Даргинская экспедиция 1845 года в мемуарах современников

В Кавказской войне XIX столетия немало драматических страниц. Экспедиция графа М С. Воронцова в резиденцию Шамиля, селение Дарго, одна из самых трагических. Официальный Петербург осыпал участников похода наградами, граф Воронцов получил титул князя, но общественная память запечатлела эти события как тяжелое поражение русской армии в войне с горцами летом 1845 года, а ее непосредственные участники неоднократно возвращались к ним в своих воспоминаниях, переживая их вновь и вновь, переосмысливая цену побед и поражений

* * *

1840-е годы принесли крупные успехи Шамилю, он получил свежее подкрепление в результате объединения под своей властью вольных обществ Дагестана и тайпов Чечни. Полководческий талант и выдающиеся способности организатора позволили Шамилю создать надежный аппарат управления в лице фанатично преданных ему наибов. В июне 1841 года главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом Е. А. Головин писал военному министру кн. А. И. Чернышеву: «Можно сказать утвердительно, что мы еще не имели на Кавказе врага лютейшего и опаснейшего, как Шамиль. Стечением обстоятельств власть его получила характер духовно-военной, той самой, которою в начале исламизма меч Муххамеда поколебал три части вселенной» ¹.

В монографии «Кавказская война» историки М. М. Блиев и В. В. Дегоев, анализируя ситуацию на Кавказе этого периода, приходят к выводам о том, что «быстрое и широкое распространение власти Шамиля обусловливалось, разумеется, прежде всего, внутренними социальными процессами в горских обществах Но определенную роль здесь сыграли и другие обстоятельства» ². Политика Николая I, которая строилась на оборонительных началах, давала возможность Шамилю занять выгодную идеологическую позицию, распространяя среди горцев убеждение о бессилии русских, и, таким образом, поднять свой престиж Кроме объективных трудностей, по мнению авторов, немалую роль играл субъективный фактор: острые разногласия между генералом П. X. [4] Граббе и главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом генералом Е  А. Головиным. Эти разногласия стали одной из важных причин военных неудач. «Полученное Граббе высочайшее разрешение действовать самостоятельно, не подчиняясь командованию в Тифлисе, не улучшило положения дел; напротив, оно привело к серьезной ошибке — походу в Дарго...» ³.

С 1840 по 1843 годы власть Шамиля достигла огромных размеров, начался период «серьезных и чувствительных неудач вследствие неправильного, нецелеобразного веления политики и войны на Кавказе ...» ⁴. Генерал Муса-паша Кундухов, состоящий на русской службе, выразил свое, во многом справедливое мнение о действии правительства в Восточном Кавказе. По поводу результатов визита на Кавказ императора он писал: «По-моему, будет очень справедливо назвать главной причиной бывшей 25-летней жестокой борьбы, т.е. восстания всего Восточного Кавказа и неограниченной власти там и в Чечне Шамиля невнимание Николая к справедливым просьбам всех мирных горцев, которым он на место страха внушил сознание унизительности их положения и сильную к себе вражду. Царь вместо того, чтобы хоть сколько-нибудь оправдать ожидания от него народа и строго приказать начальству беречь благосостояние страны, приказал держать наименее между горцами терпеливых чеченцев под сильным страхом!! Не менее горцев сам ошибся в своих ожиданиях, ему в голову не приходила возможность... кровавой войны» ⁵.

После многих поражений начала 40-х годов, стоивших русским огромных потерь, генерал Граббе был отправлен в отставку, главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом генерал Головин был заменен генералом А. И. Нейдгардтом, но, в сущности, почти ничего не изменилось. Генерал Нейдгардт был лишен возможности принимать самостоятельные решения, распоряжения о стратегии и тактике военных действий приходили из Петербурга. Подготовка к походу в Дарго началась еще в 1844 году. На Кавказ был переброшен 5-й пехотный корпус, в задачи которого входило: взять реванш у Шамиля за поражения в 1843 голу, утвердиться в горах и построить новую передовую Чеченскую линию. Из этих задач выполнено было немного, покорены жители двух селений — Акуши и Цудахара. начато укрепление на передовой Чеченской линии. Чтобы завершить задуманное, Николай I хотел одним решающим ударом уничтожить Шамиля. План, разработанный в Петербурге, не отличался оригинальностью. Правительство Николая Павловича хотя и было озабочено положением дел на Кавказе, оказалось не в состоянии отказаться от привычных стереотипов, под влиянием которых в конце 1844 года возник план покорения горцев. Он был строг и лаконичен. «1) Разбить, буде можно, скопища Шамиля. 2) Проникнуть в центр его владычества. 3) В нем утвердиться» ⁶.

Главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом генерал А. И. Нейдгардт, которого многие, особенно в Петербурге, упрекали в бездействии и безынициативности, по-видимому, действительно не спешил исполнять волю [5] Николая Павловича. По этому поводу Б. М. Колюбакин, исследователь истории Даргинской экспедиции, писал. «… ген[ерал]-адъют[ант] Нейдгардт поступил прямодушнее графа Воронцова в 1845 г. не предприняв этого бесцельного н погибельного Даргинского похода, за исполнение которого, даже не веря в его успех, взялся граф Воронцов» ⁷. На Кавказе понимали то, чего никак не могли понять в Петербурге, время многочисленных, обремененных обозами экспедиций прошло, опыт продемонстрировал их полную неэффективность. Еще в августе 1844 года командир Самурского отряда генерал кн. М. З. Аргутинский-Долгоруков писал генералу Нейгардту о своих опасениях относительно результатов экспедиции, которые впоследствии оправдались: «Войска, двинувшись вперед, будут иметь более или менее жаркие дела с неприятелем, что, однако ж, не помешает им, может быть идти вперед Неприятель, по мере движения нашего вперед, будет отступать в глубь страны, хотя, конечно, терпя урон от бою, но не расстраиваясь совершенно. Дальность отступления неприятеля будет зависеть от дальности движения войск наших, и неприятель, без сомнения, пользуясь местностью и большею движимостью, всегда имеет возможность предохранить себя от наших решительных ударов... Движение наше в глубь страны будет зависеть от запасов продовольствия, которые будем иметь с собою, но во всяком случае должно будет прекращено, так сказать, в виду более или менее сильного неприятеля, который при возвращении нашем не упустит случая преследовать войска наши, к чему также будет много способствовать большая его движимость (случилось именно так, почти постоянно отряд Воронцова испытывал нехватку продовольствия и фуража, болели люди, погибали лошади, самым трагическим эпизодом стала «сухарная экспедиция» за продовольствием — Г. Л.)... Таким образом, край, в который мы сделаем вторжение, будет опять оставлен нами. Кроме некоторого разорения, которому подвергнутся жители, средства неприятеля, заключающиеся в его вооруженных силах, останутся без большого изменения (так и случилось, оставили, причем с большими потерями, и если бы не помощь генерала Фрейтага, результаты были бы еще трагичнее. — Г. Л.)... Нельзя, однако ж, предполагать, чтобы войска при движении этом, которые необходимо должны быть, не расстроили материального своего состава и тем не сделались бы менее способными к тем движениям, которые необходимо должны быть зимою, когда неприятель, пользуясь удалением войск наших на зимние квартиры, будет делать покушения возвратить те потери, которые уже он имеет в настоящее время... Наступательное движение наше в Аварию. Гумбет н Андию и возвращение оттуда без всяких по вероятности решительных результатов, не может произвести выгодного для нас впечатления, как в жителях занятого ныне неприятелем края, так и во всех жителях Дагестана, ныне нам покорных (действительно, авторитет Шамиля укрепился, а русской армии сильно пошатнулся — это обстоятельство признавалось многими — Г. Л.)… Движение наше в край, [6] который в следующем году необходимо должен быть прочно занят нашими войсками, откроет неприятелю самые удобные пути вторжения и даже по неудачам, которые могут быть им теперь испытаны, научит его употребить на следующий год все средства к сильнейшему нам сопротивлению на более слабых пунктах его оборонительной линии (в 1846 г. Шамиль предпринял дерзкое и успешное вторжение в Кабарду. — Г. Л.)... Доложив Вашему превосходительству о последствиях вторжения, которые по моему мнению должны по вероятности последовать, я обращаюсь теперь к вопросу Вашего превосходительства, считаю ли я возможным вторжение в Аварию с войсками, для того предназначенными? Не давая решительного ответа, можно ли это сделать, я, однако ж, уверенный в войсках вверенного мне отряда, смело могу сказать, что войска эти сделают все, что от них будет требоваться. Более сильное сопротивление неприятеля увеличит только потери храбрых, но предприятие может удастся. Остается только решить, будут ли потерн соответствовать последствиям этой экспедиции (все произошло так, как предполагал Аргутинский — огромные жертвы среди личного состава: потеря трех генералов, большого числа лучших офицеров, невероятное терпение «нижних чинов» во время лишений, сопровождавших отряд Воронцова на всем пути его следования, оказались совершенно неадекватными результатам экспедиции. — Г. Л.)» ⁸. Далее Аргутинский предлагал свой план, в котором важное место отводилось мероприятиям по закреплению в уже завоеванных районах, постройке укреплений, разработке дорог и т.п., но он не был принят во внимание. Нейдгардту было предписано заниматься всеми необходимыми приготовлениями для похода в Дарго, но он не успел ничего сделать, так как вскоре последовала отставка.

Для осуществления петербургского плана был назначен новый главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом и кавказский наместник гр. М. С. Воронцов. Почему Николай I остановил свои выбор именно на нем, до сих пор не вполне понятно. По этому поводу существуют разные мнения. По свидетельству А. М. Корфа ⁹, первоначально на должность наместника Николай предполагал назначить генерала Д. А. Герштейнцвейга, командира сводного кавалерийского корпуса, в чьем ведении находились новороссийские военные поселения. Генерал Герштейнщвейг отклонил это предложение, и тогда возникла кандидатура новороссийского генерал-губернатора графа Михаила Семеновича Воронцова. Воронцов не был царским фаворитом ¹⁰, но рекомендации, данные ему, позволили Николаю I остановить свой выбор именно на нем. Было опасение, что Воронцов, которому уже исполнилось шестьдесят четыре года, откажется принять на себя управление еще одним краем, тем более что на значительной его территории шла война с горцами, но Воронцов принял это назначение. Для него было «немыслимо не преклониться перед священной волей (Государя — Г. Л.) Я был бы не русский, если бы посмел не пойти туда, куда Царь велит» ¹¹, такова была его реакция на предложение Николая I. [7]

Воронцов, получив в Петербурге все необходимые полномочия и рекомендации, в сопровождении военной молодежи, охваченной романтическим энтузиазмом, отправился на Кавказ. «Громкая слава и высокое положение графа М. С., — писал Н. П. Беклемишев. — заманчивость блестящих подвигов и самый характер Кавказской воины всех увлекали. К числу многих представителей самого цвета русского дворянства, собравшихся под знамена графа М. С., присоединился принц Александр Гессен-Дармстатский. В то время я тоже был молод и вполне увлекался поэзию боевой веселой и приятной жизни...» ¹²

Совершенно по иному реагировали на новое назначение, а в особенности на планы Петербурга, опытные кавказские военачальники генералы кн. М. З. Аргутинский-Долгоруков, Р. К. Фрейтаг, И. М. Лабынцев. Взгляды самого Воронцова на необходимость экспедиции в Дагестан тоже претерпевали изменения, но не настолько, чтобы отказаться от нее. 25 апреля 1845 года он еще был «оптимистически» настроен и писал по этому поводу военному министру кн. А И Чернышеву: «Если бы даже полученное мною приказание действовать в этом году наступательно, прежде чем вновь приняться за устройство передовой Чеченской линии, было противно моему мнению, как не согласны с ним все здешние генералы, то все же я бы исполнил его с тем же рвением; но я откровенно говорю здесь всем, что это также и мое мнение и что мне кажется неблагоразумным избегать встречи с Шамилем и возможности нанести ему вред, что устроит наши дела лучше всего. Если Богу неугодно будет благословить нас успехом, мы все-таки сделаем наш долг, не будем виноваты и обратимся тогда — несколько позже к методической системе, которая принесет плоды, но, разумеется, не так скоро, как в том случае, когда мы одержали бы успех в борьбе с самим Шамилем» ¹³. Это письмо наглядно демонстрирует позицию Воронцова, который ни за что не хотел брать на себя ответственность: ни за решение Петербурга (получил приказ и выполняет его), ни за исход дела («...сделаем наш долг, но не будем виноваты...»). Он не хотел испытывать судьбу отказом от планов Николая I. Еще в Петербурге он давал заверения в полном своем согласии с ними, но тогда он доподлинно не знал обстановки на Кавказе, несмотря на то, что встречался и консультировался с генералом Ермоловым. Приехав на Кавказ и ознакомившись с обстановкой, зная мнения «здешних генералов», он все же не решился на отказ (даже временный) или корректировку планов, разработанных в Петербурге, хотя получил на Кавказе власть, какую до того времени не имел ни один главнокомандующий и главноуправляющий (обе должности соединялись в одном лице). «Никогда еще начальник не являлся в той стране облеченный такой властью, столько могущественный, в такой высокой у государя доверенности, — писал Воронцову бывший «проконсул» Кавказа А. П. Ермолов.— Тебе никто из министров не осмелится делать препятствия, и еще менее вредить могут… [8] Словом, Император имеет в тебе достойного наместника. Знаменитый и по справедливости незабвенный князь Цицианов далеко не имел равных способов». ¹⁴ Не имел такой власти и сам Ермолов. Приняв решение непременно «исполнить долг», но не веря в успех экспедиции, гр. Воронцов писал 26 мая Ермолову более откровенно: «Будем искать Шамиля, но даст ли нам случай ему вредить, один Бог это ведает... Боюсь, что в России вообще много ожидают от нашего предприятия. Надеюсь мы ничего не сделаем дурного; но весьма может статься, что не будет возможности сделать что-нибудь весьма хорошее, лишь бы нашей вины тут не было…» ¹⁵ Опасения Воронцова не оправдались, его не сочли виновным в провале экспедиции, более того — осыпали наградами.

Уже отлично понимая, что от него ждут гораздо большего, чем он может дать, Воронцов все же предупреждал военного министра кн. Чернышева 30 мая, перед самым началом похода: «Повергните меня к стопам Его Величества, я не смею и надеяться на большой успех нашего предприятия, но сделаю, разумеется, все, что будет от меня зависеть, чтобы выполнить Его желание и оправдать Его доверенность» ¹⁶.

В походе на Дарго определено было участвовать Чеченскому отряду под командованием генерала А. Н. Лидерса, Дагестанскому отряду под командованием легендарного кавказского военачальника генерала кн. В О. Бебутова. Официальной датой начала Даргинской экспедиции считается 31 мая, когда Чеченский отряд вышел из крепости Внезапной, он состоял из авангарда, которым командовал генерал С. Д. Безобразов, главного отряда — возглавляемого генералом Ф, К. Клюге фон Клюгенау, и арьергарда — под командованием генерала Б. Б. Фока.

В состав Чеченского отряда входили: 12 батальонов из пехотных полков (Литовского, Прагского, Люблинского, Замосцкого, Навагинского, Куринского. Кабардинского) 13-й, 15-й и 20-й пехотных дивизий; 2 роты 5-го саперного батальона, рота Кавказского стрелкового батальона и 2 дружины Грузинской пешей милиции (1000 чел.); 13 сотен Кавказских линейных казачьих полков (Кавказского. Кубанского, Ставропольского. Моздокского, милиции — Кабардинской, Дигорской и Грузинской); батарей Кавказской гренадерской, 14-й и 20-й артиллерийских бригад (всего 28 орудий); перевозочные средства — черводарский транспорт (1000 вьючных лошадей) и запасной парк 14-й артиллерийской бригады, состоящий из 20 ящиков и 200 вьюков ¹⁷.

Дагестанский отряд начал движение из Темир-Хан-Шуры, он состоял из 9 батальонов пехотных полков (Минского, Житомирского, Апшеронского, Кабардинского) 14-й, 19-й и 20-й пехотных дивизий, 2-х рот 5-го саперного батальона, 2-х рот Кавказского стрелкового батальона; 3-х сотен Кавказских линейных казачьих полков (Гребенского, Кизлярского Семейного, Донского казачьего и Дагестанских всадников); батареи 14-й и 19-й артиллерийских бригад [9] (всего 18 орудий); перевозочные средства — черводарский транспорт (1000 вьючных лошадей) и полубригада конно-подвижного магазина (380 вьючных лошадей) ¹⁸.

Вспомогательная роль в экспедиции была отведена Лезгинскому и Самурскому отрядам, которые по мере продвижения в горы основного отряда гр. Воронцова, должны были отвлекать на себя часть сил неприятеля.

По общему замыслу, все отряды, включенные в экспедицию, начинали движение одновременно, как и полагается по законам военного жанра, однако генералу Г. Е. Шварцу, командиру Лезгинского отряда, пришлось отступить от первоначального плана. Накануне ему стало известно о сборе большого отряда неприятеля на хребте Маалрас, через который пролегал путь Лезгинского отряда. Шварц вынужден был начать военные действия против горцев уже 25 мая. Он выслал отряд из Белокан по направлению к горам Маалраса. Как выяснилось, в горах скрывался отряд лезгин численностью 2000 человек, высланных Елисуйским султаном Даниель-беком на помощь Шамилю ¹⁹. Разбить лезгин не удалось и Шварцу пришлось идти с подмогой и оттеснить лезгин. 29 мая передовые части Лезгинского отряда поджидали прибытия последнего эшелона, чтобы продолжить движение в горы по намеченному плану, но и это ему не удалось. 31 мая у горы Кок отряд встретился с горцами, которых было до 5000 человек под предводительством Даниель-бека и муллы Шабана ²⁰, они «сильно атаковали» Лезгинский отряд, но, несмотря на явное превосходство, были отбиты. Генерал Шварц остановил дальнейшее продвижение своего отряда, чтобы иметь возможность наблюдать за горцами, живущими по соседству с Лезгинской линией, не давая им предпринимать наступательные действия против основных сил отряда гр. Воронцова или против Самурского отряда, действующего со стороны Южного Дагестана ²¹.

Самурский отряд, под командованием генерала кн. М. З. Аргутинского-Долгорукова, выступил 1 июня к берегам р. Кара-Койсу, притока Сулака. Переправа через реку оказалась невозможной из-за берега, размытого сильными дождями. Противник собрал свои силы на противоположном левом берегу под командованием Кибит-Магомы. Завязалась перестрелка, но наступательные действия не предпринимались ни одной из сторон, так продолжалось до 5 июня ²².

Соединение главных сил Чеченского и Дагестанского отрядов произошло у селения Гертме 3 июня. Главнокомандующий отдал распоряжение занять Теренгульский овраг, незадолго до этого оставленный горцами, а на следующий день, 4 июня, наметил поход в селение Гумбет, которое, по полученным им сведениям, было сильно укреплено горнами. К намеченной цели — Гумбету —вели две дороги. Воронцов, на основании имеющихся донесений, во многом противоречивых, колебался в выборе. Одна из дорог шла через Мичикальский хребет, другая через перевал Кырк. Главнокомандующий принял [10] решение лично проверить, насколько перевал Кырк надежен для перехода, назначив экспедицию на 5 июня. Для выполнения намеченном цели Воронцов сформировал специальный отряд, в состав которого вошли батальоны Апшеронского, Литовского, Житомирского, Люблинского, Куринского, Кабардинского полков, дружина пешей грузинской милиции, 8 горных орудий, 3 сотни казаков и 6 сотен конной грузинской и осетинской милиции. Командиром отряда был назначен генерал Д. В. Пассек. Отряд русских двигался по возможности незаметно для горцев, ожидавших его появление со стропы Мичикала. Заметив передвижение русских войск, горцы начали стягиваться из Мичикала на горе Анчимеер, расположенной напротив перевала Кырк. Ознакомившись с местностью, главнокомандующий приказал отряду Пассека занять гору Анчимеер, что было выполнено через два часа мосле начала операции. Неприятель отступил, по официальным данным отряд горцев насчитывал от 2500 до 3000 человек. Потери со стороны русских составляли 17 человек ранеными ²³. Для закрепления успеха Воронцов приказал Дагестанскому отряду 6 июня выступить к бывшему укреплению Удачное, а остальным частям Чеченского отряда, оставшимся в Теренгуле, подтянуться к горе Анчимеер. С появлением Чеченского отряда, Дагестанский отряд двинулся дальше, на Мичикал. Первая неделя экспедиции вдохновила и главнокомандующего, и всех остальных участников экспедиции, особенно захват горы Анчимеер, когда противник бежал, почти не оказав сопротивления. Этот эпизод нашел отражение у всех мемуаристов. «Успех оружия нашего в деле 5 июня воспламенил еще более ревностное желание войск наших сразиться с неприятелем, а великий наш Государь, получив донесение о взятии горы Анчимеер, в письме своем к вождю кавказских воинов, — высокопарно писал один из них,— изволил изъявить Высочайшую благодарность свою войскам в следующих словах: «Скажите же вы и молодцам вашим, что Я, их видевший, их знавший, знал, что и желать и ожидать от них мог и вперед могу, и что Я их благодарю, что доказали, что они все те ж кавказские герои, даром, что ряды пополняются молодыми: к доброму корню легко прививать» ²⁴. Ближайшие события покажут, что радость была преждевременной, можно также утверждать, что с этого момента удача отвернулась от экспедиции, начали сбываться опасения генерала Аргутинского, которые ни Петербург, ни Воронцов не захотели принять к сведению. Многие участники экспедиции позже поняли, что отступление без боя, вероятнее всего, было не трусостью противника, как предполагали, а верным расчетом Шамиля, заманившего в глубь гор огромный отряд русских, движение которого замедлялось из-за его многочисленности, обремененности обозами, орудиями, а впоследствии и ранеными. Кроме того, незнание или игнорирование природных и климатических особенностей горного края стоило отряду тяжелых испытаний и потерь. Генерал Пассек, возглавлявший авангард главного отряда, решил вырваться вперед. Он занял высоты Зунумеер в пятнадцати верстах от Анчимеера. По приказу [11] главнокомандующего отряд Пассека принял участие в операции «налегке», без ранцев, без теплой одежды, без необходимого запаса продовольствия — эти условия удовлетворяли поставленной задаче, но ситуация вышла из-под контроля. Поспешность Пассека в овладении горой Зунумеер и испортившаяся погода привели к драматическому исходу этой операции. На смену жаркой погоде 5 июня 7 июня, при резком падении температуры, пришли сначала дожди, а потом и снегопад. Морозы на перевале Кырк доходили до 6 градусов ²⁵. От них страдали войска, находившиеся у подножия горы, но у них были продовольствие и обозы, самые тяжелые испытания выпали на долю солдат из отряда Пассека, которые находились на вершине горы до 11 июня. Солдаты назвали гору Зунумеер «холодной горой», по разным данным число обмороженных там достигало от 200 до 450 человек ²⁶. Разбирая итоги Даргинской экспедиции, военные долго спорили о роли генерала Пассека в «деле 6 июня». Одни утверждали, что Пассек, бесшабашно храбрый, увлеченный своим честолюбием, оторвал авангард от главных сил, подвергая его опасности быть разбитым прежде, чем главные силы могли бы прийти ему на помощь. Другие становились на защиту генерала, оправдывая все его действия тем, что Пассек, захватив гору Зунумеер, отбросил горцев и тем открыл дорогу к Андийским воротам, что иначе он не мог поступить, ибо неприятель сосредоточил бы свои силы для защиты высот Анди. Существовала и отличная от двух первых точка зрения, которая выражалась в осуждении действий Пассека, но не потому, что он оторвался от главного отряда и мог быть разбит неприятелем, а потому, что в его действиях не было целесообразности. Занятая позиция на Анчимеере уже обеспечивала защиту от горцев, занимавших Мичикал и прямую дорогу в Андию, так что принесенные отрядом Пассека жертвы не носили характера острой необходимости, а были результатом тактического просчета и неумеренных амбиций. В «Обзоре военных действий на Кавказе в 1845 году» — официальной хронике Даргинской экспедиции — драма на горе Зунумеер занимает скромное место, но даже за скупыми фразами казенного отчета четко проглядывается стремление командования любой ценой загладить свои ошибки, за которые была заплачена дорогая цена, «...к вечеру (6 июня. — Г Л.) авангард расположился на высотах 3унумеер, неприятель атаковал было его, но отбит штыками. На этой позиции пробыли до 12 числа (7 дней — Г. Л.), и хотя сильно потерпели от необыкновенного ненастья, стужи и совершенного недостатка в дровах, но оставались там, дабы отступлением не ободрить горцев. С большим трудом, по причине густого тумана, доставлю было авангарду продовольствие и некоторое количество дров и спирту из Дагестанского отряда, но лошади за глубоким снегом не могли иметь травы, и открылся падеж…» ²⁷. 12 числа, наконец, авангард присоединился к главным силам, которые все еще располагались у перевала Кырк, и тоже страдали от непогоды. После соединения авангарда с главным отрядом войска [12] продолжали движение к намеченной цели, к так называемым Андийским воротам, местности, считавшемся до того времени недоступной для русских.

На 13 июня была назначена операция по овладению неприятельскими завалами перед входом в ущелье и занятие Андии, однако воевать отряду не пришлось. Когда утром 13 июня войска готовились к наступлению, выяснилось, что все селения Андии объяты пламенем. Позже от лазутчиков стало известно, что Шамиль обманом заставил жителей покинуть свои жилища и поджег их, сам же со своими мюридами отошел, предоставив отряду Воронцова без боя занять позиции на Буцуркальских высотах. Было похоже, что Шамиль усомнился в возможности противостоять русским войскам, вооруженным 6-ю легкими орудиями, 18-ю горными единорогами и 2-мя мортирками ²⁸, поэтому дорога в Андию была открыта. Главнокомандующий дал возможность войскам отдохнуть и отогреться после семи дней ненастной погоды.

Сражение началось утром 14 июня. По плану главнокомандующего силы основного отряда должны были вступить в Андию и завладеть аулами Гогатль н Анди, в которых еще находилась часть неприятельских отрядов. Отряд Воронцова, оставив на всякий случаи в резерве эшелон полковника Адлерберга, вошел в Андию двумя колоннами. Местность от аула Анди к вершине хребта Азаль, отделяющего Андию от аулов общества Технуцал на юго-западе, идет уступами и на средних уступах расположился со своим войском Шамиль, собрав до 6000 горцев. Заняв выгодную позицию, горцы обстреливали с высот все низменное пространство из трех орудий ²⁹. В течение всего дня шло сражение за селение Анди и пространство до селения Гогатль, в результате упорных боев Чеченский отряд к ночи занял местность у аула Анди, а Дагестанский — у селения Гогатль В этот день отряд потерял убитыми 6 человек, из них 1 обер-офицера, им был поручик Кабардинского полка Маевский. В этом сражении, среди других, получили ранения командир батальона Кабардинского полка кн. А. И. Барятинский и штабс-капитан О. В фон Нейман ³⁰.

Войска расположились лагерем между аулом Анди и селением Гогатль, продовольствие было на исходе. По мере продвижения отряда в глубину гор подвоз продовольствия, фуража и других припасов становился все более трудным, а для действующего отряда наиболее важным. Главнокомандующий возложил миссию по организации бесперебойной доставки провианта к местам дислокации действующего отряда на командира Дагестанского отряда генерала Бебутова. «Для подвоза продовольствия нельзя уже было рассчитывать на черводаров (лошадей черводарской породы, использовавшихся для вьючных перевозок в походе. — Г. Л.). а потому главнокомандующий поручил особенной заботливости князя Бебутова и шамхала Тарковского сформировать вольнонаемный транспорт из подвод жителей шамхальства. Шамхал успел выставить до 500 подвод. Черводары же должны были перевозить провиант от Кырка до Андии и Дарго, в помощь им в кыркинский складочный [13] магазин из главного отряда направлено было 150 лошадей парка 14-й артиллерийской бригады и 384 лошади конно-подвижного магазина, там же было 124 лошади парка 20-й артиллерийской бригады. Ожидая прибытия транспортов, войска оставались в Андии трое или четверо суток без хлеба, получая только немного водки и мяса и деля одни сухарь на десятерых...» ³¹. Снабжение армии продовольствием во время многодневных и многочисленных экспедиций — одно из самых важных условии их успеха, видимо, командованию необходимо было предусмотреть не один, а несколько вариантов доставки продовольствия, тем более в такую сложную местность, в которой находился действующий отряд. 17 июня главнокомандующий и сам осознал свою ошибку, он писал: «…если мы когда-нибудь пожелаем прочно утвердиться в Андии, то не со стороны Чиркея и Внезапной можем мы получать наше продовольствие, что почти невозможно летом и совершенно невозможно с осени до весны. Если обстоятельства заставят нас снова быть обладателями этой страны, то надо начать занятием и укреплением Маюртупа, как левой оконечности передовой Чеченском линии, потом прорубить в два ружейных выстрела просеку по дороге от Маюртупа к Дарго, устроить хороший форт для 4 или 5 батальонов в Дарго, а оттуда до Анди прогулка» ³². Еще три недели назад, становясь во главе многотысячного отряда, Воронцов был уверен в необходимости идти в горы, не дожидаясь окончания укрепления Чеченской передовом линии и несмотря на предостережения опытных кавказских генералов. Прозрение пришло к нему, когда начались первые испытания, но он продолжал намеченный путь, уже без всяких иллюзий, зная, что экспедиция вряд ли закончится успехом. Его письма с места событий — свидетельства того, насколько необдуманной была идея самого многотысячного похода «Таким образом. — писал Д. Г Анучин, исследователь событий Даргинской экспедиции, — с каждым шагом в горы граф Воронцов более и более убеждался, что не горы Дагестана, а обладание плоскостью Чечни служит ключом к водворению спокойствия и нашей власти в восточной части Кавказа, что до совершенного занятия Чечни всякое движение в Нагорный Дагестан будет существенно вредно и опасно для нас, как влекущее за собой убыль в людях, нерешительность действий экспедиционного корпуса и увеличение нравственных сил неприятеля» ³³.

Подразделения Дагестанского отряда вошли в состав Чеченского, под командование генерала Лидерса и стали называться «главным действующим отрядом» ³⁴. С 14 по 20 июня войска находились на занятой позиции. Время от времени горцы обстреливали лагерь русских, но главнокомандующий, для экономии патронов, запретив отвечать им. Местом дислокации противник выбрал Азалские высоты, находившиеся вокруг аула Анди. 18 июня численность горцев намного возросла, по данным лазутчиков их было около 2000 человек, возглавлял их сам Шамиль. [14]

Воронцов, желая оттеснить горцев, 20 июня лично возглавил специальный отряд. Когда войска начали выдвигаться из аула Анди и подниматься на перевал Речел, отделяющий Андию от Ичкерии, горцы открыли огонь, но, увидев конницу и грузинскую пешую милицию, поспешили покинуть свои позиции. Кавалерия преследовала их до самой границы общества Технуцал, возвратившись в лагерь 21 июня. Эта операция преследовала несколько целей: дать понять противнику, что перевес в силе остается на стороне русских войск, отвлечь его внимание от транспортов с продовольствием, которые направлялись к лагерю, привлечь на свою сторону тех жителей, которые захотят покровительства русских, и внести исправления в топографические карты, которые оказались не совсем точными. В то время когда войска возвращались через перевал Речел, часть из них была втянута в бой в селении Рикуани, где собралось немало горцев под командованием Хаджи-Мурата, двигающегося на помощь ичкеринцам. После перестрелки Хаджи-Мурат скрылся в горах.

26 июня из укрепления Евгеньевское прибыл транспорт с продовольствием, которого было явно недостаточно, но и это небольшое подкрепление на два-три дня частично решало проблему питания отряда. Большой транспорт в сопровождении генерала Бебутова ожидали только к 1 июля. Из донесения, присланного генералом Бебутовым с малым транспортом, стало известно, что 21 июня его отряд был атакован партией горцев на пути от перевала Буцур к Мичикалу, поэтому движение сопровождалось стычками с ними и колонна прибыла в Мичикал к 10 часам вечера, потеряв убитыми и ранеными 41 человека. Столкновения с горцами задержали отряд с продовольствием на несколько суток, таким образом, он прибыл в Гогатль только 4 июля.

С 21 июня по 1 июля разные подразделения в составе экспедиции участвовали в локальных боях с горцами, которые внимательно следили за их передвижением и провоцировали перестрелки, совершали вылазки к лагерю, те. постоянно напоминали о себе.

Распределив продовольствие, боеприпасы и другие необходимые поступления, главнокомандующий назначил на 6 июля поход на Дарго. В селении Гогатль был оставлен отряд под командованием подполковника В. А. Бельгарда. Рано утром 6 июля главные силы отряда выдвинулись по направлению к Дарго. В его состав входили, авангард, под командованием генерала К. Я. Белявского, правая обходная колонна под командованием полковника бар. П. П. Меллер-Закомельского. левая обходная колонна, которой командовал полковник В.М. Козловский, главные силы генерала Ф. К. Клюге фон Клюгенау и арьергард генерала И. М. Лабынцева. В отряд входили 10,5 батальонов, 4 роты саперов, 3 роты стрелков, 2 дружины пешей грузинской милиции, 4 сотни казаков, 9 сотен конной милиции, 2 легких орудия, 14 горных орудий. В строю находилось 7940 человек пехоты, 1218 человек всадников и 342 артиллериста ³⁵, всего 9562 человека. [15]

От лагеря до последнего перевала оставалось всего 14 верст, они были преодолены к полудню. Изучив местность, главнокомандующий направил правую колонну занять опушку леса. Генерал Лидерс атаковал горцев, засевших там, и дал возможность авангарду пройти к первому завалу. Овладев им, авангард стал продвигаться по дороге, пролегавшей «…на протяжении трех или четырех верст через густой вековой лес по узкому гребню хребта, имеющему местами ширины не более двух или трех саженей, а с обеих сторон крутые глубокие овраги, также покрытые густым лесом…» ³⁶. Кроме того, дорога на всем протяжении была перекрыта огромными завалами, которые нельзя было обойти, а приходилось «брать с фронта». Выполняя приказ главнокомандующего не вступать в перестрелку во время захвата завалов, войска действовали при помощи холодного оружия ³⁷. При захвате второго большого завала погиб подполковник генерального штаба 5-го пехотного корпуса Левисон, ранен кн. А М. Дондуков-Корсаков. Егеря и милиция не давали горцам закрепиться, но это не мешало им, скрываясь между и в вершинах деревьев вести сильный прицельный огонь, У одного из горных орудий в течение четверти часа погибла вся прислуга, и находившийся поблизости генерал Фок собрал несколько человек артиллеристов и стал сам наводить орудие, но в это время получил тяжелое ранение и вскоре скончался. В результате ожесточенного боя неприятель покинул занимаемые им места, но не переставал атаковать колонну, вышедшую из леса на открытое место. Авангард, под командованием генерала Белявского, спустился к пылающему аулу Дарго и занял его. Вместе с авангардом у Дарго расположился биваком главнокомандующий, прибывший с кавалерией. Остальные войска продолжали спуск в течение всей ночи.

Арьергард прибыл на место только к 8 часам утра 7 июля. В этом прослеживается некая закономерность экспедиции в Дарго, когда авангард оказывается далеко впереди остальной части отряда. В похожих ситуациях во время похода погибли два генерала: 6 июля Фок и 11 июля Пассек, но и эти потери в дальнейшем не мешали командующим авангардом придерживаться похожей тактики и терпеть большие потери.

В день взятия Дарго погибли 36 человек: 1 генерал, 1 штаб- и 2 обер-офицера, 28 солдат и 4 милиционера. Ранено — 137 и контужено 32 человека. Общие потери одного дня составили 205 человек и «много лошадей» ³⁸. По сведениям лазутчиков горцы тоже понесли значительный урон в людях, но какой именно, неизвестно

Рассеявшиеся, при захвате Дарго, горцы не думали сдавать позиций. Шамиль умышленно поджег Дарго и с гор наблюдал за действиями русского отряда Он всю ночь и утро следующего дня обстреливал ядрами лагерь Воронцова, особенно из селения Белгатой. Главнокомандующий приказал сформировать отряд для отражения противника под командованием генерала Лабынцева. [16] Отряд состоял из 5-и батальонов разных полков, 4-х рот стрелков, саперов и егерей, 4-х сотен казаков и 2-х — грузинской конной милиции При нем было 6 горных орудии ³⁹.

После первой атаки горцы заняли оборону в жилищах Белгатоя, отряд генерала Лабынцева перешел через р. Аксай и быстро выбил противника из селения За Белгатоем начиналась открытая местность, это давало возможность кавалерии преследовать горцев, а пехота с орудиями заняла позицию у кладбища селения Цонтери — она обеспечивала кавалерии падежное отступление. За отступающей кавалерией следовали отряды горцев Их тут же атаковала пехота. У кладбища селения Цонтери завязался рукопашный бой; несколько раз оно переходило из рук в руки, но в конце концов осталось за отрядом Лабынцева К тому времени, когда Лабынцев уже отправил назад кавалерию и приказал отступать к переправе остальным подразделениям отряда, горцы бросились к переправе с цепью отрезать им путь к отступлению. Воронцов, наблюдая за действиями отряда Лабынцева, послал ему на помощь две роты егерей с орудиями для обстрела неприятеля. Только артиллерия заставила горцев отказаться от дальнейшего преследования отряда. В операции у селения Белгатой и Цонтери потери составили: 30 человек убитыми и 187 ранеными. Автор «Обзора...» не забыл упомянуть о больших потерях противника, подчеркнув, что на исход вылазки особенно успешно повлияло участие в операции артиллерии ⁴⁰.

Казалось бы, задача Лабынцева состояла в том, чтобы отбросить противника подальше от лагеря, согнать его с занятых позиции, чтобы он не мешал находившемуся в лагере отряду. Действительно, генерал Лабынцев выбил горцев из селения Белгатой, преследовал их, затем, при отступлении отряда, горцы преследовали его, а у переправы через Аксай, т. е. у исходной позиции, Воронцов был вынужден прийти на помощь Лабынцеву. Все это вызывает сомнения в эффективности таких вылазок. Нельзя ли было начать с того, чем закончили: пустить в ход артиллерию. После возвращения отряда в лагерь горцы снова заняли левый берег р. Аксай. Их сравнивали с роем мух: их согнали, они разлетелись, а минуту спустя снова на том же месте.

Моральное состояние отряда оставляло желать лучшего: мрачные настроения преобладали среди солдат —снова убитые и раненые, а взамен несколько сожженных домов и небольшая передышка в перестрелке с противником. Уныние объяснялось не столько потерями, к ним кавказские войска привыкли, сколько сознанием того, что потери эти бесполезны. Свидетельством этому была последняя вылазка генерала Лабынцева, еще раз подтвердившая ошибочность стратегии и тактики подобных экспедиций: заняв высоты, не закрепить их за собой. Настроение в войсках не улучшало и почти полное отсутствие провианта и фуража. Кроме того, снова ухудшилась погода, лил дождь со снегом, «...холод увеличивался и, дабы окончательно не замерзнуть, солдаты рыли ямы, в [17] которых теснились по три человека: одна шинель служила матрацем, две другие — одеялом» ⁴¹. Эти погодные условия самым неблагоприятным образом сказались на событиях 10 и 11 июля.

Оставаться в Дарго не было никакого смысла, но и покинуть его до прибытия транспорта с продовольствием Воронцов не мог. Многие обозы по дороге в Дарю были отбиты неприятелем или потеряны в горных ущельях, аул стал для отряда ловушкой, среди солдат начались болезни от недоедания, усилился падеж лошадей, отсутствовали боеприпасы. Возвращаться по старом дороге, но мнению Воронцова, было невозможно, так как горцы сочли бы это отступлением. Оставался одни путь — продвигаться вперед по направлению к Герзель-аулу. Генерал Ермолов в переписке с Воронцовым и это его движение назвал отступлением, на что Воронцов горячо возражал Ермолову, но по сути старый генерал был прав, он справедливо заметил. «Ты, как я замечаю, столько же не любишь, как и великий Суворов, слово отступление; ибо усиливаешься уверять, что, идучи от Ларю к Герзель-аулу, ты был атакующим, и приводишь в доказательство, что ты шел прямо на неприятельскую позицию. Тогда по всем направлениям были неприятельские позиции, ибо неприятель окружил тебя со всех сторон. Марш из Андии до Дарго принадлежал беспрекословно к движениям наступательным, но неужели князь Бебутов, от Кирки спускаясь к Чиркею, делает движение наступательным? Согласись, по крайней мере, что это скорее назвать должно возвратным путем, каковой был и твой от Дарго до плоскости. Как хочешь, не могу признавать за наступательное движение тобой совершенное. Что ты уклоняешься чести бестрепетного и искусного отступления, которое против горцев труднее всякого другого?» ⁴² Следует согласиться с тем, что многие потери в даргинской экспедиции обязаны излишней амбициозности ее руководителей, и в первую очередь Воронцова, который, хотя и сделал выводы из полученных уроков, но до конца так и не признал поражения в Дарго.

Транспорт с продовольствием должен был прийти в Дарго 9 или 10 июля. Стало ясно, что через лес колонна не пройдет, Воронцов принял решение разделить свой отряд на два. Один из них под командованием генерала Клюге фон Клюгенау отравить навстречу транспорту; нагрузить ранцы продуктами и боеприпасами и таким образом доставить их в лагерь.

Утром 10 июля в горах показалась колонна провиантского отряда. Отряд генерала Клюге фон Клюгенау двинулся ему навстречу, но из-за ненастной погоды и завалов, устроенных горцами, он сильно растянулся. Когда авангард под начальством генерала Д. В. Пассека прошел уже большую часть пути, неприятелю удалось смять середину колонны, и таким образом отрезать арьергард и окружить его. Генерал В. М. Викторов, командовавший арьергардом, все же отбил атаки горцев и медленно продвигался вперед, но впереди его ожидали новые партии неприятеля, открывшие непрерывный огонь. [18]

Когда же наконец появилась надежда пробить брешь в рядах горцев, генерал Викторов был тяжело ранен. Его солдаты, потеряв два орудия, лошадей и прислугу, сами обратились в бегство. Очевидцы этой трагедии рассказывали, что тяжело раненный генерал Викторов, «поверженный на землю и не имея сил подняться, несмотря на просьбы и обещания наградить того, кто бы его взял, оставлен был в добычу неприятелю и тут же им изрублен» ⁴³.

Потеря большого количества людей и орудий, смерть генерала Викторова и некоторых других командиров, недостаток патронов и снарядов, растерянность генерала Клюге фон Клюгенау — все это самым плачевным образом сказалось на боевом духе солдат, которые после встречи с транспортной колонной должны были на следующий день возвращаться той же дорогой в Дарго.

С момента, когда авангард отряда под командованием генерала Пассека вышел на поляну, где его ожидал подполковник Г.И. Гюллинг с провиантом и боеприпасами, до прибытия сюда же остатков арьергарда прошло несколько часов ⁴⁴. Погода прояснилась, но времени для отдыха не было — пока солдаты получали провиант, горцы рубили деревья н строили новые завалы, готовясь к очередной встрече. За ночь к ним присоединились несколько новых групп, что значительно увеличило их численность.

Утром 11 июля отряд отправился в обратный путь. Авангард снова возглавил генерал Пассек, арьергардом командовал раненный накануне полковник Ранжевский. В середине колонны разместились обозы — стрелковые роты защищали ее по ходу справа и слева. Раненых в последний момент было решено отправить с отрядом Гюллинга в Темир-Хан-Шуру. Это решение, как показали дальнейшие события, многим из них спасло жизнь.

Генерал Пассек, как было ему свойственно, вырвался с авангардом вперед, не давая себе особого труда подумать о том, что же будет с обозами. Колонна тем временем растянулась на большое расстояние, стала очень привлекательной и легкой добычей для горцев. Удивительно, что генерал Клюге фон Клюгенау, не усвоив уроков предыдущего дня, вновь вручил командование авангардом Пассеку, который уже не в первый раз зарекомендовал себя на этом месте не лучшим образом. Объяснить это можно либо полной потерей им контроля над ситуацией, либо он считал неудобным назначить на эту роль офицера ниже генерала, либо, как писал А. Л. Зиссерман, «При всем моем уважении к памяти генерала Клюге я, однако, нахожу в этом случае с его стороны непростительную слабость, вероятно, не желая уязвлять самолюбие своего приятеля, он, испытав уже накануне последствия легкомысленно храброго увлечения Пассека, опять поручил ему авангард. Дело было слишком серьезно, чтобы думать о чьем-нибудь самолюбии. Даже напротив, на это раз следовало в авангарде послать менее заносчиво-храброго человека, нужен был хладнокровно-распорядительный, стойкий человек, не забывающий отданных ему [19] приказаний, увлекающегося же Пассека следовало оставить в арьергарде, где его беззаветная удаль принесла бы огромную пользу, а для увлечения не было бы места» ⁴⁵.

Генерал Д.В. Пассек был молод, отличался легендарной храбростью, был богатырского сложения. На него возлагались большие надежды, но, к сожалению, он был известен и бесшабашной удалью, которая приводила к неосмотрительным поступкам, что и стало причиной его гибели в лесу Ичкерии 11 июля. Генерал Клюгенау чудом остался жив, под ним было убито несколько лошадей, он потерял всю свою свиту, а вместе с ней и свою репутацию. В письме к А. П. Ермолову о генерале Клюгенау Воронцов 18 января 1846 года писал: «...Я не виню его за сухарную экспедицию, как ее называют, которая нам так дорого стоила, хотя, может быть, и тут распоряжения могли быть лучшие, и должен сказать, что во все наши жаркие минуты, от Дарго до Герзель-аула, особливо 14-г-о, 16-го и 19-го, Клюге показал свою старинную личную храбрость и твердость, стоял грудью и готов был на рукопашный бой, но вместе с тем, скажу тебе, в откровенности, что его военное поприще должно считаться конченым. Храбрость осталась; но решительности на какую-нибудь ответственность, ежели и когда-нибудь была, то теперь уже вовсе нет» ⁴⁶.

Хотя горцы и теряли в живой силе, но все преимущества были на их стороне: они применяли испытанную тактику — строили завалы из деревьев, камней, не гнушались использовать для этого трупы людей и животных, нагоняя этим на противника физиологический и мистический ужас. Прячась за деревьями и воздвигнутыми преградами, они успешно обстреливали русских. Важным фактором, который нельзя сбрасывать со счетов, было то, что горцы воевали на родной территории, сама природа помогала им, они были незнакомы с военным искусством, распространенным в цивилизованных странах Европы, но очень хорошо умели использовать достоинства горной местности, прятаться, неслышно передвигаться, нападать сзади, если необходимо, не стеснялись разбегаться и отступать, для того, чтобы снова собраться там, где их уже не ждут, оставлять поле боя и сжигать свои жилища, постоянно расстраивая этим планы противника. В страшной неразберихе боя горцы отбили большую часть продуктов, казну, скот и боевые припасы, часть обозов навсегда исчезла в горных обрывах, некоторую их часть стали грабить сами солдаты. В этой кровавой вакханалии тело генерала Викторова уронили в ущелье, тело убитого генерала Пассека было оставлено на поругание, так же как и тела других участников этого трагического похода, прозванного среди солдат «сухарной экспедицией». За два дня, 10 и 11 июля, потери составили: убитыми — кроме двух генералов, 554 человека, ранеными — 770 человек и это только по официальным данным. Потеряв кроме людей, 3 орудия и большую часть обоза, отряд генерала Клюге фон Клюгенау прибыл в Дарго. На подступах к нему ему помогали генералы Лидерс и Гурко с тремя ротами пехоты и частью грузинской милиции. [20]

Не получившему ожидаемого продовольствия и подкрепления Воронцову не оставалось ничего, как начать приготовления к походу на Герзель-аул. К вечеру 12 июля отряд был готов к выступлению в составе около 5000 человек, из которых по официальным сведениям более 700 были ранены, на самом деле раненых должно было быть больше. Воронцов уже не мог надеяться только на силы своего отряда. 13 июля он послал начальнику левого фланга Кавказской линии генералу Фрейтагу приказ идти навстречу главному отряду от Герзель-аула с войсками, которые ему удастся собрать. Дня верности приказ был послан в пяти копиях пятью различными путями ⁴⁷. Части основного отряда, оставшиеся у временных укреплении у Гогатля и Буцуркале, по приказу Воронцова отступили к Мичикалу, где должны были соединиться под командованием генерала Бебутова.

13 июля, рано утром, отряд под командованием Воронцова начал движение вниз по течению р. Аксай, напротив позиции, которую занимал противник у аула Цонтери. В состав отряда входили авангард под командованием генерала Белявского, главные силы генерала Клюге фон Клюгенау и арьергард под командованием генерала Лабынцева. Обозы с грузом, раненые и больные двигались в составе главных сил.

Маршрут отряда пролегал мимо аула Белгатой через глубокий овраг, где несколько дней назад сражался отряд Лабынцева. Там снова господствовали горцы, которые не замедлили открыть огонь по передовым порядкам Белявского. Когда весь отряд стянулся к Белгатою, авангард начал восхождение к селению Цонтери, в то время как арьергард еще отбивался от неприятеля. Потеряв 6 человек убитыми, 31 ранеными и 5 человек контужеными, отряд расположился лагерем вблизи аула Цонтери. 14 июля отряд продолжал движение к селению Гурдали. Горцы сопровождали его по левому флангу. С боем отряду удалось занять площадку у Гурдали. Шамиль заранее укрепил завалами горный подъем через хребет, отделяющий селение Гурдали от селения Шуани — следующего пункта по направлению к Герзель-аулу. Образовалась котловина, со всех сторон укрепленная завалами, за ними находились удобные для стрельбы позиции горцев. Часть завалов была уничтожена отрядами русских, однако, оставалась еще другая их часть в лесу, занимавшем довольно большое пространство хребта. Генерал Лидерс сам повел войска вперед тремя колоннами и взял завалы штурмом. При этом авангард повторил ту же ошибку, что была допущена накануне 11 июля, он сильно оторвался от остальной части отряда, чем тут же воспользовались горцы и атаковали его. Спасли положение подоспевшие артиллеристы. В это же время горцы напали па обозы и, хотя не отбили их. но успели порубить много раненых. В их числе был убит полковник Завальевский, командир саперов, в этом бою ранение получил полковник Бенкендорф. Его вынес из боя тоже раненый штаб-ротмистр Шепинг. В этот день потери составили 61 человека убитыми и 220 человек ранеными, контужеными и пропавшими без вести ⁴⁸. [21]

15 июля отряд с боями продолжал движение к Герзель-аулу, в этот день было убито 15 человек, ранено и контужено 67 человек.

Движение 16 июля обошлось очень дорого. При подъеме на высоты Шаухал-Берды часть авангарда захватила за оврагом огромный завал, но остальная его часть из саперных рот не смогла это сделать и оказалась в кольце противника. Здесь им пришли на помощь артиллерийские бригады, но саперные роты понесли большой урон. Весь отряд собрался на высотах Шаухал-Берды, атаковал этот аул, захватил его и расположился рядом с ним лагерем. 16 июля горцы, по донесениям лазутчиков, понесли большие потери, но и отряд Воронцова потерял убитыми 109 человек, ранеными и контужеными 430 человек.

Таким образом, отряд Воронцова с большими потерями продвигался к Герзель-аулу. Раненых в отряде было уже вдвое больше — около 1500 человек, патронов почти не осталось, Воронцов понимал, что наступил критический момент, он решил остановиться и ждать подкрепления во главе с генералом Фрейтагом. Однако Шамиль тоже прекрасно понимал, в каком положении оказался Воронцов, и собирал свои партии горцев на высотах правого берега р. Аксай. 17 июля неприятель начал свою атаку лагеря Воронцова, которому отбиваться было практически нечем. В течение двух дней 17 и 18 июля горцы убили 12 человек, ранили 31 человека. Моральное состояние отряда с каждым днем и каждым часом становилось все более тяжелым. Разнесся слух, что раненых оставят в лагере, а остальные будут продолжать движение в Герзель-аул, среди раненых началась паника, но главнокомандующий заверил всех, что никто не будет оставлен.

Наконец. 18 июля в 7 часов вечера по дороге от Мискита показались войска генерала Фрейтага ⁴⁹. Генерал привел с собой три сотни казаков, 7,5 батальонов и 13 орудий ⁵⁰. Воронцов повел остатки своего отряда ему навстречу. Под прикрытием огня войск Фрейтага отряд Воронцова дошел до урочища Мискит и расположился там лагерем. В этот день потери составили 81 человека ранеными, контужеными и пропавшими без вести — 191 ⁵¹.

20 июля войска продолжали движение, подкрепленные свежими силами. Горцы не показывались, и в 4 часа дня главнокомандующий, в сопровождении музыки и песен, прибыл в укрепление Герзель-аул. Войскам был дан отдых, а затем они отправились на свои квартиры, милиция отпущена по домам, а больные и раненые определены в госпитали.

По данным официальной статистики, с 13 по 20 июля отряд Воронцова потерял убитыми 294 человека, ранеными 778 человек, контужеными 143 человека и пропавшими без вести — 40.

Экспедиция 1845 года в резиденцию Шамиля Дарю ошеломила и ее участников, и современников. Она стала символом одного из самых крупных провалов в стратегии и тактике Кавказской воины. Из плана, разработанного [22] Николаем I, был выполнен только второй пункт: проникновение в центр владычества Шамиля, причем который он и сам оставил. Первый пункт: «Разбить, буде можно, скопища Шамиля» —остался нереализованным. Хотя войска дрались храбро и не упускали возможности схватиться с противником, разбитым оказался отряд Воронцова. Третий пункт, утвердиться в «центре владычества Шамиля» после проникновения в него — оказался наименее выполнимым — это Воронцов хорошо понял уже в процессе экспедиции. Положение самого главнокомандующего оказалось драматическим: он был готов на любые жертвы ради выполнения императорской воли, он убедил себя и окружающих в необходимости этого похода, несмотря па трезвые возражения кавказских генералов, он возглавии 12-тысячный отряд и разделил с ним все выпавшие на его долю испытания. По мере продвижения отряда в глубь гор, неся ничем не оправданные потери людей, Воронцов понял, что воевать с горцами привычными методами абсолютно бесполезно. В своих донесениях с места событий, с одной стороны, признавая некоторые ошибки, а с другой, не желая «терять лица», он писал: «Все мы, ... в Петербурге и здесь, были в самом полном заблуждении насчет свойства дороги от Анди в Дарго, только пройдя ее, мы могли убедиться в нашей ошибке; но несмотря на все встреченные нами трудности, для преодоления которых необходим был весь героизм наших войск, я не раскаиваюсь, что ходил туда... Здесь, особенно после легкого нашего прибытия в Андию, распространилось общее мнение, что мы должны и можем идти в Дарго, и мне было стыдно возвратиться на плоскость, не разрушив гнезда главного нашего врага, все нравственное влияние было бы потеряно...» ⁵². Как бы ни дорожил своим престижем главнокомандующий, «нравственное влияние» было сведено к нулю.

Комментарии

1. Блиев М. М., Дегоев В. В. Кавказская война М, 1994. С. 376.

2. Там же. С 381.

3. Там же. С. 382.

4. Кавказская экспедиция в 1845 году. СПб., 1907. С. 1.

5. Мемуары генерала Муса-паши Кундухова. Публикация Д. И. Олейникова «Звезда». 2001, №8. С. 101.

6. Русская Старина (PC) 1885, № 10. С. 209.

7. PC 1919. № 4 С.194

8. А-Д. Г. Поход 1845 года в Дарго. «Военный сборник» (ВС) 1859, №5 С. 5-6

9. Корф М. А. PC 1900. № 1 С. 50.

10. Дегоев В. В. Три силуэта Кавказской воины «Звезда» 2000. № 9 С. 48.

11. Воспоминания М. П. Щербинина «Русский архив» (РА) 1876, кн. 3 С. 300.

12. «Кавказ» 1892, № 92-93.

13. ВС 1859. №5 С. 17-18.

14 Князь Воронцов и А. П. Ермолов. Их переписка о Кавказе 1845-1847. РА 1890. №2. С. 165.

15. Там же. С. 164.

16. PC. 1910 № 4 С. 187.

17. Обзор военных действий на Кавказе в 1845 году. Тифлис, 1846. С. 11-12.

18. Там же. С. 13-14.

19. ВС 1906, № 12 С. 38.

20. Там же

21. Там же С 39

22. Там же

23. «Обзор…» С. 18

24. ВС 1906, № 12 С. 35

25. ВС 1859, № 5 С. 24

26. «Обзор...» не дает точных сведений о пострадавших, (кроме 12 умерших). Анучин называет 450 обмороженных, Норов — 200 человек обмороженных из отряда Пассека.

27. «Обзор...» С. 19-20.

28. ВС 1859, №5 С. 28.

29. Там же С. 29.

30. «Кавказский сборник» (КС), 1882. т6. С. 13 (Приложения). В других источниках, в частности у Анучина, потери в сражении у селения Анди ошибочно датированы 13 июня.

31. ВС 1859, № 5 С. 33.

32. Там же. С. 33-34.

33. Там же С. 34.

34. ВС. 1907. № 1, С. 40.

35. «Обзор...» С. 40.

36. Там же С. 41.

37. А. М. Дондуков-Корсаков в своих воспоминаниях пишет о том, что первые завалы были взяты при помощи выстрелов картечью из горных орудий. «Старина и новизна» 1903. № 6, С. 116.

38. ВС 1859. № 5. С. 39. «Обзор...»». С. 45.

39. Там же С. 40.

40. «Обзор…» С. 49-50.

41. Воспоминания гр. К. К. Бенкендорфа о кавказской летней экспедиции 1845 года PC 1910, № 10 С. 282.

42. РА 1890, № 2 С. 173.

43. ВС 1907, № 2 С. 25.

44. По разным сведениям, арьергард прибыл к месту в 10 или 11 часов вечера 11 июня.

45. Зиссерман А. Л. Отрывки из моих воспоминаний «Русский вестник» (РВ) 1876, № 4 С. 421.

46. РА 1890, № 2 С. 177.

47. ВС 1859, № 5 С. 47.

48. ВС Там же. С. 52.

49. «Обзор...» С. 71.

50. Там же. С. 72.

51. «Обзор ...» С. 75.

52. ВС. 1859, № 5 С. 42.

© текст - Лисицына Г. Г. 2001
© сетевая версия - Thietmar С. 2019
© OCR - Karaiskender. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Звезда. 2001