-

ГАГЕНМЕЙСТЕР Ю. А.

ЗАКАВКАЗСКИЕ ОЧЕРКИ

(Сообщены Редакции Статским Советником Ю. А. Гагенмейстером)

ОСНОВНЫЕ ПРОМЫШЛЕННЫЕ СИЛЫ ЗАКАВКАЗЬЯ.

Климат и почва.

В Закавказском-Крае соединены самые разнородные климаты. По исчислениям Г. Шопена, все пространство Русского Закавказья заключает в себе 153,000 квадратных верст: из них, 1,100 верст, подымающиеся свыше 11,000 футов над уровнем моря, покрыты [412] вечными снегами; 48,000 верст, возвышенные от 7,000 до 11,000 фут, годны только на пастбища в летнее время; 36,000 верст, от 5,000 до 7,000 футов высоты, могут считаться исключительно хлебною полосою; в полосе садовой, понижающейся до 5,000 фут, содержится 16,000, и наконец в знойной полосе до 52,000 верст.

Сообразно с этим распределением, можно сравнивать по климату и по естественной производительности: Александрополь, Ахалкалаки, Шуму и Цалки — с Ревелем; Ахалцих, Гори и Душет — с Новочеркасском, Херсоном, Одессою; Тифлис, Телав, Шемаху, Сигнаг — с Южным-Берегом Крыма; наконец Кутаис, Нуху, Баку, Ленкоран, Елисаветполь — с Южною-Италиею.

Гористое и скалистое образование земной поверхности служит причиною, что многие части края, находящиеся в климате благорастворенном, неспособны к заселению; большая-же часть низменных плоскостей состоит из солончаков, не бесплодных, но требующих сильного орошения, и притом неблагоприятствующих здоровью людей. Протекающая чрез них вода, делается солонцоватою, и земля, [413] напитавшись влажности, покрывается горькою солью, которая, разлагая все растительные и животные вещества, производит вредные здоровью испарения. Опыт впрочем доказал, что, при обработке, солончаки эти теряют пагубный свой характер; хорошая-же вода в тех местах может быть добыта из недр земли.

Есть еще в Закавказском-Крае два климатические явления, которые стесняют растительность и частию также имеют вредное влияние на здоровье людей. Это: недостаток дождей и разительно-быстрые переходы от зноя к холоду.

Оба эти явления, общие почти всей Средней-Азии, в Закавказье встречаются везде, за исключением некоторых лесистых и близких к морям местностей, как Талыш, Имеретия, Мингрелия, и состоят вероятно в некоторой между-собою связи. Полагать можно, что солнечные лучи, проходящие чрез атмосферу редкую, содержащую мало влажности, действуют на землю с необыкновенною силою. Между-тем разреженный воздух сам мало удерживает теплоты, и оттого, как скоро солнце скрывается, холод делается чувствительным, тем-более, что [414] прозрачность атмосферы содействует быстрому испарению теплоты, сообщенной земле дневными лучами. Это может быть общею причиною ночных холодов и сильных зимних морозов, доходящих, на-пример, в Эривани до 20°. Впрочем нет сомнения, что там способствует еще тому и близость снежных гор.

Быстрая перемена температуры за Кавказом есть главная причина лихорадок и горячек, которым во многих местах постоянно подвергаются самые туземцы. По-видимому, это опровергается болезнями, свирепствующими на лесистых и болотистых берегах Черного и Каспийского Морей. Но на организм человеческий могут производить одинаковое действие причины противные, и опыт доказал, что те места Талыша и Имеретии, которые немного возвышены над болотами, на-пример Кизиль-Агачь и Кутаис, пользуются климатом здоровым, не смотря на беспрерывные дожди. Значит, посредством высушивания болот и вырубки лесов, есть возможность улучшить климат областей влажных, прилегающих к морям: в них излишняя сырость есть, так-сказать, случайная. [415]

Холода зимние в Редут-Кале не превышают 3° или 4°; но зато почти ежегодно бывают еще в апреле утренние морозы. В Кутаисе лежит иногда снег по целым неделям. В Ленкоране, в 1840 году холод доходил до 6°, и земля покрылась на аршин снегом: с тех пор зимы там не было, и листья держались на деревьях почти до весны; но, в прошлом 1844 году, в начале апреля, смерзли листья тутовых деревьев, и выпадал сильный снег. Вообще однако в Талыше созревает все ранее, чем в Имеретии. Явно отсюда, что растения, которые должны зимовать на корне, не могут быть разводимы в Закавказье; из тех-же, кои поспевают в течение шести или семи месяцев, едва-ли есть такое, которое-бы не созревало в знойной полосе края, ибо летние его жары превышают без сомнения Сицилийские и Испанские. Зимние морозы не позволяют водиться за Кавказом многим из нежных растений, украшающих Италию; даже оливковое дерево удерживается только в весьма немногих местах.

Растительность стесняется также недостатком дождей. За исключением лесистых стран по берегам Морей Черного и [416] Каспийского, все земли, не возвышенные более 4,000 футов над морем, требуют искусственного орошения. Даже на равнине Александропольской, подымающейся около 6,000 футов над уровнем моря, жители часто вынуждаются прибегать к этому пособию. На остальном пространстве края, во многих местах нуждаются в воде; так-что из 52,000 квад. верст, которые заключает в себе так-называемая знойная или тропическая полоса, только 1/6 часть совершенно годна к возделыванию (По исчислению Г. Шопена, в Закавказье, из 153,000 квадр. верст, совершенно способных к возделыванию молено считать только 44,000, именно: 27,000 в полосе хлебной, 8,000 в садовой и 9,000 в тропической).

Следы прежних обиталищ доказывают, что в старину населенных мест за Кавказом было гораздо более, нежели теперь, и даже в таких местах, которые ныне должны считаться совершенно бесплодными. Это можно объяснять тем, что, по истреблении лесов, дождей стало менее, и что многие каналы, служившие к орошению земли, временем засорились. Но главнейшая тому причина есть понижение уровня Каспийского-Моря, произведшее ощутительный упадок воды во всех притоках его бассейна, так-что они уже не [417] могут быть обращаемы на поливание прибрежных полей. Таким образом, в настоящее время, реки Кура, Аракс, Алазань, Иора, питают водопроводные канавы только в верхней части своего течения, где они имеют быстрое падение; при устьях-же их, где равнины расширяются, они остаются без всякого употребления.

В разных местах края есть еще множество остатков прежних канав; на-пример: в Муганской-Степп и в Карабаге из Аракса, в Караязской-Степи из Иоры. В иные из них, в настоящее время, не льзя уже иначе пускать воду, как разве посредством водоподъемных машин. Отсюда происходит, что, по берегам Куры, пространства, которые река эта, на-подобие Нила, затопляет в полноводье, беспрестанно съуживаются. Есть однако-ж много и таких старинных канав, которые способны к возобновлению; на-пример, в Карабаге канава Гяур-Арх, по Мугани канава Миль. В Ширвани, когда засорившиеся теперь канавы еще действовали, орошаемые ими чалтычные посевы приносили Казне до 50,000 р. сер. дохода; ныне эти посевы уничтожились, единственно по распущенно воды из канав. Есть также возможность прорывать [418] и новые канавы. В прежние времена, на это важное, можно-сказать необходимое условие местного хозяйства, было обращаемо особенное внимание. Жители сами пеклись об устройстве и поддержании водопроводов, под наблюдением своих «Мирабов» и «Джуаров» (так называются в крае Сельские Выборные), соединяя частные усилия для общей пользы, ибо часто один канал доставляет воду двадцати селениям. Они и теперь так хорошо понимают эту пользу, что охотно, по указанию Начальства, будут содействовать не только поддержанию старых, но и открытию новых каналов. Нужно только розыскать следы прежних водопроводов и подробно объяснить способы их возобновления, да сделать обдуманные и соображенные с местностями предположения о новых каналах. Работы легко и удобно могут быть произведены самими туземцами, в такое время года, когда они мало заняты полевыми работами. Это тем менее представляет затруднений, что здешний народ издревле привык к натуральным повинностям, особенно таким, которых непосредственная и прямая для него польза очевидна.

По причине понижения воды в главных реках Закавказья, могло-б быть весьма [419] полезно устроение в разных местах водоподъемных колес или насосов (des pompes а pression), посредством которых вода подымается с легкостью на высоты, как на-опыте доказано машиною Г. Ватманна близь Тифлиса, приводящею в движение лесопильню и мукомольню водой, поднимаемой на 100 футов вышины. Учреждение резервуаров на горах для скопления дождевой воды, откуда по мере надобности можно было-б выпускать воду на низменные поля, могло-бы также, в иных местах, оказаться весьма удобным.

Этими способами большие пространства, ныне запущенные, обратятся в плодородные нивы, места, которые теперь считаются нездоровыми, заселятся, и многие жители, пустившиеся в кочевое бродяжничество по недостатку воды в канавах, снова осядутся и возмутся за благодетельный плуг, первое основание и народного благосостояния и общественного благоустройства.

Надо признаться однако, что кочеванье дотого обратилось здесь в привычку, в особенности у Мусульман живущих в жарких местах края, притом оно так свойственно климату и гористому местоположению Закавказья и [420] наконец столь соблазнительно для всех, что едва-ли предвидится возможность в короткое время приучить к оседлости всех без изъятия туземцев. Между-тем, это крайне вредно уже по тому одному, что время перекочевки всегда есть время разбоев и воровства, в особенности в пограничных местах, где отыскать виновных нет никакой возможности. Во всяком случае, не льзя не пожелать по крайней-мере того, чтобы, в то время как стада при наступающих жарах перегоняются из долин на горы, их сопровождали одни только пастухи и чтобы в тех низменных местах, где климат не слишком нездоров, хозяева оставались и на лето в зимних своих обиталищах. Главным условием к тому должно быть, чтобы кочевые жители не ограничивались единственно скотоводством, но имели-бы свои пашни и сады. В крае существуют разительные примеры, что страсть к кочеванью происходит более от народных привычек и даже прихотей, чем от естественных обстоятельств, которые делали-бы это неизбежным и неотвратимым. В Карабаге, на-пример, все почти Татары, даже имеющие оседлость, на лето выходят в палатки со стадами, оставляя только стариков для надзора за садами и пашнями; между-тем, [421] Армяне, живущие в техъже местах, за некоторыми только исключениями (как на-пример жители Мигринского-Ущелья), не оставляют своих селений, и тем доказывают возможность выдерживать летние жары; оттого, и поля у них лучше обработаны. В тех местах, где скотоводство не есть главная отрасль промышленности, там и самые Татары не покидают на лето своих деревень. Что касается до Христиан, то между ними вообще нет вовсе кочующих, хотя они живут перемешанные с Мусульманами. Грузинские племена Тушинцев и Пшавцев, занимаясь даже преимущественно скотоводством, отправляют на зиму в долины только одни стада с пастухами, сами-же хозяева не покидают своих деревень. Следовательно, хотя по местоположению Закавказского-Края, кочеванье вообще соответствует климату и другим физическим условиям, но оно отнюд не есть необходимость для всех кочующих теперь народов, и потому во многих местах может быть отменено. Больше всех Татары сохранили привычки своих предков, перешедших из Средней Азии: они и выбрали себе преимущественно места пастбищные, оставив первобытным обитателям края земли способные к возделыванию и оседлому хозяйству. [422]

Всех жителей за Кавказом считается: в Каспийской Области 510,000, в Грузино-Имеретинской Губернии 863,000 душ. Из них, по расчислению Г. Шопена, приходится на квадр. версту, в полосах: хлебной — 15 душ, садовой — 62 души, знойной — 81 душа; считая разумеется только земли удобные в нынешнем их положении, коих все количество в крае простирается, как уже было сказано, до 44,000 квадр. верст.

Такое население, в особенности в знойной полосе, весьма значительно. Подобного ему в России нет; да и в прочих Государствах Европы, местности, которые подобно населению знойной полосы за Кавказом, имеют до 5,000 душ на квадр. милю, считаются самыми многолюдными. Следовательно, поселенцы, вновь прибывающие в край, должны быть преимущественно водворяемы в тех местах, которые до-сих-пор еще не возделаны, и которых весьма немало.

Самое многочисленное племя за Кавказом есть Мусульманское, состоящее преимущественно из Татаро-Турков: в нем считается [423] 675,000 душ; затем, Грузин и Имеретин около 490,000, Армян до 200,000 душ.

Мусульмане зажиточнее других, и наслаждаются большим довольством. Быв в прежние времена господствующим в крае народом, они менее претерпевали угнетений н разорений, чем Христиане, забрали себе лучшие земли, и, в земледельческом быту, никогда не были в такой зависимости от помещиков, как Грузины и Имеретины. Кочевая жизнь, как уже замечено, у многих из них обратилась в стихию жизни, и не без оснований. Скитаясь в самые смутные времена по горам, они имели всегда от стад своих безбедное содержание; да и теперь скотоводство доставляет им вернейший доход. Поэтому не льзя полагать и даже желать, чтобы они вовсе покинули скотоводство; но только, в видах порядка и благоустройства, нужно, чтобы скот в своих переходах сопровождаем был одними пастухами, а хозяева оставались-бы дома с своими семьями. Характер Закавказских Мусульман есть следствие обстоятельств, в коих они доселе находились. Закон Магометов внушает им самонадеянность и презрение к Христианам. Долговременное владычество над сими последними утвердило их в этом [424] чувстве; беспрерывные войны не дали им обвыкнуть от оружия; а сношения с коварными Персиянами, еще более чем деспотическая власть Ханов, развили в них дух искательства, происков, лести и лжи. Одним словом, храбрость свойственная вообще Турецким племенам, в них осталась, прямота же исчезла, и они нравственно, сделались совершенными Персиянами. Исламизм одинаково связывает их в умственном и в Физическом отношении, определяя всякое их движение, как телесное, так и нравственное. Туго сближаются они с Русскими, и вовсе не перенимают их обычаев. Тогда-как во всех Христианских областях Закавказья видно стремление присвоить себе язык и нравы Русские, и туземец Христианин чем более в том успевает, тем более считает себя образованным и находит пищу к справедливой гордости своей обруселостью; Татарин, напротив, тщательно скрывает все, что могло-бы изобличить его в подвластности Христианам. Впрочем, и везде на Востоке, Мусульмане переняли у Европейцев только одно, страсть к крепким напиткам. В Закавказских Татарах, Правительство справедливо отличает их молодечество и удальство; но [425] искренности их и преданности, надо верить с осторожностью.

Грузины, народ воинственный, с способностями неблестящими, но с большею прямотою, чем прочие жители Закавказья. Нравственность Высших Сословий потерпела у них много от несчастных смут, тревоживших их отечество. Предание о древнем величии их страны, или вернее воспоминания о необузданном самоуправстве их предков, возбуждают в них сожаление о минувших временах, тем-более, что в настоящее время они ощутительно беднеют и предвидят совершенное разорение всего туземного Дворянства. Но кто этому причиною? Бесхозяйственность и расточительность Грузинских Дворян не знают пределов; между-тем потребности и прихоти роскоши возрастают от сближения и желания равняться с Русскими. Одно спасение их — служба и жалованье! Есть впрочем и теперь уже некоторые из помещиков, занимающиеся не без успеха улучшением своего хозяйства, и должно надеяться, что, вместе с развивающимся образованием, быт Грузинских Дворян не умедлит во многих отношениях поправиться. Народ Грузинский вообще беспечен, весел, но не чужд [426] трудолюбия. Единственное его занятие есть земледелие, и, под управлением умного помещика, Грузин может быть работником очень хорошим; только он не переимчив и весьма упрям, что конечно должно приписать главным образом его малообразованности.

Грузинским-же языком говорят Имеретины, Гурийцы и Мингрельцы. Одного-ли они племени с жителями Карталинии и Кахетии, трудно решить; ибо наружность их совершенно различна. Те, которые населяют низменные места, вообще белокуры и белолицы, с чертами весьма тонкими; у жителей нагорных мест тотъже характер физиономии, только несколько грубее. Замечательно, что фамильные имена многих Имеретинов совершенно походят на Италиянские. В отношении умственном, Имеретины одарены хорошими способностями, предприимчивее Грузин, хитрее и пронырливее их, но, также как и они, сварливы и пристрастны к жалобам и тяжбам. Крайняя бедность их есть не столько следствие природной леци, сколько неблагоприятного устройства землевладельческой системы, в коей произвол не ограничивается никакими пределами. Имеретины и теперь ходят для заработков в другие [427] округи Закавказья, между-тем как Грузины промышляют только извозом. Жители Рачинского-Округа более других деятельны: здоровый нагорный воздух дает им бодрость, а голые скалы их родины заставляют невольно искать пропитания в других местах края.

Наконец, Армяне, народ самый достойный изучения и до-сих-пор слишком, малоразгаданный, неоспоримо занимают первое место между жителями Закавказья, по способностям, деятельности и стремлению к просвещению. Наружностью они довольно грубы, тяжелы, неповоротливы, и покуда не имеют случая развернуться, ум их не разногласит с наружностью. Это последнее более заметно между переселенцами из Турции, которые зато славятся большею честностью, нежели бывшие под властью Грузин или Персиян. Армяне всегда считались деятельнейшими тружениками Востока; но беспрерывные обирательства, которым они подвергались при прежнем произволе самовластия, научили и их работать только для удовлетворения крайних нужд. Поэтому в селениях они не отличаются почти от других туземцев, и живут также бедно. Зато в городах, где всегда было больше защиты п покровительства от [428] угнетений, ум их развертывается, и нет рукоделья, нет промысла, которым-бы они не занимались. Пробыв несколько столетий под игом Турок, Персиян и даже Грузин, они лучше всех других жителей Закавказья умеют ценить благотворные плоды управления Русского, которое освободило их от порабощения ненавистным повелителям и даровало им все права благоустроенного гражданства. Они чувствуют вполне все это, и преданность их России не подлежит никакому сомнению. Одаренные в высокой степени духом предприимчивости и наклонностью к торговым оборотам, они с незапамятных времен владеют исключительно торговлею не только Грузии, но даже и всех почти других Закавказских Провинций. Сами они проложили себе торговые пути в Россию, которая только чрез них одних сбывает в Грузию свои товары. Существование десятилетней льготной торговли побудило многих из них отправиться в Лейпциг, в Гамбург, в Триест, в Марсель, для торговых предприятий, и не смотря на незнание Европейских языков и на многие другие недостатки, некоторые из этих отважных торговцев успели составить себе хорошее состояние. Самая торговля Европейскими товарами в Персии [429] производится отчасти Тифлисскими Армянами. Одним словом, стоит только указать им на какую-либо новую отрасль торговли, и они готовы пуститься в дела, мало им известные и даже сопряженные с опасностью. К сожалению, эти счастливые способности помрачаются одною невыгодною чертою: подобно Евреям и Грекам, бывшим также долгое время под игом, Армяне получили наклонность к обману, и нередко прибегают в торговле к непозволительным хитростям; понятия о святости данного слова, о торговой честности и чести, еще не вполне в них утвердились. В этом отношении они отчасти заслужили порицания, которыми, впрочем уже без меры и справедливости, осыпают их почти все писавшие о Закавказье, даже в сочинениях изданных по распоряжению Правительства. Хорошие качества Армян забыты, а для описания их пороков употреблено все красноречие писателей. Но, вместо того чтобы налагать на целый народ клеймо укоризны и осуждения, полезнее-б было указать ему путь к искоренению привитых несчастными обстоятельствами пороков, посредством умственного и нравственного воспитания. Гораздо достойнее внимания и изобличения пробудившаяся в последнее время между Армянами страсть к [430] служебным должностям, чинам и отличиям: страсть отвлекающая их от больше им свойственных н больше полезных занятий торговых и промышленных. Перенося на непривычное для них поприще служебной деятельности азиятские понятия и купеческие привычки, они неизбежно получают превратные понятия о законах, наклонность к ябеде и к неправильным изворотам. При начале Русского управления за Кавказом содействие их Правительству на служебном поприще было конечно небесполезно, и даже необходимо, особенно в качестве переводчиков, по их способности и уменью говорить на многих языках. Но теперь промышленность и торговля представляют им единственно достойное поприще, где они могут развить и употребить во благо свои способности, как для себя самих, так и вообще для края, будущность которого, в торговом и промышленном отношениях, на них одних основана.

С некоторого времени переселяется за Кавказ значительное число Русских. Мера для края самая благотворная: ибо переселенцы эти водворяют здесь гражданственность и распространяют неизвестные дотоле промыслы. К сожалению, по [431] неприведению еще в точную и положительную известность всех местных особенностей, переселяемым не всегда удается водворяться в местах удобных и благоприятных. Оттого, не имея возможности кормиться на месте своего водворения, они иногда принуждены бывают скитаться по всему Закавказью, чтобы снискивать себе дневное пропитание. В Карабаге есть переселенцы, не имеющие более одной десятины земли надушу, на-пример в селении Баллуки, состоящем из 230 душ; у других нет вовсе хлебородных земель. Посему, безнравственность переселенцев, на которую обыкновенно слышатся жалоб; в крае, можно отчасти приписывать их хозяйственному неустройству. Впрочем, и вообще, народ, перенесенный из одного места в другое, переменявший даже по нескольку мест жительства, в первом поколении не может слишком радовать своими нравственными и общественными успехами. Главным образом негодуют в крае на беспрерывные свары, тяжбы и ябеды переселенцев. Но само-собою разумеется, что люди новые, больше чем туземцы, имеют к тому поводов: они менее знакомы с обычаями страны и чаще с ними входят в противоречие. Так, на-пример, кража скота есть дело самое обыкновенное между Татарами; но [432] у них, она есть род круговой поруки: они друг у друга воруют, и тем квитаются между-собою. Русские-же к подобному самоуправству не привыкли, и конечно не льзя желать, чтобы они к тому приучались. Следовательно, это еще не великая беда, если они обращаются к законам с требованием рассуды и защиты.

Дабы на будущее время обеспечить участь водворяемых за Кавказом, необходимо предварительно привести в самую точную и подробную известность топографическую статистику местностей, предназначаемых к заселению. Для этого нужно иметь удовлетворительные решения на следующие вопросы: есть-ли в округе места удобные для поселения, и какого пространства? как расположены свободные земли, то-есть: на местах возвышенных, открытых, на горе, в долине, или в ущелье? какова почва земли: песчаная, каменистая, или чернозем? требуют-ли поля искусственного орошения, и достаточно-ли на то воды? какая имеется вода: речная, или родниковая, или из проведенной канавы, и какого она свойства? что родится, или может родиться на местной почве: пшеница, хлопчатая бумага, чалтык и т. п.? есть-ли пастбища и луга, и [433] какого рода паствы: лесные, луговые, или нагорные? в каком расстоянии находятся леса, и какие: строевые, или годные только на топливо? считается-ли место здоровым? в казенном ли оно владении, или в частном, и кто до-тех-пор им пользовался, или кто на оное имеет претензии?

В Грузино-Имеретинской Губернии, есть огромные пространства земли, принадлежащие частным лицам, но остающиеся, по недостатку надлежащего населения, без всякого употребления. Так, на-пример, большая-часть Борчалпнской-Дистанции, принадлежит Орбелиановым, бывшим некогда полными владетелями всего округа. Вся Имеретия и вся Гурия разделены между Церковью и Помещиками, которые не в силах извлекать выгоды из необъятных равнин, покрытых лесами и требующих осушения. Скупать у них эту землю нет возможности: ибо опыт доказал, что они чрезвычайно как дорожатся этими совершенно бесполезными для них пустошами. Остается ожидать, что прояснение хозяйственных идей и сознание своих выгод заставит их облегчить условия продажи земель, или решиться на уступку их поселенцам в вечное пользование, с платой установленного оброка за право [434] сохраненной им нерушимо земледельческой собственности.

Что касается до Каспийской Области, то там новым поселениям гораздо менее препятствуют права поместные, чем соперничество государственных деревень и кочующих народов. В особенности последние всячески стесняют поселенцев, так-что если дать им волю и полагаться на их показания, то для новых поселенцев никогда не будет доставать ни полей, ни лугов. Вообще, следовало-бы не только определить в точности количество земли, нужное поселенцам, но и постановить за правило, чтобы кочующие всегда уступали место оседлым жителям. Ныне в одну Карабахскую Провинцию переходит ежегодно из Персии более 1,000 семейств, которые увеличивают только скитающийся лагерь знатных Ханов и Бегов, и, пользуясь их покровительством, предаются воровству, контрабанде и другим беспорядкам. Эти выходцы, чуждые и враждебные гражданственности, платят за допущение их в пределы Империи самую ничтожную подать, далеко не оплачивающую того вредного влияния, которое от одного их примера и соприкосновения производится и поддерживается в [435] соплеменных им старожилах края. Какая разница, еслиб они заменялись переселенцами из России и других стран Европы! Тем из последних, которые успели уже водвориться, край обязан почти всеми настоящими улучшениями по сельскому хозяйству и по ремеслам.

————

Этот краткий очерк основных промышленных сил Закавказья, взгляд на его природу и население с хозяйственно-производительной точки зрения, представляет новые данные к решению важного вопроса: справедлива-ли мысль, что Закавказский-Край может и должен иметь значение Русской Колонии, или, точнее и яснее, в обширном организме Империи предназначаться к тому, чтобы за дешевые цены довольствовать сырыми произведениями своего естественного богатства внутренние, преимущественно Московские Фабрики и мануфактуры, а от них снабжаться обработанными, дорогими изделиями?

Оказывается, что Закавказский-Край, по климату своему, не может производить ни одного из собственно так-называемых «колониальных произведений». Он может [436] наделять Россию только шелком, хлопчатою бумагою и мареною.

Марена Закавказская свойства отличного, и исстари, как из Дагестана, так и из других мест берегов Каспия, вывозилась в значительном количестве через Астрахань в Россию. Но в последствии это произведение заменилось Европейским крапом, который продается несравненно дешевле; и отсюда происходит, что в настоящее время Дербентская марена с трудом выдерживает соперничество иностранной и что монополия на покупку ее не представляет Русским фабрикантам никаких особенных выгод.

Весь шелк Закавказский и ныне выходит только в Россию, потому-что, по свойству своему, не может находить покупателей в Западной Европе, где шелк тростится в механических заведениях. У нас, благодаря пристрастию к Закавказскому шелку, все еще трощение предоставляют деревенским бабам, разматывающим крайне небрежно; и после того удивляются, что из дурного шелка выходит плохой товар! Еслибы, кроме Русских, на Закавказских рынках являлись и другие покупатели шелка, то туземцы [437] по-неволе приспособили-бы свой товар к их вкусу и старались-бы сделать его более ценным.

Наконец, и хлопчатая бумага, в том виде как теперь она производится за Кавказом, для Европейских фабрик едва годится. Позволят-ли рано наступающие холода разводить здесь лучший род ее: неизвестно. Во всяком случае сомнительно, чтобы бумага Закавказская, по затруднительной перевозке в горах, равно-как по дороговизне рабочей платы, могла успешно соперничествовать с Американскою. Правда, этому помочь легко: стоит только обложить пошлиною иностранную бумагу, чтобы обеспечить сбыт Закавказской в России; этим способом можно будет принудить жителей обратиться преимущественно к этой отрасли промышленности: но тогда, в награду за свои труды, они будут покупать двойною ценою изделия, произведенные на Русских фабриках из собственной их бумаги!

Что касается до сбыта Русских фабричных произведений в Закавказье, то должно сознаться, что они, по своей дороговизне, не вознаграждаемой добротою, остаются и вероятно останутся надолго недоступными для тамошних [438] туземцев. Невозможность получать подобные изделия из других Государств Европы, где они и лучше и дешевле, заставляет их только коснеть в старой привычке продовольствоваться низкими Персидскими и Турецкими товарами; и это, между прочим, служит к поддержанию связей их с Мусульманами соседних Государств, от которых должно-б было, по всем уважениям, стараться отклонять их. Ограничиваясь только промышленными видами, не льзя не заметить, что насильственное, исключительное обращение заграничных торговых сношений Закавказья на Восток, лишает вовсе туземцев возможности сбывать излишки своих произведений. Персияне за свои товары ничего, кроме монеты, не берут. В Россию отправляются только негромоздкие товары: шелк, марена и меха. Посему, все прочие произведения края должны оставаться и потребляться дома: ибо Европейским судам приставать к Портам Закавказья за одними покупками невыгодно.

Вот почему, ни внешней, ни внутренней торговли, в крае можно-сказать вовсе нет. Произведения земли сбываются только на продовольствие войска; обогащаются одни подрядчики, занимающиеся поставками для казны; [439] предметы роскоши покупаются только чиновниками; безбедно проживают лишь те из жителей, кои получают от казны жалованье или пенсии. Единственная отрасль торговли, доставляющая некоторые выгоды краю, состоит в вывозе денег, присылаемых из России на жалованье и содержание Военных и Гражданских Чинов. Тоже должно сказать и о прочих ветвях туземной промышленности, не смотря на все усилия и пожертвования неусыпно попечительного Правительства. Одно только важное приобретение вознаграждает все эти попечения. В продолжение последних пятнадцати лет, Закавказский-Край был рассматриваем и руководим, как «опытная ферма колониальной промышленности». Теперь, проба сделана.

Текст воспроизведен по изданию: Закавказские очерки // Журнал министерства внутренних дел, № 3. 1845