1840, 1841 и 1842-Й ГОДЫ НА КАВКАЗЕ

II.

Положение дел на кавказской линии зимою с 1839-го на 1840-й год. Две зимние экспедиции генерал-маиора Пулло. Брожение умов в Чечне; причины. Неожиданная катастрофа. Имам во главе восстания; его первые шаги. Деятельность наших наблюдательных отрядов. Шамиль захватывает инициативу. Преждевременный сбор чеченского отрада. Бездействие генерал-лейтенанта Галафеева. Появление Шамиля в Аухе; движение туда г.-л. Галафеева. Набег Ахверды-Магомы к Назрану; действия отряда подполковника Нестерова. Курьез с прокламацией корпусного командира; Шамиль ранен. Происки Ташов-Хаджи в Салатау. Движение г.-л. Галафеева к с. Миатлы. Предписание генерал-адъютанта Граббе о начатии энергических наступательных действий. Выселение Ахверды-Магомой надтеречных аулов. Действия чеченского отряда. Экспедиция г.-л. Галафеева в малую Чечню; бой на р. Валерик. Движение части чеченского отряда в Шуру. Дальнейшие предположения г.-л. Галафеева. Распоряжения корпусного командира; прокламация его. Экспедиция генерал-лейтенанта Галафеева в большую Чечню. Диверсия Ахверды-Магомы к Моздоку. Прибытие в кр. Грозную генерал-адъютанта Граббе. Две зимние экспедиции в малую и большую Чечню. Роспуск чеченского отряда. Итоги наших действий на левом фланге.

Катастрофою на черноморской береговой линии еще не была исчерпана чаша бедствий, ниспосланная Кавказу; в то время, как на черноморском побережьи наши дела быстро поправлялись, неожиданные события на левом фланге кавказской линии перевернули все наши расчеты: до сих пор покорная нам Чечня вдруг подняла голову, а бесприютный бродяга — Шамиль — ничего не значущий человек в глазах генерал-адъютанта Граббе, ловко воспользовался этим, успел одним махом уничтожить все плоды экспедиции 1839-го года и, в конце концов, захватить в свои руки и горы, и плоскость. Впрочем, достигнутых в данном случае результатов нельзя приписывать исключительно имаму, несмотря на его бесспорно недюжинные способности; мы сами посодействовали Шамилю, как только могли бы это сделать истинные его друзья.

После ахульгинского погрома тишина воцарилась [268] на всем протяжении кавказской линии: убаюканный ею, генерал-адъютант Граббе нашел возможным и своевременным выработать план управления покорными горцами и, по утверждении проекта свыше, приступил к его применению и на левом фланге. С этою целью, и. д. начальника левого фланга и командиру куринского полка генерал-маиору Пулло было предписано — для водворения наших приставов, поддержания на первых порах их престижа, а кстати и наказания некоторых аулов, содействовавших набегам абреков, вопреки условиям покорности,— произвести зимою с 1839-го на 1840-й год движение в Чечню, на Мичик и к качкалыковцам.

С 18-го по 30-е декабря 1839-го года генерал-маиор Пулло, с отрядом из 4-х баталионов своего полка, 4-х сотен казаков и 10-ти сотен горской милиции, при 10-ти орудиях, прошел без выстрела — событие до сих пор неслыханное — 28-мь чеченских аулов; жители везде встречали войска с полною покорностью, беспрекословно платили подати или, взамен денег, представляли оружие, выдавали абреков, пленных, беглых, рубили по наряду лес в Гехи, на ур. Валерик и между сс. Шали и м. Атагой. Всего, за время этой бескровной военной прогулки, было собрано 3779 рублей, 455 ружей, и выдано 97 абреков, 7 пленных и два беглых; на походе люди довольствовались порционным скотом, взятым у туземцев в виде штрафа. Наши пристава повсюду были приняты с почетом; даже колебавшиеся до сих пор жители Дачу-Барзой, Чишки, Урус-Карты, Измаил-Юрт и Зеке — селений, запиравших вход в аргунское ущелье, смирились, выдали аманатов и представили Пулло письмо (подложное) египетского паши к Шамилю, не оказавшее, по их словам, ровно никакого действия на население. [269]

26-го января 1840-го года Пулло вновь собрал в Улахан-Юрте отряд из 4-х баталионов куринцев, роты кавказского линейного № 10-го баталиона, 5-ти сотен линейных казаков и 1165-ти милиционеров ¹ при 12-ти орудиях, и выступил на Мичик. Здесь нас встретила также раболепная покорность, та же готовность исполнить все наши требования; исключением были аулы Казбек-Юрт и Баташ-Юрт, населенные по большей части родственниками и однофамильцами Шуаиб-Муллы, и встретившие отряд с оружием в руках. После незначительной перестрелки оба селения были сравнены с землею, остальные же мичиковские и даже качкалыковские и ауховские аулы послушно представили 2463 рубля, 545 ружей, скот для довольствии отряда и выдали 30-ть абреков. Затем генерал Пулло выступил к с. Мискит, но глубокий снег и сильные морозы заставили отказаться от дальнейшего движения в Ичкерию.

Вместе с рапортами Пулло о результатах этих двух экспедиций, генерал-адъютант Граббе получил вполне утешительные известия и из других частей вверенного ему района и, в двадцатых числах января донес корпусному командиру и военному министру о полнейшем спокойствии на левом фланге кавказской линии. Понятно, подобный результат экспедиции 1839-го года не мог не льстить самолюбию Граббе: спокойствие Чечни было лучшим аргументом в пользу его планов, действий, короче — его системы. Но, в данном случае, он слишком увлекся твердо веруя в [270] незыблемость тогдашнего положения вещей. Убеждение это так и сквозит в его предположениях о действиях на левом фланге в 1840-м году сообразно вновь созданной благоприятной обстановке:

“Соображая настоящее положение Чечни и Дагестана — писал Граббе — есть большая вероятность, что, при выполнении предположений на 1840-й год на левом фланге, отряд не встретит никакого сопротивления и возведение укрепления при Черкее обойдется без боя. Затем, и в Чечне не предвидится в нынешнем году каких-либо больших волнений или общего восстания. Таким образом, экспедиция должна была бы окончиться в начале лета, но, чтобы воспользоваться остатком времени, благоприятным положением дел на левом фланге и сбором значительного отряда, считаю полезным возвести третье укрепление ² у Дачу-Барзоя, при входе в аргунское ущелье, и, таким образом, положить начало предполагаемой передовой линии на чеченской плоскости ³".

Последствия показали всю ошибочность расчетов Граббе: в 1840-м году не только не представилось возможности думать о заложении третьего укрепления, но и одно — герзель-аульское — удалось окончить с грехом пополам. А обстановка в январе и феврале месяцах описываемого года, по-видимому, действительно была донельзя успокаивающая: против обыкновения, нигде ни одного прорыва, ни одного хищничества, даже новую кордонную линию по Сунже, от Грозной до Назрана, содержали чеченцы, карабулаки и ингуши, расход же казаков для этой цели от моздокского и гребенского [271] полков мог быть сокращен на целых две сотни! Все это Граббе отчасти приписывал зимним экспедициям и. д начальника левого фланга, поимке отважнейших абреков и особенно установлению у мирных горцев нашей администрации, не подозревая, конечно, что эти самые доморощенные администраторы — пристава, с генералом Пулло во главе, натворят нам больших бед в Чечне.

Вследствие трудности приискать русских офицеров владевших туземными наречиями, пристава — непосредственное начальство мирных горцев — были выбраны преимущественно, если не исключительно, из милиционеров, которых азиатскую натуру не могли в корень изменить ни награды, ни отличия. Мало того, этот контингент не мог быть даже удовлетворительным: место пристава не доставляло в то время никаких выгод в служебном отношении, вызывая между тем большие расходы на лазутчиков и вооруженную стражу, тогда как не все пристава получали жалованье, и ничем не вознаграждая постоянных забот, опасностей и лишений. Отсюда неудивительно, что опекаемые нами чеченцы и другие мирные племена нередко подвергались вопиющим злоупотреблениям; у них, под предлогом взимания податей и штрафов, отбиралось лучшее оружие и другие совершенно безвредные, но ценные вещи повседневного обихода; случалось, что ни в чем неповинных людей арестовывали по наущению простых и часто неблагонамеренных переводчиков; с арестантами и даже аманатами обращались бесчеловечно, держа их в сырой яме, где они нередко заболевали, во время же экспедиций допускались принудительные сборы. Наконец, во главе нашего управление горцами левого фланга, стоял глубоко ненавидимый [272] последними генерал-маиор Пулло, человек крайне жестокий, неразборчивый в средствах и часто несправедливый, как его характеризуют и Галафеев ⁴, и Граббе ⁵, которых нельзя заподозрить в преувеличении: дискредитируя Пулло как администратора, оба генерала воздают должное его военным способностям. Чеченцы еще раньше не терпели Пулло, роптали на его драконовское управление и даже приготовили было на него прошение, но не осмелились пустить его в ход из боязни, что генерал этот по-прежнему останется их начальником ⁶. Вообще, к марту месяцу 1840-го года в Чечне скопилось достаточно горючего материала — нужна была только искра, чтобы произвести повсеместный взрыв.

К несчастью, около этого времени между чеченцами пронеслись слухи о намерении начальства, обезоружив их, обратить в крестьян, а затем привлечь к [273] отбыванию рекрутской повинности. Эти вымыслы без сомнение распускались или неблагонамеренными людьми, или же, с целью устрашения, для вымогательства новых поборов, нашими неумелыми и ненадежными чиновниками; так или иначе, но полудиким горцам конечно не могло придти в голову, что правительство вовсе не солидарно с недобросовестною и корыстолюбивою мелкою администрациею, а, между тем, все это вызвало брожение умок в Чечне и она готовилась сбросить вооруженною рукою нашу тяжелую опеку; недоставало руководителя — им явился забытый дагестанцами Шамиль.

После падения Ахульго, Шамиль, как уже нам известно, спасся бегством и поселился с семьею в шатоевском иди шубутовском обществе, в урочище Гарашкиты. При нем находилось только семь преданных мюридов и конюх. По пути в Шубут имам виделся с Шуаиб-муллою и Джеват-ханом хунзахским, Тронутые цветистым рассказом о перенесенных им страданиях, они обещали ему полное сочувствие и содействие в будущем и советовали не падать духом, а надеяться на лучшие времена. ,,Не сокрушайся, Шамиль, о потере сподвижников — говорил Шуаиб — мы с Джеват-ханом ручаемся, что наберем тебе здесь три тысячи еще лучших!" Разбитый нравственно, оставленный всеми приверженцами в Дагестане, имам не мог не оценить первых почти со дня гибели Ахульго сочувственных слов; они оживили, ободрили его. Впоследствии, когда власть его утвердилась а Чечне, он вспомнил о Шуаиб-мулле и, в благодарность, назначил его мичиковским наибом.

На первых порах, сознавая свое бессилие, Шамиль жил как частный, ничего незначущий человек; но апатичное прозябание в сакле кунака Шабана не было по [274] душе энергичному и честолюбивому горцу; жажда власти не давала ему спокойно спать. Он начал зорко присматриваться к положению дел, а пока, в ожидании лучшего, принялся за приручение к себе гарашкитинцев. Скромная работа скучающего имама увенчалась неожиданными результатами: вскоре прикрашенные по горскому обычаю слухи о его уме, мудрых и справедливых решениях различных ссор и тяжб разнеслись по окрестностям. Шубутовцы толпами начали стекаться к Шамилю, прося гарашкитинского невольного отшельника научить их жить верою и правдою. Слава имама быстро росла и распространялась: чеченцам, находившимся под управлением русских приставов, приходилось невольно сопоставлять поведение Шамиля с действиями нашей администрации, а раз это было сделано — конечно, сравнение оказывалось далеко не в пользу последней. Тогда, доведенные нашею неумелостью и злоупотреблениями до крайности, чеченцы решили предложить имаму, как чужеземцу, стать во главе их вооруженного восстания.

Депутаты за депутатами от разных обществ малой Чечни начали являться к Шамилю, прося его приехать руководить ими. Хитрец-имам уклонялся от предложенной ему чести, говоря, что у него мало товарищей и что, наконец, все это ему ужасно надоело. Как он, конечно, и рассчитывал, этот категорический отказ вызвал новые усиленные просьбы, но Шамиль, зная непостоянный и своевольный характер народа, с которым приходилось ему иметь дело, упирался, и только после продолжительных переговоров, точно нехотя, согласился принять бразды правления над малою Чечнею. Дальновидный и предусмотрительный имам конечно не упустил при этом заручиться [275] торжественною присягою чеченцев повиноваться ему беспрекословно, а — главное — надежными аманатами из влиятельнейших семейств. Вызвав Ахверды-Магому, проживавшего в с. Конхидатль, в Технуцале, Шамиль вместе с ним, эскортируемый сильною партиею шубутовцев, отправился по малой Чечне и, посещая селение за селением, проповедывал шариат. Жители везде встречали его с восторгом: он видел у своих ног даже людей, получивших на нашей службе чины и ордена, а теперь просивших, как милости, его покровительства. Конечно, наши пристава были отвсюду изгнаны и затем все приказания начальства оставались гласом, вопиющим в пустыне.

8-го марта 1840-го гида генерал Пулло сделал первое, несколько разрушившее иллюзии Граббе донесение: он писал, что жители аргунского ущелья и ичкеринцы, с прекращением сообщений их с плоскостью доведенные до отчаяния голодом от недостатка хлеба, собираются напасть на плоскостных чеченцев, а между тем Шамиль в этот день уже появился в Урус-Мартане с значительною партиею. Имам задался мыслью распространить восстание от Назрана до Андии, а для того, чтобы мы ему в том не помешали, по возможности развлекать наше внимание. Усилив свое скопище окрестными жителями и приказав им скрыть свои семейства и имущество в близлежащих лесах, Шамиль чрез рр. Мартан, Гойту и с. Казах-Кичу достиг верховьев Сунжи без малейшего сопротивления. На его призывный клик вся малая Чечня и сунженские аулы ведения Владикавказского коменданта поднялись и стали вооружаться.

Получив об этом сведение, генерал-маиор Пулло, с 4-мя баталионами своего полка, 4-мя сотнями [276] линейных казаков, при 9-ти орудиях, выступил из кр. Грозной через с. Шавдон-Юрт и ханкальское ущелье для удержания чеченцев в повиновении. 13-го марта наш отряд достиг с. Ахшпатой-Гоита, а в это время Шамиль успел переправиться на левый берег Сунжи и, чрез Закан-Юрт, Кулары и Алхан-Юрт, двигался к Грозной, с целью привлечь наши войска снова к крепости, а самому, через с. Алды, пробраться в большую Чечню. Генерал Пулло быстро двинулся через гойтинский лес к с. Алды, наперерез неприятелю, который, узнав о нашем приближении, остановился в Алхан-Юрте. Взяв от алдинцев аманатов в знак покорности, Пулло сделал вид что идет к крепости, а между тем, в ночь переправился через Сунжу у Алхан-Юрта и к рассвету явился перед изумленными горцами. Осыпав скопище картечью из 9-ти орудий, начальник отряда двинул в штыки своих куринцев и опрокинул неприятеля. Казачьи сотни, под начальством командовавшего гребенским полком маиора Венеровского, горячо преследовали бегущих до Закан-Юрта и здесь, на переправе через Сунжу, нанесли им значительный урон. В наших руках осталось 27-мь тел ⁷ и один значок. Наша потеря заключалась в 7-ми раненых нижних чинах и 2-х убитых лошадях. Несмотря на поражение горцев, дело 14-го марта не имело никаких благоприятных последствий. Не далее как через неделю Шамиль прибыл в с. Маюртуп, начал снова собирать партию и забрасывать возмутительными воззваниями Аух, Салатау и Гумбет. Вслед за тем, усиленный шатоевцами, андийцами и ичкеринцами, [277] приведенными Хаджи-Магомет-эфендием, имам вновь внезапно устремляется к кр. Грозной.

Получив об этом известие, Пулло, находившийся в Герзель-ауле для приведения его в лучшее оборонительное состояние, в виду тревожного положения дел, оставил для обеспечения кумыков и качкалыковцев два небольших наблюдательных отряда у Герзель-аула и Умахан-Юрта, а сам, с 2-мя баталионами куринцев и частью казаков, при 4-х орудиях, в ночь на 27-е марта направился в с. Чуртугай; несмотря на форсированный переход, он успел прибыть туда лишь на другой день после полудня, а, между тем, конница Шамиля, с Ташовом-хаджи, с раннего утра уже хозяйничала в сунженской деревне в 5-ти верстах от крепости.

В то время, когда шамилево воинство грабило и жгло несчастное селище, другой наш отряд, под начальством полковника Цыклаурова, следовавший из Тепли-Кичу к Грозной, был уже в 6-ти верстах от места происшествия. Услышав пальбу и увидев густые клубы дыма, Цыклауров догадался в чем дело, тотчас пустил во весь карьер по дороге находившихся при нем 60 линейных казаков и милицию, с двумя конными орудиями, а сам с пехотою двинулся бегом вслед за кавалерией. Ташов-хаджи приготовился было нас встретить. Командовавший конными орудиями поручик Неелов, оставив позади прикрытие, лихо вынесся на другой берег Сунжи, и подскочив почти в упор, ударил в горские толпы картечью. Неприятель, не выдержав огня, бросился бежать, а ободренные прибытием войск жители деревни, вместе с казаками и милицией преследуя партию по пятам, успели отбить всю захваченную ею добычу. Шамиль [278] принял на себя бегущую конницу Ташов-хаджи и через Белгатой-Юрт и большой Чечень, 30-го марта перешел в Алды; предав по пути огню 11-ть чеченских аулов за остаток сочувствия к русским, а жителей выселив в горы.

Из с. Алды Шамиль передвинулся в Маюртуп, сделав конницею набеги к Гудермесу и к Герзель-аулу. В первом селении горцы наткнулись на баталион кабардинцев, при 2-х орудиях, но все-таки успели захватить 20-ть семейств, а во втором — едва не отбили войсковой табун, но были прогнаны баталионом апшеронцев.

Между тем, в Чечне распространился слух о взятии черкесами некоторых фортов на черноморской береговой линии; это, конечно, подействовало ободряющим образом на чеченцев и было как нельзя более на руку Шамилю. Расположившись в Маюртупе, он, для усиления своего скопища, обязал окрестные аулы не позже 10-ти дней выставить 1/3 вооруженных жителей. и намеревался вторгнуться в Аух, а между тем, пока окончит сборы, послал Ахверды-Магому в малую Чечню поднять окончательно верхние присуженские аулы. Для отвлечения нашего внимания в другую сторону и облегчения таким образом задачи Ахверды-Магомы, Ташов-хаджи и Шуаиб-мулла были направлены через качкалыковский хребет к нижнему течению Терека с поручением, угрожая кумыкской плоскости, разведать под рукою о настроении умов ауховцев и салатавцев.

Расчеты Шамиля отчасти удались: Пулло, расположив полковника Цыклаурова с баталионом пехоты и 1/2 сотнею казаков в Тепли-Кичу, сам, с 2-мя баталионами, 1 1/2 сотнями казаков, при 5-ти орудиях, стал [279] в Умахан-Юрте, наготове к движению в Герзель-аул ⁸. Таким образом, Ахверды-Магола мог, не опасаясь за свой тыл, смело действовать против слабого отряда генерал-маиора Лабынцева. 5-го апреля этот последний, узнав о предприятии Ахверды-Магомы, с 7-ю ротами пехоты ⁹, 1 1/2 сотнями казаков, при 2-х конных орудиях, выступил из Назрана вниз по левому берегу Ассы и, близь с. Шевалук, на противуположном берегу реки, заметил значительную партию чеченцев и карабулаков, занимавшую пологие высоты против аула. Оставив вагенбург под небольшим прикрытием, Лабынцев переправился и пустил в атаку казаков маиора Круковского ¹⁰, поддержав их ротою пехоты. Храбрый Круковской без выстрела понесся в шашки, опрокинул неприятеля и загнал его в лес. Отряд двинулся далее, но отойдя не более 4-х верст, у аула Чумулго, был встречен 4 т. скопищем, под предводительством Ахверды-Магомы. Кабардинцы тотчас пошли в штыки и разорвали неприятельские толпы надвое, но горцы, пользуясь своим численным превосходством, начали охватывать наши фланги. Лабынцев атаковал обе обходившие массы, опрокинул их, преследовал на значительное расстояние и на другой день удостоверился, что Ахверды-Магома не успел в своем намерении взять аманатов от жителей берегов Ассы.

Действия неприятеля на другой оконечности левого фланга линии также не были удачнее. 5-го апреля, под [280] вечер, Шуаиб-мулла с 3 т. партией атаковал в 10-ти верстах от старого Аксая транспорт с строевым лесом, шедший из с. Кошкельды в Герзель-аул, под прикрытием 2-го баталиона апшеронцев, с 2-мя орудиями. Начальник команды капитан Лысенко, устроив вагенбург, защищался до прибытия 3-х рот 1-го баталиона того же полка, под командою подполковника Вагнера, а тогда, не смотря на отчаянные натиски горцев, благополучно отступил к Герзель-аулу. Дело было горячее, продолжалось около четырех часов и стоило апшеронцам 4-х убитых и 24 раненых нижних чинов. Неприятель отошел за Качкалык, успев сжечь лежавшие по хребту аулы Кошкельды, Алер-аул, Ноимберды и Ойсунгур. Последовавшая затем пауза была очень непродолжительна: к половине апреля Шамиль расположил 3 т. скопище в Аку-Юрте и Бачин-Юрте, на линии р. Гонсол, и лишь поджидал Ахверды-Магому, еще не вернувшегося с верховьев Сунжи, чтобы вторгнуться в Аух.

Таким образом, успешно агитируя в большой и малой Чечне, имам не переставал тревожить наши пределы набегами больших и малых партий по всем направлениям. Партии эти, по принятой с этих пор Шамилем системе действий, почти всегда успевали уклониться от открытого боя с нашими войсками, благодаря изумительной скорости передвижений. Наши отряды просто выбивались из сил гоняясь за ними; так напр., Пулло в самое горячее время принужден был оставаться неподвижно в Умахан-Юрте вследствие сильного изнурения людей и строевых лошадей. Все благоприятствовало Шамилю и он не упустил захватить инициативу действий в свои руки.

Как ни плохо пошли наши дела в Чечне, но в [281] начале марта, когда имам делал первые, неуверенные еще, шаги. все можно было поправить, если бы Граббе лично, с свойственною ему энергиею, взялся за дело, собрал отряд, вырвал с корнем зачатки мятежа и устранил причины недовольства чеченцев, обусловленные злоупотреблениями наших приставов. Но теперь, в апреле, когда власть имама достаточно уже окрепла — пытаться изменить ход событий было поздно. Не смотря на это, и все еще не веря, чтобы горцы могли так скоро очнуться от ударов 1839-го года, Граббе спокойно проживал в Ставрополе, а затем в Пятигорске, отправив вместо себя на левый фланг, командовать чеченским отрядом, в виду грозных событий собираемым раньше назначенного срока, начальника 20-й пехотной дивизии, генерал-лейтенанта Галафеева. Вероятно этот последний вполне разделял фатальный оптимизм своего начальника, так как, прибыв в Грозную 10-го апреля и ознакомившись воочию с серьезным положением дел в крае, не счел возможным поступиться даже буквою предположения о действиях па левом фланге в 1840-м году, а оно, как мы уже знаем, было построено на условии полнейшего спокойствия Чечни и, следовательно, вовсе не соответствовало новой тревожной обстановке! Генерал Галафеев тотчас сделал распоряжение о сборе чеченского отряда. Генералу Пулло было приказано двигаться в Грозную, оставив для наблюдения 2 баталиона апшеронцев, с частью казаков, при нескольких орудиях, в новом Аксае, а баталион куринцев — в Умахан-Юрте. Возвращение Пулло было вызвано необходимостью дать отдых его отряду, люди которого, выступив в поход чуть ли не по тревоге были в отчаянном положении: много больных, а здоровые — почти все без белья и сапог. [282] Казачьи лошади также еле волочили ноги и в большом числе падали от изнурения и бескормицы.

К 10-му апреля собрались почти все войска, назначенные в состав чеченского отряда: в кр. Грозной стояли 3 1/2 баталиона куринского полка, 2 орудия батареи № 8-го 20-й артиллерийской бригады, 4 орудия конно-казачьей № 12-го батареи и 1/2 сотни казаков моздокского полка; в Умахан-Юрте — один баталион куринцев и 60 казаков гребенского полка, с 3-мя орудиями батареи № 8-го 20-й артиллерийской бригады; в Таш-Кичу — рота кавказского линейного № 10-го баталиона; в кр. Внезапной — две роты того же баталиона и в Герзель-ауле — 2 баталиона апшеронского полка, рота линейного № 10-го баталиона, 40 казаков моздокского полка и сотня милиции, при 6-ти орудиях резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады. Тем временем, лазутчики доставили подробные сведения о грандиозных замыслах Шамиля; оказывалось, что он не ограничивал своих предприятий одним Аухом, а хотел оттуда, через Салатау, пройти в Гумбет и, усилив свое скопище насчет этих трех обществ, вместе с Магомет-ханом, внуком казикумухского Сурхай-хана, бежавшего в 1837-м году в Турцию, поднять Казикумух, а в случае возможности и дербентскую провинцию. Как ни казались неправдоподобными все эти слухи ¹¹, но тем не менее они, а также обнаружившиеся происки Шамиля в Дидо, заставили удержать на лезгинской линии 3-й баталион князя Варшавского полка, назначенный в состав чеченского отряда. Что же касается левого фланга, то все принятые там на всякий случай [283] меры заключались в том, что 3-й баталион апшеронского полка был направлен на Ярыксу и расположен на плоскости, близь дорог из кр. Внезапной в Таш-Кичу и Герзель-аул, а баталион куринцев, находившийся в Умахан-Юрте, усилен еще 3-м баталионом того же полка, при 2-х орудиях № 8-го батареи 20-й артиллерийской бригады, под общим начальством маиора Витторта, которому было приказано следить за всеми движениями неприятеля.

Миссия Витторта продолжалась недолго. 14-го апреля Шамиль из Аку-Юрта перешел в с. Кишень-Аух, где был принят с распростертыми объятиями. В то же время Ахверды-Магома занял с. Хизир-Гойта, в 20-ти верстах от Грозной. и его мелкие партии появились на Сунже, а Ташов-хаджи подступил к Внезапной, но отбитый орудийным огнем, отошел к Акташ-Ауху и занялся истреблением тех ауховских селений, которые еще колебались передаться Шамилю. Между тем последний, присоединив к себе часть вооруженных ауховцев, перешел к мичиковцам, для понуждения их к скорейшему окончанию полевых работ. Вскоре имам распустил свое скопище и с двумя сотнями отборных мюридов свободно разгуливал по мичиковским и ичкеринским аулам; мы не делали ему никакой помехи, несмотря на то, что к этому времени в кр. Внезапную прибыли последние части, назначенные в состав отряда (4-й баталион мингрельского и 1-й и 2-й баталионы князя Варшавского полков, при 4-х орудиях); вместо того, чтобы воспользоваться сбором значительных сил ¹² для [284] решительных действий, генерал Галафеев, выслав, на р. Ярыксу, для наблюдение за ауховцами, полковника барона Врангеля с двумя баталионами его полка, при взводе орудий, сам с третьими баталионами апшеронского и куринского полков выступил к Герзель-аулу, где с 19-го апреля уже было приступлено к заготовке строительных материалов.

Видя, что чеченский отряд почти в полном составе прикован к валам герзель-аульского укрепления, Шамиль снова послал Ташов-хаджи в Аух и ауховцы начали волноваться в виду отряда. Едва успев осмотреться и сделать предварительные распоряжения по возведению укрепления. генерал Галафеев, выслав на путь отступления неприятеля, к Горячеводской станице, 2-й баталион апшеронцев, 1/2 сотню казаков и осетинскую милицию, при 2-х орудиях, спешно поднялся в Аух. 27-го апреля он выступил на Ярыксу и, присоединив к себе отряд барона Врангеля, 1-го мая двинулся к с. Кишень-Аух с 5-ю баталионами пехоты, 2-мя сотнями казаков и милицией, при 10-ти орудиях.

Еще во время расположения у Ярыксу, на окрестных высотах начали показываться сильные неприятельские разъезды, когда же отряд подошел к Кишень-Ауху, то был встречен всею партиею Ташов-хаджи, засевшею в саклях селения и устроенных по флангам его завалах. Подпустив наши войска на верный ружейный выстрел, неприятель открыл [285] убийственный огонь; в ответ на это загремели с фронта наши орудия. Прикрыв артиллерию по флангам 3-м баталионом куринцев и двумя ротами князя Варшавского полка, генерал Галафеев двинул в охват левого фланга противника штурмовую колонну из вторых баталионов куринского и князя Варшавского полков, со всеми казаками, при 2-х горных орудиях, под командою полковника барона Врангеля. Заметив угрожающее движение барона Врангеля, скопище не дождалось атаки, и, отстреливаясь, начало отступать. Начальник отряда не преследовал Ташов-хаджи и, ограничившись занятием Кишень-Ауха, расположил войска лагерем близь селения. Наша потеря состояла из 6-ти раненых нижних чинов.

Ночью кишень-ауховцы явились с повинною и с изъявлением покорности; но к утру оказалось, что они желали лишь выиграть время: аул был пуст, следовательно происки Ташов-хаджи нашли благодарную почву. Уничтожив сады и предав сакли огню, отряд 2-го мая двинулся далее к Акташ-Ауху. При переходе вброд р. Ярыксу, когда да левом берегу оставался лишь арьергард из 2-го баталиона куринского полка, последний был атакован всеми силами Ташов-хаджи, подкрепленного мичиковцами и ичкеринцами. Куринцам, охваченным с трех сторон превосходными в числе толпами горцев, пришлось плохо, и только благодаря огню артиллерии, снявшейся с передков на правом берегу, им удалось благополучно присоединиться к отряду, с потерею 10-ти нижних чинов убитых, 2-х без вести пропавших и 4-х штаб и обер-офицеров ¹³ и 48-ми нижних чинов ранеными. [280]

Сведения о новых сборах в малой Чечне заставили генерала Галафеева отказаться от предположенного им движения к с. Дылым и возвратиться к Герзель-аулу. 3-го мая, с рассветом, отряд выступил к кр. Внезапной. Горцы не замедлили явиться проводить нас, и в боковых цепях затрещала перестрелка, не прекращавшаяся почти на целом переходе. Несколько раз неприятель бросался в шашки, но отряд, отгрызаясь, продолжал свой путь, потеряв всего 2-х убитых и 5-ть раненых нижних чинов. Два баталиона князя Варшавского полка по-прежнему остались на Ярыксу и расположились лагерем близь крепости, остальные же войска 5-го мая тронулись к Герзель-аулу,

Пасмурный, туманный день уже склонялся к вечеру, когда авангард, пройдя через Ярыксу, вступил в лагерь при Герзель-ауле; вдруг, слева, из глубокой балки у разрушенной мечети старого Аксая, вынеслась шестисотенная конная партия и с гиком, без выстрела, врубилась в середину походной колонны, где двигались вьюки. Такая неслыханная дерзость поразила всех; произошла суматоха, и пока прошел момент общего оцепенения, 11-ть изрубленных трупов обозных уже валялись на земле. Но горцам пришлось жестоко поплатиться за эту бесспорно лихую и несколько сконфузившую нас атаку: расстреливаемая в упор пехотою, партия отскочила назад; тогда линейные казаки не дали ей опомниться, врезались в толпу и, опрокинув ее, понеслись по ее пятам, устилая путь преследования трупами. Одновременно, правее, другая, менее сильная партия горцев бросилась на выгнанный для пастьбы отрядный табун; ей посчастливилось отбить 28-мь артиллерийских лошадей и ускользнуть вполне [287] благополучно. По справкам оказалось, что обе партии, встретившие нас сюрпризом у палаток герзель-аульского лагеря, были не менее нас озадачены: решившись воспользоваться отбытием генерала Галафеева в Аух и угнать наш табун, оне нежданно-негаданно наткнулись на чеченский отряд в полном его составе. По возвращении из экспедиции отряд приступил к крепостным работам.

О намерениях Шамиля ходили самые разноречивые слухи: одни говорили, что он пойдет к Владикавказу, по приглашению прибывших к нему на поклон цоринцев, галгаевцев и карабулаков, а Ташов-хаджи, Шуаиб-муллу и Джеват-хана пошлет для диверсии на кумыкскую плоскость; другие — что все шамилево воинство обрушится на Черкей. В виду этого, Галафеев начал торопить крепостные работы и счел нужным усилить грозненский гарнизон 1-м баталионом куринцев из Умахан-Юрта, на место же его выслал из Герзель-аула 3-й баталион того же полка, 1/2 сотню казаков, при 2-х орудиях и 2-х мортирках, под командою маиора Пулло. А между тем имам, довольный что сбил нас с толку и убежденный, что чеченский отряд никуда не тронется с места, распустил в десятых числах мая большую часть своих партий на две недели, для полевых работ, и сам вернулся в аргунское ущелье к своему семейству. 20-го мая Шамиль снова собирает и приводит в движение свои скопища. 23-го мая Ахверды-Магома и Джеват-хан уже были на пути к Назрану. В это время подполковник Нестеров, командовавший наблюдательным отрядом ¹⁴ между рр. Ассою и Сунжей, расположился у с. [288] Гажир-Юрт для защиты полевых работ мирных жителей от набегов мелких партий восставших галгаевцев, карабулаков и цоринцев. Перед рассветом 24-го мая, разъезды дали знать в лагерь о движении по полугоре, в 5-6 верстах от нашего расположения, значительной партии. Предполагая, что горцы намерены возмутить и тех немногих жителей с. Яндырки, которые еще оставались на местах, Нестеров направил наперерез скопищу три роты 2-го баталиона тифлисского полка, с маиором Петриевым. Но когда рассвело и туман рассеялся, оказалось, что перед нами были все силы Ахверды-Магомы и Джеват-хана, доходившие до 4000 пеших и 1500 конных. Тогда начальник отряда послал Петриеву приказание остановиться, соединился с ним и нагнал неприятеля у с. малой Яндырки. Между тем, у горцев уже шла перестрелка. Оказалось, что следом за скопищем шел штабс-капитан Сташевич, высланный накануне с 2-мя ротами тифлисских егерей в Ахчи-Юрт, на подкрепление отряду подполковника Рихтера ¹⁵, и присоединившийся к тифлисцам на пути назрановский пристав сотник Мистулов, с своею милициею. По прибытии Нестерова, перестрелка перешла в упорный бой, продолжавшийся до самых сумерек. Благодаря огромному численному превосходству неприятеля, наш отряд был окружен со всех сторон. Особенно ожесточенная схватка шла за обладание высотою, лежавшей правее аула; она три раза переходила из рук в [289] руки и наконец осталась за нами. Последние два часа у нас было введено в дело все, до последнего солдата — даже обоз остался без прикрытия; артиллерия расстреляла все свои снаряды: положение отряда становилось критическим. Оставалось одно — пробиться штыками или пасть со славою в неравном бою. Нестеров так и сделал: он бросился в атаку всеми силами и, отбросив неприятеля, заставил его отступить на гору, находившуюся в тылу, оставив в наших руках 30-ть тел и два значка.

Бой стих. Опасаясь, чтобы Ахверды-Магома, выставив против отряда заслон из пехоты, не ударил ему в тыл с конницею, подполковник Нестеров ночью отошел к Назрану, чтобы, оставив в укреплении стеснявший его обоз, действовать на тыл скопища, если бы оно вздумало пойти к Владикавказу. На этот случай подполковнику Рихтеру было приказано также приблизиться к Владикавказу.

Наша потеря в деле заключалась в 1-м обер-офицере ¹⁶ и 3-х рядовых убитых, 37-ми нижних чинах раненых и 12-ти убылых лошадях; движение же к Назрану произведено без выстрела. Ахверды-Магома, понеся в бою большой урон, не преследовал нас, но и не ушел, а начал агитировать в пользу Шамиля, щедро рассылая как его, так и свои послания ¹⁷. Результатами пребывания Ахверды-Магомы и Джеват-хана близь Назрана было полное отложение галашевцев и карабулаков, живших по рекам Ассе, Сунже и Фортанге, и зачатки волнения у ингушей. [290]

Пока Ахверды-Магома и Джеват-хан волновали население восточной части владикавказского округа, в Чечне продолжались сборы. Ташов-хаджи и Шуаиб-мулла стояли на Мичике, у Баташ-Юрта, и ожидали только 500 человек в подкрепление, чтобы снова обрушиться на кумыкскую плоскость; сам же Шамиль в первых числах июня выступил к р. Камбилеевке, на поддержку Ахверды-Магоме, с целью возмутить все еще остававшихся нам верными ингушей. Вероятно имам успел бы в этом, если бы ему не помешало одно совершенно случайное обстоятельство.

Прибыв в селение Гу, акинского общества, и встреченный сочувственно, Шамиль предложил жителям принять шариат и помочь ему освободить страну от притеснений русских, которые хотят обратить свободных магометан в своих рабов, а мечети их — в свои церкви. Речь имама вызвала раскол в среде жителей: одни соглашались на его предложение, а другие завязали драку с вступавшими уже в селение мюридами. Кроткими словами имам восстановил порядок и спокойствие, расположился в деревне, и узнав, что у [291] одного из жителей, Губиша Какиева, находятся два захваченных им в плен шатоевца, потребовал их выдачи. На категорическое требование последовал не менее категорический отказ со стороны Губиша н двух его братьев. Избалованный раболепною покорностью в Чечне, имам вспылил и приказал, схватив Губиша, выколоть ему правый глаз. Приведение в исполнение этого приговора стоило больших хлопот: провинившийся перед грозным имамом акинец был так силен, что с ним едва справились несколько дюжих мюридов. После долгой борьбы, Губиша удалось опрокинуть на землю и совершить над ним страшную операцию; затем, завязав несчастному глазную впадину платком, мюриды втолкнули его в саклю, смежную с домом, занятым имамом. Гнев Шамиля не ограничился одною жертвою: два младшие брата Губиша, бросившиеся было его защищать, были убиты, а вся его семья, из 8-ми душ. заперта в своей сакле и заживо сожжена.

Ночью, когда в ауле все успокоилось, Губиш ухитрился каким-то образом освободиться от скручивавших его веревок, тихо вытащил у одного из спящих караульных кинжал и направился к сакле, занятой изувечившим его пришельцем; и здесь караул спал не менее исправно, чем сам владыка правоверных. Бросившись на спящего Шамиля, Губиш ударил его кинжалом в руку. Имам быстро вскочил с постели, схватился с Губишем, но получил еще две раны в руку и в бок. Вероятно разъяренный Губиш покончил бы с Шамилем и избавил нас в будущем от больших хлопот, если бы в эту критическую минуту, на крик и шум, не прибежали спавшие в сенях мюриды. Первым [292] вбежал кунак имама, гарашкитинец Шабан, но тотчас упал с проколотым животом, вторым — дзумсоец Мааш, смертельно раненый; наконец остальные, сразу накинувшись на Губиша, отрубили ему правую руку вместе с кинжалом, а затем прикололи.

Во время происходившей в сакле драмы, недовольная часть местных жителей, полагая, что Шамиль убит, напала на мюридов; тогда он через силу вышел, поддерживаемый под руки, и все смирилось. Через несколько дней, немного оправившись, Шамиль отправился в Гарашкиты, где пролежал около трех недель, леча раны. Прикованный к постели, слабый физически, но бодрый духом Шамиль не хотел допустить распространения в народе преувеличенных слухов об угрожавшей его жизни опасности, а потому не переставал распоряжаться. Ахверды-Магоме было приказано энергически продолжать операции против Назрана, а Ташов-хаджи — двинуться на кумыкскую плоскость.

Став у входа в галашевское ущелье, Ахверды-Магома выжидал благоприятного момента для нападение на Назран, а между тем едва не успел выселить назрановских ингушей в кабардинский лес; этому помешала высылка владикавказским комендантом небольшой колонны и движение из Грозной полковника Фрейтага, присоединившего к себе и сунженский отряд и располагавшего таким образом 4-мя баталионами пехоты, 350 казаками и 80 милиционерами, при 10-ти легких орудиях. Узнав о принятых нами мерах, шамилевский предводитель поспешил распустить местных чеченцев и оставил при себе лишь 200 человек, предполагая, что слух об этом заставит Фрейтага вернуться домой. Но командир куринского полка не [293] ограничился впечатлением, произведенным его выступлением, и 12-го июня двинулся к р. Ассе, с целью проникнуть в галашевское ущелье и наказать отложившиеся аулы. Селения у входа в ущелье были брошены жителями и нами сожжены, аул же Гажир-Юрт оказался обитаемым; жители его очевидно не ожидали такого быстрого появления войск, и в виду отряда начали отправлять все свое имущество в близлежащий лес. Наперерыв им были посланы казаки; они отбили часть рогатого скота и домашнего скарба и, по приказанию Фрейтага, зажгли аул. Убедившись, что слух о роспуске Ахверды-Магомой его партии справедлив, командир куринского полка вернулся в Грозную, направив сунженский отряд к Назрану. Обрадованный Ахверды-Магома вернулся было снова к мысли попытать счастья у Назрана, но на его призыв откликнулись лишь весьма немногие местные жители, так что он не мог и думать бороться даже с слабым сунженским отрядом подполковника Рихтера. Ташов-хаджи, на другом конце левого фланга, действовал удачнее своего сотоварища: получив приказание имама, он, через Буртунай и Хубар, перешел в с. Миатлы, где жители встретили его без всякого сопротивления. Отсюда он выслал несколько небольших партий на кумыкскую плоскость, где оне сожгли сс. Балтугай и Зурамакент.

Появление Ташов-хаджи в Миатлы и скорый переход к нему жителей некоторых аулов, заставили генерала Галафеева опасаться за спокойствие в горах северного Дагестана, где уже отозвалось волнение Чечни; поэтому он счел нужным двинуться в Салатавию, для восстановления порядка и успокоения умов. Движение это оголяло на время кумыкскую плоскость, но Галафеев [294] игнорировал это обстоятельство в виду благоприятного для нас хода дел в Чечне. Лазутчики говорили, что многие чеченцы, недовольные строгим шариатом Шамиля и казнями, обнаруживают желание отстать от него: при этом нам было известно, что Ташов-хаджи и Джеват-хан имели около себя только горсть мюридов, а сам Шамиль, за ранами, не мог сесть на коня. К тому же, герзель-аульское укрепление было в таком уже состоянии, что могло быть предоставлено собственной защите.

17-го июня генерал Галафеев, с 1-м баталионом апшеронского, 1-м и 2-м баталионами князя Варшавского, 4-м баталионом мингрельского полков, двумя ротами сапер, 130-ю казаками, при 8-ми легких и 2-х горных орудиях, выступил в кр. Внезапную. Для обороны герзель-аульского укрепления и необходимых в нем работ, а также для поддержки ближайших кумыкских селений в случае надобности, были оставлены 2-й и 3-й баталионы апшеронцев, с 1/2 сотнею казаков, при 4-х орудиях; из них две роты, до возвращения отряда, должны были занимать Энгель-Юрт, самое ближайшее к неприятелю и более открытое кумыкское селение. По пути получено было сведение, что Ташов-хаджи, узнав о выступлении Галафеева, поспешно ушел в Юрт-Аух, а оттуда в Ичкерию, но, тем не менее, движение продолжалась. В тот же день войска прибыли к Внезапной, а 18-го — к миатлинской переправе и расположились лагерем на левом берегу Сулака. Еще на дороге, к Галафееву явились несколько миатлинцев, оставшихся нам верными и во время набега Ташов-хаджи укрывшихся с семьями в укреплении, на правом берегу. Им было объявлено, что дома и сады прочих их односельцев будут [295] уничтожены, если они тотчас не возвратятся в селение. По расследовании оказалось, что большая часть миатлинцев не укрылась в укреплении вследствие заверений муллы, что Ташов-хаджи не придет в их аул. Поэтому, ограничившись взятием новых 3-х аманатов, 16-ти штук рогатого скота на порции войскам, и уничтожением домов и садов двух жителей, бежавших с Ташов-хаджи, Галафеев объявил миатлинцам прощение, но предупредил, что на будущее время подобное поведение будет сочтено изменою и повлечет за собою беспощадное наказание. Снисхождение оказанное миатлинцам произвело благоприятное действие и на другие салатавские аулы, в которых успел побывать Ташов-хаджи. Старшины се. Гертме, Хубар, Инчхе, Гуни и Дылым приезжали в лагерь с повинною, представили аманатов и — в виде штрафа — скот.

Принимая во внимание, что не было ни сил, ни времени вдаваться в горы для решительных действий против Буртуная отнесшегося в высшей степени сочувственно к Ташов-хаджи, генерал Галафеев решил отложить наказание селения до более благоприятной минуты. 20-го июня отряд выступил и, через сс. Инчхе, Зурамакент и кр. Внезапную, вернулся 24-го числа в Герзель-аул, оставив временно в Внезапной две роты апшеронцев, с одним казачьим орудием, для прикрытия полевых работ жителей деревни Андреевой; по окончании уборки хлеба оне должны были сменить в Энгель-Юрте две свои же роты, с орудием, для присоединения последних к чеченскому отряду.

По возвращении в Герзель-аул, генерал Галафеев нашел предписание генерал-адъютанта Граббе, предлагавшего ему немедленно приступить к энергическим действиям, и не ограничиваться лишь поданием [296] помощи покорным аулам при набегах возмутившихся чеченцев. Приходилось начать военные действия, тем более, что и хлеба на плоскости уже созревали, и герзель-аульское укрепление было готово, и, наконец, возведение укрепление при Черкее было отменено. Оставишь в Герзель-ауле 2-й и 3-й баталионы апшеронского полка, 50 казаков и 4 орудия, под командою полковника Огиевского, и выделив в Шуру, взамен 3-го баталиона князя Варшавского полка, отозванного в Закавказье, две роты апшеронцев же, генерал-лейтенант Галафеев, с остальными войсками ¹⁸, выступил 25-го числа на Умахан-Юрт, с целью произвести экспедицию в малую Чечню. Присоединив к себе здесь 3-й баталион куринцев, с 50-ю казаками, при 5-ти орудиях, и, оставив для охранения полевых работ жителей 2 роты апшеронцев, с одним казачьим орудием, отряд приступил к переправе, которая оказалась весьма затруднительною, вследствие половодья Сунжи от продолжительных дождей. Через 1 1/2 суток войска переправились, двинулись через Мичик-Юрт и Кули-Юрт и 29-го июня прибыли в кр Грозную.

Еще на дороге, было получено донесение полковника Фрейтага, что огромная неприятельская партия, переправившись в ночь с 26-го на 27-е через Сунжу у Казах-Кичу, увлекла с собою жителей надтеречных аулов Эмансуловского, Бено-Юрта, Мундарова, Кагермана, Ногай-Мурза-Юрта, Межи-Юрта и Кожака — это была работа Ахверды-Магомы. Дав войскам четырехчасовой отдых и соединив у себя 3 баталиона куринцев, под командою полкового командира, Галафеев 30-го июня [297] выступил к Казах-Кичу, чтобы преградить путь выселявшимся жителям, если они еще не успели переправиться через Сунжу и, главное, наказать присунженские аулы за участие в набеге на Терек.

Предав огню попутные аулы: Алхан-Юрт — где пришлось брать с боя воду для пищи и питья — малые и большие Кулары, Закан-Юрт и Галай-Юрт, отряд 1-го июля приближался по прибрежной дороге к Казах-Кичу. Селение нижние и верхние Самашки оказались занятыми значительной партией и нам пришлось проложить себе путь оружием. Полковники — барон Врангель, с 1-м и 2-м баталионами князя Варшавского полка, при 4-х орудиях, и Фрейтаг, с 2-м и 3-м баталионами куринцев и 40 казаками, при 4-х орудиях, обстреляв обе деревни, мигом выбили горцев, с потерею всего 8 нижних чинов ранеными и 1-й убитой лошади, и подожгли сакли. Отряд беспрепятственно прибыл в Казах-Кичу ¹⁹, но, потеряв время у Самашек, не успел перехватить переселенцев; заставив нас провозиться с высланным им боковым отрядом, Ахверды-Магома благополучно, перед нашими глазами, ушел за Сунжу. Нам оставалась вторая часть поставленной себе Галафеевым задачи: наказать присунженцев. С этою целью, при обратном движении в Грозную 2-го июля, войска, следуя широким фронтом по сторонам дороги, вытоптали все поля, на расстоянии 30-ти верст, по левую сторону Сунжи. В 35-ти верстах от Грозной встретил отряд [298] флигель-адъютант полковник князь Белосельский-Белозерский, командированный еще из Умахан-Юрта в станицу Наурскую, для ускорения следование двух донских казачьих полков, назначенных в состав чеченского отряда. Один из этих полков № 39-го — он отправил на кумыкскую плоскость, в виду сборов неприятельских партий в Мичик-Юрте, а полк № 37-го привел с собою. Эти лишние 800 коней оказались весьма кстати для истребления чеченских посевов.

2-го июля, поздно вечером, войска расположились лагерем на левом берегу Сунжи у кр. Грозной, но недолго пришлось им отдыхать. Лазутчики дали знать, что Шамиль, с огромным скопищем, направился в Салатау, для действий против Черкея: в виду этого, Галафеев решил не откладывая двинуться в малую Чечню, рассчитывая этим отвлечь чеченцев из партий имама, для защиты их семейств и имущества. С этою целью, отряд из 2-х баталионов князя Варшавского, баталиона мингрельского, 3-х баталионов куринского полков, 2-х рот сапер, одной сотни моздокского казачьего полка ²⁰, донских №№ 37-го и 39-го полков, при 8-ми легких и шести горных орудиях, с 10-ти дневным провиантом, выступил 6-го июля из лагеря, с рассветом перешел мост на Сунже, и, через ханкальское ущелье, направился на с. большой Чечень. После незначительной перестрелки селение это было занято, сожжено, а окрестные поля вытоптаны кавалерией. На следующий день войска, при постоянной перестрелке с незначительными партиями чеченцев ²¹, чрез большую Атагу, довольно рано перешли к с. [299] Чахкери, но далее двигаться не могли, вследствие крайнего утомления кавалерии, все время шедшей целиком, для уничтожения хлебов. 8-го июля отряд выступил к гойтинскому лесу. В авангарде шли линейные казаки, часть сапер, 4-й баталион мингрельцев и 2-й баталион куринцев, при 6-ти орудиях, в главной колонне, в прикрытии обоза — 1-й и 3-й баталионы куринского полка и сотня донских казаков, при 2-х орудиях, и в арьергарде — 2 баталиона князя Варшавского полка, две сотни донских казаков и 6-ть орудий. Вся остальная кавалерия следовала правее главных сил, где для ее действий представлялась удобная местность. Авангардом и главными силами командовал полковник Фрейтаг, арьергардом — полковник барон Врангель, а кавалерийскою колонною — флигель-адъютант князь Белосельский-Белозерский. С началом нашего движения, толпы горцев высыпали из леса н начали было беспокоить левую цепь главных сил, но были прогнаны атакою 3-х донских сотен князя Белосельского. Попутное селение Ахшпатой-Гойта, находившееся у самой опушки, также оказалось занятым неприятелем и было очищено штыками двух рот мингрельских егерей капитана Грекулова, а затем сожжено. Обстреливая лес, авангард уже беспрепятственно двигался далее и подошел к канаве, перерезывавшей лес, мост на которой оказался разрушенным. Пустая перестрелка в боковых цепях и совершенная тишина впереди не давали повода подозревать присутствие неприятеля на нашем дальнейшем пути; поэтому войска спокойно стягивались к канаве для привала, а саперы, составив ружья и сняв амуницию, взялись за топоры и лопаты — как вдруг, слева, внезапно грянул залп. [300] Не ожидая приказаний, наши молодцы-артиллеристы послали на дымок картечь из всех орудий, но горцы продолжали стрелять. Это навело Фрейтага на мысль, что мы имеем дело с прочными завалами, а проверить это вызвался адъютант военного министра л.-гв. конной артиллерии поручик граф Штакельберг. После нового залпа картечью из 6-ти орудий, он в карьер подскакал к лесу и окинул взглядом расположение горцев и, на раненом коне, благополучно вернулся с докладом. Оказалось, что наша картечь недействительна против чеченских завалов, сложенных сложенных из деревьев в аршин и более в диаметре; оставалось одно средство — штыки. Две роты 2-го баталиона куринского полка, поддержанные своим 3-м баталионом, после короткого рукопашного боя взяли завалы и весь отряд, по устроенному уже саперами мосту, вышел из леса и расположился на отдых у с. Чонгурой-Юрт. Приказав сжечь селение и выслав вперед князя Белосельского, с двумя донскими полками и взводом казачьих орудий, для уничтожения посевов, генерал Галафеев сам двинулся вслед за ним и расположился на дневку у с. Урус-Мартан. Наша потеря в этот день заключалась в 20-ти раненых и 1-м контуженом нижних чинах и 11-ти выбывших лошадях. Во время дневки, небольшими колоннами уничтожены селения Урус-Мартан и Таиб и произведена фуражировка, под прикрытием баталиона куринцев, 2-х сотен донцов, при 2-х орудиях, между первою из названных деревень и Гажи-Рошней. В последнем случае не обошлось без перестрелки: засевших в балке чеченцев пришлось выжить атакою донских сотен, молодецки ударивших в пики. Наша потеря за целый день 9-го июля состояла из 1-го [301] обер-офицера ²² и 6 нижних чинов убитых, 13-ти нижних чинов раненых и 1-го обер-офицера ²³ и 3-х рядовых легко контуженых. Лошадей убыло 11-ть.

Между тем, навстречу отряду уже собирались значительные партии неприятеля и ночью наш лагерь два раза обстреливался, без всякого, впрочем, для нас вреда. 10-го июля, при не прекращавшейся перестрелке, наши войска двинулись к с, Гехи, истребляя по пути аулы Чурек-Рошня, Пешхой-Рошня и Гажи-Рошня, с их посевами. Прибыв в Гехи, отряд сжег и его и вытоптав посевы расположился на ночлег. Горцы и ночью не оставляли нас в покое: несколько раз они подползали к лагерю, но были открываемы секретами и прогоняемы ²⁴. На другой день, с рассветом, выслав вперед 8-мь сотен донских казаков, с полковником князем Белосельским, генерал Галафеев направился к гехинскому лесу. В авангарде, под командою полковника Фрейтага шли куринцы, две роты сапер, все линейные казаки и сотня донцов, при 4-х орудиях. Обоз прикрывал баталион мингрельцев капитана Грекулова, имея при себе две горных мортирки, а в боковых цепях по одному горному орудию, арьергард же составляли два баталиона графцев, с сотней донцов и 4-мя орудиями, под командой полковника барона Врангеля. По приближении к лесу в авангард было выслано еще два конных орудуя, кавалерия же убрана частью в прикрытие обоза, частью же в арьергард. Сначала неприятель нигде не показывался, [302] но когда авангард углубился в чащу, по левой цепи сделано было несколько выстрелов. Две-три гранаты заставили горцев прекратить огонь, но все же Фрейтаг, опасаясь засады, послал маиора Бабина с двумя баталионами своих куринцев — очистить лес и оставаться там пока не пройдет обоз.

Бойким шагом двинулись егеря, но едва передние роты подошли к тому месту, откуда раздались выстрелы, как лес мгновенно ожил: затрещал беглый огонь и перед куринцами ясно обозначились ряды завалов. Первый наш натиск не был удачен: головным частям оказалось не под силу выбить упорно защищавшихся чеченцев; но когда подоспели все роты, вторично загремело "ура" и, через минуту, наши штыки засверкали на завалах. Вскоре на подмогу подошел третий куринский баталион, но уже опоздал: дело было кончено. Благодаря егерям, обоз благополучно прошел лес. С приближением арьергарда чеченцы оставили совсем в покое куринцев и всеми силами набросились на барона Врангеля. Графцы были окружены со всех сторон: натиск следовал за натиском; бой кипел с редким ожесточением. Положение арьергарда становилось серьезным; ускорить движение было невозможно — и без того едва успевали подбирать раненых, долго задерживаться на месте - опасно, могли отрезать от главных сил. В эту критическую минуту подоспел баталион куринцев, посланный Фрейтагом на выручку; с его поддержкою окровавленные графцы дебушировали, наконец, из леса. Чеченцы бросились было последний раз в шашки, но встреченные картечью и беглым огнем, быстро исчезли в лесу. Когда войска стянулись на поляне, отряд принял прежний походно-боевой порядок и двинулся далее. [303]

Впереди виднелся новый лес, клиньями с обеих сторон подходивший к дороге. Речка Валерик ²⁵, протекая по самой его опушке в глубоких, совершенно отвесных берегах, пересекала дорогу перпендикулярно; правый, наш — берег более открыт, левый же — сплошь окаймлен густым лесом, прорубленным лишь около самой дороги на ружейный выстрел в обе стороны, еще во время зимних экспедиций генерала Пулло — нашими теперешними врагами — чеченцами. Короче, открывшаяся перед глазами отряда местность представляла как бы бастионный фронт, с глубоким водяным рвом. Подойдя на верный выстрел, артиллерия авангарда снялась с передков и начала осыпать картечью опушку; в ответ ни одного выстрела: в душу артиллеристов невольно закрадывалось сомнение: не по деревьям ли они стреляют? На взгляд, благодаря превышению правого берега над левым, впереди лежащая местность казалась ровною, о существовании оврага никто и не подозревал. Полагая, что путь свободен, генерал Галафеев счел лишним произвести рекогносцировку, осветить лес прежде, чем лезть в его чащу. Он приказал на всякий случай занять лес по обе стороны дороги двумя баталионами куринцев, с тем, чтобы затем двинуть обоз, но прежде продвинулся еще вперед с целым отрядом. Уже наша цепь подошла на ружейный выстрел, а в лесу царила прежняя тишина. Но лишь только артиллерия, выехавшая за стрелками, начала сниматься с передков, как орудия и цепь были засыпаны пулями. Мгновенно три баталиона куринцев бросились в опушку; правее дороги пошли первые полубаталионы под командою маиора Пулло, левее же вторые — с маиорами Виттортом и [304] эстляндского егерского полка — Бабиным. Вскоре вслед за ними был направлен и первый полубаталион мингрельцев, с капитаном Грекуловым.

Храбрый Фрейтаг сам вел на кровавый бой своих егерей; по рядам, то здесь, то там, слышался его ободряющий голос. Добежав до леса, куринцы неожиданно наткнулись на отвесный овраг, увенчанный грозными завалами, откуда роем полетели пули, поражая наших егерей на выбор. Узнав о встреченном куринцами препятствии, командовавший саперными ротами капитан Гернет без приказания бросился вперед, но уже опоздал: Фрейтаг обошелся без помощи сапер. Подсаживая друг друга, куринцы, по грудь в воде, перебрались через овраг, одновременно вскочили на завалы по обе стороны дороги и сошлись лицом к лицу с чеченцами; огонь умолк и началась работа штыком и кинжалом. Схватка продолжалась недолго неприятель не мог устоять против егерей — лихих мастеров в лесном бою, и высыпал на поляну на левом берегу реки, но картечь двух конных орудий л.-гв. конной артиллерии поручика Евреинова снова вогнала его обратно. В лесу по-прежнему затрещала перестрелка, куринцы снова бросились на врага, но это был уже не бой, а травля. Чеченцы метались из стороны в сторону, но спасаясь от штыка куринца, попадали под приклад мингрельца или сапера. Когда пехота начала вдаваться дальше в лес, части чеченцев удалось проскользнуть к опушке в нашу сторону; небольшая партия начала бить прикрытие обоза, но вся легла под штыками второго полубаталиона мингрельцев; появилась другая партия, но, встреченная картечью двух конных орудий, спряталась в лес и не ушла уже от рук куринцев; наконец, третья [305] группа чеченцев осыпала дулями свиту генерала Галафеева, ехавшего вперед, к Фрейтагу, но была атакована его личным конвоем и почти вся изрублена.

Между тем, первый полубаталион мингрельцев, направленный за куринцами, взяв значительно левее дороги и продвигаясь вперед, наткнулся на сильный завал. Встреченные убийственным огнем и сильно поредевшие роты остановились; ободренные чеченцы выскочили из-за завала и с гиком бросились в шашки. Сомкнувшись в кучки, мингрельцы с трудом отбивались от исступленного неприятеля; но в это время сзади гаркнули “ура!" и две роты князя Варшавского полка, с подполковником Тиличеевым, бросились в штыки на озадаченных чеченцев и, на плечах их, вместе с мингрельцами, ворвались в завал. Через несколько минут и этот последний оплот горцев был в наших руках. Этот кровавый эпизод вырвал не мало жертв; в числе их пал и храбрый Тиличеев с простреленною грудью. Мало-помалу бой начал утихать, Войска главных сил и арьергарда расположились у переправы, исправляемой саперами, с большим трудом отозванными из леса, где они так усердно работали штыком и прикладом.

В этот день наши войска покрыли себя славою ²⁶. Если десной бой вообще принадлежит к числу труднейших операций на войне, то картина боя в вековом чеченском лесу поистине ужасна. Здесь управление войсками невозможно и начальству оставалась одна надежда на беззаветную доблесть и боевую сметку солдата. Неприятель был невидим, а между тем [306] каждое дерево, каждый куст грозили смертью. Едва разорвется цепь или часть ослабеет от убыли, как, точно из земли, вырастали сотни шашек и кинжалов и чеченцы, с потрясающим даже привычные натуры гиком, бросались вперед. Хороший отпор — и все снова исчезает, только пули градом сыпятся в наши ряды; но горе, если солдаты терялись или падали духом: ни один из них не выносил своих костей из лесной трущобы. В данном случае чеченцы имели дело с закаленными в боях кавказскими полками: имена куринцев, графцев, кавказских сапер и мингрельцев сами говорят за себя. Но, констатируя факт полной геройской доблести войск, нельзя не послать упрека начальнику чеченского отряда: произведи он тщательную рекогносцировку, будь более осмотрителен — и, вероятно, на берегах Валерика не пришлось бы пролить столько дорогой русской крови.

В бою чеченцы понесли огромный урон: на месте оставлено 150-т тел и множество разного оружия, но и наша потеря была весьма значительна: убито 6-ть обер-офицеров ²⁷, 65 нижних чинов, ранено 2 штаб, 16-ть обер-офицеров, 1 чиновник ²⁸ и 198 нижних [300] чинов; контужено 4 обер-офицера ²⁹, 46 нижних чинов и без вести пропали 1-н обер-офицер ³⁰ и 7-мь нижних чинов. Лошадей убыло 71. Переправившись через р. Валерик, отряд беспрепятственно двинулся на с. Ахчой и не доходя его расположился лагерем по обе стороны р. Нетхой. Из расспросов пленной чеченки оказалось, что ачхоевцы прекратили полевые свои работы лишь к концу дела на Валерике: до того неприятель был уверен в успехе.

12-го июля была назначена дневка. В этот день прибыл начальник сунженского отряда генерал-маиор Лабынцев, с эриванским и тифлисским баталионами, сотнею горского полка и донским № 35-го полком, при 6-ти орудиях, истребивший по пути несколько аулов с их посевами. Он сообщил, между прочим, что 300 отложившихся карабулакских семейств снова покорились и что галашевцы и надтеречные чеченцы готовы вернуться на свои места. В виду этого, по совещании с начальником чеченского отряда, Лабынцев выступил на Ассу, придерживаясь гор, чтобы воздействовать на умы галашевцев и надтеречных жителей, а Галафеев, уничтожив Ачхой, через сс. Шильчихи и Казах-Кичу, двинулся обратно и 14-го июля прибыл в Грозную. За все время этого, в [308] сущности бесполезного поиска у нас выбыло из строя 2 штаб, 32 обер-офицера и 376-ть нижних чинов.

Пока генерал Галафеев ходил по малой Чечне, жег незатейливые сакли и топтал посевы, Шамиль, предоставив встретить его своим сообщникам, обратил всецело внимание на северный Дагестан оберегаемый ничтожными силами. Еще в начале лета он употреблял всевозможные средства для склонения на свою сторону Андии, Гумбета и Салатау, особенно жителей сс. Черкей и Зубут. Наконец, старания имама увенчались успехом и даже зубутовцы и черкеевцы, на верность которых так надеялось местное начальство, открыто приняли шариат и впустили к себе мюридов. Заручившись таким образом ближайшими и удобнейшими выходами на богатую и беззащитную шамхальскую равнину, Шамиль собрал к Черкею огромное скопище, от 10-ти до 12-ти тысяч человек, и обрушился на Аварию.

Получив известие об опасности угрожавшей северному Дагестану, генерал Галафеев оставил в Грозной Фрейтага с 2-мя баталионами куринцев и 2-мя сотнями донцов, при 3-х орудиях, а сам, с отрядом из 2-х баталионов князя Варшавского, баталиона мингрельского, двух баталионов куринского полков, 2-х рот сапер, 4-х сотен казаков, при 12-ти орудиях, выступил 17-го июля, через Умахан-Юрт, Герзель-аул и Миатлы, в Темир-Хан-Шуру. В Умахан-Юрте Галафеев взял с собою 2 роты апшеронцев, заменив их 2-мя мингрельскими ротами и сотнею донских казаков, при одном орудии. 29-го июля отряд прибыл в Шуру, сделав, в 12-ть дней 150 верст, когда Шамиля уже и след простыл: склонив на свою сторону некоторые шамхальские деревни и всю [309] Салатавию, он отправился в Андию, затем в Чаберлой, и еще усилив свое скопище из племен обитавших по андийскому Койсу, занял сс. Ботлих и Карату, снова угрожая Аварии.

Не смотря на крайне опасное положение северного Дагестана, генерал Галафеев не считал возможным оставаться в Шуре; находя свои силы чересчур слабыми для борьбы с Шамилем, он решил, предоставив Аварию ненадежной защите шамхальской милиции, вернуться в Грозную, усилить свой отряд и, приступив к возведению укрепления в самом сердце Чечни — у Чахкери, отвлечь на себя все внимание имама. Предположение генерала были несколько ошибочны: постройка даже герзель-аульского укрепления, при более благоприятных условиях, затянулась на два месяца, приковала к месту целый чеченский отряд и дала Шамилю возможность поднять Чечню и бесцеремонно в ней хозяйничать. Что же можно было ожидать от работ у Чахкери, в такое позднее время года, среди края находившегося в полном восстании, в значительном расстоянии от базы? На этом основании, корпусный командир, вернувшийся уже из Петербурга, усмотрев из донесения Галафеева все несоответствие его предположений с грозною обстановкою, отменил всякие работы на левом фланге кавказской линии и приказал обратить войска чеченского отряда для скорого и строгого наказания возмутившихся чеченцев. Слабость наших сил в северном Дагестане также обратила на себя внимание генерала-от-инфантерии Головина; оп предписал Галафееву выслать в Шуру 2-й баталион апшеронского полка. Наконец, опасаясь, что Шамиль, воспользовавшись отсутствием чеченского отряда, выселит жителей всех тех аулов, которые еще оставались нам верными, [310] корпусный командир, усилив слабый сунженский отряд двумя сводными резервным и линейным баталионами из Владикавказского гарнизона, 2-мя эскадронами малороссийского казачьего № 1-го полка, несколькими сотнями конных осетин и 6-ю орудиями, и, таким образом, доведя его численность до 2 1/2 т. пехоты и 1200 коней, при 10-ти орудиях ³¹, предписал генералу Лабынцеву двинуться на р. Ассу и далее, через Ачхой, большую и малую Атагу, Шали, до Герменчука, уничтожая по пути дома, имущество и посевы возмутившихся чеченцев. Генерал Лабынцев, перейдя 30-го июля р. Ассу у аула Ах-Барзой, направился через Гехи и Урус-Мартан к большой Атаге, но вследствие половодья Аргуна, не дойдя до селения, принужден был свернуть через ханкальское ущелье к кр. Грозной. Трехдневное движение отряда сопровождалось постоянной перестрелкой с переправы через р. Нетхой; за время марша у нас выбыло из строя 7-мь убитых, 36-ть раненых нижних чинов и 4 обер-офицера ³² и 23 нижних чина контуженых; лошадей убыло 37-мь. После дневки, Лабынцев 4-го августа выступил из Грозной по Сунже и, через с. Казах-Кичу и р. Ассу, 6-го достиг Гажир-Юрта, где и расположил войска лагерем.

Между тем, генерал Галафеев, 2-го августа выступил из Шуры и, через миатлинскую переправу, с. Балтугай и кр. Внезапную, прибыл 9-го августа к Герзель-аулу, где и остался, в виду сведений о занятии Шамилем некоторых аварских деревень близь Хунзаха. Впрочем, вскоре имам, отчасти вследствие угрожающего движения генерала Клугенау к с. Моксох, [311] отчасти же по просьбе жителей Черкея отпустить их для уборки проса, перешел в Черкей, чтобы набегами на шамхальство прикрыть полевые работы своих новых приверженцев. Тогда Галафеев 22-го августа выслал 6-ть рот графцев, две сотни донского № 37-го полка, при взводе орудий, под командою подполковника Тиличеева, в Темир-аул, сам же к 28-му августа перешел в Грозную. Он предполагал снова предпринять экспедицию в Чечню, но этому помешало предписание корпусного командира о рассылке по Чечне его прокламаций и о начатии переговоров с чеченцами. В прокламациях своих генерал-от-инфантерии Головин объявлял полное прощение и забвение прошлого отложившимся от нас под давлением Шамиля жителям, с тем условием, чтобы они немедленно водворились на местах прежних своих жилищ.

Прокламации были сочувственно встречены частью чеченского населения, но Шамиль, проведав об этом, не замедлил наложить на вольнодумцев свою железную руку. Он решил удалить благомыслящих чеченцев подальше от соблазна и начал с ближайших к Грозной аулов. 10-го сентября, на рассвете, Ахверды-Магома, с 2 т. партией, напал на с. Атчихи-Юрт и, не смотря на прибытие из крепости Галафеева, с баталионом пехоты, полком донцов, 2 1/2 сотнями линейных казаков, при 2-х орудиях, успел увлечь с собою большую часть жителей. Затем, расположившись в Герменчуке, он покушался напасть на Брагуны или старый Юрт, но вследствие принятых нами мер отказался от своего намерения.

23-го сентября, потерпевший в Аварии неудачу Шамиль ³³ прибыл в Герменчук и начал пополнять [312] свое поредевшее под Гимрами скопище. Известие об этом, в связи с покушениями неприятельских партий и выселением в горы покорных нам до сих пор аулов, свидетельствовавшее о недействительности прокламаций корпусного командира, заставило Галафеева не откладывать более задуманной им экспедиции в большую Чечню. Притянув в Грозную 250 казаков с линии и 1-й баталион эриванцев, 2-й баталион тифлисцев, донской № 35-го полк, с 4-мя горными орудиями, из отряда генерал-маиора Лабынцева, генерал Галафеев выступил 21-го сентября из Грозной по ханкальскому ущелью, истребляя на пути аулы, хутора, запасы сена и хлеба ³⁴.

Пока Галафеев двигался вглубь большой Чечни, Ахверды-Магома, пользуясь ослаблением сунженского отряда в пользу чеченского, задумал — с целью отвлечения второго из отрядов от наказания непокорных чеченских аулов — дерзкий набег и огромными переходами спешил к Моздоку, с 4 т. конною партиею. 29-го сентября, в 7-мь часов утра, все скопище, пользуясь густым туманом, подошло так скрытно к Тереку, против Моздока, что не было замечено летучим отрядом из 150-ти егерей кабардинского полка, 150-ти казаков, при одном гарнизонном орудии, под командою донского № 38-го полка войскового старшины Харитонова, расположенных у Батрачь-Юрта, на правом берегу реки. Скопище разделилось на четыре части: одна — напала на Батрачь-Юрт, другая — на аул князя Бековича, а две остальные — направились ниже и выше города с [313] намерением атаковать его. Первая партия, получив добрый отпор со стороны летучего отряда, несмотря на ожесточенные натиски не могла ворваться в Батрачь-Юрт; тогда она соединилась со второю и напала на аул князя Бековича, но и здесь не была счастливее: жители дрались отчаянно и не допустили к себе чеченцев. Четвертая партия успела переправиться через Терек; часть ее бросилась на Луковскую станицу, изрубила несколько людей, работавших в поле, и угнала до 500-т штук рогатого скота, принадлежавшего горскому казачьему полку и городским жителям, но луковские казаки успели отбить нападение на станицу. Другая часть партия, около 500-т всадников, понеслась к станице Павлодольской, но была отражена проходившей командой из 80-ти казаков донского № 38-го полка с сотником Калининым. Между тем прискакали павлодольские казаки и вместе с донцами опрокинули горцев. Тут подоспела еще команда горского полка, с сотником Венеровским, и началась отчаянная свалка. Нанеся, при преследовании, большой урон неприятелю и отбив половину угнанного скота, казаки заставили его переправиться на правый берег Терека настолько поспешно, что он не успел уничтожить находившегося тут парома. Третья партия была остановлена у ворот города комендантом полковником Тиммерманом, собравшим для ее встречи все имевшиеся в его распоряжении силы: 48-мь человек городского караула, 30-ть слабых линейного № 8-го баталиона, 25-ть человек артиллерийского гарнизона, итого 103 человека — все, что он мог противупоставить тысячной толпе чеченцев! Встретив везде одинаково упорное сопротивление, скопище собралось на правом берегу Терека, но удачный огонь из крепостных орудий и угрожающее движение [314] летучего отряда заставили Ахверды-Магому в три часа по полудни отступить и скрыться в горах, Неприятель оставил на местах боя до 30-ти тел и несколько оружия. Мы понесли следующую потерю: убиты 1 штаб-офицер ³⁵, 28-мь нижних чинов, ранено 19-ть нижних чинов. Кроме того убиты: 1 женщина, 2 моздокских мещан и 3 кабардинца, ранено 9 кабардинцев и взяты в плен: одна казачка и следовавшее по большой дороге, в экипаже, в Ставрополь, семейство московского 3-й гильдии купца Улуханова, состоявшее из 10-ти душ ³⁶

Известие о набеге на Моздок болезненно отозвалось в сердце генерал-адъютанта Граббе. Туда был двинут форсированным маршем мушкетерский баталион резервной бригады 7-й пех. дивизии, с 2-мя конными орудиями, и расположен в городе и станице Наурской.

Не имев успеха под Моздоком, без славы возвращался Ахверды-Магома в Чечню. Он не медлил, так как не боялся предстать пред грозные очи имама, имея с собою такой хороший громоотвод, как красавица Анна Улуханова — в будущем Шуанет. И действительно, он был встречен весьма любезно и с миром отпущен действовать против Галафеева

Между тем, чеченский отряд 29-го сентября прибыл к Герменчуку, занял этот аул и на другой день в нескольких верстах от него начал возводить временное укрепление; в нем генерал Галафеев хотел оставить вагенбург, чтобы налегке, не стесняя себя обозом, произвести несколько поисков ³⁷. К 2-му [315] октября работы были уже окончены, когда лазутчики дали знать, что Шамиль в Саит-Юрте, близь Автуры, собирает скопища, а Ахверды-Магома занял с. Герменчук с огромною партиею мичиковцев, ичкеринцев и андийцев. Начальник отряда решил произвести внезапное нападение на непрошенного, бесцеремонного соседа и разбить его прежде, нежели имам успеет соединиться с ним. Оставив все тяжести в вагенбурге, с прикрытием из эриванского и тифлисского баталионов, при 4-х орудиях, под командою подполковника Зорина, остальные войска за час до рассвета 3-го октября выступили к Герменчуку. Вся кавалерия, с 2-мя конными орудиями, под командою подполковника князя Голицына, была послана в обход аула справа.

Предприятие Галафеева увенчалось полным успехом: Ахверды-Магома расположился в Герменчуке, как дома, настолько оплошал, что наша пехота подошла незамеченною почти к ограде селения; только тогда раздался одиночный выстрел вероятно страдавшего бессонницею неприятельского часового, в ответ на который прогремел залп из наших орудий. В ауле раздались крики, поднялась суматоха, а между тем 3-й и 4-й баталионы куринцев, с Фрейтагом во главе, не смотря на убийственный огонь опомнившихся горцев, без выстрела, уже врывались на штыках в аул; следом за ними стройно двигались остальные два баталиона того же полка. Неприятель не устоял против молодецкого натиска и в полном беспорядке бросился бежать, но спасаясь от штыков куринцев, попал под удар обходной кавалерийской колонны. По [316] окончании этого лихого дела, в котором, благодаря внезапности и быстроте налета, мы понесли ничтожный урон — убито 2 нижних чина, ранено 1 обер-офицер ³⁸, 5-ть рядовых и убыло 5-ть лошадей — Галафеев приказал сжечь Герменчук и возвратился к вагенбургу.

4-го октября сделалось известным, что Шамиль, увеличив свою партию, перешел в Шали, с намерением напасть да отряд. Начальник отряда решил вырвать из рук имама инициативу и, прикрыв вагенбург одним баталионом куринцев, двинулся к Шали. Сверх всякого ожидания неприятель не оказал особого сопротивления и отступил в близлежащий лес. Аул, почти на глазах имама, был подожжен и, благодаря сильному ветру, в скором времени уже все сакли были объяты пламенем. Тщетно пытались приближенные Шамиля двинуть вперед свое сконфуженное воинство: лишь только чеченцы показывались из опушки, как, буквально засыпаемые картечью наших орудий, скрывались обратно. При этих попытках Джеват-хан был сильно контужен и под ним убита лошадь. Выведенный из терпения, имам наконец явился лично, но, ободряя правоверных, был осыпан землею и осколками после выстрела нашего орудия и поспешно увлечен мюридами из сферы огня. Бой прекратился. Но, на обратном пути к вагенбургу, неприятель все время провожал арьергард сильным огнем и ежеминутно бросался в шашки, хотя всякий раз был отражаем картечью. За весь день отряд потерял 6-ть рядовых убитыми, 3-х обер-офицеров ³⁹ и 63 нижних чина ранеными. Лошадей убыло 26-ть. [317]

7-го октября, оставив при вагенбурге 2-й баталион куринцев, с 4-мя орудиями, отряд выступил на рассвете для истребления шалинских хуторов. Жители не ожидали нашего появления и успели только услать в лес большую часть скота; запасы хлеба и сена были нами уничтожены. В этот день было сожжено 5-ть хуторов и один аул, в которых считалось до 200-т сакль, почти без всякого сопротивления, но при обратном движении чеченцы, по обыкновению, насели на арьергард и мы в перестрелке потеряли 12-ть нижних чинов убитыми, 25-ть ранеными и одну строевую лошадь. В шалинских хуторах находился сам Шамиль с своими мюридами, но с приближением отряда бросил жителей на произвол судьбы и ушел в лес. Этот поступок и вообще новая его система избегать с нами открытого боя произвели невыгодное впечатление на чеченцев. Лазутчики уверяли, что гехинцы и вообще жители малой Чечни негодуют на имама, упрекая его в бездействии. Но ропот тотчас прекратился, как только к Шамилю прибыли 800 андийцев и 100 ичкеринцев.

Не желая дать имаму еще более усилиться, Галафеев выступил 10-го октября к Саит-Юрту и Автуру, оставив при вагенбурге 3-й баталион куринцев, с 4-мя орудиями. В авангарде шел 4-й баталион куринского полка, с 4-ля орудиями, а в арьергарде — эриванский и тифлисский баталионы, при 2-х орудиях

До самого леса перед Саит-Юртом неприятеля не было видно, но лишь только голова авангарда подошла к опушке, как была встречена пулями. После нескольких выстрелов картечью неприятельский огонь умолк и авангард беспрепятственно двигался до [318] глубокой балки, перерезывающей лес посредине, где чеченцы приготовились к упорной обороне. Ехавший с авангардом полковник Фрейтаг, видя, что без продолжительной артиллерийской подготовки выбить горцев трудно и не желая терять времени, двинул в обход справа и слева 1-й и 2-й баталионы своего полка, приказав им наступать с барабанным боем и, вообще, делать побольше шума. Маневр удался как нельзя лучше: горцы, заметив, что их обходят, сами бросились бежать и поспешили выбраться из леса, не препятствуя дальнейшему нашему движению. Уничтожив Саит-Юрт с большими запасами хлеба, генерал Галафеев направился к с. Автуры.

От Саит-Юрта до Автуры всего около 2-х верст, но на всем пространстве до р. Хулхулау находился чрезвычайно крупный, поросший густым кустарником лес, допускавший движение без дороги лишь цепью, и то с большим трудом; пролегавшая чрез него дорога пересекалась глубокою болотистою трещиною; мост был уничтожен. Отряд двигался в прежнем порядке. Горцы не тревожили его, давая нам время растянуться до узкому и трудному лесному дефиле. Уже голова походной колонны дебушировала на поляну, как в лесу раздался залп, потом гик, и неприятель со всех сторон стал бросаться в шашки на разорвавшиеся части. В лесу был целый ад и только мужество испытанных кавказских полков дало нам возможность сравнительно благополучно выбраться из трущобы, где горцы могли скрытно подходить к цепи на 7-мь шагов, После полуторачасового рукопашного боя последняя рота арьергарда выбралась на поляну, и отряд двинулся далее, потеряв выбывшими из строя убитых 48-мь нижних чинов и раненых 1-го [319] обер-офицера ⁴⁰ и 74 нижних чина. Лошадей убыло 23. Разорив Автуры и соседние с ним хутора, отряд уже без выстрела вернулся к вагенбургу. Произведя еще несколько фуражировок и однодневных поисков, и не встречая нигде неприятеля, войска 18-го октября вернулись в Грозную. Это была последняя самостоятельная экспедиция генерал-лейтенанта Галафеева. В крепости уже встретил отряд командующий войсками на кавказской линии и в Черномории генерал-адъютант Граббе, вследствие предписаний военного министра и корпусного командира вступивший лично в командование чеченским отрядом.

Поджидая в Грозной возвращение отряда, генерал-адъютант Граббе употребил это короткое время на некоторые необходимые для дальнейших действий распоряжения по снабжению войск всем нужным и в особенности на собрание через преданных ему и испытанных лазутчиков обстоятельных сведений о положении дел в Чечне. Возвратившись, все лазутчики единогласно заверили Граббе, что в Чечне явно обнаруживается неудовольствие имамом. Надтеречные чеченцы, привыкшие к привольной жизни на плоскости, переселившись поневоле в дикие и бесплодные горы, где едва могли сами снискивать себе пропитание, должны были еще кормить и содержать находившихся при Шамиле мюридов и дагестанцев. Глухой ропот едва сдерживался слепою преданностью к особе имама отборной партии, расположением к нему горных чеченцев — по большей части проходимцев, готовых с радостью пожить на счет других и пограбить, и, наконец, смертными казнями, на которые не скупился суровый владыка. Рассчитывая, что при подобных [320] обстоятельствах присутствие наших войск может облегчить отложение от Шамиля надтеречных чеченцев и возвращение их на старые пепелища, Граббе решил двинуться в Урус-Мартану и Гехи, значительнейшим и важнейшим пунктам малой Чечни. В тоже время, для воздействия на выселившихся карабулаков и часть ингушей, пользуясь вероятным отвлечением неприятельских сил к Гойте и Гехи, он предписал владикавказскому коменданту полковнику Широкому, с сунженским отрядом и другими находившимися в его распоряжении войсками, пройти к рекам Ассе и Фортанге.

Оставив для охранения линии два летучих отряда: один, маиора Круковского, против г. Моздока ⁴¹, а другой, под командой командира казачьей № 12-го батареи подполковника Штемпеля, против Калиновской станицы ⁴², и расположив 1-й баталион эриванского полка, при одном орудии, в станице Горячеводской для прикрытия старого и нового Юртов и конвоирования транспортов между Тереком и Грозной, генерал-адъютант Граббе 27-го октября двинулся к с. Алды. Он взял с собою две роты сапер, 2-й баталион тифлисцев, 3-й и 4-й — кабардинцев ⁴³, с полковым их командиром генерал-маиором Лабынцевым, все четыре баталиона куринцев, 350 линейных и 250 донских казаков, при 8-ми орудиях сводно-горной [321] батареи, 4-х орудиях батареи № 8-го 20-й артиллерийской бригады, 2-х орудиях линейной казачьей № 12-го батареи и 6-ти орудиях донской № 2-го батареи, всего 7 1/2 баталионов, 6-ть сотен и 12-ть пеших и 8-мь конных орудий. Отряд в три дня, с 27—29-е октября, прошел через с. Алды, мимо аулов Мамука-Юрт, Кусур-Юрт, Гелен-Гойта, Ахшпатой-Гойта, через гойтинский лес, с. Урус-Мартан до Гехи, выделяя на марше летучие колонны для истребления лежавших по сторонам дороги аулов и хуторов с их запасами. В Гехи было получено известие, что Шамиль отправился в большую Чечню, под предлогом удержания черкеевцев от переговоров с нами, оставив в малой Чечне Ахверды-Магому, с приказанием дать нам отпор на памятной чеченскому отряду валерикской позиции, еще сильнее, чем в июле, укрепленной завалами. Не встречая до сих пор нигде серьезного сопротивления, Граббе все еще ожидал поворота к лучшему в настроении чеченцев, но, после известий о сборах на Валерике, ему не оставалось ничего более, как покончить одним ударом с Ахверды-Магомой, в надежде повлиять хоть этим на настроение умов колебавшегося населения,

30-го октября отряд в полном составе двинулся к занятой горцами позиции и, пройдя гехинский лес, остановился на небольшой поляне, перед Валериком, чтобы стянуть обоз. Неприятель тотчас себя обнаружил: лесистый берег речки, укрепленный завалами, при рекогносцировке оказался кишащим горскими папахами. Осмотрев местность и заметив, что с левой стороны лес выступает за речку, позволяя удобно и скрытно обойти неприятельскую позицию, генерал-адъютант Граббе двинул один баталион в обход [322] правого фланга горцев, развернув с фронта 8-мь орудий, под прикрытием 2-х баталионов. Переправа была усиленно обстреляна картечью, а когда обходная колонна значительно выдвинулась вперед, начальник отряда послал два баталиона прямо на завалы. Увидев обход, Ахверды-Магома, после незначительной схватки, быстро очистил позицию, стоившую нам столько потерь 11-го июля. Только генералу Лабынцеву, оставленному в арьергарде с кабардинцами, пришлось отбиваться от насевших на него чеченцев. Весь наш урон заключался в одном убитом рядовом, 2-х раненых обер-офицерах ⁴⁴ и 8-ми контуженых нижних чинах. Лошадей убыло 7-мь. Заняв селение Ачхой, отряд остановился на дневку, уничтожив особою колонною, под командою генерал-лейтенанта Галафеева, хутора и аулы, лежавшие у подошвы гор. При этом выбыло из строя три убитых, 16-ть раненых нижних чинов и один сильно контуженый обер-офицер ⁴⁵. 1-го же ноября присоединился к отряду владикавказский комендант полковник Широков, с 700-ми человеками пехоты, 250-тью казаками и 700-ми конной и 700-ми пешей милиции, при 5-ти орудиях 12-й гарнизонной артиллерийской бригады,

От Ачхоя, отделив генерала Лабынцева с двумя баталионами кабардинцев, командою казаков, при 4-х орудиях, к сс. нижние Шильчихи, Айтан-Кале и нижние Самашки, для истребления карабулакских хуторов, а полковнику Широкову приказав двинуться к с. Ах-Барзой, для возвращения на прежние места [323] жительства беглых карабулаков, в случае же сопротивления — наказания их, Граббе 2-го ноября, с незначительною перестрелкою, перешел в Казах-Кичу, куда вскоре прибыла и колонна Лабынцева ⁴⁶. Отсюда отряд двинулся уже вместе, долиною Сунжи, мимо селений верхних и нижних Самашек, и выгнав мелкие неприятельские партии из нового Галай-Юрта, расположился на ночлег на левом берегу реки, заняв селение двумя баталионами куринцев, с 2-ма орудиями, под командою маиора Пулло. Узнав 4-го ноября, что на урочище Шавдон-Шари, у слияния Ассы с Сунжею, собралось много семейств надтеречных и других чеченцев с огромными запасами хлеба на зиму, начальник отряда послал туда генерала Галафеева с саперами, 2-мя баталионами куринцев, 2-мя баталионами кабардинцев, баталионом тифлисцев, 75-ю гребенскими казаками, со всеми горными орудиями. Колонне этой приказано было также пройти к многолюдному аулу Мирти-Ирзау, куда выселились жители Закан-Юрта и Самашек, и выйти на соединение с главными силами у Закан-Юрта. Сам Граббе двинулся вдоль левого берега Сунжи, для поддержки в случае надобности бокового отряда.

Предав огню новый Галай-Юрт, Галафеев направился к галай-юртовским хуторам, уничтожил их со всеми запасами и беспрепятственно шел далее редким лесом. Но чем ближе он подходил к Ассе, тем лес становился гуще и непроходимее; здесь-то сосредоточилась огромная неприятельская партия, под личным предводительством Ахверды-Магомы. После небольшой перестрелки авангард Галафеева [324] перешел Ассу вброд, за ним переправились главные силы и вскоре ввязались в бой у аула Мирти-Ирзау; на другом берегу оставался лишь арьергард из 3-го баталиона кабардинского полка, с двумя горными орудиями, под командой генерала Лабынцева. Этот момент и выбрал Ахверды-Магома для нападения: сильным внезапным натиском, его 3,000-е скопище остановило кабардинцев между Ассою и Сунжею, в самом труднодоступном месте. Чеченцы, видя свое несоразмерное превосходство и пользуясь знанием всех тропинок, обошли баталион со всех сторон и с исступлением бросались в шашки, но егеря встречали их штыками и всякий раз отбрасывали с уроном. В лесу кипел кровопролитный бой: горский гик, наше "ура" и дробь выстрелов — все сливалось в какой-то непрерывный гул. Бог весть, чем кончился бы этот ожесточенный поединок одного егеря-кабардинца против 5-10 горцев, если бы не подоспела помощь. В эти критические минуты главные силы левым берегом Сунжи уже подходили к Закан-Юрту; генерал-адъютант Граббе, услышав неумолкаемое “ура" и гаканье и догадавшись, что Лабынцеву становится жутко, тотчас отправил бегом за Сунжу 1-й баталион куринцев, а на левом берегу, против переправы, поставил два орудия. По прибытии на место боя, куринцы, приняв на себя окровавленных кабардинцев, дали чеченцам жестокий отпор, а затем оба баталиона благополучно переправились через Сунжу к главным силам. За время арьергардного дела генерал Галафеев успел занять с боя и истребить до основания с. Мирти-Ирзау. Потеря чеченцев была очень велика, благодаря тому, что они отчаянно лезли на орудия и кучами ложились под картечью; не мало их погибло и под штыками озлобленных [325] кабардинцев. Между убитыми оказались старшины селений Алды, Самашки и Алхан-Юрт и 5-ть мюридов; первый сподвижник Ахверды-Магомы - андийский старшина Газияв был ранен; нами взято в плен несколько семейств надтеречных чеченцев, в числе 35-ти душ, и отбито 150-т штук рогатого скота. Но и наш урон был не маловажен: убиты 5-ть обер-офицеров ⁴⁷ и 83 нижних чина, ранены 1 обер-офицер ⁴⁸ и 89-ть нижних чинов.

5-го ноября, направив обоз, под прикрытием двух баталионов, команды казаков, при 8-ми орудиях, по так называемой верхней дороге, чеченский отряд двинулся к Грозной. Возвращение его было весьма кстати, так как попутное селение Бугун-Юрт оказалось занятым сильною конною партиею, выславшею разъезды в аул Кули-Юрт, отстоявший всего в 2 1/2 верстах от крепости, откуда доносились пушечные выстрелы. Граббе тотчас быстро направился к Кулу-Юрту и в виду неприятеля переправил на правый берег Сунжи всех казаков и баталион пехоты, с 2-мя орудиями. Но горцы уклонились от боя и, очистив крепкую позицию у Бугун-Юрта, потянулись вверх по Гойте и скоро скрылись в лесах.

Оказалось, что перед нами был сам Шамиль, прибывший из большой Чечни по настоятельным просьбам Ахверды-Магомы. Накануне он с большим скопищем присоединился к своему сподвижнику, задался [326] целью отбить скот у покорных чеченцев, живших почти под дулами крепостных орудий, и для этого послал к Грозной три сотни отчаянных джигитов. Заметив нашу переправу через Сунжу, он отозвал их назад, отступил и направился через Аух в Черкей для удержания салатавцев от переговоров с русскими о покорности.

Чеченский отряд бивакировал у Бугун-Юрта, а 6-го утром вступил в Грозную. После непродолжительного отдыха генерал-адъютант Граббе двинулся в большую Чечню. 10-го ноября отряд, в прежнем составе, выступил к с. Герменчук. Переправа через поднявшийся и разбурлившийся Аргун и постоянная ломка чеченских арб, на которых был поднят запасный артиллерийский парк и сухари, до того замедлили движение, что Граббе только 13-го ноября прибыл по назначению, и уничтожив как Герменчук, так и близлежавшие хутора, с значительными запасами, 14-то направился к Маюртупу ⁴⁹. Дальнейший путь отряда на пространстве между сс. Гельдыгеном и Кулиш-Юртом представлял все удобства для засад и внезапных нападений. Дорога, идя сперва по довольно открытой поляне, скоро скрывается в вековом лесу и, достигнув глубокой, поросшей густым кустарником балки, поворачивает круто направо и извивается, лесом же, до самого Кулиш-Юрта. Местность эта, в смысле сильной оборонительной позиции, издавна пользовалась известностью в большой Чечне и никогда еще наши войска не проходили по ней без кровавого боя. И на этот раз чеченцы не хотели упустить удобного случая, навстречу отряду собрались окрестные жители [327] с Джеват-ханом и Домбаем и мичиковцы и качкалыковцы с Шуаиб-муллой. Узнав об этом, Граббе решил воспользоваться обычною слабостью чеченцев к арьергарду и к боковым цепям и навести их на засады. В этом смысле, перед выступлением, были отданы соответствующие приказания частным начальникам.

Отряд, пройдя Гельдыген, вскоре втянулся в лес, и авангард, миновав балку, принял вправо от дороги и остановился. Поставив на одной высоте с ним, левее дороги, баталион куринцев, с 4-мя горными орудиями, Граббе выжидал появления неприятеля. Вскоре в арьергарде завязалась сильная перестрелка, а едва голова обоза прошла через балку, как слева послышался гик: часть скопища Джеват-хана, прорвав боковую цепь, бросилась к обозу, но каково же было удивление чеченцев, когда по деревьям запрыгала картечь и целый баталион куринцев, с громким, торжествующим “ура!", бросился на них в штыки с тыла. Завязался упорный рукопашный бой; правоверные до того увлеклись схваткой с егерями, что не заметили как резервы прорванной ими цепи охватили их с противуположной стороны. Видя, что попали в западню, чеченцы без оглядки бросились бежать и скрылись.

Эта первая неудача не охладила желание Джеват-хана еще раз попытать счастья. Просьбы, угрозы, нагайки и шашечные удары - все было пущено им в ход, чтобы остановить бегущих. Он в этом успел и, выждав когда задняя цепь 1-го баталиона куринцев, бывшего в хвосте всей походной колонны, начала переходить овраг, бросился в шашки. Командовавший арьергардом полковник Фрейтаг, пропустив атакующих за балку, удачно охватил их с фронта и с флангов, [328] отбросил штыками и горячо преследовал. Чеченцы дорого заплатили за дерзость, устлав место боя своими трупами. На этот раз поражение Джеват-хана было полное, по едва мы от него отделались, как справа появился Шуаиб-мулла. Несколько раз он порывался ударить в шашки, но беглый огонь и картечь держали чеченцев в почтительном отдалении. Впрочем, умудренный горьким опытом своего сотоварища, он и не упорствовал особенно; решившись, вероятно, выждать другого, более благоприятного случая, Шуаиб-мулла скрылся в лесу и более не показывался. Отряд без выстрела дошел до Маюртупа и расположился лагерем. Наша потеря состояла из 8-ми нижних чипов убитых. 1-го обер-офицера ⁵⁰ и 40 нижних чинов раненых и 1 обер-офицера ⁵¹ контуженого. Урон неприятеля, суда по упорству боя, должен был быть значителен. В числе убитых находился Домбай, один из храбрейших чеченских предводителей. 15-го ноября, уничтожив селения Лачи-Юрт и Инди-Юрт, Граббе без выстрела передвинулся в Аку-Юрт. Как видно неприятель или не ожидал нашего движения по избранной начальником отряда дороге или же не решился вступить в дело, после понесенного накануне поражения. В Аку-Юрте отряду дана была дневка, а между тем генерал-маиор Лабынцев, с двумя баталионами своего полка, тифлисским и эриванским баталионами, при 6-ти орудиях, отправлен вверх по р. Гонсол к селениям Бачин-Юрт и Пиркуй-Юрт, полковник же князь Голицын, с 1-м баталионом куринского полка и всею кавалериею, при 2-х орудиях — за Мичик к с. Фобаш-Шавдон и [329] близлежавшим хуторам. Все эти аулы и хутора, с запасами, также как и Аку-Юрт, были истреблены. Из Аку-Юрта, генерал-адъютант Граббе выступил 17-го ноября вверх по левому берегу Мичика к Баташ-Юрту, месту жительства Шуаиб-муллы, но в виду сведений о готовящейся нам на пути встрече, обеспечил себя справа боковым авангардом полковника Фрейтага, из 3-х баталионов его полка, с 6-ю орудиями, высланным на правый лесистый берег реки. Вскоре началась перестрелка и только после четырехчасового упорного боа на протяжении почти двух верст, отряд проложил себе дорогу штыками к Баташ-Юрту ⁵², сжег его, и, перевалив через качкалыковский хребет, 18-го ноября вышел к Герзель-аулу, совершив трудный поход через большую Чечню, при почти ежедневном бое с неприятелем.

Время года было уже позднее; стояла ненастная погода; в горах выпал глубокий снег. Войска были измучены восьмимесячными беспрерывными походами, обносились и безусловно нуждались в отдыхе, лошади же пришли в совершенное изнурение. Все это заставило генерал-адъютанта Граббе прекратить в описываемом году всякие военные действие и распустить отряд на зимние квартиры.

Результаты утомительных экспедиций 1840-го года на левом фланге кавказской линии далеко не оправдали ожиданий Государя Императора и высшего начальства; даже более — нам ни на волос не удалось улучшить зловещей обстановки, и наш престиж упал в этой части края до того, что для восстановления его в прежнем блеске нужны были годы и целый ряд геройских дел. [330]

К концу года все племена между Сунжею и аварским Койсу покорились железной воле Шамиля признав в нем полновластного владыку, и по одному его мановению устремлялись всюду, где можно было или взволновать мирное население, или нанести нам вред и воспользоваться добычею. С июля же месяца, т. е. со времени измены Черкея, шамхальство и кумыкская плоскость подвергались постоянный набегам. Дерзость доходила до того, что партии чеченцев с черкеевцами прорывались за Сулак и проникали даже до с. Тарки; угон скота и грабежи производились под дулами орудий Шуры и сообщение этого центра северного Дагестана с линией возможно было только под сильным конвоем, с орудиями.

К числу причин, вызвавших такой крутой поворот к худшему (злоупотребления низшей администрации, наш оптимизм, происки Шамиля, события на береговой линии, недостаток войск, неустройство сообщений и проч.), следует отнести также и антагонизм между высшими начальниками Кавказа, много вредивший успеху дела. Корпусный командир, само собою разумеется, был прямым ответчиком за вверенный ему край и полным в нем распорядителем; генерал-адъютант Граббе, ему подчиненный, пользуясь личным расположением покойного Государя и обширными полномочиями, всегда успевал кассировать все не нравившиеся ему предположения и распоряжения генерала Головина. Таким образом, и тот, и другой — первый de jure, второй de facto — считали себя вправе распоряжаться на кавказской линии, по своему благоусмотрению, и рознь эта сильно вредила делу, что и выразилось не совсем благоприятными результатами.

Комментарии

1. В состав милиции отряда входили надтеречные чеченцы, ауховцы, салатавцы (в том числе и черкеевцы), гумбетовцы и карабулаки, под начальством главного пристава горских народов штабс-капитана Муртазалиева и салатавского пристава поручика Гебекова.

2. По утвержденном Государем предположению следовало возвести укрепление лишь у Черкея и при Герзель-ауле.

3. Рапорт корпусному командиру от 19-го января 1840-го года, № 73-й.

4. Рапорт его генерал-адъютанту Граббе от 22-го апреля 1840-го года № 70-й

5. Рапорт его военному министру от 18-го мая 1840-го года, № 759-й.

6. На этот раз опасения чеченцев не оправдались. Слухи об истинных причинах восстания Чечни дошли до сведения Государя Императора, потребовавшего от Граббе по этому поводу подробного и обстоятельного донесения. Исполнив Высочайшую волю, Граббе присовокупил, что считает полезным и необходимым немедленно удалить, под благовидным предлогом, генерал-маиора Пулло от управления левым флангом. На его место предполагалось било назначить числившегося официально начальником левого фланга и командиром 2-й бригады 20-й пехотной дивизии, но de facto управлявшего северным и нагорным Дагестаном генерал-маиора Клюки-фон-Клугенау. Лучшего выбора сделать было нельзя; Клугенау пользовался в своем районе общим уважением и большим влиянием на почетнейших горцев и, без сомнения, сумел бы повести дело и в Чечне, но в данных тяжелых обстоятельствах и для Дагестана нужна была не менее твердая и опытная рука, а потому остановились на генерал-маиоре Ольшевском. Генерал Пулло закончил свою карьеру па Кавказе, сдав куринский полк генерального штаба полковнику Фрейтагу.

7. В том числе тело князя Ахмед-хана-Муртузалиева, одного из ревностнейших сподвижников Шамиля.

8. Еще 22-го марта к генералу Пулло прибыли из Дагестана два баталиона апшеронцев; 3-й баталион того же полка усилил в тоже время сунженскую линию.

9. 1-й баталион кабардинского полка, две роты сапер и сводно-линейная рота из кавказских линейных № 4, 5 и 6-го баталионов.

10. Командовавший горским казачьим полком.

11. Нет никакого сомнения в том, что Шамиль тогда уже лелеял мечту возмутить далее население южного Дагестана; ему удалось осуществить этот план, но только значительно позже — в 1842-м году.

12. В состав чеченского отряда входили следующие части: 2 роты кавказского саперного баталиона, 1-й, 2-й и 3-й баталионы апшеронцев, 1, 2, 3 и 4-й баталионы куринского полков, 6-ть сотен сборного линейного казачьего полка, сотня горской милиции, 6-ть орудий резервной № 2-го батареи 19-й, 2 орудия батареи № 3-го и 5-ть орудий батареи № 8-го 20-й артиллерийских бригад, 2 орудия и 6-ть мортирок сводно-горной батареи, 6-ть орудий казачьей № 12-го батареи, всего 10 баталионов, 7 сотен, 21 орудие, 6 мортирок, силою до 7 1/2 тысяч штыков и шашек.

13. Куринского полка маиоры Пулло, Бибин, подпоручик Беклемишев и прапорщик Мальм.

14. 1-й баталион эриванцев, 2-й баталион тифлисцев, сводный баталион из кавказских линейных №№ 4-го, 5-го и 6-го баталионов, 1 сотня казаков горского закона и назрановская милиция, при 2-х конных орудиях казачьей № 12-го батареи и 2-х орудиях и 4-х мортирках сводно-горной батареи.

15. Этот небольшой отряд, составленный из команд №№ 4, 5 и 6-го кавказских линейных баталионов, назначался для охранения мирных жителей селений, лежавших по Сунже и Камбилеевке.

16. Горского казачьего полка хорунжий Дыдымов.

17. Вообще, в это время ни Шамиль, ни его главные сподвижники не скупились на воззвания к тем племенам, которые еще не отложились от нас, или колебались, стараясь угадать: кого выгоднее держаться — нас, или Шамиля. Распространялась также среди горцев и подложная переписка с имамом египетского паши и других мусульманских владетелей. Легковерных горцев, конечно, было не трудно обмануть, но в этот раз впросак попался владикавказский комендант полковник Широков, проявивший усердие паче разума.

Все подобные документы, попадая в руки местного начальства, тотчас представлялись корпусному командиру. Полковник Широков тоже представил, при рапорте 21-го мая 1840-го года № 50-й, начальнику корпусного штаба генерал-маиору Коцебу длинный перевод с печатного послания на арабском языке, адресованного от султанов Ноктадыра и Керима к Шамилю, донося, что печатный оригинал послан генерал-адъютанту Граббе. Прочитав письмо, генерал Головин пожелал видеть шрифт печатного подлинника, но каково же было ого удивление. когда из Ставрополя был получен ответ, что пресловутое печатное послание есть не более, ни менее, как печатная прокламация корпусного командира к горским племенам, обнародованная в декабре 1839-го года.

18. Две роты апшеронцев, две роты сапер, два баталиона князя Варшавского и один — мингрельского полков, 1 1/2 сотни казаков, при 7-ми легких и 2-х горных орудиях.

19. В Казах-Кичу Галафеев нашел генерала Лабынцева с 300 человеками пехоты, четырьмя сотнями донцов, при 2-х орудиях. Услышав канонаду у Самашек и полагая, что это Фрейтаг имеет дело с превосходным неприятелем, Лабынцев поспешил форсированным маршем к нему на помощь. Встретив целый чеченский отряд, и видя, что в нем нет надобности, Лабынцев 2-го же июля двинулся обратно.

20. Остальные 1 1/2 сотни были спущены для отдыха на линию.

21. При этом, у нас был ранен князя Варшавского полка прапорщик Чечиков.

22. Командовавший одною из донских сотен нижегородского драгунского полка прапорщик Золотарев.

23. Куринского полка прапорщик Пулло.

24. В этот день у нас ранены куринского полка поручик Шмаков и два рядовых.

25. В переводе на русский язык — “речка смерти".

26. В числе отличившихся, в донесении о деле назван н состоявший при генерал-лейтенанте Галафееве поручик тенгинского пехотного полка М. Ю. Лермонтов, своею прелестною поэмою “Валерик" обессмертивший бой 11-го июля 1840-го года.

27. Князя Варшавского полка капитан Рожицын 1-й, поручик Бризини, прапорщик Ягелович, прикомандированные к куринскому полку: уланского Наследника Цесаревича полка ротмистр Розенстрем, гренадерского Короля Прусского полка поручик Ефимович и донского казачьего № 39-го полка хорунжий Четчасов.

28. Князя Варшавского полка подполковник Тиличеев, прапорщик Петров, аудитор 13-го класса Смирнов (бывший в цепи), прикомандированные: л.г. конного полка корнет Глебов, бакинский бек прапорщик Казым-бек-Салиханов, обер-квартирмейстер отряда генерального штаба подполковник барон Россильон, мингрельского полка подпоручики Гуляев, Козлов, прапорщик Глазко, куринского полка штабс-капитан Барков, прапорщик Казанский, прикомандированные: л.-гв. семеновского полка подпоручик Посиет, л.-гв. гренадерского полка подпоручик Закревский, донского казачьего № 37-го полка сотни Кирьянов, горской милиции, состоявшие по кавалерии корнеты Арсанук-Батыр-Мурзаев и Шамсут-Мутуков, нижегородского драгунского полка поручик Муравьев, состоявший по кавалерии поручик князь Трубецкой и и. д. адъютанта при начальнике кавалерии полковнике князе Белосельском-Белозерском лейб-кирасирского Наследника Цесаревича полка поручик Веревкин.

29. Князя Варшавского полка подпоручик Калантаров, прикомандированный к куринскому полку уланского Великого Князя Михаила Павловича полка штабс-ротмистр Шеин, донского казачьего № 37-го полка хорунжий Власов и куринского полка подпоручик Винников.

30. Князя Варшавского полка прапорщик Экельн.

31 Два орудия остались в Назране.

32. В журнале военных действий не поименованы.

33. 14-го сентября генерал-маиор Клугенау разбил его наголову под Гимрами.

34. В перестрелке при переправе через Аргун у с. большой Чечень убит прикомандированный к куринскому полку корнет Козловский, ранен куринского полка поручик Гавриленко и контужены моздокского казачьего полка хорунжий Баскаков и 11-ть рядовых.

35. Горского казачьего полка войсковой старшина Сагандаков.

36. Дочь Улуханова, Анна, сделалась впоследствии любимою женою Шамиля, под именем Шуанет.

37. При перестрелке цепи 30-го сентября у нас контужены: куринского полка штабс-капитан Баржимовский, донского № 35-го полка хорунжий Аркашарин, и ранено 12-ть нижних чинов. Лошадей убыло 7-мь.

38. Куринского полка поручик Казьер.

39. Куринского полка прапорщик Буданский и тифлисского полка поручик Туманов и прапорщик Манучаров.

40. Прикомандированный к куринскому полку уланского Великого Князя Михаила Павловича полка штабс-ротмистр Шеин.

41. Две роты мушкетерского баталиона резервной бригады 7-й пехотной дивизии, 150 казаков донского № 38-го полка, 150 казаков горского линейного полка и два орудия казачьей № 12-го батареи.

42. Две роты мушкетерского баталиона резервной бригады 7-й пехотной дивизии, 60 казаков моздокского полка, 1/2 сотни донцов № 35-го полка и два орудия казачьей № 12-го батареи.

43. Баталионы эти были вытребованы с лабинской линии и прибыли в Грозную 23-го октября, вместе с донскою казачьею № 2-го батареею.

44. Кабардинского полка поручик Федоров и донской № 2-го батареи хорунжий Власов.

45. Поручик князь Урусов, адъютант генерал-адъютанта графа Бенкендорфа.

46. Потеря наша в этот день заключалась в 8-ми раненых и 10-ти контуженных нижних чинах.

47. Кабардинского полка штабс-капитан Белимов, прикомандированные: л.-гв. финляндского полка поручик барон Штакельберг, л.-гв. финского стрелкового баталиона прапорщик Валлениус, 2-го саперного баталиона поручик Эсмантовский и состоявший при генерал-лейтенанте Галафееве 19-й артиллерийской бригады прапорщик Вонлярлярский.

48. Кабардинского полка поручик Грибовский.

49. С 10-го по 13-е ноября включительно у нас выбыло из строя 2 убитых, 11-ть раненых и 6-ть контуженных нижних чинов.

50. Куринского полка поручик Коноплянников.

51. Генерального штаба капитан Бибиков.

52. При этом у нас убиты кабардинского полка прапорщик Сурин, 4 рядовых и ранены 37-мь нижних чинов.

Текст воспроизведен по изданию: 1840, 1841 и 1842 годы на Кавказе // Кавказский сборник, Том 10. 1886

© текст - Юров А. 1886
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Karaiskender. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1886