ТРИ ГОДА НА КАВКАЗЕ

(1837-1839).

(Окончание).

(Материалами для составления этой статьи служили дела архива штаба кавказского военного округа, “Описание военных действий 1839-го года в северном Дагестане" полковника (ныне генерал-адъютант и граф) Д. А. Милютина и другие источники.)

1839-Й ГОД.

Взгляд на положение дел в крае к началу 1839-го года. Предположения командира отдельного кавказского корпуса по покорению Кавказа вообще и для действий в описываемом году в Дагестане и на восточном берегу Черного моря. Действующие отряды, их состав и время сбора. Подготовка экспедиции на всех театрах военных действий. Одобрение Государем Императором предположений генерал-лейтенанта Головина о военных действиях в 1839-м году и собственноручная резолюция Его Величества. Преждевременно вызванная обстоятельствами экспедиция генерал-лейтенанта Граббе в Ичкерию. Деятельность и замыслы Шамиля. Нападение его на с. Ирганай. Движение отряда в Аух. Внезапное нападение на укр. Ташов-хаджи в урочище Ахмет-Тала. Вступление в Ичкерию. Бой у Саясана. Возвращение войск в кр. Внезапную. Арриергардное дело у с. Балан-су. Результаты экспедиции.

Положение наших дел на Кавказе, не смотря на предыдущие экспедиции, к началу 1839-го года представлялось мало утешительным (Рапорт корпусного командира военному министру 15-го декабря 1838-го года № 2161-й.). В Дагестане, в сущности, было немного племен действительно нам покорных; бок-о-бок с провинциями, управляемыми нашими чиновниками, находились многолюдные общества, считавшие себя по отношению к [2] нам как равная власть к равной и — хотя мы, больше по привычке, и называли их покорными — мечтавшие только о союзе с нами, но ни в каком случае не допускавшие мысли о подчинении. К этой категории, напр., принадлежали: воинственное Сюргя (дербентской провинции), Кара-Кайтах, Табасарань, Акуша, Андалял и друг., при всяком удобном случае изменявшие нам. Вольные общества верхних кубинских магалов считались русскими подданными, но, на самом деле, были лишь нашими данниками, — в сущности фиктивными, так как давно уже отказались от уплаты податей. Мало того — не смотря на присягу в покорности и на обещания беспрекословно выполнить все требования нашего начальства, ахтинцы и рутульцы, в продолжение всей зимы, под разными предлогами уклонялись от внесения накопившейся за ними недоимки, укрывали шайки хищников и вместе с ними производили разбои. Племена прилегавшие к Аварии оказывались то мирными, то непокорными, смотря по тому, что в данном случае было для них выгоднее. Чеченцы ежегодно становились под знамена возмутителей, нагорный же Дагестан и анкратльские общества никогда не покорялись нам; лишь некоторые племена из них, соседние с Кахетиею и джарскою областью, ежегодно на зиму спускались со своими стадами на алазанскую долину, в благодарность за эту снисходительность нашего начальства грабя почти безнаказанно плодоносную Кахетию. Вообще, горючего материала было в избытке, и, благодаря неутомимым проискам главы мюридизма — умного и энергичного Шамиля — он угрожал общим взрывом. На правом фланге кавказской линии, где мы имели также сильного неприятеля, к нашему благополучию, у него не было единства: горцы там еще никогда не поднимались почти поголовно, как напр. в Дагестане, в эпоху Кази-муллы; они не были подогреваемы религиозным фанатизмом и волновались или вследствие происков бездомных бродяг [3] абреков, или же заманчивых, но несбыточных обещаний иностранных эмиссаров. Устройство черноморской береговой линии и предположенное развитие крейсерства у восточного берега Черного моря должны были положить предел оказывавшемуся особенно вредным иностранному влиянию; в Дагестане же, при существовавшей системе действий, трудно было даже предвидеть конец нашей борьбы с горцами. Едва успели в 1838-м году разойтись по зимним квартирам войска, как Шамиль и Ташов-хаджи начали снова собирать партии и грозили прервать сообщение Темир-Хан-Шуры с Хунзахом. Все это заставляло принять скорые и энергические меры.

Ознакомившись достаточно с положением дел в крае, генерал-лейтенант Головин составил и представил через военного министра на Высочайшее воззрение а) общее предначертание к покорению Кавказа и б) предположения к действиям в 1839-м году в Дагестане и на восточном берегу Черного моря. Отсылая желающих ознакомиться с первым документом, а также с отзывом по этому поводу военного министра, к приложениям в конце статьи (приложение XII), обратимся собственно к предположениям генерала Головина о военных действиях в описываемом году.

По мнению корпусного командира прежде всего необходимо было подчинить себе окончательно население бассейна Самура, возвести по реке ряд укреплений и, таким образом, положить раз навсегда преграду распространению беспорядков из Дагестана в наши мусульманские провинции и открыть себе возможность свободно действовать в Дагестане базируясь на самурскую укрепленную линию. Затем, для парализования власти и влияния Шамиля на севере Дагестана,— нанести сильный удар его скопищам в поле, уничтожить грозный его оплот — Ахульго — и утвердиться хотя в одном пункте (напр. Чиркат) по андийскому Койсу, чтобы, владея обоими его берегами, держать в страхе Гумбет и Анди, и, [4] наконец, на берегу Черного моря, для продолжения береговой линии, овладеть устьями рр. Субаши и Псезуапе и возвести промежуточное укрепление между Анапою и Новороссийском. Вопрос о перенесении кубанской кордонной линии на Лабу, возбужденный генерал-маиором бароном Зассом в предыдущем году, предполагалось отложить до 1840-го года, с тем, чтобы назначенные для этого части войск обратить для действий против Шамиля.

По этим соображениям из войск отдельного кавказского корпуса предположено было собрать три главных, достаточно сильных для энергических, самостоятельных действий отряда: 1) В Дагестане, на юге, для операций в вольных обществах а) Самурский отряд, под личным начальством генерал-лейтенанта Головина, из 11-ти баталионов 2-х рот сапер, 5 сотен казаков и 1000 милиционеров, при 22-х орудиях, у сел. Хазры, к двадцатым числам мая. Для облегчения действий этого отряда и развлечения внимания горцев со стороны шекинской провинции, формировался особый вспомогательный отряд, под начальством генерал-маиора Симборского, из 3-х баталионов и 8-ми сотен милиции, при 4-х орудиях. На севере, у кр. Внезапной, для действий против Шамиля, б) чеченский отряд, под начальством гонерал-лейтенанта Граббе, из 9-ти баталионов, одной роты сапер, пяти сотен казаков, 7-ми сотен конной и 27 сотен пешей милиции, при 22-х орудиях и мортирках и 2) на восточном берегу Черного моря, в Тамани, десантный отряд, под начальством генерал-лейтенанта Раевского, из 8-ми баталионов, 2-х пеших черноморских казачьих полков, при 12-ти орудиях и 6-ти мортирках.

Для обеспечения Кахетии и джарской области от набегов хищников, предположено было занять два пункта, через которые проходили главные пути — гору Акимал, против Закатал, и другой пункт против Бежаньян или [5] лагодехского ущелья — каждый ротою или двумя от линейных баталионов, находившихся на лезгинской линии и 300 имеретинской, мингрельской и гурийской милиции.

Самурскому отряду, по выполнении поставленной ему задачи на Самуре, предназначалось двинуться через Кази-Кумух или через верхнюю Табасарань, Кара-Кайтах и Акушу на Хунзах, с целью восстановления в нагорном Дагестане порядка и давно утраченного повиновения. Впрочем, последнее предприятие зависело всецело от успехов как самурского, так и чеченского отрядов.

Действия на севере Дагестане распадались на два периода: в первом — апшеронский полк (4-ре баталиона), с появлением подножного корма, должен был снабдить годовым продовольствием Хунзах и заготовить двухнедельный запас провианта на случай прибытия самурского отряда по окончании действий на юге. Независимо этого, предполагалось собрать во второй половине мая, у Внезапной, чеченский отряд и двинуть его в Салатау и Гумбет, для проложения дороги к Чиркату и действий смотря по обстоятельствам.

Во втором периоде апшеронский полк оставляет Аварию и присоединяется к чеченскому отряду; последний берет Чиркат, строит там, если не представится особых затруднений, укрепление, затем разоряет Ахульго и заканчивает свои действия экспедициею в Ичкерию.

Со дня прибытия отрядов на сборные пункты до роспуска их приказано было производить войскам мясную порцию и спирт три раза в неделю; генералам, штаб и обер-офицерам — солдатский паек и семь порций в неделю. Артиллерийским и казачьим лошадям положено отпускать по три гарнца, а подъемным — по два гарнца ячменя в сутки. В виду же затруднительности довольствия лошадей в горах вообще, число их решено сократить во всех отрядах до возможного minimum'а. [6]

Продовольствие и фураж заготовлялись: в Хазрах — 10,450 четв. сухарей, 1,440 четв. муки, 281 четв. круп, 3,415 ведер спирта и 8,374 четв. зернового фуража, в Нухе — 3,000 четв. сухарей, 282 четв. круп, 900 ведер спирта и 1,055 четв. зернового фуража, в Хунзахе — 3,200 четв. сухарей, 905 ведер спирта и сухого фуража 882 четв., в Внезапной — 10,150 четв. сухарей, 3,200 ведер спирта и 4,597 четв. сухого фуража.

Для подвоза продовольственных запасов при самурском отряде учреждался вьючный транспорт на наемных лошадях, катерах или эшаках, который мог бы поднять в один раз 11-тидневный запас провианта на 1000 вьюках. Другой транспорт предназначался для поднятия ячменя на 7 дней для артиллерийских и подъемных лошадей на 200 вьюках.

Отряды обеспечивались двойным комплектом зарядов для батарейных и легких орудий, тройным — для горных и тремя комплектами патронов, из коих при войсках следовало иметь лишь то количество, которое можно было поднять на людях, вьюках и патронных ящиках, а остальное сложить в Закаталах, Хазры, Шуре и Внезапной.

Военно-временные госпитали устраивались: в Нухе на 115 мест, в Кубе — на 620, в Дербенте — на 110, в Бурной — на 216, в Шуре — на 315, в Внезапной — на 315 и в Грозной — на 315-ть. Кроме того, войска должны были иметь вьючные аптечные ящики и лазаретные вещи на 20-ть человек в каждом баталионе. Все части были укомплектованы медицинским персоналом.

Шанцевый инструмент предписано было иметь с собою в полном комплекте и в совершенной исправности, но, помимо этого, заготовлялось железных лопат, кирок, мотыг, ломов, молотов, буров и т. п. для самурского отряда на 2951-го человека, для вспомогательного нухинского [7] отряда на 1325 человек и для чеченского отряда на 3000 человек.

Государь Император, рассмотрев подробно представление генерал-лейтенанта Головина, утвердил его предположения о военных действиях в 1839-м году с незначительными изменениями и на рапорте корпусного командира военному министру начертал следующую собственноручную резолюцию, обнимающую собою между прочим и проект покорения края:

“В военном отношении — писал Государь — для упрочения нашего владычества на Кавказе, предстоит два главных предмета: I) покорение горных народов, т. е. черкес и проч., со всеми из сего истекающими мерами. 2) Покорение и усмирение горного Дагестана под общим названием левого фланга. Первое необходимо довершить и потому, что уже начато, и можно сказать успешно исполнится, если постоянно продолжится постепенное оного довершение; и потому, что по удобству на сей край внешних влияний требует скорейшего устранения всех к тому способов. Второе равно необходимо, ибо без оного ни покоя, ни верного владычества иметь на Кавказе не можем.

Из сего ясно истекает, что должно зрело обдумать, что нам разуметь следует под покорением или [8] усмирением сей стороны? Мысль генерала Головина возводить укрепления, снабжать их гарнизонами и ежегодно в разных направлениях проводить сильные отряды, по Моему мнению не только неудобна, но даже вредна, ибо потребует прибавления войск для постоянных гарнизонов и тем уменьшит число полевых войск, которые со дня на день потребоваться могут противу турок или персиян. Сверх того, приучал мусульман видеть, что против них мы, вопреки старого обычая, показываться будем в больших силах, уверим, что они нам опаснее прежнего; а наших в той же мере можем уверить, что они не прежние русские, которые с Паскевичем, в числе одиннадцати тысяч человек, уничтожили Персию и проникли до Эрзерума.

В заключение: ничего наудачу не начинать, и лучше [9] откладывать до времени, когда успех несомненен; словом, так вести дело, чтобы, сделав шаг вперед, отнюдь назад нейти".

__________

Пока мы деятельно готовились к военным предприятиям, Шамиль также не сидел сложа руки. Пользуясь временем до сбора наших отрядов, он задумал привлечь на свою сторону еще покорные нам койсубулинские селения, наказать те из них, которые попытались бы ему сопротивляться и уничтожить пограничные аварские аулы. В феврале месяце 1839-го года он собрал в Чиркате пятитысячное скопище из разных племен. Узнав о намерениях имама, хан мехтулинский, Ахмет, направил против него часть аварской милиции. Она спустилась к Тлоку, взяла из этого враждебного нам селения аманатов, но была атакована Шамилем, отброшена и окружена у сел. Мушули. Горсть милиционеров без сомнения была бы раздавлена. если бы не подоспел на выручку сам Ахмет-хан с тремя тысячами аварцев и мехтулинцев; тем не менее Шамиль успел сжечь аварские деревни Бетль и Ахкент и благополучно уйти в сел. Ахали. Отсюда он делал несколько нападений на Унцукуль, многолюднейшее из всех враждебных ему койсубулинских селений, но унцукульцы, под предводительством своего храброго старшины Алило, отражали все покушения мюридов. В том же месяце Шамиль снова обрушился на селение, но, с помощью подоспевшей аварской и мехтулинской милиции, унцукульцы еще раз отбили неприятеля. В то же время командовавший войсками в северном Дагестане, генерал-маиор Пантелеев, получив приказание генерала Граббе поддержать унцукульцев, расположил небольшой отряд у Зыряны; но Шамиль уже распустил свои [10] партии и, вернувшись в Ахульго с одною постоянною своею охранною стражею, послал только Сурхая и Али-бека с несколькими сотнями человек в Чечню, на поддержку Ташов-хаджи.

Не смотря, однакож, на все это и на опыт предшествовавших двух лет, кавказское начальство не теряло надежды отклонить бедствия войны переговорами с имамом. Некоторым из преданных нам горцев поручено было уговорить Шамиля смириться, но он, задержав сперва посланных, потом отпустил их, объявив, что на будущее время повесит каждого, кто осмелится взять на себя подобное поручение. Вместе с тем он старался внушить всем, что при вступлении нашего отряда в долину андийского Койсу, он будет отрезан, лишен всяких средств продовольствия и должен будет неминуемо погибнуть. Горцы охотно верили на слово своему владыке; горсть благоразумных людей, знавших истинную цену нашим средствам и скептически относившихся к этим разглагольствованиям, принуждена была молчать, так как суровый имам жестоко наказывал тех, кто осмеливался выражать опасения на счет вторжения русских, тем более, что в его глазах Ахульго было совершенно неприступно. Успокаивая себя этим последним обстоятельством, Шамиль, однако, озаботился затруднением подступов к своей резиденции и сильно укреплял гумбетовское селение Аргуани, на пути из Салатау в Ахульго.

Распустив свои скопища в феврале и обязав их клятвою вновь собраться по первому его требованию, имам не дал им долго наслаждаться отдыхом: в половине апреля он снова собрал их. К 1-му мая огромное скопище уже стояло под ружьем в Чиркате, а в ночь с 3-го на 4-е мая Шамиль, переправившись через аварское Койсу у Гимр, обрушился совершенно неожиданно на покорное нам селение Ирганай. Заняв 6-го мая этот аул, он держался [11] в нем до 10-го, пока успел выселить всех жителей в горы. Командир 2-го баталиона апшеронского полка маиор Вагнер, двинувшийся из Зыряны с двумя ротами, при взводе горных орудий, и 7-го числа атаковавший горцев, не в состоянии был вытеснить их из селения и отступил с потерею 9-ти раненых нижних чинов и 2-х артиллерийских лошадей. Наши же войска в северном Дагестане, к сожалению, в это время были заняты транспортировкою, заготовлением разных запасов к предстоящей экспедиции и сменою гарнизонов, так что под рукою не было достаточных средств для немедленного противудействия дерзкому врагу. Правда, оставалась тарковская, мехтулинская и аварская милиция, но она не решалась уже самостоятельно вступать в бой. Таким образом, Шамиль как нельзя лучше выбрал удобный для себя момент и застал нас совершенно врасплох.

Узнав о нападении на Ирганай, командовавший войсками в северном Дагестане генерал-маиор Пантелеев поспешно двинул через Зыряны на место происшествия 6-ть рот пехоты, при взводе горных орудий, под командою подполковника Сахновского, но и этого оказалось недостаточно: вторичная атака селения с севера и юга 9-ю ротами, при 4-х орудиях, была отбита и наши войска, после четырехчасовой перестрелки, отошли в Зыряны, потеряв 7-мь нижних чинов убитыми и одного офицера (апшеронского полка прапорщик Родошковский) и 18-ть нижних чинов ранеными.

Получив об этом донесение, командующий войсками на кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенант Граббе предписал Пантелееву во что бы то ни стало овладеть Ирганаем, но Шамиль уже был на марше к Аргуани и обратил все свое внимание на кр. Внезапную, где уже начал сосредоточиваться чеченский отряд. В состав его были назначены следующие части: 4 баталиона куринского [12] (расположенные на левом фланге), 2 — кабардинского егерских полков (из Кабарды), одна рота кавказского саперного баталиона (из Тифлиса), 5-ть сотен казаков (две конных и три пеших) от горского, моздокского, гребенского и кизлярского полков, 8-мь орудий 20-й артиллерийской бригады, 4 конно-казачьих орудия и до 500 охотников-милиционеров из кумыков, кабардинцев, осетин и надтеречных чеченцев.

Из северного Дагестана выделялись в распоряжение генерала Граббе 4 баталиона апшеронского полка, 6-ть орудий резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады и предполагалось собрать тарковскую, мехтулинскую и аварскую милицию. Но эти войска не могли собраться к Внезапной раньше второй половины мая, так как были необходимы на месте для прикрытия края, конвоирования транспортов и гарнизона в Хунзахе, Зыряны и Бурундук-кале, впредь до смены в утих пунктах командами от линейного баталиона.

К 1-му мая у кр. Внезапной, на правом берегу Акташа, раскинулся большой лагерь. Здесь сосредоточились 6-ть баталионов пехоты, рота сапер, конвойная команда в составе 1 офицера и 52-х нижних чинов, три сотни пеших и две сотни конных казаков и три сотни горской милиции, при шести легких и 4-х горных орудиях, всего 5546 штыков и шашек, при 10-ти орудиях. Пехота, артиллерия и милиция располагались в лагере, выслав всех лошадей, под прикрытием баталиона, на подножный корм, за пять верст, по направлению к Костеку, две же конные казачьи сотни были отправлены с тою же целью к Хасав-юрту.

По предположениям о военных действиях на 1839-й год, чеченский отряд должен был начать свои операции движением в Дагестан, против Шамиля, а затем уже, осенью, сделать экспедицию в Ичкерию. Соображение это [13] построено было на том, что летом действовать в лесистой Чечне сопряжено с большими потерями, тогда как, наоборот, в Дагестане невозможно оперировать в позднее время года. Однакож, обстоятельства решили иначе: из Чечни были получены сведения, совершенно изменявшие обстановку и опрокинувшие все наши заранее сделанные расчеты.

Ташов-хаджи, оставленный Шамилем полновластным хозяином в Чечне (Соперник хаджи — Уди-мулла — умер весною 1839-го года.), уже в марте месяце начал собирать многочисленные партии, угрожая кумыкской плоскости; вскоре к нему на помощь прибыли посланные имамом Сурхай-кадий и Али-бек. В кумыкском владении поднялась тревога, собрали милицию, но вскоре все опять успокоилось: набег не состоялся и Ташов-хаджи, заняв с. Мискит (на Аксае), начал строить укрепление на урочище Ахмет-Тала, среди дремучего леса. Выбор этого пункта сделан был не без цели: опираясь на новое укрепление, Ташов-хаджи мог пользоваться всяким удобным моментом и броситься на любую точку сунженской линии или кумыкской плоскости.

Узнав о сборе войск у Внезапной, Ташов-хаджи начал снова собирать партии из Ичкерии и аргунского ущелья и опять обратился за помощью к Шамилю. Имам, приготовлявшийся встретить нас с фронта, для этого укреплявший Аргуани, разрушивший спуск с крутой горы Соук-Булах, на границе Салатау и Гумбета, и обещавший буртунаевцам прибыть к ним для встречи русских еще в Салатау, с удовольствием взглянул на хлопоты Ташов-хаджи и быстро сообразив все выгоды иметь сильную партию на нашем фланге, составил весьма искусный план действий: задерживая нас, насколько возможно по пути, отступая с позиции на позицию и уступая каждый клочок земли с боя, завлечь наш отряд в горы и затем бросить [14] Ташов-хаджи нам в тыл, на наши сообщения. Нельзя не отдать полной справедливости соображениям Шамиля: он бил наверное; углубившись в горы мы не имели бы никаких средств отразить Ташов-хаджи и он мог хозяйничать сколько хотел и на кумыкской плоскости, и на линии. Это-то и заставило генерал-лейтенанта Граббе сперва обратиться в Чечню, разбить Ташов-хаджи и, обеспечив таким образом свою операционную линию, затем спокойно двинуться через Салатау и Гумбет против Шамиля.

Выступление отряда (4 баталиона кабардинского, 4 — куринского егерских полков, 1 1/2 сотни конных, 3 сотни пеших казаков и 2 1/2 сотни милиции, при 14-ти орудиях.) было назначено на 9-е мая, но направление движения держалось в строгой тайне. Войска выступали налегке, с одними только вьюками, для раненых же было взято по одной арбе на баталион. Весь лагерь, тяжести, парк и табун были оставлены у Внезапной, под прикрытием роты кавказского линейного № 10-го баталиона и кумыкской милиции.

8-го мая прибыл в Внезапную корпусный командир генерал-лейтенант Головин, по пути из Владикавказа в Дагестан. В его присутствии, в лагере было отслужено напутственное молебствие, а на другой день, перед походом, генерал Граббе отдал энергический приказ по отряду (приложение XIII).

Напасть на укрепление Ташов-хаджи на урочище Ахмет-Тала решено было внезапно, сделав скрытный переход в ночь с 9-го на 10-е мая.

Удобнейшая дорога к Ахмет-Тала от кр. Внезапной шла вдоль подошвы ауховских гор до р. Аксая, затем, от развалин бывшего аула Старый Аксай, верст пять с небольшим вверх по лесистой долине реки. По этой дороге до урочища было около 32-х верст, но проводники вызвались указать кратчайшую дорогу от переправы на р. [15] Яман-су, прямо через лес. Однакож, оказалось, что по этой тропе ни артиллерия, ни вьюки следовать не могут; тогда по ней был направлен только передовой отряд полковника Лабынцева, из двух баталионов кабардинцев и сотни казаков, на отборных лошадях, при двух горных орудиях, все же остальные войска должны были двигаться через Старый Аксай.

По приказанию генерала Граббе войска незаметно приготовились к движению, а с наступлением совершенной темноты тихо, без шума, снялись с позиции. Главные силы еще до рассвета достигли Старого Аксая и расположились для привала, передовой же отряд полковника Лабынцева, скрытно подойдя почти к самому укреплению Ташов-хаджи, остановился в густом лесу в ожидании рассвета. Неприятель как видно не предполагая, чтобы наши войска двинулись по узкой лесной тропинке, не счел нужным оберегать ее хотя бы пикетом; благодаря этому предприятие увенчалось полным успехом.

Укрепление было построено на возвышенном холме между двумя глубокими и лесистыми оврагами, в полутора верстах от р. Аксая, и состояло из квадратного редута, с бревенчатою башнею-редюитом посредине. Наружную ограду составляли две стены, одна за другою, промежуток между коими был заполнен землею. Выход с западной стороны защищен был башнею. Лес вокруг укрепления был расчищен на ружейный выстрел, из огромных же деревьев и пней устроено несколько рядов завалов, преграждавших как все доступы, так и дорогу от Аксая к сел. Балан-су, проходившую мимо укрепления.

В укреплении находился лично Ташов-хаджи с самыми преданными и отчаянными мюридами.

Появление наших войск было так внезапно, что сподвижник Шамиля был застигнут совершенно врасплох, [16] среди глубокого сна. С первыми лучами рассвета, наши егеря уже вышли на опушку леса и, после нескольких картечных выстрелов, бросились на завалы и укрепление. Одну же роту, с спешенными казаками, полковник Лабынцев послал густым лесом, чтобы преградить неприятелю всякий путь к отступлению. Увидя этот маневр и сообразив всю опасность своего положения, горцы, не думая более о защите своего оплота, искали спасения в лесу. Кабардинцы почти мгновенно заняли редут и сейчас же зажгли его. В центральной башне найдено было много верхней одежды и значок — доказательство полной неожиданности нападения и торопливого бегства неприятеля. Этот первый успех стоил нам одного убитого и двух раненых рядовых.

Увидя густой дым, клубившийся над лесом, главные силы стали в ружье и беспрепятственно двинулись вверх по долине. Между тем, по первым выстрелам в лесу, к урочищу Ахмет-Тала начали собираться окрестные жители и, скрываясь за завалами, усиливались все более и более.

Ко времени прибытия генерал-лейтенанта Граббе, передовая колонна расположена была на открытой поляне, на ружейный выстрел от опушки занятой неприятелем, совершенно укрытым даже от картечи наших единорогов. По обыкновению, горцы воодушевляли себя громким пением стихов из корана и по временам, кучками, бросались с шашками наголо на наших стрелков с такою быстротою, что резервы с трудом подоспевали на выручку цепи. Чтобы выбить неприятеля из его позиции Граббе направил с фронта, по дороге, генерал-маиора Галафеева, с 1-м и 2-м баталионами кабардинского и 2-м — куринского полков, для охвата горцев слева — полковника Пулло, с 1-м куринским баталионом, а всю горскую милицию, с маиором Мезенцевым, послал в обход леса справа. В резерве стали 3-й и 4-й баталионы куринского полка. [17]

Пока пехота строилась в боевой порядок на поляне, позади развалин неприятельского укрепления, два орудия, снявшись с передков на высоте, почти под дулами горских ружей, осыпали опушку леса картечью. Стройно двинулись вперед наши закаленные в боях баталионы,— и горцы не решились выждать удара: заметив обходное движение кавалерии и боясь попасть как бы в тиски, они предпочли искать спасения в бегстве, бросая даже тела убитых. Тогда отряд направился к с. Балан-су. Дорога, по которой он шел, представляла четырехверстное дефиле, среди непроницаемого леса, прегражденное во многих местах громадными срубленными деревьями, так что саперы, следовавшие в голове колонны, просто выбились из сил расчищая путь. По сторонам дороги видны были боковые завалы, но горцам, к нашему счастью, не довелось ими воспользоваться. Потеряв всего 4-х убитых и 4-х раненых нижних чинов, отряд прошел спокойно лес и расположился у Балан-су.

В этот день потеря наша была следующая: убито 10-ть нижних чинов, ранено два обер-офицера (Гвардейского генерального штаба капитан Милютин и кабардинского полка штабс-капитан Генуш.) и 28 нижних чинов и контужено один штаб, один обер-офицер (Навагинского полка подполковник Быков н кабардинского — подпоручик Китаев.) и 7-мь нижних чинов. Лошадей убыло 4.

Лишь только войска расположились на биваке, как селение Балан-су, служившее горцам сборным пунктом при набегах их на линию и покорные нам племена и теперь оставленное жителями, было предано пламени. Та же участь постигла ближайшие хутора и огромное зарево пожара осветило окрестные горы, далеко давая знать о нашем прибытии в Ичкерию. [18]

11-го мая отряд тронулся далее, то лесом, то мимо засеянных полян, и спустился к самому руслу р. Яман-су, близь аулов Наке-юрт и Цацын-Ирзау. Не смотря на довольно трудные подъемы и спуски, артиллерия везде прошла свободно. Далее пришлось двигаться по самому руслу мелкой и извилистой Яман-су, беспрестанно переходя с одного берега на другой. Для прикрытия отряда с флангов, по тропам были посланы две боковые колонны, каждая из двух баталионов пехоты, при взводе горных орудий.

К 7-ми часам вечера голова походной колонны поднялась на поляну у истоков Яман-су и войска расположились у с. Рагонкаж. Встречавшиеся по пути аулы казались пустыми и были сожжены. В этот день войска не видели неприятеля, за исключением левой боковой колонны, наткнувшейся на небольшую партию, засевшую в овраге, почти в виду Рагонкаж, и тотчас выбитую штыками.

От места нашего бивака было не более 8-ми верст прямой дороги до с. Саясан, главного опорного пункта Ташов-хаджи, но путь лежал опять среди дремучего леса, покрывающего сплошь весь хребет между долинами рр. Яман-су и Аксая.

Оставив главные силы на позиции у Рагонкаж, с целью обеспечения пути отступления от Саясан, генерал-лейтенант Граббе для атаки последнего аула назначил 1-й и 2-й баталионы кабардинского, две роты куринского полков и горскую милицию, при двух горных орудиях, под командою полковника Лабынцева.

Выступив в полдень 12-го мая, колонна эта спокойно прошла лесистое дефиле и лишь на спуске к самому. аулу была встречена сильным огнем.

Саясан был расположен на небольшом плато, круто обрывающемся к Аксаю. К югу от селения, на небольшом мысу, между двумя крутыми оврагами, находилось укрепление [19] Ташов-хаджи. Оно состояло из толстой бревенчатой ограды, фланкированной башнями с бойницами,— с башнею-редюитом посредине. Все скаты были защищены рвами, завалами, засеками в несколько рядов; единственная же тропинка сюда от селения была во многих местах перекопана и обстреливалась убийственным перекрестным огнем.

При нашем приближении очистив селение, горцы засели частью в укреплении, частью — на лесистых высотах позади него. Селение тотчас было нами занято, после небольшой перестрелки. Видя, что неприятель начинает усиливаться жителями окрестных селений Белгатоя, Беноя, Даттаха, Билитли и друг., полковник Лабынцев решил безотлагательно приступить к штурму укрепления и быстро сделал все нужные распоряжения. Он поставил одно горное орудие перед селением, под прикрытием роты пехоты, для обстреливания главной башни, занял с боя ротою пехоты и частью милиции лесистое возвышение влево, оставил в ауле две роты, а четыре — при горном орудии — в версте позади, для обеспечения отступления. На укрепление были двинуты две роты, под начальством навагинского полка подполковника Быкова, а часть милиции, под командою куринского полка маиора Мезенцева, в обход слева.

Егерям пришлось пробираться почти поодиночке, под метким огнем, но так как посланная влево одна рота куринцев уже заняла лесистые высоты, то неприятель, не выждав удара, обратился в бегство: только горсть отчаянных мюридов, с Ташов-хаджи во главе, попыталась было удержаться во внутренней башне, но почти все они были переколоты штыками. Таким образом, с укреплением было покончено: оно разрушено, а селение сожжено, но влево, у куринцев, все еще шла горячая перестрелка.

В 8-мь часов вечера полковник Лабынцев начал отступать, прикрываясь четырьмя ротами, при горном орудии, [20] под командою кабардинского полка маиора Рудакова. Как только горцы заметили наше движение, то начали действовать смелее и отчаянно бросились на арриергард, когда отряд начал втягиваться в дефиле. Кабардинцы встретили атакующих беглым огнем и отбросили их штыками. Не смотря однако на это, натиски прекратились только по выходе из леса последней роты. Колонна возвратилась к главным силам когда уже стемнело, потеряв убитыми 10-ть нижних чинов, ранеными 1 штаб, 4-х обер-офицеров (Куринского полка маиор Мезенцев и подпоручик Винников, кабардинского полка подпоручики Энкман и Мачинин и артиллерии капитан Сирьяни.) и 39-ть нижних чинов и 7-мь контуженных рядовых — из них более половины при отступлении.

Таким образом Ташов-хаджи был нанесен второй чувствительный удар в главном его убежище. Этим исчерпывалась цель движения в Ичкерию, а потому отряд, вечером 13-го числа, по разорении аула Билитли особою колонною из 2-х баталионов куринцев и сотни казаков, при взводе казачьих орудий, под командою подполковника Цыклаурова, выступил от Рагонкаж обратно в кр. Внезапную. Для этого был избран путь долиною Яман-су до с. Буна-юрт. Движение ото было прикрыто боковыми колоннами, направленными по лесистым горам: левою — полковника Пулло — из 1-го и 4-го куринских баталионов, двух горных, одного казачьего орудий и милиции, и правой — полковника Лабынцева — из 1-го и 2-го баталионов кабардинцев и сотни линейных казаков, при двух горных орудиях. В арриергарде шел 2-й баталион куринского полка, с двумя конными орудиями. Чтобы скрыть от неприятеля хотя начало нашего отступления, с позиции снялись ночью, с соблюдением строжайшей тишины, и, сперва обоз, а за ним и весь отряд успели благополучно спуститься к руслу [21] р. Яман-су. Горцы заметили исчезновение отряда только тогда, когда солнце поднялось уже довольно высоко и войска в полном порядке двигались тремя колоннами. Раздосадованный неприятель бросился за арриергардом и начал охватывать его с флангов. Завязалась жаркая перестрелка. Медленно двигалась главная колонна по руслу реки, так как постоянные остановки обоза ее задерживали. Тем временем арриергарду приходилось выдерживать не один отчаянный натиск горцев, бросавшихся очертя голову в шашки, не обращая никакого внимания даже на картечь. Особенно жарко было в арриергарде при продолжительной остановке, вследствие подъема около с. Балан-су на правый нагорный берег реки. Куринцы более часа простояли неподвижно на месте, по временам бросаясь в штыки на дерзко наседавшего врага. Наконец, когда все войска вытянулись на подъем, левая боковая колонна сменила арриергард, приняла на себя последнюю отчаянную атаку и отразила ее, благодаря стойкости наших артиллеристов: горцы были уже в пятнадцати шагах от орудий и тогда только толпу, почти в упор, осыпали картечью. Все смешалось, побежало и более уже не осмеливалось нас преследовать.

При отступлении этом мы потеряли 6-ть нижних чинов убитых, 1-го штаб, 4-х обер-офицеров (Углицкого егерского полка маиор Слоновский, генерального штаба штабс-капитан Шульц, кабардинского полка поручик Кононов, прапорщик Ставицкий и кавказского линейного № 6-го баталиона прапорщик Боборыкин.) и 49-ть нижних чинов раненых и 8-мь контуженных.

После короткого привала на поляне у берега Яман-су, отряд спокойно двинулся далее одною походною колонною, переправился на правый берег реки и стал на ночлег у с. Ярык-су-Аух. На другой день, 15-го мая, войска возвратились в свой лагерь под Внезапной.

Злополучный Ташов-хаджи бежал в Беной. Вслед [22] за ним туда же прибыл — хотя правда уже поздно — андийский кадий Галбац, с партиею, на поддержку наибу. Два шамильских вождя не замедлили поссориться; между прочим, Галбац упрекал Ташов-хаджи в трусости, а последний всю вину с своей головы сваливал на ичкеринцев, якобы относившихся с преступным равнодушием к общему делу борьбы с гяурами. Так ли было или иначе, но Галбац увидел ясно, что в Ичкерии ему уже делать нечего и поспешил обратно в Анди. После испытанных Ташов-хаджи неудач, популярность его сильно поколебалась; многие аулы, видя горькую судьбу соседей, в ответ на прокламацию генерал-лейтенанта Граббе (приложение XIV), заявили готовность покориться.

Таким образом, результатами экспедиции и истребления ближайших к плоскости ичкеринских аулов — притонов и сборных пунктов для горцев — было то, что покорные нам племена и самая линия могли быть — хотя на время — спокойными, а генерал-лейтенант Граббе мог приступить к действиям в северном Дагестане, не опасаясь уже за свой тыл.

Текст воспроизведен по изданию: Три года на Кавказе (1837-1839) // Кавказский сборник, Том 9. 1885

© текст - Юров А. 1885
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Karaiskender. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1884