-

ДОЛИВО-ДОБРОВОЛЬСКИЙ-ЕВДОКИМОВ В. Я.

ЭКСПЕДИЦИЯ 1850-ГО ГОДА

НА ЛЕЗГИНСКОЙ ЛИНИИ ¹.

К числу русских завоеваний за Кавказом принадлежит и долина нижней Алазани. Долина верхней Алазани или Кахетия составляла прежде часть грузинского царства, впоследствии добровольно присоединившегося к России, с целью избавления от гонений за веру со стороны мусульманских держав, Персии и Турции. Россия, со дня похода наших войск за кавказский хребет в 1796-м году, под начальством графа Зубова, все заботы свои прилагала единственно к обеспечению Грузии от нападений ее ближайших соседей. О распространении же владычества русского на смежные земли в то время думать было некогда, и лишь победы Цицианова (вступившего в командование кавказским корпусом в 1802-м году) воскресили в памяти кавказского населения грозный блеск русского оружия во времена Великого Петра. Раздраженный постоянными вторжениями лезгин в Грузию, Цицианов решился положить им конец и в 1804-м году снарядил с этою целью отряд, поручив его генералу Гулякову. [614] Селения Белоканы и Джары (главный притон джарских лезгин) были взяты штурмом, несмотря на отчаянное сопротивление: спокойствие водворилось — но не надолго. Вторая экспедиция против джарских лезгин окончилась поражением наших войск и гибелью Гулякова под Закаталами. Преемники Цицианова по кавказскому корпусу, стараясь обеспечить спокойствие в Грузии, мусульманских провинциях и Кахетии (верхней части алазанской долины), мало по малу покорили живших в долине Алазани лезгин до самой подошвы кавказского хребта. Возведенное в Закаталах укрепление послужило опорным пунктом расположенным по реке Алазани войскам, охранявшим важнейшие из горных проходов на плоскость.

Кроме гибели Гулякова, Закаталам доставила печальную известность и катастрофа 1831-го года, когда — по оплошности генерала … ² войска, занятые очисткою гласиса от росшего на нем леса, были застигнуты лезгинами врасплох и, менее нежели в полчаса, потеряли 400 человек.

______________________________

Русские завоевания в южном Дагестане ограничивались долиною Алазани и шекинским ханством. Лезгинская кордонная линия имела назначением ограждение этих местностей от вторжений лезгин. Линия тянулась на 200-ти верст, вдоль подошвы главного кавказского хребта, от селения Лялис-кури в Кахетии до города Нухи в шекинском ханстве. Несколько укреплений образовали оборонительную линию, средина [615] которой занята крепостью Закаталами ³. Укрепления, размещенные преимущественно у важнейших горных проходов и спусков с гор в долину Алазани, охранялись двумя линейными баталионами и тремя тифлисского егерского полка, которых хватало для несения гарнизонной службы в зимнее время, когда горные тропинки непроходимы по причине глубоких снегов. С наступлением весны, к этим войскам прибавлялось от 3-х до 4-х баталионов пехоты, при 8-ми или 10-ти горных орудиях, которые, вместе с упомянутыми уже баталионами тифлисского полка, составляли действующий отряд, с назначением служить заслоном на случай покушений горцев к прорыву на плоскость. В виду такого назначения отряда, войска, в состав его входящие, с открытия весны до наступления зимы, должны быть в ежеминутной готовности перенестись с возможною быстротою к каждому угрожаемому пункту. Предполагая описать действия лезгинского отряда в 1850-м году, я — для большей ясности — признаю необходимым предпослать изложению хода военных действий — общую картину края, смежного с Лезгистаном (южною частью Дагестана). Вот краткий очерк местности и нравов ее обитателей.

_________

Долина Алазани лежит между главным кавказским хребтом и боковою его ветвью, которая, начинаясь у горы Барбало, близь истоков реки Алазани, тянется по ее течению до самого впадения ее в реку Куру. С северо-востока долина ограждена кавказским [616] хребтом, с запада и юго-запада боковыми его отрогами, а с юго-востока незначительным по высоте водоразделом Сошма-даг, отделяющим алазанскую плоскость от долины реки Куры. В длину она — около 200-т верст, в ширину — от 20-ти до 25-ти верст. Почва повсюду плодородна, изобилует лесом, пастбищами и пахотными полями. Население состоит из грузин, лезгин и ингулойцев ⁴. Во времена царицы Тамары вся алазанская долина принадлежала Грузии, но при ее неспособных преемниках воинственные племена спустились с гор и овладели двумя третями края, т. е. долиною нижней Алазани, Кахетия же удержалась в подданстве Грузии. Жившие в покоренной части грузины вынуждены были или переменить религию, или выселиться в другие местности Грузии. Покинутые переселенцами земли были тотчас же заняты лезгинами, которых привлекало плодородие почвы и благорастворенный климат алазанской долины. Отрезанные от своих соплеменников поселениями поработителей, оставшиеся грузины приняли ислам и стали известны под именем ингулойцев.

Обладание алазанскою долиною послужило неисчерпаемым источником благосостояния для лезгин южного Дагестана, живших дотоле в местности бесплодной, с климатом суровым. Долина Алазани превратилась для них в житницу, через край переполненную просом, пшеницею и сарачинским пшеном. С приближением осени их многочисленные стада сходили на всю зиму на тучные пастбища благодатной долины. Дороги, соединяющие плоскость с нагорным [617] Дагестаном, проходят по ущельям горного хребта и допускают лишь вьючное сообщение, в течение 4-х или 5-ти месяцев в году. Во все остальное время они непроходимы даже для пешеходов, особенно зимою.

_________

До прибытия русских на Кавказ долина Алазани представляла четыре независимых друг от друга владения, в следующем порядке от истоков реки к ее устью: в верховьях — Кахетия, принадлежавшая Грузии; затем — часть долины, подпавшая под власть лезгин, выходцев из Дагестана; ниже жили лезгины и ингулойцы, подвластные элисуйскому султану, и наконец — шекинское ханство. Силою оружия Цицианов подчинил все эти владения русскому владычеству ⁵. При Ермолове, шекинский хан был лишен своих владетельных прав и впоследствии — самого ханства. Но элисуйские султаны сохранили свою власть неприкосновенною до 1844-го года, когда последний из них... ⁶ перешел на сторону Шамиля. Он был объявлен изменником, и его владения, по особому Высочайшему повелению, присоединены к России.

Несмотря на непримиримую ненависть, питаемую лезгинами к русским, влияние... ⁷, преданного еще тогда России, удерживало в границах повиновения не только его собственных подданных, но даже лезгинское население алазанской долины и горные общества южного Дагестана, смежные с русскими владениями. Горцы не [618] осмеливались вторгаться для грабежей ни в долину Алазани, ни в Кахетию. Торговые сношения между нагорным Дагестаном и плоскостью производились беспрепятственно. Разбои были прекращены. Сбор податей не представлял никаких затруднений. Ни малейшей враждебной русским манифестации нигде не происходило, так что русские чиновники и офицеры разъезжали без всякого конвоя не только по селениям на плоскости, но и по аулам горных магалов элисуйского владения. По этим причинам, до 1844-го года не существовало и самого лезгинского отряда. Для охранения кордона, а также спокойствия и безопасности в крае, вполне достаточно было трех баталионов пехоты. Главное управление краем находилось в Закаталах. Так продолжалось до тех пор, пока корпусный командир Нейдгардт не предпринял, сообразно тогдашней русской политике, сначала ограничить власть элисуйского султана, а потом и вовсе ее уничтожить. Для этого необходимо было приискать какой-нибудь благовидный предлог. С этою целью, генерал Нейдгардт назначил в Элису пристава, для наблюдения за управлением и поступками султана ⁸. Гордый своим происхождением от знатнейших фамилий Дагестана и полный стремления поддержать в прежнем блеске всю власть азиатского владыки, он был глубоко оскорблен поведением пристава. Несколько времени султан молча переносил обиду, но со дня на день возраставшее недоверие Нейдгардта побудило его к открытому разрыву с русским правительством: он призвал своих подданных к оружию и решился с боя взять себе независимость. Генерал Шварц осадил столицу [619] элисуйского владения и взял ее штурмом в мае 1844-го года. Султан бежал в Дагестан и лишился своих владений.

Принятая Нейдгардтом мера была несвоевременною. Ненависть лезгин к русским, в течение многих лет сдерживаемая нравственным влиянием... ⁹, мгновенно вырвалась наружу вслед за переходом его к Шамилю. Население алазанской долины не дерзнуло на открытое восстание; но — тесно связанное узами родства и религии с лезгинами южного Дагестана — оно способствовало их хищническим набегам на ингулойцев и кахетинских грузин и не раз укрывало горские партии от русских войск. Недовольные уходили с плоскости в Дагестан, оставляя семейства свои в местах прежнего жительства, и таким образом обеспечивали себе безопасный приют при вторжениях в долину. Эти беглецы (качаги), подстрекаемые фанатизмом и ненавистью к русским, сплотились в разбойничьи шайки, наносившие нам неисчислимый вред: дороги стали до того небезопасны, что русские не могли следовать по ним иначе, как командами от 30-ти до 40-ка человек.

Лезгинский отряд может считать начало своего существования со дня измены элисуйского султана. В 1844-м году, по взятии Элису, генерал Шварц прошел с отрядом по всем обществам южного Дагестана, но результаты этой экспедиции были в сущности ничтожны ¹⁰.

В 1845-м году Шварц снова предпринял движение в горы и подчинил русскому владычеству [620] Джурмут (земли у верховьев аварского Койсу) и общества верхнего Самура (по ущельям у истоков реки Самура). Этими приобретениями он только прибавил забот русскому управлению в Закаталах и расширил круг действий лезгинского отряда. Покоренные общества (известные под общим наименованием «горных магалов») фактически подчинялись нам только в продолжение четырех летних месяцев, когда горы доступны нашим войскам; все же остальное время года, отрезанные от мест зимней стоянки войск глубокими снегами гигантской цепи главного кавказского хребта, они были в полном распоряжении Шамиля. Понятно, что верность горных магалов России была более нежели сомнительна, но русские не могли и требовать большего, не имея никакой возможности защитить эти общества от враждебных покушений в течение 8-ми месяцев в году. Население магалов, поставленное обстоятельствами между двух огней, покорное России — но втайне преданное Шамилю, было фактически нам подвластно только во время пребывания русских войск в горах, но — как только отряд спускался в долину Алазани,— Шамиль снова вступал в свои права неограниченного повелителя горных магалов. Считая магалы за собою, русские не могли воспрещать вывоза с плоскости в Дагестан хлеба, шелку и различных изделий местной промышленности, в которых нуждалось население магалов. Равномерно невозможно было не допускать горные стада на зимовку в долине, так как эти стада принадлежали жителям покорных нам обществ. Жители же горных магалов снабжали получаемыми товарами все враждебное нам население гор и сгоняли стада всего южного Дагестана на зимовку в наших пределах. [621] Между тем, прекращение всяких торговых сношений между горцами и населением долины Алазани и запрещение стадам зимовать на плоскости несомненно имели бы самые пагубные последствия для всех враждебных нам горских племен.

Весь 1846-й год войска наши на лезгинской линии держались оборонительной системы действий.

В 1847-м году Даниэль-султан, по-видимому, вознамерился не только вернуть свою власть над прежними владениями, но и подчинить ей всю долину Алазани. Главными горными проходами спустились на плоскость многочисленные партии горцев, но нерешительность и неумелость их движений дали генералу Шварцу возможность их разбить. Дела у селений Чардахлы и Катехи (в мае 1847-го года) принудили Даниэль-султана отказаться от своих воинственных намерений.

Лето 1848-го года прошло на лезгинской линии в полнейшем бездействии. Когда Шамиль, в сентябре этого года, наводнил своими скопищами самурский округ и осадил Ахты, генерал Шварц имел возможность — одним появлением своим в тылу неприятеля — поставить его в безвыходное положение ¹¹. Но Шварц, будучи с Аргутинским различных мыслей относительно ведения военных действий, медлил и тем дал возможность Шамилю обложить Ахты. Геройская защита ахтынского гарнизона ¹² дала Аргутинскому время поспеть на выручку. Шамиль был разбит при [622] Мескинджи и тотчас же очистил самурский округ. Шварцу пришлось быть лишь свидетелем этих дел и видеть славу своего соперника.

В 1849-м году командовавший войсками на лезгинской линии генерал Чиляев предпринял набег на общество Дидо. Значительнейший аул дидойского общества Хупро, брошенный жителями, был занят и сожжен, после нескольких выстрелов, произведенных более для очистки совести, чем по действительной надобности. Покрыв себя, таким образом, славою, Чиляев двинулся назад. Верные своему обычаю, горцы назойливо насели на отступавший отряд, который потерял более ста человек. Чиляев послал корпусному командиру реляцию этой экспедиции, в которой говорилось, что Хупро взят приступом и неприятель понес при штурме урон до 500-т человек. Тем не менее истина обнаружилась, и генерал Чиляев был сильно сконфужен своим преувеличенным донесением.

______________________________________

В половине апреля 1850-го года лезгинский отряд уже был в сборе. Генерал Чиляев совершенно отказался от наступательных действий и предполагал остаться в пределах строгой обороны.

Более трех недель глубокие залежавшиеся снега препятствовали горцам прорваться на плоскость. Но 8-го мая партия мюридов, силою в 1000 человек внезапно напала на селение Белоканы. Грузинская милиция и охотники Тифлисского полка, встревоженные воплями жителей и грохотом ружейных выстрелов, тотчас явились на выручку. Бывший во главе их штабс-капитан Кобулов, видя пред [623] собою лишь небольшую партию, человек в 50-т лезгин, бросился за ними в погоню с 200-ми солдатами и милиционерами. Увлеченный отвагою, он преследовал бегущих лезгин по пятам, по местности пересеченной, покрытой лесом, по скалам и оврагам, забыв в пылу погони о необходимых мерах предосторожности. В девяти верстах от Белокан дорога сменяется горною тропою, пролегающею по ущелью, где можно пробираться только по одному человеку. Здесь мулла Шабан устроил засаду, в которую попал Кобулов со всею своею командою. Окруженные со всех сторон, охотники и милиционеры дрались отчаянно, но геройское сопротивление их не спасло, а только усугубило потери. Сто шестьдесят человек были убиты или ранеными взяты в плен; Кобулов изрублен. Уцелевшие, видя гибель начальника, бросились с кручи в пропасть, на дне которой с глухим ревом несется белоканский горный поток. Большинство разбилось об утесы скал; немногим удалось спастись и дать знать в Белоканы об этой ужасной резне. Из шести офицеров избежал смерти только один, и то весь израненный. Мулла Шабан, в восторге от своей хитрости и удачи, удалился в горы с 14-ю пленными.

Злосчастное белоканское дело произошло всего за несколько дней до проезда по лезгинской кордонной линии главнокомандующего на Кавказе князя Воронцова. Князь был очень недоволен и сделал строгий выговор генералу Чиляеву, который — впрочем — вовсе не был виновен. Расстроенный столь неблагоприятным открытием военных действий, Чиляев уехал на воды в Пятигорск, и командование лезгинским отрядом поручено было генералу Бельгарду, по предложению [624] начальника штаба князя Воронцова — Коцебу.

В день принятия начальства над отрядом, генерал Бельгард представил князю Воронцову план наступательных действий в 1850-м году. По его мнению, летними действиями следовало навести трепет на лезгин и тем к осени вполне упрочить спокойствие на лезгинской кордонной линии. Несмотря на доказанную бесполезность экспедиций в горы с южной стороны Дагестана, план Бельгарда был одобрен главнокомандующим.

Спокойствие на плоскости не прерывалось с 15-го мая до вступления отряда ¹³ в горы. Восхождение было совершено 11-го июня, двумя колоннами одновременно. Первая колонна, под личным начальством генерала Бельгарда, из Белокан поднялась на урочище Акимал, а оттуда на гору Маал-раса (главного кавказского хребта). Она состояла из шести рот грузинского гренадерского полка, одного баталиона тифлисского егерского полка, роты кавказского саперного баталиона, роты кавказского стрелкового баталиона, двух сотен грузинской пешей милиции и донской казачьей сотни, при 4-х горных орудиях и 4-х ракетных станках, численностью не свыше 2500-т человек ¹⁴. Дорога на Акимал довольно удобна, но горная тропинка, ведущая [625] с Акимала на Маал-раса, непроходима для вьюков. Несмотря на то, генерал Бельгард не обратил внимания на представления окружающих о невозможности пройти с Акимала на Маал-раса прямым путем и отдал приказание идти вперед. Движение колонны на Акимал было совершено 11-го июня без особенных трудностей, за исключением усталости, неразлучной со всяким походом в горах. На следующий день началось памятное восхождение на Маал-раса. Узкая тропа, пробитая пешеходами, извивалась зигзагами по страшным крутизнам: то лепилась по почти отвесным скатам, то повисала над пропастями. В некоторых местах приходилось пробираться по острым гребням утесов, в других по иссеченным в скале ступеням, представлявшим подобие какой-то головокружительной лестницы: словом — путь был трудности почти неодолимой. Ежеминутно артиллерию и вагенбург приходилось переносить на руках. Восхождение длилось три дня (12-го, 13-го и 11-го июня) и стоило нам 47-ми лошадей, сорвавшихся с кручи, из числа 400-т, следовавших с колонною. Изнуренные тяжелым переходом войска два дня отдыхали в лагере на Маал-раса, и только 17-го июня колонна достигла Джурмута, где и расположилась на одном из отрогов Маал-раса, в урочище Тамалда.

Вторая колонна, состоявшая из двух баталионов эриванского карабинерного полка, при 4-х горных орудиях, под командою полковника Давыдова, двинулась по мухахскому ущелью и, перейдя главный кавказский хребет перевалом Динди-даг, расположилась у селения Кялало. Путь на Динди-даг может считаться одною из лучших дорог Дагестана, хотя она проходима только для вьючного обоза, для колесного же [626] сообщения служить не может. Колонна Давыдова совершила восхождение двумя эшелонами: первый достиг Кялало 8-го июня, второй 11-го. И люди, и лошади могли идти по горной тропинке только гуськом.

Позиция в Кялало, центре горных магалов, прикрывает лезгинскую кордонную линию от шинского ущелья до Закатал. Стоящий в Кялало отряд всегда может отрезать отступление партии горцев, которая попыталась бы спуститься в долину Алазани, вправо от Закатал. Позиция на Тамалде прикрывает линию от Закатал до Лагодехи. Кроме стратегических выгод, стоянка отряда в горах в летнее время представляет еще значительную пользу и в санитарном отношении, удаляя войска из нездорового в это время года климата алазанской долины.

Генерал Бельгард, которому лавры чужих побед не давали покойно спать, никак не мог смирно сидеть на своей тамалдинской позиции: ему недоставало треска перестрелки, бранных кликов и грома орудий. Ему во что бы то ни стало надо было разыскать неприятеля. Произведенная 20-го числа генерального штаба подполковником Марком рекогносцировка обнаружила присутствие партии из 300-400-т лезгин, засевших за завалами, при слиянии рек Рогно-ора с Джурмут-чаем, в 5-ти верстах от Тамалды. Горцы были под предводительством муллы Шабана.

Генерал был в восторге от полученного известия о появлении партии. Немедленно была составлена диспозиция атаки, и с зарей следующего дня войска двинулись на неприятеля. Горцы укрепились за каменным завалом, в углу, образованном слиянием двух вышеупомянутых рек, у оконечности отрога Тамалды, и заняли селение Бехельду, расположенное по скатам [627] высоты, служащей правым берегом Джурмут-чаю и левым — Рогно-ору ¹⁵. Обрывистые склоны Тамалды делали позицию горцев неприступною с фронта, зато она была вполне открыта артиллерийскому огню с вершины горы, командовавшей всею местностью. Хорошо укрепленное с фронта селение Бехельда подвергалось обходу с флангов. Высоты левого берега Рогно-ора, находившиеся в тылу позиции неприятеля, представляли большие удобства к защите, но горцы были слишком малочисленны для успешной обороны всех этих пунктов: большая часть их скучилась за завалом, от 80-ти до ста человек заняли селение, на обрывистых же высотах в тылу позиции стояли только пикеты. Такое распределение сил неприятеля представляло много слабых сторон: позиция его, неприступная с фронта, была открыта обходу с обоих флангов, защита которых далеко не была обеспечена; дальнейший ход дела служит тому доказательством. Войска генерала Бельгарда двинулись тремя колоннами: правофланговая — из одного баталиона пехоты, части милиции и казаков, с ракетною командою ¹⁶, под начальством князя Андроникова, переправилась на правый берег Джурмут-чая у Камелюха ¹⁷ и пошла на селение Бехельду; средняя — князь Шаликов с двумя ротами сапер и стрелков ¹⁸, при четырех горных орудиях — двинулась прямо на завал: левая колонна — гренадеры маиора Сусловского, перешла Рогно-ор у [628] Тамалды и следовала по гребню высот, вдоль левого берега реки.

Не подлежало сомнению, что при первом появлении колонны маиора Сусловского в тылу горцев, они вынуждены будут бросить свою позицию без боя. Но Бельгард, не дождавшись выполнения обходного движения левою колонною, поспешил атаковать завал. Артиллерия заняла командующую высоту и открыла огонь. С полчаса наши войска вели атаку настойчиво, но вполне для себя безопасно, находясь вне сферы ружейного огня горцев, а неприятель не менее стойко защищал завал, сидя за ним в полнейшем закрытии от наших гранат. Наконец позиция была обойдена с обоих флангов. Обменявшись несколькими выстрелами с защитниками Бехельды, колонна князя Андроникова заняла селение; в то же время маиор Сусловский, опрокинув горские пикеты, шел безостановочно вперед и грозил отрезать неприятелю отступление. Завал был тотчас брошен, неприятель бежал. Взятая в Бехельде добыча была ничтожна. Селение Бехельда, а также пять аулов, расположенных выше его по течению реки, были преданы пламени. Урон наш заключался в одном офицере и 5-ти нижних чинах ранеными; потеря неприятеля осталась неизвестною, так как на месте боя не оказалось ни раненых, ни убитых лезгин, унесенных — надо полагать — своими, по обычаю горцев.

Адъютанту князя Воронцова полковнику Давыдову не удалось ничего предпринять в Кялало, если не считать нескольких гранат, выпущенных в пространство, да прогулки до Баш-Джиниша, которую он окрестил нравственным подкреплением русского влияния нагорные магалы. По прибытии в Баш-Джиниш, [629] Давыдов произнес там множество речей, а войска захватили достаточное количество коров и баранов; затем все вернулись в Кялало, вполне довольные своими подвигами. С первого дня стоянки в Кялало спокойствие ничем не было нарушено. Ровное состояние духа Бельгарда повергало всех в изумление. 28-го числа загадка разрешилась: полковнику Давыдову приказано передвинуться со своею колонною на Тамалду.

Сообщение между Кялало и Тамалдою производится по двум дорогам: первая — горная — проходит по берегу реки Самура, против течения, до самых ее истоков; затем чрез перевал Сары-дага, служащего водоразделом Самура и Джурмут-чая, вниз по течению этой последней реки до самой Тамалды; вторая — нижняя дорога — спускается с Динди-дага мухахским ущельем на равнину, проходит чрез Закаталы и селение Катехи, затем поднимается чрез урочище Месельдигер на Маал-раса. Первый путь требует трех переходов, второй — шести. Но зато Сары-даг имеет свыше 12-ти тысяч футов абсолютной высоты и почти круглый год покрыт снегами, изредка лишь освобождаясь от них в течение второй половины июля, и то не более, как на две недели. Кроме того, единственным путем сообщения на Сары-даге служит горная тропинка, доступная только пешему. Поэтому полковник Давыдов поступил основательно, избрав нижнюю дорогу — более длинную, но зато и более надежную.

С рассветом 29-го июня колонна выступила из Кялало и после трудного перехода достигла около полуночи селения Мухах, при выходе из ущелья. На другой день движение продолжалось, и 1-го июля в три часа пополудни началось восхождение на Месельдигер. Обессиленные палящим зноем, войска с трудом [630] подвигались вперед; ночь захватила их еще далеко от вершины Месельдигера, куда авангард добился лишь к полуночи, а остальные части колонны только на другой день. Два последующих дня были употреблены на восхождение на Маал-раса чрез Моурав-даг, по трудной и опасной горной тропе. Только 4-го июля полковник Давыдов достиг Тамалды с своею колонною, до крайности изнуренною тяжелым и дурно рассчитанным движением.

Двухнедельное бездействие, с 21-го июня по 4-е июля, в достаточной степени возбудило воинственный дух Бельгарда; его план отыскания невидимого неприятеля за это время вполне созрел, и наступательные действия начались бы безотлагательно, если бы ненастная погода не задержала их до 5-го июля включительно. 6-го же числа отряд двинулся вперед двумя колоннами. Правая, под начальством Бельгарда, из двух баталионов эриванского карабинерного полка, роты сапер, роты стрелков ¹⁹, с казаками и частью милиции, при двух горных орудиях, спустилась с Тамалды к Джурмут-чаю, перешла реку у селения Гириль и, снова поднявшись на джурмутский хребет, отделяющий общество этого имени от канадальского, заняла позицию на самом хребте ²⁰, на урочище Ябикад. Вторая колонна, под командою князя Андроникова, из одного баталиона тифлисского егерского полка, двух рот грузинских гренадер и остальной милиции, при 4-х горных орудиях и ракетной команде, переправилась чрез Джурмут-чай у Бехельды и, следуя по правому берегу реки, беспрепятственно заняла и [631] предала пламени шесть аулов, на ней расположенных; затем стала на позиции на урочище Тад-чорода.

7-го июля колонна Бельгарда спустилась с урочища Яби-кал, переправилась чрез реку Сухтан-су, снова поднялась до селения Чутли и, следуя вдоль по скату канадальского хребта, прибыла, чрез аул Гагаб, в большое селение Коло, где соединилась с колонною князя Андроникова, пришедшею туда раньше. Эта последняя колонна, поднявшись с урочища Тад-чорода на джурмутский хребет, перешла на канадальский хребет против селения Коло, расположенного на правом берегу реки Сухтан-су ²¹ и занятого еще неприятелем. Тотчас артиллерия спустилась на первый уступ гор и метким огнем вынудила горцев бросить селение. Одновременно с открытием орудийного огня, войска тронулись вниз и перешли реку по наведенному саперами мосту; авангард ворвался в неприступный Коло почти без сопротивления; артиллерия снялась с позиции и, следуя за арьергардом, прибыла в селение с наступлением ночи. Таким образом, вечером 7-го июля колонны Бельгарда и князя Андроникова сосредоточились в Коло.

8-го июля отряд начал отступление по пути следования колонны князя Андроникова. Спустившись к реке ²², авангард потянулся по обрывистой тропинке на крутизны джурмутского хребта. Горцы насели было на хвост отряда, но горный уступ противоположного берега немедленно был занят артиллерией, и отступление арьергарда обеспечено огнем наших орудий. Пройдя по горному хребту до урочища Тад-чорода, войска [632] расположились там на ночлег и 9-го июля вернулись на Тамалду.

Движение в Канадал, во время которого нам приходилось сражаться лишь с невидимым или бегущим, подобно стаду овец, врагом, имело результатом разрушение шести джурмутских и шести канадальских селений; с нашей стороны потери заключались в 14-ти раненых.

Дальнейшая стоянка отряда Бельгарда на Тамалде прошла в полном бездействии и ознаменовалась только крайним недостатком провианта, от которого очень страдали войска. Причины, породившие этот недостаток, были весьма несложны: Бельгард, вечно погруженный в исключительно стратегические и тактические соображения, относился очень легко к прочим своим обязанностям — управлению краем, ревизии судебных дел, обеспечению отряда перевозочными средствами, довольствию войск и снабжению их боевыми припасами. Когда ему напоминали о необходимости заготовления сухарей или муки, он отвечал, что это дело его подчиненных. Вступая в управление джаро-белоканским округом, он даже не позаботился ознакомиться с состоянием провиантских складов и артиллерийских парков. Предместник его, генерал Чиляев, не предполагая действовать наступательно в горах, заготовил сухарей в количестве, достаточном только для кратковременного, случайного движения; остальной провиант оставался в муке, так как экспедиционные войска, при стоянке на плоскости, обыкновенно довольствовались мукою, из которой пекли хлеб сами, в устроенных ими же самими печах. Движения в Джурмут и Канадал, соединенные с продолжительным [633] пребыванием отряда в горах, были причиною истощения сухарного запаса. Бельгард узнал о недостатке провианта только тогда, когда посланный за сухарями транспорт вернулся из Закатал порожнем. Приходилось спускаться на плоскость, что было горьким разочарованием для генерала, воинственные планы которого разлетались дымом. Не с разу однако он решился на необходимую обстоятельствам уступку и отдал снова приказание — непременно доставить сухари из Закатал. Но дорога в Закаталы была до крайности тяжелая, и отряд в течение шести дней оставался без провианта. Наконец транспорт прибыл, но привез с собою только десятидневный запас, не оставив в Закаталах ни одного сухаря: их надо было еще заготовить. Во всяком случае, дальнейшее пребывание отряда в горах оказывалось немыслимым. Генерал Бельгард разделил свой отряд на две колонны: одна должна была спуститься на плоскость чрез Моурав-даг, Доор-Джибал и Месельдигер; другая — пройти из Джурмута на горные магалы, т. е. от истоков аварского Койсу до верховьев Самура, чрез Сары-даг, по водоразделу этих рек. Сары-даг представляет собою отрог главного хребта, имеет направление с юго-запада на северо-восток и отделяет водный бассейн трех Койсу от бассейна Самура. Отрог этот имеет значительную высоту над уровнем моря: Сары-даг освобождается от снегов только в исключительно жаркое лето, да и то лишь в течение второй половины июля. Лето 1850-го года, напротив, было обильно дождями, и тропинка Сары-дага стала почти недоступною для горной артиллерии и вьючного обоза. С колонною должны были идти и 4-ре десятифунтовых орудия, которыми я командовал: при подобном [634] движении грозила опасность их совсем лишиться, но все мои представления о том были напрасны. В стараниях моих освободиться от такой тяжелой ответственности, я напал, наконец, на аргумент тем более неопровержимый, что он касался всей нашей колонны: провианта у нас было только на 4-ре дня. Я тотчас сообщил о том начальнику колонны, Давыдову, а тот передал Бельгарду, который — в страшной досаде на возникавшие его плану препятствия — принужден однако был отменить движение на Сары-даг и немедленно приказал полковнику Давыдову идти в Кялало форсированным маршем, по нижней дороге (чрез плоскость). Мы впоследствии увидим, что — в силу случайных обстоятельств — движение в горные магалы чрез Сары-даг оказалось бы одним из самых удачных маневров и имело бы роковые для неприятеля последствия. Бельгард потом горько сожалел о своей уступчивости Давыдову, но в это время, в бытность на Тамалде, он еще ничего не знал о предпринятом горцами вторжении на плоскость.

18-го июля колонна полковника Давыдова, состоявшая из двух баталионов эриванского карабинерного полка, при 4-х орудиях горной № 3-го батареи ²³, выступила в Закаталы. Несмотря на беспрерывный двухдневный дождь, колонна прибыла в крепость в 10-ть часов утра 20-го июля. Здесь нас встретили известием о вторжении лезгин, под предводительством наиба Тамим-аги, на плоскость чрез мухахское ущелье и о разорении ими одного селения. Пробыв в Закаталах ровно столько времени, сколько необходимо было для приемки провианта и пополнения боевых [635] припасов, израсходованных в последних делах, мы двинулись к селению Мухах, которого и достигли к ночи. Местные жители и нарочные полковника М. ... (временно начальствовавшего в джаро-белоканском округе) передали нам, что неприятель уже отступил на Динди-даг. Известие было весьма правдоподобно, так как Тамим-ага, по спуске на плоскость, не отходил далеко от подошвы гор и, по первой вести о приближении нашей колонны, мог беспрепятственно уйти назад в горные трущобы. К тому же М... еще с утра пустился на поиски неприятеля, и направление, принятое Тамим-агою, не могло от него укрыться. Утомление войск было притом так велико, и ночное движение представляло так много невыгодных сторон, что мы заночевали в селении Мухах.

На рассвете следующего дня мы уже поднимались к Динди-дагу. Вскоре М...., во главе 4-х сотен грузинской конной милиции, присоединился к нам и принял начальство над колонною. Во время движения, к нам со всех сторон доходили известия о сосредоточении неприятеля на Динди-даге. В 7-ми верстах от Мухаха, на урочище Алиаскар, войска сделали привал. Не прошло и четверти часа, как наши милиционные разъезды дали знать о присутствии неприятеля в двух верстах от нас, у селения Сувагиль, на динди-дагской дороге. В ту же минуту колонна тронулась дальше, но, вместо всякой диспозиции войск к предстоящему бою, начальник наш только отдавал приказания идти как можно скорее. Пехота бросилась вперед бегом; горная артиллерия, неприспособленная к такому быстрому способу передвижения, едва поспевала за нею. Громадная скала скрывала от нас селение Сувагиль; пока мы ее обогнули, милиция уже завязала дело с [636] лезгинами, и горное эхо гремело перекатами ружейной пальбы. Лезгины дебушировали в горную долину, на дорогу к Динди-дагу: часть партии была уже внизу; другая, обремененная добычею, спускалась еще с горы по боковой тропе. Отступить немедленно им ²⁴ было невозможно: не успевшая спуститься партия вся осталась бы в наших руках. Горцам во что бы то ни стало приходилось удерживать место соединения зарнинской тропинки ²⁵ с динди-дагскою дорогою до сбора всей партии. С этою целью часть партии, уже спустившаяся в долину, заняла селение Сувагиль, опираясь правым флангом на стремительный ноток Мухах-чая; центр неприятеля прикрывался садами, равно как и левый фланг, примыкавший к крутым скатам горного отрога. Дорога из селения Мухах к Динди-дагу проходит чрез селение Сувагиль, затем заворачивает под прямым углом влево и пролегает по мухахскому ущелью до самого перевала Динди-дага; тропинка из селения Зарна, по которой шли горцы с добычею, ничто иное, как продолжение упомянутой дороги по прямому направлению. Поэтому, направление нашего движения было перпендикулярно пути, по которому отступали лезгины к точке соединения обеих дорог. Выбив неприятеля из занятого им селения, мы раздавили бы ту часть партии, которая держалась в долине, имея в тылу переполненный дождями поток Мухах-чая, и отрезали бы отступление остальным горцам. Положение лезгин было критическое: их было до 1500-т человек конных и пеших; наши же силы состояли из [637] двух, хотя слабого состава, баталионов пехоты, около 500-т штыков в каждом, и 400-т милиционеров, при четырех горных орудиях. Этого было более нежели достаточно, чтобы разгромить подобный сброд,— стоило только не медлить атакою: минута была самая благоприятная — горцы попались в настоящую западню. Теперь взглянем, как начальником колонны была выполнена обязанность главного распорядителя боя.

Мною уже упомянуто, что при первом известии о присутствии партии лезгин командовавший колонною только отдал приказание прибавить ходу. Пехота бегом спустилась в долину Сувагиля по тропинке справа, мои орудия спешили вслед за нею. При быстроте движения правильность и сомкнутость строя нарушились, и когда я вторично переправился чрез Мухах-чай, то нашел в сувагильской долине только одну роту, в величайшем беспорядке бежавшую к селению. Перед самым Сувагилем авангард наш, состоявший из конной милиции, завязал перестрелку с неприятелем и совершенно заслонил его от нас. Едва успел я вступить на берег реки после вторичной переправы, как со стороны Сувагиля раздался боевой клик лезгин, и вслед затем милиция опрометью бросилась назад, угрожая в своем бегстве смять наши войска и поставить их в невозможность защищаться от неприятеля, которого беглецы навели бы на нас на своих плечах. В эту минуту у нас не было и десятка человек в строю: вся колонна бежала вразброд по дороге и не успела стянуться к месту боя. Орудия были тотчас сняты с передков, и так как неприятеля не было видно из-за несшейся на нас милиции, то я пустил две гранаты чрез головы бежавших. Действие выстрелов было мгновенно: скакавшая толпа [638] раздалась по средине и ринулась за фланги батареи; мы увидели неприятеля впереди нас, в версте расстояния, по разгроме милиции медленно отступавшего в садам селения Сувагиль. За дальностью расстояния, орудийный огонь был бы для него безвреден, и я приказал взять на передки, чтобы приблизиться на действительный картечный выстрел; но не успели мы пройти нескольких шагов, как начальник колонны приказал мне снова снять орудия с передков и открыть огонь. Я ему заметил, что выгоднее, пользуясь удобною местностью, приблизиться к неприятелю и, открыв огонь на малой дистанции, принудить горцев очистить селение. В ответ на это он подтвердил свое приказание — и мне оставалось только повиноваться. Огонь горных единорогов на расстоянии 500-т саженей совершенно недействителен, но неприятель, желая вполне выйти из сферы артиллерийского огня, отошел еще на 150-т или 200-ти саженей и занял пункт, где сходились обе дороги. Тотчас же лезгины, запоздавшие на зарнинской тропинке, присоединились к остальной партии. Горцы видимо старались избегнуть боя и уйти как можно скорее в горы, тем более, что вся партия была уже в сборе. Наше бездействие было им очень на руку: в положении, в котором они находились, одной атаки нашей было достаточно, чтобы сбить их с позиции и отрезать им единственный путь к отступлению. Пока неприятель стоял на месте — и мы не двигались; как только горцы потянулись к Динди-дагу — и мы тронулись им вслед, но постоянно на дистанции 500-т саженей; огонь наших орудий не прекращался. Возмущенный этою непостижимою медленностью, я несколько раз пытался выдвинуть орудия вперед; тогда начальник колонны, в [639] досаде на мое неповиновение и мои возражения, сделал мне формальный выговор — и мне поневоле пришлось отказаться от намерения нанести хотя какой-нибудь вред неприятелю. Переправа чрез горный поток еще раз задержала горцев, но одновременно с ними остановились и мы, и двинулись снова вперед только тогда, когда лезгины, перейдя реку, ускорили свое отступление. Несколько времени мы еще преследовали уходившую партию, но частые переправы чрез Мухах-чай слишком затрудняли наши войска (реку переходили вброд, пехота садилась на лошадей милиции), и командовавший колонною остановил ее на урочище Джинжимах-тахта, дальнейшее же преследование неприятеля поручил полковнику Давыдову с двумя ротами пехоты и милициею, при одном орудии. Освободившись от опеки начальства, Давыдов готов был предпринять что-либо более решительное, но уже было поздно: лезгины достигли Динди-дага, и хотя на этот подъем им, с захваченными стадами и разнородною добычею на руках, потребовалось несколько часов, а Давыдов настиг их еще у подошвы перевала, но позиция, занятая горцами для прикрытия подъема на Динди-даг, была совершению неприступна; в распоряжении же Давыдова было слишком мало сил, чтобы действовать наступательно. Ему пришлось оставаться бессильным зрителем отступления горцев, по уходе которых он занял позицию на урочище Адам-тахта, куда к нему стянулась к вечеру и вся колонна. Наше предприятие окончилось полнейшей неудачей.

Редко случается встретить обстоятельства благоприятнее выпавших нам на долю в деле у селения Сувагиль: между тем неприятель ушел от нас здрав и невредим. Вся тяжесть вины в этой неудаче [640] падает на начальника колонны, который на другой день уехал в Закаталы, передав начальство полковнику Давыдову.

Давыдов на стоянке в Адам-тахта принялся за энергическое обсуждение плана наступательных действий на Динди-даг, уже очищенный неприятелем. Весь день 22-го июля прошел в рассуждениях, к вечеру план был окончательно выработан. Движение на Динди-даг решено исполнить двумя колоннами: правою — через Сапун-даг, и левою — по главной тропинке — чрез Вадал-даг. Первая колонна выступила 23-го числа в два часа пополуночи, вторая — в 10-ть часов утра того же дня. Хотя все эти ученые измышления были вполне призрачны, в виду несомненного отсутствия неприятеля, но тем не менее они оказывались до крайности ошибочными, будучи составлены в предположении, что Динди-даг еще занят горцами. Назначенная в обход неприятеля колонна, будучи предоставлена собственным средствам, могла попасть в положение крайне затруднительное, так как подъем на Сапун-даг, в верхней его части, очень крут, обрывист, окружен пропастями и положительно недоступен при существовании обороны; это движение могло быть успешным единственно при условии одновременной фронтальной атаки со стороны Вадал-дага.

Динди-даг и позиция у Кялало заняты нами без выстрела.

Лезгины удалились, да и нам ничего другого не оставалось делать, но Давыдов распорядился иначе. 25-го июля мы направились в Баш-Кусур (крайний аул горных магалов у истоков Самура), с целью вновь подкрепить нравственное наше влияние ²⁶, [641] несколько ослабленное последними происшествиями. Это подкрепление нашего влияния производилось посредством мер чисто полицейского свойства: солдаты съели в Кусуре шестьсот чуреков (лезгинский хлеб), от 25-ти до 30-ти баранов и с десяток коров, а 26-го числа мы вернулись в Кялало с торжеством и с остатками взятых в Кусуре припасов — вместо трофеев.

Этим эпизодом закончилась боевая деятельность Давыдова: он был вызван в Закаталы, где его ожидало горькое разочарование.

Чрез два дня по уходе нашем с Тамалды весть о вторжении горцев дошла до генерала Бельгарда, и он поспешно снялся с позиции с остававшимися при нем войсками. Расположив свой отряд на Месельдигере, он прибыл в Закаталы, сменил джаро-белоканского окружного начальника князя Эристова и временно назначил на его место полковника Давыдова. Затем Бельгард, наскоро обеспечив войска провиантом, двинул свой отряд из Закатал чрез Гудур-даг и селение Кусур на Кялало и, взбешенный неудачею 21-го июля, прибыл в это селение с намерением немедленно открыть наступательные действия. Но благоприятное для военных действий время года уже прошло: продолжительные дожди испортили дороги и переполнили водою потоки в горах, холод со дня на день усиливался, в фураже ощущался уже недостаток, — и Бельгард, проведя в Кялало несколько дней в бездействии и обсуждении планов атаки Ириба (резиденции султана), вынужден был наконец подумать о сбережении людей и лошадей. 5-го августа мы выступили из Кялало. Две роты пехоты оставлены были на Вадал-даге, четыре роты с моим горным дивизионом на Сапун-даге (все шесть рот на [642] южном склоне гор, обращенном к алазанской долине), а остальные войска расположены в разных пунктах на плоскости.

Бельгард избрал своею резиденциею Закаталы, по центральному положению этого укрепления на линии: там он отдыхал, не отказываясь впрочем от намерения предпринять что-нибудь в роде канадальского или джурмутского набега — как вдруг смерть князя Эристова разрушила его планы.

Оскорбленный своим смещением, Эристов решился уехать из Закатал в Тифлис, где жила его семья, и просить защиты у князя Воронцова. Первый перегон от Закатал в Тифлис, до станции Муганло на Алазани, небезопасен; поэтому сообщение между этими пунктами производится не иначе, как под надежным прикрытием, два раза в неделю. Эристов выехал из Закатал тоже с оказиею, но — будучи характера самонадеянного и нетерпеливого — не вынес скуки медленного движения и, приказав погнать лошадей, опередил оказию. Дорога здесь идет по широкой лесной просеке. Не успел Эристов проехать и одной версты, как подвергся нападению десятков трех лезгин, поджидавших его в засаде. Упряжные лошади его были отличные, но грязь невылазная. Эристова догнали, всего изрешетили пулями, изрубили шашками и кинжалами. Прибывшая в скорости оказия застала лишь его изувеченный труп.

На кого же должна была пасть ответственность в гибели Эристова? Несомненно, что единственным виновником ее был он сам. Он выехал из Закатал с конвоем из 60-ти человек пехоты и 8-ми казаков, которых было вполне достаточно для его охраны: ни Бельгард, ни Давыдов в гибели Эристова [643] неповинны. Но не так взглянул на это дело Воронцов: огорченный до крайности, он написал Бельгарду несколько очень жестких писем, в которых ставил ему в вину все его действия в течение лета 1850-го года, не исключая и набегов на Джурмут и Канадал. В заключение, Воронцов вызвал Бельгарда в Тифлис, а Давыдова сослал в Кизляр. Несколько времени спустя состоялось перемещение Бельгарда с Кавказа в Россию, где ему дали пехотную бригаду.

«Sic transit gloria mundi!» ²⁷.

В течение двух месяцев мы пользовались полнейшим спокойствием. В начале сентября выпавший снег заставил нас спуститься на плоскость. В первой половине октября Хаджи-Мурат (аварский наиб) задумал набег на долину Алазани. Вечером 10-го числа он спустился с гор, с партиею от 600-т до 700-т всадников, в селение Кум, в 4-х верстах от селения Ках, и 11-го направился к большой дороге из Тифлиса в Нуху. У Каха стояли две роты гренадер ²⁸ с двумя горными орудиями моего дивизиона. Жители дали нам знать о вторжении горцев только тогда, когда Хаджи-Мурат был уже в селении Кум. Мы несколько часов шли по его следам, но не могли настичь и решились поджидать хищников на возвратном пути их в горы. Этот план был не из блистательных, но ненадежность сообщенных нам сведений о партии и совершенный недостаток кавалерии вынуждали нас остановиться на этой полумере. К тому же начальник нашей колонны полковник князь Чавчавадзе был человек храбрости неоспоримой, но вместе с тем и нерешительный. Весь день прошел [644] в бесцельных переходах по разным направлениям. 12-го числа прибыл в Ках М… с баталионом пехоты. Приняв главное начальство, он открыл действия переходом, удалявшим отряд от тех мест, где можно было надеяться на встречу с неприятелем. Между тем Хаджи-Мурат 11-го числа сжег бабаратминский пост, затем некоторое время держался большой дороги, откуда, на полпути от селения Сучми ²⁹, разгромил армянское селение Таш-булах, где захватил в плен несколько семей местных жителей, обогнул Нуху и, обманув своими быстрыми движениями собранную в значительном числе милицию и баталион тифлисского егерского полка, которые были высланы за ним в погоню, избрал пунктом возвращения в горы селение Кошка-чай.

На рассвете мы получили не подлежавшее сомнению извещение о движении Хаджи-Мурата на селения Амбар-чай и Кошка-чай. При этом известии начальнику нашему волей-неволей приходилось поднять войска с привала, на котором мы уже несколько часов отдыхали, ожидая, по словам М...., развития намерений неприятеля. Благодаря бесцельному утреннему маневрированию, мы очутились верстах в двадцати от Кошка-чая.

Отряд быстро двинулся вперед и к трем часам пополудни был в Амбар-чае. Но уже было поздно: Хаджи-Мурат стоял на своем пути отступления. Обремененная добычею и пленными, его конница на наших глазах вытягивалась по кошка-чайской тропинке, и все, что мы могли еще сделать, продолжая нашу погоню, это — отхватить десятка три конных от [645] хвоста уходившей партии. Несмотря на то, неприятель не мог считать себя в полной безопасности. Кошка-чайская тропинка, единственный путь его отступления, после подъема на отрог хребта снова спускается в элисуйское ущелье и, пройдя чрез селение Элису, вьется по ущелью до селения Сары-баш, откуда уже взбирается на подъем главного хребта. Мы были в 15-ти верстах от Элису, неприятель — в таком же расстоянии, но зато путь нам лежал по долине, а горцам, и без того утомленным быстрыми передвижениями ³⁰, предстояло уходить по крутой, обрывистой тропе. Нам теперь следовало спешить в Элису с двумя баталионами, оставив в Кошка-чае две роты, для заслона нижней дороги, на случай попытки неприятеля снова броситься на плоскость. С занятием нами Элису, горцы оказались бы запертыми на тропинке, как в западне. Однако распоряжения в этом смысле не последовало. В продолжение трех часов мы оставались безучастными зрителями отступления врага, и — когда последний неприятельский всадник скрылся из виду — вся наша колонна направилась на Ках. В сумерки мы проходили в 5-ти верстах от Элису, и тут еще раз блеснула нам надежда настичь уходившую партию. Но по прибытии колонны в Ках, начальник ее отделился от нас, сохранив впрочем, начальство за собою, и расположился на ночлег на закатальской дороге, оставив шесть рот пехоты у Каха. Утром 13-го числа он двинулся к Закаталам, послав нам в 11-ть часов утра приказание идти в Элису. Понятно, насколько подобное распоряжение было [646] несвоевременно. В час пополудни мы вступили в Элису, но неприятеля уже и след простыл. Предположения нами оправдались вполне на деле: партия Хаджи-Мурата не могла идти дальше, вследствие полного изнурения коней, и ночевала в Элису. Мюриды убеждали своего предводителя в крайней опасности ночлега в Элису: «русские — говорили они — так близко от нас, что могут нагрянуть сюда ночью: тогда мы погибли». — «Успокойтесь, отвечал Хаджи-Мурат: они не тронутся с места до утра, пока не напьются чаю; а так как мы чаю не пьем, то за это время преблагополучно уберемся восвояси».

В погоне за Хаджи-Муратом, как и в сувагильсном деле, М.... не отступил от своего неизменного правила: бегущему врагу — золотой мост. Все его действия были направлены к одной цели — избежать встречи с неприятелем и не заграждать ему пути к отступлению. Распоряжение 13-го числа о движении в Элису было им отдано единственно во избежание ответственности за медлительность, или — пожалуй — за нерадение.

С отъездом Бельгарда, М...., как старший, вступил в командование лезгинским отрядом до возвращения генерала Чиляева. В октябре Чиляев приехал. В последних числах месяца, несмотря на глубокие снега, покрывавшие горы, партия в несколько сот лезгин сделала попытку прорваться на плоскость чрез элисуйское ущелье. Прибывший немедленно из Закатал генерал Чиляев тотчас разместил войска у всех горных проходов правого фланга линии, и лезгины, боясь быть отрезанными от гор, разошлись по домам. Во время этой последней попытки горцев, Чиляеву пришлось пробыть на походе целую ночь под [647] холодным, пронизывающим насквозь дождем: его расшатанное здоровье получило сильное потрясение, и он умер, едва успев доехать до Закатал.

Вплоть до 10-го ноября колонна наша простояла в Кахе. В этот день последовал роспуск лезгинского отряда, и все части войск, в него входившие, направлены по своим штаб-квартирам.

20-го ноября выступил из Закатал и мой дивизион (горной № 3-го батареи). На пути следования нам встретился генерал князь Орбелиани, назначенный начальником лезгинского отряда.

Комментарии

1. Рукопись эта принадлежит перу генерал-маиора графа Доливо-Добровольского-Евдокимова и сообщена в редакцию его вдовою. Подлинник на французском языке, перевод сделан П. Волховским. Ред.

2. Точки в подлиннике. По-видимому, речь идет о генерал-маиоре Реуте, бывшем начальником джарской и белоканской провинций в 1831-м году. Ред.

3. Укрепление Новые Закаталы, на реке Тала-чай, у селения Закаталы, от которого и получило свое название, запирает выход из ущелья того же имени. Ред.

4. Ингулойцы, живущие в элисуйском ханстве, ничто иное, как в давние времена подпавшие под владычество горцев грузины. Они были вынуждены переменить христианство на ислам, чтобы избавиться от религиозных преследований со стороны победителей. Авт.

5. За исключением Кахетии, присоединившейся с Грузиею. Ред.

6. Точки в подлиннике. Последнее владетельное лицо в Элису был Даниэль-султан, бежавший в горы в 1844-м году. Подробности см. в статье «1844-й год на Кавказе», помещенной в этой же книге Сборника. Ред.

7. Точки в подлиннике: Даниэль-султана. Ред.

8. Точки в подлиннике: Даниэль-султан. Ред.

9. Точки в подлиннике: Даниэль-султана. Ред.

10. Для справок см. статью: «1844-й год на Кавказе». Ред.

11. По имеющимся сведениям, генерал Шварц сам находился в это время в крайне стесненном положении, имея в распоряжении своем только 4-ре баталиона весьма слабого состава и ожидая с минуты на минуту вторжения Даниэль-бека в джаро-белоканский округ. Он даже доносил об этом генералу Клюки-фон-Клугенау, прося его усилить отряд частями из 21-й Пехотной дивизии. Ред.

12. Описание защиты укрепления Ахты помещено в этой же книжке Сборника, в статье: «Трехлетие в Дагестане». Ред.

13. По имеющимся сведениям, состав лезгинского отряда был следующий: 3-й баталион и две роты 4-го баталиона грузинского гренадерского полка, 2-й и 3-й баталионы эриванского карабинерного полка, 1-й баталион Тифлисского егерского полка, одна рота кавказского саперного баталиона, команда кавказского стрелкового баталиона, две сотни грузинской пешей дружины, одна сотня донского № 12-го казачьего полка, 4-ре орудия горной № 1-го батареи кавказской гренадерской артиллерийской бригады, 4-ре орудия горной № 3-го батареи и 4-ре станка ракетной команды легкой № 7-го батареи 21-й артиллерийской бригады Эти войска составили действующий отряд, поступивший под начальство генерала Бельгарда. Ред.

14. На основании реляции, состав отряда был слабее: кавказского стрелкового баталиона только один взвод, грузинской пешей милиции одна сотня и донских казаков 1/2 сотни; ракетной команды не было, а была команда с крепостными ружьями. Остальные части у автора приведены верно.

15. Очевидная ошибка: селение Бехельда расположено на правом берегу Джурмут-чая, несколько выше устья Рогно-ора, впадающего в первую реку не с правой, а с левой стороны. Ред.

16. Относительно ракетной команды см. примечание на странице 624-й. Ред.

17. Камелюх — селение на правом берегу Джурмут-чая, у впадения в него речки Умла-кала. Ред.

18. Стрелков была не рота, а команда. Ред.

19. Ошибка: стрелков была только команда, немного более взвода. Ред.

20. Этот хребет носит имя Яби-меер. Ред.

21. Очевидная ошибка: селение Коло или Колоб стоит на правом берегу реки Кюндал. Ред.

22. Река Кюндал. Ред.

23. Дивизион горной № 3-го батареи 21-й артиллерийской бригады, состоявший под командою автора. Ред.

24. Т. е. передовой части партии, уже спустившейся в горную долину. Ред.

25. Тропинка идет из селения Зарна, стоящего при выходе из каны-чайского ущелья, переваливает через поперечный горный отрог и спускается в мухахское ущелье несколько выше селения малый Сувагиль, где соединяется с динди-дагскою дорогою. Ред.

26. Курсив в подлиннике. Ред.

27. Так мимолетна слава.

28. Грузинского гренадерского полка. Ред.

29. Селение Сучмин-додня, бывший Сучминский пост, на большой дороге из Нухи в Елисаветополь. Ред.

30. В продолжение двух дней, 11-го и 12-го октября, Хаджи-Мурат сделал 160-т верст; всего же за трое суток, с 10-го по 12-е число, он прошел более 200-т верст. Авт.

Текст воспроизведен по изданию: Экспедиция 1850-го года на Лезгинской линии // Кавказский сборник, Том 7. 1883