1840, 1841 и 1842-Й ГОДЫ НА КАВКАЗЕ

(Продолжение).

VI.

Операции в Дагестане и на левом фланге линии. Изменение плана действий. Сосредоточение войск у Темир-Хан-Шуры. Перемена операционной линии. Прибытие чеченского отряда к с. Инчхе. Соединение отрядов; штурм Хубара; сдача Черкея г. л. Фезе; отделение чеченского отряда. Заложение Евгениевского укрепления. Движение г. л. Фезе в Салатау; результаты. Экспедиция в Аух. Уничтожение сс. Ярыксу и Кишень-Ауха. Дело на ур. Биляр-Гырган. Сформирование ауховского отряда. Действие отряда подполковника Корганова. Деятельность ауховского отряда. Окончание Евгениевского укрепления. Действие чеченского отряда по отделении от дагестанского. Поиск в аргунское ущелье. Возведение укреплений у Закан-Юрта и Казах-Кичу. Шамиль. Поиск подполковника Нестерова к Тепи-Юрту. Экспедиции Граббе в галашевское общество и в малую Чечню. Прекращение военных действий; направление войск чеченского отряда на зимние квартиры.

Еще до начала экспедиции, в половине апреля, Высочайше утвержденный план военных действий в Дагестане и на левом фланге кавказской линии подвергся некоторым изменениям 1. В виду сбора Шамилем огромных скопищ в Аухе, Салатау, Андии и Гумбете, корпусный командир признал необходимым вполне обеспечить успех операции на Черкей, противупоставши имаму соединенные силы дагестанского и чеченского отрядов. Генерал-адъютанту Граббе было предписано собрать [231] свои войска не в Грозной, а у Внезапной и двинуться к Черкею через хубарские высоты, в то время как дагестанский отряд подойдет туда через ахатлинскую переправу на Сулаке.

23-го апреля в Темир-Хан-Шуру прибыл генерал-от-инфантерии Головин и проехав в Аварию для осмотра Хунзаха вернулся к 1-му мая. К этому дню здесь уже собрались все войска дагестанского отряда, за исключением двух баталионов пехоты, находившихся — один в Аварии, а другой — для защиты ближайших к Черкею шамхальских селений — Караная и Ишкарты. На другой же день обер-квартирмейстер отряда генерального штаба подполковник Ходзько 2 был послан переодетым в азиатское платье, для скрытного осмотра переправы через Сулак против селение Ахатль, где, как было известно, черкеевцы без особых затруднений переходили на правый берег реки. Тропинки, спускавшиеся с обоих берегов к воде, доказывали, что переправа существовала, но сделать основательную рекогносцировку не было никакой возможности: черкеевцы против самого брода (в тогдашнее половодье непроходимого) устроили амфитеатром три блиндированных накатником с землею завала и обстреливали губительным огнем все подступы к нему. По рассказам окрестных жителей, они, не ограничиваясь этим, день и ночь работали над возведением новых завалов.

Время с 2-го по 6-е мая включительно было употреблено на окончательные приготовления к походу и собрание точных сведений о неприятеле. Лазутчики сообщили, что в Черкей прибыла значительная партия с [232] муртазеками 3 Шамиля; его самого ожидали туда со дня на день. 5-го в Внезапную был послан баталион князя Варшавского полка, с 10-ю орудиями, в состав чеченского отряда; 6-го корпусный командир произвел смотр отряду; после церемониального марша, войскам, сомкнувшимся в общую густую колонну, был прочитан приказ об открытии военных действий; затем генерал Головин присутствовал при взрыве мин гальваническим способом и опыте навьючивания и изготовления к бою горной артиллерии, а 7-го — отряд, под личным его начальством, выступил в поход двумя колоннами: главная 4 — по направлению к ахатлинской переправе на Сулаке, в 8-ми верстах выше Черкея, а вторая 5, под командою полковника князя Андронникова, на позицию против самого аула. [233]

Первая колонна ночевала биваком у с. Ишкарты, а на другой день продвинулась до Ахатля; корпусный командир, с авангардом, направился для усиленной рекогносцировки переправы, эшелонировав остальные войска по ущелью от селения до реки. Около 10-ти часов утра, обозрев вместе с г. л. Фезе 6 оба берега, Головин приказал устроить три батареи на 10-ть орудий для обстреливания сосредоточенным огнем двух главных крытых завалов. Несмотря на то, что неприятель усилил стрельбу по нашим рабочим, к полудню батареи были окончены, вооружены и открыли огонь; их снаряды ложились прекрасно, но горцы не только не прекращали стрельбы, но довели ее до крайних пределов. Тогда наши лихие артиллеристы выехали на самую оконечность обрыва и снялись с передков на дистанции близкого ружейного выстрела, а корпусный командир приказал спустить вниз на уступ еще 4 горных орудия, для действия картечью вдоль по оврагам противуположного берега; но едва этот дивизион успел стать на позиции, как на него полился дождь свинца и в несколько минут два нумера были убиты, а взводный командир прапорщик Рунич и почти вся остальная прислуга переранены. Наконец, с помощью команды крепостных ружей, горцы были выгнаны из оврагов, а затем нижний завал разрушен и два верхних сильно повреждены. Перестрелка начала постепенно ослабевать и ген.-от-инф. Головин мог довольно подробно осмотреть противуположный берег; он пришел к заключению, что грозная по природе неприятельская позиция настолько усилена оборонительными постройками, что форсирование переправы будет стоить много жертв, Все-таки, желая удостовериться в возможности перейти [234] реку, корпусный командир поручил г. м. Клугенау с командиром кавказского саперного баталиона полковником Фелькнером произвести ночью изыскания. Два раза Клугенау, под пулями из завалов, подходил к берегу и спускал вниз нескольких саперных офицеров, но удобного для переправы пункта не удалось определить. Хотя берега Сулака в этом месте и очень близки, но обрываются эскарпом до 20-ти сажень высоты; разработка скал требовала пороховых взрывов, а проделать все это под прицельным огнем из обеспеченных от артиллерии завалов было почти немыслимо. Переправа защищалась свыше 3 т. партией, так что если бы нам и удалось, сверх ожидания, навести мост, то на десятиверстном пути до Черкея, пересеченном горами, оврагами и глубоким руслом р. Аксу, войска встретили бы массу затруднений и упорное сопротивление. В виду всех этих данных отказавшись от форсирования переправы, корпусный командир решил идти к Черкею кружною дорогою на Миатлы и Хубар и потому 9-го мая отодвинул колонну на ночлег и дневку к с. Ахатль. Наша потеря при усиленной рекогносцировке заключалась в 4-х убитых нижних чинах и 5-ти офицерах 7 и 57 нижних чинах раненых.

Между тем колонна полковника князя Андронникова перед рассветом 8-го мая подошла к уничтоженному черкеевскому мосту и расположилась лагерем. Черкеевцы из завалов весьма близких к нашему берегу [235] завязали перестрелку, мешавшую нам брать воду из Сулака. Тогда Андронников устроил и на своем берегу ряд завалов, занял их искусными стрелками и отряд мог спокойно пользоваться водопоем; чеченцы не могли стрелять в водоносов: стоило только одной-двум папахам показаться над завалом, как туда уже летел целый рой наших пуль.

Оставив у с. Ахатль для развлечения неприятельских сил и охранения шамхальства 2 баталиона апшеронцев, 2 сотни донцов № 39-го полка и койсубулинскую милицию, при 2-х орудиях, а 4-й баталион князя Варшавского полка отправив вперед на Миатлы, для присоединения к чеченскому отряду, корпусный командир 11-го числа двинулся вниз по Сулаку, для сближения с ген. ад. Граббе и привлечения на себя горцев, в значительных силах сосредоточенных в окрестностях Буртуная, под предводительством самого Шамиля. 12-е мая войска провели под Черкеем. Вследствие известия о появлении неприятеля от Зубута на наших сообщениях, из лагеря был выслан летучий отряд из дивизиона нижегородцев, 2-х рот тифлисских егерей и самурской милиции, под командою полковника Безобразова 8, но, не встретив нигде горцев и заставив появлением своим разобрать зубутовский мост, вернулся обратно. К вечеру было получено донесение Граббе о прибытии его к Миатлам, вследствие чего на другой день дагестанский отряд выступил на соединение с ним. Под Черкеем, с г. л. Фезе, остались 2-й баталион князя Варшавского, 3-й — тифлисского полков, команда сапер, грузинская, дагестанская и шамхальская милиция, при 6-ти орудиях и 2-х мортирах. Фезе было приказано энергически [236] демонстрировать, при малейшей возможности навести мост — захватить переправу и оберегать сообщения дагестанского отряда с его базою — Темир-Хан-Шурою. По прибытии к Миатлам, войска, под проливным дождем, до глубокой ночи переправлялись на левый берег Сулака и расположились биваком, а 14-го мая соединились с чеченским отрядом на позиции у салатавского селения Инчхе, в 12-ти верстах от Миатлов 9.

Войска чеченского отряда 5-го мая сосредоточились у Амир-Аджи-Юрта, 6-го и 7-го чисел переправлялись через Терек и, передневав, 9-го мая выступили через Баташ-Юрт к кр. Внезапной. Так как предстоявшее движение отряда обнажало терскую линию, покорные чеченские деревни по Сунже и кумыкские владения, то Граббе обеспечил наши пределы от покушений неприятеля, расположив 2 баталиона и 2 орудия при кр. Грозной, баталион и 2 орудия при укр. Горячеводском и 2 баталиона и 4 орудия на кумыкской плоскости.

По прибытии в Внезапную, оставив в крепости все тяжести, но взяв с собою 15-ти дневный провиант, ген. ад. Граббе 11-го перешел к с. Балтугаю; 12-го мая, не доходя Зурамакента, он получил уведомление от корпусного командира об изменении операционной линии дагестанского отряда и потому остановился у селения, но [237] недостаток подножного корма заставил войска передвинуться на другой же день к Инчхе. Дорога, но которой шел отряд, пролегая верст шест вверх по ущелью р. Татлы-су, достигала довольно открытого места, против которого находился аул, и затем упиралась в высоты, лежащие у входа в теснины так называемой хубарской позиции. По ущелью походная колонна двигалась беспрепятственно,

но лишь только голова ее дебушировала на поляну, как показалась неприятельская конница; против нее тотчас был отправлен полковник князь Голицын, с линейными казаками, дигорскою и кумыкскою милициею, при двух конных орудиях, поддержанный авангардом из 1-го баталиона кабардинцев и 3-го баталиона куринцев, при двух орудиях, а между тем отряд остановился и начал стягиваться. Вскоре наша конница завязала перестрелку, а затем атаковала горцев, опрокинула и гнала их до переправы через реку Ачи-су; здесь Голицын наткнулся на массы неприятельской пехоты и принужден был остановиться. Миновав р. Ачи-су, дорога упиралась в высоту, отсюда поворачивала круто влево через Татлы-су и входила в первое дефиле хубарской позиции. Высота на правом берегу реки отделяла это дефиле от другого, идущего также в Хубару; оба они соединялись за горой, впереди того места, где неприятель нагромоздил несколько рядов завалов. Оценив всю важность первых уступов хубарской позиции, ген. ад. Граббе решил овладеть ими не ожидая пока стянутся все силы отряда. Неприятельское расположение было обстреляно картечью из 2-х легких орудий, а затем, на высоту, прямо перед дорогой, был послан 3-й баталион куринского полка, на высоты вправо — 4-й баталион кабардинцев, а влево, на штурм горы, лежавшей между теснинами — 1-й баталион того же полка. [238]

Под градом пуль, молодецки двинулись вперед наши боевые баталионы. Прежде других была занята высота перед дорогой: куринцы на штыках взошли на нее, сбросили неприятеля и утвердились на вершине. Затем завязалось дело и на флангах. Гора, которую должен был взять 1-й баталион кабардинского полка, оказалась очень крутою и сплошь поросшею лесом; неприятель буквально покрывал ее от верха до низа. Кабардинцы шли стройно, без выстрела; выдержав на близком расстоянии залп, они гаркнули “ура" и на плечах горцев полезли на вершину. Усиленный свежими толпами, неприятель несколько раз пытался сбить баталион, но егеря стояли крепко и ключ позиции остался в наших руках. Одновременно 4-й баталион того же полка брал правые высоты; горцы, бывшие и здесь в больших силах, дрались отчаянно, уступая каждый шаг земли с боя. Перекаты беглого ружейного огня, наше “ура", горский гик — оглашали окрестности; уже два часа наши три баталиона выносили на своих плечах всю тяжесть кровавого боя, когда, наконец, подошли остальные войска и ген. ад. Граббе мог подкрепить свой измученный авангард. 1-й баталион кабардинцев был поддержан своим 2-м, а 4-й — 1-м навагинским, неприятель отражен на всех пунктах и мы сделались хозяевами передовых хубарских высот. Потеря отряда в этом упорном бою была сравнительно не велика: 17 нижних чинов убитых и 4 офицера и 90 нижних чинов раненых.

14-го мая, во время дневки, ранним утром была произведена фуражировка, под прикрытием первых баталионов куринского и тифлисского полков, линейных казаков, при взводе конных орудий, под командою полковника князя Голицына, с боковым (слева) авангардом из 1-го баталиона кабардинцев, при двух орудиях. [239] Гарцы не замедлили спуститься с гор и поддерживали сильную перестрелку во все время работы, когда же войска двинулись обратно, то насели на арьергард. Конечно, подобный финал фуражировки в виду неприятеля был для нас обычным явлением; прикрытие отступало перекатами, угощая правоверных залпами резервов и картечью и вернулось в лагерь не досчитавшись в своих радах 4-х офицеров и 20 нижних чинов ранеными; не обошлось без жертв и в лагерных цепях: там убит 1 офицер и ранено 8 нижних чинов 10.

В два часа пополудни прибыл корпусный командир с дагестанским отрядом, принял начальство над всеми войсками и вместе с ген. ад. Граббе произвел рекогносцировку неприятельской позиции с высоты занятой 1-м баталионом кабардинцев. Отсюда можно было хорошо рассмотреть завалы, устроенные горцами по подъему к с. Хубар и расположение высот по обе стороны дороги. Путь к Черкею через хубарские высоты пролегал на расстоянии 4-х верст по ущелью, затем поднимался на безлесные возвышенности, изрезанные глубокими оврагами; самое узкое место дефиле, от которого начинался подъем, было перекопано глубоким рвом, с частоколом. На горах, влево от дороги, виднелись массы горцев, с разноцветными значками; здесь находились сам Шамиль и Ахверды-Магома, с салатавцами, [240] гумбетовцами и андийцами. Левый фланг неприятельской позиции, значительно ослабленный результатами боя 13-го числа, оборонялся ауховцами, ичкеринцами и другими чеченскими племенами. После совещания с ген. ад. Граббе корпусный командир решил атаковать на другой же день имама и двигаться с боем к Черкею. Отряды должны были наступать тремя колоннами: главная, с больными, ранеными, обозом и прочими тяжестями, по дороге, а для облегчения ее следования — две боковых по лесистым бокам ущелья.

С рассветом 15-го мая войска стали в ружье и согласно диспозиции тронулись вперед в следующем порядке: в авангарде главной колонны, под начальством состоявшего при корпусном командире для особых поручений корпуса жандармов полковника Викторова, 1-й баталион навагинцев и 3-й — куринцев, с 4-мя орудиями. В главных силах, под командою г. м. Круммеса, 2 роты сапер, 1-й баталион тифлисцев, 30 орудий, 1-й баталион кабардинцев, дивизион драгун, с 2-мя орудиями казачьей № 12-го батареи, кабардинская, дигорская, кумыкская и чир-юртовская милиция, 4-й баталион кабардинского полка, с двумя орудиями, обоз, запасный артиллерийский парк, больные и все тяжести; линейные казаки по сторонам обоза. В арьергарде главной колонны, под командою полковника Полтинина, 4-й баталион князя Варшавского, 1-й баталион куринского и 4-й — навагинского полков, при 4-х легких орудиях. В левой колонне, под командою г. м. Клугенау, 4-й баталион тифлисцев, 1-й и 3-й мингрельцев, 1-й князя Варшавского полка, команда сапер, самурская милиция, при 2-х горных орудиях. В правой колонне генерал-маиора Лабынцева — 2-й и 3-й баталионы кабардинцев, команда с крепостными ружьями и 2 горных орудия. Офицеры генерального штаба [241] распределены так: при авангарде главной колонны — штабс-капитан барон Вревский, при главных силах — подполковник Ходзько, при арьергарде — штабс-капитан Семека (гвардейского генерального штаба), при левой колонне — капитан Пассек и при правой — полковник Шульц.

Когда авангард средней колонны подошел на пушечный выстрел к неприятельскому расположению, то его орудия, усиленные еще 6-ю из главных сил, под руководством начальника корпусной артилерии г. м. Козлянинова, начали громить завал, преграждавший дорогу и примыкавшие к нему высоты. В первые моменты боя, вся тяжесть его должна была лечь на левую колонну: ей предстояло подниматься на чрезвычайно высокий и крутой лесистый хребет, занятый большею частью неприятельских сил, прикрытых завалами и засеками, причем орудия могли быть подняты лишь с большим трудом. Поэтому корпусный командир, направив главную и правую колонны, сосредоточил все свое внимание на левой. Между тем г. м. Клугенау, подойдя с головным 4-м баталионом тифлисцев к горе, быстро бросился в лес, а за ним последовала и вся колонна. Горцы, встретив штурмующих залпом, обратились в бегство и вскоре наши штыки засверкали на вершине. Все это произошло так скоро, что Головин, стоя с Граббе на высоте, откуда раньше производил рекогносцировку, в 3-х верстах от Клугенау, принял первые группы появившихся наверху людей за неприятеля. Поднявшись на гребень начальник колонны бросил тифлисцев на завалы с фронта, а 1-й баталион князя Варшавского полка скрытно направил лесом в обход их слева. Защитники завалов, приготовившиеся драться до последнего, затянули обычную священную песнь, затем все смолкло и [242] завалы, сверкая десятками винтовочных стволов, безмолвно ждали приближения егерей на верный выстрел. Тифлисцы уже близко; вот по рядам их прокатилось могучее “ура" — и, точно эхом, откликнулось с фланга. Озадаченные горцы, дав несколько беспорядочных залпов, бросились бегом ко второй, более крепкой линии завалов. Отдохнув за взятыми постройками, графцы, под командою храброго маиора Бельгарда, а за ними и тифлисцы, бросились далее; между тем Клугенау уже готовился охватить врага слева баталионом егерей мингрельского полка. Пока атакующие добрались вновь до горцев, их встретило несколько залпов, но, к счастью, этот град пуль пронесся над головами; без выстрела наши 8 рот вторгнулись в неприятельскую позицию и, после короткой штыковой расправы, скопище бежало врассыпную, оставив победителям свои чуреки, бурки и проч., и даже не подумав держаться еще в многочисленных засеках. Таким образом г. м. Клугенау овладел важнейшею частью неприятельского расположения, защищенною крытыми завалами, с рвом впереди. Атака была ведена так быстро и мастерски, что наша потеря ограничивалась всего 5-ю ранеными.

Блестящий успех, достигнутый на левом нашем фланге, не замедлил отразиться на ходе боя и в остальных пунктах. Когда меткий огонь артилерии авангарда главной колонны произвел замешательство в перегораживавшем дорогу ложементе, то головной баталион пошел в штыки — но неприятель бежал, не выждав удара. Правая колонна, сосредоточившись на высоте занятой 13-го кабардинцами, неудержимо двигалась вперед, очищая себе путь огнем стрелков, а кой-где и штыками. Заставив горцев бросить шесть завалов, г. м. Лабынцев, пройдя высоты, взял вправо, по ближайшим к дороге [243] лесистым оврагам, для охвата противника. Тогда и авангард полковника Викторова двинулся по ущелью, а за ним вытянулась и средняя колонна.

Скопища Шамиля находились в полном отступлении. Когда войска выбрались на простор, то для преследования была послана на рысях вся кавалерия с полковником Безобразовым, но горцы, ранив у нас 3-х человек и 1 лошадь, поспешили скрыться в ближайших оврагах и лесах. Видя, что ничего не поделает с нами с фронта, имам послал Ахверды-Магому, с ичкеринцами и ауховцами, потревожить наш тыл. Сначала все ограничивалось редкою перестрелкою, но когда обоз втянулся в дефиле и арьергард средней колонны начал сниматься с позиции — завязалось горячее дело. Горцы несколько раз ожесточенно бросались в шашки, но, встречаемые штыками навагинцев, поворачивали назад; последний натиск был произведен в ту минуту, когда арьергард дебушировал из теснины, но полковник Полтинин предусмотрительно приказал остановиться своим 4-м орудиям, встретил врага картечью, заставил отхлынуть, а затем и вовсе прекратить преследование. В это время в правой колонне также затихла перестрелка, а по левой — не было сделано ни одного выстрела, хотя после штурма завалов Клугенау шел более версты густым лесом. К полудню соединенные отряды стянулись к с. Хубар, оставленному жителями и расположились на ночлег. Наша потеря, против ожидания, оказалась очень не велика: не считая контуженных, не оставивших строя, было убито 5 нижних чинов и 4 офицера 11 и 53 нижних чина ранено.

16-го мая войска двинулись далее на Черкей, но на [244] марше было получено донесение г. л. Фезе о занятии им селения без выстрела. Вот что происходило под Черкеем с 13-го по 16-е мая: после выступления дагестанского отряда с корпусным командиром, Фезе в тот же день притянул к себе из Ахатля 7 рот апшеронцев, с 4-мя орудиями, и, сосредоточив таким образом под Черкеем 4 баталиона, милицию и 10 орудий, приступил к заготовке мостовых материалов, а артилерии приказал усиленно обстреливать горское мостовое укрепление (самого моста вовсе не существовало), фланкирующие его крытые завалы и самое селение. Произведя 14-го числа поиск к с. Зубут и оттянув туда часть защитников Черкея, г. л. Фезе 15-го, в два часа пополудни, решил форсировать переправу; но черкеевцы, уже узнавшие о ходе дела на хубарских высотах, в 3 часа выставили белый флаг и прислали двух старшин для переговоров. Депутатам было объявлено, что только безусловная покорность и сдача селения могут вызвать с нашей стороны некоторое снисхождение к мятежным жителям; если же этого не последует до наступление сумерек, то Черкею придется испытать все ужасы штурма. Для лучшего вразумления населения, с старшинами был послан Аслан-кадий цудахарский, считавшийся преданным нам. В разговорах прошло время до 6-ти часов вечера, а между тем к самому берегу были подвезены мостовые материалы, орудия, заряженные картечью, стали над рекой и подошла пехота. Потеряв наконец терпение, Фезе отправил снова Аслан-кадия в Черкей передать старшинам, что если через 1/2 часа они не прогонят мюридов, защищавших переправу и не сдадут аула, то он перейдет реку с боя и не оставит у них камня на камне. Слова генерала были так категоричны, а вид нашего отряда, вполне готового к штурму, [245] настолько внушителен, что Аслан-кадий вскоре вернулся я заявил, что мюриды удалились, а черкеевцы согласны на все и поручают себя великодушию русских. Тогда саперы быстро устроили переход в самом узком месте реки и мостовое укрепление было занято охотниками, а затем, когда мост был приспособлен для проезда повозок, войска начали переправляться и охватили селение со всех сторон, орудия же и обоз двигались всю ночь. К утру Черкей оказался брошенным жителями и был занят без выстрела.

16-го мая, расположив оба отряда для отдыха на ур. Ибрагим-Дада, в 8 верстах от Черкея, потому что ближе не было достаточно воды, корпусный командир отправился в лагерь Фезе. О Шамиле было получено сведение, что после хубарского боя он направился в Андию и, захватив мимоходом весь скот сс. Дылыма и Буртуная, обещал жителям сохранить его в целости до свидания с ними в Анди, т. е., говоря другими словами, приглашал их бросить свои дома и переселиться подальше от русского влияния в горы. Исполнение желаний Шамиля, т. е. увеличение числа бездомных байгушей, для которых ничего не оставалось более, как жить грабежом — вовсе не входило в наши расчеты. Вот почему, когда 17-го мая в наш лагерь явились почетнейшие черкеевцы, с известным Джемалом во главе, с просьбою о помиловании,— корпусный командир объявил, что в последний раз дарует им пощаду и ограничивается штрафом, соразмерным всей тяжести их вины. Ген.-от-инф. Головин находил более полезным держать Черкей под близким надзором будущего укрепления, чем разорять этот многолюдный, богатый и влиятельнейший аул в целом Дагестане. Слухи о милосердии корпусного командира быстро распространились по окрестностям [246] и к вечеру 18-го в Черкей возвратилось уже более 150 семейств.

Пополнив провиант, патроны и заряды подвозом из Темир-Хан-Шуры, отряды отделились друг от друга: чеченский — взамен двух баталионов князя Варшавского полка усиленный 2-мя баталионами мингрельцев, дивизионом драгун и 2-мя конными орудиями 12, двинулся чрез салатавские селения Гуне и Дылым в Аух, занятый партией Ахверды-Магомы, с целью произвести давление на ауховцев; дагестанский же отряд, в составе 8 1/2 баталионов пехоты и сапер, милиции и 27 орудий, сосредоточился под Черкеем; кроме этих войск, из состава его находились в командировке: 2-й баталион апшеронцев в Аварии и 3-й баталион князя Варшавского полка в Таш-Кичу, до возвращение войск ген. ад. Граббе в кр. Внезапную.

Тем временем население Черкея почти все вернулось по домам; пример этот подействовал и на салатавцев: деревни, одна за другой, начали изъявлять покорность; гумбетовцы в тайне тоже начали склоняться на нашу сторону — если что их удерживало, так это присутствие Шамиля на границе Андии.

До 22-го мая отправив в Внезапную 1-й баталион князя Варшавского полка, с командами сапер и казаков, при взводе орудий, для доставки оттуда провианта на черводарских лошадях и 3-х мортир, и сдав в шуринский госпиталь всех больных,— корпусный командир приказал приступить к заготовлению камня и других материалов для проектированного укрепления. 23-го [247] числа он, с инженерами г. м. Ярмерштетом и полковником Постельсом, произвел тщательную рекогносцировку Черкея с окрестностями и наметил места для главного укрепления и 3-х отдельных башен. Первое предположено было выстроить на правом берегу Сулака, на мысу, образуемом берегом реки и глубоким оврагом; оно совершенно командовало мостом и селением, раскинутым пред ним амфитеатром. Одну башню — на одной стороне с главным укреплением, на высоте, закрывавшей местность вверх по Сулаку, другую — у самой переправы, на том же берегу, с целью держать под огнем дорогу через сады к Черкею, с караулкою для обстреливания моста продольно, и третью — на конце селения, при спуске в него с салатавских высот. Все эти постройки должны были вмещать в себе от 300-350 человек гарнизона.

26-го мая вернулся из Внезапной баталион князя Варшавского полка; графцы прошли по прямой дороге из Миатлов, в 1840 году испорченной партиями Шамиля, но исправленной войсками ген. ад. Граббе; таким образом, важное и кратчайшее сообщение Шуры с Внезапною было восстановлено. С этою же оказиею было получено донесение ген. ад. Граббе, что его отряд, пройдя Аух, направляется к Грозной. Принимая в соображение, что этим путем чеченский отряд приближается к базе и может усилиться на счет собственных своих средств, ген.-от-инф. Головин предписал возвратить к Черкею 3 баталиона (два мингрельцев и один графцев), дивизион драгун и команды казаков и крепостных ружей из состава чеченского отряда, так как дагестанскому отряду, помимо крепостных работ, предстояло покорение Салатау и Гумбета.

Для выполнения последней цели, на переговоры с [248] гумбетовцами были посланы 26-ть почетных черкеевцев, для нравственного же воздействия на колеблющиеся еще салатавские селения 26-го мая был выдвинут на ур. Ибрагим-Дада отряд г. л. Фезе из 2-х баталионов князя Варшавского, 9 рот тифлисского полков и всей иррегулярной кавалерии, при 16-ти орудиях. Миссия в Гумбет не имела успеха; Шамиль, вовремя спохватившись, остановил всякие мирные поползновения населения и наши посланные, будучи встречены на границе Салатау с Гумбетом выстрелами, возвратились ни с чем; после этого трудно было рассчитывать на бескровное умиротворение Гумбета, в особенности же главного его селения Мехельта. Совершенно другое произошло в Салатау: расположение войск Фезе на Ибрагим-Дада и предпринятая им рекогносцировка к Буртунаю имели решающее значение; буртунаевцы покорились, вернулись по домам, а вслед за тем заявили о намерении последовать их примеру и алмакцы. 30-го мая Фезе вернулся к Черкею. Настроение ауховского общества представлялось мало утешительным, не смотря на то, что ген. ад. Граббе прошел Аух насквозь, два раза поразив горские скопища. Жители соседнего с Внезапной селения Акташ-Аух, пользуясь лесистою местностью, не переставали тревожить окрестностей крепости и Андреева аула, производя грабежи и хищничества мелкими партиями. Для успокоения кумыков, единственного народа оставшегося нам верным на левом фланге, и наказания ауховцев была предпринята экспедиция под личным начальством генерала-от-инфантерии Головина.

Оставив при Черкее для крепостных работ, под командою полковника Симборского, 3 1/2 баталиона пехоты, на ур. Ибрагим-Дада, для наблюдения за Салатау, самурскую, дагестанскую, черкеевскую милицию и конвойную [249] команду (всего около 400 чел.), под начальством состоявшего при отдельном кавказском корпусе подполковника Корганова, корпусный командир выступил с большею частью отряда к Внезапной через Хубар, по дороге исправленной салатавцами, приказав войскам, затребованным обратно из чеченского отряда, ожидать его у крепости. Таким образом, 3-го июня у Внезапной сосредоточились 3 баталиона князя Варшавского, 3 — тифлисского, 2 — мингрельского полков, дивизион драгун, 2 сотни казаков, грузинская и кумыкская милиция, при 16-ти орудиях и 1 мортире.

5-го июня в 7-мь часов утра отряд выступил из лагеря и сделав небольшой переход расположился на р. Ярыксу, у разоренного аула Хасав-Юрт. Здесь присоединились к нему три роты 3-го баталиона куринского полка с 2-мя орудиями, вытребованные из Герзель-аула, так как кумыкская плоскость достаточно обеспечивалась самым движением отряда и расположением у Таш-Кичу целого баталиона кабардинцев с 3-мя конными орудиями. На биваке явились к ген.-от-инф. Головину несколько акташ-ауховцев; по их словам, они готовы были покориться, но боялись Уллубей-муллы, поставленного во главе их Шамилем. Действительно, в это время страх, который наводило на горцев одно имя имама, был так велик, что никто из них не осмеливался открыто противиться его власти.

На другой день корпусный командир двинулся вверх по левому берегу Ярыксу. Около 4-х верст отряд шел по открытой возвышенной равнине между обрывистым берегом реки и глубоким, окаймленным лесом, руслом Ямансу. Далее местность была покрыта кустарником, постепенно переходившим в густой лес, и лишь перед самым аулом Ярыксу-Аух, разоренным в [250] 1840-м году, раскрывавшимся в небольшую поляну. Лес пришлось пройти с боем, при беспрерывной перестрелке в цепях, причем 1-й баталион мингрельцев принужден был взять штыками три засеки. Отразив неприятеля на всех пунктах, войска расположились у деревни, обеспечив себя должными мерами охранения. Остаток дня был употреблен на окончательное уничтожение еще уцелевших сакль и садов. Из строя отряда выбыло 5 нижних чинов убитыми и 4 офицера и 36 нижних чинов ранеными.

Покончив с Ярыксу-Аухом, корпусный командир 7-го июня направил войска к главному ауховскому селению Кишень-Ауху. К этой деревне вели две дороги: одна низом, вдоль обрывистого берега Ярыксу, а другая по высотам; последняя, избранная для движения, пролегала версты две лесом, а затем выходила на открытые поляны и возвышенности, удобные для действия всех трех родов оружия. С рассветом лес был занят нашим авангардом, а показавшийся вправо неприятель разогнан артиллерийским огнем и атакою сотни донцов войскового старшины Ягодина. В 6-ть часов утра выступили главные силы не встречая впереди сопротивления, зато в арьергарде трещала неумолкаемая перестрелка. Выйдя на простор, генерал-от-инфантерии Головин развернул отряд в боевой порядок в одну линию и сделал распоряжение охватить Кишень со всех сторон, но вскоре к нему прибыли несколько почетных жителей, прося о пощаде и обещая покориться. Войска тотчас были остановлены для привала, а кишень-ауховцам дано два часа на размышление и присылку старшин. Для лучшего вразумления жителей, к ним послан был жандармский полковник Викторов с преданным нам муллою Дукаем, до возмущения бывшим кадием [251] селения. Два часа уже прошло, а о депутации не было и слуха; оказалось, что население аула разделилось на две партии: одна склонялась на нашу сторону, а другая, хотя и малочисленная, не соглашалась покориться и даже стреляла по полковнику Викторову. Узнав о происходившем, Головин двинул войска вперед и занял Кишень-Аух без выстрела, так как жители бежали. Мы потеряли в этот день 4-х нижних чинов убитыми и 2-х офицеров и 16-ть нижних чинов ранеными.

Желая все-таки пощадить богатое селение и его сады, корпусный командир дал мятежникам срок для явки с повинною до 12-ти часов дня 8-го июня и, поставив у всех выходов караулы, расположил войска лагерем по обе стороны Кишень-Ауха. Ночь прошла спокойно. В поддень 8-го, в виду упорства жителей, было приступлено к истреблению сакль и садов и отправлены две колонны для фуражировки и уничтожения хлебов на корню. Как водится, в цепях во все время работы трещала перестрелка, а при возвращении колонн в лагерь горцы сделали несколько натисков на задние цепи, до успеха не имели. Перед вечером, на отдаленной высоте показались несколько значков и раздались салютационные ружейные выстрелы: это ауховцы приветствовали Шамиля, прибывшего на их призыв с 2 т. партией андийцев, гумбетовцев и др. На другой день, с целью расширить район фуражировок и дать почувствовать горцам силу нашего оружия, на возвышенности занятые неприятелем были двинуты две самостоятельные колонны, под начальством полковников Безобразова и князя Андронникова.

Полковник Безобразов направил свою пехоту двумя колоннами прямо на высоту, верстах в 3-х от нашего лагеря, на которой накануне Шамиль поставил [252] свой значок, а кавалерию послал в обход справа. Неприятель встретил наши войска сильным огнем, но угрожающее движение кавалерии и удачное действие ваших орудий заставили его очистить гору и скрыться в близлежащем лесу. Когда нужное количество сена было поднято на вьюки, хлеб стоявший на корню потоптан конницей и фуражиры направились к Кишень-Ауху, Безобразов начал отступать поэшелонно, прикрываясь густою цепью стрелков и спешенных донских и линейных казаков. Горцы, по обыкновению, только и ждали этой минуты: они начали горячо нас преследовать и насели на цепь; стрелки, быстро отступая, вдруг бросились бегом. Думая, что русские дрогнули, торжествующий неприятель устремился за ними, но радость его была мимолетна: стрелки побежали лишь для того, чтобы демаскировать батарею из 4-х орудий, тотчас приветствовавшую правоверных залпом. Толпы повалились под картечью и сконфуженный враг бежал, чтобы более уже не появляться.

Вторая колонна полковника князя Андронникова атаковала смежную высоту, также занятую значительною партиею, сбила неприятеля и, утвердившись на вершине, дала время фуражирам не спеша покончить их работу. При отступлении, князю Андронникову также пришлось отгрызаться от наседавших на него горцев. Его арьергард должен был несколько раз останавливаться и давать отпор дерзко наскакивавшему врагу. В пылу преследования, горцы наткнулись на засаду из грузинской милиции, скрытой в глубокой лощине; закинув винтовки за плечи, грузины с шашками наголо встретили партию и произвели отчаянную резню. Неприятель поспешно отступил, бросив одно тело. Потеря обеих колонн заключалась в 4-х нижних чинах убитых и 2-х [253] офицерах и 38 нижних чинах раненых, не считая милиционеров.

Пока на окрестных высотах кипел бой, в Кишень-Аухе огонь и топор также работали без устали; к вечеру селение и его сады не существовали; из груды обгорелых развалин возвышались только две мечети и две сакли с полусадиками преданных нам людей, пощаженные по просьбе Дукай-кадия.

10-го июня корпусный командир предполагал до рассвета перейти р. Ярыксу и двинуться прямою дорогою к Акташ-Ауху, более других селений выказывавшему расположение покориться., но проливной дождь с сильной бурей, шедший целую ночь, изменил все его расчеты: вода в реке настолько поднялась, что о переправе нечего было и думать. Пришлось вернуться через Ярыксу-Аух в Внезапную, куда отряд прибыл без выстрела в 10-ть часов утра 10-го июня и оставался на месте до 15-го июня. За это время войска пополнили запасы провианта, патронов и артиллерийских зарядов, сдали в госпиталь больных и раненых, произвели осмотр ружей и амуниции, успели побывать в бане, оправились и вновь были готовы к походу. Кроме того, с 12-го июня было приступлено к рубке просеки между крепостью и Акташ-Аухом, для обеспечения окрестностей Внезапной от постоянных грабежей; рабочие были наряжены от войск и от кумыков и прикрыты авангардом, выдвинутым по направлению к Акташ-Ауху. Фуражировки производились беспрепятственно между лагерями авангарда и главных сил.

Стук тысячи топоров на берегу Акташа показал местному населению, что русские твердо решились положить конец его хищничеству; 14-го числа к корпусному командиру явились 27 акташ-ауховских старшин и от [254] лица всей деревни изъявили полную покорность и желание вернуться с семьями и имуществом по домам, но просили защитить их от Уллубей-муллы, грозившего угнать их стада и разрушить селение за обращение к русским. Так как просека была почти уже окончена, то авангард, усиленный 3-мя баталионами, придвинулся к самому аулу, и расположился на командующей высоте, а на другой день, оставив в двух верстах от крепости, для окончания рубки леса, 2 баталиона, сосредоточился у Акташ-Ауха весь отряд. Появление здесь большого лагеря тотчас дало жизнь до сих пор безлюдному селению: жители начали возвращаться, гоня скот и везя на арбах имущество; в лагере завязалась сатовка и горские стада спокойно паслись между нашими пикетами. Мало того, преданный нам мулла Дукай снова охотно был принят кадием и старшины просили устроить близь аула крепость, с небольшим хотя гарнизоном. Просьба была уважена и в течение двух дней — 16-го и 17-го июня — у Акташ-Ауха выросло временное укрепление, бастионного начертания, на баталион пехоты и дивизион орудий. Мера эта подействовала и на бывших жителей разоренного селение Кишень-Ауха; видя, что мы решились твердо защищать всякого покорявшегося нам, они, в числе около 100 семейств, просили позволения переселиться в Акташ-Аух, под защиту наших пушек. Таким образом, лучшая часть Ауха готовилась ускользнуть из рук Шамиля; насколько все это было неприятно имаму, видно уже из того, что он, с Ахверды-Магомой, Шуаиб-муллой, Джеват-ханом, Абукер-кадием и Уллубей-муллой, значительным скопищем занимал селение Гассанбекент и Зандак, сторожа момент, когда можно будет наложить руку на ауховцев. Случай этот не замедлили представиться: узнав, что в лесу, неподалеку от [255] Акташ-Ауха, остается часть жителей этого селения и ауховцев, не успевших еще возвратиться в свои дома, одна из шамильских партий напала 18-го числа, около 2-х часов дня, на переселенцев и отбила весь скот; едва только весть о нападении дошла до находившихся уже на местах их односельцев, как они, с храбрым Дукай-кадием, бросились к месту происшествия и завязали перестрелку. Пока подоспел полковник князь Андронников, высланный на подмогу с 2-мя баталионами мингрельцев и грузинской милицией, при 2-х горных орудиях, Дукай-кадий успел уже отбить стада, но жаркая перестрелка ни на минуту не умолкала. Егеря тотчас опрокинули неприятеля и заставили его скрыться в лесу. При возвращении войск в лагерь, горцы начали было их преследовать, но князь Андронников, остановив колонну, перешел в наступление и затем спокойно прибыл к Акташ-Ауху, с потерею 2-х убитых и 4-х раненых нижних чинов. У мирных ауховцев 4 человека были ранены.

Получив сведения, что еще некоторые замешкавшиеся семейства скрываются в дремучем лесу близь хутора Биляр-Гырган, в 8 верстах от нашей стоянки, и не желая оставлять их на жертву Шамилю, генерал-от-инфантерии Головин приказал князю Андронникову, с 2-мя баталионами мингрельского, баталионом князя Варшавского полков, грузинскою милициею и сотнею казаков, при 4-х орудиях, рано утром 19-го июня занять ур. Биляр-Гырган и прикрыть переселение ауховцев. Между тем, горцы еще ночью окружили переселенцев, но не имея возможности нанести им вреда, оставались в выжидательном положении. Прибытие князя Андронникова заставило партию, сторожившую добычу, поспешно удалиться по направлению к Гассанбекенту. [256]

Войска наши расположились на поляне, имея впереди глубокий лесистый овраг и упираясь флангами в возвышенности, занятые каждая двумя ротами егерей мингрельского полка; для лучшего обеспечения движения ауховцев по дороге, уступом за левым флангом стоял баталион князя Варшавского полка. Наконец, в виду того, что на обратном пути предстояло идти около 3-х верст лесом, последний был занят нарочно высланными из лагеря двумя баталионами тифлисского и куринского полков.

К вечеру все стада и арбы переселенцев прошли уже лес, под прикрытием двух рот графцев; получив об этом донесение, начальник колонны притянул к себе в центр остальные две роты этого полка и затем начал очищать позицию уступами с левого фланга, так как дорога от урочища, подойдя к левому нашему флангу, пролегала позади всего расположения отряда и за правым крылом уклонялась к лесу. Кавалерия была отправлена вперед, а затем две левофланговые роты мингрельцев оттянуты к лесу.

Неприятель все время занимал шарынские высоты, вне пушечного выстрела, и около полудня был подкреплен андийцами и гумбетовцами, встреченными приветственными залпами. Один из проводников, передавшийся нам мюрид Перкей, указывал князю значки наибов Ахверды-Магомы, Джанбека и Абукер-кадия, но значка Шамиля не оказалось; имам оставался в селении Гассанбекент, в виду нашей позиции. Как только обозначилось, что мы стягиваемся к правому флангу, Ахверды-Магома со всеми силами бросился на правофланговую лесистую высоту, чтобы отбросить нас от пути отступления. Скоро гору, занятую мингрельцами, заволокло пороховым дымом, но, не смотря на беглый огонь, неприятель быстро подавался вперед. Продолжать отступление [257] было немыслимо: горцам нужен был энергический отпор — и князь Андронников вновь занял прежнюю позицию, подкрепив правый фланг ротою графцев, так как там становилось жарко. Ахверды-Магома — самый храбрый и способный из шамильских наибов — дав слово имаму во что бы ни стало опрокинуть русских, водил в бой свои скопища с беззаветной удалью; перестрелка не прекращалась ни на минуту, натиск следовал за натиском, но храбрые 3-я карабинерная и 7-я егерская роты мингрельского полка, при содействии 2-й мушкетерской роты графцев и артилерии, отражали все усилия горцев. Офицеры, в трудные минуты боя, личным примером воодушевляли солдат; командир 3-й карабинерной роты капитан Лисовский, не смотря на две раны в руку и ногу продолжал распоряжаться; его рота, перестреливавшаяся с неприятелем почти в упор, потеряла 6 убитых и 25 раненых, но не уступила ни шагу. Вообще, в этот день, мингрельцы выказали себя истинными молодцами. Даже раненые, видя, что приходится драться с превосходными силами, неохотно оставляли ряды. Так, например, рядовой Киселев в цепи был ранен пулею в плечо навылет. Поддерживаемый товарищем, он отправился на перевязочный пункт, снял мундир и, подойдя к своему доктору, хладнокровно сказал: "Ваше благородие! перевяжите поскорее мою рану — надо в цепь бежать". Доставивший его егерь начал было уговаривать раненого полежать после перевязки. “Чего тут разговаривать — отвечал храбрый Киселев — вот если ты бравый солдат, так ступай займи мое место; как управлюсь с перевязкой — духом тебя сменю"!

Видя, что дело разыгрывается, полковник князь Андронников послал вернуть войска уже отправленные в лагерь и потребовал к себе из леса баталионы [258] тифлисцев и куринцев, но на подкрепление нельзя было скоро рассчитывать, так как шедший весь день проливной дождь сильно испортил дорогу; а между тем Ахверды-Магома занял курган на левом фланге, прежде всего очищенный нами при отступлении, и начал обстреливать продольно все наше расположение. Уже более часа на всем протяжении нашей позиции кипел самый ожесточенный бой, когда, наконец, 3-й баталион куринского полка дебушировал из леса; направленный с 2-мя орудиями на левый фланг, он быстро овладел курганом и, в свою очередь, засыпал неприятеля пулями. Появление свежих сил и занятие столь важного пункта сразу дало делу решительный оборот в нашу пользу. Вслед за куринцами прискакали грузины с маиором Вачнадзе; спешившись, бросились через поляну на правый фланг скопища и, поддержанные пехотою, опрокинули горцев. Все это произошло так быстро, что вернувшимся с дороги 2-м ротам графцев и 3-му баталиону тифлисцев уже не довелось участвовать в бою.

Между тем наступила ночь и о возвращении в лагерь нечего было и думать: войска крайне утомились, дороги были испорчены и наступила темнота. Отряд бивакировал на боевой позиции, провел ночь спокойно, а 20-го июня, рано утром, без выстрела вернулся в лагерь у Акташ-Ауха. По приведении в известность потерь, оказалось, что у нас выбыло из строя 13-ть нижних чинов убитыми и 2 офицера 13 и 53 нижних чина ранеными.

К 21-му июня в сс. Акташ и Юрт-Аух собралось 180 семейств; в залог покорности они доставили [259] аманатами почетнейших лиц и отправили свои стада пастьбу в Салатау. Но самым надежным ручательством их верности служило то обстоятельство, что переходом к нам они вооружили против себя Шамиля, а имам никому не прощал измены; им оставалось одно — крепко держаться за русских, чтобы избегнуть поголовного безжалостного истребления. Поддерживая между мирными ауховцами ненависть к Шамилю, корпусный командир старался внушить им, что только в том случае окажет им полное покровительство, если они сами употребят все средства для защиты, соединя свои силы и повинуясь благоразумнейшим старшинам; он рекомендовал им укрепить селения, окопав их рвом и обнеся частоколом, а для наблюдения за неприятелем и обеспечения себя от набегов выставить караулы. Ауховцы обещали все это исполнить и повиноваться мулле Дукаю и помощнику его — бывшему мюриду Перкею. Оставляя Акташ-Аух, генерал-от-инфантерии Головин торжественно вручил Дукаю особый значок.

22-го июня корпусный командир, с 4-м баталионом князя Варшавского, 1-м баталионом тифлисского, 1-м и 3-м баталионами мингрельского полков, двумя сотнями донцов, при 8-ми орудиях, через салатавское селение Гуни выступил к Черкею. При селении Акташ-Аухе, в составе ауховского отряда, были оставлены 1-й баталион князя Варшавского, 3-й и 4-й баталионы тифлисского полков, команда сапер, грузинская милиция и сводная сотня казаков гребенского и кизлярского полков, при 4-х легких и 2-х горных орудиях. Начальнику вновь сформированного отряда полковнику князю Андронникову было поставлено в обязанность заботиться об охранении и утверждении спокойствия в Аухе, поддержании в покорном нам населении решимости бороться с [260] Шамилем с оружием в руках и разрешено в случае надобности действовать наступательно. В тот же день временно находившиеся в отряде 3 роты куринцев, с 2-мя орудиями, были отправлены обратно в Герзель-Аул, а дивизион нижегородских драгун спущен в штаб-квартиру ур. Кара-Агач, для производства полковых построек и заготовления фуража.

На другой день отряд прибыл на позицию, занимаемую летучим отрядом подполковника Корганова при ур. Шатыр-Курган (на горе Ибрагим-Дада), в 14-ти верстах от Черкея, изобиловавшем здоровою водою и прекрасным подножным кормом. Оставив здесь войска на отдых, ген.-от-инф. Головин с своим штабом прибыл под Черкей. Таким образом, двадцатидневная ауховская экспедиция была закончена; она обошлась нам в 28-мь убитых нижних чинов и 12-ть штаб и обер-офицеров и 150 нижних чинов раненых (в том числе 22 милиционера), результаты же похода ограничивались лишь тем, что нам удалось вырвать из рук Шамиля два ауховских аула — хотя на прочность их покорности, по всему вероятию, можно было рассчитывать только до роспуска ауховского отряда — а также отвлечь большую часть сил имама от чеченского отряда, оставленного Граббе, уехавшим в Ставрополь.

Возвратившись в Черкей, корпусный командир нашел крепостные работы значительно подвинувшимися вперед. В главном укреплении был заложен почти весь фундамент, стена, на протяжении 30-ти погонных сажень, поднята до 4 1/2 футов высоты и значительная часть всех необходимых материалов заготовлена; в мостовой башне сложен подвальный этаж и оканчивался жилой на башне черкеевского холма, кроме всего подвального этажа, выведен до половины жилой и для последних двух [261] укреплений заготовлено нужное количество камня и леса. На работы ежедневно выходило 1200 чернорабочих и 180 мастеровых, всего до 1400 человек. По вызову генерала Фезе, из Черкея и Зубута явилось много каменщиков, охотно согласившихся работать на верках за плату по 60 коп. в день. Жители этих двух селений кроме того доставляли и строевой лес.

Салатавские селения были покойны и повиновались установленным над ними властям, одно только с. Алмак вызвало вполне заслуженную строгую кару. После выступления дагестанского отряда в Аух, алмакцы и не думали об исполнении данного ими обещания покориться; мало того, они даже приняли к себе Абукер-кадия мехельтинского, с конною партиею гумбетовцев и салатавских абреков, и собирались или скрыться в лесах, или переселиться в Гумбет. Желая предупредить это намерение и, смотря по обстоятельствам, или принять покорность Алмака, или же наказать его,— подполковник Корганов, притянув из под Черкея 3-й баталион князя Варшавского полка с 2-мя горными орудиями, в ночь с 13-го на 14-е июня выступил из лагеря при ур. Шатыр-Курган с баталионом графцев, самурскою, салатавскою милициею и конвойною командою, при взводе орудий, и, не смотря на трудность пути и темноту, к 5-ти часам утра 14-го числа приближался уже к Алику. Жители, вероятно предупрежденные о нашем движении, спешили вывезти из селения свои семейства и имущество. Завидя отряд, алмакцы выслали несколько человек с изъявлением покорности, чтобы задержать войска и успеть выбраться в лес; но Корганов, сообразив, что дело идет лишь о выигрыше времени, двинул на штурм милицию и роту пехоты, под командою артиллерии капитана князя Орбелиани. После залпа [262] картечью, графцы и милиционеры моментально вторгнулись в ограду селения и выбили из него жителей; поражаемые пулями и картечью, они рассеялись по лесистым оврагам, бросив на месте 6-ть тел, в том числе труп Гаджи, одного из почетнейших лиц деревни, у которого в доме всегда останавливался Шамиль. Наша потеря заключалась в 9-ти убитых и раненых лошадях. Мятежный аул был отдан на разграбление милиции и затем уничтожен до основания.

Через две недели, в начале июля, подполковник Корганов, узнав, что алмакцы вновь поселились за р. Акташем, решил выжить их и оттуда и захватить их скот. С этою целью, 4-го июля, в 9-ть часов вечера, он выступил из лагеря с 2-м баталионом князя Варшавского и 1-м — мингрельского полков (высланными из Черкея в числе 1011 штыков), 1/2 сотней донцов, 3-мя сотнями милиции и конвойною командою, при 4-х орудиях сводно-горной батареи, а в 3 часа пополуночи 5-го числа уже занял безлюдный Алмак, оставив здесь для обеспечения обратной переправы через Акташ, роту егерей и 1 орудие с артиллерии поручиком Дыдымовым Корганов двинулся к подошве лесистой горы Заити, где проживали алмакцы в довольно прочно устроенных шалашах. Крутой и длинный спуск от разоренного аула к реке и такой же подъем от нее, вконец измучивший пехоту, и без того сделавшую в ночь более 25 верст по убийственной дороге, не позволили напасть на поселок внезапно. Неприятель встретил нас ружейными выстрелами, но милиция и конвойная команда, с князем Орбелиани во главе, обратили его в бегство и бросились в погоню за стадами рогатого скота и овец, поспешно угоняемыми за перевал; изрубив пастухов, милиционеры захватили около 5 т. баранов и 80 штук рогатого скота. [263] Между тем подполковник Корганов, поставив отряд на позиции, послал сводную команду от пехоты для разорения шалашей, оказавшихся переполненными разного рода пожитками. Бегство алмакцев было настолько поспешно, что, не говоря уже об имуществе, многие из их оставили в сундуках и наличные деньги; все найденное было разобрано солдатами. Дав войскам небольшой отдых и успев заглянуть в ближайшие лесные трущобы, Корганов начал отступать, прикрываясь арьергардом из 1-й карабинерной роты мингрельцев с 2-мя орудиями. Версты две прошли спокойно, но затем неприятель, попытавшийся было перерезать нам дорогу, обратил все усилия на арьергард. Озлобленные крайним разорением, горцы яростно бросались в шашки, но картечь двух орудий и выдержанный огонь мингрельской роты штабс-капитана Калантарова, всякий раз охлаждали их пыл. Тем не менее, алмакцы, усиленные партиями из Гумбета, оставили нас в покое лишь не доходя 5-ти верст до Буртуная. Последний дерзкий натиск был сделан ими уже тогда, когда войска располагались на бивак для ночлега; отбитые и здесь с уроном, горцы скрылись, а отряд вернулся на следующий день на ур. Шатыр-Курган, с потерею 19-ти нижних чинов убитых, 16-ти раненых и 36 выбывших лошадей. Цель поиска была вполне достигнута: алмакцы доведены до крайней нищеты и непокорным деревням, в лице их, дан горький урок 14.

17-го июля, вследствие недостатка фуража в окрестностях Шатыр-Кургана, а, главное — для большего удобства в преследовании партий салатавских абреков, скрывавшихся в Гумбете, подполковник Корганов перешел [264] на правый берег глубокого и утесистого русла р. Аксу и расположился на ур. Али-Кент, в 15-ти верстах от Черкея. 9-го августа, в виду наступления ненастья и холодов, отряд притянут под Черкей, за исключением 1-го баталиона мингрельского полка и 25-ти казаков, при 2-х орудиях, под командою подполковника Грекулова, простоявших с 9-го по 28-е августа у с. Буртуная, а затем также возвращенных к главным силам дагестанского отряда.

Работы у Черкея продолжались; желая еще более усилить их успех, корпусный командир притянул часть пехоты с Шатыр-Кургана; затем, 4-го июля, он выехал в Шуру, для решения на месте некоторых вопросов по управлению северным и нагорным Дагестаном, поручив начальство над дагестанским отрядом г. л. Фезе, но несколько раз наезжал в Черкей, для личного осмотра работ. Черкеевцы добровольно вызвались построить прочный мост через Сулак и из готовых материалов, при помощи рабочих от пехоты и под руководством сапер, в одне сутки окончили его. Мост имел достаточную ширину, так что разъезд повозок был вполне обеспечен.

28-го августа генерал-от-инфантерии Головин выехал в Тифлис, поручив окончание работ в укреплениях при Черкее и по устройству башни у ахатлинской переправы генерал-лейтенанту Фезе. Ровно через месяц все крепостные работы были закончены, а 28-го сентября, в присутствии генералов Фезе, Клюки-фон-Клугенау, командира апшеронского полка полковника Симборского и воинского начальника, грузинского линейного № 13-го баталиона маиора Смолина, было освящено новое черкеевское укрепление, по Высочайшему доведению названное Евгениевским, в честь корпусного командира Евгения [265] Александровича Головина. По окончании молебствия, при провозглашении многолетия Государю Императору, с верков загремел 21 салютационный выстрел, а вслед затем все чины гарнизона, даже семейные офицеры, были вполне просторно и удобно размещены. К тому же времени была готова и ахатлинская башня 15.

Расположение отряда полковника князя Андронникова близь Акташ-Ауха было точно бельмом на глазу у Шамиля. Крайне недовольный переходом к нам большей части ауховцев, он, по обыкновению, обрушился на одного из лучших своих наибов — Ахверды-Магому - укоряя его в неудаче и огромной потере 19-го июня. Взбешенный неблагодарностью и несправедливостью имама, остававшегося безучастным зрителем биляр-гырганского боя, Ахверды-Магома ушел в Чечню с своей партией, а Шамиль сорвал гнев на Аухе, приступив к кровавой расправе: он приказал отрубить головы племяннику Дукай-кадия, одному жителю Ярыксу-Ауха и двум гассанбекентцам за сочувствие к русским, взял аманатов из сс. Ярыксу-Ауха, Кишень-Ауха, Зандака, Гассанбекента и, приказав сжечь балаганы, в которых помещалось его воинство у последнего аула, удалился в Дарго.

До двадцатых чисел июля ауховский отряд простоял спокойно, имея лишь несколько человек убитых и раненых на фуражировках; но затишье это не могло быть продолжительным: в противувес акташ-ауховскому временному укреплению, имам задумал создать себе опорный пункт на границе Ауха, Гумбета и Андии, выбрал для этой цели крепкую позицию у хутора Мечкгер и [266] поручил одному из приближеннейших к нему мюридов, известному храбростью и предприимчивостью Алты-Мирзе устроить там крепость. К Мечкгеру начали стекаться со всех сторон абреки и мюриды, и вскоре небольшой хутор вырос в аул. Пункт этот был намечен чрезвычайно удачно: сообщение Акташ-Ауха с Черкеем делались небезопасны, так как Шамиль, утвердившись в Мечкгере, мог спокойно и удобно вторгаться в Салатау и грабить деревни, успевая всегда укрыться от преследования. День ото дня увеличивавшиеся сборы в Мечкгере, своз туда значительного количества разных запасов и, наконец, слухи, что сам имам собирается перейти в новый аул из Дарго, заставили князя Андронникова поспешить разорить это гнездо, несмотря ни на крепкое его местоположение, ни на ожидаемое упорное сопротивление горцев.

21-го июля, в 8 часов вечера, отряд выступил из лагеря тремя эшелонами: первый, подполковника Радкевича, из 5-ти рот егерей, команды сапер, линейных и донских казаков, назначался для атаки неприятельского оплота; второй, маиора Фабера, служивший резервом первому, из 3-х рот егерей и сотни донцов, при горном единороге, и третий, под личным начальством полковника князя Андронникова, из 2-х рот пехоты, 1/2 сотни донцов, команды с крепостными ружьями, при 1 горном единороге. В временном укреплении были оставлены 2 роты пехоты и все легкие орудия.

По лесистой дороге между Акташ-Аухом и Мечкгером, на протяжении 20-ти верстного пути, встречаются только две поляны (первая из них ур. Биляр-Гырган, где происходило дело 19-го июня). Не доходя первой поляны наше движение было открыто неприятельским пикетом, но князь Андронников решил не откладывать [267] предприятие, справедливо рассчитывая, что окрестные горцы не успеют быстро собраться. Когда третий эшелон вышел на ур. Биляр-Гырган, то князь расположил его на выгодной позиции, для обеспечения отступления первых двух эшелонов. Следуя далее, отряд беспрестанно натыкался на засеки из огромных деревьев, что очень замедляло марш, а между тем сигнальные выстрелы раздавались то здесь, то там, распространяя повсюду тревогу. Пройдя 6-ть верст, войска вышли на другую поляну, называемую Таузской, где эшелон маиора Фабера остановился, чтобы принять на себя передовую колонну при отступлении.

До мечкгерского укрепления оставалось еще 6-ть верст. Подполковник Радкевич углубился в лес, но не прошел и версты, как был остановлен огромным завалом, совершенно преграждавшим дорогу, пролегавшую между глубоким обрывистым оврагом слева и скалистою горою справа. Разобрав часть завала, Радкевич поспешил далее, так как до рассвета оставалось уже мало времени. Сделав еще 5 верст лесом и миновав еще дефиле, первый эшелон развернулся в боевой порядок. После небольшого отдыха, подполковник Радкевич, послав вперед линейных казаков и грузинскую милицию, двинулся далее. Заря едва занималась, когда колонна подошла к укреплению, но горцы уже были готовы к отпору: подпустив атакующих на близкое расстояние, мюриды встретили их залпом; не дав гарнизону зарядить ружей, наши войска насели на него, опрокинули и обратили в полное бегство в лесистый овраг, находившийся за Мечкгером. В наших руках осталось 26 тел заколотых штыками. Тотчас было приступлено к уничтожению завалов, деревни и найденных в саклях значительных запасов хлеба; войска дружно [268] принялись за дело, а между тем неприятель, собравшись вправо, на горе, потянулся вниз, наперерез нашего пути отступления. Радкевич, опытный боевой штаб-офицер, зная всю трудность отступления под натиском, отослал всю кавалерию к эшелону маиора Фабера, чтоб не хлопотать о ней при проходе теснин, и, затем, покончив с Мечкгером и горским добром, начал медленно отступать. Лишь только арьергард втянулся в лес, как со всех сторон засвистали пули и, точно из земли, выскочили сотни шашек и кинжалов. С каждым шагом число горцев росло; поминутно останавливаясь и отгрызаясь, отряд шел очень медленно; не только в цепях, но и в резервах их шел ожесточенный рукопашный бой; пехоте пришлось восемь раз ходить в штыки, чтобы дать возможность подобрать раненых и убитых; на протяжении не более 2-х верст у нас выбыло из строя столько людей, что для переноски их пришлось отделить чуть не две роты, а под своз заручных ружей и амуниции отдать всех офицерских лошадей.

Подойдя к первой теснине, Радкевич послал занять ее 8-ю егерскую роту; рота прошла без потери, но как только вытянулись вьюки, то засевший сбоку неприятель открыл по ним убийственный огонь. В обозе произошла суматоха; все спешили вперед, толпились, а горские пули били на выбор; люди, лошади, ружья, амуниция, патронные и аптечный ящики полетели в кручу; та же участь ожидала и раненых, если бы капитан Иваницкий-Василенко, с большим трудом взобравшись с ротою на высоту, не сбил и не прогнал бы мюридов. Натиски продолжались, убыль в наших рядах быстро увеличивалась, а между тем приходилось и чрез второе дефиле проходить точно сквозь строй. Положение было [269] трудное — но в это время подоспели навстречу эшелону спешенные грузинские милиционеры с маиором Вачнадзе, линейные казаки с есаулом Фроловым и тагаурцы с штабс-ротмистром Кундуховым 16 и облегчили отступление.

Выйдя на поляну, войска могли вздохнуть свободнее: маиор Фабер, с тремя ротами тифлисцев и 1 орудием, принял отступавших на себя и дал горцам такой отпор, что они мало-помалу прекратили перестрелку и, наконец, вовсе отказались от преследования. Потеря наша в этом упорном лесном бою была весьма значительна: убито и погибло в пропасти 1 офицер 17 и 121 нижний чин, ранено 3 офицера и доктор 18 и 88 нижних чинов и контужено 3 офицера 19. Цель предприятия была достигнута, хотя и дорогою ценою: взятие и разорение считавшегося неприступным Мечкгера навело на горцев такой страх, что они не считали уже себя там в безопасности и ни за что не хотели вновь селиться на развалинах, не смотря на настоятельные требования Уллубей-муллы и даже приказания Шамиля. Самый поиск был веден энергично, обставлен весьма предусмотрительно и если можно упрекнуть начальника отряда, то лишь в том, что при переходе по узким тропам, висящим над бездною, не следовало вовсе затруднять себя вьючным обозом 20. [270]

К концу августа достаточно выяснилось, что Шамиль отнюдь не намерен примириться с мыслью потерять Аух, а сами ауховцы не в состоянии противиться ему силою оружия. Так как держать ауховский отрад в сборе долее, в такое уже позднее время года, при истощении подножного корма в окрестностях Акташ-Ауха и овса и ячменя в внезапненском магазине было крайне затруднительно, то корпусный командир решил переселить покорных ауховцев на кумыкскую плоскость и поручил распорядиться этим делом командовавшему дагестанским отрядом г. л. Фезе.

Прибыв 1-го сентября с штабом в кр. Внезапную, Фезе на другой же день отправился в лагерь ауховского отряда; он нашел войска сильно изнуренными, а лошадей, особенно подъемных, в самом жалком виде, и тотчас энергично принялся за переселение. С этою целью было приказано выслать всех свободных от служебных нарядов нижних чинов в помощь ауховцам для уборки хлеба, а от кумыков были вытребованы серпы и арбы для поднятия имущества переселенцев. Работы пошли очень успешно; приказав непременно все покончить к 20-му сентября, Фезе перешел с войсками в Внезапную, чтобы дать им отдых перед выступлением на зимние квартиры. В временном акташ-ауховском укреплении был оставлен 2-й баталион князя Варшавского полка, в составе 566-ти штыков, 4 орудия и 1 мортира резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады, команда тифлисцев с 5-ю крепостными ружьями и команда сапер, под начальством князя Варшавского полка капитана Бухановского. Благодаря присутствию наших войск, неприятель не осмелился помешать переселению и к 21-му сентября 233 семейства, ауховцев, в числе 901 души обоего пола, с [271] разного скота и всем домашним скарбом и запасами были переселены в кумыкские селения Андреево, Бата-Юрт и Байрам-Аул, с затратою на всю эту оперю 854 руб. 50 коп. Затем временное укрепление у Таш-Ауха было срыто, а гарнизон его притянут в кр. Внезапную.

Хотя, после сдачи Черкея, корпусный командир и предполагал возведя укрепление Евгениевское перейти к одновременным с Граббе действиям в Чечне, но позднее окончание работ и необходимость выделить часть войск на усиление чеченского отряда, заставили ограничиться обеспечением Салатау и Аварии. 25-го сентября войска отряда г. л. Фезе были распущены на зимние квартиры, за исключением третьих баталионов князя Варшавского и мингрельского полков, оставленных в распоряжении командовавшего войсками в северном и нагорном Дагестане г. м. Клюки-фон-Клугенау, и 2-го баталиона князя Варшавского и 3-го и 4-го баталионов тифлисского егерского полков, назначенных на усиление чеченского отряда и впредь до востребования расположенных лагерем у кр. Внезапной, вместе с 2 орудиями резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады.

Обратимся к действиям генерал-адъютанта Граббе. 19-го мая, накануне разделения чеченского и дагестанского отрядов, жители салатавского селения Гуни прислали в лагерь на Ибрагим-Дада доверенных людей, с уведомлением, что Ахверды-Магома, по приказанию Шамиля, намерен силою заставить их переселиться в Ичкери и Аух, а потому они, желая покориться русским, просят помощи. Чтобы предупредить замыслы неприятеля, ген. ад, Граббе 20-го мая послал в Гуни налегках 1-й, 2-й баталионы [272] кабардинского полка и всю кавалерию, с 4-мя орудиями, под командою г. м. Лабынцева, а вслед за ним выступил и сам с остальными войсками чеченского отряда. После небольшой перестрелки Гуни было занято, партии Ахверды-Магомы принуждены отступить и к вечеру весь чеченский отряд расположился на ночлег у деревни.

На другой день ген. ад. Граббе выступил к Юрт-Ауху, истребив по пути с. Дылым, не хотевшее покориться. Юрт-Аух, ближайшая к Салатау ауховская деревня, лежала на левом берегу р. Сала-су; ее сакли были раскинуты по горе, круто обрывающейся в реку. Доступы к селению весьма трудны: с одной стороны дороги узкое, лесистое и глубокое ущелье Сала-су, с другой — острый, скалистый хребет Гебек-Кала, также поросший лесом. Юрт-ауховцы хорошо умели оценить крепость этой позиции и гордились тем, что у них еще не бывала русская нога 21. Зная это и желая дать почувствовать кичливым и строптивым горцам всю мощь нашего оружия, Граббе, от Дылыма, двинулся вперед со всею кавалериею, при взводе конных орудий. Подойдя к деревне он заметил, что жители, понадеявшиеся на грозную природу, вовсе не ожидали гостей и только что начинают вывозить свое имущество. Не теряя времени, ген. ад. Граббе придвинул кавалерию к правому берегу Сала-су и приказал: 2-м орудиям громить деревню, кабардинским милиционерам сбить неприятеля, занявшего Гебек-Кала, а линейным казакам переправиться через реку и атаковать Юрт-Аух; драгуны остались в резерве на правом берегу. Начальнику авангарда г. м. Лабынцеву было послано приказание поспешить на поддержку коннице [273] с 1-м и 2-м баталионами его полка (кабардинского), и один баталион переправить несколько выше на левый берег, в обход аула, а другой — присоединить к нижегородцам. Между тем, полковник князь Голицын с казаками, перейдя реку, бросился на селение. Жители, ободряемые присутствием Ахверды-Магомы и Джеват-хана, защищались упорно, пользуясь каждою саклею, каждою изгородью садов; но, не смотря на это, казаки успели занять весь аул. Завидев обход, горцы сдали и потянулись по горе к лесу, преследуемые князем Голицыным. Прилив свежих сил дал возможность неприятелю восстановить дело; снова загорелась жаркая перестрелка; заняв вершину горы у опушки леса, горцы стойко держались до тех пор, пока к князю Голицыну не подошли кабардинская и дигорская милиция с 2-м баталионом кабардинского полка, с замечательною быстротою подоспевшим на поддержку. Дружною атакою всех этих частей неприятель был сбит и отброшен на левый берег Акташа. Кабардинский баталион оставался на взятой горе до прибытия всего отряда, когда же войска стянулись, то пять баталионов были переведены на левый берег Сала-су и заняли деревню, а остальные расположились на правой стороне, поставив один баталион на вершине Гебек-Кала. Вслед затем Юрт-Аух был истреблен до основания, вместе с его огромными садами. После боя оказалось, что в конце дела перед нами был сам Шамиль. Благодаря быстроте атаки и уменью войск пользоваться местностью, наша потеря ограничивалась 3-мя офицерами 22 и 1 казаком ранеными, не считая милиционеров, и 2-мя убывшими лошадьми. [274]

После занятия Юрт-Ауха, вершины окрестных гор начали все более и более покрываться неприятельскими толпами; на горе, за с. Акташ-Аухом, расположился имам с главными силами, заняв небольшою партиею самую деревню; вскоре к нему прибыли Шуаиб-мулла и Джанбек с свежими ополчениями. 22-го мая, в 5-ть часов утра, войска двинулись к Акташ-Ауху. Пока тяжести стягивались на левом берегу Сала-су, ген. ад. Граббе, с 1-м и 3-м баталионами куринского, 3-м — кабардинского полков и всею кавалериею, при 8-ми орудиях, подошел к р. Акташу; поставив на левом берегу всю артиллерию, он приказал ей действовать по деревне и под покровительством этого огня послал 3-й баталион куринцев занять Акташ-Аух. Лихие егеря, имея во главе подполковника Мезенцева, с барабанным боем, на штыках ворвались в ограду и выгнали ее защитников. Утвердившись в селении, начальник отряда тотчас перевел туда остававшиеся при нем два баталиона, всю кавалерию, потом подоспевший бегом 1-й баталион мингрельского полка и, переправившись сам, сделал распоряжения для атаки неприятельской позиции. Перед нами возвышались три гребня; дорога из аула, поворачивая налево, шла нижним гребнем; другие два, покрытые лесом, командовали первым и были сильно заняты Шамилем; чтобы двигаться далее — надо было сперва взять их.

Для удара с фронта были посланы 1-й и 3-й баталионы куринского полка, подполковников Витторфа и Мезенцева, поддержанные линейными сотнями князя [275] Голицына, а в охват справа — 3-й баталион кабардинского полка, с кабардинскою и дигорскою милициею, при 4-х горных орудиях. Куринцы взяли второй гребень штыками и двинулись на третий, встречая на каждом шагу упорное сопротивление: из-за каждого пригорка, из оврагов и из-за деревьев в егерей летела туча пуль. Прижатые к обрыву, горцы сделали отчаянную контратаку, но в это время показалась обходная колонна; командир легкой № 6-го батареи 20-й артиллерийской бригады капитан Ведениктов, выехав вперед, засыпал неприятельские толпы картечью, а дружная атака пехоты, казаков и милиции совершенно очистила и последний гребень. Между тем, главная колонна, идя по нижнему гребню с перестрелкою, также вышла на соединение с передовыми войсками, а наконец подошел и арьергард, двигавшийся крайне медленно, под натисками горцев, удерживая их картечью. Когда стянулся весь отряд, неприятель, пользуясь пересеченною местностью, снова открыл беглый огонь, намереваясь ударить в шашки, но бывшие в хвосте навагинские баталионы повернулись кругом, бросились в штыки и далеко отбросили его. Войска расположились лагерем, потеряв 5-ть нижних чинов убитыми 9-ть штаб и обер-офицеров 23 и 18-ть нижних чинов ранеными. Потеря горцев была значительна: лазутчики видели много арб, наполненных ранеными и телами. На [276] следующий день отряд, с потерею всего 2-х раненых, перешел на р. Ярыксу, расположился в том месте, где она входит в кумыкские владения и оставался здесь до 26-го числа. За эти три дня войска отдохнули, взяли тяжести из кр. Внезапной и сдали больных и раненых в госпиталь. 25-го генерал-адъютант Граббе выехал в Ставрополь, поручив отряд г. м. Ольшевскому и приказав ему идти в кр. Грозную. 26-го мая последний выступил на Герзель-аул и Ойсунгур, в течение 28, 29, 30 и 31-го чисел переправился через Сунжу на пароме у Умахан-Юрта, и, через Новый Юрт, 2-го июня прибыл в Грозную. По пути, в Герзель-ауле, был оставлен 3-й баталион куринцев, для окончания работ в тамошнем укреплении, спущены на линию 2 конных казачьих орудия, а из-под Умахан-Юрта отправлены в Черкей 2 баталиона мингрельцев, дивизион драгун, сборная команда казаков и команда с крепостными ружьями. В тоже время войска успели расчистить просеку по дороге из Умахан-Юрта в станицу Щедринскую. У кр. Грозной чеченский отряд простоял до 22-го июня, чтобы дать возможность гарнизону и водворенным в окрестностях военным поселянам собрать на зиму сено, а также сделать все нужные приготовления к постройке предположенного укрепления в аргунском ущельи.

По возвращении ген. ад. Граббе из Ставрополя, чеченский отряд, под личным его начальством, 22-го июня выступил из Грозной к аргунскому ущелью, в составе 6377 человек пехоты, 341 кавалерии, 75 милиционеров, при 26-ти орудиях 24, и 23-го числа, через [277] Шавдон, прибыл к разоренному аулу Чахкери. На другой день, оставив на месте лагеря 4 баталиона с 15-ю орудиями, ген. ад. Граббе с остальными войсками вернулся в аргунское ущелье, осмотрел его выше и ниже нашего расположения и пришел к тому заключению, что место разоренного аула Чахкери самое удобное для заложения укрепления, хотя необходимо было устроить спуск к реке, обеспечить водопой башнею и вырубить на пушечный выстрел лес, окаймлявший противуположный берег. По мнению ген. ад. Граббе, для всех этих работ, при тогдашнем положении Чечни, силы чеченского отряда были недостаточны, в особенности принимая в соображение, что все строительные материалы предстояло добывать на месте, в глубоких и лесистых ущельях, платя за каждое бревно кровью. Рассчитав, что с наличными средствами не было никакой возможности до осени построить укрепление на целый баталион, с казачьею и артиллерийскою командами и снабдить гарнизон всем необходимым на зиму, начальник отряда решил возвратиться на Сунжу и приступить к возведению укрепления у Казах-Кичу, с целью лучшего обеспечения Сунженской линии 25.

В ночь с 25-го на 26-е июня было получено известие, что Ахверды-Магома с конницею прибыл из Ичкери и отправился на Сунжу, с намерением отогнать скот возле Грозной или у жителей сел. Старый Юрт. Послав приказание в оба пункта не выпускать скот на пастьбу, ген. ад. Граббе 26-го числа, в 5-ть часов утра, выступил из Чахкери на сел. Алды, в надежде захватить чеченцев врасплох. Действительно, не доходя Алды, казакам и чеченской милиции удалось отбить 240 штук [278] рогатого скота, тотчас розданных в части на порции. Отправив вперед, для усиления гарнизона Грозной, 1-й баталион куринцев, 1/2 сотни казаков, при взводе орудий, Граббе переночевал около Алды, а на другой день двинулся и сам в крепость. Не успела еще вытянуться наша походная колонна, как алдинцы уже завязали перестрелку с арьергардом. Дорога от Алды в Грозную шла западным скатом ханкальского ущелья, по крайне волнистой и перерезанной оврагами местности. Пользуясь этим, чеченцы, подкрепленные партией Ахверды-Магомы, вернувшегося из-под Грозной, сделались особенно назойливы при переходе арьергарда через болотистую речку. Но полковник Фрейтаг, с своими куринцами, с честью вышел из этого испытания, хотя и был ранен пулею в шею. Видя, что здесь не на что рассчитывать, шамильский наиб обрушился на правое боковое прикрытие, которое в это время всходило на высоты. Завязался упорный рукопашный бой, причем два баталиона навагинцев, с 2-мя орудиями, отразили все натиски, несколько раз ходили в штыки и, отбросив чеченцев, захватили несколько тел и одного раненого. Когда войска вышли на открытое поле, то дальнейшее движение было прикрыто всей кавалерией с 2-мя конными орудиями. Заметив, что казачьи сотни начали развертываться для атаки. чеченцы прекратили преследование и скрылись в лесу. В этом деле у нас убиты 1 офицер и 2 нижних чина, ранены 2 офицера и 11-ть рядовых; вообще же все движение к Чахкери и обратно стоило чеченскому отряду: убитыми 1 офицера 26, 2-х нижних чинов, ранеными 2-х офицеров 27, 16-ть нижних чинов, контуженным [279] 1 офицера 28 и 2-х убылых лошадей. По прибытии к Грозной, отряд расположился лагерем на левом берегу Сунжи, выше крепости.

После трехдневного отдыха, ген. ад. Граббе выступил в Казах-Кичу, для возведения предположенного им укрепления, взяв с собой 1-й и 4-й баталионы навагинского, все 4 баталиона кабардинского, 2-й баталион куринского полков, 250 линейных, 50 донских казаков и 36-ть орудий. Отряд шел двумя колоннами: обоз, под прикрытием кабардинского полка, по верхней дороге, а все остальные войска — вдоль берега Сунжи, беспрерывно перестреливаясь с чеченцами.

Казах-Кичу находится в 40 верстах от Грозной; затруднения, которые испытывали бы колонны, проходя это расстояние в один переход без воды (ее можно было иметь из Сунжи лишь с боя), делали необходимым устройство промежуточного этапа между вышеназванными пунктами; поэтому Граббе остановился на полдороге, у Закан-Юрта, и тотчас приступил к вырубке леса, для очистки противуположного берега на ружейный выстрел; 3-го июля, по наведенному мосту, на правый берег Сунжи были переведены 2 баталиона пехоты, при 2-х орудиях. Крепко не понравились неприятелю все эти приготовления; он хорошо понимал, что с каждым новым укреплением на сунженской линии для него уменьшается возможность и безнаказанность налетов за Сунжу, и вот, Ахверды-Магома задумал напасть на наш лагерь, рассчитывая захватить отряд врасплох. 3-го июля была назначена фуражировка. В 4 часа пополудни, когда фуражиры начали уже собираться, со стороны Галай-Юрта, между сунженскими горами и рекой, вдруг показалась 3 т. [280] горская конница, а за нею толпы пехоты, направлявшиеся прямо на лагерь. Ударили тревогу — и не прошло 5-ти минут, как войска уже стояли под ружьем. Отозвав баталионы с правого берега, Граббе двинул навстречу Ахверды-Магоме 4 баталиона пехоты и казаков, при 6-ти орудиях. Заметив наше наступление, горская конница ускорила аллюр и значительно опередила свою пехоту; этим воспользовались казаки и разрезали неприятеля надвое: пешая партия бежала врассыпную к Галай-Юрту, а конница, поражаемая гранатами, к Алхан-Юрту, где и переправилась через Сунжу. Остановленные фуражиры тотчас были высланы по назначению и в лагере все пошло своим порядком.

5-го июля было заложено Закан-юртовское укрепление. С этого дня по 11-е августа включительно чеченский отряд был занят крепостными работами, заготовлением материалов для устройства помещений гарнизону и порохового погреба, а также конвоированием из Грозной транспортов с продовольственными и боевыми запасами. Лес для построек частью найден был готовый в ауле Мити-Ирзау, частью вырублен на правом берегу Сунжи. Для порохового погреба и печей в жилых зданиях был заготовлен кирпич. Между тем неприятель употреблял все усилия, чтобы воспрепятствовать работам. Ахверды-Магома, расположившись с огромной партией в лесу на правом берегу, в особенности затруднял перевозку готовых бревен из Мити-Ирзау. Приходилось в прикрытие повозок наряжать половину всей пехоты отряда, с кавалерией и орудиями, вести ежедневно перестрелки, но, тем не менее, наша потеря за все время работ не превышала 1-го убитого и 10-ти раненых нижних чинов. Зато у неприятеля 3-го августа был смертельно ранен Джанбек, важнейшее лицо у надтеречных чеченцев. К [281] 11-му августа земляные работы в укреплении были закончены, стены порохового погреба и жилых строений выведены, заготовлено достаточное количество леса, кирпича, дров, хвороста и сена; укрепление вооружено 2 медными 1/4 пуд. единорогами, одною 12 ф. и двумя 6 ф. чугунными пушками, снабжено тройным комплектом зарядов, 35 т. боевых патронов и 8-ми месячным продовольствием для гарнизона из 4-х рот пехоты. Успешному сверх всякого ожидания окончанию исчисленных работ много способствовала стоявшая прекрасная погода, малое число больных и, особенно, запасы готового строевого леса, найденные в Мити-Ирзау. Все работы и заготовление произведены в течение 5-ти недель, без всяких денежных издержек.

Не теряя времени, начальник отряда решил приступить к возведению другого укрепление у Казах-Кичу, но чтобы не делать бесполезного передвижения по Сунже, направился через м. Чечню, для уничтожения по пути жатв кукурузы и проса. Притянув к себе из назрановского отряда подполковника Нестерова 29, с 7-ю ротами волынского полка, сотнею горского, 1/2 эскадроном малороссийского казачьих полков, назрановскою и осетинскою милициею, при 4-х орудиях, и оставив в укр. Закан-юртовском все тяжести и палатки, под прикрытием 2-го баталиона куринского и баталиона волынского полков, Граббе 12-го августа выступил с отрядом 30 [282] на легках, лишь с 6-ти дневным провиантом, к аулу Тепи-Юрт. Истребляя по дороге все хутора, кукурузные поля и скошенное сено, отряд проследовал 13-го через с. Ачхой на р. Ассу, а 14-го августа прибыл к Казах-Кичу и расположился лагерем, потеряв в перестрелках на марше ранеными 2-х офицеров 31 и 12-ть нижних чинов.

Отправив подполковника Нестерова обратно в б. Яндырку и перевезя тяжести из Закан-Юрта, ген. ад. Граббе 19-го августа заложил Казах-кичинское укрепление и приказал немедленно приступить к земляным работам. В заготовке строевого леса войска встретили большие затруднения; небольшое количество удалось найти в разоренных и брошенных жителями аулах Казах-Кичу, Чильчихи и в. и н. Самашки, остальное же было впоследствии подвезено из Моздока на арбах, добровольно. выставленных городскими жителями. Известь доставлялась из Владикавказа, а для крыш был скошен найденный в окрестностях камыш; камень в избытке добывался в кабардинских горах.

Приступ к устройству сунженской линии произвел сильное впечатление на чеченцев. Некоторые из бывших надтеречных и присунженских жителей намеревались принести нам покорность, другие же, напротив, всеми силами решились препятствовать водворению русских между Сунжею и Тереком. Последняя партия, имея за себя властный голос имама, конечно восторжествовала, но тем не менее Шамиль, хорошо понимая, что с проведением нового кордона отрядам открыта дорога по всем [283] направлениям, а следовательно собственность и даже существование чеченцев будут вечно под грозой,— решил удалить правоверных от искушений и приказал всем переселяться в Черные горы. Сравнивая свой прежний быт с настоящим и мысленно представляя себе будущий, вспоминая с сожалением о привольных полях и пастбищах по Тереку и Сунже, которые по капризу имама пришлось променять на угрюмые и бесплодные горы — многие чеченцы начали роптать, а некоторые даже открыто воспротивились этому новому распоряжению своего владыки. Только прибытие многочисленной партии Ахверды-Магомы, казнь ослушников и захват аманатов из всех ненадежных семейств помогли утушить начавшиеся волнения в самом их зародыше. Вот почему, когда ген. ад. Граббе, узнавший о брожении в Чечне, притянул из назрановского отряда три роты волынского полка, при 2-х орудиях, и послал 25-го августа подполковника Нестерова, с 4-мя баталионами, сотнею казаков и 8-ю орудиями, к Тепи-Юрту, надеясь переселить хотя часть недовольных в наши пределы, то наша колонна ничего не добилась, а была окружена со всех сторон превосходными силами Ахверды-Магомы и Шуаиб-муллы. Доверенные лица, посланные Нестеровым в лесные трущобы, где гнездились недовольные семейства, не возвратились: рты роптавших были зажаты железною рукою Шамиля — и нам ничего не оставалось тут делать. Распустив слух, что идет к Закан-Юрту, подполковник Нестеров успел спокойно сняться с позиции 28-го августа и беспрепятственно прошел около 3-х верст; спустя уже час после выступление показались значительные массы горской конницы, а за нею и пехота. Отряд тотчас был атакован сперва с правого фланга, а затем и со всех сторон. Неприятель отчаянно бросался в шашки [284] и дерзко лез на самые орудия, в упор отстреливавшийся картечью, но был отражен с большим уроном. Подойдя к Фортанге, Нестеров обстрелял занятый горцами лесистый берег, а затем двинул вперед авангард, который, отбросив партию штыками, перешел через реку. Когда переправились орудия, то для облегчения дальнейшей переправы развернулись у самого берега, по обе стороны брода; но, не смотря на картечь, арьергарду, особенно находившейся в хвосте роте кабардинского полка поручика Ставицкого, не оставившего строя после тяжелой раны, пришлось выдержать несколько атак. Преследование продолжалось еще версты две за Фортангою, но не с такою уже решительностью и, наконец, совершенно прекратилось. Потеря наша состояла из 2-х офицеров, и 26-ти нижних чинов раненых и 12-ти контуженных рядовых. В тот же день отряд Нестерова вернулся в Казах-Кичу. Переговоры с надтеречными и сунженскими беглыми чеченцами более не возобновлялись. Прекрасной иллюстрацией непостоянства их характера и разбойничьих наклонностей служит следующее происшествие: бывший закан-юртовский старшина Мака, передавшийся нам еще в 1840-м году и с тех пор не раз служивший проводником отрядам, 12-го сентября, без всякой видимой причины, бежал из лагеря к Шамилю, изменнически умертвив навагинского полка штабс-капитана Кгаевского 2-го и одного казака.

В конце сентября представился еще случай дать почувствовать неприятелю все неудобства для него вновь занятого нами положения. Выведенный из терпения постоянными набегами и хищничествами галашевцев в соседних назрановских аулах и даже около Владикавказа, ген. ад. Граббе решил примерно наказать их. С 1832-го года, когда генерал Вельяминов прошел из Чильчихи в [285] Галашки, в верховьях Ассы еще не бывала русская нога; надеясь на неприступность ущелий Черных гор, на чащу лесов и отдаление наших крепостей, галашевцы преспокойно выезжали на разбои и, никем не тревожимые, возвращались в свои трущобы. Для экспедиции в Галашки Граббе назначил два отряда: главный из Казах-Кичу, под личным своим начальством, из 2-х баталионов навагинского, 2-х — кабардинского полков, сотни линейных казаков и 300 осетинских милиционеров, при 12-ти орудиях, и вспомогательный, подполковника Нестерова, сосредоточенный 27-го сентября близь аула Екожева, из одного баталиона кабардинского, 3-х рот волынского, 2-х рот тифлисского полков, сводно-лилейного баталиона, 2-х эскадронов малороссийского казачьего полка, 2-х сотен осетин, 3-х сотен конной и 8-ми сотен пешей назрановской милиции, при 6-ти орудиях. Ген.ад. Граббе принял все меры для быстрого и внезапного нападения; артиллерия была назначена с усиленной упряжкой, а войска и милиция до самого выступления не знали своего назначения.

28-го сентября, в 3 часа пополуночи, отряды выступили с сборных пунктов. Главный отряд, переправившись через Сунжу, ни рассвете достиг с. Ах-Барзоя и после привала двинулся далее к с. Чумулго. При входе в лес, авангард был встречен выстрелами; под огнем галашевцев пришлось расчищать дорогу, поднимавшуюся на протяжении 3-х верст в гору и во многих местах заваленную огромными деревьями, а кой-где вновь прорубать просеки. Во время работы, горцы, заметив, что цепь разорвалась, бросились в образовавшуюся прореху на рабочих, но резервы навагинского полка с места приняли их штыками и обратили в бегство. Выйдя из леса, ген. ад. Граббе послал вперед всю [286] милицию, поддержанную казаками, а вслед за ними двинулся и сам с пехотою. Храбрые осетины направились на селение нижнее Чурти-Аршты, после короткой свалки овладели им и отбили скот жителей; между тем казаки и пехота атаковали верхнее и среднее Чурти-Аршты; первый аул был расположен на гребне, за глубоким оврагом, а второй — усилен двумя каменными башнями. После непродолжительной канонады, пехота пошла на штурм с фронта, а казаки заскакали в тыл и селения были заняты; неприятель скрылся в оврагах и в лесу, бросив на месте боя 9-ть тел. В наши руки досталось 15-ть пленных, около 100 штук рогатого скота, баранта и все имущество чурти-арштынцев. Часть запаса кукурузы и сена была взята отрядом, все же остальное и сакли уничтожено. Утомленные 24-х верстным трудным, форсированным переходом, войска остановились на ночлег у верхнего Чурти-Аршты. Вечером было получено известие о действиях отряда подполковника Нестерова. Выступив в 2 часа пополуночи, он двинулся через кончинское дефиле и алгуз-алинский лес, где, на пространстве около 3-х верст, пришлось беспрестанно расчищать или вновь прорубать дорогу и разрабатывать подъемы и спуски при переправах через горные потоки, под беспрерывным огнем неприятеля. После этого затруднительного перехода, Нестеров только около 4-х часов пополудни достиг Ассы и атаковал аулы Гапургой-Юрт, Адильгери-Юрт и Ша-Юрт. Выдержав ожесточенную перестрелку, наши войска выбили неприятеля и обратили его в бегство; он едва успел скрыть в лесу свои семейства, имущество же, скот и запасы кукурузы были захвачены, а затем взятые селение разорены.

29-го сентября ген. ад. Граббе двинулся к Адильгери-Юрту; чрезвычайно узкая дорога — скорее тропа — [287] пролегала по скату гор и представляла одно непрерывное дефиле: слева крутой обрыв, омываемый горным потоком Пфутон, а справа — отвесные скалы, покрытые вверху лесом, занятым неприятелем. На 10-ти верстном пути от Чурти-Аршты до Адильгери-Юрта, войска должны были перейти восемь оврагов, вывозя артиллерию на людях. Горцы, пользуясь адскою местностью, старались задерживать нас на каждом шагу, наседая в то же время на арьергард и правую цепь, лепившуюся по скалам, но были повсюду отброшены. Около полудня отряд подошел к аулу Берешни, защищенному каменною башнею, мимоходом взял его и к вечеру достиг Адильгери-Юрта, отбив последний натиск галашевцев. Подполковник Нестеров в тот же день побывал в верховьях Ассы, взял с боя и разрушил 8 аулов, взорвал каменную башню, обстреливавшую дорогу по берегу реки, и к вечеру вернулся в Адильгери-Юрт, где присоединился к ген. ад. Граббе. Скот и имущество захваченные отрядом были разделены между милиционерами, а запасы кукурузы и сена сожжены.

На другой день, в 8-мь часов утра, соединенные отряды выступили вниз по правому берегу Ассы, густым лесом. Нужны были необыкновенные усилия, чтобы очистить дорогу от завалов, прорубить ее на пространстве почти 5 1/2 верст и устроить спуски и мосты на горных ручьях. Дождь, ливший как из ведра всю ночь и большую часть дня, сделал грунт земли до того вязким и скользким, что походная колонна ползла, как черепаха, по узкой лесной дороге; густая чаща не позволяла и думать об употреблении в дело артиллерии, а между тем пули сыпались со всех сторон, особенно же на правую цепь и арьергард; скрытно подползая к цепям и пользуясь тем, что войска сильно [288] растянулись, неприятель не раз массами бросался в шашки, успевал опрокинуть или изрубить несколько звеньев,— но этим и ограничивались все его успехи: далее он натыкался на штыки храбрых кабардинцев и навагинцев, составлявших правую цепь и арьергард Поздно вечером, прорубившись сквозь лес и переправившись через Ассу, усталый отряд расположился на ночлег. Неприятель оставил в наших руках несколько тел, в том числе бывшего возмутителя карабулаков — Бат-Малыагова. 1-го октября ген. ад. Граббе выступил к Казах-Кичу, а подполковник Нестеров к Назрану. За все время экспедиции мы потеряли убитыми 4-х нижних чинов, ранеными 3-х офицеров 32, 22 нижних чина и контуженными 9-ть рядовых. Лошадей убыло 5-ть.

В продолжение этого времени работы у Казах-Кичу производились вполне успешно, несмотря на то, что и здесь, как в Закан-Юрте, неприятель всячески старался помешать им; он беспрерывно нападал на казачьи пикеты и на рабочих высылаемых за строевым лесом и даже зажег в окрестностях траву на огромном пространстве. К большой досаде горцев, 14-го октября новое укрепление было окончено и вооружено одного медною, 6-ю чугунными 12 ф. пушками и 2-мя медными, 1/4 пуд. единорогами, с тройным комплектом зарядов. Для гарнизона заготовлено 35 т. ружейных патронов, провиант на 8-мь месяцев и достаточное количество дров и сена. В ограде укрепления заключались: гауптвахта, пороховой погреб, лазарет, две казармы, офицерский флигель, баня и погреб для хранения провизии. Оба вновь возведенные укрепления были подчинены начальнику [280] левого фланга и заняты: Закан-юртовское кавказским линейным № 8-го баталионом, а Казах-кичинское — 2-м баталионом минского полка, который, после окончания военных действий в Чечне, предположено было сменить двумя ротами куринцев. Постройка укреплений производилась большею частью хозяйственным способом; только то, что не могло быть добыто на месте, как, например, инструменты, железо, известь, дубья и сосновые доски, было приобретено на счет суммы, отпущенной ген. ад. Граббе на военные расходы, но все издержки по этим предметам — включая сюда плату осетинам и малокабардинцам за доставку материалов и отпуск денег на

улучшение пищи рабочим — не превышали 1045 руб. сер. Кроме того, на левом фланге были выполнены следующие работы: 1) перестроено Назрановское укрепление; в нем возведены новый люнет, пороховой погреб и перенесена одна казарма из Елисаветинского укрепления; 2) в укр. Герзель-ауле выстроены большой каменный пороховой погреб, казарма под черепичной крышей, с кухнею, окончена оборонительная каменная стенка, насыпан гласис, исправлены земляные верки и, по непрочности грунта, одеты на крутостях земляным кирпичом; 3) в Умахан-Юрте построена деревянная башня для обороны парома; 4) в Амир-Аджи-Юрте исправлены земляные верки и усилены колючкою; в обоих укреплениях, на правом и на левом берегах, построено по одной казарме и место на правом берегу, где были сложены провиантские бунты, обнесено прочным плетнем, с рвом впереди; 5) в Таш-Кичу исправлены земляные верки и ремонтированы строения и 6) в Внезапной и Грозной исправлены здания занятые госпиталями, а в последней для больных устроена каменная баня, и на все это израсходовано 5869 рублей. [290]

В начале октября лазутчики донесли, что Ахверды-Магома и Шуаиб-мулла собирают многочисленные партии со всей малой Чечни на рр. Валерик и Шалажи и что значительная часть жителей лесов по Сунже и Ассе переселилась, с имуществом и запасами хлеба и сена, к подножию Черных гор, преимущественно в аулы Шалажи, Нурикой-Юрт и Магома-Ирзау. Покончив работы в Закан-Юрте и Казах-Кичу и пользуясь хорошей погодой, начальник чеченского отряда решил начать осенние действия в м. Чечне нанесением неприятелю внезапного удара в самом центре его сборов, а затем пройти через б. Чечню в Ичкери и истребить Беной и другие аулы. Для того, чтобы развлечь внимание противника и не обнаружить сразу нашей цели, вторжение в м. Чечню предположено было произвести концентрически, по трем разным направлениям: главный чеченский отряд 33, под личным начальством ген. ад. Граббе, из Казах-Кичу, и назрановский отряд 34, из б. Яндырки — должны были двинуться на Ассу и, переправясь через нее при Чильчихах, наступать к Гази-Юрту, на р. Мартан; грозненский отряд 35 полковника Фрейтага, направившись из крепости Грозной вверх по р. Гойте, должен был через гойтинский лес выйти к с. Урус-Мартану.

Сделав все необходимые распоряжения для экспедиции 36, ген. ад. Граббе в 7-мь часов утра 15-го октября [291] переправился через Сунжу и двинулся на Чильчихи и Гази-Юрт. В авангарде шла вся кавалерия, с 2-мя конными орудиями, под командою полковника князя Голицына. На р. Фортанге присоединился отряд подполковника Нестерова; усилив его 2-мя баталионами навагинцев, при 6-ти орудиях, Граббе направил Нестерова с летучим парком и всем вьючным обозом к разоренному аулу Гехи, а сам, с остальными 2-мя баталионами навагинцев 37, 4-мя баталионами кабардинцев, 2-мя эскадронами малороссийских казаков, 3-мя сотнями линейцев, 150-ю милиционерами, при 14-ти орудиях, пошел на с. Пхан-Кичу. Конница Ахверды-Магомы издали следила за нашим движением, но когда кавалерия отряда, со взводом конных орудий, перешла р. Нетхой и на рысях приближалась к Пхан-Кичу, то часть партии, занимавшая это селение, завязала сильную перестрелку на ручье Шалажи, а Ахверды-Магома, обскакав небольшой лес, бросился на наш авангард с тыла. Встреченные картечью укрытых в бурьяне орудий и контратакою малороссийских казаков, горцы дрогнули и в большом беспорядке бросились назад. Пхан-Кичу был подожжен со всех сторон. Взяв с боя еще аул Шалажи и предав его огню, отряд следовал к Нурикой-Юрту, многолюднейшему и богатейшему чеченскому аулу, жители которого занимались хлебопашеством, скотоводством, разными промыслами и славились искусством в лечении ран и разного рода болезней. Селение было расположено на р. Гехи, у подошвы гор, в весьма крепком месте; поэтому многие [292] надтеречные и сунженские чеченцы свезли сюда свое имущество и запасы хлеба.

По дороге из Шалажи в Нурикой надо было проходить сквозь густой лес и переправиться через р. Валерик. Чеченцы заняли было известную валерикскую позицию, но, завидя клубы черного дыма над Пхан-Кичу и Шалажи, бросили завалы и поспешили спасать свои семьи и имущество; лишь бездомные пхан-кичинцы и шалажинцы все время перестреливались с арьергардом. Для выигрыша времени, ген. ад. Граббе, по выходе из леса, послал вперед всю кавалерию с 2-мя конными орудиями, а за нею в резерве 2 баталиона при 4-х орудиях. Нападение было произведено так внезапно, что нурикойцы едва успели переправить на другой берег Гехи свои семейства и часть скота; все остальное попало в наши руки. Отряд расположился на ночлег в самой деревне, сделав в этот день 32 версты и переправившись через пять рек, с потерею 2-х убитых, 1 раненого и одного контуженного. Нами захвачено 5-ть пленных и три тела. Отряд Нестерова бивакировал на Валерике, не имев за весь день даже перестрелки.

16-го октября, уничтожив Нурикой-Юрт, главный отряд в 11-ть часов утра выступил к с. Гехи. Узкая, едва достаточная для проезда орудия дорога пролегала через бакаевский лес, вначале редкий, но потом переходивший в непролазную чащу. Как только арьергард втянулся в лес, нурикойцы и шалажинцы, пользуясь знанием каждого куста, каждой складки местности, начали наседать и несколько раз бросались в шашки, но были опрокидываемы картечью 4-х арьергардных орудий (легкой № 6-го батареи 20-й артиллерийской бригады) гв. поручика Сухотина и штыками храбрых кабардинцев. Перед входом в чащу открывалась довольно [293] значительная поляна, заваленная огромными деревьями, между которыми змеей вилась дорога; когда наша задняя цепь вышла на поляну, то чеченцы со всех сторон, с страшным гиком, бросились в шашки и едва не захватили орудие. Завязался ожесточенный рукопашный бой; сориентировавшись в царившем хаосе, кабардинцы опрокинули неприятеля, заставив его дорого заплатить за дерзость, но зато сами потеряли около 70 чел. выбывшими из строя, и том числе командира баталиона подполковника Власьева, Войска с перестрелкою дошли до Гехи, где соединились с назрановским отрядом, на пути от Валерика имевшим лишь пустую перестрелку. Потеря главного отряда состояла из 1 штаб-офицера 38, 11-ти нижних чинов убитых, 1 офицера 39, 54-х нижних чинов раненых, 1 офицера 40, 17-ти нижних чинов контуженных и 7-ми убылых лошадей. По сведениям лазутчиков потеря горцев была значительна; одни нурикойцы лишились 17-ти чел. убитыми и 29-ти ранеными, в том числе шести почетнейших людей. Мы имели дело с 3 т. партией Ахверды-Магомы и Шуаиб-муллы, собиравшихся сделать набег на линию, а потому каждый всадник имел с собою тулух, для переправы через Терек. Налетом нашим на Нурикой-Юрт план наибов был расстроен.

17-го октября отряд подполковника Нестерова был отправлен в Казах-Кичу, для обеспечения Назрана и м. Кабарды на время удаления главного отряда 41, и совершенно неожиданно настиг на р. Валерик расходившуюся по домам небольшую партию чеченцев. После [294] незначительной перестрелки, милиционеры взяли одного человека в плен, 2-х убили и отхватили до 30-ти штук рогатого скота. В тот же день летучими колоннами г. л. Галафеева и подполковника Траскина были уничтожены сс. Магома-Ирзау, Магома-Юрт, Терга-Юрт и Шуаиб-хутор с большими запасами хлеба и сена, при потере с нашей стороны всего 4-х нижних чинов.

18-го ген. ад. Граббе перешел к с. Урус-Мартан, где соединился с отрядом полковника Фрейтага, имевшим в гойтинском лесу, на переходе от с. Алды к Урус-Мартану, горячее арьергардное дело и потерявшим 1 офицера 42 и 30-ть нижних чинов ранеными. На другой день отряды, под общим начальством Граббе, передвинулись на р. Гойту и, опрокинув чеченцев, намеревавшихся преградить им путь в гойтинском лесу, раскинули лагерь у брошенного жителями аула Мамука-Юрт в 4-х верстах выше с. Алды, потеряв 1 офицера 43, 2-х нижних чинов убитыми, 25-ть нижних чинов ранеными и 2-х офицеров 44 и 12-ть рядовых контуженными.

У Мамука-Юрта соединенный отряд простоял по 23-и октября включительно. За это время ген. ад. Граббе успел послать в Грозную за 10-ти дневным провиантом, зарядами, патронами и палатками для войск, ежедневно наряжая колонны с целью истребление окрестных селений и хуторов. Чеченцы всеми способами старались вредить нам и даже [295] думали лишить отряд воды: вечером 20-го числа вдруг было замечено, что вода в Гойте начала убывать, но Граббе, знавший, что ее легко отвести к Урус-Мартану, распорядился сделать плотины; образовалось два пруда, вполне достаточных и для варки пищи, и для водопоя. Конечно, мы в долгу не остались; как раз кстати, лазутчики донесли, что жители бывших аулов по Гойте н Сунже, на пространстве от Закан-Юрта до кр. Грозной, поселились 4-мя аулами в глубине гойтинского леса, не далее как в 5-ти верстах от нашего лагеря. Непроницаемая чаща представляла, по-видимому, такое удобное и безопасное убежище новым поселенцам, что число их быстро увеличивалось и дошло, наконец, до 500 дворов. Кроме запасов для собственного продовольствия, а также хлеба и имущества свезенного на сохранение из ближайших хуторов, здесь было заготовлено большое количество сена в предвидении зимних набегов шамильских ополчений.

С целью наказать этих чеченцев, до того бывших с нами в тесных сношениях, и уничтожить все запасы, ген. ад. Граббе, 23-го октября, отправил 8 баталионов пехоты, 1/2 сотни казаков, при 12-ти орудиях, под начальством г. д. Галафеева. Сперва дорога пролегала по длинной поляне, окаймленной с двух сторон довольно частым кустарником, далее же, не доходя 3-х верст до первого аула, извивалась по лесу, представляя чрезвычайно трудное и узкое дефиле, едва достаточное для хода одной повозки; самые аулы были разбросаны на большом пространстве. Г. л. Галафеев двинул войска тремя колоннами 45, но при входе в густой лес правая колонна [296] принуждена была присоединиться к средней. Вероятно наши преданные и испытанные лазутчики не менее добросовестно служили и противнику, так как Ахверды-Магома, правда, все время державшийся неподалеку от отряда, уже был перед Галафеевым с 4 т. партией и встретил колонны целым градом пуль. После ожесточенной схватки, аулы, один за другим, были взяты с боя; сакли и все то, чего не могли поднять фуражиры было сожжено до тла.

Когда обоз, с хлебом и фуражом, вытянулся из леса, а войска начали постепенно оставлять горевшие развалины и сосредоточиваться, неприятель сделал отчаянное усилие, бросившись на левую цепь; две роты навагинцев совершенно потонули в массе окруживших их горцев; еще минута — и оне были бы раздавлены, но в это время две роты кабардинцев и две — куринцев бросились на выручку и под штыками егерей поляна быстро покрылась чеченскими телами. Неприятель был разметан, окровавленные навагинцы избавлены от истребления, но огромный урон не только не охладил пыла чеченцев, но еще усилил их ожесточение. Далее, в 3-х верстном лесном дефиле, в течение 1 1/2 часа кипел кровавый бой, причем сам г. л. Галафеев был ранен. Местность была такова, что пришлось идти походною колонною без всяких цепей; два арьергардных баталиона, сомкнувшись по обе стороны последнего орудия, двигавшегося по узкой дороге на отвозе, отступали шаг за шагом. Чеченцы, как дикие звери, кидались на орудие, не смотря ни на картечь, ни на беглый огонь задних рядов арьергарда. Едва орудие делало выстрел, как они, [297] провожая нас в 30-ти шагах, с диким гиком бросались в шашки; тогда задние взводы, приняв горцев дружными залпами, с громким “ура"! шли в штыки и тем давали время отвезти единорог на новую позицию и на походе зарядить его. Когда орудие останавливалось, пехота быстро отходила на него и картечь снова обдавала дорогу. Натиски были так часты, что на протяжении 3-х верст, одному орудию пришлось сделать 78-мь картечных выстрелов. Только по выходе из леса неугомонный неприятель прекратил преследование. Левая колонна полковника Фрейтага все время боя служила заслоном от сильной партии, спешившей на помощь к сражавшимся, и, между прочим, успела сжечь более 50-ти стогов сена. Бой в глубине гойтинского леса стоил нам убитыми 15-ть нижних чинов, ранеными 1 генерала, 5-ть офицеров 46, 82 нижних чина, контуженными 3-х штаб и обер-офицеров 47 и 24 нижних чина. Неприятель потерял 2-х пленными, 30-ть убитыми и до 100 человек ранеными. Поиски же 20, 21 и 22-го октября обошлись нам всего в 2 офицера 48 и 10-ть нижних чинов раненых.

Этим собственно и закончились действия ген. ад. Граббе в малой Чечне. 24-го октября он перешел в аул большой Чечень, отправил в Грозную раненых, больных и часть захваченного 23-го сена, на повозках конно-подвижного транспорта, 25-го, по переправе через [298] Аргун, имел ночлег у разоренного селения Белгатой, 26-го, через Шали, передвинулся в Герменчук, уничтожив по пути несколько хуторов и потеряв 1 убитого офицера 49 и 3-х раненых нижних чинов, 27-го — через Автуры в Гельдыген, при сильной перестрелке, причем у нас выбыли из строя 1 рядовой убитым, 1 офицер 50, 15-ть нижних чинов ранеными и 10-ть контуженными.

28-го октября чеченский отряд, выступив из Гельдыгена, направился к с. Маюртуп тремя колоннами; первая, под командою подполковника Яковенко, из 2-х баталионов, с двумя горными орудиями, наступала вдоль леса, левая — состояла из 3-х баталионов, при 3-х орудиях. При самом начале движения надо было переправиться через крутой и глубокий овраг. Неприятель, заняв лес, начал осыпать пулями левую колонну и арьергард и даже, воспользовавшись балкою, подкрался совсем близко к цепи, но был отброшен штыками. Перестрелка в особенности усилилась при следовании левой колонны левым берегом оврага выше Аки-Юрта, у селения же Гемси-Юрта чеченцы покушались было воспрепятствовать нашей переправе, но и здесь были опрокинуты. Потеряв 5-ть нижних чинов убитыми, 22 ранеными и контуженными 5-ть офицеров 51 и 16-ть нижних чинов, отряд прибыл в Маюртуп и расположился на ночлег. На другой день наш лагерь был перенесен в [299] Аки-Юрт. Узнав, что в окрестных хуторах заготовлено много сена и хлеба, ген. ад. Граббе послал туда полковника Фрейтага с 4-мя баталионами, всею кавалериею, при 6-ти орудиях; колонну встретили около 600 пеших и частью конных горцев, но, после залпа картечью, подполковник Рихтер и маиор Круковской с казаками бросились в шашки и, изрубив несколько человек, далеко отбросили партию. Полковник Фрейтаг мог спокойно покончить свое дело и отступил без выстрела. В то же время подполковник Яковенко, с 2-мя баталионами пехоты и 4-мя орудиями, после незначительной перестрелки уничтожил с. Шавдон, на правом берегу Мичика, со всеми запасами сена. Потеря обеих колонн состояла из 1-го убитого нижнего чина, 5-ти офицеров 52, 36-ти нижних чинов раненых и 2-х офицеров 53 и 23-х нижних чинов контуженных.

30-го октября чеченский отряд выступил к Ойсунгуру тремя колоннами: главная, из навагинского полка, всей кавалерии, с обозом и вьюками, следовала по большой дороге из Аки-Юрта в Бата-Юрт; левая, из куринского полка, при 8-ми орудиях, под командою полковника Фрейтага, двигалась по правому берегу Мичика, а правая — из кабардинского полка, при 4-х орудиях, под командою г. м. Лабынцева — по левому нагорному берегу. Р. Мичик течет в весьма крутых и глубоких беретах; дорога, по которой двигалась главная колонна, переходила через реку несколько ниже Бата-Юрта и, сделав поворот на [300] лево, круто поднималась на качкалыковский хребет. Густой лес правого берега Мичика на протяжении дороги раскрывается в длинную, узкую поляну, а на левом — окружает Бата-Юрт и оказался занятым значительною горскою партиею. Как только Фрейтаг начал переправляться на правый берег, то был встречен сильным огнем; куринцы нырнули в опушку и здесь завязался упорный бой, заставивший неприятеля скрыться в чаще, а между тем главная колонна, спокойно переправившись, уже поднялась на Качкалык. Правая колонна, подойдя к Бата-Юрту, также выбила горцев из опушки; два часа шла резня в боковых колоннах; наконец, чеченцы, понеся огромный урон, прекратили натиски. Соединясь на перевале, все войска спустились к Ойсунгуру и расположились лагерем.

30-е октября было последним днем действий ген. ад. Граббе в б. Чечне. Проводы, устроенные нам чеченцами, унесли из строя 2-х убитых нижних чинов, 6-ть офицеров 54, 58-мь нижних чинов раненых и 2-х офицеров 55 и 27-мь нижних чинов контуженных. 31-го октября и 1-го ноября Граббе предполагал дать войскам отдых после недельных трудов, а затем, пополнив из Внезапной боевые запасы, двинуться в Ичкери,— но 31-го вечером было получено донесение г. м. Клюки-фон-Клугенау о сильном волнении, охватившем Аварию, Койсубу и Салатау. Необходимость безотлагательного [301] восстановления спокойствие в северном и нагорном Дагестане заставила начальника отряда сделать распоряжение об отправлении в Темир-Хан-Шуру 3-х баталионов 19-й пехотной дивизии 56 и 6-ти орудий. С уходом их, для прикрытия кумыкской плоскости, занятия Умахан-юрта, Амир-Аджи-Юрта и составления летучего отряда против станицы Калиновской надо было еще выделить из состава отряда по меньшей мере 4-ре баталиона, следовательно для похода в Ичкери оставалось бы всего 8-мь слабых баталионов. Это обстоятельство, в связи с изнурением войск восьмимесячной кампанией и с истощением вообще материальных средств 57, заставило генерал-адъютанта Граббе отказаться от дальнейших предприятий. 1-го ноября чеченский отряд перешел в укр. Герзель-аул и отсюда был распущен на зимние квартиры.


Комментарии

1. Предписание корпусного командира г. ад. Граббе от 30-го марта и 17-го апреля 1841-го года за №№ 6-м и 13-м.

2. Известный кавказский геодезист, недавно умерший в чине генерал-лейтенанта.

3. Муртазеками назывались телохранители Шамиля из отчаянных мюридов, всегда находившиеся в сборе и к услугам своего владыки; они были отлично одеты и содержались насчет обществ повиновавшихся имаму. Этот новый род почетной стражи появился лишь в 1840-м году, когда Шамиль упрочил свою власть и стал бесцеремонно распоряжаться судьбами и имуществом правоверных.

4. Авангард, под начальством командира 1-й бригады 19-й пехотной дивизии г. м. Клюки-фон-Клугенау — сотня донцов № 39-го полка, самурская милиция, 1/2 баталион сапер, с военно-рабочею ротою, 4-й баталион тифлисского и 1-й апшеронского полков, 8 орудий; главные силы, под начальством командира 2-й бригады 19-й пехотной дивизии г. м. Круммеса — дивизион нижегородцев, 1-й и 3-й баталионы мингрельского, 1-й и 2-й баталионы князя Варшавского полков, 16-ть орудий; арьергард, под начальством командира апшеронского полка полковника Симборского — 3-й баталион апшеронцев, 4-й баталион князя Варшавского полка, сотня донцов № 39-го полка и 2 орудия.

5. 1-й и 3-й баталионы тифлисского полка, 2 сводные сотни донцов войскового старшины Ягодина, грузинская, дагестанская, шамхальская милиция 4 орудия и 2 двухпудовых мортиры.

6. И. Д. начальника отрядного штаба.

7. Адъютант военного министра гв. штабс-ротмистр Балашев (смертельно в голову), князя Варшавского полка подпоручик Лечицкий, тифлисского — штабс-капитан князь Вахвахов, легкой № 1-го батареи кавказской гренадерской артиллерийской бригады прапорщик Рунич и грузинской милиции прапорщик князь Андронников.

8. Командир нижегородского драгунского полка.

9. Таким образом под личным начальством ген.-от-инф. Головина сосредоточились: дагестанского отряда — 2 роты сапер, 1-й баталион князя Варшавского, 1-й и 4-й тифлисского, 1-й и 3-й мингрельского полков, дивизион нижегородского драгунского полка и самурская милиция, при 18-ти орудиях, и чеченского отряда — команда сапер, 1-й и 4 баталионы навагинского, четыре баталиона кабардинского, 4-й баталион князя Варшавского, 1-й баталион и три роты 3-го баталиона куринского полков, три сотни линейных казаков, при 22-х орудиях и 2-х мортирах (Дело 2 отд. ген. шт., поход. канц., № 4).

10. В течение двух дней 13-го и 14-го мая убит князя Варшавского полка прапорщик князь Аргутинский-Долгорукий, ранены: кабардинского полка капитан Карев, штабс-капитан Куликов, поручики Коротков и прикомандированный из шлиссельбургского егерского полка Костюрин, куринского полка штабс-капитан Гринев, подпоручик Елагин, прапорщик Мюнкельде и легкой № 6-го батареи 20-й артиллерийской бригады поручик Чириков, не смотря на рану не оставивший строи (Дело 2 отд. ген. шт. № 68).

11. Навагинского полка штабс-капитан Гоц, прапорщики Мешетич и Матвеев и кабардинского полка прапорщик Якубовский.

12. Всего в составе 120 сапер, 10 баталионов, дивизиона драгун, 3-х сотен линейных, 1 сотни уральских казаков и 1 1/2 сотни милиции, при 26 орудиях — около 9 т. штыков, пик и шашек.

13. Князя Варшавского полка поручик Татаринов и мингрельского — капитан Лисовский.

14. Дело поход. канц. генер. штаба № 19-й,

15. Дело 2 отд. ген. штаба № 115-й.

16. В настоящее время турецкий паша.

17. Тифлисского полка подпоручик Лисовский.

18. Тифлисского полка поручики Манучаров, Обрицкий, прапорщик Бучкеев и баталионный лекарь Пиотух.

19. Тифлисского полка штабс-капитан князь Вахвахов, поручик Ендагуров и прикомандированный из л. гв. егерского полка подпоручик Лихардов.

20. Дело походн. канц. генер. штаба № 25-й.

21. В 1831-м году г. м. Вельяминов проходил мимо селения и имел горячее дело на горе Гебек-Кала.

22. Состоявший по особым поручениям при корпусном командире нижегородского драгунского полка капитан Жерве, прикомандированный к моздокскому казачьему полку состоявший по кавалерии поручик барон Фридерикс и вновь определявшийся на службу драгунского принца Оранского полка отставной маиор Суслов.

23. Командир навагинского полка полковник Полтинин, полковник князь Голицын, нижегородского драгунского полка капитан Жерве (раненый накануне), поручик Сагатовский и прапорщик Бежанов, командир легкой № 6-го батареи 20-й артиллерийской бригады капитан Ведениктов, батарейной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады капитан Годлевский, кабардинского полка поручик Померанцев, и кабардинской милиции прапорщик Джантемиров.

24. 2 баталиона навагинского, 4, — кабардинского, 2 — куринского полков, саперная команда, 2 1/2 сотни линейных, 1/2 сотни донских казаков, 75 милиционеров, 14-ть легких, 8-мь горных и 4-ре конных орудия.

25. Дела 2 отд. ген. шт. № 68-й и походн. канц. ген. шт. № 14-й.

26. Куринского полка прапорщик Лавров.

27. Командир куринского полка полковник Фрейтаг и того же полк поручик Мартынов.

28. Кабардинского полка подпоручик Сонин.

29. На место его в сел. б. Яндырку был передвинут моздокский летучий отряд маиора Круковского.

30. 100 сапер, три роты 3-го баталиона волынского, 4 баталиона кабардинского, 1, 3 и 4-й баталионы навагинского полков, 300 линейных, 50 малороссийских, 50 донских казаков и 150 назрановских и осетинских милиционеров, при 28 орудиях, всего 6720 штыков, пик и шашек.

31. Эриванского карабинерного полка прапорщик Лисаневич, состоявший при штабе начальника отряда, и горского казачьего полка хорунжий Евсеев.

32. Навагинского полка капитан Егоров, прапорщик Седлинский и кабардинского полка штабс-капитан Шалаев.

33. 8 баталионов, 3 сотни линейных казаков и 150 милиционеров, при 20-ти орудиях.

34. 2 1/2 баталиона, 2 эскадрона малороссийских казаков, до 500 милиционеров, при 4-х орудиях.

35. 4 баталиона, 1 сотни линейных казаков, при 8-ми орудиях.

36. В укр. Герзель-ауле, откуда предполагалось двинуться в горы, заготовлены запасы провианта и фуража; палатки и все лишние тяжести заблаговременно отправлены в кр. Грозную; 8-ми дневный провиант, запасные артиллерийские заряды и патроны подняты на вьюках.

37. 2-й баталион навагинского полка был расположен при укреплениях Горячеводском и Улахан-юртовском и прибыл к отряду 10-го октября.

38. Кабардинского полка подполковник Власьев.

39. Л. гв. конной артиллерии поручик Сухотин.

40. Кабардинского полка поручик Миклашевский.

41. Моздокский отряд был распущен 5-го октября и для обороны владикавказского округа оставался один назрановский отряд.

42. Прикомандированный к куринскому полку тобольского полка поручик фон-Вригт.

43. Прикомандированный к навагинскому полку вологодского полка поручик князь Баратов.

44. Навагинского полка прапорщик Колодько и куринского — прапорщик Горженевский.

45. Средняя колонна, под личным его начальством, состояла из 4-х баталионов, 1/2 сотни казаков, 4-х орудий и имела при себе фуражиров; правая и левая, под командою г. м. Лабынцева и полковника Фрейтага, каждая из 2-х баталионов, с 4-мя орудиями.

46. Начальник 20-й пехотной дивизии г. л. Галафеев, навагинского полка штабс-капитан Кгаевский 1-й, подпоручик Желтухин, куринского — поручик Анастасиенко, прапорщик князь Аргутинский и прикомандированный елисаветградского гусарского полка штабс-ротмистр Кованько.

47. Навагинского полка подполковник Перекрестов, капитан Павловский и куринского — прапорщик Левицкий.

48. Куринского полка штабс-капитан Штефенц и навагинского — поручик Садовский.

49. Кабардинского полка прапорщик Пересветов.

50. Легкой № 5-го батареи 19-й артиллерийской бригады поручик Лопатев.

51. Командовавший 2-м баталионом куринского полка ген. шт. капитан барон Вревский, гусарского принца Виртембергского полка ротмистр Шкуро, куринского полка штабс-капитан Кишинский, поручики Беклемишев и Гоувальд.

52. Навагинского полка капитан Угрюмов, подпоручик Лико, кабардинского — штабс-капитан Мещеряков, куринского — прапорщик Фригинский и горского казачьего — зауряд-хорунжий Гажиев.

53. Владикавказского казачьего полка штабс-ротмистр Тарковский (прикомандированный) и навагинского — подпоручик Деер.

54. Кабардинского полка подпоручик Лазарев, прапорщик Цыслинский, куринского — подпоручик Елагин, прапорщик Левицкий, батарейной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады капитан Годлевский и прикомандированный к походному дежурству командующего войсками штабс-ротмистр Чижевский.

55. Кабардинского полка подполковник Траскин и куринского —подпоручик Янышев,

56. 2-й баталион князя Варшавского и 3-й и 4-й баталионы тифлисского полков, принадлежавшие ранее к составу дагестанского отряда.

57. С 5-го мая по 5-е ноября 1841-го года генерал-адъютантом Граббе израсходовано 79,738 руб. 69 6/7 коп., не считая стоимости утраченных оружия и аммуничных вещей, а также расходов по содержанию во время экспедиции военно-временных госпиталей.

А. Юров.

(Продолжение будет).

Текст воспроизведен по изданию: 1840, 1841 и 1842 годы на Кавказе // Кавказский сборник, Том 11. 1887

© текст - Юров А. 1887
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Karaiskender. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1887