. Легви и Очхамури заняты были регулярными отрядами неприятеля, впереди же их было рассыпано по лесу множество баши-бозуков. 29-го Октября, 400 человек регулярной пехоты, выйдя из Николаевска, направились к уничтоженному нами Чохатскому мосту, но после завязавшейся перестрелки с высланными от нас милиционерами, неприятель отступил к Николаевску, потеряв несколько человек убитыми и ранеными.

30-го Октября, турки густою массою пехоты и конницы двинулись на селение Лихаури, где они были встречены всею собранною там Гурийскою милициею, под начальством кн. Малакия Гуриеля. Бой продолжался более часа, после чего милиция, уступая численному перевесу, отступила за устроенные позади завалы. Неприятель не преследовал гурийцев, с приближением же вечера оставил Лихаури и возвратился к р. Чолок. [303] Наша потеря заключалась в 3-х убитых и 5-ти раненых милиционерах.

Новые подкрепления высылаемые к Гурийскому отряду. Хотя Омер-Паша не преследовал Мухранского при обратном движении его, но не менее того, кн. Бебутов, получив первое известие об отступлении Гурийского отряда, нашел необходимым еще усилить его, независимо от тех трех баталионов и двух горных орудий, об отправлении которых в Кутаис было выше сказано. Вследствие сего, он направил в Кутаис из Ахалцыхского отряда два баталиона резервной дивизии, именно: Грузинский и Кавказский линейные в полном их составе, под начальством командира Кавказской резервной бригады полковника Ляпунова, заменив их на местах тогдашнего их расположения, несколькими ротами Белостокского пехотного полка. Кроме сего, главнокомандующий приказал послать из Ахалцыха еще два баталиона Белостокского полка; а дабы не ослаблять обороны Ахалцыхского уезда, он назначил двум баталионам Белостокского полка, с 8-ю легкими орудиями и с одною сотнею Гурийской пешей милиции, находившимся в отряде ген. Базина под Карсом при с. Омарага, следовать в Ахалцых; касательно же артиллерии, предоставил кн. Бебутову взять оной сколько бы он признал нужным из Ахалцыха, где ее было достаточно; независимо от сего Бебутову указано было на батарейную № 2-го батарею 13-й артиллерийской бригады, отправленную за излишеством 7-го октября из-под Карса в Тифлис и на 4 орудия батарейной № 5-й батареи 21-й артиллерийской бригады, оставшиеся в запасе в течении всего лета на Царских колодцах ¹⁵⁶.

Воззвание к жителям. Около того же времени, кн. Бебутов призывал жителей Имеретии, Мингрелии и Гурии к восстанию против неприятеля, особым посланием распространенным по всему краю; затем последовало от наместника кавказского воззвание к князьям, дворянам, духовенству и людям всех сословий в том [304] крае. Воззвание сие было принято жителями, преимущественно в той части страны, которая была еще свободна от неприятельского вторжения, т. е. в Имеретии и Гурии, с полною готовностью, выразившеюся на самом деле при сборе ополчений, не изменивших воинственному духу коим издавна знаменуются сии народы ¹⁵⁷.

О сочувствии жителей к этим воззваниям, упоминает и Рюстов. Омер-Паша, говорит он далее, старавшийся кротостию сыскать себе расположение мингрельцев, принужден был расстаться с новыми союзниками своими магометанскими абхазцами, которые черезмерно предавались грабежам и разбоям; по словам его, и англичане сопровождавшие Омер-Пашу, наконец убедились, что союзы с малыми горскими князьями, могли более служить помехою, чем помощию в христианских странах Закавказского края; ибо их образ войны, неминуемо вел к ожесточению жителей и тем самым к лишению войск самых необходимых жизненных потребностей.

Выступление Омера из Зугдиди. Омер-Паша, как выше было видно, не тревожил Гурийского отряда в отступлении его; он провел пять дней в Зугдиди в распоряжениях для доставления из Сухума продовольствия. Авангард его, состоявший из 6-ти баталионов, (в том числе и стрелковые) и из 600 человек кавалерии при 2-х легких орудиях и нескольких горных мортирках, выступил 1-го Ноября из Зугдиди под командою Искендер-Паши. 3-го Ноября Омер-Паша сам двинулся со всею армиею и расположился лагерем при с. Цаиши. 5-го Ноября он прошел через с. Хопи до с. Холони; на пути своем турки овладели, как пишут иностранцы, 12,000-ми овчин, оставленными нами при сожженных бараках ¹⁵⁸. В Хопи, Омер-Паша [305] осматривал находящийся там известный древностию своею монастырь, по коему провожал его оставшийся на своем месте престарелый настоятель или монах. В с. Холони, турецкая армия вышла на дорогу ведущую из Редут-Кале в Кутаис; продолжая движение свое, она прибыла 6-го числа к нашему бывшему Сахарбедскому казачьему посту, где расположилась лагерем на берегах р. Цивы; авангард армии был выдвинут к с. Сенаки на реку Техур, через которую Искендер-Паша построил мост. Высланная им оттуда конная партия, встретилась 7-го Ноября с разъездом Донских казаков, посланным от нас на правый берег р. Цхенис-Цхали; в происшедшей по сему случаю между селениями Гезяти и Онтопо сшибке, у нас убит один урядник. Олифант пишет, что кроме того взято было два казака в плен.

Изменение Омером операционной линии. После медленного шествия турецкой армии от Зугдиди до р. Цивы, Омер-Паша остановился лагерем при с. Текляши, где он решился изменить направление растянутой и неудобной операционной линии своей из Сухум-Кале, избрав другую гораздо кратчайшую линию из Редут-Кале по шоссейной дороге, соединяющейся позади его лагеря с дорогою, по которой он двигался. Сообразно с сим, он направил все подвозы морем на Редут-Кале и занялся устройством магазинов и исправлением дорог, что его задержало около двух недель на р. Циве ¹⁵⁹. [306]

Депеша Симмонса к Кларендону, о силах Омера. Едва войска расположились на р. Циве, как Симмонс, на которого возложены были сношения Омер-Паши с властями союзных держав, послал к лорду Кларендону от 7/19 Ноября депешу, в коей он между прочим писал, что «хотя в турецкой армии и числилось всего до 40,000 человек, но что

она не будет в состоянии держаться перед Кутаисом или в самом городе, если к этому времени на усиление русских прибудет из под Карса армия Муравьева, потому что в настоящее время у Омер-Паши не было более 20,000 человек под ружьем; вследствие чего потребуются значительные и действительные подкрепления, без которых нельзя было далеко вдаваться в край для встречи неприятеля».

Симмонс продолжает, что Омер-Паша не мог воспользоваться десятитысячным Батумским отрядом Мустафы-Паши, пока положительным образом не обнаружилась настоящая экспедиция, предпринятая для освобождения Карса; тем более не мог он сделать сего, что Батумское войско было очень расстроено от дурного управления оным и от болезней, и что хотя кое-как пособили сим недостаткам, но к весне следующего года нельзя было рассчитывать более как на 6,000 человек из Батума. Кроме того, необходимо было оставить сильные отряды войск для охранения магазинов в Сухум-Кале и в с. Очамчири, для ограждения Зугдиди и для сохранения сообщений в тылу армии, так, что «когда она достигнет Кутаиса, то» — повторяет Симмонс, «в армии Омера не будет более 20,000 человек».

Далее он пишет, что если справедливо, дошедшее до него известие «о выступлении ген. Муравьева из под Карса для подкрепления Мухранского в Имеретии, то на стороне русских будет превосходство сил, против которых турки не в состоянии будут держаться. Впрочем соединение русских сил» по взгляду Симмонса «нельзя было ожидать прежде весны». Он оканчивает депешу свою к Кларендону, изложением мнения своего, что «если настоящими успехами обязаны войскам прибывшим из под Севастополя, по согласию британского и французского правительств, то дальнейших [307] успехов можно будет достичь, только по сформировании сильного резерва, под командою Омер же Паши, из турецких войск служивших в Румилии или в Крыму».

Изменение погоды. Дожди. Наконец полились столь давно ожидаемые нами дожди; вскоре за тем поля и дороги превратились в непроходимые топи, а реки и ручьи — в быстрые и глубокие потоки. Сорвало выстроенный в авангарде Омера, Скендер-Пашею, на р. Техур, мост; той же участи подвергся сооруженный турками мост на р. Циве. Пока стояла еще хорошая погода, Омер не решался преследовать Мухранского и не воспользовался успехом, который приобрел на Ингуре; если бы в это время полились дожди, то Мухранскому было бы крайне затруднительно переправляться в отступлении своем через разлившиеся в тылу его потоки, под натиском турецкой армии. Изменившаяся погода указывала Омер-Паше, что ему следовало остановиться не своевременным и запоздалым вторжением своим в Мингрелию; но он и сего не сделал, а промедлил долгое время в приготовлениях на Циве; пустился же он, как далее будет видно, вперед, едва ли достаточно взвесив остававшиеся в пользу его условия, в позднее время года, и тогда, как Мухранский успел уже собрать силы свои и изготовиться к твердому отпору в выгодной позиции, на левом берегу широкой и быстрой реки Цхенис-Цхали. По сведениям Рюстова, который не передает их за положительные, Омер-Паша побужден был к сему наступательному движению будто бы письмом, полученным им от Шамиля, извещавшего, что он пресек близь Дербента сообщения наши вдоль Каспийского моря; но ничего подобного в Дагестане не случилось, а если бы это и было справедливо, то событие сие по отдалению своему от театра войны, не могло иметь влияния на действия в Мингрелии, где дела наши должны были в скором времени получить какой-либо исход — по-видимому в нашу пользу — и даже блистательный. Но надежды на сей блистательный исход скоро рушились вследствие распоряжений кн. Мухранского. [308]

Истребление Мухранским наших запасов. Кн. Мухранский, находя, что невозможно было отделять особых частей войск, для охранения переправ на р. Цхенис-Цхали, близ Маранской почтовой станции, и на Рионе при устьях р. Цхенис-Цхали, предал пламени устроенные на этих местах мосты, равно приказал сжечь Маранский временный госпиталь и Маранские магазины, тогда как неприятель еще нигде не показывался впереди занимаемой нами позиции, и тогда как хлебные запасы наши были сложены в бунтах на левом же берегу р. Цхенис-Цхали, прикрывавшей доступ к ним, как и к нашей позиции. Эти разрушительные действия совершились в два приема: ночью с 7-го на 8-е Ноября и после полудня 8-го Ноября. Истреблена была огнем также вся Рионская флотилия наша, которую, как говорили, по мелководию Риона, затруднялись ввести выше в реку; сожжены все казенные строения, уничтожены запасы инженерного рабочего инструмента и проч. При этом, как доносил Мухранский, вывезено из Марани все, что дозволяли перевозочные средства и между прочим, артиллерийские запасы ¹⁶⁰.

Гурийский отряд с подкреплениями в сборе на р. Цхенис-Цхали. 8-го Ноября, в самое время второго пожара, присоединился к отряду Мухранского на правом берегу Риона и на левом р. Цхенис-Цхали, ген.-маиор Бруннер с колонною, выступившею по прежним распоряжениям из Гурии с Чехатаурских высот, где она в последнее время находилась. В тот же день прибыли к кн. Мухранскому передовые войска, из числа отправленных на усиление Гурийского отряда семи баталионов, т. е. выступившие прежде других из Тифлиса 3 баталиона: 2 Тенгинского пехотного и 1-н Кубанского егерского [309] полков с 2-мя горными орудиями, так, что в Гурийском отряде к 8-му Ноября собралось уже, при достаточном количестве артиллерии, 20 баталионов. Из них 10 были поставлены в центре позиции при с. Ганири; боковые же колонны, каждая из 5-ти баталионов, в Кулашах и в Хони. Впереди их, по течению реки, выставлены были караулы из милиции, за коими разместили конницу, как ближайший к ним резерв. В этом расположении Мухранский ожидал нападения неприятеля, с коим он, считая и местное ополчение, находился тогда в равных числительных силах. Он имел перед турками преимущество крепкой позиции и кроме того, ожидались в подкрепление еще четыре сильные баталиона.— Все эти условия к успеху имелись у Мухранского в виду, когда он приступил к истреблению наших запасов. Мухранский писал от 8-го Ноября к кн. Бебутову, что примет оборонительный бой и если обстоятельства дозволят, то перейдет сам в наступление ¹⁶¹. Но неприятель не являлся, и передовая кавалерия его показалась только через два дня после пожара, т. е. 10-го числа, на р. Цхенис-Цхали, а 12-го отступила, как то будет далее видно.

Движения и стычки на правом берегу р. Цхенис-Цхали. По официальным донесениям Мухранского, разъезды неприятельского авангарда, коим командовал Фергад-Паша, 10-го числа, появились на правом берегу р. Цхенис-Цхали по временам перестреливаясь с нашею милициею. По донесению его от 12-го Ноября, главные силы неприятеля перешли от р. Цивы к р. Техур, откуда один эшелон выдвинулся даже до р. Абаши; но обстоятельство сие — о выступлении в ту пору Омер-Паши из Цивского лагеря, не удостоверяется сведениями иностранных повествователей, которые передают, что главные турецкие силы, двинулись от р. Цивы вперед [310] только 20 Ноября / 2 Декабря; к Абаше же передвинулась, по-видимому, только часть пехоты, находившаяся в турецком авангарде.

По донесению Мухранского, поручик Мингрельской милиции кн. Александр Пагава, узнав, что какой-то турецкий Паша, производивший с частью кавалерии рекогносцировку правого берега реки Цхенис-Цхали, возвращался по р. Абаше в свой лагерь, устроил 12-го Ноября около с. Дзигури, что между с. с. Абаша и Онтоно, засаду из 52 человек охотников, преимущественно однофамильных и родственных ему князей и дворян. В сумерки, турецкий отряд приблизился к месту засады и был встречен сперва ружейным залпом, а потом ударом в шашки. Это неожиданное нападение привело неприятеля в смятение; некоторые отстреливались, но большая часть обратилась в бегство. На месте осталось тело знатного Убыхского князя Чун и еще два трупа. Со стороны Мингрельцев ранен был только один человек. После сего, Фергад-Паша того же дня перешел обратно за реку Техур. По носившимся слухам, происшествие это так взволновало Фергад-Пашу, что он велел задержать Мингрельцев попадавшихся ему на пути и, для наведения страха, приказал над ними сделать все приготовления к смертной казни, но потом отпустил их.

Судя по подобному происшествию, рассказанному в записках Олифанта, полагать должно, что паша этот был сам Фергад - венгерский выходец Штейн. В дневнике Олифанта сказано, что Фергад-Паша, занимаясь рекогносцировкою и побуждением жителей к построению разрушенных нами мостов, подъезжал к одному селению в сопровождении находившихся у него в конвое нескольких черкесских всадников, заменивших при нем отосланных в дома свои абхазцев. Жители селения сего, увидев приближение горцев и опасаясь быть разграбленными, собрались во множестве с оружием для защиты своих домов и семейств. Едва хотели они броситься на приезжих, как горцы, которых повествователь называет черкесами, поспешно ускакали, предоставив Фергад-Паше с своим адъютантом, выбраться из [311] опасности как он сам знал, в чем он не без малого труда успел.

В вышеназванном дневнике также упоминается о беспорядках производимых этими горцами по деревням, от чего возмущались жители и за что грабители были наказываемы английскими офицерами; когда же о том доведено было до сведения Омер-Паши, то он отвечал, что в небольших грабежах, черкесам не должно было препятствовать, потому что они не получали ни жалованья, ни хлеба.

Для ближайшего наблюдения за неприятелем, 18-го Ноября, ген. маиор кн. Григории Дадиан отправился с Имеретинскими конными дружинами и двумя сотнями линейных казаков на р. Техур к с. Накалакеви. Весь Гурийский отряд был сосредоточен около с. Хони, для действий на правом или левом берегу р. Цхенис-Цхали, смотря по обстоятельствам. Между тем вода в р. Цхенис-Цхали поднялась от дождей до такой степени, что всякое сообщение с одного берега на другой прекратилось и осталось доступным только для одиночных отважных и привычных всадников, почему ген. маиор кн. Григорий Дадиан, видя постепенную прибыль воды, возвратился с кавалериею на левый берег реки. Пехота Гурийского отряда снова заняла прежнее расположение свое, отдельными колоннами вдоль реки, от Хони до Кулаши.

Выступление Омера с берегов р. Цивы. 20-го Ноября, Омер-Паша наконец оставил берега р. Цивы и тронулся с армиею вперед, во время сильной бури продолжавшейся целый день. Войско его дошло до р. Техур и на берегу оной разбило свои палатки. Главная квартира расположилась в Сенаки, где разместили по домам и стрелковые баталионы. Местечко это, в коем производилась еще продажа кое-каких съестных припасов при занятии оного турецким авангардом, по-видимому потерпело в нынешний раз от прилива войск, коего люди вламывались в запертые дома удалившихся обывателей ¹⁶². [312]

Переправа через р. Техур. С рассветом следующего дня, турецкая армия приступила к переходу через реку Техур, на коей, разрушенный водою мост был заменен кладками для пешеходов. Хотя равнина на которой собралось войско была гораздо выше реки, но люди стояли по колено в грязи, среди коей валились обовьюченные лошади и останавливались пушки. Пониже моста устроен был, для опыта, на двух понтонах паром через реку, разлившуюся в сем месте на 25 сажень ширины. Люди по одиночке перебирались по нетвердым кладкам и выстраивались на противуположной стороне; орудия же начали бережливо опускать с берега и становить на паромы. Но при таких затруднениях, переправа крайне замедлялась, почему воспользовались вскоре открытым ниже сего места бродом, по коему потянулись через быстрый поток длинные вереницы конницы, пехоты и артиллерии, хотя воды для пешеходов и было в пояс. На переправе присутствовал верхом Омер-Паша, окруженный своим штабом ¹⁶³.

Лагерь Омера при Абаша. С открытием брода, ускорилась переправа, так что спустя несколько после полудня, вся армия была уже на походе; погода разведрилась и войско, двигавшееся до темноты, с наступлением ночи расположилось лагерем близ небольшого потока, с которого мост, устроенный обывателями, был также снесен водою. На следующее утро 22-го Ноября, армия продолжала путь свой по колено в грязи, часто останавливаясь для перехода через встречавшиеся глубокие речки, и расположилась лагерем близ селения Абаша, в нескольких верстах от реки Цхенис-Цхали. Тут Омер-Паша объехал все свое войско, возбуждая в людях дух обещаниями, что они на следующий день вступят в дело.

Ночная тревога. К ночи полил опять сильный дождь, так что лучшие палатки протекали. Перед светом следующего дня, в лагере сделалась общая тревога, по случаю услышанных вблизи ружейных выстрелов. Вмиг, вся армия стала в ружье, но [313] посланный разъезд никого более не застал. Для раскрытия обстоятельства сего, Балард был отправлен, не взирая на продолжавшийся ливень, с двумя баталионами стрелков на рекогносцировку в ту сторону откуда слышались выстрелы; но он ничего не открыл, кроме конских следов подъезжавших всадников. Между тем воды усилились с такою быстротою, что небольшая речка, за которою стояла палатка Омер-Паши, сделалась в течении ночи непроходимою, как для пеших, так и для конных людей.

Рекогносцировки. 23-го Ноября сделаны были рекогносцировки к берегам Цхенис-Цхали. Симмонс и Балард предприняли обзор вниз до устья реки, Скендер же Паша вверх по течению до с. Хони. Они нашли, что река разлилась более чем на 200 шагов в ширину, увлекая в стремительном течении своем острова сложившиеся из кустов растений и даже части берегов, отделявшихся от материка с каменными обломками. Англичане видели через реку кое-где передовых людей наших, которые по ним сделали несколько выстрелов; они заметили также вдали часть наших войск и убедились, что доступа к ним не было, хотя жители и показали нм несколько мест на коих, в иное время имелись броды через реку.

Положение турецкой армии. Во все это время облака разражались по равнине, на которой стояла турецкая армия и обратили лагерное место ее в совершенное болото. Не только лошади, не имевшие ни крыши ни продовольствия, много пострадали от такого состояния погоды, но и люди стали нуждаться, так что некоторые солдаты турецких пехотных полков покупали сухари в стрелковых баталионах, снабженных продовольствием лучше первых, платя по десяти пар за каждый сухарь. Кроме того вся армия Омера нуждалась в обуви ¹⁶⁴.

Таким образом провел Омер-Паша с войском своим 24 и 25 Ноября под беспрерывным проливным дождем, растворившим почву в коей утопала турецкая армия. [314] Рекогносцировки следовали одна за другою, не доставляя новых сведений; военные советы беспрестанно собирались, не приводя ни к какому решению: — поводы к наступлению или к отступлению, оставались те же самые.

Весть о падении Карса. 25-го Ноября вечером, приехал к Омер-Паше комендант из Редут-Кале с известием о падении Карса — и весть сия решила колебания турецкого главнокомандующего. К нам доходили слухи, что после долгого разговора с комендантом он сказал ему: «мы лишились Карса, продовольствия у меня нет, люди мои болеют, перевозочные средства уничтожились от недостатка в фураже, я нахожусь посреди края самого бедного, где нельзя ничего достать; при этом, слякоть ужасная, русские получили подкрепления и мне нельзя здесь долее оставаться, тем более, что я не достиг своей цели — помочь Карсу». Он в тот же день отправил в обратный путь понтоны с артиллериею, кроме горной, и сам поехал с черкескою кавалериею на Циву, приказав войскам, на следующий день выступить туда же.

Отступление неприятеля. 25-го же числа дождь прекратился. Не взирая на все претерпенное во время похода войсками Омера, приказание к отступлению было принято не без ропота нижними чинами ¹⁶⁵, которых перед сим обнадеживали зимовыми квартирами, по крайней мере в Кутаисе. Составленный для прикрытия отступления главных сил ариергард из отборной пехоты и штуцерных баталионов при нескольких горных орудиях с частью кавалерии, остановился 27-го Ноября на рассвете на р. Абаша, под начальством Скендер-Паши. Того же числа к вечеру, ариергард, тревожимый преследованием наших конных партий, переправился на правый берег Техура. [315]

Хотя дождь прекратился и вода начала сбывать, но весьма медленно. Не было никакой возможности перевести главные силы наши на правый берег реки Цхенис-Цхали, и потому должно было ограничиться отправлением в Мингрелию конных отрядов и милиции для преследования неприятеля.

26-го числа переправился через Цхенис-Цхали против с. Хони ген.-маиор кн. Дадиан, в сопровождении прибывших к нему из Мингрелии охотников, с которыми он направился к с. Бандза: Полковник кн. Дмитрий Шервашидзе с линейными казаками и сводною командою местных всадников под начальством гвардии ротмистра кн. Дмитрия Гуриеля, переправился через реку у с. Ганири и направился к Абаше; штаб-ротмистр же кн. Микеладзе, стоявший с тремя стрелковыми Имеретинскими сотнями у с. Гезати, на правом берегу Цхенис-Цхали, двинулся вслед за неприятелем по большой дороге на Онтопо.

Преследование. Того же числа вечером, полковник кн. Дмитрий Шервашидзе, узнав, что часть неприятельской кавалерии прибыла для фуражировки в с. Сепиети, двинулся к этому месту, находившемуся в тылу турецкого ариергарда. Едва появились казаки и милиционеры, как турецкая кавалерия обратилась в бегство; но баталион пехоты, прикрывавший ее, открыл сильный огонь. Перестрелка продолжалась около двух часов, после чего неприятель отступил к главным силам своим на Абашу, подобрав своих убитых и раненых. Наш урон состоял из 2-х убитых и 6-ти раненых.

Штаб-ротмистр кн. Микеладзе, под вечер открыл из леса ружейный огонь по части турецкого ариергарда, которая только что начала разбивать свой лагерь на левом берегу Абаши. Встревоженные этим турки, сняли свои палатки и перешли на правый берег, под прикрытием своих стрелков.

В продолжении дня 27-го числа, турецкие главные силы расположились между реками Техур и Цива, имея ариергард на месте бывшей Техурской станции. Между тем кн. Дмитрий Шервашидзе достиг боковою дорогою через с. Котианеты, Экских высот. Узнав о появлении турок в Сенаки, кн. [316] Шервашидзе отправил 28-го числа в это местечко 400 человек, прибывших к нему доброконных Имеретинских милиционеров под начальством маиора кн. Цулукидзе; линейные казаки и прочие милиционеры составили резерв. При появлении наших в с. Сенаки, неприятельская кавалерия ускакала. Находившаяся на базаре команда штуцерных людей, застигнутая врасплох, частию разбежалась по лесу, частию же была изрублена; один из них взят в плен. Оттуда конница наша бросилась за собравшимся неприятелем к дому княгини Миники, урожденной Дадиан; но здесь уже турки успели придти в порядок и встретили наших выстрелом из орудия. Полковник кн. Дмитрий Шервашидзе счел за лучшее прекратить наступление и возвратиться на Экские высоты. Наша потеря заключалась в одном убитом милиционере; неприятель на месте оставил до 20-ти тел.

Ген.-маиор кн. Григорий Дадиан, к вечеру 27-го числа также достиг Экских высот, откуда обозрел турецкий лагерь, расположенный на реках Техуре и Циве. На рассвете 28-го числа, Мингрельские охотники напали на неприятельский пикет, выставленный на реке Тобуче; при этом, из числа четырех турок стоявших на сем пикете, трое были убиты на месте, а четвертый раненый успел уйти. В ту же ночь, Сахарбедские жители разрушили мост на р. Скурии, что было на пути отступления турок. Для возобновления моста сего неприятель выслал на следующий день баталион.

Кроме этих действий, произведенных нашими легкими отрядами, 27-го числа партия Мингрельцев, посланная ген.-маиором кн. Григорием Дадиан, напала вблизи Сенаки на турецкий пикет, состоявший из трех человек, которые, оборонявшись, все погибли.

Не смотря на то, что вода в р. Цхенис-Цхали опять поднялась от снова полившихся дождей, кн. Багратион-Мухранский переправил 29-го Ноября через сию реку сводно-стрелковую команду, составленную из людей вооруженных штуцерами всего отряда. Их перевезли через реку на лошадях и присоединили к ним пять сотен Донского № 11-го полка [317] со всею конною Имеретинскою милициею. К вечеру, кн. Мухранский прибыл в с. Накалакеви. Казаки, посланные 30-го Ноября для рекогносцирования по левому берегу Техура, нашли, что турки совершенно оставили реку сию и отступили к Циве. 1-го Декабря Мухранский перешел на Экские высоты, отправив казаков для преследования турок по большой дороге.

Турецкая армия в Холоне. На рассвете 2-го Декабря, казаки напали на часть турецкого ариергарда, остававшуюся еще на левом берегу р. Цивы. Неприятель перешел на правый берег под прикрытием огня своих стрелков и уничтожил за собою переправу; при этом ранен был один казак. Между тем, наши штуцерные стрелки заняли лесистую высоту подле большой дороги, по которой отступали турки, чем понудили неприятеля свернуть с дороги и продолжать отступление свое по болотистому лесу. К вечеру того же дня, вся турецкая армия расположилась в совокупности на Холонских высотах, где остановился и Омер-Паша со своею главною квартирою, вблизи монастыря.

Нападение кн. Григория Дадиан на Зугдиди. Ген.-маиор кн. Григорий Дадиан, узнав, что в Зугдиди находится незначительное число турецкой пехоты, предпринял нападение на это местечко с партиею Мингрельцев, в числе 260-ти человек. 2-го Декабря, сделав усиленный переход в 75 верст, партия его расположилась на р. Джуме в 4-х верстах от Зугдиди; на следующий день в 5 1/2 часов утра, тихо подойдя к местечку, Мингрельцы внезапно напали на оное с разных сторон. Те из турок, которые находились на улицах, были тотчас же изрублены или взяты в плен, но из окон домов посыпались пули; милиционеры, увлеченные первою удачею, с мужеством атаковали неприятеля в строениях, и в некоторых из оных встретили упорное сопротивление. Самая горячая схватка произошла внутри двухэтажной кофейни, где князья Апакидзевы, выпустив все патроны, ударом в шашки, успели окончательно одолеть своих противников, уже в верхнем этаже строения. Дом принадлежащий кн. Григ. Дадиан, был занят ротою неприятельской пехоты и его не могли взять, ни даже зажечь; но за исключением этого дома, после трех с половиною [318] часов боя, все местечко было очищено от турок. Дав партии своей полчаса отдыха, кн. Григорий Дадиан отступил к реке Чанис-Цхали, а для ночлега остановился в с. Кырцхи. Потеря наша состояла из трех убитых, двадцати шести раненых и тридцати шести контуженных; лошадей убито пятнадцать и ранено шесть. Потеря неприятеля была значительна; одних пленных взято три офицера, тридцать два нижних чина и шесть торговцев; сверх того в руки Мингрельцев досталось много оружия, лошадей и другого имущества.

Кн. Мухранский на Холонских высотах. 6-го Декабря, ген.-маиор кн. Багратион-Мухранский с сводно-стрелковою командою и с кавалериею полковника кн. Дмитрия Шервашидзе, занял высоты, тянущиеся к северу от большой дороги, между с. с. Холони и Хопи. Цель этого распоряжения заключалась в том, чтобы отнять у неприятеля всякую возможность получать продовольствие из окрестных деревень.

Состояние турецкой армии. По получавшимся тогда достоверным сведениям, турецкая армия терпела большую нужду и находилась в бедственном положении. Появилась смертность между людьми; скот и лошади падали в значительном количестве, так что в мясном продовольствии и в перевозочных средствах оказался большой недостаток ¹⁶⁶. По перенесении Омер-Пашею операционной линии из Сухум-Кале в Редут-Кале, турецкие войска были выведены из Абхазии, и сообщение с морем учредилось от Редут-Кале по левому берегу р. Хопи через с. Хорги. Хотя дорога эта по сторонам обеспечивалась от нападения непроходимыми болотами, но она была чрезвычайно топкая; провиант поднимали из Редута, сперва на каюках по р. Хопи до Хоргинской церкви, откуда переносили его люди до лагеря на плечах. При этом и море в то время было бурное, от чего затруднялось движение судов и замедлялась выгрузка. [319]

Иностранцы о состоянии турецкой армии. О беспрестанных стычках, затруднявших отступление и фуражировки неприятеля, упоминают Рюстов и Олифант. Последний из них, в особенности изображает то расстроенное состояние, в которое пришла турецкая армия. Он пишет, что при ретираде снова полились дожди — артиллерия на каждом шагу увязала в грязи, по которой едва ползком пробирались люди изнуренные от голода и усталости, подле дороги же лежало множество издохших лошадей. Обыватели принимали участие в ночных тревогах причиняемых отступавшим; несколько раз случалось, что часовые, стоявшие не в большом расстоянии от штабных палаток, были застрелены; фуражиры не могли более отдаляться от лагеря, и от того войско оставалось без мясного продовольствия. Все сии обстоятельства, как и неудачный исход кампании, много озабочивали Омер-Пашу, который решился мерами жестокости остановить жителей ¹⁶⁷. По словам английского повествователя, заметно было, что Омер-Паша в то время упал духом ¹⁶⁸.

Военные действия в Гурии. Пока события сии совершались на правом берегу Риона, ничего особенного не происходило на левом берегу сей реки. У нас носились слухи, что во время наступления Омер-Паши, [320] к нему приезжал Батумский Мустафа-Паша и получил приказание действовать наступательно со стороны Гурии; однако сей последний не предпринимал решительных действий.

При выступлении из Гурии ген. Бруннера с отрядом на присоединение к кн. Мухранскому, для защиты края сего оставались только одни местные милиции; но гурийцы, одушевленные присутствием и деятельностию кн. Малакия Гуриеля, скрыли свои семейства и имущества в безопасных местах и смело ожидали к себе вторжение турок. Разосланные Омер-Пашею прокламации, были приняты ими с негодованием.

14-го Ноября, неприятельская партия перебралась для хищничества через границу против Гуриамта, но была встречена милиционерами сотни кн. Александра Накашидзе и отражена с уроном.

19-го Ноября турки, перейдя Чолок, по направлению к Озургети, завязали перестрелку с милициею, но к вечеру отступили.

27-го Ноября многочисленная турецкая партия, составленная из пехоты и конницы, напала к стороне Озургети, на милиционную цепь, которую заставила отступить к бывшему карантину; но партия эта была удержана в дальнейших действиях ее, собравшеюся на тревогу из разных мест милициею, и возвратилась в свои границы. В тоже время, другая партия, сильнее первой, проникла через Богили и Бергенали до Натанебской переправы; но здесь она была встречена тремя сотнями милиции под начальством кн. Михаила Накашидзе, опрокинута и преследуема до самой границы. Потеря неприятеля неизвестна; с нашей же стороны убит один урядник и ранено шесть милиционеров.

29-го Ноября, турецкая партия пробралась в Гурию через с. Лихаури, но встреченная двумя сотнями милиции, высланными кн. Малакием Гуриель, была опрокинута с большою потерею, не подобрав даже двух убитых. С нашей стороны убит был заведывавший сотнею Бахвской дружины.

Занятие вновь Акедской позиции. Когда обозначилось отступательное движение Омер-Паши, кн. Мухранский снова занял в Гурии прежнюю позицию на Акетских высотах, послав для сего 9-й и 12-й [321] Черноморские линейные баталионы. Слабый отряд сей усиливался дружинами гурийского ополчения, которые постоянно содержались в полном составе, по распоряжению общего начальника их, маиора Мачавариани. Занятие нами вновь Акетской позиции, успокоило гурийцев, во всяком случае встревоженных выводом всех войск наших из их края, и вместе с тем дало нам способ воспользоваться сохранившимся там запасом продовольствия; ибо ген. Бруннер, при отступлении своем из Акет, сдал, имевшиеся там бараки и до 500 четв. сухарного провианта, предводителю дворянства Озургетского уезда кн. Эристову, который сберег их и сдал обратно нашим войскам в целости. Вскоре после того, турецкие войска, находившиеся на границе, отодвинулись назад к Чурук-Су и к Батуму, оставив только наблюдательные посты из небольшого числа баши-бозуков, и за тем Мустафа-Паша в той стороне более не показывался.

Продолжение военных действий в Мингрелии. Обратимся теперь опять к военным действиям, происходившим в Мингрелии, где, как выше было сказано, Омер-Паша стянул войска свои на позицию около с. Холони. Кн. Мухранский остановился против него на высотах, за селениями Хопи и Холони, со сводною командою штуцерных людей всего Гурийского отряда с казаками и милициею. Излагаемые здесь сведения о сих действиях почерпнуты из официальных донесений.

7-го Декабря, ген.-маиор кн. Григор. Дадиан, по возвращении из Зугдиди, присоединился с находившеюся при нем Мингрельскою милициею к легкому отряду кн. Багратиона-Мухранского, на высотах между р. р. Хопи и Скурчи, против Холонской позиции турецкого корпуса.

12-го Декабря в полдень, неприятель двинулся значительною массою регулярной пехоты против наших аванпостов, занимавших высоты Ломури и Налимори, к югу от с. Хорши. Находившаяся там Рачинская конная дружина, встретила неприятеля и, с помощию дружины охотников, поддержала перестрелку до сумерек. При отступлении неприятеля, наши милиционеры преследовали его почти до самого лагеря. [322] В этой перестрелке ранены: начальник 1-й сотни Рачинской дружины, кн. Давыд Эристов и три милиционера.

11-го Декабря, кн. Мухранский, поручив легкий отряд свой в командование кн. Григор. Дадиан, отправился в с. Бандзу, по требованию кн. Бебутова, прибывшего туда из Тифлиса.

Того же дня в 11-м часу утра, баталион турецких стрелков появился против аванпостов занятых Рачинскою дружиною маиора князя Симона Цулукидзе. Спустя час после того, шесть турецких баталионов при четырех горных орудиях, выдвинулись против правого фланга наших войск, и, выслав густые цепи стрелков, зажгли крайние сакли разбросанного с. Хорши. Чтобы остановить дальнейшее наступление неприятеля и распространение пожара, кн. Григ. Дадиан, двинул к с. Хорши, под начальством кн. Димитрия Шервашидзе, линейных казаков и четыре сотни Имеретинской милиции. Сводно-штуцерная команда наша, заняла гребень Ахалидохорских возвышенностей. Приблизясь к с. Хорши, кн. Дм. Шервашидзе оставил в резерве одну сотню линейных казаков и Сачхерскую дружину кн. Александра Церетели; передовые же дружины под предводительством маиора кн. Симона Цулукидзе, ворвались в с. Хорши, атаковали неприятельские цепи и заставили их бежать к сомкнутым частям войск, с потерею до 30-ти убитых, которых тела остались на месте. Вслед за тем, турки открыли ружейный и артиллерийский огонь; с нашей стороны отвечали им с успехом спешенные милиционеры, засевшие по саклям и позади заборов селения.

В продолжении этого дня, турки несколько раз пытались вытеснить нашу милицию из селения, но постоянно были отбиваемы. Кн. Дмитрий Шервашидзе, находя, что расположение некоторых частей по оврагам, было не выгодно, отозвал их на высоты. Турки, приняв это движение за отступление, начали переходить через оставленные овраги для преследования наших, но встреченные сильным ружейным огнем, принуждены были прекратить наступление и потянулись обратно в лагерь. Наши аванпосты заняли прежние свои места. [323] С нашей стороны потеря в этот день состояла из 6-ти убитых милиционеров; ранено было 4-е обер-офицера, 22 милиционера и 1-н казак; без вести пропал один милиционер.

12-го Декабря к вечеру, кн. Мухранский возвратился к нашим передовым частям. Между тем временем, назначено было направить из Гурии одну дружину к селению Чалодиди, что недалеко от Редута, дабы тревожить отступавшего неприятеля на сообщениях его около с. Хорги; но посланная предварительно для осмотра местности партия Мингрельцев, встретила такие препятствия от полноводия рек и топей, между низовьями оных, что она не могла проникнуть до редутской дороги и принуждена была возвратиться к устью р. Цивы. И так, предприятие это было отменено, а назначенная для совершения оного дружина Гурийского ополчения, была переведена из Акета через Кодор на усиление действовавших на правом берегу Риона милиций, к коим дружина сия присоединилась 13-го Декабря. В последовавшие за тем две ночи, турки производили тревоги на наших аванпостах, но без всякого для них успеха; при этом у нас был ранен один милиционер.

Возвращение наших летучих отрядов. Князь Мухранский, находя, что после сих действий, дальнейшее занятие с. Хорши оказывалось бесполезным, вывел оттуда войска и сам возвратился 17-го Декабря к штабу Гурийского отряда, остававшемуся в с. Хони. К сему побуждали его также наступившие в то время холода, весьма чувствительные для войска на горах, где оно было расположено, и сверх того совершенное истощение у жителей запасов, от чего и турки не могли более добывать в тех местах продовольствия. Имеретинские конные дворянские дружины, крайне утомленные походом продолжавшимся уже более двух месяцев, были распущены кн. Мухранским по домам, а прибывшая дружина Гурийского ополчения, возвращена на свое место. Сводно-штуцерная команда, поставлена в Сенаки, а участвовавший также в сем походе, Черноморский линейный № 16-го баталион — в с. Бандза, две сотни линейных казаков — в Онтоно, Донской № 11-го полк отправлен в [324] с. Анария. Для содержания же неприятеля в тревожном состоянии, собиралась вновь Мингрельская милиция, под начальством ген.-маиора кн. Григ. Дадиан, которому подчинены были и все прочие части войск, оставшиеся в границах Мингрелии.

Неприятель на пути в Редут-Кале. Из Холони, турецкое войско двигалось к Редут-Кале

частями и по одиночке, в бедственном положении, как о том свидетельствует Олифант, сам с трудом добравшийся до берега моря, откуда он с товарищем своим Лонгворт (Longworth), отправился в Царьград. Однако же неприятель оставил в Холони значительный ариергард, который обнес лагерь свой сильными укреплениями, для прикрытия тяжестей и слабых, тянувшихся к Редут-Кале по единственной дороге, сделавшейся почти непроходимою, при чем потратилось у турок много людей и скота. Из сих распоряжений казалось, что неприятель, едва ли имевший тогда средства к отплытию, нашелся вынужденным по сей причине остаться на зимование в Мингрелии.

Расположение турецкой армии. О расположении по разным лагерям турецкой армии, не имелось тогда верных и положительных сведений; но по тем, которые можно было позже собрать, казалось, что к концу Декабря, на позиции при Холони, оставалось под начальством Абдулла-Паши, восемь баталионов. Вскоре после того, как мы оставили позицию при с. Хорши, Фергад-Паша занял место сие с двумя баталионами. Осман-Паша, остановился в селении Наджихеви с шестью баталионами. Мачавариани-Паша с двумя баталионами охранял Хопийской монастырь, в коем находились у турок склады пороха и инструментов. В Бутулязепи, где примыкала дорога ведущая из Редут-Кале, содержался караул из 80-ти человек. 20 Декабря, Искендер-Паша снова занял Зугдиди двумя баталионами и 50-ю человеками конницы. Основываясь на сих сведениях, можно было полагать, что в укрепившемся ариергарде оставалось 16 или 18 баталионов. Прочие неприятельские войска, собрались в Редут-Кале и расположились по левому берегу р. Цивы, т. е. от прежнего карантинного строения к [325] бывшему Нгибатскому таможенному посту, где оне укрывались от непогоды в шалашах, обирая для продовольствия бесплатно у жителей окрестных селений, все что могли найти для себя съестного. Из Редут-Кале не отправляли войск целыми частями обратно за море, но больных отослали всех в Царьград. Около половины Декабря, стояло на рейде у Редут-Кале шесть турецких судов, доставивших провиант, зимнюю одежду и обувь для нижних чинов.

Омер-Паша в г. Хорги. Омер-Паша сам не долго оставался в Холони. Еще в первой половине Декабря, он перебрался со своим штабом к Редут-Кале, где поселился в с. Хорги, заняв дом обывателя Джергет-Кобени ¹⁶⁹. Регулярную кавалерию свою, расположил он по домам хоргинских жителей. За Омером выехали из Холонского лагеря все находившиеся при армии англичане, за исключением полковника Баларда, оставшегося при ариергарде.

Размещение Гурийского отряда на широких квартирах. В предшествующей главе видно, что 6 Ноября из-под Карса поручено было главнокомандующим кн. Бебутову ехать в Гурийский отряд, для приведения в устройство, как пошатнувшегося состояния дел в Мингрелии, так и для восстановления в подлежащем порядке военных действий. Бебутов должен был выехать из Тифлиса 19 Ноября, но был задержан разными распоряжениями, которые ему встретились по случаю последовавшей между тем сдачи Карса, и потому он мог оставить Тифлис, только 29 Ноября. В тогдашнее позднее время года, дороги были в таком положении, что Бебутов поспел в Кутаис не прежде 5 Декабря, проехав в течении 7 дней на почтовых лошадях не более 230 верст, из коих еще первая половина пролегала по ровному пути; замедление же последовало на другой половине пути в Имеретинских горах, где он большею частью должен был идти пешком. Бебутов признавал наступательное движение [326] делом не сбыточным, по недостатку сухарного провианта. «Десятидневный провиант в войсках» писал он от 23-го Декабря, по осмотре им полков, «большею частью пополнен; но для движения вперед, надобно иметь в готовности сухарей, по крайней мере на 20 дней, чтобы в случае наступления ненастной погоды и разлива рек, войска не остались без продовольствия между реками. В последнее время, восстановилась хорошая погода, по ночам бывают морозы, дороги осушаются и в реках вода спала; но образовавшиеся от прежних дождей топи, замерзающие ночью, распускаются днем и могут представить большие препятствия для движения артиллерии; броды в реках еще столь глубоки, что для сохранения здоровья солдат, надобно устроить на четырех реках мостовые переправы или прибегнуть к весьма медленному способу переправы войск на Чарвадарских лошадях, и, наконец, морозы в здешнем крае и сухая погода зимою, суть явления столь редкие, что не должно рассчитывать на продолжительность их". Соображая все сии обстоятельства, Бебутов не находил возможности, двинуться с главными силами вперед для атаки неприятеля, а признавал за лучшее, для успокоения утомленных от похода войск, теснившихся в с. Хони, расставить их на пространных квартирах. Он не мог расположить их в селениях за правым берегом реки, по затруднениям которые представились бы на переправах через разлившиеся потоки, и потому занял селения лежащие между левым берегом реки Цхенис-Цхали и Кутаисом, чем облегчалось и доставление в войска провианта из Кутаиса, где еще оставался небольшой запас хлеба, после истребления Мухранским всех передовых магазинов наших и главного провиантского склада, находившегося близь Марани в Усть-Цхенис-Цхали.

Возвращение войск из Гурийского отряда в Грузию. Вместе с сим, Бебутов нашелся в необходимости отправить обратно из Гурийского отряда в Грузию семь баталионов и дивизион артиллерии, ибо к тому времени присоединились уже к Гурийскому отряду и баталионы резервной дивизии, о коих было выше сказано. Он решился приступить [327] к сей неизбежной мере по крайности, в которой находился от недостатка в провианте, не спрашивая на то разрешения главнокомандующего, и назначенные им войска, выступившие из Гурийского отряда тремя эшелонами 14-го 16-го и 18-го Декабря, возвратились на зимование в Грузию.

После того, Бебутов поехал на свидание к кн. Екатерине Дадиан, где ему предстояли сложные занятия, для успокоения мингрельского дворянства, потрясенного грозным вторжением турок и для восстановления колебавшейся во многих местах власти.

Бруннер сменяет Мухранского. Главнокомандующий, вскоре по приезде своем из Карса в Тифлис, отозвал кн. Мухранского от занимаемого им места и назначил для командования Гурийским отрядом, командира 2-й бригады 13-й пехотной дивизии генерал-маиора Бруннера, который деятельно принялся за приведение в известность и в порядок вверенное ему управление, в коем при тогдашних обстоятельствах, могли встретиться разные недостатки.

Авангард в с. Бандза. Хотя не предвиделось, чтобы неприятель в состоянии был в скором времени предпринять новое наступление, но не менее того, необходимо было иметь на всякий случай какую-либо часть Гурийского отряда в сборе, в роде авангарда, от войск расположенных на пространных квартирах. По этому, главнокомандующий приказал безотлагательно принять сии необходимые меры осторожности, на которые дотоле не было обращено должного внимания. Для исполнения сего, в с. Бандзе собран был под начальством подполковника Бибикова небольшой отряд, составленный из Черноморских линейных №№ 14-го и 16-го баталионов и сводного штуцерного баталиона с Донским казачьим № 11-го полком. К отряду сему, должны были присоединиться 4-е горные орудия, а для сообщения оного с с. Хони, построили через р. Цхенис-Цхали пешеходный мост.

Восстановление передовой стражи. Приступлено было также, через посредство правительницы княгини Дадиан, пребывавшей тогда в с. Гарди, к собранию сколько-нибудь новой Мингрельской милиции, ибо часть ее, как [328] выше сказано, была распущена; другая же, по прекращении военных действий, самовольно и по одиночке разошлась по домам, вследствие ненастной погоды и крайней нужды ею переносимой на аванпостах. Милиции сей назначалось охранение передовой линии нашей по левому берегу р. Цивы, начиная от устья сей реки вверх по всему протяжению ее до нагорной мингрельской дороги. Главное начальство над сею линиею и всеми войсками находившимися за правым берегом р. Цхенис-Цхали, было возложено на кн. Григория Дадиана, а для усиления их вызывались к первым числам Января месяца 1856-го года из Имеретии, три сотни конных охотников.

Неприятельская партия на Циве. Во все это время, неприятель не делал никакого движения вперед. Однажды только, кавалерийская его партия доходила по большей дороге от Холонской позиции до р. Цивы и простояв там короткое время, возвратилась назад.

Продовольствие Гурийского отряда зимою. В таком положении провели войска зиму, с обеих сторон не предпринимая никаких действий, турки — вероятно по расстроенному положению в которое они пришли после Мингрельской кампании, мы же — за недостатком провианта, заставившим кн. Бебутова отослать часть войск обратно в Грузию. Для продовольствия, значительно ослабленного через сие Гурийского отряда, принимались главнокомандующим всевозможные меры. С трудом приобретали покупкою и кукурузу, которую перемалывали, заменяя при выдаче провианта, четвертую часть оного сею мукою. Старания для доставления хлеба из Тифлиса в Имеретию на подводах и вьюках мало удавались; нанимавшиеся по убеждению, за дорогие цены возчики не доходили до назначения своего в Кутаис и хлеб оставался дорогою в топях среди переезда через Имеретинские горы. Закуплены были дорогою ценою небольшие избытки хлеба, имевшиеся у жителей Имеретии, которые мало занимаются производством пшеницы. Не пренебрегли даже доставлением муки в Имеретию, по открытому в последних годах и едва существовавшему еще новому пути, через главный Кавказский хребет из Алагирского серебряного завода, что близь [329] Владикавказа, на местечко Они, лежащее уже на южной покатости гор. Сим путем перенесено было пешими осетинами на плечах, через снеговой хребет, около 100 четвертей муки; но все эти средства едва удовлетворяли суточной потребности продовольствия Гурийского отряда.

Приготовление для изгнания Омер-Паши. Омер-Паша остался зимовать в Мингрелии и продолжал укрепляться на своей Холоиской позиции. Но его нельзя было оставить в таком положении, если бы только представилась возможность к отправлению снова в Мингрелию войск, при достаточном количестве хлеба; ибо от изгнания турецкой армии из Мингрелии, зависел успех предполагавшихся наступательных действий в 1856-м году за Карсом, куда надобно было стянуть, как можно более войск. С сею целью, главнокомандующий приступил зимою к заготовлению сухарей, по восточную сторону гор разделяющих Карталинию от Имеретин, в местечке Сураме, и вместе с тем приказал подрядить в Персии до 3,000 вьючных лошадей, которых обещались доставить в Тифлис к Апрелю месяцу. Заготовления сии делались, сколько возможно было, без огласки, для того, чтобы с открытием весны, вдруг двинуться к Кутаису с собранным в окрестностях Тифлиса войском, по пятам коего должны были следовать вьючные транспорты с обильным запасом сухарей. Внезапное нападение на запоздавшего в Мингрелии Омер-Пашу, развязало бы нас в той стороне, после чего войска могли еще поспеть в конце Мая на высокие окрестности Карса, где весна открывается гораздо позже.

Отступление турок из Холони и действия наших милиций. Случилось иначе. В последних числах Января или в начале Февраля, турки внезапно сожгли свои бараки, оставили позицию свою впереди Хопи, очистили Зугдиди и стянулись вплоть к морю, где они расположились вдоль по берегу на узкой полосе, отделенной непроходимыми болотами от твердой земли; укрепившись в дефиле при с. Хорги, что вблизи Редут-Кале, они начали стягиваться к Батуму. Внезапное и быстрое уклонение турецкой армии, как и продолжавшийся у нас недостаток продовольствия, были причиною, что нельзя [330] было тогда помышлять о преследовании с главными силами неприятеля; но уходившие с Холонской позиции турецкие войска, были несколько раз тревожимы Гурийскими и Мингрельскими милициями, из лесов и болот примыкающих к пути их следования, как по суше, так и на водах р. Хопи, при чем неприятель потерпел видимый урон. В одном из сих нападений, довольно значительная партия Гурийской милиции переправилась через р. Рион, около с. Чалодиди и, скрывшись в лесах, внезапно открыла ружейный огонь по следовавшему дорогою турецкому баталиону, который от сего неожиданного огня дрогнул и разбежался пополам — вперед и назад, оставя на месте, как говорили, до 40-ка человек раненых и убитых, в том числе и войскового муллу.

Состояние турок после перемирия. По заключении в Крыму общего перемирия, предшествовавшего обнародованию мира, турки не допустили в середину своего лагеря офицера посланного главнокомандующим для определения демаркационной линии. Виденные им по пути оставленные Холонские укрепления, имели высокую профиль и были построены со тщанием; около них возвышались могильные насыпи, а по дороге валялось много лошадиных остовов. Передовые турецкие войска представились в хорошем виде; но по собранным в то время положительным сведениям, прочие находились в жалком состоянии.

Омер-Паша в Царьграде и Трапезунте. Омер-Паша с ранней весны, еще до заключения перемирия, ездил в Константинополь, где носились слухи, что уже решено было лишить его звания и почестей; но слухи эти вскоре рассеялись, и напротив того стали говорить, что он оставил Мингрелию по данному ему приказанию с тем, чтобы при наступлении благоприятной погоды направиться к Эрзруму для прикрытия сего города, и для возвращения по возможности от нас последних завоеваний. Из Константинополя, Омер-Паша приезжал по заключении уже перемирия в Трапезунт, где он, в присутствии многих, изъявил сожаление свое о прекращении военных действий, говоря, что союзники через то лишились, предстоявшего им испытания Мингрельских грязей, в коих армия его утопала. [331]

Обзор военных действий м Мингрелии. Так совершилась кампания 1855-го года в Мингрелии. Что Омер-Паша не имел намерения действовать положительно и энергическими средствами для освобождения Карса, в том не может быть сомнения; напротив того, в мыслях его таилось только желание достичь сего результата легким способом, т. е. отвлечь осаждавшие Карс войска, одним появлением своим вдали театра военных действий, не подвергая себя прямому столкновению с нашими главными силами. К оправданию такого мнения служит более всего, настойчивость с коею он требовал дабы десант был направлен не в Трапезунт, откуда только можно было сделать, с надеждою на успех, попытку для освобождения Карса; после многих колебаний, он окончательно высадился — но не в Батуме, даже не в Редут-Кале, а в самом отдаленном пункте от театра военных действий — в Сухум-Кале. К подтверждению сего мнения служит и перехваченное нами под Карсом письмо Омер-Паши к Виллиамсу, писанное 2/14 Октября из Сухум-Кале ¹⁷⁰, по получении известия об отбитом штурме. В поздравительном письме сем, нигде не выражается намерение Омера действовать усиленно для выручки Карского гарнизона, коему как бы собственными средствами предоставлялось выйти из своего положения, ибо в том письме изъявлены только надежды, что обе армии могут соединиться. Уклончивость Омер-Паши, проявляется еще в медленности, с которою он стал двигаться вперед, по получении известия об отбитом штурме, как бы в надежде, что все дело обойдется и без участия его армии, тогда как быстрое в то время наступление, хотя бы из отдаленного Сухум-Кале, могло доставить туркам значительные выгоды; ибо тогда стояла еще хорошая погода и не поспели бы подкрепления, посланные Бебутовым и главнокомандующим к Гурийскому отряду.

Избранный Омер-Пашею отдаленный пункт для высадки, и медленность его наступательного движения, могли завлечь кн. Мухранского к нарушению первоначально утвержденного [332] плана кампании: отступать в случае сильного напора со стороны неприятеля и, бросив Мингрелию и Гурию, сосредоточить все свои силы для принятия боя около Марани на левом берегу реки Цхенис-Цхали. Он мог увлечься надеждою, с малыми силами своими, остановить на Ингуре неприятеля, коего нерешимость вполне обнаруживалась; но при Омер-Паше находилось много иностранцев, побуждавших его к предприимчивости в виду неприятеля. Мухранского нельзя винить за то что он пытался сберечь Зугдиди, сию возникающую столицу Мингрелии и роскошное местопребывание правительницы. С целью сохранить дух между мингрельцами, он также не хотел передать родину их в руки неприятеля, не испытав боя. Неудача его на Ингуре, повлекла за собою истребление всех наших передовых магазинов, что также было неизбежно.

Тут опять проявляется обычная медленность и нерешимость Омер-Паши, не воспользовавшегося одержанною им победою. Он медлит в Зугдиди, на Циве и войска наши не будучи преследуемы, собираются, согласно первоначальному плану кампании, на левом берегу р. Цхенис-Цхали.

Пришла голова колонны, высланная из Грузии на помощь Гурийскому отряду, мы уже стали, казалось, твердою ногою на рубежах Имеретии и в силах по крайней мере равных с неприятельскими, все восстановлено, оставалось только вознаградить прежнюю неудачу — когда необъяснимое истребление кн. Мухранским главных хлебных запасов наших, лишило нас средств, поразить неприятеля в конец, и блистательным образом довершить кампанию.

Омер-Паша вероятно знал о нуждах наших в хлебе ¹⁷¹ и о возвращении части войск в Грузию, почему и остался зимовать в Мингрелии, а весною следующего года, безнаказанно уклонился в виду делаемых нами приготовлений для его изгнания. [333]

Предположения Олифанта о дальнейших успехах и движении союзных войск к Тифлису, указывают незнание местности и народного духа. Он пишет, что если бы турецкая армия заняла зимние квартиры в Кутаисе, то правительница Мингрелии, следуя примеру князя Михаила Шервашидзе, подчинилась бы Омер-Паше, как равно и главные фамилии в Имеретии и Гурин. Но он ошибался: жители Гурии постоянно показывали преданность свою нашему правительству, не взирая на то, что половина Гурии была уже разорена турками в 1854-м году. Вражда же Имеретинцев к турецкому владычеству, под коим край сей в прежние годы находился долгое время, может назваться непримиримою. За Кутаисом неприятелю предстояли бы теснины Имеретинских гор, где его легко было остановить с небольшим количеством войск. Вступая в Карталинию, союзники встретили бы воинственное население Грузин, готовое поголовно вооружиться против вторжения, а перед Тифлисом преградили бы им в дефилеях путь, войска наши усиленные многолюдными дружинами граждан; не только Тифлис оказался бы недоступным, но и всякого отступления лишился бы неприятель, отважившийся на такое предприятие. [334]

ПРИБАВЛЕНИЕ.

С заключением общего перемирия не прекратились приготовления к кампании 1856-го года. Военные действия в Кавказском крае предвиделись на трех отдельных пунктах: во-первых — за Карсом к Эрзруму, где главным силам предстояло действовать наступательно, совокупно с Баязидским отрядом; во-вторых — в долине Риона, где действия могли быть только оборонительные и наконец, открывался новый театр войны в Черномории, где должно было ожидать высадки, со времени вторжения союзников в Азовское море.

По иностранным неофициальным известиям, казалось, что главные усилия союзников обратятся к Эрзруму через Трапезунт, куда они располагали отправить турецкую армию выбравшуюся из Мингрелии. Значительнейшую и лучшую часть оной, полагали составить из Египетской дивизии, которую предназначалось перевести из Евпатории в Трапезунт. Англия намеревалась в случае нужды, высадить весною 1856-го года в Азию половину своей Крымской армии. По сим причинам, внимание главнокомандующего было преимущественно обращено к стороне Эрзрума, с тем, чтобы быть в состоянии не только противоборствовать сим новым силам, но и для того, чтобы по отражении их, действовать далее, по мере имеющихся средств. И в самом деле, после разрушения и пленения турецкой армии, Эрзрум, оставшийся почти без защиты, мог быть занят нами весною 1856-го года, прежде того как бы собрались в сей город вспомогательные силы, ибо им предстоял бы весьма трудный переход через горы опоясывающие котловину в коей находится Трапезунт. [335] Христианское население Малой Азии, ожидало только появления нашего, чтобы всеми мерами содействовать дальнейшему движению. Патриарх Несториан, Аврамий, настоятельно убеждал нас придти в г. Ван, где обещался собрать многолюдное ополчение. Курды, населяющие ту сторону, не замедлили бы роями присоединиться к нам. Мусульманское население Малой Азии, недовольное угнетательными и частыми поборами турецкого правительства, не стало бы противодействовать нашим успехам, тем более, что многие влиятельные люди из числа отпущенных нами по взятии Карса в дома свои, показывали явное негодование к своим европейским союзникам. Вероломная и всегда колеблющаяся Персия, могла присоединиться к нам по ненависти Шаха к англичанам, после происшедшей у него ссоры с британским поверенным. Нуср-Эддин-Шах, тяготился влиянием британских агентов во внутренних распорядках своих; он кроме того домогался воинской славы и завоеваний. В таком виде представлялось нам политическое состояние дела, при ожидавшемся открытии в Малой Азии военных действий, к коим приготовления не прекращались.

Войска наши были укомплектованы в течении зимы 14-ю маршевыми баталионами, высланными из запасной дивизии в сильном составе, формировавшейся из рекрут на Кавказской линии. Драгунские полки укомплектовались присланными из России, в отличном виде, резервными на конях дивизионами, так, что полки сии могли выводить в строй более рядов, чем при начале похода 1855-го года. Для усиления действующего корпуса, переводилась еще с Кавказской линии, одна бригада резервной дивизии, а из Дагестана один баталион, без чувствительного ограничения оборонительных способов наших в той стороне. Действующий за Карсом корпус можно было еще усилить войсками 13-й пехотной дивизии из Ахалцыха, куда, как и в Мингрелии, нельзя было ожидать нового вторжения неприятеля. Из взятых нами турецких пушек большого калибра, предполагалось умножить нашу осадную артиллерию. С покорением Карса приобретено было [336] пороху и патронов в изобилии. Так как местные милиции принесли нам большую пользу в кампании 1855-го года, невзирая на непрочность состава их, происшедшего от поспешности с коею оне набирались, то сделаны были новые положения, как для наряда людей, так и для содержания их, по сформировании полков, в возможном благоустройстве.

Для содержания имеющего собраться войска, которое было бы гораздо многочисленнее действовавшего в 1855-м году, с успехом заготовлялись в большом количестве сухари в Александрополе и в других пограничных местах; для усиления же запаса сего, приобреталось еще покупкою в пределах Персии, по частным сношениям с тамошним местным начальством, 20,000 четвертей пшеницы. Кроме того, в бытность нашу под Карсом, перемолвлено было с несколькими из окрестных жителей Эрзрума, о заготовлении хлеба в случае появления в той стороне наших войск, при чем агенты сии не могли иметь в виду иных запасов как те, которые изготовлялись подрядчиками для турецкой армии и коих большие склады были уже собраны в деревнях около Эрзрума, что нам было положительно известно.

Для подвоза при войске провианта, были также приняты меры, и вольнонаемные транспорты, как на обывательских подводах, так и на вьюках, получали новое образование, со введением коего, можно было ожидать более порядка, следственно и успеха.

При имевшихся от издержек 1855-го года остатках в звонкой монете, обыкновенной того времени сметы интендантских и прочих расходов, оказывалось достаточно.

Для продолжения войны в 1857-м и в последующих годах, имелись в виду оставшиеся в запасной дивизии рекруты и тридцать три дружины временного ополчения, из коих Харьковские и Полтавские, пришли в сильном составе на Кавказскую линию; прочие же дружины Самарской и Оренбургской губерний, которые назначались к отправлению Каспийским морем в Баку, предполагалось остановить на месте выступления их, во-первых: дабы не обременить Закавказского края [337] излишними людьми, при имевшемся уже достаточном количестве войск, во-вторых: чтобы не подвергнуты новобранцев неудобствам и нуждам, неизбежным при поспешном отправлении их в несродный для них климат, от чего могли бы оказаться между ними болезни и смертность, и наконец, дабы не затрудняться продовольствием такой массы народа. Главнокомандующий желал, чтобы ополчения сии прибыли в Баку, только к концу 1856-го года, так что люди были бы сбережены и созрели бы в постепенном образовании своем, к весне 1858-го года. Для вооружения же всех дружин, имелись склады оружия, приобретенного от Анатолийской армии и несколько тысяч кремневых ружей, сданных из полков в Георгиевский арсенал, по перемене сих ружей ударными, почему и было обращено внимание арсенала на починку этого оружия.

На втором театре военных действий — в Мингрелии и Гурии, как выше сказано, нельзя было ожидать нового вторжения многочисленной союзной армии; но не менее того, надобно было принять некоторые оборонительные меры, для обеспечения по крайней мере Кутаиса. С сею целью, окрестная местность сего города была тщательно исследована и на левом берегу р. Цхенис-Цхали, повыше с. Хони, на первых уступах гор, избрано было место для построения сильного укрепленного лагеря, который предполагалось снабдить достаточным количеством продовольствия. Если бы войска наши не были в состоянии противоборствовать вторжению неприятеля, то оне заняли бы сию крепкую позицию, пребывая в здоровом климате и предоставив неприятелю действовать в смертоносных низменностях Рионской долины. Неприятелю предстояло тогда: или атаковать укрепленный лагерь, или же, минуя его, идти прямо к Кутаису. В первом случае, на долю ему доставалось предпринять почти осаду, а во втором, он открывал во время движения левый фланг свой атаке с нашей стороны, из укрепленного лагеря; для охранения же самого Кутаиса от внезапного набега, составлен был проект возведения в окрестностях города полевых укреплений, так, чтобы можно [338] было отразить нападение с небольшим гарнизоном и с помощию граждан.

Оставался третий, вновь могущий открыться театр военных действий — на берегах Черномории, где союзники в 1855-м году, не предпринимали еще ничего особенного, а англичане ограничивались деланием около берегов промеров и сожиганием прибрежных рыбачьих хижин.

По оставлении нами Анапы, поселился в сей крепости, приехавший из Адрианополя черкес Сефер-бей. Слышно было, что при нем находилось не более 50-ти человек турецких служивых людей, от 2-х до 300 человек черкес и несколько иностранных офицеров и торговцев; но он принял на себя, именем Султана, звание турецкого паши и коменданта и стал распоряжаться в городе, как бы в столице мнимого своего владения. Бывшую церковь нашу, обратил он в мечеть, а прибывшим французским инженерам не позволил взорвать ту часть укрепления, которая была обращена к морю.

В начале весны 1856-го года, главнокомандующий, поехал в Черноморье, дабы ознакомиться с тамошним положением дел и для принятия нужных мер к обороне края, в случае высадки союзников. Вся страна эта, встревоженная в прошедшем году оставлением Анапы, уже успокоилась, вследствие мер принятых вновь назначенным наказным атаманом ген.-маиором Филипсоном. Для безопасности Екатеринодара, со тщанием была выстроена в течении лета по распоряжению его, насупротив города, при левом береге Кубани, хорошо вооруженная каменная башня, с боковыми, насыпными верками. Оставленное было, по прежним распоряжениям, укрепление на Варениковской переправе через Кубань, было снова занято Филипсоном, исправлено и вооружено; пограничные кордоны содержались бдительно и везде заметна была деятельность и внимание. Для охранения правого фланга Черномории, избрана была Филипсоном, при Темрюковской станице выгодная позиция, и охраняющий ее отряд, поручен был деятельному и опытному штаб-офицеру Черноморского войска, полковнику Бабичу. [339]

Во время объезда этого края, главнокомандующий сделал распоряжение, для сбора на Кубани, в случае неприятельского десанта, до 35,000 челов. войска, не лишая правого фланга и прочих частей Кавказской линии, потребного количества войск для охранения оного. Лабинская линия, не была оставлена согласно прежним предположениям, напротив того, подвинулась еще вперед в 1855-м году двумя новыми укреплениями, вверх по малой Лабе до подошвы Кавказских гор. Принимались также меры для снабжения подвижными госпиталями и артиллерийскими парками сей новой 35-титысячной армии, собиравшейся из войск, входивших в состав Кавказского корпуса, и находившихся на правом же фланге линии. Валы окружавшие станицы Черноморского войска, для ограждения их от внезапного нападения, были все возобновлены бесплатно, квартировавшими в них войсками.

Главнокомандующий осмотрел также Таманский полуостров и навестил груды развалин, в которые превращен был город Тамань союзниками в экспедицию их на сей берег, о коей упоминается в четвертой главе. Из Азовского моря возвращались тогда через пролив английские пароходы. Из Тамани видно было много союзных судов, стоявших на Керченском рейде. По произведенной ими салютной пальбе, можно было предполагать, что там было получено известие о заключении ожидавшегося уже мира.

Мир был действительно заключен — и главнокомандующий получил о том уведомление от военного министра с фельдъегерем, заставшим его на обратном пути из Тамани — в Темрюке. Весть сия застигла его среди делаемых им распоряжений к продолжению военных действий — и распоряжения сии, были немедленно прекращены. Миновались надежды на блистательные успехи, которые предвиделись при открытии военных действий в малой Азии. Мы снова заняли часть Кавказских берегов Черного моря, и отдали туркам обширную и богатую Карскую область с Поцхоским санджаком, Баязидский пашалык и все сделанные нами завоевания в кампанию 1855-го года.

КОНЕЦ.

Комментарии

131. Смотри план сражения на Ингуре.

132. Из дневника Олифанта видно, что англичане делали рекогносцировки для отыскания бродов на Ингуре; но о сей встрече, случившейся на острову, он ничего не пишет. Говоря о происходивших перестрелках с одного берега на другой, он упоминает о племяннике владетеля Абхазии кн. Шервашидзе, десятилетнем мальчике, находившемся в походе при брате владетеля кн. Александре, и передает что мальчик этот был легко ранен в ногу.

133. Распределение артиллерии в сем расписании войск собранных для обороны Ингура, несколько различествует от вышеприведенного по отрядам, как количеством орудий, так и калибром их; по сему последнему показанию значится при войсках, встретивших Омер-Пашу на Ингуре 14 орудий, а не 12, как выше сказано, в числе же 14-ти орудий — 6 батарейных, тогда как в прежнем расписании артиллерии, вся батарейная батарея показана в Усть-Цхенис-Цхали. Так как оба сведения сии извлечены из официальных донесений кн. Мухранского, то, если в переписке их не произошло ошибки, надобно полагать, что перед самым делом на Ингуре, в назначении орудий по отрядам были сделаны перемены. Во всяком случае верно то, что на Ингуре орудий было не 12, а 14.

134. Следующее здесь описание сражения на Ингуре, извлечено из реляции о ходе дела сего, составленной и представленной кн. Мухранским.

135. Родом Абхазец.

136. В реляции не объяснено: из числа ли трех захваченных турками орудий, отбито сие последнее или же возвращенное орудие сие было четвертое захваченное неприятелем, ибо в первом донесении кн. Мухранского, писанном от 25-го октября в самый день сражения, не упоминается о сем случае, а говорится только о трех потерянных орудиях.

137. В этой последней свалке, был смертельно ранен, находившийся при кн. Мухранском в должности адъютанта, прапорщик Шимановский, убито н ранено. несколько милиционеров принадлежавших к его конвою.

138. По словах Рюстова утром.

139. На карте видно, что Ингур протекая, как прежде сказано, многими рукавами, составляет в сем месте длинный остров и, что северный рукав, который не есть главный, называется Хурга, главный же или левый рукав, отделяющий Самурзакань от Мингрелии, протекал впереди нашей позиции.

140. Вероятно Норманская переправа, защищаемая подполковником Званбаем с Черномор. линейн. № 11-го бат., где происходил жаркий бой о коем Рюстов впрочем не упоминает, ограничиваясь показанием, что переход через реку на сем пункте оказался весьма трудным.

141. Первая из сих двух переправ, находится по-видимому несколько пониже Кокской, а другая, между Норманскою и Кахатскою переправами, против правого берега начала последнего левого протока Ингура.

142. Рюстов конечно не мог знать с точностию количество и расположение наших войск; но жаль, что в описании его не выставлены названия местностей, по коим можно бы с большею определительностию, сличить рассказ его с настоящею реляциею о ходе дела.

143. Норманская переправа.

144. Тут же был убит командир грузинского № 1-го линейного бат. полковник Иоселиани.

145. Видно, что рассказ этот касается отступления небольшой части командуемой кн. Эристовым. Ход дела на сем месте весьма неполно описан у Рюстова, хотя он и упоминает о двух Куринских баталионах, высланных из резерва на помощь кн. Эристову, у коего было не два баталиона как он пишет, а только две роты пехоты и две сотни казаков.

146. Ошибочно.

147. Должно по видимому быть на Норманской переправе, где был убит подполковник Званбай. Тот самый бой, о коем умалчивает Рюстов.

148. Тот самый, который летом старался пробраться через Карачай к Шамилю, но не достиг цели своей, как то объяснено в 4-й главе.

149. Олифант, говоря об уроне, по-видимому смешивает дело на Кокской переправе с отпором противупоставленным туркам после переправы их через реку, при отступлении князя Эристова, когда на подкрепление его высланы были из резерва Куринские баталионы и Имеретинские конные дружины.

150. Какою именно, не говорит; но заключать должно, что тут упоминается об окопах наших на Норманских переправах, где происходил самый сильный бой.

151. В приложениях под букв. Gg, имеется именной список штаб и обер-офицерам и перечневая ведомость нижним чинам убитым и раненым. как и без вести пропавшим в сражении 25-го Октября.

152. Могло случиться, что разъездные казаки наши столкнулись накануне с партиею турецких фуражиров, пробравшихся на р. Джуму мимо Зугдиди окольными путями, когда местечко сие еще не было занято неприятелем; впрочем, может быть и рекогносцировка предпринята англичанами в Зугдиди тогда как оно было уже занято передовыми турками, но в то время едва ли оставались там казаки.

153. Из книги Олифанта.

154. Копия письма сего находится в приложениях под букв. Hh.

155. Ряд этих хищнических набегов показан в приложениях под букв. Ii.

156. О сих распоряжениях для усиления Гурийского отряда, значится в шестой главе описания кампании.

157. О сем воззвании также упомянуто в предшествующей главе.

158. Под сими овчинами надобно разуметь полушубки нижних чинов, которые были оставлены или истреблены со всем имуществом их и цейхгаузами. Впрочем, ни в каком случае не было тут у нас и 3,000 полушубков.

159. Обсуживая действия турецкого главнокомандующего, Рюстов замечает: что с 13-го Октября по 18-е Ноября, т. е. в течении 37-ми дней, Омер-Паша перешел 15 миль; следовательно, подвигался он вперед в одне сутки без малого только на полмилю. Если б он предпринял наступление свое от Редут-Кале, то двигаясь таким же образом, перешел бы к этому времени четыре мили за Кутаис; но так как Омер начал движение свое от Сухум-Кале н наконец нашелся вынужденным, перенести основный пункт своей операционной линии в Редут-Кале, то он в сущности подвинулся вперед всего только на три с половиною мили — расстояние между Редут-Кале и рекою Цива. И так можно сказать, заключает Рюстов, что с 13-го Октября по 18-е Ноября, Омер-Паша ежедневно подвигался вперед не более как на 1,000 шагов и что продолжая шествие свое таким ходом, он мог поспеть в Тифлис, не прежде февраля месяца 1857 года. (В сем замечании Рюстова сохранен новый стиль).

160. Такое всеобщее истребление хлебных запасов наших, собранных и свезенных в сей отдаленный край, по весьма трудным дорогам и с большим иждивением, имело последствием — перезимование турецкой армии в Мингрелии и удаление кн. Мухранского от командования Гурийским отрядом. Непонятный поступок Мухранского служил в то время предметом многих толков. Для объяснения этого прискорбного события, поручено было кн. Бебутову, собрать полные сведения о частностях сопровождавших оное. Результат сделанных им по сему делу официальных разысканий, показан в приложениях под букв. Jj.

161. Такое намерение Мухранского — принять бой — не заметно из помещенной в приложениях под букв. К.к копии с данного им ген. Миронову предписания, из коего напротив того видно, что он, в случае приближения турок к устью р. Цхенис-Цхали, располагал, по истреблении наших запасов, отступить к Кутаису.

162. В красивом местечке сем имела дом свой и проживала до вторжения турок первая жена кн. Михаила Шервашидзе, княгиня Миники Дадиан. Тут же проводила часть лета правительница Мингрелии со своим семейством.

163. Описание переправы, через р. Техур, позаимствовано из дневника Олифанта.

164. Предмет, который никогда не был обеспечен в турецкой регулярной пехоте удовлетворительным образом.

165. Олифант.

166. Слух носился, что кн. Михаил Шервашидзе, возвратившийся после первого занятия турками Зугдиди, в Абхазию, прислал Омер-Паше на продовольствие войск 100 коров, которые он собрал с Самурзаканцев, и 200 вьючных лошадей; но от этого незначительного пособия, положение турок не могло улучшиться.

167. Омер-Паша действительно расстрелял несколько Мингрельцев. Олифант рассказывает об одном случае подобной казни; но передавая пустые толки носившиеся по турецкому лагерю, он пишет, что расстрелянный был адъютант кн. Мухранского, переодетый в мингрельское платье и приезжавший в лагерь лазутчиком.

168. Олифант пишет, что Омер-Паша по собрании армии около Холонского монастыря, где он расположился со своею главною квартирою, принимал одну из приближенных особ кн. Екатерины Дадиан, посланную к нему правительницею Мингрелии с графом Розмардюк (Rosmarduc), для принесения жалобы на кн. Михаила Шервашидзе Абхазского, в том, что он увел в Абхазию 260 семейств Самурзаканцев, живших на острове Коки, где происходило сражение при переходе через Ингур. До присоединения Самурзакани к России, обладание Кокскими селениями было постоянно предметом спора между владетелями Мингрелии и Абхазии. Ходатайство княгини Дадиан осталось без последствий; но по словам Олифанта, оно вероятно было бы уважено, если бы просительница лично явилась на суд Омера.

169. У нас носился слух, и кажется основательный, что Омер-Паша проживая в с. Хорги, взял себе в жены, дочь одного Мингрельского дворянина.

170. Копия с письма сего, значится в приложениях под буквою V.

171. Удивительно, что иностранные писатели нигде не упоминают об истреблении Маранских запасов, давшем средство турецкой армии зимовать в Мингрелии.

Текст воспроизведен по изданию: Война за Кавказом в 1855 году. Том II. СПб. 1877

© текст - Муравьев-Карсский Н. Н. 1877
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001