-

ТРИ ГОДА НА КАВКАЗЕ

(1837-1839).

III.

Учреждение лезгинской кордонной линии; ее устройство и последовавшие изменения к описываемому году. Недостатки линии. Бедственное положение Кахетии и Тушетии. Вторжение лезгин в Тушетию в январе 1837-го года; разорение с. Дикло и блокада с. Шенако. Движение на выручку тушинского пристава князя Челокаева и отступление скопища. Необходимость изменения в направлении кордонной линии. Экспедиция начальника джаро-белоканской области генерал-маиора князя Севарсемидзе. Результаты ее. Новое устройство линии.

В то время, когда генерал-маиор Фезе оперировал в Аварии и имел кровопролитные встречи с неприятелем, ему оказала весьма ценную услугу экспедиция, предпринятая со стороны лезгинской кордонной линии и отвлекшая в Лезгистан не малую часть горских сил. [87]

В 1830-м году для прекращения набегов горских хищников на Кахетию и другие смежные с нею участки, по приказанию главнокомандовавшего отдельным кавказским корпусом, генерал-фельдмаршала князя Варшавского, у главных выходов из гор было учреждено 12-ть постов у селений Мухах, Джары, Катехи, Белоканы, на урочищах Лагодехи, Каратубань, Бежаньяны и у селений Кварели, Шильды, Напареул, Пшавел и Матаны, составивших вскоре затем лезгинскую кордонную линию. Первые пять постов составляли лезгинскую, а последние 7-мь — кахетинскую дистанцию.

Не считая гарнизона Джар, по кордону было распределено 4-ре роты пехоты, полусотня казаков, 84 конных и 396 пеших грузинских и лезгинских милиционеров, с милиционными же резервами: для кахетинской дистанции — сотня в Сигнахе и две — в Бежаньянах, а для лезгинской дистанции — две сотни милиции элисуйского султана.

К описываемому времени линия выдержала несколько перемен; она была разделена натри дистанции — бежаньянскую, белоканскую и закатальскую, казаки и милиция, бывшие на лезгинской дистанции, заменены 1-м грузинским пешим полком, а сигнахский резерв уничтожен. При новом разделении кордона, посты были распределены по дистанциям следующим образом: а) бежаньянская дистанция: посты бежаньянский, кварельский, шильдский, напареульский. пшавелский, матанский, сабуйский (вновь учрежденный) и четыре извещательных (новых) на урочищах Концио, Кошцкаро, Цихис-Джвари и Горис-Цвири. Каждый пост был занят 40 пешими и 7-го конными милиционерами из телавского и сигнахского округов; в Бежаньянах же, Кварели и Сабуи, сверх того, было расположено по роте пехоты с орудием; б) белоканская дистанция; посты: лагодехский, каратубанский (отчисленный от бежаньянской дистанции), [88] короглычайский и атахарабский. В Белоканах было возведено сильное укрепление, каратубанский же пост приведен в хорошее оборонительное состояние. Дистанция была занята ротою пехоты, 1-м грузинским пешим полком и 60-го сигнахскими милиционерами, при 7-ми орудиях (четыре в Белоканах, два в Лагодехах и одно в Каратубани); в), закатальская дистанция; посты: мухахский, джарский (закатальский), катехский и извещательные — на урочище Колиса-Улан-Тахта, у р. Сапунчи-чай, на оконечности отрога Абирганух-бурун, на горе Караул-тапа, и ущельях кафис-дарском и закатальском и на урочище Цоор-Кацы. Дистанция оборонялась грузинскими линейными №№ 12-го и 13-го баталионами, артиллерийским гарнизоном и 20-ю казаками, расположенными в кр. Новые Закаталы (близь сел. Джар). Посты были заняты 1 1/2 сотнями милиции джаро-белоканского округа, от гарнизона же Закатал высылалась одна рота в Белоканы.

Даже и в описанном виде, наш кордон мало удовлетворял своему прямому назначению. Главный его недостаток заключался в том, что наши посты были расположены у подошвы главного хребта кавказских гор, оставляя впереди себя главные ущелья и другие проходы совершенно открытыми для вторжения хищников. Особенно терпели от них богатая и плодоносная Кахетия и даже неприступная по своему местоположению Тушетия. Судьба не пощадила последнюю и в 1837-м году.

В декабре 1836-го года, начальник джаро-белоканской области, генерал-маиор князь Севарсемидзе, получил сведения, что дидойцы, усиленные ближайшими племенами, озлобленные воспрещением им спуска в Кахетию, намеревались вторгнуться в Кахетию или Тушетию. Сообщив об этом тотчас же телавскому окружному начальнику, князь просил его предупредить тушин, а для усиления бежаньянской [89] дистанций командировал полторы сотни милиционеров 1-го грузинского пешего полка. После этого, никаких сведений о происходившем в Дидо получаемо не было, но 12-го января 1837-го года князь был крайне озадачен донесением телавского окружного начальника, от 6-го числа, о том, что 4-го января огромное скопище лезгин напало на тушинские деревни Дикло и Шенахо и хотя бывшие наготове тушины, скрывшие свои семьи и имущество в башнях, мужественно отразили их, положив 15-ть человек на месте и многих переранив, но не смотря на этот первый успех, сел. Дикло разграблено и сожжено, а Шенако окружено и блокировано.

Тотчас полетели предписания, чтобы телавский окружный начальник, совместно с начальником бежаньянской дистанции, подполковником князем Меликовым, немедленно двинул к месту происшествия грузинскую милицию.

Телавский окружный начальник, надворный советник князь Туманов, собрав поспешно тушин и пшавцев, находившихся с своими стадами на алванском поле, между Алазанью и Иорой, и милицию из грузино-телавского округа, отправил их, под общею командою тушинского пристава князя Челокаева, на выручку обложенного с. Шенако.

13-го января этот небольшой отрядец выступил по назначению. Неимоверные трудности встреченные им по пути в Тушетию не поддаются никакому описанию. Одно Провидение могло спасти наших милиционеров от верной гибели на каждом шагу: они шла местами по трудной, крутой и обрывистой тропе, местами же целиком по глубокому снегу, ежеминутно осыпавшемуся под ногами пешехода и, при малейшей оплошности, грозившему увлечь его с собою в зияющую пропасть. Движение было настолько опасно, что даже ловкие и привычные к ходьбе по горам тушины принуждены были связывать свои пояса и при [90] помощи их, поддерживая друг друга, карабкаться на крутизны. В довершение всех этих невзгод, ударил сильный мороз и многие ознобили себе ноги. Дойдя до хребта отделявшего Кахетию от Тушетии, непривычные к такой стуже грузинские милиционеры не могли следовать далее и должны были вернуться обратно, за исключением начальника их, прапорщика князя Макаева; тушин же, воодушевленных опасностью угрожавшею их семейным очагам, ничто не могло удержать.

Наконец, 16-го января, отряд достиг пределов Тушетии и расположился в с. Аммало, в виду обложенного лезгинами Шенако. С князем Челокаевым прибыло 450 человек, в Шенако было 63 тушина, а неприятельское скопище, по собранным впоследствии сведениям, доходило до нескольких тысяч и насчитывало в своих рядах, кроме дидойцев, анцухцев и капучинцев, даже пришельцев из Дагестана. По свидетельству стариков-тушин, такого огромного сбора лезгин у них никто не помнил ни при грузинских царях, ни за время русского владычества.

Отдохнув от трудного похода и обрекогносцировав с высот прилежащих к с. Шенако расположение неприятеля, князь Челокаев занял в ночь на 18-е января все пути, чтобы не позволить лезгинам, уже истощившим запасы продовольствия, проникнуть вглубь Тушетии. Шенакойцы, заметив 18-го утром подоспевшую подмогу, дали знать условными сигналами, что они вступили уже в переговоры, а затем, с разрешения скопища, выслали к Челокаеву своего старшину. Последний сообщил, что после двухнедельной блокады, не будучи в состоянии больше защищаться, жители принуждены были вступить в переговоры с лезгинами и выдать им аманатов. Запретив шенакойцам вести какие бы то ни было переговоры, князь [91] Челокаев приказал объявить предводителям скопища, чтобы они, со всеми своими предложениями, обращались к нему.

Пораженные прибытием нашей милиции в такое трудное для перехода через горы время, лезгины выслали семь своих старшин (в том числе одного из родственников Шамиля), которые остановились на полдороге от с. Шенако к нашему биваку. Князь Челокаев вышел к ним навстречу в сопровождении семи тушин. На этом свидании старшины заявили, что вторжение будто бы ими предпринято по требованию Шамиля, угрожавшего им за неисполнение приказания всеми последствиями его тяжелого гнева, и высказали желание мира. Когда же Челокаев объявил им, что в таком случае они должны будут принести покорность нашему правительству и возвратить пленных жителей с. Дикло, то они не согласились на это и, в знак разрыва переговоров, возвратили взятых из с. Шенако аманатов. Хотя переговоры эти и кончились ничем, но принесли нам довольно ценную пользу, так как за это время блокированные шенакойцы, терпевшие крайний недостаток в воде, успели запастись снегом.

19-го числа, лезгины, на всех пунктах, перешли в наступление и завязали сильную перестрелку, продолжавшуюся целый день. Меткая стрельба тушин, не выпустивших ни одной пули даром и отлично применявшихся к местности, была губительна для неприятеля; потеряв много убитых и раненых, он, не смотря на огромное превосходство сил, не мог вытеснить наших тушин из их крепких позиций. Еще девять дней лезгины держали с. Шенако в блокаде; в это время холода усилилась до того, что тушинам приходилось после каждого выстрела, прежде чем снова зарядить ружье, отогревать у костров окоченевшие пальцы. [92]

Наконец, в ночь на 27-е января, скопище, видя бесплодность своих усилий, удалилось по направлению к с. Хушеты, в 12-ти верстах от разоренного Дикло. Таким образом, горсти тушин, с потерею всего 16-ти человек выбывших из строя, удалось спасти шенакойцев от верной гибели. Лезгины же за все время вторжения имели до 400 человек убитыми и ранеными.

По расследовании на месте оказалось, что 1) причиною набега было озлобление дидойцев за запрещение им спускаться на зиму в Кахетию, 2) что истребление с. Дикло произошло отчасти по собственной оплошности его жителей и ничем не объяснимому доверию их к исконному врагу тушин — лезгинам: не смотря на предупреждения о вторжении, диклойцы не приняли никаких особых мер к обороне и не отправили своих семей и имущества внутрь Тушетии; по обложении же селения скопищем, вошли с ним в переговоры и даже впустили часть его в свой аул. Конечно, как только хищника проникли в ограду, то не замедлила из овец сделаться волками: селение было истреблено до тла, убито 37 мужчин и 10-ть женщин и взято в плен 17-ть мужчин и 75-ть женщин; захвачено 690 штук рогатого скота, 460 овец, 90 лошадей и катеров и много разного домашнего имущества.

____________

Описанные выше недостатки линии обратили внимание начальника джаро-белоканской области генерал- маиора князя Севарсемидзе, который, рапортом от 10-го марта 1837-го года № 7-й, просил разрешения корпусного командира произвести рекогносцировку лежавших впереди линии гор и, затем, расположить наши посты более сообразно с обстановкою, Для выполнения этого предприятия, князь [93] Севарсемидзе считал необходимым располагать частью пеших нижегородских драгун, двумя ротами пехоты, пятнадцатью сотнями милиции и саперами, при трех горных единорогах. Отряд должен был быть снабжен необходимым количеством шанцевого инструмента. Для съемки местности Севарсемидзе просил выслать знающего дело топографа.

Барон Розен вполне согласился с представлением начальника области и разрешил составить для экспедиции отряд из 2-х пеших эскадронов нижегородцев, сборного, трехретного баталиона от грузинских линейных №№ 12-го, 13-го и 14-го баталионов, расквартированных в области, 5-ти сотен кахетинской, тушинской, пшавской и хевсурской, трех сотен лезгинской милиции и 2-х сотен 1-го грузинского пешего полка, при двух легких, одном горном орудиях и двух кегорновых мортирках. Милиционерам, наравне с войсками, разрешено было производить казенную дачу провианта и мясную и винную порции в продолжение всей экспедиция. Для обеспечения отряда продовольствием, предписано было заготовить запасы провианта на 15-ть дней в Кварелях и на месяц в Лагодехах.

Корпусный командир изъявил желание, чтобы экспедиция была начата возможно ранее, примерно во второй половине апреля месяца, но это оказалось неудобоисполнимым: в половине апреля на горах лежал еще такой большой снег, что на подножный корм можно было рассчитывать не раньше исхода мая; наконец, жителям джарской области и Кахетии, от которых была назначена в экспедицию часть милиционеров, надо было дать время для уборки хлеба, а они оканчивали ее только к июню. На этих основаниях, князь Севарсемидзе исходатайствовал отсрочку экспедиции до конца июня, а сам, [94] воспользовавшись свободным временем, с мая месяца приступил к приготовлениям, устроил переправу на р. Алазань, против сабуйского поста, исправил укрепленные посты по кордонной линии, обозрел ущелье простиравшееся от Белокан до горы Акимал и удостоверясь лично, что занятием этого пункта совершенно обеспечиваются границы джарской области, распорядился занять его на время экспедиции милициею из джарских лезгин. Экспедицию князь предполагал начать из Кахетии, так много и часто терпевшей от набегов, чтобы прикрыть ее своим движением.

В виду приближения времена начатия экспедиции готовясь отправиться в Кахетию, князь Севарсемидзе поручил управление джаро-белоканскою областью командиру грузинского линейного № 13-го баталиона подполковнику Лоскому. Для обеспечения же области, на время своего движения в горы, расположил оставшиеся в ней войска следующим образом: а) в закатальской дистанции: в кр. Новые Закаталы две роты грузинского линейного № 12-го и три роты № 13-го баталионов, при 16-ти крепостных и 4-х легких орудиях и четыре сотни лезгинской милиции, не считая обывательских караулов на постах, при спусках с гор; на муганлинской переправе через Алазань — команда казаков и милиционеров, при офицере. б) В белоканской дистанции: в укр. Белоканы — рота грузинского линейного № 12-го баталиона, при 4-х орудиях, команда милиционеров и обывательский караул, занимавший атахарабский пост, урочище Гиракли и цаблуанское ущелье; в Лагодехах — две сотни 1-го грузинского пешего полка, при двух крепостных орудиях, занимавшие сальными пикетами мацынский и короглычайский посты; в укр. Каратубань — сотня того же полка, при одном крепостном орудии; на апенском посту (между Каратубанью и Бежаньянами) обывательский караул от сигнахского уезда; на урдовской переправе через [95] Алазань — команда казаков и лезгинских милиционеров. Кроме того, для охранения границ джаро-белоканской области, гора Акимал была занята пятнадцатью, а гора Саридаг — пятью сотнями лезгинской милиции, в том числе 200 элисуйцев, состоявших на собственном продовольствии. В двух переходах от Закатал, на Царских Колодцах, были расположены в резерве три роты тифлисского егерского полка, пять эскадронов нижегородского драгунского полка, батарейная № 2-го батарея 19-й артиллерийской бригады и полусотня донского казачьего № 13-го полка. Все посты на кордонной линии были приведены в оборонительное состояние. в) В кахетинской дистанции: в с. Кварель — две роты грузинского линейного № 14-го баталиона, при одном легком орудии; в Бежаньянах и Сабуи — сборная команда от того же баталиона и часть милиции из жителей, Все остальные посты дистанции были заняты обывательскими караулами. Таким образом кордонная линия оборонялась, не считая команд и обывательских караулов, 11-ю ротами и 3-мя сотнями пехоты, 5-ю эскадронами драгун и 20 1/2 сотнями милиции, при 36-ти орудиях. Помимо всего этого, телавскому окружному начальнику и начальнику бежаньянского участка кордона было предписано принять все меры предосторожности и, в случае прорыва где-либо горцев, противупоставить им кахетинскую милицию.

Озаботившись таким образом об обеспечении вверенного ему района, князь Севарсемидзе прибыл 27-го июня в Кахетию, на сборный пункт — сел. Сабуа — и вступил в командование экспедиционным отрядом (В состав отряда входили: пеший дивизион нижегородского драгунского полка, три роты грузинских линейных №№ 12-го, 13-го и 14-го баталионов, две сотни 1-го грузинского пешего полка, пять сотен грузинской, пять лезгино-джарской и полусотни элисуйской конной милиции, всего 2100 штыков и шашек, при одном горном единороге и двух кегорновых мортирках.), а 29-го, в [96] сопровождении генерального штаба полковника Петрова и штабс-капитана Мочульского, под прикрытием 1/2 роты грузинского линейного № 14-го баталиона и сотни грузинского пешего полка, произвел усиленную рекогносцировку горы Кодор, находившейся в 18-ти верстах от с. Сабуи.

От этого последнего селения до развалин древнего монастыря Натлис-Мцемели дорога оказалась хорошею и вполне удобною, но, тотчас за монастырем, переходила в узкую и опасную вьючную тропинку, терявшуюся в русле ручья, протекавшего через монастырь, затем, углублявшуюся на расстоянии 6-ти верст в дремучий лес и, наконец, извивавшуюся, как змея, по крутому, почти отвесному подъему, по которому с большим трудом мог двигаться всадник.

Ознакомившись, таким образом, с местностью между Натлис-Мцемели и горою Кодор, князь Севарсемидзе передвинул отряд к монастырю, расположил здесь пехоту и артиллерию в лагере и, поручив генерального штаба штабс-капитану Мочульскому разработку на расстоянии 8-ми верст первой дороги на гору Кодор, двинулся к Кодору с авангардом гвардии ротмистра князя Андроникова (две сотни 1-го грузинского пешего полка) и расположил его у подошвы горы для наблюдения за неприятелем и охранения ущелья, по которому он мог бы беспокоить наших рабочих.

3-го июля к монастырю собрались все части войск назначенные для экспедиции. Это случилось как раз кстати, так как 4-го, толпы горцев, занявшие высоты перед позицией авангарда, начали усиливаться, а 5-го, пользуясь густым туманом, окутывавшим вершину Кодора как пеленою, пытались обойти наши передовые посты, но князь Андроников, подкрепленный ротою пехоты, успел парализовать все их усилия. [97]

В тот же день дорога от развалин монастыря до горы Кодор приведена была в такое состояние, что по ней, без особых затруднений, прошли главные силы отряда с горною артиллериею; у Натлис-Мцемели же осталось только 60 пехотинцев и 70-т милиционеров с легкими орудиями. 6-го июля, рано утром, неприятель начал снова показываться перед нашими аванпостами, но густой туман, застилавший все окрестности, мешал его действиям; в три часа же пополудни, когда прояснилось, горцы бросились на них и потеснили милиционеров, принужденных отступить к авангарду. Видя это, начальник отряда тотчас двинул на подкрепление грузин дивизион пеших драгун с горною артиллериею, под командою полковника Безобразова (Командир нижегородского драгунского полка.) — с приказанием, приняв общее начальство над авангардом, направить князя Андроникова с его двумя сотнями для занятия высот, примыкавших к соседней горе Вациаши, на которой ночью стоял горский пикет.

Между тем дидойцы, известные своим вероломством, в землю которых вступал отряд, прислали в наш лагерь трех старшин; посланные эти, заявив готовность своего народа исполнить все наши требования, начали, между прочим, уговаривать князя Севарсемидзе, якобы из желания нам добра, не двигаться дальше в виду чрезвычайной трудности дальнейшего пути, и не жалели красок в описании генералу всех предстоявших ему опасностей. Но князь не придал их словам ни малейшего значения, а последствия не замедлили оправдать всю безошибочность его взгляда в этом случае: оказалось, что одновременно с посольством в наш лагерь, служившим только для выигрыша времени, дидойцы разослали гонцов во все прилежащие лезгинские общества, с просьбою о [98] помощи, на что последовало согласие и находившиеся перед нами толпы начали заметно расти.

Ответом на происки дидойцев было передвижение главных сил отряда на гору Кодор. Густой туман — обычное явление на этой горе — не позволил князю тотчас же осмотреться, но в час дня, когда туман рассеялся, перед его глазами открылась как на ладони гора Вациаши, кишевшая горцами. Через несколько времени неприятель перешел в наступление, но грузинская милиция, против которой он занял весьма выгодное положение, после непродолжительной перестрелки, опрокинула его и обратила в бегство. Тщетно лезгины пытались удержаться на высоте Вациаши: они были и оттуда выбиты и далеко отброшены. Видя, что дело разгорается, князь Севарсемидзе заблаговременно подкрепил князя Андроникова еще сотнею милиции и эскадроном драгун с мортиркою; затем, по овладении вершиною Вациаши, занял ее ротою пехоты и частью милиции, под командою штабс-капитана Мочульского, а по покатости горы направил второй эскадрон драгун, при одной мортирке. Отброшенные вниз, лезгины продолжали безвредную для нас перестрелку до самого вечера, но начальник отряда отдал приказание не отвечать на их огонь. В этом деле у нас выбыло из строя 1 обер-офицер и 7 нижних чанов ранеными и убитыми и 5-ть лошадей; лезгины, по полученным сведениям, потеряли до 50-ти человек.

Так как неприятель нигде более не показывался, то 8-го июля войскам дан был отдых. Воспользовавшись этим, князь Севарсемидзе послал осмотреть дорогу от позиции до шильдского ущелья; она оказалась крайне неудобною и доступною лишь для одних пешеходов. Густой мокрый туман и дождь, не прекращавшийся весь день 8-го числа, заставили начальника отряда спуститься с Кодора [99] к с. Сабуи, оставив на горе лишь три сотни милиции; но, прибыв 10-го в Сабуи и расположившись лагерем, князь, в виду не прекращавшегося ненастья и опасаясь болезненности, оттянул к себе на другой день и оставшуюся на Кодоре милицию.

Осмотрев внимательно Натлас-Мцемельский монастырь, у которого сабуйское ущелье значительно суживается, князь Севарсемидзе нашел этот пункт чрезвычайно удобным для наблюдения за проходом хищников и решил, воспользовавшись развалинами, устроить здесь укрепление. Для этой цели он потребовал необходимое число рабочих из ближайших деревень и распорядился перевозкою из Сабуи одной деревянной казармы. Заняв вновь заложенный пост ротою грузинского линейного № 14-го баталиона, сотнею грузинской милиции, при одном легком орудии, и поручив заботы о скорейшем окончании работ начальнику поста, князь Севарсемидзе выступил 14-го июля для дальнейшего обозрения гор, по направлению к с. Артаны (Селение Артаны известно по истреблению жителями его в 1833-м году значительного дагестанского скопища, под предводительством Алдамишвили, убитого в этом деле.). Дорога от Сабуи до Артаны, на протяжении 25-ти верст, шла вдоль горного хребта и представляла крайние затруднения для хищников; по ущелью же, близь последнего селения, проходила главная дорога в дидойское общество; высоту над этим ущельем князь наметил для укрепленного поста. По возвращении в Сабуи, начальник отряда выступил 18-го июля в с. Шильды, 20-го прошел шильдское ущелье, осмотрел его и, через с. Акваны, по чрезвычайно трудному, лесистому восьмиверстному спуску, прибыл кварельским ущельем в деревню Кварель. На отрасли акванской горы, наз. Эйлахом, предположено было устроить [100] укрепление, для наблюдения в летнее время за шильдским и кварельским ущельями.

Между тем, действия Фезе в Дагестане с одной стороны, а движения Севарсемидзе с другой, навели такой страх на непокорные лезгинские племена, что они начали склоняться к покорности. Дидойцы первые прислали своих старшин, представили надежных аманатов, согласились принять к себе пристава, удовлетворить тушин за причиненные им набегами убытки и спускаться в Кахетию лишь по билетам пристава и без оружия. За ними явились в наш лагерь а известнейшие дагестанские предводители Мулачи-бек, Омар-Гамза-Алдами-швили, Али-Чула тиндалский и Бегай хваршинский, пользовавшиеся огромным влиянием между своими дикими единоплеменниками. Все они, с своими скопищами, были крайне встревожены движениями лезгинского отряда и из Дагестана прибыли к Кодору.

После двухдневного отдыха в с. Кварель, 24-го июля отряд выступил для дальнейших рекогносцировок; в тот же день прибыл к бежаньянскому редуту и, на другой день, двинулся по бежаньянскому ущелью, с целью обозрения гор от Бежаньян до Лагодех. Дорога оказалась не только удобною для вьюков, но, при незначительной разработке, могла служить и для провоза легких орудий. Отряд расположился на ночлег на небольшой поляне, в лесу наз. Хазал-Адатл, куда выходили со своими стадами анцухцы для кочевки. Хотя здесь было очень мало воды, но остановиться пришлось поневоле, в виду полного изнеможения людей, двигавшихся безостановочно с 5-ти часов утра до девяти — вечера.

На другое утро князь Севарсемидзе двинулся далее в горы, по необыкновенно крутому подъему в скалах. К удивлению всего отряда, горная артиллерия прошла [101] благополучно, если нс считать нескольких вьючных и подъемных лошадей оборвавшихся с кручи. К вечеру отряд достиг высоты Нуцарако, где и заночевал. Недостаток воды чувствовался и здесь.

27-го, войска, не доходя дер. Калака, прошли прямо через хребет Химрик, мимо с. Котели, одного из самых непримиримых наших врагов, и, к вечеру, прибыли на поляну Чол-Шат, составляющую вершину каратубанского ущелья. Дорога к этому месту то тянулась по вершинам обрывистых гор, то пересекала дикие скалы и висела над ужасными пропастями, то каменными осыпями спускалась в глубокие лощины. Леса вокруг вовсе не было; до сторонам лишь неприветливо торчали из снега голые скалы. Во время движения люди много терпели от холода, довольствуясь сухарями, размоченными в воде, которой, на этот раз, было в изобилии,

28-го июля на долю войск выпали еще большие трудности: узкая тропинка поднималась все выше и выше почти отвесно, проходила через глубокие овраги; люди и лошади едва двигались поодиночке и отряд растянулся на целых 10-ть верст, так что, глядя издали, можно было думать, что двигается огромная армия. Переход этот отнял слишком 14-ть часов. Пройденное нами без выстрела пространство было настолько удобно для обороны и представляло ряд таких крепких позиций, что горсть отчаянных храбрецов могла остановить целые полки.

29-го июля князь Севарсемидзе поднялся на хребет Варган, образующий лагодехское ущелье, и, после десятичасового марша, спустился в укр. Лагодехи, закончив, таким образом, обозрение части кавказского хребта, лежавшей против лезгинской кордонной линии. Экспедициею этою определены пункты, на которые, в видах лучшего охранения Кахетии и джаро-белоканской области, следовало [102] выдвинуть посты, и окончательно разрушена уверенность лезгин в неприступности их горных трущоб со стороны Кахетии.

В конце экспедиции погода вам благоприятствовала и наши войска, благополучно и с ничтожною потерею, окончили возложенное на них поручение, явив горцам доказательства храбрости, выносливости и дисциплины.

Окончив экспедицию, князь Севарсемидзе оставался еще в Кахетии для некоторых дополнительных соображений по новому устройству кордонной линии. По осуществлении всех предположений князя, последняя должна была заключать в себе три дистанции: 1) бежаньянскую — обнимавшую собою укр. Натлис-Мцемели и посты бахимтельский, евстафиевский, артанский, мало-эйлахский, шильдский и бежаньянский. Подобным расположением этого участка кордона, телавский и сигнахский округа освобождались от наряда 420-ти милиционеров и упраздняемые князем посты при ур. Бежаньяны, Апены, при сс. Кварели, Сабуи, Нацареул, при ур. Ибутжа, Концио, Кушцкаро, Цихис-Джвари и обывательские пикеты при сс. Шакрианы, Енисели, Гремы, Накалакеви, Ампаты, Чеканы и при ур. Далочаби — теряли всякое значение, 2) белоканскую — состоявшую из укр. Белоканы и постов хочалдагского, лагодехского, короглычайского и каратубанского; и 3) закатальскую —из постов при озере Акимал-Наур, в цаблуанском ущелье, при спуске с горы Месельдегер и на Сары-даге. Вся линия была занята 5-ю ротами пехоты, 4 1/2 сотнями 1-го грузинского пешего полка и 4 1/2 сотнями милиции. 1-я дистанция подчинялась командиру грузинского линейного № 14-го баталиона, 2-я — командиру 1-го грузинского пешего полка и 3-я — джарскому главному приставу.

Новым размещением постов достигались следующие весьма важные удобства: а) жители джаро-белоканской [103] области изолировались от всяких бесконтрольных сношений с непокорными лезгинскими племенами, всегда оказывавшихся крайне вредными, и б) население Кахетии, телавского и сигнахского округов освобождалось от тяжелой караульной службы на кордонных постах и ограждалось от почти постоянного разорения хищниками.

Помимо специальной своей задачи, движение князя Севарсемидзе выполнило и другую цель - демонстративную, так как отвлекло на себя часть горских сил из Дагестана и тем облегчило действия там генерала Фезе.

Текст воспроизведен по изданию: Три года на Кавказе (1837-1839) // Кавказский сборник, Том 8. 1884