1843-Й ГОД НА КАВКАЗЕ

(Материалом для составления этой статьи послужили официальные документы и дела архива штаба кавказского военного округа, а также и другие источники)

I.

Беглый взгляд на 1842-й год и значение его. 1843-й год. Две системы ведения войны на Кавказе. Мнение генерала Вельяминова. Взгляд на этот предмет Императора Николая I. Сравнение старой и новой систем. Предначертания Государя и выработанные на основании их предположения тогдашнего кавказского начальства о военных действиях и занятиях войск в 1843-м году.

1842-й год, столь блистательно начатый на главном кавказском театре войны генерал-лейтенантом Фезе в северном. Дагестане и полковником князем Аргутинским-Долгоруким в южном, плачевно завершился для нас на севере андийского хребта. Общий план 1842-го года был следующий: для обеспечения Дагестана со стороны Чечни, прочно утвердиться на андийском Койсу, и с этою целью устроить укрепленные переправы при Ихали и Тлохе. Действия должны были начаться с двух сторон одновременно: главным отрядом с кумыкской плоскости, через Ичкерию в Андию, и вспомогательным — от Темир-Хан-Шуры. Общее начальство над войсками было поручено генерал-адъютанту графу Граббе.

Поражение, понесенное этим генералом в ичкерийском лесу, навсегда, останется одним, из печальных [2] эпизодов долголетней кавказской войны, ужасным даже в рассказах. Потеря отрядом, в течении шести дней, двух штаб-офицеров, семи обер-офицеров и 480-ти нижних чинов убитыми и пятидесяти семи обер-офицеров и 1239-ти нижних чинов ранеными — ничто в сравнении с теми невыгодными результатами, которые принесла нам эта экспедиция. Все горы торжествовали нашу неудачу. Несмотря на огромные средства, главная цель предположений не была достигнута; мало того, экспедиция этого года не только не могла поколебать могущества Шамиля, но, напротив, усилила его влияние, утвердив в горцах почти безграничную доверенность к его уму, энергии, знаниям и счастью. С 1842-го года, неприятель вполне оценил массу затруднений, встреченных нами в Чечне и Дагестане; дерзость его возросла до того, что он начал мечтать, как прежде, в счастливые дни Кази-муллы, об изгнании нас с Кавказа.

В 1843-м году нас ожидали еще более прискорбные испытания. Этот год был как бы поворотною осью нашего счастья в военных предприятиях на Кавказе, зародышем окончательного перелома в системе наших действий и переходом к системе, построенной на глубоко верной мысли генерала Вельяминова о том, что действия на Кавказе можно уподобить осаде большой крепости. В этом году разыгрались в Дагестане те достопамятные события, которые заставили нас обратить на него все преимущественное пред прочими частями края внимание и по необходимости сделали его главным театром войны на всем Кавказе. Этому много способствовали успехи мюридизма, который нашел для себя в стране гор весьма обильную почву и придал войне особый характер. Дагестанские горцы, сплотившиеся под влиянием этого учения, представляли собою общество людей, согретых до [3] экзальтации чувствами свободы и фанатизма; с этой минуты наши удачи должны были стать в зависимость не только от крепости наших штыков, но и от особых способностей наших военачальников. Словом, наша кавказская война должна была быть возведена в строгую систему, без которой самые дальновидные распоряжения оставались бы бесполезными и бессвязными случайностями. Нужно однако заметить, что эта система, в идее её, не есть исключительное порождение тогдашнего времени. Начало её следует искать еще в действиях генерала Ермолова, который, устройством Сунженской линии и медленными подступами в глубь непокорной Чечни и Дагестана, указал на необходимость изменения нами рода войны на Кавказе. За ним, тоже самое сознал и генерал-лейтенант Вельяминов, представивший, но требованию особой коммисии, учрежденной Императором Николаем I, свой проект о способе действий против кавказских горцев. Основная мысль его преследовалась до окончания войны. Он говорил: "Кавказ можно уподобить сильной крепости, чрезвычайно твердой по местоположению, искусно огражденной укреплениями и обороняемой многочисленным гарнизоном. Одна только безрассудность может предпринять эскаладу против такой крепости; благоразумный полководец увидит необходимость прибегнуть к искусственным средствам, заложит параллели, станет подвигаться вперед сапою, призовет на помощь мины — и овладеет крепостью. Так по моему мнению, должно поступать с Кавказом; и если бы ход сей не был предварительно начертан, дабы постоянно сообразоваться с оным, то сущность вещей вынудит к сему образу действий — только успех будет гораздо медленнее, по причине частого уклонения от истинного пути". Ни один из командиров отдельного кавказского корпуса не был достаточно проникнут этою мыслью, и [4] лишь фельдмаршалу князю Барятинскому выпала на долю завидная честь всецело осуществить её и таким образом, поставить дело умиротворения Кавказа на настоящую дорогу. Здесь уместно припомнить, что еще до 1842-го года, как увидим ниже, покойный Государь Николай Павлович рекомендовал кавказскому начальству брать крепость не эскаладою, а с помощью правильной осады. Мудрость и предусмотрительность этих соображений Государя, даже во всех их частностях, примененных к делу всецело лишь в пятидесятых годах, становится еще осязательнее при сравнении двух систем войны — старой и новой, выраженной генералом Вельяминовым и разделявшейся Императором Николаем I.

Ураганом проносились по горским землям, особенно по Чечне и Дагестану, большие отряды русских войск, оставляя за собою кровавые следы и груды развалин. Ряд кровопролитных битв и блестящих единичных подвигов, масса убитых и раненых и наш материальный ущерб — вот в сущности результаты старых экспедиций, после которых спокойствие края считалось утвержденным, и удар обращался в другую сторону. А тем временем, разоренные аулы застраивались вновь, и горцы, благодари отсутствию русских, опять оперялись для борьбы еще более ожесточенной. Так например: в 1843-м году, Дагестан, доставшийся нам сравнительно очень легко и не представлявший для нашего правительства никаких серьезных затруднений, вдруг вышел из долгого усыпления; мюридизм, связавший воедино весь Дагестан, дал возможность Шамилю нанести нам целый ряд прискорбных неудач и овладеть Авариею. Таков был старый порядок. Но события 1843-го года заставили нас встрепенуться, одуматься, а даргинская экспедиция 1845-го года [5] — понемногу сдавать в архив прежнюю методу действий. И вот, умудренные кровавым опытом, мы стали окружать непокорные нам племена как-бы железным кольцом, постепенно его сжимая: являлись линии солидных крепостей и укрепленных станиц, заменивших собою бесцельные и чахлые наши укрепления; прорубались широкие просеки, проводились удобные для езды и движения дороги; покорявшиеся аулы выселились из трущоб на плоскости, а упорствовавшие — истреблялись, и неприятель все более и более стал тесним. Пора лихих налетов и эффектных экспедиций миновала безвозвратно: медленно, но верно и прочно, подвигались мы шаг за шагом, с ружьем в одной и лопатою или топором в другой руке, везде утверждая наше влияние. Результаты не замедлили доказать всю целесообразность нового метода действий, и бывший Августейший Главнокомандующий кавказскою армиею, спустя двадцать один год после данного нам в горах Аварии урока, мог послать в Бозе почившему Императору Александру II-му знаменательную депешу: "отныне на всем Кавказе нет ни одного человека, непокорного Вашему Величеству".

Предначертания покойного Государя Николая Павловича на 1843-й год были следующие: Государь, имея в виду, с одной стороны, соединение чеченских и лезгинских племен под властью Шамиля и возникшие по его же внушениям общие волнения между закубанцами, а с другой стороны — изнурение и расстройство наших войск после ежегодных утомительных походов, повелел тогдашнему корпусному командиру генерал-от-инфантерии Головину принять, для утверждения владычества нашего на Кавказе, прочную, неподверженную гибельным случайностям, систему, основанную не на одной лишь силе оружия, но и на употреблении политических средств к разъединению [6] восставших племен. Непременными условиями выполнения этой системы должны были быть, согласно прежним, неоднократным указаниям Государя: постепенное овладение плоскостями, посредством возведения укреплений у главных выходов из гор, отнюдь не вдаваясь в недра их; проложение удобных дорог на вновь занимаемых нами пространствах и сосредоточение всех свободных войск для наступательных действий на важнейшем, по обстоятельствам, пункте, оставаясь на прочих в сильном наблюдательном положении. Для обеспечения успеха предстоявших в 1843-м году действий, Государь разрешил оставить 14-ю пехотную дивизию на Кавказе и вообще, не уменьшать состава войск кавказского корпуса — впредь до решительного оборота дел в нашу пользу.

Обращаясь затем к порядку будущих действий, Государь находил, что первые усилия наши должны были быть направлены к усмирению левого фланга кавказской линии, этого гнезда мятежей, для чего представлялось неотложным учреждение передовой чеченской линии. Но прежде всего, по мнению Его Величества, следовало, отказавшись на время от больших экспедиций, сделать некоторые изменения в дислокации частей, сообразно с настоящим положением дел, и устремить всю деятельность на внутреннее устройство войск и улучшение обороны существующих линий.

Закавказские войска, полевая артиллерия кавказского корпуса и черноморские линейные батальоны расположены были согласно потребностям края; но дислокация всей пехоты на кавказской линии и в северном Дагестане, на взгляд Государя, имела следующие неудобства:

1) Укрепления и укрепленные посты на кавказской линии и в северном Дагестане были заняты всего 23-мя батальонами пехоты, т. е. 13-ми линейными батальонами и 10-ю батальонами от 14-й, 19-й и 20-й пехотных дивизий. [7] Следовательно, с одной стороны корпус был лишен значительной части своих подвижных сил, собственно для действий против горцев, с другой — из полевых войск назначались гарнизоны укреплений, а части линейных батальонов постоянно участвовали в экспедициях против горцев, вопреки прямому назначению того и другого рода войск.

2) На огромном пространстве, от укр. Темир-Хан-Шуры до военно-грузинской дороги, расположен был на постоянных квартирах лишь один куринский егерский полк. Средства его были недостаточны для обороны такого протяжения и для действий против мятежников, а потому, в последние годы он постоянно усиливался для экспедиций навагинским и кабардинским полками, которые изнурялись до крайности форсированными маршами, производимыми иногда в ненастное время года.

3) Расположение штаба кабардинского полка в укр. Нальчике, вызванное целью иметь скорее нравственное влияние на Кабарду, так как из пяти батальонов этого полка четыре почти постоянно были или на Кубани, или на левом фланге — словом, вне кабардинской линии — в данное время, после водворения владикавказского казачьего полка на кабардинской плоскости, должно было быть изменено, особенно в виду того обстоятельства, что кабардинскому полку предстояло действовать в Чечне, а Нальчик во время полноводья рек почти не имел сообщения с левым и правым флангами.

4) Помещение штаба навагинского полка в крепости Темнолесской, в столь дальнем расстоянии от левого фланга, также не соответствовало положению дел на линии. Уже местное начальство убедилось, с своей стороны, в этих неудобствах, и еще в 1841-м году временно перевело полковой штаб в сел. Воронцовку, но этим [8] перемещением не были вполне устранены приведенные невыгоды. Для решительного устранения указанного в §§ 3-м и 4-м, Государю Императору угодно было переместить навагинский и кабардинский полки во Владикавказ и укрепление Внезапное. Этою мерою приобреталась также возможность перевести два линейные батальона из этих пунктов укрепления лабинской линии и северного Дагестана на смену войск 14-й пехотной дивизии и апшеронского пехотного полка.

Желая еще более, освободить действующие войска от гарнизонной службы в укреплениях. Государь разрешил сформировать для правого фланга новый кавказский линейный батальон.

На основании этих Высочайших предначертаний, были составлены военным министром того времени генерал-адъютантом князем Чернышевым и высланы корпусному командиру: 1) расписание крепостям и укреплениям кавказской линии и северного Дагестана, с означением, какие войска должны содержать в них гарнизоны. 2) дислокация всех кавказских и трех грузинских линейных батальонов, 3) дислокация 20-й пехотной дивизии на постоянных и 4) 14-й пехотной дивизии — на временных квартирах на кавказской линии (приложение I).

По расписанию № 1, для занятия 57-ми существовавших и возводившихся в 1842-м году укреплений на кавказской линии и в северном Дагестане, назначалось двадцать батальонов пехоты, в том числе 12-ть кавказских (считая вновь формируемый) и три грузинских линейных батальона. Недостающие затем 20-ть рот должны были быть взяты от пятых батальонных полков 20-й пехотной дивизии и апшеронского полка и от 1-го батальона минского пехотного полка, коего штаб временно помещен был в Нальчике. [9]

При подобном занятии собственно линии от границ Черномории до хунзахской цитадели, все полевые войска могли быть расположены позади кордона, составляя настоящий и всегда готовый его резерв; упомянутые же пять батальонов действующих полков, будучи расположены в своих штаб-квартирах и окрестных укреплениях, должны были выполнить прямое свое назначение; в этот расчет не входили: а) передовые укрепления черноморской линии: Абинское, Афипское, мостовое — Алексеевское и Ольгинское, потому что оборона их возлагалась исключительно на черноморское казачье войско; б) предположенные укрепления на передовой чеченской линии и в промежутке между верховьями Кубани и Лабы — с одной стороны потому, что возведение первых было отложено на некоторое время и следовательно, формирование новых для них линейных батальонов было бы преждевременным, а с другой стороны потому, что они могли быть заняты на первое время действующими частями 14-й и 20-й пехотных дивизий, так как по окончательному устройству этих передовых линий, гарнизоны в некоторых пунктах на Кубани, Сунже, Тереке, и военно-грузинской дороге, могли быть ослаблены для смены гарнизонов от полевых войск и в два батальона 10-й пехотной дивизии, которые должны были по очереди располагаться на квартирах в некоторых койсубулинских и аварских селениях, в виде резерва, для обороны северного Дагестана, так как средства одного апшеронского полка очевидно для этого были недостаточны.

По дислокации № 2 все кавказские линейные батальоны должны были быть размещены следующим образом: четыре на правом фланге, два в центре, три в округе управления владикавказского коменданта, три на левом фланге кавказской линии, и два поступали в состав грузинских линейных батальонов. [10]

К той дислокации было приложено особое расписание, с показанием, в какие нумера Государю Императору угодно было переименовать кавказские, грузинские и черноморские линейные батальоны, сообразно со вновь занятыми ими местами. При этом, в состав войск черноморской береговой линии был отчислен грузинский линейный № 1-го батальон.

По дислокациям №№ 3 и 4, утвержденным Государем, весь тенгинский полк, за исключением двух рот, занимавших укр. Усть-Лабинское, был оставлен в резерве в Черномории, на оконечности правого фланга линии, а остальные три полка 20-й пехотной дивизии сосредоточены на военно-грузинской дороге и на левом фланге линии, где им предстояло действовать на будущее время для охранения наших пределов и покорения Чечни путем возведения передовой чеченской линии.

Расположение кабардинского егерского полка в укреплении Внезапном обеспечивало кумыкское владение, г. Кизляр, низовья р. Терека и все пространство между укр. Грозным и Темир-Хан-Шурою и давало ему возможность всегда своевременно подкреплять, смотря по обстоятельствам, апшеронский или куринский полки. Перемещение же навагинского полка к самому предгорью, в кр. Владикавказ, господствовавшую не менее Нальчика над кабардинскою равниною и представлявшую все средства для выгодного квартирования и снабжения войск, обеспечивало главное сообщение империи с краем, устроенные на нем военные поселения и дополняло блокаду того пространства, где сосредоточены были главные силы возмущения.

Таким образом, распространение мятежа должно было найти везде преграду и готовые к отпору силы: со стороны южного Дагестана — пехотный князя Варшавского полк, в северном Дагестане — апшеронский полк, со стороны [11] линии — 2-ю бригаду 20-й пехотной дивизии, а со стороны военно-грузинской дороги — навагинский пехотный полк. Пространство между Черноморией и левым флангом линии было занято волками 14-й пехотной дивизии, из коих два (подольский и житомирский егерские) предназначавшиеся для окончательного устройства лабинской линии, расположены были вдоль по Кубани, а остальные два составляли резерв: волынский пехотный — в окрестностях г. Ставрополя для правого фланга, а минский пехотный — в центре, для центра и левого фланга линии. Наконец, апшеронский пехотный полк, освобождаясь от гарнизонной службы в укреплениях, мог быть употреблен исключительно для обороны северного Дагестана, при расквартировании двух батальонов 19-й пехотной дивизии по аварским и койсубулинским селениям.

Государь, утвердив новую дислокацию всех кавказских войск, повелел привести оную в исполнение немедленно по окончании военных действий 1842-го года и рекомендовал корпусному командиру — иметь ближайшее наблюдение за возможно быстрым перемещением войск.

Считая засим внутреннее устройство войск непременным и важнейшим условием для обеспечения успеха будущих действий наших, и принимая во внимание, что они расположены были до сих пор во временных, ветхих казармах, требовавших беспрерывного ремонта и по тесноте и сырости усиливавших болезненность и смертность, приказано — заняться безотлагательно возведением удобных и прочных помещений в полковых штаб-квартирах, на следующих основаниях:

1) В каждом штабе построить казармы на два батальона, с необходимым помещением для офицеров и хозяйственными заведениями.

2) Здания эти строить в виде оборонительных [12] казарм, по Высочайше утвержденным планам, преимущественно из местного камня, если таковой окажется годным, или из жженого кирпича на извести.

3) Постройки производить хозяйственным образом, ассигновав нужную сумму для заведения в каждом полку воловьего транспорта и покупки материалов, которых нельзя добывать на месте.

4) Отделить для работ достаточное число войск, примерно в каждом полку по два батальона, т. е. 5-й и один из действующих.

5) По мере возведения строений, положить на поддержание их достаточный ремонт, с тем, чтобы все исправления производились впоследствии исключительно нестроевыми и инвалидными ротами.

Оставаясь на всех пунктах в сильном наблюдательном положении, остальные батальоны каждого полка и войска 14-й пехотной дивизии должны были быть употреблены на постепенное усовершенствование обороны занимаемых линий и заготовление материалов для устройства проектированных на будущее время фортов.

Сообразно со всем этим, Государь Император предполагал выполнить в 1843-м году следующие предприятия:

На черноморской береговой линии. 1) Для утверждения спокойствия в Цебельде, построить укрепление на 150 человек в верховьях р. Бзыб.

2) Поселить в дальском ущельи, на первый раз, до двухсот семейств женатых нижних чинов из полков кавказской гренадерской бригады и мингрельского егерского полка, которые, не принося никакой пользы полкам, по недостатку земель, сами затруднялись в способах к существованию. Поселение это предполагалось впоследствии распространить: пока же оно не получило полного устройства [13] и самостоятельности в нем должна была быть размещена рота пехоты.

3) Разработать дорогу из Сухума в Цебельду.

4) Возвести в береговых фортах необходимые жилые и хозяйственные здания и госпитальные помещения, преимущественно из местных материалов и местными войсками.

5) Приступить к осушке сухумских болот.

При всей пользе, которую можно было ожидать от расширения анапского военного поселения, Государь считал нужным отложить эту меру, чтобы не встревожить натухайцев, лишь недавно изъявивших покорность. Если же бы, по стечению обстоятельств, усиление этого поселения явилось неотложным, то новых поселян следовало поселить на землях, оставшихся свободными между существующими уже станицами, отнюдь не занимая натухайских земель. Для большего же охранения станиц и обеспечения постоянного сообщения по новой дороге от варениковской переправы к Новороссийску — предполагалось усилить 1-е отделение береговой линии донским или черноморским казачьим полком, о назначении которого вслед засим должно было быть сделано распоряжение.

В южном Дагестане. 1) Возвести прочные укрепления в пунктах, по избранию корпусного командира, в ханствах казикумухском и кюринском.

2) Продолжать разработку дорог. При этом, должно было особенно иметь в виду по возможности скорейшее улучшение прямого сообщения южного Дагестана с белоканским уездом через Гельмец и Элису.

В северном Дагестане. 1) Улучшить оборону Темир-Хан-Шуры.

2) Перенести Низовое укрепление на место лагеря Петра Великого. [14]

3) Перестроить или перенести хунзахскую цитадель на другой, более выгодный пункт в аварской долине.

4) Заняться разработкою дорог, в особенности военно-аварской, к которой уже было приступлено.

Соображая тогдашнее положение северного Дагестана, покойный Государь находил необходимым облегчить подводную повинность, обременявшую жителей в особенности тарковского и мехтулинского владений, для чего повелевал ускорить представлением соображений о сформировании вьючного транспорта, для перевозок в горы, и затребовал таковые от командовавшего тогда войсками в северном и нагорном Дагестане генерал-майора Клюки-фон-Клугенау.

На кавказской линии. 1) Довершить постройку укрепления при Ойсунгуре.

2) В видах обороны земли кумыков, водворить позади линии, между Герзель-аулом и Умахан-Юртом, до трехсот семейств женатых нижних чинов, преимущественно апшеронского пехотного полка, в коем, по отзыву генерал-майора Клюки-фон-Клугенау, они подвергались большим лишениям.

Для этого следовало собрать безотлагательно самые положительные сведения, на каких условиях могли быть приобретены от кумыков нужные для предполагавшегося поселения земли, за единовременное ли вознаграждение владельцев, или же назначение им ежегодной платы — для отстранения в этом крае всяких поводов к ропоту и неудовольствиям, подобно тому, как это проявилось в Кабарде при водворении нашего поселения на военно-грузинской дороге.

3) Возвести укрепление при ауле Ачхой, близь второго выхода из гор со стороны Владикавказа. — Укрепление это, прекратив сношения мятежных карабулаков и галашевцев с чеченцами и обезопасив владикавказский округ и военно-грузинскую дорогу, составило бы уже важное звено [15] чеченской линии. По изложенным причинам, занятие этого пункта представлялось неотложным.

4) Построить каменную башню на Малке, у каменного моста, — предприятие, в 1842-м году неисполненное.

5) Довершить лабинскую линию поселением трех станиц на пространстве между Темиргоевским укреплением и усть-лабинскою крепостью. Для обеспечения этих станиц, усилить несколько их внешнюю оборону, каждую вооружить двумя орудиями и занять двумя ротами пехоты, впредь до окончательного их устройства.

Для того же, чтобы не ослабить линейного казачьего войска отделением большого числа казаков, обратить в эти станицы женатых нижних чинов 5-х батальонов тенгинского и навагинского полков, назначив в каждую станицу по 100 казачьих и по 200 солдатских семейств.

6) Для связи лабинской линии с кубанскою, возвести промежуточное укрепление между Ахметовским и Хумаринским укреплениями.

7) Построить укрепленный пост или башню у каменного моста на Кубани, дабы лишить хищников удобнейшего прохода на кисловодскую линию.

Состав отрядов, на которые возлагалось исполнение вышеозначенных предприятий в Дагестане и на кавказской линии, был определен Государем следующий:

1) В южном и северном Дагестане — свободные батальоны 1-й бригады 19-й пехотной дивизии; сверх того, один батальон 20-й пехотной дивизии — для перенесения Низового укрепления, и два батальона от 2-й бригады 19-й пехотной дивизии — для занятия аварских и койсубулинских селений.

2) Для обороны левого фланга, окончания укрепления при Ойсунгуре (Куринское), водворения военного поселения на кумыкской границе и заготовления материалов для устройства [16] передовой чеченской линии — свободные батальоны 2-й бригады 20-й пехотной дивизии.

3) Для возведения укрепления при Ачхое — свободные батальоны навагинского пехотного полка и 1-й бригады 14-й пехотной дивизии.

4) Для предприятий на правом фланге и охранения оного — 2-ю бригаду 14-й же дивизии. Постройка каменной башни на Малке могла быть произведена, как предполагалось, сводными частями от местных линейных батальонов.

Предоставляя корпусному командиру распорядиться назначением во все отряды потребного числа кавалерии и артиллерии, покойный Государь признавал полезным усилить состав их, для облегчения службы наших войск, некоторым числом милиционеров.

В заключение, Его Величество, решительно ограничивая предлежащие в 1843-м году действия исполнением означенных предначертаний, повелевал — наистрожайше предписать всем частным начальникам на Кавказе, дабы они отнюдь не предпринимали никаких экспедиций или поисков для наказания горцев; но, оставаясь в полной готовности отразить всякие их против нас враждебные покушения, удвоили свои старания к внутреннему устройству покорившихся племен и к склонению прочих последовать их примеру, — тем более, что система нравственного влияния доставила уже положительные выгоды на восточном берегу, а благоразумное и добросовестное применение оной в других частях Кавказа обещает также успехи, особенно на правом фланге, по близким сношениям этого края с восточным берегом.

На основании только что изложенных Высочайших Предначертаний, и применяясь к местным условиям и обстоятельствам, для действовавших войск отдельного кавказского корпуса и 14-й пехотной дивизии, кроме [17] устройства помещений в штабах полков резервной гренадерской бригады, 19-й и 20-й пехотных дивизий, предположены были в 1843-м году следующие занятия:

I. За Кавказом. а) В южном Дагестане. 1) Возведение в казикумухском ханстве укрепления на 450-ть человек гарнизона при Кумухе и оборонительной башни на 150-ть человек гарнизона в Чирахе. 2) Разработка дорог.

б) В северном Дагестане. 1) Улучшение обороны Темир-Хан-Шуры. 2) Перестройка хунзахской цитадели. 3) Перенесение базового укрепления на место лагеря Петра Великого и устройство там помещений для гарнизона. 4) Окончание сооружения моста через Сулак при с. Ирганай и возведение при нем мостового укрепления. 5) Улучшение обороны с. Цатаных и устройство там помещений для гарнизона. 6) Постройка оборонительной башни в Бурундук-Кале, а если будет время и средства, то и в Арактау — у мокрой балки. 7) Разработка дорог. Независимо от этих предприятий, на войска, за Кавказом расположенные, возлагались в описываемом году: а) работы в крепости Александрополе и б) работы по военно-грузинской дороге и по другим военным сообщениям в закавказском крае.

II. На кавказской линии. а) На правом фланге. 1) Устройство трех станиц на Лабе, между Темиргоевским укреплением и Усть-Лабою, каждая в 300 семейств. 2) Возведение укрепления между верховьями Кубани и Лабы, в долине большого Зеленчука, а ежели время позволит, то и постройка промежуточного поста между этим укреплением и Хумаринским. 3) Постройка башни у каменного моста на Кубани. 4) Постройка моста на р. Топкий Зеленчук. 5) Необходимое исправление некоторых из существовавших уже укреплений на лабинской линии. [18]

б) В центре. 1) Улучшение обороны владикавказской крепости, постройка казарм и госпитальных зданий. 2) Работы по военно-грузинской дороге на кабардинской плоскости. 3) Постройка башни у каменного моста на р. Малке.

в) На левом фланге. 1) Окончание ойсунгурского укрепления. 2) Устройство промежуточного поста между Умахан-Юртом и Ойсунгуром. 3) Устройство, в виде временных сооружений, двух промежуточных постов между Герзель-аулом и Внезапною на рр. Ярык-су и Яман-су. Из оставшихся затем свободных войск па кавказской линии, часть должна была быть собрана небольшими отрядами: а) для охранения минеральных вод, б) для обеспечения большой Кабарды, в) для прикрытия г. Моздока, малой Кабарды и военно-грузинской дороги и г) для обеспечения сообщения Грозной с Тереком. Другая часть должна была быть расположена в виде резервов на разных пунктах кавказской линии и в Черномории, и один батальон отделяем для постройки нового Низового укрепления.

III. На черноморской береговой линии. Предприятия на черноморской береговой линии в 1843-м году ограничивались постройками в укреплениях этой линии, Высочайше уже разрешенными.

Сверх того, имелось в виду: 1) Совершить экспедицию в землю натухайцев, если бы современные обстоятельства края, и в особенности правого фланга кавказской линии, позволили, и если бы средства кавказского корпуса предоставили возможность усилить к тому времени войска, находившиеся на береговой линии. 2) Произвести рекогносцировку Цебельды и Дала, для выбора места под поселение и для подробного исследования, в какой степени польза, ожидаемая от заселения этой страны, может вознаградить значительные расходы, для сего потребные; с этою целью, а [19] также и для отражения могущих случиться набегов со стороны дальских абреков и сохранения спокойствия в абхазском и абживском округах, предполагалось расположить в Цебельде на предстоящее лето небольшой отряд, составленный из войск 3-го отделения черноморской береговой линии, который, вместе с тем, должен был заняться и разработкою части дороги от Сухум-Кале к Маримбе. Впрочем, по предмету сему ожидались еще окончательные соображения от начальника черноморской береговой линии.

Для приведения в исполнение Высочайше утвержденных предприятий, в 1843-м году были составлены нижеследующие отряды:

I. За Кавказом. а) В южном Дагестане. Самурский отряд — под начальством генерал-майора князя Аргутинского-Долгорукого, для возведения укреплений при Кумухе и в Чирахе. Предположено было собрать этот отряд в следующем составе: пехотного его светлости князя Варшавского полка 3 батальона, Тифлисского егерского полка 1 батальон, кавказского саперного батальона 50 человек; кавказской гренадерской артиллерийской бригады, резервной № 1-го батареи, 6 горных орудий; 10-й артиллерийской бригады, батарейной № 2-го батареи, 2 легких орудия; донского казачьего № 49-го полка 2 сотни; конной милиции ширванского и кубинского уездов 400 человек; сверх того, в резерве, на правом берегу р. Самура, 4-й батальон его светлости полка и в кубинском уезде — 19-й артиллерийской бригады, батарейной № 2-го батареи, 6-ть легких орудий, а всего для действий в южном Дагестане: 4-ре батальона пехоты, 50 человек сапер, 2 сотни казаков, 400 конных милиционеров, с резервом одного батальона пехоты и 6-ти легких орудий. При войсках этих полагалось иметь 100 [20] черводарских вьючных лошадей. Войска должны были сосредоточиться к 1-му апреля в сел. Гиляры, на Самуре и пробыть в сборе примерно по 1-е ноября. Коль скоро позволили бы дороги в горах, отряд должен был двинуться в казикумухское ханство и приступить к возведению укреплений в Кумухе и Чирахе, чем и заниматься, если непредвиденные обстоятельства не отвлекут его для действий против неприятеля.

Продовольственные запасы для отряда заготовлялись на четыре месяца сухарями и на три — мукою, примерно на 4,500 человек; сверх того, заготовлялась годовая пропорция провианта мукою для продовольствия гарнизонов укреплений Кумуха, Чираха и Кураха. Огнестрельными припасами отряд снабжался из складов в Дербенте и Кубе, доставляемых распоряжением артиллерийского ведомства в укрепление Хазры, которое было назначено складочным для сего местом. Сверх двойного комплекта боевых зарядов для состоявших при отряде орудий, предположено было иметь 500 т. патронов для пехоты и 30 т. патронов для кавалерии и милиции. Распоряжения о доставлении орудий для вооружения новых укреплений при Кумухе и Чирахе было сделано: первое предполагалось вооружить 4-мя единорогами и 2-мя шестифунтовыми пушками, а последнее 2-мя единорогами. Орудия эти, с положенным числом прислуги и двойным комплектом боевых зарядов, должны были быть доставлены в означенные укрепления к 1-му сентября. В селении Курахе предположено было устроить госпитальное отделение на 100 человек больных. Сверх того, каждый батальон должен был иметь при себе на всякий случай лазаретную палатку, аптечные запасы, белье и прочие принадлежности на 30 человек.

б) В северном Дагестане. Дагестанский отряд — под начальством командовавшего войсками в северном и [21] нагорном Дагестане генерал-майора Клюки-фон Клугенау. Для предприятий в северном Дагестане назначались: апшеронского пехотного полка 2 батальона, тифлисского егерского полка 1 батальон, мингрельского егерского полка батальон и кабардинского егерского полка батальон. Этот последний батальон собственно предназначался для работ по возведению нового Низового укрепления, при рейде, на месте бывшего лагеря Петра Великого. Далее: кавказского саперного батальона 100 человек, 19 артиллерийской бригады, батарейной № 2-го батареи, 4-ре легких орудия и горной № 2-го батареи 8-мь горных орудий; уланского казачьего № 7-го полка 2 сотни и донского казачьего № 49-го полка 1 сотня; дагестанских всадников 150-ть человек, а всего в дагестанском отряде: 5 1/2 батальонов пехоты, 100 человек сапер, 4 легких и 8 горных орудий, 3 сотни казаков и 150-ть человек милиционеров. Милиция, в случае надобности, могла быть увеличена, по усмотрению отрядного начальника.

Назначенные в состав дагестанского отряда войска уже находились в северном Дагестане, за исключением батальона кабардинского егерского полка, 100 человек сапер и 4-х орудий батарейной № 2-го батареи, которые должны были прибыть на сборный пункт, в Темир-Хан-Шуру, к 1-му числу апреля. Все они, по распоряжению командовавшего войсками в северном и нагорном Дагестане, при первой возможности двинуться в Аварию, должны были приступить к занятиям и продолжать их примерно по 1-е ноября.

Продовольственные запасы заготовлялись в надлежащей пропорции, на время выполнения предлежащих предприятий, т. е. на семь месяцев для отряда и на год для гарнизонов в Аварии и Койсубу. Огнестрельными припасами отряд должен бы быть снабжаем из [22] артиллерийских складов в Темир-Хан-Шуре по мере надобности, с распоряжения отрядного начальника. К доставлению нужного числа орудий в Темир-Хан-Шуру, Хунзах и Низовое укрепление, сверх имеющихся уже в оных, сделано было надлежащее распоряжение. Больные дагестанского отряда, во время нахождения его в Аварии, должны были быть отправляемы в Хунзах, за исключением тех, которых можно было поместить в имеющихся при батальонах лазаретных палатках, со всеми принадлежностями на 30-ть человек.

II. На кавказской линии. а) На правом фланге. Лабинский отряд — под командою начальника правого фланга генерал-маиора Безобразова. Для предприятий на правом фланге кавказской линии предположено было собрать отряд в следующем составе: 14-й пехотной дивизии, подольского егерского полка 3 батальона, житомирского егерского полка 3 батальона; 20-й пехотной дивизии, тенгинского пехотного полка 1-й и 2-й батальоны (одну роту от 3-го батальона этого полка необходимо было оставить в кр. Темнолесской, для содержания караулов, потому что для этой надобности никаких других войск не имелось); кавказского саперного батальона, 3-й пионерной роты, 1 взвод; 20-й артиллерийской бригады, легкой № 6-го батареи, 4 легких орудия, легкой № 7 — 4 орудия, горной (бывшей резервной № 3) батареи 2 десяти-фунтовых единорога, 11-й гарнизонной бригады, из состоявших в укреплениях на лабинской линии — 6 легких и конноартиллерийской казачьей № 11-го батареи — 4 легких орудия; кавказского линейного казачьего полка 3 1/2 сотни, кубанского линейного казачьего полка 3 1/2 сотни, ставропольского линейного казачьего полка 2 сотни, хоперского казачьего полка 2 сотни и донских казачьих № 40-го и 41-го полков 2 сотни; из разных мирных закубанских горцев 50 [23] человек; а всего, для действий на правом фланге назначалось: 8-мь батальонов пехоты, 1 взвод сапер, 14-ть пеших, 4 конных и 2 горных орудия, 13-ть сотен казаков и 50 милиционеров. При войсках этих должен был состоять имевшийся в распоряжении начальника правого фланга воловий транспорт в 200-ти повозок и полубригада конно-подвижного магазина, тоже в 200-ти повозок.

Войска для действия распределены были следующим образом: 1-й и 2-й батальоны тенгинского пехотного полка, 4 орудия легкой № 7-го батареи, с частью кавказского линейного казачьего полка, предназначались для обеспечения станиц лабинского полка и нижней части Лабы и для вспомоществования переселенцам при устройстве станиц между Темиргоевским укреплением и Усть-Лабою; они должны были сосредоточиться на сборный пункт, в ст. Усть-Лабинскую, к 1-му числу апреля. Что же касается до остальных затем войск, предназначенных действовать на правом фланге, то начальнику оного было предоставлено сосредоточить их между Урупом и Зеленчуком или же располагать по станицам, для удобнейшей обороны вверенного его управлению края, до тех пор, пока маловодье рек может представлять горцам возможность делать частые набеги. Когда же появится подножный корм в горах, а возвышение воды в верховьях Кубани и Лабы уменьшит опасность от набегов горцев, то отряд должен был приступить к возведению укрепления на р. большом Зеленчуке.

Складочным местом запасов для войск, на которые возлагались эти постройки, назначена была станица Невинномысская, и потому начальник правого фланга заблаговременно должен был озаботиться устройством там удобной переправы. Если же бы он нашел нужным собрать отряд на большом Зеленчуке, для охранения края, до начатия [24] возведения укрепления, то следовало построить один или два временных промежуточных поста между Невинномысскою станицею и верховьем реки большого Зеленчука и заняться исправлением дороги, пролегавшей по этому направлению. Все войска, предназначенные к действию на правом фланге, должны были пробыть в сборе, примерно с 1-го апреля по 1-е декабря, т. е. в течение восьми месяцев. Места для будущих станиц указал начальнику правого фланга генерал-лейтенант Гурко, во время проезда из Усть-Лабы в Темиргоевское укрепление. В каждой станице предполагалось в 1843-м году поселить по 100 семейств от полков линейного казачьего войска и по 200 семейств женатых нижних чинов от пятых батальонов тенгинского и навагинского пехотных полков, которые обращались в казачье сословие. В это число не входили офицерские и урядничьи семейства, которых предположено было назначить в каждую станицу: — первых по 3, а последних по 6. Переселяемые казаки и нижние чины означенных полков собирались на двух сборных пунктах: в Усть-Лабинской станице, и Прочном Окопе — к 1-му числу мая.

В мае месяце начальник правого фланга должен был приступить к постройке укрепления в верховьях большого Зеленчука, а если время позволило бы, то и промежуточного поста между этим укреплением и Хумаринским. Укрепление должно было быть построено на одну роту пехоты и небольшую артиллерийскую команду, с укрепленным форштатом и помещениями в оном на батальон пехоты и 200 казаков, и вооружено двумя подвижными орудиями. Промежуточный пост, с гарнизоном от батальона, находившегося на Зеленчуке в виде подвижного резерва, должен был вмещать в себе один взвод пехоты и 50 казаков; к постройке поста следовало [25] приступить не прежде, как по окончании всех главных работ в укреплении. Окончательный выбор мест для укрепления и поста предоставлен был начальнику правого фланга.

Вследствие представлений генерал-майора Безобразова, в описываемом году предполагалось также, по мере возможности, заняться исправлением постов шалоховского и подольского и постройкою трех каменных погребов: в укреплении Ахметовском, станице Лабинской и одной из вновь предположенных к устройству станиц. Продовольственные запасы для отряда заготовлялись в ближайших пунктах к местам сбора частей отряда на восемь месяцев, а для вновь возводимых станиц, для каждой на 300 семейств, на год. Войска, предназначавшиеся к действиям па правом фланге, снабжались огнестрельными припасами из артиллерийских складов в Темиргоевском укреплении, Невинномысской станице и георгиевском арсенале. Проектированное укрепление в верховьях большого Зеленчука должно было быть вооружено тремя четверть-пудовыми единорогами, на полевых лафетах; пост предполагалось вооружить четверть-пудовым единорогом, на полевом же лафете, а каждую станицу четырьмя крепостными шестифунтовыми орудиями, с соответствующим числом прислуги. Все эти орудия должны были быть доставлены в ст. Невиномысскую к 1-му августа, а определенные на вооружение, станиц — к 1-му мая, в Прочный-Окоп. Вольные и раненые всех войск, расположенных в низовьях Лабы, а также и больные из переселенцев, должны были быть отправляемы в усть-лабинский госпиталь; в случае же его переполнения — в Екатеринодар. Для больных и раненых отряда, которому предстояло действовать в верховьях большого Зеленчука, следовало очистить помещение в темнолесском госпитале на 150 человек; для этого, всех находившихся в нем [26] хронических больных перевести к 15-му мая в георгиевский госпиталь; в случае же наполнения темнолесского госпиталя, больных и раненых отряда переводить в ставропольский госпиталь.

б) На левом фланге. Кумыкский отряд — под командою начальника левого фланга генерал-майора Фрейтага. Для предприятий на левом фланге кавказской линии, предположено было собрать в кумыкских землях отряд в следующем составе: 14-й пехотной дивизии, волынского пехотного полка 2-й и 3-й батальоны; 20-й пехотной дивизии, кабардинского егерского полка 2-й и 3-й батальоны и куринского — 2-й и 3-й батальоны; кавказского саперного батальона, 3-й пионерной роты, 50-ть человек; батарейной № 3-й батареи 6-ть орудий, легкой № 8-го батареи 4 орудия, горной (бывшей резервной № 3) батареи 2 десяти-фунтовых единорога, конноартиллерийской казачьей № 12-го батареи 4 орудия; моздокского линейного казачьего полка 1 сотню и донского казачьего № 52-го полка 6 сотен; чеченской и кумыкской милиции 50 человек; а всего, для действий на левом фланге назначалось: 6 батальонов пехоты, команда сапер в 50 человек, 10 пеших, 4 конных и 2 горных орудия, 8 сотен казаков и 50 милиционеров. При войсках этих должны были находиться и воловьи транспорты в 400 повозок для перевозки провианта, разных запасов и материалов. Войска отряда, кроме батальонов кабардинского полка, к 25-му апреля должны были собраться в Амир-Аджи-Юрт, который назначен был для них сборным местом. Войска кумыкского отряда предполагалось оставить в сборе примерно до 25 ноября, т. е. в течение 7-ми месяцев. Усмотрению начальника левого фланга было предоставлено распределение войск отряда для работы в ойсунгурском укреплении и для устройства промежуточных постов, равно как и для обороны [27] кумыкских владений. Для войск кумыкского отряда заготовлялось в Амир-Аджи-Юрте и Ойсунгуре продовольствие на семь месяцев, примерно по числу 6,500 человек, а артиллерийские запасы: один комплект боевых зарядов по числу 14-ти легких орудий и 2-х десяти-фунтовых единорогов, пехотных патронов 500 т., материала для 40 т. кавалерийских патронов, в Амир-Аджи-Юрте же, к 15-му апреля. На георгиевском арсенале к 1-му июля предстояло иметь в готовности, на случай востребования в Амир-Аджи-Юрт, тоже самое число боевых зарядов, пехотных патронов и материала для кавалерийских патронов, и заготовить к 1-му августа еще третий комплект тех же артиллерийских запасов. Пост между Ойсунгуром и Умахан-Юртом предполагалось вооружить двумя шести-фунтовыми единорогами, на полевых лафетах; в каждом же из временных сооружений, на рр. Ярык-су и Яман-су — иметь по одной 6-ти фунтовой пушке, на полевом лафете. Все орудия эти, с надлежащею прислугою, должны были быть присланы в Амир-Аджи-Юрт к 1-му августа. Для больных и раненых кумыкского отряда предположено было оставить военно-временные госпитали: во Внезапной, в Грозной и Моздоке в том положении, в каком они находились, т. е. внезапненский на 300 человек, грозненский на 600 человек и моздокский на 400 человек.

в) Действия небольших отрядов, собранных для прикрытия разных частей кавказской линии и обеспечения сообщений: 1) летучий константиновский отряд — под начальством генерального штаба подполковника барона Вревского, для обеспечения военно-грузинской дороги, охранения малой Кабарды и прикрытия Моздока. Летучий отряд предстояло собрать к 10-му числу марта близь укрепления Константиновского в городе Моздоке и окрестных [28] станицах. Столь ранний обор вызывался наступлением времени, в которое владикавказский округ и военно-грузинская дорога наиболее подвергались набегам горцев. Состав сего отряда предположен был следующий: 14-й пехотной дивизии, минского пехотного полка 2-й батальон, горского линейного казачьего полка 150 человек; конноартиллерийской казачьей № 12-го батареи — 2 орудия; итого: пехоты один батальон, казаков 1 1/2 сотни и артиллерии 2 орудия. Отряд, состоя в ведении владикавказского коменданта, должен был пробыть в сборе до 15-го ноября. Для летучего Константиновского отряда заготовлялось в Константиновском укреплении продовольствие на 7-мь месяцев, по числу 1000 человек, и один комплект боевых зарядов на два легкие орудия, 30 т. пехотных патронов и в г. Моздоке — такой же комплект боевых припасов для пехоты, кавалерии и артиллерии. При батальоне, находившемся в составе отряда, следовало иметь лазаретную палатку на 20 человек и на 35 человек лазаретных и аптечных припасов. В случае накопления больных при батальонном лазарете, предполагалось отправлять их в моздокский госпиталь.

2) Староюртовский отряд — в ведении генерал-майора Фрейтага, для обеспечения сообщения Грозной с Тереком и охранения аулов Старого и Нового Юртов. Назначены были: 1 батальон куринского егерского полка и 2 орудия конноартиллерийской казачьей № 12-го батареи; батальон и орудия должны были прибыть в Старый-Юрт к 20-му апреля и пробыть там примерно до 20-го ноября. Для означенного отряда заготовлялось в с. Червленной продовольствие на 7-мь месяцев, по числу 850 человек, и боевых запасов для пехоты и артиллерии: один комплект артил. зарядов на 2 орудия и 30 т. пехотных патронов — к 20-му числу апреля, и другой комплект к [29] 20-му июля. При отряде следовало иметь лазаретную палатку на 25 человек и лазаретных и аптечных припасов на 35 человек, а в случае накопления больных — отправлять их в грозненский госпиталь.

3) Отряд у каменного моста на Малке — под заведыванием начальника центра, полковника князя Голицына, для прикрытия большой Кабарды и производства работ по устройству укрепленного поста на Малке. Предположено было собрать к 15-му апреля отряд в следующем составе: один батальон — по назначению командующего войсками на кавказской линии и в Черномории; донского казачьего № 35-го полка 1 сотня и часть кабардинской милиции — по усмотрению начальника центра, конно-артиллерийской казачьей № 11-го батареи 2 орудия; итого, один батальон пехоты, одна сотня казаков, при 2 орудиях. Отряд этот должен был находиться в сборе до 15-го ноября. Для означенного отряда заготовлялось в укреплении у каменного моста, на Малке, продовольствие на 7-мь месяцев, по числу 1000 человек, а при георгиевском арсенале должно было находиться в готовности боевых зарядов на 2 орудия, 30 т. пехотных патронов и материала на 10 т. кавалерийских патронов — для отправления оных в укрепление у каменного моста на Малке, по требованию начальника центра. При отряде следовало иметь лазаретную палатку и лазаретных и аптечных припасов на 35 человек, а в случае наполнения батальонного лазарета, больных отправлять в пятигорский госпиталь.

4) Для охранения минеральных вод назначены были следующие войска: 14-й пехотной дивизии, минского пехотного полка 1 батальон, ставропольского линейного казачьего полка 1 1/2 сотни, хоперского линейного казачьего полка 1 1/2 сотни, волгского линейного казачьего полка 4 сотни; [30] 20-й артиллерийской бригады, батарейной № 3-го батареи, 2 легких орудия; конно-артиллерийской казачьей № 11-го батареи 3 легких орудия; итого, для охранения минеральных вод: пехоты 1 батальон, казаков 7-мь сотен и артиллерии 5 орудий. Из числа этих войск, две роты от батальона минского пехотного полка, казаки хоперского полка и два орудия предназначались в распоряжение начальника баталпашинского участка для составления отряда близь Хумары и для усиления летних постов хоперского полка; прочие затем войска назначались для занятия постов на передовой кисловодской линии, на р. Эшкаконе и Хасауте, а также в отряд в верховьях Бугунты, и должны были находиться в ведении начальника кисловодской линии. Войска эти должны были собраться, по назначению, 10-го мая. Войска, назначенные для занятий передовых постов кисловодской линии и в отряд близь Хумаринского укрепления, по примеру прошлых лет, должны были довольствоваться из местных магазинов.

г) Устройство башни и каменного моста на Кубани и укрепленного поста у каменного моста на Малке; перестройка владикавказской крепости и перенесение Низового укрепления.

1) Башня у каменного моста на Кубани должна была быть построена на 30 человек пехоты и на одно орудие, командами от двух рот 1-то батальона минского полка, назначенных в отряд близь Хумары. Об отправлении в Хумаринское укрепление к 1-му сентября одной 6-ти-фунтовой пушки для вооружения башни у каменного моста на Кубани и комплекта зарядов для оной, должен был распорядиться начальник артиллерийских гарнизонов кавказского округа.

2) Укрепленный пост у каменного моста на Малке должен был быть возведен на 30 человек пехоты и [31] 50 казаков — войсками отряда, собираемого на Малке, и вооружен одною шестифунтовою пушкою и четверть-пудовым единорогом на полевых лафетах.

3) Для перестройки владикавказской крепости и охранения военно-грузинской дороги назначались 1-й и 2-й батальоны навагинского полка.

4) Охранение военно-грузинской дороги и распоряжения по работам во владикавказской крепости возлагались на коменданта оной полковника Нестерова, которому было предоставлено распределить по своему усмотрению и согласно местным обстоятельствам, как батальоны навагинского полка, так и остальные войска, состоявшие в его ведении для лучшего охранении вверенного ему края.

II.

Стратегический обзор Дагестана. Расположение войск в северном и нагорном Дагестане к осени 1843-го года. Сведения о мерах, принимаемых Шамилем к утверждению его власти, и о его замыслах

Спокойное положение Дагестана было для нас весьма важно потому, что оно обусловливало собою безопасность Кахетии, джаро-белоканского округа, и прилегавших к нему уездов бывшей шемахинской губернии.

В топографическом отношении Дагестан разделялся на 1) южный, 2) средний, 3) северный и 4) нагорный.

Южный Дагестан заключал в себе: кубинский, шекинский и джаро-белоканский округи, элисуйское владение и самурский округ. Средний Дагестан — кюринское и казикумухское ханства, общество Дарго, Каракайтаг, вольную и южную Табасарань и Терекеме. Северный Дагестан — мехтулинское ханство, шамхальское владение, Аварию и Койсубу, а нагорный Дагестан — Андаляль, Куяду, Карах, [32] Тлесерух, Андию, Гумбет, Салатавию, анкратльские и прочие горные общества лезгинской кордонной линии.

По отношению к нашим военным действиям. Дагестан можно было разделить на две половины: восточную или прикаспийскую и западную или нагорную. Рубежом этого деления была р. Сулак, от Чир-Юрта до ахатлинской переправы, койсубулинский хребет до Гергебиля, часть нижнего течения Кара-Койсу, Турчидаг и другие хребты, разделяющие бассейны Кара-Койсу и казикумухского Койсу. Самурский округ, отрезанный от Дагестана первостепенными хребтами, составляет как бы отдельную часть. Вся местность, лежащая на восток от указанного рубежа, еще довольно удобна для размещения войск, но по западной стороне — средства края так скудны, сообщения настолько плохи, что содержание и продовольствие там отрядов крайне затруднительно, а зимою становилось даже почти невозможным.

Если Дагестан, как сказано, действительно мог обусловливать спокойствие и мирное преуспеяние наших владений, то, помимо военных операций в непокорных горских обществах его, нам предстояло еще и прикрывать от неприятеля эти владения, и заботиться о сохранении в них порядка и спокойствия. Для этой цели мы имели на северной половине прикаспийского Дагестана, как естественную границу, койсубулинский хребет и Сулак. Койсубулинский хребет со стороны нагорного Дагестана имеет только три — и то трудных — прохода, а именно: каранаевский — от Гимр, бурундук-кальский — от Ирганая, и гергебильский — от Гоцатля; следовательно, оборона его не представляла особых затруднений.

Сулак, в полную воду, переходим не иначе, как по мостам, но в осеннее и зимнее время, когда прекращается таяние снегов на первостепенных горах, на нем [33] открываются в некоторых местах броды. Для обороны течения Сулака от прорывов мелких хищнических партий был устроен по правому берегу род кордона из отдельных оборонительных башен, на 20 и на 30 человек каждая. Кордон по флангам прикрывался самостоятельными укреплениями — Евгениевским и Кази-юртовским, из которых каждое, кроме того, имело особое назначение: Евгениевское, вместимостью на батальон, расположенное, на правом берегу Сулака, напротив Черкея, предназначалось для прикрытия большой дороги из Салатавии в центр шамхальских владений и служило складочным пунктом — в случае перенесения военных действий на левый берег Сулака. При Евгениевском укреплении был возведен постоянный мост, прикрытый с противоположного берега тет-де-поном и несколькими оборонительными башнями. Кази-юртовское укрепление, вместимостью на две роты, расположенное на главном сообщении Темир-Хан-Шуры с кумыкскою плоскостью, служило прикрытием деревянному мосту чрез Сулак и в тоже время наблюдало за нижним течением Сулака и разбросанными по нем аулами. Кроме указанного чисто военного назначения. Кази-юртовское укрепление составляло род этапа, во время следования оказий из Темир-Хан-Шуры на линию и обратно.

На пространстве между Евгениевеким и Кази-юртовским укреплениями, находилось четыре отдельных оборонительных башни: при Зубуте, Чир-Юрте, Султан-Янги-Юрте и Чонт-ауле и блокгауз у миатлинской переправы на одну роту.

Центр обширного пространства между кизил-ярским отрогом, северною половиною койсубулинского хребта и Сулаком занимало укр. Темир-Хан-Шура. Положение этого укрепления было весьма важное. Оно находилось на соединении дорог чрез Кази-Юрт в Кизляр, чрез [34] Черкей — в Салатавию, чрез Казанищи — в Аварию, чрез Дженгутай и Оглы — в Акушу, чрез Буйнаки в — Дербент и через Тарки — к морю и составляло последний пункт у подошвы гор, у которого могли быть постоянно сосредоточиваемы значительные массы войск для активных действий. Восточная покатость койсубулинского хребта была гранью между лугами и лесами с одной стороны, и обнаженными скалами и пустынными ущельями — с другой. Вследствие всего сказанного, Темир-Хан-Шура и была избрана центром военного управления северного Дагестана. Отсюда резервы всего скорее и удобнее могли поспевать на угрожаемые пункты, а нахождение Темир-Хан-Шуры всего в сорока четырех верстах от моря позволяло легко и дешево снабжать действовавшие в Дагестане войска жизненными и военными припасами. Для склада же военных и продовольственных припасов, доставляемых из Астрахани в северный Дагестан водою, было возведено на берегу моря укрепление Низовое, вместимостью на две роты. Сообщение Темир-Хан-Шуры с Низовым, проходившее чрез сел. Кумтер-Кале и капчугаевское ущелье, было вполне удобно для движения повозок.

Главный пункт Аварии, Хунзах оборонялся цитаделью на две роты. Для прикрытия сообщения его с Темир-Хан-Шурою чрез балаханское ущелье, были устроены: башня в Моксохе на 80 человек, укрепление в Балаханы на 1 роту, при Зыряны на две роты и башня в Бурундук-Кале — для обороны так называемых волчьих ворот. Для преграждения доступа в аварскую долину со стороны Тлоха и Караты, было возведено при Ахальчи укрепление на сто человек; дорога от Ихали и Чирката к Хунзаху прикрывалась Цатаныхским укреплением, на две роты; доступы из Койсубу в балаханское ущелье прикрывались селением Харача, занятым войсками, а главные [35] селения койсубулинского общества — Унцукуль и Гимры были заняты гарнизонами и защищены укреплениями на роту в каждом. Для обороны дороги к Аварию от карадахского моста, и в тоже время для связи с Гергебилем, на гоцатлинских высотах была расположена отдельная башня на сорок человек; самое же селение Гоцатль занято было ротою пехоты.

Таким образом, в Аварии и койсубулинском обществе, в 1843-м году, находилось одиннадцать укрепленных пунктов, поглощавших, вместе с гарнизонами в селениях, до двадцати рот. Малочисленные гарнизоны эти, разбросанные на значительном пространстве, не имели между собою никакой связи и мало обеспечивали край. Самые укрепления были в весьма плохом состоянии, и большая часть из них обнесена лишь одним валом из наскоро сложенных камней, мало прикрывавшим гарнизон от ружейного огня с окрестных высот и не представлявшим никакого сопротивления действию артиллерийских снарядов, даже самого малого калибра. В Зыряны люди сильно болели от дурного климата, и терпели недостаток в воде. Помещения для гарнизона были сыры, тесны и не отапливались надлежащим образом, за недостатком дров. В Цатаныхе и Гоцатле не было в сущности никаких укреплений, и гарнизоны помещались в самых селениях; в Унцукуле укрепление возведено было весьма непрочно; в Ахальчи оно оставалось неоконченным; в Хунзахе было сложено из камня, без рва, и почти не обеспечивалось от нечаянного нападения, потому что высота стены позволяла без лестниц входить на батареи. Вода была далеко, и в случае блокады, легко могла быть отведена; хотя внутри укрепления был устроен резервуар, но зимою он вымерзал. Скалистый грунт препятствовал разведению огородов, и люди не имели [36] капусты, которая была необходима для предохранения солдат от цинги. Гарнизон и лазарет были помещены в одном здании — что немало способствовало развитию болезненности. Укрепления вооружались крепостными, полевыми, а иногда и горными орудиями. Все они имели слабые профили, не могли выдержать действия орудий и находились в связи с аулами; следовательно, более или менее упорная защита их зависела от личного усмотрения и отношения к нам жителей.

На южной половине стратегической границы прикаспийского Дагестана были особенно важны: Гергебиль, Цудахар и Кумух. От Гергебиля неприятелю открывался свободный доступ в мехтулинские владения и на север — в даргинский округ; от Цудахара — к Акуше, в южные части даргинского округа, а с Турчидага и гамашинских высот — к Кумуху. Гергебиль, по своему положению, при слиянии двух Койсу и на дороге в Аварию, имел неоспоримую стратегическую важность, а потому там, еще в 1842-м году, было возведено укрепление на батальон. При Кумухе постройка укрепления была начата в 1843-м году; для обеспечения же дороги от Самура в казикумухское ханство, с 1843-го года были заняты гарнизонами Чирах и Курах, а первый из них и укреплен; на перевале чрез Самур, по дороге от Кубы в Казикумух, находилось укрепление при селении Хазры. Вообще, в средней и южной части прикаспийского Дагестана играли видную роль даргинский округ и казикумухское ханство, от большего или меньшего спокойствия которых зависели наши сообщения с Казикумухом, чрез Гергебиль с Авариею, и безопасность Дербента и всего южного Дагестана. Чтобы прикрыть богатые и промышленные города: Шемаху, Нуху и особенно Кубу, и в тоже время самим иметь доступ в самурский округ, в случае его волнения, [37] было возведено два укрепления: Тифлисское, у входа в аджиахурские теснины, и при селении Ахты, как главном пункте округа. С других сторон, по ущелью Кара-Самура, от Шиназа, неприятель встречал настолько крепкие по самой природе места, что легко мог быть задержан даже и незначительными силами.

Для охранения северной половины Дагестана были расположены там: апшеронский полк (штаб-квартира в Темир-Хан-Шуре) и три линейных батальона. На них лежала обязанность прикрывать край между Хунзахом, морем, Кази-Юртом и Гергебилем — так что, с занятием всего этого пространства, при Темир-Хан-Шуре почти вовсе не оставалось резервов. В южной половине Дагестана находился пехотный генерал-фельдмаршала князя Варшавского полк (штаб-квартира в Кусары, в одиннадцати верстах от Кубы) и два линейных батальона, из которых один постоянно находился в Дербенте, а другой занимал поротно укрепления при Хазры, Тифлисское и при Ахты. Два или три батальона князя Варшавского полка на летнее время сосредоточивались при Кумухе или в окрестных местах, для прикрытия казикумухского ханства; остальные же размещались гарнизонами по различным пунктам на дороге от Самура в Кумух и отчасти в штаб-квартире полка. С наступлением зимы, когда горы покрывались снегом, ширванцы уходили в штаб-квартиру или располагались в селениях по нижнему Самуру. В подкрепление этим войскам, в случае опасности, передвигались обыкновенно батальоны с линии и из Закавказья; сверх того, набирались милиции из шамхальства мехтулинского, казикумухского, кюринского ханств и самурского округа. Для охранения почтовой дороги от Кази-Юрта чрез Темир-Хан-Шуру на Дербент, была размещена на ней кордоном сотня Донского казачьего полка, [38] на обязанности которой лежало конвоирование почт и проезжающих. Остальные две или три сотни из командируемых в Дагестан казаков донского и уральского войск, в летнее время, также поступали в состав отрядов. Таким образом, 15-ть батальонов и несколько казачьих сотен должны были охранять Дагестан от Сулака до Самура и от Каспийского моря до западных границ Аварии. Средства эти были ничтожны в сравнении с многочисленным и решительным врагом, а недостаток военных учреждений, без которых невозможно было существовать в этом бедном крае, еще более увеличивал затруднительность нашего положения.

Переходя от мелких укреплений наших в Аварии к главным пунктам — опорам края, видим, что они были также в незавидном состоянии. Темир-Хан-Шура, например, занимала незначительное пространство, обнесенное земляным валом довольно слабого профиля, в некоторых местах до того обвалившимся, что даже конные могли его переезжать. Ограниченное число войск и беспрерывные экспедиции не представляли возможности приступить к исправлению построек, которые, не будучи надлежащим образом поддерживаемы, мало по малу приходили в негодность. Масса больных, до тысячи и более, не вмещалась в лазарете и по необходимости была размещена частью в ротных казармах, частью в турлучных землянках. Скученность людей и сырость были причинами значительной смертности, так например: с июля и по декабрь 1842-го года включительно, умерло в шуринских госпиталях четыре обер-офицера и 540 нижних чинов. Разные нечистоты, к уничтожению которых не было принято надлежащих мер, сырость грунта и злокачественные испарения озера Ак-Куль заражали воздух и способствовали сильному развитию лихорадок и тифа. Хотя [39] в конце 1842 года и были ассигнованы суммы на устройство госпиталя и других необходимых помещений, но, за недостатком рабочих рук, дело подвигалось мало.

Низовое укрепление — главный складочный пункт края, было еще хуже. Верки не имели перекрестного огня, командовались с окрестных высот на ружейный выстрел, а ров и вал были в самом жалком виде. В укреплении не имелось ни магазина, ни казарм, ни лазарета. Перевозка провианта с моря, на расстоянии около четырех верст, была затруднительна и требовала много рук. Смертность здесь была еще поразительнее, нежели в Темир-Хан-Шуре; из 482-х человек, составлявших гарнизон укрепления в 1841-м году, с августа по 20-е декабря умерло 127 человек. Главная причина смертности заключалась в дурном помещении, в низменности грунта и во вредных свойствах воды тамошнего родника. К довершению всего, административная часть края не была устроена, как следует: командующий войсками в северном и нагорном Дагестане не имел при себе правильно организованного штаба, последствием чего было замедление в делах и различные упущения; между тем, как военные действия, снабжение войск провиантом и боевыми запасами, необходимость следить за покорным нам населением — все это требовало громадной отчетности и переписки.

Обращаясь к положению покорных нам жителей Дагестана, нельзя не заметить, что оно было крайне тягостно: обременяемые нашими требованиями, они роптали на нас и охотно передавались неприятелю при первой к тому возможности. Например, доставка дров в аварские укрепления лежала преимущественно на койсубулинцах и аварцах, которые, за 30 или за 40 верст, должны были идти в лес, и набрать там с трудом хвороста, привозить его в [40] укрепление, получая по 20 копеек серебром на каждый эшачий вьюк. Нередко женщины, по недостатку эшаков, на своих плечах приносили хворость и, в виде сострадания, получали тоже по 20 копеек каждая. Когда же вся почти Койсубу и большая часть Аварии отложились, укрепления наши терпели крайний недостаток в дровах, а следовательно и в горячей пище. Перевозка провианта была не менее обременительна для жителей: за транспортировку провианта из Темир-Хан-Шуры до Хунзаха, по положению, сперва платили по копейке с четверти за каждую версту, а потом — по две; одним словом, если сравнить высшую казенную плату, которую получал аробщик до Хунзаха и обратно за пару волов, а именно — четыре рубля восемьдесят копеек серебром, с вольною платой не менее тридцати пяти рублей за арбу, то будет совершенно очевидно, каким притеснением с нашей стороны считали местные жители эту перевозку. В видах облегчения жителей, и на основании указаний в предначертаниях Государя на 1843-й год, приступлено было к сформированию черводарского транспорта — для перевозки провианта в Хунзах, Зыряны и другие укрепления в Аварии и Койсубу и 5-го февраля 1843-го года был заключен на три года контракт (приложение II). Сверх этого разрешено было производить доставку провианта, в случае крайности, и на вольнонаемных подводах. Кроме доставки провианта, на жителях лежала обязанность содержать для охранения дербентского и кизлярского трактов конных стражников (чапар) и исправлять дороги — что весною и осенью требовало значительных трудов.

Все эти повинности тяжелым бременем ложились на туземное население, возбуждая в нем сильно против нас негодование, хотя глухое, но ожидавшее лишь удобного случая, чтобы вырваться наружу. Положение войск [41] наших было не менее тяжкое, и только русский солдат мог подчиняться ему с истинно геройским самоотвержением. На обязанности нижних чинов, занимавших укрепленные пункты в шамхальстве, Мехтули, Койсубу и других местах, кроме обыкновенной полевой и гарнизонной службы, лежали: устройство и починки внешней ограды укрепления, возведение казарм, доставка фуража, дров и леса, починка и исправление дорог, конвоирование транспортов и оказий — причем, гарнизон делился на три части, чередовавшиеся ежедневно, в роде занятий, так что, в строгом смысле слова, отдыха для людей вовсе не было. К этому следует еще прибавить убийственный климат большей части укреплений в Аварии и Койсубу, дурное устройство госпиталей, недостаток в теплой одежде, недоброкачественность пищи, вследствие мелких, прочно укоренившихся в то время злоупотреблений, и тогда будет понятна и вполне ясна вся печальная обстановка наших укреплений и их гарнизонов.

Положение войск в южном Дагестане было несравненно лучше: отряд почти все лето был в сборе; на зиму же располагался на привольных квартирах. Здесь не требовалось выделения такого множества гарнизонов для занятия укрепленных пунктов, как в северном Дагестане, и войска не изнурялись в конец усиленными передвижениями, благодаря спокойствию, поддерживавшемуся в крае. Укрепленные пункты северного и нагорного Дагестана, к августу месяцу 1843-го года, были заняты приблизительно сорока ротами пехоты, или около пяти тысяч штыков, с 93-мя орудиями и мортирами (приложение III). Из дислокации видно, как были распределены войска по укреплениям северного Дагестана; затем, общий резерв края состоял из 20-ти рот, 100 сапер, 4-х легких орудий и 8-ми горных единорогов, включая сюда и три роты [42] подвижного резерва. Но и этот скудный резерв (около 2,515 штыков) был разбросан по работам, в разных пунктах: четыре апшеронские роты, с шестью орудиями — в Темир-Хан-Шуре; одна рота в Агач-Кале — для заготовления леса; три роты и 83 сапера на разработке новой военно-дагестанской дороги между Шурою и Бурундук-Кале; один кабардинский батальон у упраздненной крепости Бурной — для ломки зданий; одна рота мингрельцев, при двух горных единорогах, в Цатаныхе — для ускорения работ по укреплению и конвоирования оказий; две апшеронские роты в харачинском лесу — для рубки дров войскам, расположенным в аварских укреплениях; одна мингрельская рота в сел. Ирганае — для исправления моста на Койсу; для конвоирования почт и проезжих была расположена на постах от Буйнаки до Кази-Юрта 6-я сотня донского № 49-го полка, а 1-я и 7-я сотни уральского казачьего № 7-го полка находились на сулакской линии для охранения открывшихся бродов. — Вот все средства, которые мы имели для борьбы с могущественным неприятелем, когда разыгрались достопамятные события 1843-го года.

Теперь нам необходимо взглянуть, какими силами располагал Шамиль для вторжения в Аварию, и какая была произведена им подготовка для этой цели.

В начале 1843-го года имелись следующие сведения относительно мер, принимаемых Шамилем к утверждению его власти в землях подвластных ему горцев: все эти земли были разделены на области и наибства: первых считалось три или, по некоторым сведениям, четыре, с причисленными к ним обществами, которых было семнадцать; но из них ичкеринское наибство не входило в состав областей, а находилось под непосредственным управлением самого Шамиля. Ему повиновались в Дагестане: часть [43] Койсубу, Андия, Гумбет, Богулял, Технуцал, Ункратль, Карата, Тиндаль, Ахвах, часть Аварии, Гоцатль, Тилитль, Кель, Карах, Куяда и часть Андаляля; на север от андийского хребта — часть Салатавии, Аух, Ичкерия, большая и малая Чечня, Шубут и другие чеченские племена. Главнейшими наибами были: Ахверды-Магома, Шуаиб-мулла, Хаджи-Мурат, Уллубей-мулла, Кибит-Магома кадий тилитлинский, Нур-Магомет черкеевский, Гасан буртунайский, Абакар-кадий, Абдурахман-Дибир и другие. Первый, второй и четвертый наибы имели право казнить виновных и вообще были полными хозяевами во вверенных участках, но должны были отдавать отчет в своих действиях Шамилю. Они не получали содержания от своего имама, а каждый из их подчиненных платил им, смотря по своему состоянию. Они придерживались системы управления своего имама, и зажиточные горцы страдали более всех: они обыкновенно считались людьми подозрительными и на них налагались штрафы, а часто и все их имение подвергалось секвестру. Подобная жестокая мера чрезвычайно раздражала горцев и вредила во мнении народном, как главе непокорного нам Дагестана, так и его наибам.

Шамиль, желая иметь постоянно в готовности к военным действиям часть горцев, учредил муртазеков — как они назывались жителями нагорного Дагестана. Цель этого учреждения была двоякая: прямая и косвенная. Прямая — привязать к себе некоторое число горцев, которые всегда были бы готовы жертвовать своею жизнью, косвенная — наблюдение в деревнях, не заслуживавших еще полного доверия, за исполнением правил шариата и постоянная готовность к действию по первому требованию Шамиля. В состав этого, как бы постоянного войска, выбирался из каждых 10-ти семейств один всадник. [44] Муртазеки получали прежде жалованье по полтора рубля в месяц; в данное же время они денежного содержания не получали, а жители должны были им давать приют, хлеб, баранов, продовольствовать их лошадей, обрабатывать их поля и снимать посевы. Таким образом, муртазеки имели хорошее продовольствие, ставя иногда в деревнях даже чрезмерные требования, а сверх того, были освобождены от домашних работ. Ничто более не могло согласоваться с азиатской ленью, и Шамиль подобною мерою, можно сказать, достигал прямой цели учреждения муртазеков. Он имел между ними весьма много приверженцев, которые действительно готовы были жертвовать за него жизнью во всякое время. Муртазеки участвовали во всех делах, и там, где их бывало значительное количество — дела отличались особенным упорством. Муртазеки разделялись на десятки, сотни и пятисотни. Каждая из этих частей имела своего начальника, с постепенною зависимостью. Пятисотенными начальниками назначены были почти везде наибы. Они соответствовали нашим чинам генералов, полковников и капитанов. Чем-то в роде генералов были: Ахверды-Магома, Шуаиб-мулла, Уллубей-мулла, Абакар-кадий и Кибит-Магома; полковничьему рангу отвечали Абдурахман-Дибир и Омар-анкратльский, а капитанскому — остальные младшие наибы. Все наибы носили на правом плече серебряные пластинки, которые им служили вместо эполет. Пятисотенные и сотенные начальники носили на груди медали с надписью: "нет сильнее помощи божьей". Храбрейшие из них имели на шашках кисти, в роде темляка. Десятники особенного знака отличия не имели, но выбирались из более достойных. Шамиль желал обмундировать муртазеков. Для этого он распустил слух, что идет навстречу турецкому султану, и приказал [45] собрать с каждого дыма по одному рублю серебром и по три сабы хлеба или кукурузы, дабы дать возможность муртазекам сшить себе костюмы наподобие чеченских: простые всадники должны были иметь желтые черкески и зеленые чалмы, начальники же их — черкески из черного сукна и чалмы также зеленые. Кроме муртазеков, обязанных находиться в постоянной готовности к действию, каждое семейство, в случае общего сбора, обязано было выставлять по одному вооруженному. Иногда отдавалось приказание, чтобы выходили все жители из каждой деревни, исключая женщин и неспособных носить оружие. Собранная таким образом толпа, разделялась также на сотни и пятисотни, над которыми назначались временные начальники. Уведомление насчет сбора и вообще все приказания Шамиля передавались чрезвычайно быстро: они развозились нарочными, которые, имея записку от имама, в роде открытого листа, нигде не встречали никаких затруднений и задержек, везде получали свежих лошадей и продовольствие от жителей. Шамиль раздавал различные знаки отличия: за усердие — звезды четыреугольного вида и круглые медали; за храбрость — знак треугольной формы, для ношения на груди, с надписью: "храбр и мужествен"; кисть на шашке, в роде темляка — за особенное мужество и неустрашимость; именную надпись на кисти к шашке: "нет (такого-то) храбрее, нет сабли его острее". Подобную надпись имел Ахверды-Магома, а может быть, и многие, но об этом не было известно. Удостоившийся именной надписи имел право на получение жалованья по три рубля серебром в месяц. Давшие присягу погибнуть за Шамиля, получали от него по две сабы муки в месяц и носили на чалме прямоугольную нашивку из материи зеленого цвета. Бежавшие от неприятеля имели также своего рода отметку: им пришивалась на спине [46] медная четыреугольная бляха. Употреблявшиеся, как Шамилем, так и наибами, наказания были следующие: смертная казнь, посажение в яму, денежные штрафы и телесное наказание, присуждавшееся обыкновенно по шариату.

Шамиль образовывал в описываемое время денежную кассу, которой он дал название — "казна шариата". Для этой цели, он обложил податью некоторые общества, как например: Андию и Гумбет, кои платили по рублю серебром с дыма. Другие общества были беднее, а потому, не облагая их податью, он обратил только земли, принадлежавшие мечетям, в казну шариата, в которую поступало также и все имущество умерших, не имеющих родственников. Утверждали, будто бы уже была собрана Шамилем сумма, превышавшая 30 т. руб. серебром. Обложение податью, обращение земель в казну шариата и сбор для обмундирования муртазеков произвели большое колебание в умах горцев: карахцы, видя их земли потерянными, хотели отложиться; гидатлинцы, по случаю сбора для муртазеков, взволновались, и Кибит-Магома, собрав всех кадиев и старшин, едва успел их успокоить и удержать Гидатль в повиновении к Шамилю. До образования казны шариата, непокорные нам горцы были довольны своим положением; но в данное время беспрестанные денежные сборы, содержание муртазеков, неимоверные их требования, несправедливый суд и притеснения наибов поколебали доверенность последователей шариата к Шамилю. Он видел бедность горцев, знал их взаимные нужды и дабы показать, что входит в их положение, приказал учредить в Короде базар, производившийся там еженедельно по пятницам, для общей мены товаров. Однако, эта полумера не достигла своей цели. Жалобы и негодование не уменьшались. Отложившиеся деревни салатавского и андаляльского обществ, и [47] также Андия, Гумбет, Гидатль и Карах готовы были принять русских. Унцукульский старшина сообщал, что даже многие мюриды готовы бежать из гор в покорные нам деревни, и будто бы ихалинцы скоро добровольно покорятся. Шамилю известно было общее нерасположение к нему большей части горцев, но он не изменял своей железной воли и наводил страх на всех смертными казнями, которые назначались часто не за преступления, а по простому лишь подозрению. Шамиль ни к кому не имел полного доверия и старался по возможности удаляться от всех. Опасаясь же, чтобы это постоянное удаление не имело вредных для него последствий, он употреблял все меры, чтобы возвысить себя в глазах горцев — невежд в духовном и политическом отношениях, и прибегал для этого к обманам.

Для возвышения себя в духовном отношении Шамиль обращался к следующему средству: запирался в своем доме недели на три или на четыре, никого не принимал и объявлял, что хочет посвятить это время тайной молитве, проводя его, между тем, с своими женами. В течение последней недели своего уединения, он начинал употреблять менее пищи, а последние два дня обыкновенно ничего не ел. В тот день, когда он должен был показаться народу, вечером принимал у себя главнейших духовных лиц, с которыми имел тайное совещание. По окончании этого совещания, выходил на балкон (у него был дом с двумя балконами, выстроенный беглыми нашими солдатами) пред собравшимся уже народом, изнуренный и бледный, и уверяя, что сам пророк снизошел к нему в виде голубя для беседы, начинал проповедовать шариат и, без всякого сомнения, говорил в свою пользу. Невежды-приверженцы верили ему от чистого сердца и, придя в восторги, пели свой обыкновенный священный гимн. [48] Этот обман назывался хальватом, по окончании которого народ расходился, рассказывая в деревнях обо всем им виденном и слышанном с особенною верою. Чтобы придать себе более важности в политическом отношении, Шамиль распускал различные слухи, а часто даже рассылал и письма, полученные им будто бы от турецкого султана, или Магомет-Али-паши, или Ибрагим-паши, для всенародного прочтения. Эти письма действительно прочитывались духовными лицами при собрании народа, и в них излагалось, что к Шамилю прибудет в скором времени армия турецкого султана или сам Ибрагим-паша, или скоро пришлется значительное денежное вспомоществование. Вообще, Шамиль, пользуясь неограниченною властью, поступая, как тиран, и прибегая к обманам, считался необыкновенным человеком между самыми простыми горцами. Справедливость требует сказать, что его строгие меры приносили также и пользу, уменьшая убийства, грабежи и воровство. В начале 1843-го года, Шамиль распустил слух, что ожидает самого турецкого султана и должен выехать к нему навстречу. Основываясь на этом, он приказал всем муртазекам иметь одежду одинаковой формы. Горцы, совершенные невежды, были убеждены в справедливости этого слуха; знавшие уже, что султан не может оставить своей столицы, полагали, что Шамиль хочет бежать, и это мнение разделяла почти половина его приверженцев. Нельзя было, впрочем, верить этим сведениям, так как Шамиль не имел никакой надобности в бегстве: положение его вовсе не было отчаянное; напротив, он находился наверху своего могущества, и ни один великий ислам не пользовался такою безмерною властью. Может быть, он имел намерение броситься на правый фланг и склонить его на свою сторону...

Попытка 1842-го года была неудачная: шариат Шамиля [49] не был признан на Правом фланге, и этому виною был Ахверды-Магома, который надумал было взять с черкесов контрибуцию, по два рубля серебром с дыма — и был оттуда прогнан. В описываемом году приказано было находиться в полной готовности не только муртазекам, но почти всем жителям каждой деревни. Куда Шамиль хотел обратить свои действия — не было точно известно: одни говорили — на Койсубу или Аварию, другие — на татбутринское общество (иначе Чарбили) не признававшее его шариата, а некоторые, наконец, утверждали, что будто бы он хочет идти в Кабарду. Вообще, было чрезвычайно трудно иметь положительные сведения, так как даже и хорошие лазутчики не могли ничего узнать наверное. Шамиль принял строгие меры, чтобы никто из его подвластных не имел сношений с покорными нам горцами. Он приказывал казнить всякого подозрительного человека; не только деревни оцеплялись муртазеками, но даже и вокруг самых домов, где происходили совещания, расставлялась еще другая цепь. Во всяком случае, будет не безынтересно проследить по месяцам, с января по август 1843-го года, сведения, получавшиеся в штабе отдельного кавказского корпуса о намерениях Шамиля.

Еще в январе месяце описываемого года, корпусный командир получил сведения, что везде носились слухи о делавшихся Шамилем больших приготовлениях к какому-то предприятию; что он приказал объявить по всем подвластным ему селениям, чтобы каждый житель, имевший малейшую к тому возможность, завел себе хорошую лошадь, исправное оружие и запасся огнестрельными припасами и продовольствием; что муртазеки, разъезжая по обществам, старались склонить их на сторону Шамиля; что все это волновало дагестанцев, которые в недоумении чего-то ждали. Тем не менее, цели и намерения Шамиля, [50] положительно не были известны: одни говорили, что он, после праздника курбана, или в первых числах нового мусульманского года, в предстоявшем марте месяце, намерен открыть действия против Казикумуха, Кайтага и Табасарани; другие утверждали, что он обрушится на Чох (где в описываемое время большая часть жителей была к нам расположена) или бросится на левый фланга кавказской линии. Изложенные сведения, добытые на месте генерального штаба штабс-капитаном Прушановским и подтвержденные донесениями генерала Клугенау, были приняты тогдашним кавказским начальством весьма серьезно, особенно еще в виду того обстоятельства, что бездействие Шамиля, без всякого сомнения имевшее дурное влияние на мюридов и их последователей, должно было быть лишь затишьем перед бурею. Поэтому, всем частным начальникам была разослана секретная инструкция и предписано удвоить меры предосторожности и быть готовыми к встрече, врага на всех пунктах. В феврале месяце вышеизложенные январские сведения получили подтверждение. В марте лазутчики сообщили, что Хаджи-Мурат разослал всюду приказание Шамиля — быть готовыми к сбору по первому востребованию, и вместе с тем отравил нескольких людей в Элису, для разузнания — будет ли летом собран в Дагестане отряд, и если да, то куда обратит свои действия.

В тоже время партии горцев, собравшиеся у селения Дылыма, под предводительством Уллубея и Шуаиб-муллы, произведя набеги к Зубуту и Ойсунгуру, после незначительных стычек с нашими войсками, удалились из Аварии и разошлись по домам. Приготовления к сборам, однако, продолжались, причем сам Шамиль писал к кадию акушинскому убедительное письмо, в котором просил его не оказывать содействия русским во время [51] нападения мюридов, ибо таковое совершится по приглашению подвластных нам жителей. К довершению всего, было получено известие о сборе значительной конницы в большой Чечне, под предводительством Ахверды-Магома. Все слухи об этих огромных приготовлениях волновали подвластные нам аулы, жители которых обращались к местному начальству с вопросами: поддержат ли их русские в случае нашествия скопищ Шамиля. В апреле, по донесениям, Авария была совершенно спокойна, и слухи о замыслах Шамиля не подтвердились; лишь Хаджи-Мурат, с партиею 2 т. мюридов, вторгнулся в Аварию, но, после неудачного для него дела с тремя нашими ротами между селениями Сиух и Ахальчи, принужден был поспешно удалиться и распустить свои толпы. В первых числах мая месяца начали вновь получаться самые разноречивые сведения о поведении Шамиля: одни говорили, что он думает вторгнуться в Аварию, другие — что с обнаружением ближайших гор от снега, он предполагает напасть или на правый берег Сулака, или на кумыкские владения. Около 15-го числа было получено известие о сборе горцев; при этом сообщалось, что Шамиль, собрав всех наибов, старшин и мулл из преданных ему обществ, объявил им, что так как, по малому с их стороны единодушию и усердию, не видит возможности достигнуть общей цели освобождения Дагестана от владычества русских, то решился сложить с себя обязанности главы веры и отказаться от управления, предоставив каждому действовать но своему усмотрению. Но когда находившиеся в собрании начали единогласно уверять, что все его приказания и распоряжения будут впредь выполняемы в точности, с надлежащим усердием, то он согласился сохранить за собою бразды правления и объявил, что на будущее время непосредственное наблюдение за беспрекословным [52] выполнением его предначертаний он поручает Ахверды-Магоме, Кибит-Магоме и Шуаиб-мулле, через посредство которых все наибы и старшины обязаны к нему относиться, а затем приказал собираться для действий против Аварии. По уверениям наших лазутчиков, слухи о движении в Аварию были распущены нарочно, для отвлечения нашего внимания, а что Шамиль предполагал вторгнуться в белоканский уезд и возмутить джарцев и анкратльцев. В сущности же, собрав горцев, Шамиль послал их наказать непокорное ему татбутринское общество, которое, в конце концов, подчинил своей власти, взяв от него заложников.

В июне, по распоряжению генерала Клугенау, несколькими унцукульскими жителями был сожжен чиркатовский мост через андийское Койсу, устроенный по приказанию Шамиля, для удобнейшего вторжения в Койсубу, а также ашильтинский мост. Узнав об этом, Шамиль тотчас же приказал строить новый мост у Чирката — факт, доказывавший, как было для него важно иметь возможно скорее прочную переправу на андийском Койсу. Скопище, собранное в мае и некоторое время не расходившееся, к половине июля было распущено, с тем, чтобы вскоре вновь собраться для нападения, будто бы на Аварию. В июле стало известно, что Шамиль имел намерение во что бы то ни стало овладеть Авариею, для чего прежде всего предполагал занять Балаханы, чтобы там укрепиться; что, по его приказанию, разработана была дорога из Андии в Карату, на границе Аварии; что муртазеки подтверждают всем жителям прежнее приказание — быть в постоянной готовности к сбору, и что сборным пунктом назначено селение Мехельта, а складочным местом для продовольствия — селение Орета. В августе, слухи о намерениях Шамиля вторгнуться в Аварию подтверждались; [53] говорили, что Шамиль собирал значительную партию, при 4-х орудиях, и что унцукульцы вступили с ним в сношения. Последнее, впрочем, скоро было опровергнуто, а в половине августа командовавший войсками в северном и нагорном Дагестане, генерал-майор Клюки-фон-Клугенау, рапортом от 16-го августа за № 155-м, доносил корпусному командиру, что сборища горцев Шамилем распущены, и что неприятель, по-видимому, не имел намерения предпринимать военные действия; в рапорте же его от 23-го августа за № 157-м, о намерениях неприятеля и вовсе ничего не упоминалось. К осени описываемого года, исполнение по всем отраслям Высочайших предначертаний было в полном ходу: войска были размещены согласно воле Государя, собраны в отряды, работы по усилению, возведению новых укреплений и станиц, улучшению и проложению дорог шли весьма успешно. В Дагестане все обстояло благополучно и спокойно, если не считать некоторых набегов, произведенных Уллубеем. Шуаиб-муллою и Хаджи-Муратом, входивших, так сказать, в колею обыденной кавказской жизни: Шамиль, как мы только что видели, по последним известиям из гор, угомонился; войска наши были настороже... Вдруг, сентябрьские события перевернули вверх дном все наши планы и расчеты.

Текст воспроизведен по изданию: 1843 год на Кавказе // Кавказский сборник, Том 6. 1882

© текст - Юров А. 1882
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Валерий Д. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1882