Даргинская экспедиция 1845 года в мемуарах современников

Хроника Даргинской экспедиции периодически появлялась на страницах газет, регулярно — в газете «Русский инвалид» 53. Общественность Петербурга и других российских городов имела возможность следить на страницах «Инвалида» за развитием военных действий. Информация о событиях на Кавказе появлялась в газетах примерно через месяц после того, как они свершались, но публикации печатались регулярно в рубрике «Известия с Кавказа» (экспедиция продолжалась с 31 мая по 20 июля). Кроме того, «Русский инвалид» издавал специальные «прибавлениям к отдельным номерам, в которых подробно описывались некоторые военные операции, действия солдат и офицеров. Сообщения главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом носили победный характер. Личный состав отряда, осуществлявшего планы Николая 1 в отношении Шамиля, Воронцов оценивал в самых восторженных выражениях «Г[оспода] частые начальники, офицеры и нижние чины оживлены наилучшим духом, всякий желает быть впереди и принять участие в действиях, невзирая на трудности и лишения похода, число больных весьма ограничено, одним словом, войска находятся в таком состоянии, в каком Его Величество желает их [23] видеть» 54. 5 июня были взяты Андийские высоты, что открыло путь к далее намеченной цели — Дарго. Однако во время взятия горы Зунумеер произошли трагические события, связанные с непредсказуемостью погоды в высокогорных условиях. Газетные сообщения, безусловно, будоражили общественное мнение читающей публики, особенно той его части, которая прямо или косвенно была причастна к событиям, происходящим на Кавказе например, если родственники находились в действующих частях кавказской армии. Не оставались равнодушными к «кавказской тематике» н сами бывшие «кавказцы». Одни из них уже вышли в отставку из-за ран. полученных в боях, другие подорвали здоровье в неблагоприятных условиях местного климата, у кого-то вышел срок службы или ссылки, более удачливые получили новые чины и назначения в другие губернии России или в Петербург, но все они продолжали следить за жизнью на Кавказе. Часть грамотного слоя постоянно интересовалась происходившими событиями на Кавказе, но в целом Россия жила своей обособленной жизнью, своими политическими, экономическими, социальными и культурными проблемами. Для большинства населения Кавказ всегда оставался на периферии сознания. Эта ситуация нашла очень характерное выражение в мемуарах военного историка А.Л. Зиссермана. Он отдал службе на Кавказе десятки лет, оставил после себя труды по военной истории и воспоминания: «Помню, — писал он, — как в то пребывание в России меня поразило отсутствие в русском обществе самых элементарных сведении о Кавказе; представления о нем были самые забавные. Конечно, мы всегда больше интересовались положением какой-нибудь Бразилии, чем своего отчества, и неведение оправдывалось крайне ограниченным числом желающих читать, но все же казалось странным, что люди так называемого образованного класса относились с полным равнодушием к окраине, бывшей уже полвека в руках России, содержавшей там двухсоттысячную армию и приносившей громадные жертвы на борьбу с горцами, борьбу, казавшуюся бесконечной. Вопросы, с которыми ко мне обращались, могут показаться плохими анекдотами….» 55.

Даргинская экспедиция вышла за рамки обычных событий, слухи о ней всколыхнули российское общество, такой всплеск общественного внимания был вызван огромными потерями в войсках: из 12-тысячного отряда около 4-х тысяч оказались убитыми и ранеными.

Брожение общественного мнения по поводу результатов экспедиции началось по мере поступления как официальной информации (из газет), так и неофициальной (из личной переписки). Сначала многие факты воспринимались как слухи, об этом красноречиво свидетельствуют письма генерала А. П. Ермолова к гр. M. С. Воронцову, в которых он передает услышанные пересуды. Содержание его писем точно отражает настроения в обществе, царившие в то время. «Говорят, что лучше было не ходить в горы, нежели главнокомандующему поставить себя в положение быть преследуемому и [24] окруженному; что неудачное предприятие должно непременно возвысить славу Шамиля, что если требовано неотлагательное разрушение деревушки Дарго, лучше было поручить кому-нибудь из генералов. Рассказчики выставляют потерю трех генералов, утверждая, что без сильного поражения этого быть не могло. Против всякой очевидности говорят, что восстановленный тобою дух войск должен упасть необходимо и что это, конечно, не легко поправить… Многих встревожило, что главнокомандующего пять адъютантов вдруг могли быть подвержены опасности. Неизвестно кто разгласил, что будто ты вынимал саблю в собственную защиту. Словом, множество нелепостей, одна другой глупейших...» 56.

Подробности об истинных событиях общественность узнает позже из опубликованных мемуаров, в которых спустя десятилетия будут фигурировать не только победные мотивы. Многие «вымыслы» из письма Ермолова найдут подтверждение в воспоминаниях очевидцев. Авторы воспоминаний дадут справедливую оценку и самой цели экспедиции, и способам ее достижения, и цене, за нее заплаченной, а пока же официальный Петербург должен был выйти из положения, не роняя престижа, и делал это с помощью публикации «Обзора военных действии на Кавказе в 1845 г.». В результате российское общество получило официальное объяснение: несмотря на тяжелые условия и опасности, перенесенные войсками «с привычным им терпением и решимостью», наконец дано понять горцам, что русские войска способны проникнуть на территорию, считавшуюся до сих пор недоступной 57. Эти выводы, по мнению официального Петербурга, должны были положить конец толкам и пересудам.

Правительство признавало, что интерес к походу был не только у тех «кому предстояла честь участвовать в оном, и вообще в жителях здешнего края, но и в большой части России, где знали о приготовлениях к наступлению войск, в страну доселе неизвестную». В мой части «Обзора...» его автор не совсем точен. Попытки продвинуться в высокогорные районы Чечни и Дагестана предпринимались не раз. А. П. Ермолов писал по этому поводу М. С. Воронцову: «… Итак, не говоря уже за себя, чье имя уже почти не вспоминается среди живущих, но за позднейшие времена скажу, что несправедливо утверждаешь ты, что войска Русские не появлялись там, где были они в прошедшем 1845 году Частию по самой той дороге, по которой ты шел из Дарго, покойный генерал Розен н генерал Вельяминов переправились через Аксай и далее в селение Беной...Теперь в Москве Бутырский пехотный полк, который, помнится, был даже в Дарго. Оно не имело нынешней знаменитости, ибо не было подозреваемо о Шамиле, и верно его никто не знал. Владычествовал тогда Кази-Мулла…» 58. В мае 1842 года генерал Граббе возглавлял поход, одной из целей которого было «нанести удар в сердце мюридизма» 59 Дарго. Эта крупная по численности войск экспедиция завершилась огромными [25] потерями (убитых и раненых около 1800 человек), не достигнув цели. Граббе, ввиду большого числа раненых и убитых, отступил. Неудачей завершился и следующий его поход в июне того же года к аулу Игали, чтобы закрепиться на Андийском Койсу. Поражения преследовали русское командование и в последующих походах в Чечню и Дагестан. С 1840 по 1843 год Шамиль достиг огромной власти и влияния в этих горных районах. Почти все территории, приобретенные Россией за предыдущие 50 лет, были утрачены, «и восстанавливать утраченное предстояло сызнова...теперь Россия имела дело не с разрозненными племенами, а с государством, в распоряжении которого были тысячи храбрых и фанатичных воинов, послушных воле одного человека» 60. Начиная экспедицию в Дарго, ни правительство, ни наместник кавказский еще не понимали этого. Для них Шамиль был только «разбойником», а его войско «скопищем хищников», «логово» которого они поставили целью уничтожить.

«Обзор военных действий на Кавказе в 1845 году» лишен и намека на какой-либо анализ экспедиции, проходившей очень неровно и закончившейся большими потерями личного состава, орудий, продовольствия, казенных денег, лошадей. Автор обзора строго придерживается описательного стиля, приводит подробности переходов, отдельных боев, действий командования, состава и численности войск, количества убитых и раненых, не упускает случая отмстить храбрость личного состава, замешательство и панику среди горцев, он не ставит под сомнение ни одного из тактических решений главнокомандующего и генералов, хотя на протяжении всей экспедиции их было немало. То, что было известно и самому графу М С. Воронцову, и его штабу, и строевым офицерам, и рядовым, не должно было стать достоянием широкой общественности. Тем не менее, слухи о трагических итогах экспедиции, тщательно замаскированные командованием в Петербурге и на Кавказе, все же стали достоянием общественного мнения, которое сильно отличалось от официального.

Большой фактический материал, собранный в «Обзоре...», по численности и составу русских отрядов, раненых, погибших, подробные описания событии экспедиции, фактически повторяют содержание журналов военных действий и рапортов командиров. Составленный на основе официальных документов, часть которых к настоящему моменту утрачена, а другая недоступна для исследования, «Обзор...» является ценным историческим источником для изучения Даргинской экспедиции, состояния кавказской армии середины XIX века и Кавказской войны в целом. Никто из мемуаристов и историков не обходил стороной материалов «Обзора...», на протяжении многих десятилетий он был практически единственным опубликованным источником для исследования Даргинской экспедиции. До настоящего времени статистические данные «Обзора...» не подвергались проверке и анализу, поэтому качественный и [26] количественный состав Даргинского похода, встречающийся в других исследованиях и мемуарах, сравнивается с официальными данными, опубликованными в «Обзоре...».

Интерес к Даргинской экспедиции сохранялся на протяжении многих лет.

В 1855 году в «Военном журнале» в разделе «Военная история» была напечатана небольшая по объему статья «Экспедиция в Дарго 1845 года» 61 видимо, в связи с десятилетием события. Она представляет собой сжатый очерк о Даргинском походе, написанный по материалам «Обзора...», и не изменяет его победному стилю. Для ее издания, кроме круглой годовщины похода, видимо, были и иные мотивы. В середине 50-х годов на Кавказе сложился переходный период: менялось командование, время князя Воронцова ушло, час князя Барятинского еще не пробил, главнокомандующий Отдельный Кавказским корпусом Н. Н. Муравьев не пользовался популярностью на должности главнокомандующего и наместника, Кавказ жил ожиданием перемен. Война на Восточном Кавказе продолжалась, но завершение ее было заторможено Крымской войной, необходимы были новые импульсы, в том числе идеологические, чтобы привлечь внимание к проблеме. Анонимная статья, написанная оптимистичным тоном, вполне соответствовала моменту. Ее историографическая ценность невелика, ссылки на источники и литературу не приводятся, по содержанию она в некоторых местах дословно совпадает с «Обзором...», но в сокращенном и обобщенном варианте.

В 1856 году «Артиллерийский журнал» опубликовал «Журнал военных действий артиллерии Чеченского отряда в экспедиции в Дарго в 1845 году» 62.

В 1859 году в «Военном сборнике» под псевдонимом А.-Д. Г. была опубликована работа «Поход 1845 года в Дарго» 63. Автор ее Дмитрий Гаврилович Анучин (1833-1900), военный писатель, опирался главным образом на «Обзор...», но дополнительно привлек официальные материалы экспедиции и документы из некоторых частных архивов, снабдил статью собственными комментариями и примечаниями. Приведенная им статистика почти всегда совпадает с данными «Обзора…», правда, встречаются некоторые разночтения. Анучин сделал более объективные выводы из результатов похода. Этот факт заслуживает внимания по той причине, что впервые было публично высказано мнение, идущее в разрез с официальной точкой зрения. Анучин подчеркивал, что движение в горы не может быть самоцелью, идти туда «...прежде, чем мы владеем плоскостями и предгорьями, не только бесполезно, но и опасно ..», «...что смелые движения, как бы они небыли блестящи, но если за ними следует необходимость уступить обратно горцам занятую часть, принесут нам вред, а не пользу», «...что весь почти 1845 год был потерян, и, употребив огромные силы, мы не подвинулись вперед ни шагу в восточной части Кавказа», «…что экспедиция подорвала в них (горцах. — Г. Л.) страх к нашим силам так, что когда весной 1846 года началось обратное движение [27] частей 5-го пехотного корпуса и Россию, Шамиль произвел движение в Кабарду» 64. В 1859 году, когда вышла статья Анучина, Кавказская война вошла в завершающую стадию, это был год пленения Шамиля и триумфа кавказской армии под командованием князя А. И. Барятинского. Цензура теперь была более снисходительна к освещению событий прошлого и допускала критический тон в их оценках Еще одной заметной публикацией, посвященной истории Даргинской экспедиции, стала работа А. Ржевуского «1845 год на Кавказе» 65 — это своеобразный обзор событий в восточной и западной частях Кавказа на протяжении 1845 года. Значительное место в нем отведено походу в Дарго. Рассказ о событиях похода является компиляцией из опубликованных ранее работ, посвященных Даргинской экспедиции.

События Даргинской экспедиции достаточно подробно освещены в историях полков, принимавших в ней участие. Истории полков издавались, как правило, к юбилейным датам 66. В них помещались самые важные события, поэтому поход в Дарго занимает в них заметное место. Главы, посвященные ему, написаны на материалах высочайших приказов, полковых архивов, главным образом, журналов важнейшим событиям в полку за 1845 г., донесений гр. Воронцова императору, приказов по Отдельному Кавказскому корпусу, донесений полковых командиров, воспоминаний участников Даргинского похода. Истории полков, написанные с привлечением архивных документов, дают богатейший фактический материал, состоящий из подробных описаний локальных боев, имена личного состава, описание действий чуть ли не каждого офицера или солдата, они приводят свою статистику убитых и раненых. Например, с помощью материалов по истории Куринского полка, составленной Брюховецким, удалось установить авторство воспоминаний одного из участников «сухарной экспедиции» генерал-майора фон Мерклина.

Нет ни одного историка, который, занимаясь исследованием Кавказской войны, обошел бы молчанием события лета 1845 года. Все они сходились в единодушном мнении о том, что экспедиция в Дарго послужила переменам в военной стратегии на Кавказе и Николай I, и генеральный штаб, и местное командование отступились от политики «блиц-бросков» с большой численностью войск и вооружений, и перешли к планомерному наступлению в горах Чечни и Дагестана, действуя, наряду с ружьями, топорами для рубки просек 67.

После окончательного покорения Кавказа в 1864 году 68 начался настоящий бум публикаций на эту тему. Первенство в этом принадлежит двум периодическим изданиям — «Военному сборнику», который издавался по высочайшему повелению с 1858 по 1917 год и выходил в свет ежемесячно, и «Кавказскому сборнику». Великий князь Михаил Николаевич, в бытность свою наместником кавказским, стал инициатором издания специального ежегодного издания «Кавказский сборник». Со страниц первого тома, увидевшего свет в 1876 году, [28] великий князь обратился к бывшим «кавказцам» с просьбой присылать в редакцию свои воспоминания о боевой службе на Кавказе, что стало для многих побудительным мотивом для собственных записок. Новый альманах должен был идеологически закрепить процесс покорения Кавказа, продемонстрировать кавказскому и всему российскому сообществу его необратимость, дать попять, что факт присоединения горских народов Восточного и Западного Кавказа к России стал достоянием истории. В предисловии к первому тому вел. кн. Михаил Николаевич писал: «Почти 12 лет прошло со времени завершения великого дела утверждения русского владычества на Кавказе — и ныне с каждым днем все более и более выясняется необходимость подробного изучения великой борьбы, возникшей вследствие исторической необходимости, требовавшей в течение более 60-ти лег громадных жертв, напряжения нравственных и материальных средств империи и приведшей, наконец, к установлению нашей границы в южных пределах Кавказского перешейка, с водворением начал новой жизни между многочисленными племенами Кавказского края. Опыт предшествовавших военных действий хотя служил и служит нам, в известной мере, полезным указанием для последующих военных предприятий — однако многое, что можно было бы почерпнуть из опыта борьбы, прошло бесследно. Много имен и деяний, которые должны бы были оживотворять дух русской армии и русского народа и служить примером для потомства, — забыты. Наша военная литература, хотя и представляет сочинения, касающиеся Кавказской войны, но они не исчерпывают вполне даже тех предметов, до которых ближайшим образом относятся; все остальные печатные данные, касающиеся отдельных эпизодов этой войны, отрывочны. Таким образом, систематическая разработка этого военно-исторического материала, представляемого делом водворения русского владычества на Кавказе, можно сказать еще не начата. Между тем, с каждым годом смерть уносит лучших представителен этой эпохи; воспоминания, одушевлявшие войска и увлекавшие их на геройские подвиги, хотя еще остаются в частях армии, передаваясь устно, но, при настоящей быстрой перемене состава армии, и оне должны слабеть с каждым годом. Если желательно, чтобы в этой армии не исчез, а поддерживался и креп дух, выработанный продолжительными тяжелыми трудами и неисчислимыми жертвами, надо, чтобы предания о былом не угасали, чтобы имена и подвиги представителен Кавказской славы были безмерными для будущих поколений. С другой стороны, громадный военно-исторический материал, находящийся в многочисленных архивах Кавказского края, лежит почти не тронутым, а время и случайные обстоятельства приводят и его еще к большему и большему обеднению» 69.

Только за два десятилетия (60-70-е гг.) «Военный сборник опубликовал более 20 мемуаров. «Кавказский сборник» издавался до 1911 года. За это время вышел 31 том, в них опубликовано более 150 работ, большинство из которых — [29] воспоминания бывших покорителей Кавказа. Постоянный интерес к мемуарам и эпистолярному наследию о Кавказской войне проявляли и другие, в том числе исторические и литературно-художественные издания «Русский архив», «Русская старина», «Исторический вестник», «Старина и Новизна». «Щукинский сборник», «Нива», «Заря» и другие. Небольшие по объему воспоминания печатали газеты «Кавказ», «Русский инвалид», «Санкт-Петербургские ведомости» и др. Выходили в свет и воспоминания, изданные отдельными книгами. Интерес к теме не ослабевал вплоть до начала Первой мировой войны.

Заметное место среди мемуаров занимали воспоминания о походе в Дарго в 1845 году. Авторы воспоминаний, большинство из которых участвовали в походе еще молодыми офицерами, дослужились до генералов. В биографиях многих из них на протяжении жизни были другие походы и сражения, но впечатления молодости остаются всегда самыми яркими и незабываемыми. Одна группа воспоминаний посвящена исключительно этому событию (В. А. Гейман, Н. И. Дельвиг, К. К. Бенкендорф, Н. И. Горчаков, В. Н. Норов. А. П. Николаи, А.-В. Е. фон Мерклин, К. К. Эйзен фон Шварценберг, Н. П. Беклемишев). Другая — представляет собой общие воспоминания о пребывании или службе на Кавказе, включая фрагменты о походе на Дарго (А. М. Дондуков-Корсаков, А. Л. Зиссерман, М. П. Щербинин, Э. С. Андреевский), третья группа, включает в повествование описание событий Даргинской экспедиции со слов третьих лиц или из переписки с друзьями, родственниками, знакомыми (Д. А. Милютин, Г. И. Филипсон, В. П. Долгоруков, А. Я. Булгаков и др.).

В настоящий сборник мемуаров, посвященных походу графа М. С. Воронцова в резиденцию Шамиля Дарго, включены мемуары, относящиеся к первой группе, за исключением «Записок» Э. С. Андреевского.

В 1864 году в «Военном сборнике» были опубликованы воспоминания барона Николая Ивановича Дельвига (1814-1870). Дельвиг закончил Императорскую военную академию, был офицером Генерального штаба, первое назначение на Кавказ получил в 1841 году, принимал участие в экспедициях под командованием генерала И. Х. Граббе и полковника П. П. Нестерова. В 1844 году вновь получил назначение на Кавказ в составе 5-го пехотного корпуса. С 1855 года Дельвиг занимал должность начальника штаба этого корпуса. Его военная карьера закончилась в чине генерал-лейтенанта. Во время Даргинской экспедиции он был прикомандирован к Чеченскому отряду под командованием генерала А. Н. Лидерса, получил ранение в бою при Цонтери 14 июля. Он очень образно описал свои личные впечатления от Даргинского похода — его героические и трагические эпизоды. Используемые автором приемы передают эмоциональное состояние участников экспедиции, заставляет читателя ярче воспринимать события. Будучи профессиональным военным, отдавая дань самоотверженности и храбрости русского солдата, Н. И. Дельвиг не мог не оценить общего исхода похода. «Подобные экспедиции, — писал он, —делались [30] и прежде, но не доставляли нам никакой существенной выгоды. Войска двигались большими массами, несли большую потерю, занимали с бою какой-нибудь пункт, но тем и ограничивался успех: лишь только войска двигались вперед, как на занятой с трудом и потерями местности снова появлялись горцы. Экспедиции такого рода имели даже вредное влияние на край, возвышая нравственный дух горцев, видевших, что большие массы войск, испытанной храбрости, хорошо вооруженных, отлично обученных, снабженных всем необходимым, одерживавшие часто славные победы в Европе. почти ничего не могут сделать против их беспорядочных скопищ» 70. В конце своего рассказа Дельвиг еще раз подчеркнул тезис о неизбежности провала подобных мероприятий «…будучи, по существу своему огромной ошибкой, она (экспедиция. — Г. Л.) другого исхода и не могла иметь». Но при всем том для участвовавших в ней «Даргинская экспедиция имеет обаяние славы, и теперь, двадцать лет спустя» 71. Публикация воспоминании Дельвига имеет некоторые особенности: редактор, подготовивший текст к печати, сделал примечания, в которых приведены сравнения, главным образом, в числе убитых и раненых с данными, опубликованными в «Обзоре военных действий па Кавказе в 1845 году». В примечания вошли уточнения по тексту и то, что, в сущности, выходит за рамки обычных редакторских функций, вставлен рассказ одного из участников описанных событий Г"' 72. Судя по всему, автор этого отрывка был из свиты главнокомандующего М. С. Воронцова, его адъютант поручик Генерального штаба граф Федор Лонгинович Гейден (1821-1900). Отрывок посвящен одному из драматических эпизодов 16 июля, в бою при ауле Шуани. Описание ситуации ранения совпадает со сведениями о том, как это произошло с Генденом, об этом эпизоде упоминается и в других воспоминаниях 73, что с большой долей вероятности дает возможность утверждать, что автором рассказа, включенного в воспоминания Дельвига, является именно поручик Гейден, будущий начальник Главного штаба 74.

В 1877 году «Кавказский сборник» опубликовал записи из дневника Николах Ильича Горчакова, офицера Куринского полка «Экспедиция в Дарго (1845 г.) 75. Записи Горчакова, сделанные «по свежим следам», передают переживания автора и состояние людей в отряде генерала Пассека, переживших многие трудности и испытания при взятии горы Зунумеер, на пути из ущелья Мичикал в Андию. В официальной хронике мы не найдем об этом ничего, кроме краткого упоминания о том, что движение отряда под руководством Пассека «сопровождалось или проливным дождем, или снегом», а «недостаток дров в безлесном крае еще увеличил ли неожиданные трудности» 76. Подробности этого трагического эпизода в самом начале экспедиции, участником которого был молодой Горчаков, снимают романтический флер с мифов, которыми порой страдают и официальные издания, и мемуарная литература. Если в воспоминаниях, по прошествии многих лет после описываемых событий, услужливая [31] память, как правило, оставляет героические эпизоды воины, то дневниковый жанр отличается большей беспристрастностью. Дневник — это более «объективный» источник для исследования фактической канвы события. Правда, за автором, как и за исследователем, остается право делать свои «субъективные» выводы. Горчаков, как и все другие мемуаристы, высоко оценил неустрашимость, долготерпение, самоотверженность солдат и командиров, но его потрясла цена, заплаченная ими за достижение мнимой цели, настоящая же цель так и не была достигнута. «...К чему все эти жертвы, эта погибель людей и денег в борьбе с врагом и природою, бесполезная трата времени для прочного покорения Кавказа, неподдающегося ложной системе войны, затягиваемой, под разными предлогами, целые десятки лет?» 77.

В 1879 году в «Кавказском сборнике» появились воспоминания Василия Александровича Геймана «1845 год», написанные им в 1876 году в г. Грозном 78. Генерал Гейман (1823-1878) спустя 28 лет после Даргинской экспедиции посетил места, где происходили ее события, и буквально в последние годы жизни успел закончить записки о впечатлениях боевой молодости. В Даргинской экспедиции Гейман участвовал в чине прапорщика Кабардинского полка. Он был в том же отряде под командованием генерала Пассека, что и Горчаков, пережил тяжелые испытания холодом, сыростью и голодом на «холодной горе», его потрясло, что на его глазах умиряли товарищи не от ран, полученных в боях, а от переохлаждения «…труды и холод отрезвил и меня, поэтическое настроение прошло. Я чувствовал, что сразу стал старее, опытнее. И, вместе с тем, мечты о будущем покинули меня, я начал жить настоящим... Это была школа, в которой можно сделаться истым солдатом, честным, закаленным, или никуда не годным человеком. Отсюда становится понятным, почему редкие из нас выдерживали службу до конца во фронте, а большинство гибло от пьянства или, нажив ревматизмы и всякие болезни, принуждены были покидать службу, не говоря об искалеченных в боях» 79. В Даргинском походе Гейману пришлось пройти испытания «сухарной экспедиции», в которой пострадало около 1400-х человек, в их числе и он сам. Он очень подробно описывает события похода, перед нами проходит огромная череда действующих лиц, от генералов до рядовых, повествование чередуется с прямой речью, что вносит в него живой элемент. Выводы, сделанные автором, сводятся к критике состава основного отряда и тактических просчетов командиров во время движения обозов. «Теперь прошло много уже лет, — писал Гейман,— и об экспедиции 1845 года легко трактовать. Никто не знал, кроме главнокомандующего, причин, по которым было поступлено так или иначе, поэтому можно рассуждать об его действиях только по совершившимся фактам, во всяком случае, по трудности экспедиции, громадности жертв. 1845 год есть знаменательный в шестидесятилетней борьбе России с дикими горцами. С этого года выработался более верный взгляд на ведение кавказской войны, которая увенчалась покорением Кавказа» 80. После этих слов [32] трудно удержаться, чтобы не добавить, «через долгие двадцать лет…» За это время выросло новое поколение, бывшие прапорщики и поручики стали генералами, русские крестьянки нарожали рекрут, обновивших ряды Кавказской армии, правительство продолжало вкладывать в эту войну огромные финансовые средства. Даже моральный долг перед погибшими в Даргинском походе был выполнен много лет спустя. В год завершения Кавказской войны начальник Ичкерийского округа, объезжая в 1864 году подведомственную ему местность, «…увидел множество человеческих костей, белевших по сторонам узкой дороги в лесу, на вопрос его: чьи это кости? — окружавшие его почетные чеченцы скромно отвечали, что они не знают. Это были кости павших в двухдневном кровопролитном бою с горцами в 1845 году. По распоряжению начальника округа они были собраны и перевезены на арбах в Ведено, зарыты на кладбище укрепления, где была резиденция Шамиля» 81, а спустя 50 лет на месте «сухарной экспедиции» и гибели генерала Пассека, над братской могилой, был сооружен памятник 82.

Воспоминания Геймана написаны на основе широкого спектра источников: от официальных документов до личных воспоминании, он охотно пользовался также рассказами своих соратников по Даргинскому походу. Известно, что ветераны Кавказской воины, пока многие из них были живы, не утратили интереса к живому общению друг с другом и к событиям, участниками которых стали в молодости.

В 1890 году «Русский архив» поместил на своих страницах воспоминания барона Александра Павловича Николаи (1821-1899) «Из воспоминании о моей жизни. Даргинский поход. 1845» 83. Сын посланника в Копенгагене, Николаи получил образование в императорском Александровском лицее. В 1845 году поступил на службу в Канцелярию наместника кавказского чиновником особых поручений, поэтому во время Даргинского похода находился при графе М. С. Воронцове. Несмотря на то, что Николаи был гражданским чиновником, ему пришлось принять участие и в военных действиях, так как он занимал должность директора походной канцелярии при наместнике и главнокомандующем. В будущем А. П. Николаи стал министром народного просвещения (1881-1882), сенатором, членом Государственного совета. Воспоминания о Даргинском походе написаны им в Тифлисе в 1890 году, после выхода в отставку. А. П. Николаи был женат на дочери грузинского князя Александра Чавчавадзе — Софье и последние годы жизни провел в имении Лачино под Тифлисом.

Стиль воспоминаний Николаи сжатый, спокойно-повествовательный, скорее официальный, по форме похожий на дневниковые записи. Сдержанный тон воспоминаний, отражающих общую картину похода (Николаи в продолжение его постоянно находился вблизи гр. М. С. Воронцова, поэтому не мог описывать подробности боев, в которых не принимал участия), нарушаемся [33] нескрываемой досадой по поводу устоявшейся к тому времени характеристики экспедиции в Дарго, как «злосчастной». Он называет ее подвигом, достойным и бородинского ветерана, и славной в боях Кавказской армии, хотя и признает ошибкой практику подобных экспедиций 84.

В публикацию мемуаров о Даргинской экспедиции большом вклад внес военный историк Б. М. Колюбакин (1853 — после 1917). С 1872 по 1880 год он служил на Кавказе, участвовал в русско-турецкой войне. После окончания Академии генерального штаба в 1885 году служил в Одесском военном округе, затем в Генеральном штабе, в 1897 году был назначен на должность экстраординарного профессора Николаевской академии генерального штаба, был начальником архива Генерального штаба 85. В 1917 году проживал в Петрограде, дальнейшая судьба неизвестна. В 1907 году Колюбакин опубликовал в «Военном сборнике» воспоминания, подписанные псевдонимом В. Н. Н-в 86 , затем издан их отдельной книжкой 87. Он предположил, что они принадлежат перу Василия Николаевича Норова, служившего, вероятно, в штабе Чеченского отряда. Он писал о нем: «Офицер, видимо, с хорошим военным образованием и толковый, обстоятельный и правдивый рассказчик, нельзя не согласиться с его оценкой событии и лиц...» 88 В 1911 году, при издании воспоминаний К. К. Бенкендорфа, Колюбакин изменил свои предположения относительно авторства Норова, теперь он приписывал авторство Владимиру Николаевичу Нечаеву, адъютанту гр. М. С. Воронцова. В примечаниях к воспоминаниям Бенкендорфа он несколько раз утвердительно назвал Нечаева автором рукописи, приобретенной им у антиквара Клочкова и опубликованной в журнале и отдельной книгой в 1907 году 89. О Владимире Николаевиче Нечаеве известно немного. Службу он начале 1836 году в возрасте 19 лет вольноопределяющимся унтер-офицером, перед тем как получить назначение на Кавказ, нес службу в чине штабс-ротмистра лейб-гвардии Конного полка. В начале 40-х годов прибыл на Кавказ, где за отличия в боях против горцев 7 июля 1844 года был награжден орденом св. Анны 3-й степени с бантом 90. 10 февраля 1845 гола В. Н. Нечаев был назначен адъютантом к главнокомандующему Отдельным Кавказским корпусом генерал-адъютанту М. С. Воронцову. За отличия «в делах против горцев» 6 декабря 1845 года произведен в ротмистры. Сведений о ранениях нет. В 1846 году умер за границей. 16 июня 1846 года был исключен из списков полка 91. Этих сведении явно недостаточно для того, чтобы с уверенностью говорить об авторстве Нечаева. К сожалению, нам неизвестно, на основании каких доводов к такому выводу пришел Колюбакин, вероятно, к такому заключению его подвели форма и содержание воспоминаний, кажется, что человек, писавший их, имен возможность одновременно наблюдать за всей панорамой событий и действующих лиц. Он описал все тактические передвижения войск, состав отрядов, действия саперов, пехоты, количеств убитых и раненых и т. п. Кроме того, автор привел тексты распоряжений гр. Воронцова, рапорты [34] военачальников, проанализировал действия вспомогательных отрядов. Все это вместе, видимо, навело Колюбакина на мысль о том, что автором должен быть человек близкий к главнокомандующему, скорее всего его адъютант, тем более что в составе Отдельного Кавказского корпуса, другого офицера с подобным сочетанием инициалов не встречалось 92.

Тем не менее, авторство В. Н. Нечаева вызывает у нас множество сомнений, повод которым находим в самом тексте воспоминаний. В записи от 28 мая автор пишет «…когда Чеченский отряд (в составе которого был автор — Г. Л.) остановился на позицию у (крепости — Г. Л.) Внезапной, от Таш-кичу показались на дороге передовые казаки колонны, при которой следовал главнокомандующий, в сопровождении Гессенского принца и походного штаба…» 93, в то время как он сам 26 мая находился в лагере у Куринского укрепления, откуда 27 мая выступил со своим отрядом в поход к крепости Внезапной, где было назначено соединение с Кумыкским отрядом. В бою у аула Шуани автор находился в авангарде отряда под командованием генерала Лидерса. Отряд оказался в окружении неприятеля, отрезанным от сил основного отряда. Генерал Лидерс послал об ном известие главнокомандующему. «Главнокомандующий, осведомившись о затруднительном положении генерала Лидерса и собрав бывшие под рукою войска, — пишет автор, — .лично поспешил на помощь к нам. Завидя занимаемую нами позицию у выхода из леса, главнокомандующий отрядил вперед два горных орудия. Как на благодатных вестников смотрели мы на прибывшие два орудия и вслед затем два удачных картечных выстрела из них, совокупно с посланною налево по оврагу в обход пехотною ротою, заставили горцев сняться из занимаемого ими впереди завала и таким образом выход на поляну совершенно очистился от неприятеля. Одновременно с сим движением войска, шедшие с главнокомандующим, соединились с нами на поляне...» 94. В эпизоде о потерях 14 июля говорится: «…командование Навагинским полком после убитого полковника Бибикова принял генерального штаба полковник барон Вревский, Ипполит, погибший в 1858 г.» 95. Вполне понятно, что эта фраза не может принадлежать Нечаеву, умершему за 12 лет до гибели Вревского. Колюбакин, профессиональным историк, публикатор, не мог, конечно, вставить свой собственный текст в текст автора воспоминаний. Многочисленные и подробные примечания и комментарии он, как это и положено, выносил за рамки авторского текста. Таким образом, автор не мог находиться при главнокомандующем в качестве его адъютанта, как предположил Колюбакин.

Первоначально, как уже упоминалось, он приписал авторство воспоминаний Василию Николаевичу Норову. Установить личность Василия Николаевича Норова — так же оказалось непросто. Исследование списков Отдельного Кавказского корпуса за 1845 год не дает возможности идентифицировать автора воспоминаний. В списках награжденных за участие в Даргинской [35] экспедиции значится человек под фамилией Норов, без указания имени и отчества, это капитан роты саперов 5-го стрелкового баталиона, награжденный в июле 1845 года "Следующим чином" (подполковника) 96.

Дальнейшие исследования позволили правильно установить имя, оказалось, что это был Владимир Николаевич Норов, который вышел в отставку в чине генерал-майора в 1860 г. а умер после 1889 г. в Пензенской губ. До 1855 г. он оставался на службе во 2-м резервном саперном батальоне 97.

Необходимо отметить, что автор «Кавказской экспедиции в 1845 году» хорошо знаком с технологией производства саперных работ, там, где речь идет о саперах, автор постоянно подчеркивает их важную роль в экспедиции. Есть эпизоды, в которых можно усмотреть прямое указание автора на свою причастность к саперным работам, например, 31 мая: «На командира 5-го саперного батальона, полковника Завальевского, возложен подробный осмотр моста и безотлагательное исправление его, а им ближайший надзор за работою поручен капитану Шлиттеру… Лишь только татарские арбы подвезли материал… как мрачные и безмолвные доселе окрестные скалы огласились ударами русского топора и веселым говором работавших, мелкий дождь уже с 5-ти часов накрапывал, в 8 часов раскати грома и продолжительный блеск молний при проливном дожде настигли сапер на работе… К 11 часам ночи не только этот мост, но и спуск от него и другой впереди небольшой мост под надзором саперных офицеров совершенно были окончены. Вымокши до нитки, мы спешит обогреться кто горячей кашею, а кто стаканом чаю. и потом предаться покою на берегу Сулака, под холщевою крышею палаток, которые на этот раз были едва слабою защитою от проливного дождя, продолжавшеюся далеко за полночь». Далее автор останавливается на описании «величия природы», но при этом добавляет: «Созерцанию этой величественной картины среди бурной ночи не было бы конца, если бы не усталость от марша в полуденный зной и потом от трудной работы под проливным дождем, которая заставила нас подумать о благодатном сне, в лагере все смолкло, и лишь шорох ночных секретов, да громовые раскаты отзывались по временам. В 5 часов утра бой барабанов возвестил о дальнейшем походе. Главнокомандующий, осмотрев устроенные накануне мосты и исправленный спуск, изволил остаться весьма довольным работою, лично благодарил офицеров, а в роты для нижних чинов пожаловал 25 рублей серебром» 98. Еще одни эпизод, подтверждающий нашу версию: «Генерал Лидерс, оставаясь на перелесной поляне с цепью наблюдать за движением главных сил с обозами, в 10 часов сего же числа (6 июля — Г. Л.) с колонною из батальона сапер, 2-х батальонов пехоты, части артиллерии и кавалерии снялся с поляны и выступил на соединение с авангардом. Ясная и тихая ночь покровительствовала нашему движению, неприятеля на спуске с поляны вовсе не было видно. По Аксайской долине колонна возобновила движение в плотном строю. Горцы, в малом числе скрываясь по лесистому берегу Аксая, [36] завязали непродолжительную перестрелку с левою нашей цепью. Уже забагровел восток, предвещая скорый конец ночи, уже огонь пылавшего впереди Дарго становился слабее, как колонна наша повернула направо по дороге, отделявшей с левой стороны объятое пламенем Дарго от черневшихся вправо человеческих групп покоившихся сном на голой земле после кровопролитного боя, это был лагерь нашего авангарда, где также и убеленный сединою знаменитый вождь кавказцев, едва прикрывшись буркою, отдыхал среди войск на голой же земле, слеза умиления пала из глаз наших при виде того, который заботясь о нас с нежностью отца... покоился крепким утренним сном. Соблюдая величайшую тишину дабы не нарушить кратковременного отдохновении обожаемого вождя, прибывшие с генералом Лидерсом войска, сдав по назначению раненых, расположились на общей позиции с авангардом» 99.

Описательно-созерцательный стиль, выбранный автором для своих записок, использование местоимения «мы» вместо «я», отсутствие четких указании на участие в тех или иных эпизодах экспедиции, затрудняет идентификацию его личности, тем не менее, по отдельным описаниям, вроде тех, что приведены выше, становится попятно, что автор не мог быть адъютантом Воронцова, он постоянно находился в отряде под командованием генерала Лидерса. Принадлежность автора к 5-му саперному батальону предполагается и из эпизода, описанного им во время «сухарной экспедиции» 10 и 11 июля. Получив тюки с продовольствием, авангард отряда под командованием генерала Пассека 11 июля с боями пробивался назад к аулу Дарго, где оставалась часть основного отряда Воронцова. В авангард входили: Люблинский батальон, рота Навагинского батальона, рота саперов и часть пеших грузни. Генерал Пассек, как обычно, оторвавшись с авангардом от основной части отряда, вынужден был вернуться назад, чтобы подтянуть вьюки и арьергард. «Пассек, возвратившийся к авангарду, — пишет автор, — объявил, что вьюки и арьергард скоро стянутся… Потом Пассек поблагодарил авангард за успешное движение по пройденной части леса, ему отвечали громким и искренним ура, вовсе не думая, что еще несколько только минут нужно, чтобы не стало храброго. Поделившись сухарем и трубкою, все мы и с нами Пассек прилегли на дороге в лесу, в ожидании приказания идти вперед» 100.

Анализ текста воспоминаний позволяет выделить две его разновидности. Первую составляет официальный, «сухой» текст, в котором либо перечисляются события в строго хронологическом порядке, либо описываются распоряжения и рапорты командного состава, боевые действия отдельных подразделении, подробные «таблицы», составленные на основе официальных документов о составе и численности войсковых подразделений, потерях личного состава, количестве оружия, фуража, лошадей и т. д. Ко второй — относятся личные впечатления автора, написанные свободным, образным, эмоциональным языком, который не оставляет сомнений в причастности автора к описываемым [37] событиям. Не остается также сомнений, что для написания воспоминании автор имел доступ к официальным документам — фундаментом основной части его работы стал «Обзор военных действий на Кавказе в 1845 году». Он был хорошо таком с хроникой периодической печати и личными документами участников экспедиции. Это объясняет разностильность текста, в котором выделяются «списанные» и «личные» места. Все это вместе говорит о том, что дата написания «Кавказской экспедиции…» никак не может быть отнесена к 1845—1846 годам, как полагал Колюбакин 101, скорее всего она была написана много позже, в конце 50-х — 60-е годы. Таким образом, с большой долей вероятности мы можем предполагать, что автором «Кавказской экспедиции …» был Владимир Николаевич Норов, второй из участников Даргинской экспедиции (кроме В. Н. Нечаева), имевший инициалы В. Н. Н-ов. Дальнейшие исследования документов, возможно, позволят обнаружить неоспоримые доказательства авторства В. Н. Норова, но и те, что найдены, во многом являются аргументами в пользу этой версии.

Публикацию «Кавказская экспедиция в 1845 году», нельзя в полной мере отнести к мемуарному жанру — это скорее специальный очерк, построенный по правилам исторического исследования. История похода вплетена в историческую канву покорения Кавказа. С самого начала она предназначалась для публикации. Автор так сформулировал задачу: «…владычество России на Кавказе и мюридизм суть два обстоятельства, которые требуют подробного разбора Дабы приступить, к изложению, что побудило наше Правительство содержать войска на Кавказе, необходимо начать рассказ со времен отдаленных, т. е. когда в первый раз оружие русских появилось за снежным Казбекским хребтом» 102. Далее он излагает историю взаимоотношений России с народами Кавказа, начиная с первых известных контактов в XVI столетии, присоединения Грузии, Армении, закавказских мусульманских провинции до устройства Кавказской линии, военных споров с горцами Дагестана, появления мюридизма во главе с Кази-муллой, затем Шамилем и постепенно подводит к событиям 1845 года.

Рассказ о событиях 1845 года начинается с описания положения, сложившеюся к этому времени на Кавказской линии, причем приводятся целые тексты и цитаты из распоряжений главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом Нейдгардта (конец 1844 г.), высочайших повелений (начало 1845 г.), рапортов генералов Лидерса и Клюки фон Клюгенау главнокомандующему гр. Воронцову, воззвания Воронцова к жителям Дагестана и др. Автор приводит численность и состав, маршруты движения Дагестанского и Чеченского отрядов, этнографические описания жителей Чечни и Дагестана, географические характеристики местности, по которой предстояло пройти войскам, описание крепости Грозная. Он подробно останавливается на подготовительных мероприятиях, проведенных командованием в течение мая, передвижениях [38] главнокомандующего гр. Воронцова по левому флангу Кавказской линии — это своеобразным дневник, составленный, судя по всему, на основании полковых журнальных записей, приказов и распоряжений командования.

Основная часть работы посвящена походу, цель которого — захват высокогорного аула Дарго — резиденции имама Шамиля. Она разбита на главы, названные по наиболее значительным событиям похода. Каждая из глав по форме изложения напоминает дневник, в завершении которого автор сделал свои выводы, которые не лишены громких фраз о славе русских штыков, но сквозь панегирик отваге и храбрости проглядывает правда об итогах экспедиции. «Мы не стали властителями тех горских обществ, через земли которых пронеслось русское оружие, все жители с появлением наших войск или бежали в горы, или поступали в ряды скопищ Шамиля», — писал автор 103. В завершении работы он анализирует действия вспомогательных отрядов, цель которых заключалась в отвлечении неприятеля от основного отряда: Гогатлинского эшелона под командованием подполковника Бельгарда, Лезгинского и Самурского отрядов под командованием генералов Шварца и кн. Аргутинского-Долгорукова. Эти отряды так же, как и основной отряд, участвовали в локальных боях и имели немалые потери.

Какой ценой завоевана такая «победа», наглядно показано в таблицах, составленных автором по официальным данным. Только за семь дней — с 13 по 20 июля — число убитых и раненых достигло 1322 человека 104.

В любой войне, кроме «необходимой» жестокости, особенно в условиях паники, присутствует жестокость безнаказанности, жестокость толпы и жестокость наживы. Все эти черты характерны и для Даргинского похода: «К сожалению, — писал автор воспоминаний, — нельзя не упомянуть, что некоторые из арьергардных войск, как равно оставшиеся вооруженными при вьюках, видя страшный беспорядок и лишась, может быть, надежды на спасение, предались грабежу; вместо того чтобы быть защитою обозу, они сами прокалывали бурдюки штыками, упивались вином без меры, грабили казну и вещи и в свою очередь падали, поражаемые в беспамятстве пулями и шашками неприятельскими...» 105

«Кавказская экспедиция в 1845 году» обладает ценным качеством, которое выразилось в стремлении автора правдиво рассказать о событиях, происходивших при его участии. Описание им боя 10 и 11 июля во время «сухарницы» отличается неприкрытой, местами даже жестокой, реалистичностью происходившего.

В 1910-1911 годах Б. М. Колюбакин опубликовал в «Русской старине» воспоминании о Даргинской экспедиции бывшего командира батальона Куринского полка подполковника гр. Константина Константиновича Бенкендорфа (1817-1858). Бенкендорф получил и походе тяжелое ранение, был вынужден оставить строевую службу и перейти в военно-дипломатическое ведомство. Бенкендорф участвовал в венгерской кампании 1849 года и в восточной войне 1853-55. [39] В 1855 году он получил чин генерал-адъютанта, но тяжелые ранения привели его к ранней кончине. Воспоминании Бенкендорфа впервые увидели снег в Париже, где были опубликованы на французском языке. Спустя почти 70 лет после описанных событий воспоминания Бенкендорфа, ставшие библиографической редкостью, появились на русском языке. Колюбакин снабдил воспоминания Бенкендорфа обширными комментариями и собственными замечаниями. Комментарии и примечания Колюбакина в «Русской старине» значительно отличаются от комментариев к воспоминаниям Н. В. Норова в «Военном сборнике». За прошедшие четыре года он во многом изменил свои представления о событиях Даргинской экспедиции и действующих в ней лиц. Изменились не только представления, но и сам стиль комментариев, который стал более свободным, полемическим и даже эмоциональным. В ряде случаев он по-разному оценивает и события. О драме на «холодной горе», где получили обморожение около 200 человек из отряда генерала Пассека, он писал «…многие роптали на храброго Пассека и обвиняли его, относя занятие им Зонобака к безрассудной отчасти его заносчивости, но последствия доказали, что именно только эта отважная предприимчивость его доставила нам свободный путь в Андию.» 106 Комментируя воспоминания Бенкендорфа, Колюбакин уже не так категоричен, как в предыдущей публикации мемуаров Н. В. Норова относительно предприимчивости генерала: «Обвинение Пассека в дальнейшем, по занятии Анчимеера, движении исходило из правильного соображения, что, заняв позицию у Анчимеера, мы брали во фланг и в тыл мичикальскую позицию, которую наши противники немедленно и бросили, следовательно, Пассеку нечего было идти по хребту далее на Зунумеер (холодную гору), оторвавшись от главных сил…» 107

Закономерно, что Б. М. Колюбакин, под впечатлением мемуаров Бенкендорфа, в процессе изучения архивных документов, воспоминаний других участников похода, многие из которых были уже опубликованы к тому времени, вынужден был менять свои суждения и не опасался этого делать.

Публикации воспоминаний гр. Бенкендорфа предшествует вступительная статья Колюбакина, из которой видно, насколько обогатились его представления об изучаемом предмете, этому способствовало то обстоятельство, что он был начальником архива Главного штаба. Архивные документы давали возможность для проведения сравнительного анализа официальных и «частных» сведений и фактов, чем историк в своей работе и воспользовался. Колюбакин перевел и опубликовал предисловие парижского публикатора воспоминаний кн. Григория Григорьевича Гагарина, известного художника, друга гр. К. К. Бенкендорфа и тоже участника Кавказской войны.

В изложении событий Даргинской экспедиции гр. Бенкендорф придерживается простого, идущего «от сердца», но в то же время честного рассказа. Невозможно не согласиться с Колюбакиным, который называет мемуары Бенкендорфа весьма ценным очерком «этой бедственной и бесцельной экспедиции» 108. [40]

Свои собственные впечатлении от похода с гр. М. С. Воронцовым в селение Дарго оставил его личный врач, Эраст Степанович Андреевский (1809-1872). Мемуары Андреевского опубликованы отдельной книгой 109. «Записки» частью посвящены кавказскому периоду жизни Андреевского, другая их часть относится к Одесскому периоду (60-70-е годы), в наши планы не входит полная их публикация, поэтому мы сочли возможным опубликовать отдельную главу, которая носит название «Даргинский поход 1845». Андреевский, в отличие от многих участников похода в Дарго, был гражданским чиновником. Должность штатского генерала, штаб-доктора и личного врача кн. М. С. Воронцова обязывала Андреевского всегда находиться рядом с ним. По свидетельству современников, Воронцов обращался к нему не только как к доктору, но как к личному советнику, доверял ему многие тайны служебной и личной жизни. Андреевский хорошо изучил не только состояние здоровья главнокомандующего, но и особенности его характера, привычки, наклонности. «Записки» Андреевского расширяют наши представления о личности самого Воронцова как человека, о военных и гражданских лицах, его окружавших. Его суждения о походе 1845 года интересны как впечатления гражданского человека, полезно их сравнить с воспоминаниями А. Н. Николаи, который тоже был «гражданским» в свите Воронцова. Официальная сдержанность воспоминаний Николам дополняется описанием «живых картин» Андреевского, и если они мало что прибавляют к фактической стороне воспоминаний других участников экспедиции, то, несмотря на субъективность автора, они намного расширяют наши представления о роли «человеческого фактора» в кавказских событиях 1845 года. Рассказ Андреевского охватывает не весь период похода, хронологически он начинается 31 мая и заканчивается взятием Андийских гор. Автор дает собственную статистику численности русских и неприятельских войск, количества убитых и раненых, которая существенно отличается от официальных источников.

Газета «Кавказ» в 1892 году опубликовала на своих страницах небольшие по объему мемуары «Поход графа Воронцова в Дарго и сухарная экспедиция в 1845 г. (из записок участника)», подписанные псевдонимом «Кавказский ветеран» 110. Автором записок был генерал-лейтенант Николай Петрович Беклемишев (1814-1894). Впервые на Кавказе он появился в 1842 году — был командирован для участия в экспедициях генерала Граббе. Через два года вновь появился на Кавказе для участия в походе Воронцова в аул Дарго. В 1845 году Беклемишев получил чин полковника, с 1847 года по 1849 год он занимал должность начальника центра Кавказской линии, затем покинул Кавказ, чтобы вернуться туда через тридцать восемь лет в качестве генерал-лейтенанта при войсках Кавказского военного округа 111.

Беклемишев был заметной фигурой в составе отряда Воронцова, его имя встречается почти во всех воспоминаниях, особенно много о нем написал А. М. Дондуков-Корсаков, который был дружен с ним и описал «сухарную экспедицию» с его слов 112. [41]

Беклемишев был в составе отряда под начальством генерала Клюге фон Клюгенау, посланного главнокомандующим навстречу обозу с провиантом, он находился в авангарде, которым командовал генерал Пассек. Беклемишев вызвавшийся идти добровольцем, чудом остался жив, его воспоминания о походе в Дарго сводятся в основном к эпизоду «сухарной экспедиции», которая стала настоящей мясорубкой для русских солдат. Образно и выразительно описанные Беклемишевым подробности рукопашного боя и его результатов, крайне тяжелое психологическое состояние людей — все это может показаться, на первый взгляд, пусть и невольным, но вымыслом. На самом деле, рассказ Беклемишева, личность которого легко угадывается за псевдонимом, многократно подтверждается свидетельствами и других участников «сухарницы». В журнале «Заря» за 1870 год опубликована копия письма неизвестного автора, обнаруженного, по словам редактора, в бумагах И. П. Шульгина 113. Письмо датировано 25 июня 1845 г., но что ошибка, возможно, допущенная при переписке, скорее всего оно написано 25 июля. По содержанию этой публикации довольно легко определяется и его автор, которым был Николай Беклемишев. Текст письма посвящен в основном взятию Дарго и «сухарной экспедиции». Содержания письма и воспоминании, опубликованных в газете «Русский инвалид», в целом совпадают, за исключением некоторых деталей. 6 июля был убит генерал Фок, его тело везли в обозе, кроме убитого Фока, Беклемишев упоминает и погибшего «…родственника Михаила Николаевича Бибикова», тело которого, как он пишет, тоже везли на лошадях. В воспоминаниях, написанных много лет спустя, он описывает гибель Бибикова совсем иначе, здесь его рассказ совпадает со свидетельствами других участников экспедиции (Бибиков погиб в бою 14 июля). По какой причине появилось такое разночтение — не совсем понятно. Письмо написано по следам свежих событий (тем более, что речь идет о родственнике!), и, качалось бы, ошибка маловероятна. С другой стороны, ни одни из мемуаристов в эпизоде гибели генерала Фока не упоминает об убитом Бибикове, в том числе и Беклемишев в более позднем тексте. Встречаются и другие расхождения, например, в письме он писал, что Пассек назначил его командовать авангардом и дал ему в помощь 300 милиционеров, а в воспоминаниях речь идет об остатках Литовского батальона численностью в 100 человек и 10 милиционерах. В целом же воспоминания Беклемишева дополняют мемуарный комплекс многими подробностями экспедиции, одни из которых подтверждаются официальными документами и личными впечатлениями участников, другие создают напряженный эмоциональный фон, но их достоверность нуждается в проверке.

«Сухарной экспедиции» 10-11 июля, которая буквально потрясла ее участников и свидетелей, посвящены небольшие по объему мемуары генерал-майора Вильгельма Августа фон Мерклина (1823 — после 1892). Во время похода в Дарго он в чине прапорщика Куринского полка прошел путь до встречи [42] продовольственного обоза, где был тяжело ранен и с отрядом полполковника Гюллинга отправлен в госпиталь в Темир-Хан-Шypy. На Кавказе дослужился до чина майора, с которым вышел в отставку в 1855 году. Позже вновь вернулся на военную службу, в 1889 году в чине генерал-майора служил в Омском жандармском управлении. Воспоминания Мерклина датированы 1892 годом, его рукопись хранится в фонде А. М. Дондукова-Корсакова 114 — ветерана Даргинского похода, который на протяжении своей жизни собирал материалы о Кавказской войне и оставил о ней свои воспоминания. Воспоминания Мерклина опубликованы в журнале «Звезда» и в качестве приложения в книге Я. Л. Гордина «Кавказ. Земля и кровь» 115.

В отличие от своих соратников, Мерклин не пользовался архивами или опубликованными источниками и другими вспомогательными материалами. Его рассказ — это сугубо личные впечатления о взятии Дарго и участии в «сухарной экспедиции», дополненные со слов друзей-очевидцев рассказом о событиях, происшедших с даргинским отрядом при возвращении в лагерь.

В 1892 году в «Южном сборнике в пользу пострадавших от неурожая» были опубликованы мемуары Карла Карловичи Эйзен фон Шварценберга 116, который во время Даргинского похода проходил службу в саперном батальоне в чине младшего прапорщика. Свои впечатления о походной молодости он запечатлел через много лет, будучи уже генерал-майором — его записки основаны исключительно на личных воспоминаниях. Они, как и мемуары фон Мерклина, стоят в одном ряду с воспоминаниями Беклемишева.

Свои впечатления от экспедиции в Дарго оставил и кн. А. М. Дондуков-Корсаков (1820-1893), генерал от кавалерии, главноначальствующий над гражданской частью на Кавказе и командующий Кавказским военным округом. Во время Даргинском экспедиции князь был молодым офицером, получил ранение при взятии аула Дарго. Его мемуары — это не только волнующая картина драматических событий 1845 года, но и целая галерея человеческих судеб 117. В мемуарах соратников Дондукову-Корсакову тоже отведено немало страниц.

Часть своих обширных воспоминаний посвятил разбору экспедиции в Дарго генерал от инфантерии Григорий Иванович Филипсон (1809-1883). Он не был поклонником кн. М.С. Воронцова, его личных качеств и методов управления Кавказом, но отдавал должное личной храбрости главнокомандующего. Филипсом дал жесткую характеристику походу Воронцова в Дарго: «Князь Михаил Семенович был в Грузии в 1801-1805 годах., явясь через сорок лет главнокомандующим и наместником, он не знал ни края, ни нашего в нем положения. Как истый британец, он имел более сочувствия к гражданскому, чем военному ведомству… Воронцов дебютировал на Кавказе несчастною Даргинской экспедицией, стоившей огромных жертв и потерь, а ему принесшей княжеское достоинство. Ни цель, ни образ действий не оправдывают этого предприятия…» 118. [43]

В 70-е годы были выпущены воспоминания Арнольда Львовича Зиссермана (1824-1897), историка Кавказа, современника Даргинской экспедиции, опубликованные в журнале «Русским вестник» 119. Часть этих воспоминаний была посвящена походу Воронцова. Он писал: «Какое впечатление произвел исход всей большой экспедиции 1845 года на наши войска, на преданное нам христианское население Закавказья и на враждебное мусульманское, может себе всякий представить. О торжестве Шамиля и горцев нечего и говорить. Таким образом, повторяю, не будь это граф Воронцов, пользовавшийся большим доверием и уважением государя Николая Павловича и стоявшим выше влияния даже могущественного Чернышева 120, вероятно, с окончанием экспедиции окончилась бы и его кавказская карьера...» 121.

К числу критиков Воронцова и подобных методов веления войны в горных районах Кавказа относится Дмитрий Алексеевич Милютин (1816-1912), военный министр, военный историк, в разные годы служивший на Кавказе. После него остались обширные воспоминания, охватывающие весь его жизненный путь. Часть этого пути была пройдена на Кавказе, который Милютин никогда не упускал из поля своего зрения. Не мог он обойти молчанием и результаты Даргинской экспедиции, которая по его словам «…имела весьма неудачный, можно сказать бедственный исход…» 122. Подводя итог деятельности кн. Воронцова в качестве наместника и главнокомандующего, Милютин заметил: «Вообще же в течение всех девяти лет начальствования князя Воронцова положение наше на Кавказе почти не улучшилось. Власть Шамиля прочно утвердилась в горах восточного Кавказа, а в западном почти все горское населенно было в руках Шамилева наместника Магомет-Амина. Положение наше было таково, что для обеспечения спокойствия и безопасности в крае признавалось необходимым держать на Кавказе до 270 тысяч войска, а когда возникли опасения разрыва с Турцией, то, для охранения границы от внешнего врага оказалось возможным выделить из означенной громадной силы не более семи батальонов» 123.

Михаил Павлович Щербинин (1807-1881), директор канцелярии наместника кавказского, близкий соратник кн. М. С. Воронцова, приехавший с ним из новороссийского края, участник Даргинского похода тоже не обошел его вниманием в своих мемуарах 124. Он не дал какой-либо оценки экспедиции, отрывок из его воспоминаний носит строго описательный характер. Может быть полезен для исследования в качестве проверки фактического материала.

Безусловный интерес представляют собой небольшие заметки о походе князя Воронцова в Андию Гаджи-Али, входящие как часть рассказа в его «Сказания очевидца о Шамиле» 125, они занимают всего три страницы, но при этом автор предлагает психологический портрет Шамиля, непримиримого противника русских и жестокого повелителя и военачальника горских племен.

Предлагаемый читателям том «Даргинская трагедия 1845 года» открывает серию мемуаров посвященных Кавказской войне 1817-1864 годов. Все [44] включенные в него мемуары в разное время, в основном до 1917 года, были опубликованы. Часть из них снабжена предисловием и примечаниями, которые сохраняются полностью и входят в основной корпус тома, однако полнота и качество справочного аппарата к опубликованным материалам недостаточны. Настоящий том «Даргинская трагедия 1845 года» снабжен собственным предисловием, комментариями, в том числе к примечаниям первых публикаторов, и справочным аппаратом.

При чтении мемуаров, особенно военных, не стоит забывать, что в них всегда присутствует момент мифологизации и героизации событий и действующих лиц, этими качествами в большой степени обладают и воспоминания о походе в резиденцию Шамиля. Собранные в одном томе, они дают прекрасную возможность сопоставления, сравнения, критического анализа событий и человеческих качеств действующих лиц. Как самостоятельный комплекс источников, они представляют интерес в историческом, литературно-публицистическом и психологическом жанрах, являются дополнительным и весьма важным материалом для современною прочтения истории Кавказской войны.

Составитель и комментатор тома выражают большую признательность за помощь, оказанную Российским государственным военно-историческим архивом в работе над этой книгой, его директору Ирине Олеговне Гаркуша, научным сотрудникам Ларисе Исиевне Цвижба, Дмитрию Павловичу Шергину, Татьяне Юрьевне Бурмистровой и Алексею Алексеевичу Литвину (ныне сотруднику ГА РФ).

Г. Г. Лисицына

______________________________________

Предлагаемые комментарии, безусловно, не претендуют на статус всеобъемлющего исследования корпуса мемуаров, посвященных Даргинской экспедиции Написание такой работы — дело будущего. Мы комментировали прежде всего те места текста мемуаров и прежних комментариев, в которых допущены фактические ошибки и неточности. Комментируются также упоминаемые в текстах военные и политические события, происходившие как до, так и после 1845 г. Приводятся сведения об исторических реалиях, имеющих значение для понимания специфики Кавказской войны. Большое внимание в комментариях уделено вопросам установления авторства текстов. Значительный объем комментариев составляют биографические справки на лиц, упоминаемых в текстах, прежде всего на участников Даргинской экспедиции. В процессе поиска биографических данных наряду с опубликованными материалами привлекались и документы архивов. Это послужные и формулярные списки, алфавиты (ФФ. 395, 400, 489 Российского государственного военно-исторического архива), а также дела о дворянстве и списки кавалеров различных орденов, в которых указаны имена и отчества офицеров, а часто и даты смерти (Российский государственный исторический архив. ФФ 1343 и 496). В комментариях указаны чины на момент начала экспедиции и особо отмечается производство в следующие чины за участие в ней. При этом следует иметь в виду, что многие участники были произведены в следующие чины главнокомандующим (с последующим утверждением императором) в ходе самой экспедиции — с этим связаны разночтения в чинах, когда разные мемуаристы пишут об одном и том же лице. Фамилии лиц, упоминаемых мемуаристами, оставлены в авторском написании, разночтения и исправления приведены в комментариях.


Комментарии

53. «Русский инвалид» 1845 №142 от 28 июня, № 152 от 10 июля, №153 от 11 июля, Прибавление к № 162 от 20 июля, № 165 от 25 июля, № 174 от 4 августа, Прибавление к № 185 за 19 августа.

54. Русский инвалид», № 142.

55. Зиссерман А. Л. Двадцать пять лет на Кавказе. СПб., 1879 Ч. 1. С. 328.

56. Письмо А. П. Ермолова к гр. М. С. Воронцову от 31 августа 1845 г. РА. 1890, Т. 2 С. 173.

57. «Обзор...». С. 77.

58. Архив князя Воронцова. Т. XXXVI, М., 1890. С. 285.

59. Блиев М. М., Дегоев В. В. С. 379.

60. Там же, С. 381.

61. «Военный журнал» (ВЖ), 1855. Кн. IV, С. 27-44.

62. «Артиллерийский журнал», 1856. №№ 1, 2.

63. BC. 1859. № 5. С. 1-63.

64. Там же, С. 62-63.

65. КС. 1882. Т. 6, С.

66. Павлюк К. К История 51 пехотного Литовского полка 1809-1909, Одесса. 1909; Казбек Н. Г. Куринцы в Чечне и Дагестане 1834-1861. Очерк истории 79 Куринского пехотного полка. Тифлис. 1895; Брюховецкий 100 лет боевой и мирной жизни 79 пехотного Куринского полка 1802-1902 СПб., 1902; Зиссерман А. Л. История 80 пехотного Кабардинского полка (1826-1880) СПб. 1881; Богуславский Л. А История Апшеронского полка. (1700-1892) СПб., 1892 и др.

67. А О. Рубка леса. Лесная воина в Чечне и Дагестане. ВС. № 11.

68. Дата окончательного покорения Кавказа — 1864 год — некоторыми историками считается условной, по-прежнему идут споры о ее точности, но мы придерживаемся общепринятой датировки.

69. «КС», I876, Т. 1. Эти слова вел кн. Михаила Николаевича очень точно отражают состояние архивных дел в наше время. Несмотря на значительный комплекс, сохранившихся документов по истории Кавказской войны, некоторые исторические периоды, например Даргинская экспедиция, слабо отражены в фондах РГВИА. В свое время, при передаче архивных дел из ЦГИА Грузинской ССР в Москву, грузинские архивисты не передали по актам наиболее интересные дела по истории Кавказской воины, оставив их у себя на основе временного хранения. После распада СССР вопрос о передаче этих дел даже не рассматривался, доступ к ним в настоящее время затруднен по многим причинам, как объективным, так и субъективным.

70. ВС 1864, № 7, С. 189.

71. Там же, С. 229.

72. ВС. № 7, С. 221-223.

73. ВС. 1907. №3, С. 19.

74. Там же.

75. КС. 1877 Т. 2, С. 117-141.

76. Там же. № 152.

77. КС. 1877. Т. 2. С. 121

78. КС 1879, Т. 3. С. 251-375.

79. Там же. С. 287.

80. КС 1879, Т. 3, С. 373.

81. Белевич К. Воспоминания о Слепцове и Пассеке. «Нива» 1872, № 32. С. 508.

82. Павлюк., С. 411.

83. РА, 1890. № 2. С. 249-278.

84. РА. 1890 № 2. С. 278.

85. РГВИА Ф. 400. Оп. 201. Д. 2390. Л. 8-16.

86. ВС. 1906, № 11-12, 1907, №№ 1-4.

87. Кавказская экспедиция в 1845 году.

88. ВС 1906. № 11 С. 5. В дальнейшем Б. М. Колюбакин не всегда будет придерживаться первоначальных суждений об одних и тех же событиях и людях.

89. РС 1910 № 10, С. 79. 1911, № 2. С. 276. № 3. С 460.

90. РГВПЛ Ф. 3543, Оп. 2. Д. 1091. Л. 1 -1 об.

91. РГВИА Ф. 3543, Оп 2. Д. 1092 Л. 1.

92. «Кавказский календарь» Тифлис, 1846.

93. ВС. 1906. № 12. С. 19.

94. ВС. 1907, №3 С. 9.

95. Там же, С. 12.

96. РГВИА Ф. 14719, Оп. 2, Д. 924. Л. 47.

97. РГИА Ф. 496, Оп. 3, Д. 167. Л. 303 об.

98. BC. 1906, № 12. С. 24-25.

99. ВС 1907, № 2, С. 9.

100. Там же, С. 28.

101. ВС. 1906. № 12, С. 16.

102. ВС. 1906, № 11, С. 6.

103. ВС. 1907, № 4, С. 35.

104. Там же, С. 41.

105. Там же, С. 31.

106. ВС. 1906. № 12, С. 46.

107. PC 1910. № 11, С. 274.

108. Там же, № 4, С. 191.

109. Андреевский Э. С. Даргинский поход 1845 г.// в кн. «Архив К. Э. Андреевского» Т. I, Одесса, 1913.

110. «Кавказ». 1892, № 92, 93.

111. «Русский инвалид» 1894, № 39.

112. «Старина и новизна» Кн. VI. С. 129.

113. «Заря». 1870, № 9, С. 325-329.

114. РГИА Ф. 932, Оп. 1. Д. 10.

115. «Звезда» 1996. № 6 С 181-191, Воспоминания генерал-майора Августа-Вильгельма фон Мерклина о Даргинской экспедиции 1845 г.// Гордин Я. А. Кавказ. Земля и кровь. СПб. 2000. С 360-376.

116. Эйзен фон Шварценберг К. К. О военных действиях на Кавказе в 1844 и 1845 гг. // Южный сборник в пользу пострадавших от неурожая. Одесса, 1892, с. 101-110.

117. Дондуков-Корсаков А. М. Мои воспоминания 1845-1846. Часть 2 «Старина и новизна» 1903 № 6, С. 41-215; Осада Кавказа. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. СПб., 2000. С. 408-506.

118. Филипсон. Воспоминания 1837-1847. Там же, С. 195.

119. PB 1876. № 4, С. 419-423.

120. Чернышев А. И. кн., военный министр (1827-1852).

121. РВ 1876, № 4, С. 423.

122. Милютин Д. А. Воспоминания. 1843-1856 Москва, 2000. С. 205.

123. Там же.

124. Воспоминания Михаила Павловича Щербинина, РА 1876, № 3, С. 303-306.

125. «Сборник сведений о кавказских горцах» Вып VII. Тифлис, 1873. С. 29-32.

Текст воспроизведен по изданию: Даргинская трагедия. 1845 год. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. СПб. Издательство журнала "Звезда". 2001

© текст - Лисицына Г. Г. 2001
© сетевая версия - Thietmar С. 2019
© OCR - Karaiskender. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Звезда. 2001