-

ЭДМОНД СПЕНСЕР

ПУТЕШЕСТВИЯ В ЧЕРКЕСИЮ

TRAVELS IN CIRCASSIA

ПИСЬМО 21

Новое русское поселение на Абуне. — Прогулка к Кубани. — Казацкие караульные помещения. — Враждебность между черкесами и черноморскими казаками. — Грабительские привычки жителей приграничных селений. — Вредность для здоровья территории на берегах Кубани.

Я осознаю, что направление моих писем из Черкесии является более враждебным по отношению к России и ее политике, чем проявляется в письмах, написанных во время моего путешествия по этой империи. Но как это возможно, что любой человек, обладающий мельчайшим чувством сострадания к своим собратьям, может [56] созерцать горящие деревни, тысячи беспомощных сирот,плачущих вдов, у которых отняли все дорогое на земле, без проклятия виновников такого несчастья? Действительно, невозможно прожить среди этого народа и быть свидетелем их покорности судьбе; их неутомимая энергия в защите их скромных очагов; их стойкая честность; их гостеприимство и особая привязанность; их гуманность по отношению к их рабам и тем заключенным, которые попадают к ним — все это нельзя воспринимать без сочувствия к их делу, без заинтересованности в их судьбе; и, в то же время, они являют миру реальную ситуацию самого жестоко гонимого народа в этот момент в мире.

Среди огромной толпы, которой я теперь окружен, я не увидел ни одного человека, стоящего в стороне от общего дела: вся древняя вражда полностью поглощается общим делом, и лозунг «смерть или независимость» — является всеобщим. Вот для примера, чтобы у вас сложилось впечатление восхитительной легкости, с которой огромное число мужчин может быть собрано в этой стране — потребовалось только полчаса для большинства из них — вероятно, около десяти тысяч, чтобы рассеяться с уверенностью, что они найдут пищу и жилье достаточно близко, чтобы позволить им снова на рассвете следующего дня встретиться полностью вооруженными для битвы. Тем не менее, надо признаться, что черкес очень отличается от аборигена любой другой страны, за исключением араба. Ущелье в горах или сень деревьев, даже в самую суровую погоду, является для него домом, когда ничего лучше не находится; седло — его подушка; попона — кровать; накидка — его покрывало; и конь, верный и послушный, как спаниель, его вечный друг дома и вне его скрашивает его одиночество; в то время как его неприхотливые желания делают из сумки с едой и бутылки щху, всегда привязанной к седлу, роскошную трапезу.

Черкесский лагерь расположен в области натухайцев на полпути между новой русской крепостью в горах, называемом Абун, и рекой Кубанью; благодаря чему горцы могли наблюдать приближение врага с другой стороны и сдерживать его продвижение в глубь страны Они всегда могут также помешать гарнизону Абуна получить подкрепление, в случае, если он будет ослаблен поражениями или голодать от нехватки провизии без риска серьезного столкновения. В наших [57] разведывательных вылазках мы часто подходили на расстояние выстрела к крепости, когда гарнизон, обнаружив нас, никогда не упускал случая убежать с их полевых укреплений, подобно колонии крыс, и приветствовал наше присутствие королевским салютом из всех ружей.

Расположение крепости над горой, которая возвышалась, было выбрано плохо; следовательно, плохо приспособлено к сопротивлению регулярной атаке: тем не менее, против врага, подобного горцам, бедного артиллерией, это — устрашающая позиция. Оказывается, однако, что в то время, когда ее первоначально возводили, у русских был небольшой выбор в этой ситуации; т. к. будучи полностью окруженными здесь огромным количеством черкесов около двух лет назад, они не имели другого выбора бежать от полного разрушения, чем возвести на скорую руку укрепления, которые впоследствии постепенно были превращены в нечто, похожее на крепость.

В настоящее время русские не получают от своей позиции на Абуне никакого существенного преимущества, т. к. будучи полностью отрезаны от любой связи с войсками на линии Кубани или ближайшей русской крепостью Геленджиком на Черном море, они уже подвержены смертельной враждебности туземцев, всякий раз когда голод будет принуждать их делать вылазку в поисках провианта. За несколько месяцев до моего прибытия безнадежность привела в движение часть гарнизона, они попытались пересечь страну в направлении Геленджика, который достигли с очень маленькими потерями, вследствие обстоятельства, что инициатива была предпринята во время, когда горцы отмечали великий религиозный праздник в одной из их священных рощ. С момента этого набега черкесы наблюдают за ними с удвоенной бдительностью; и чтобы предотвратить похожую вылазку, численная сила лагеря была увеличена до нескольких тысяч; хотя вершина каждого холма, с которого обозревается равнина, является, если я могу так это назвать, загарнизованной этими партизанами.

После того, как мы оставили крепость, мы продолжили наш путь по берегам Убина к Кубани, когда мы вскоре оказались в одной из самых красивых холмистых местностей в мире. Отсюда мы спустились на равнину и затем расположились на бивак на день или два среди тростников и осоки, которые достигают в высоту по крайней мере тринадцати футов, около Кубани. Но я никогда [58] не забуду, как я страдал здесь от комаров. Закаленный черкес был в отнюдь не лучшем положении; и единственная возможность спастись от их непрекращающегося преследования, — зажигать огромные костры в течение дня и заползать в мешки ночью; и если к этому мы добавим вой собак, волков и шакалов, мычание стад, щебетание мириад рептилий и насекомых всех видов, которые создавали постоянный шум днем и ночью, вместе с непредвиденным ожиданием визита казаков, вы можете предположить, что мое положение было каким угодно, но не завидным: не говоря уже ничего о гнусности воздуха, духоте погоды и возможности вдыхать при каждом вдохе ядовитый пар, который мог бы разрушить саму жизнь. Последнее зло является, действительно, величайшей опасностью, которая сопровождает тропу путешественника, чье любопытство и предприимчивость понуждают его к исследованию этой страны на Востоке, подверженной вредоносным испарениям. Что касается удобств, они никогда не занимали меня; я мог обходиться с неприхотливыми горцами, которые когда-либо вытаскивали лук; но какое же здоровье устоит против вредных испарений болота.

Кубань здесь является очень широкой и быстрой; татары называют ее Великая Вода, черкесы — старая Вода; древние греки дали ей имя — Хипанис; римляне — Вардане; хазары (некогда властная нация в этих регионах) — Оукруге и жители Верхней Абазии называют ее на своем диалекте Кубин, от этого обстоятельства кажется, что они аборигены. Вибиус Секвестер, в свое время, назвал Хипанис демаркационной линией между Азией и Европой. Когда, намекая на эту реку, он сказал: «Она имеет свой исток на подножии Эльбруса» на северной стороне и здесь образует границу между Россией и страной конфедеративных племен Кавказа. Северный берег, населенный черноморскими казаками, на котором находятся военные поселения вдоль всей линии границы для защиты жителей от вторжений кавказцев, более поднят, чем берег на черкесской стороне. Эти военные поселения являются даже более примитивными, чем те, которые я уже описал, принадлежащими дунайским казакам, будучи не лучше чем три перпендикулярных столба, прикрепленных к земле с сиденьем на вершине подобно птичьему гнезду, на котором часовой, вооруженный копьем и ружьем, стоит ночью и днем, наблюдая [59] движение черкесов, которые, несмотря на бдительность, иногда наносят своим соседям нежеланный визит.

Поднимаясь на один из многочисленных могильных холмов, которые здесь в изобилии, я четко увидел Екатеринодар (Дар Екатерины), метрополию черноморских казаков. Он расположен в середине густого леса, кажется более похожим на обширную деревню, чем на город. Холмы вокруг него полностью покрыты пушками, спускающимися к краю воды, они возвышались над всей территорией, по которой мы путешествовали.

Казалось бы, что чувство враждебности между черкесами и черноморскими казаками является самым смертоносным; ибо последние, не успев нас заметить, без малейшей провокации с нашей стороны, тут же разряжали в нас весь ряд пушек по очереди.

Конечно, в лагере русских порох в изобилии; но я должен сказать, образцы, которые они выставили, дали мне самое презренное мнение об их умении в артиллерийском деле; хотя вполне рассчитывали нас истребить; единственно, кто пострадал — камыши и осока. Страна, населенная казаками, является продолжением широкой степи Крымской Татарии, казалась, однако, настоль более плодородной, чем любая другая часть, которую я до этого видел, бесчисленные стада паслись везде, и куча копий, встречающихся вокруг деревушек, показывают, что жители, несмотря на свои длинные ружья, часто подвержены ограблению со стороны соседей. Действительно, это часто делают обе стороны; и столь активная мародерская система существовала, что, возможно, ни один народ на земле не ненавидел любого другого более сердечно; и, хотя река здесь несется вперед подобно потоку, тем не менее группировки одних часто переплывают верхом на территорию других и уносят все, до чего могут дотянуться — мужчин, женщин, детей и животных.

Упрек, столь часто адресованный черкесской девушкой к своему любимому: «О, ты трус! Ты даже не смог похитить черноморскую корову», является равно популярным и у казаков; согласно учрежденному кодексу морали среди этих обоих народов, похитить с ловкостью, не будучи обнаруженным, считается похвальным, но ограбить врага — это совершенство добродетели!

Кроме черноморских казаков, которые здесь охраняют русскую границу, существуют также различные другие племена такого же названия в этой обширной империи, [60] поселенные на берегах Дона, Прута, Каспийского моря и Сибири для таких же целей, большая часть которых в течение средних веков была свободным народом, управляемым их собственными вождями или атаманами.

В настоящее время коронованный принц России сосредоточил в своих руках верховную власть над всеми под титулом Великий Атаман. Но, строго говоря, только истинные казаки сейчас существующие и те, кто отмечены в средневековье — это черноморские и донские, чьи законы, обычаи, манеры, способы борьбы были очень похожи. Черноморские совершенно отличны от других казаков, более похожи на жителей Кавказа, чем на славянина России, чей нрав отнюдь не утратил ее самых прекрасных качеств. Предлагается, что они ведут свое происхождение от казахов, кавказского племени, все еще существующего ²⁰ . Они, в самой большой части, высокие и хорошо сложены; стройные, атлетичеческая форма с профилем обычно греческим или римским; волосы всегда темно-коричневые или черные; и азиатская кровь придает их чертам пикантный характер, столь обычный для восточных людей. Я не буду пытаться описывать историю их кровопролитных войн с турками и татарами, они были в течение столетий великими приверженцами креста — сторожевыми псами, которые охраняли границы Европы в этом регионе от опустошающих набегов фанатичных орд Магомета; и вследствие их хорошо известной смелости, их приверженность России (так как они никогда не были завоеваны) поощрялась самыми решительными преимуществами перед этой державой, они много раз выступали на ее стороне, сражаясь против турков и татар.

Несмотря на службы, которые он нес, казак этих стран ни в коем случае не любимец русских, которые делают вид, что забота о них ниже их внимания, человек, в чьей преданности нет уверенности: кто, кроме того, что профессиональный разбойник, является к тому же варваром и чья доблесть имеет характер скорее жестокости дикаря, чем храбрости галантного солдата. Реальный факт, что не существует любви между ним и мусковитами старой России, относящимися друг к другу с взаимной подозрительностью; и их ненависть такова, что они редко общаются без того, чтобы дойти до рукопашной. Казак, со своей стороны, называет русского неблагородным, подлым негодяем лишенным как величия души, так и роста; [61] как беспринципным, так и нерасполагающим к себе по натуре. Следовательно, мы должны быть такого мнения, что если бы казаки в этой части империи были бы достаточно могущественными, Россия могла в каком-то будущем времени принимать в расчет их отказ от союза с ней. Среди всех казаков Российской империи черноморские считаются, друзьями и врагами, самыми храбрыми — их доблестный брат на Дону решительно подтверждал свою собственную слабость; хотя первый не сдавался воину любой другой страны, кроме непокоримого черкеса, который предпочитает быть разрезанным на кусочки, чем сдаться. Этот народ — черноморские казаки — датируют свое происхождение 800 годом, будучи тогда составленными из сборища авантюристов каждой нации под небесами, они оформились в некую бродячую республику; иногда оседая в одном месте и иногда в другом, они в конце концов поселились на берегах Днепра, за порогами, от которых они получили имя Запорожцы, или люди, которые живут за порогами.

Здесь, вследствие их грабительских привычек и смелости, они доставляли в течение веков серьезную неприятность своим соседям — русским, полякам, туркам и татарам; и так как они поддерживали своего рода дикую независимость, они привыкли к капризам или, надеясь на грабеж, помещать себя под защиту одного или другого могущественного соседа. Предпочтение отдавалось, как правило, России из-за того, что здесь была распространена, как и у них, греческая религия.

В армиях только они избирали хозяина; их храбрость всегда их выделяла; всегда занимали опасную позицию не столько от желания добиться риска, сколько от удобств, которые она предоставляла в смысле большой доли добычи. Отчасти, чтобы отделаться от таких внушающих беспокойство соседей и отчасти для того, чтобы направить их воинствующий дух и грабительский нрав против черкесов, Екатерина II в 1792 г. мудро побудила их выгодными предложениями переместиться в Кубанскую Татарию, которая недавно была захвачена Россией, над чьими жителями — ногайцами и кара-татарами, она установила верховную власть.

Они сейчас занимают весь этот район, тянущийся по правому берегу Кубани, от реки Лабы до Аоуст, или Ай, недалеко от Азовского моря, которое отделяет их от страны донских казаков. Это вместе с островом [62] Тамань охватывает, пространство свыше тысячи квадратных миль, которые они удерживают вне власти в соответствии с указом Екатерины II на такой срок и получают такие же привилегии, как казаки Дона; следовательно, они имеют привилегию выбора их собственного атамана и управляются своими собственными законами. Эти законы не являются, тем не менее, в настоящее время строго навязываемыми согласно предписаниям первоначального кодекса, который в одно и то же время прост и не лишен жестокости. Например, если человек убивает другого, за исключением того, как это происходит в соответствии с законами, установленными для дуэли, его хватают, не взирая на лица, связывают с убитым и закапывают живьем. Если женщина окажется виновной в нарушении супружеской верности, она закапывается живой по горло и ее затем оставляют погибать; и если незамужняя женщина становится матерью, ее привязывают за волосы к церковной двери, и каждый человек, входящий в церковь, волен ударить или плюнуть в ее лицо. Эти и различные другие обычаи подобного характера быстро выходят из употребления с тех пор, как они признали верховенство России; они также становятся более привязанными к сельскому хозяйству и торговым занятиям и не пренебрегают образованием своих детей.

Внешне черноморские казаки превосходят донских; и, хотя они не столь красивы, как их соседи черкесы, все же, так как они постоянно подражают поведению римлян по отношению к сабинам ²¹, красивые девушки Черкесии значительно улучшили настоящее поколение. По отношению к их моральным качествам мы не можем, конечно, верить оценкам, даваемым черкесами, которые описывают их в не более льстивых тонах, чем своих хозяев, русских: а черноморские платят им той же монетой; нет такого слова, которое было бы слишком плохим, если оно относится к кавказцам, чье имя является синонимом крайнего позора, тем не менее, самым определенным является то, что ни один поэт в настоящее время не может отметить мирное расположение этих жителей приграничных поселений, которые постоянно занимаются мелкими войнами, большей частью полагаясь единственно на грабеж в своем существовании.

Это чувство неприязни поддерживается русским правительством,которое сильно опасалось бы за стабильность этой части империи, делай казаки общее дело с горцами. [63]

Действительно, грабительская система, которой следуют и те, и другие и вражда, таким образом воспитываемая от поколения к поколению, мало способствует поддержке дружественных отношений именно в сердце черкеса, тем не менее, эта враждебность, кажется, существует с превосходящей силой; и хотя много случаев, когда дезертир-казак оседал среди заклятых врагов своего народа, тем не менее, я полагаю, что неизвестно, чтобы черкес строил свой дом добровольно в любой земле, подчиненной России; и те войска, которые фигурируют в Санкт-Петербурге как черкесские, являются в действительности, в большей части коренными жителями Мингрелии, Грузии и примыкающих кавказских районов, давно ей принадлежащих; даже соблазн иметь доллар в день, предлагаемый Россией, оказался неспособным оторвать хоты бы одного жителя Черкесии от земли своих предков.

Если, черкес должен жаловаться на грабительские привычки его соседей, все же в целом он в большей степени в выигрыше, ибо черноморский казак, мигрируя с Днепра, принес с собой навыки доместикации, комфорт и аккуратность европейцев вместе с улучшенной системой военного дела, всему этому он обучил дикого черкеса, который, таким образом, стал также страшным соперником, которого могла бы покорить Россия. С другой стороны, численность казаков, подверженных влиянию нездорового климата, ядовитых испарений болот и неугасимой враждебности их врагов, падает день ото дня, ибо сейчас они не могут привезти более, чем 12 тысяч мужчин на поле, тогда как тогда, когда они впервые поселились на Кубани, их силы составляли 50 тысяч. Это уменьшение также приписывается в не меньшей степени последним войнам с Польшей, в которых, хорошо известно, они наиболее пострадали. Во всяком случае, вы можете быть уверены, что ни один император России не может сейчас угрожать Великобритании, как Павел ²² славной памяти! С сотней тысяч казаков с Дона и Черного моря он сверг ее власть в Индии; вся сила этих казаков в настоящее время недостаточна, чтобы охранять их собственную длинную линию границы против проникновений черкесов; так что, буквально, приобретение территории Россией в этой части Азии вместо получения ею прироста силы добавило ей слабость. Затем страна сама не приносит выгоды, весь район, от Екатеринодара до Дона, в большей части, составляет болота и степь. Существуют, [64] конечно, здесь и там плодородные места, подобно оазису в пустыне, производящие изобилие вместе с прекрасными пастушескими землями и лугами, на берегах рек; но воздух в большей части, является таким ядовитым и вода такой нездоровой, что это только служит могилой для русских солдат, производя лихорадку, похожую на лихорадку, исходящую от понтийских болот Италии.

Русские прекрасно отдают себе отчет в плохой политике содержания их теперешней обширной границы в этой части их империи; следовательно, это дает основание для желания расширить ее до более легко защищаемых ущелий Кавказа.

Ядовитый воздух, поднимающийся от болот на кавказской границе Кубани, образует значительную преграду для проникновения русской армии в Черкесию из этого места, т. к., если бы туземцы защищали их ущелья с силой и предотвращали их вход в крепость Анапа, они бы были обязаны или вновь пересечь Кубань, что часто неосуществимо, когда она растекается из-за дождя в горах, или расположиться на бивак на болотах; и эти же самые обстоятельства вызвали то, что случилось с русскими войсками, несколько лет спустя, когда смертность, даже в течение нескольких дней, среди людей и лошадей была столь ужасной, что лучше было отговорить их от повторения попытки. В добавление к тысячам, которые пали жертвами плохого воздуха, многие умерли от укусов москитов.

ПИСЬМО 22

Кавказский пейзаж. — Обзор страны. — Занятие жителей. — Их внешний облик. — Деревни. — Население. — Характер черкесов. — Опасность для иностранцев быть схваченными в качестве рабов. — Прибытие в дом демир-гойского князя. — Его гостеприимство. — Манеры. — Сдержанные обычаи черкесов.

Изрядно усталый от моей поездки вдоль болотистых берегов Кубани, я с радостью повернул моего коня к живительному воздуху гор и более грандиозный спектакль, чем явила кавказская застава во всех ее гротескных формах, не мог раскрыться глазу путешественника в другой любой альпийской стране — огромная гряда, [65] тянущаяся на восток и запад так далеко, как можно охватить взглядом.

Я никогда не был более поражен, чем в этот момент, когда осматривал запутанные и непроходимые лощины передо мной, препятствия, сопровождающие покорение Кавказа; и как красив был вид, когда контрастировал с мрачной степью и болотом, которые я только что покинул, казась настоящим Эдемом! ²³ Здесь были самые красивые горы, когда-либо сотворенные природой, покрытые лесом и отлого спускающиеся к равнине, пересекаемые плодородными долинами, на которых разбиты прекрасные сады; в то время как каждая зеленая площадка была оживлена многочисленными стадами крупного и мелкого рогатого скота; и все это — несмотря на разгар войны. Что стало с этой прекрасной страной? Взовьется ли вновь над ней оливковая ветвь? Вся почва этой очень благодатной страны, за исключением низких площадок поблизости от Кубани, и часть у вершин высочайших гор, богата до изобилия; даже самая простая культивация дает изобилие, следовательно, мы нигде не чувствуем руку умелого земледельца; тем не менее, когда мы вспомним состояние непрекращающейся вражды, в которой они живут, будучи подверженными грабящим казакам и мародерствующим русским, нельзя не восхититься трудолюбием жителей, которые, заняты ли на полях или заботящиеся о своих стадах, обязаны, включая женщин и детей, быть всегда вооруженными для защиты.

Туземцы этой части Кавказа более европейцы в своих привычках, чем их собратья в горах Верхней Абазии, они также лучше одеты, но их костюм и доспехи такие же; и их патриотизм и враждебность по отношению к захватчикам не могли быть выше по интенсивности. Здесь мне показали в первый раз несколько копий «Дела», содержащего их декларацию независимости, переведенную на турецкий, одну из которых каждый князь и аристократ носил с собой, независимо от того, может он читать ее или нет и относился к ней с таким же благоговением, как турки к Корану. Когда бы они ни делали вылазку, национальное знамя всегда несут во главе части, и на каждой всенародной ассамблее оно выставляется на самом видном месте. Одним словом, энтузиазм этого самого вспыльчивого народа после всеобщего принятия национального символа превышает [66] воображение. Это обстоятельство, действительно, дало прирост моральной силы и уверенность в справедливости их дела; с уверенностью в конце концов торжествующей, что русским будет крайне трудно победить и это все делает окончательный исход спора более, чем сомнительным, даже если бы горцы были оставлены с их собственными ограниченными ресурсами.

Почти все князья и аристократы носят под своими платьями легкие жилеты-кольчуги, особенно во время грабительских вылазок. Те, которые я видел, казались самой великолепной работы, и я не мог не восхититься красивыми узорами золота и серебра причудливой работы на их доспехах и поясах; и серебряными окаймлениями, сделанными руками их женщин, которые украшали их одежду и попоны их лошадей, тем не менее замечательной чистоты.

Сейчас я путешествую в области Ноттахайцы, или, на диалекте местных жителей — Натху-Койци — народа, считаемого самым красивым из всех черкесских племен; и это отличие приписывается им абсолютно справедливо, так как я думаю, что во время всего моего пути я не видал ни единого лица, не отличающегося красотой; разве только ногайского татарина, калмыка или русского пленного; последних я. видел великое множество. Общий контур лица Ноттахайци совершенно классический, представляющий в профиль ту изысканно мягко вьющуюся линию, считаемую знатоками идеалом красоты. Их большие темные глаза, обычно темно-голубые, прикрытые длинными ресницами были бы прекраснейшими из всех, которые я когда-либо видел, если бы не выражение дикой жестокости, которая сильно поразила меня, когда я впервые прибыл в Черкесию, которая, вероятно, вызывается тем обстоятельством, что смелый горец подвергается с младенчества до седых волос опасности и борьбе.

Женщины часто, к сожалению, портят красоту их глаз крашением ресниц и другими действиями подобного рода, столь общими для азиатов. Оба пола страстно любят одеваться; и я уверяю вас, красивое лицо и привлекательный внешний облик также очень ценим среди этих народов, как и среди самых утонченных наций Европы. Если к этому мы добавим, что один отличается грациозным легким умением держать себя и природной элегантностью манер; а другой — величавым военным поведением, не будет преувеличением сказать, что, возможно, [67] не существует полуцивилизованного народа в мире, обнаруживающего столь привлекательную внешность.

С первого взгляда облик черкеса — это нечто чрезвычайно воинственное: его величественный взгляд, поднятые брови, темные усы и ниспадающая борода, его прямая походка и свободное непринужденное поведение — все рассчитано на то, чтобы расположить иностранца к себе. Нужно признаться, что он обязан этим своему прекрасному военному костюму, украшенному драгоценными камнями кинжалу, который висит на его поясе и круглой темной шапке из сверкающего каракуля — самой неотъемлемой части костюма, которая улучшила бы самые худшие черты.

В отличие от равнодушного турка, черкесы — оживленные и подвижные, но менее склонны к сидячим занятиям; занятие войной — единственное разнообразие земледельческого и пастушеского занятий; даже эти в последние годы оставлены главным образом для их рабов из-за непрекращающейся враждебности русских. К счастью, однако, они в некоторой мере подготовлены к ужасам войны, их дома в основном сделаны из плетня и ила с соломенными крышами; следовательно, они делают, без сомнения, размещение огня по всем их деревням и деревушкам при приближении врага слишком опасным, чтобы встретиться лицом к лицу. Несколько дней будет достаточно, чтобы перестроить их поселения; следовательно, когда русские завоевали страну, они нашли ее опустошенной, лишенной пищи и приюта, что, конечно, принудило их повернуть обратно.

Деревни и хутора, которые они заняли, почти неизменно построены в форме круга, в центре которого они размещают их крупный рогатый скот при приближении врага, или, чтобы укрыть его во время зимы от волков, которые обитают в лесах. Таким образом, не имея того, что можно потерять, они редко приходят в уныние; и т. к. они от природы храбры, опасность не имеет для них никакого ужаса. Действительно, любой другой народ, кроме них уже давно был бы ввергнут в отчаяние; все же их уверенность в их силе и доблести такова, что они чувствуют, что недалек тот день, когда они будут в состоянии изгнать врага с их земли. Даже сейчас они верят, что с достаточным количеством горных гаубиц они могли бы освободить каждую крепость в их стране от русских меньше, чем через 6 месяцев; и если мы учтем их храбрость [68] и ловкость, это ни в коем случае не невероятно. Если я поверю мнению, которое я получил от некоторых конфедеративных князей, окажется, что они могут выставить на поле около 200 тысяч мужчин, всех на конях и хорошо вооруженных. Они считают все население, включаемое на расстоянии в 1 лье около трех миллионов; и если другие племена, которые частично признают верховенство России, примкнут к ним, что ожидается, они затем получат очень значительное прибавление к их настоящей силе — вероятно, четыре миллиона. Но, т. к. я знаю, что черкесы имеют обыкновение включать в их счет все те провинции, которые формально признают их верховенство, на этот счет нельзя полагаться.

Вследствие их здорового телосложения и сдержанной манеры жизни, кавказцы в общем достигают преклонных лет, их заболевания немногочисленны и неопасны. Это мы должны отнести, независимо от их простой пищи, к их постоянным упражнениям, чистому воздуху, свободе от тревоги и освобождению от тех занятий, которые вредны для здоровья.

Чем больше я видел кавказцев, тем больше я убеждался, несмотря на плохую характеристику, даваемую им их московскими врагами, что они от природы мягкосердечные люди, и хотя путешественники, без сомнения, имели много причин жаловаться на их бандитизм, это происходит скорее от долго существующего обычая, чем от любого дурного мотива, который санкционирует обычай, согласно которому каждый иностранец, входящий в их страну без покровительства вождя, который будет отвечать за его хорошее поведение, становится собственностью первого черкеса, который решил схватить его как раба. Этот вождь, или старейшина, получает имя кунак. С другой стороны, путешественник, входя в их страну, согласно ее правилу, может поручить заботе черкеса не только свою собственность, но и свою жизнь; и любой из этих людей мог бы, если это было бы необходимо, умереть в его защиту. Одним словом, во многих странствиях, которых было немало, я никогда не находил жителей любой страны более гостеприимными, вежливыми или храбрыми. Помните, тем не менее, что эти похвалы относятся к черкесу, пока он находится среди своего народа; т. к. когда он враждует с соседними племенами или занят войной, он — самый безжалостный грабитель; естественное следствие веры, в которой он воспитан, [69] что грабить ловко и успешно — это часть военной дисциплины.

Возвратившись в лагерь, мы провели день или два в доме другого князя, Айтек-Черея, одного из князей небольшого племени, называемого турками Демиргой и черкесами — на их диалекте — кемурквахой. Я был принят, как обычна, в комнате для гостей, стоящей, подобно маленькому дворцу, в середине многочисленных маленьких коттеджей, предназначенных для использования хозяином, его семьей и рабами вместе с обширными амбарами и хлевами для его крупного рогатого скота, зерна и т. п. Они были построены, согласно их обычаю, из самых хрупких материалов, которые в случае необходимости могли бы быть разрушены без напрасных потерь: и так как погода теплая в этих равнинах в течение всего года, необходмо, чтобы их поселения были бы построены более основательно. Комната, в которую я сейчас вошел, предназначенная для приема гостей, была намного более аккуратной и комфортабельной, чем те, которые я описал, путешествуя по Верхней Абазии; пол был покрыт красивым клетчатым паласом, маленький стол изобретательно инкрустирован перламутром; и подушки — все было таким, что только можно желать. Фактически, образ жизни племен, населяющих эту часть страны, был более похожим на их соседей, казаков; за исключением того, что мы должны были использовать наши кинжалы вместо ножей и пальцы вместо вилок.

В добавление к бэк-сима, питью, не похожему на бузу турок, мы ели соуатэ (шъуатэ) (вино) прекрасного аромата, похожее на шампанское; и если его сделать лучше, оно могло бы занять место среди самых лучших вин мира. Было также sooui, разновидность меда, и спирт, получаемый из зерна — этому занятию они научились от казаков; но т. к. они очень умеренный народ, он никогда не используется, за исключением медицины, или для угощения гостей.

Здесь меня познакомили с их способом производства сахара, который они извлекают из дерева грецкого ореха, который расцветает здесь в удивительном совершенстве. Весной, в то же время как сок растения поднимается, ствол протыкается и втулка оставляется в нем на некоторое время; когда ее выталкивают, прозрачный сладкий напиток вытекает, его оставляют створаживаться; [70] и в некоторых случаях они очищают его. При заболеваниях легких и общей слабости считают его самым действенным медицинским средством. Очищенный мед, белеющий на солнце до тех пор, пока не станет совершенно белым, является другим заменителем сахара.

Плов здесь, также, как и в Турции, образует основной предмет пищи; и является предпочтительным для любого путешественника на Востоке не только потому, что он самый аппетитный и питательный, но и потому, что он легко усваивается. Об этом я могу говорить исходя из опыта; т. к. я всегда предпочитал его любой другой пище, сделанной или из риса, или из гречихи. Последняя ни в коем случае не является плохим заменителем риса; и я, конечно, приписываю постоянное хорошее здоровье, которым я обладал, в странах, столь вообще вредных для европейцев, насколько это возможно, всецело образу жизни, обычаям туземцев, особенно в пути.

Во время всего времени, которое кавказец находится в дороге все, что бы он ни ел, является очень простым и никогда не превышает восьми-десяти унций в день. Что касается питья, он редко пьет даже воду, хотя и подвержен палящему солнцу и страдает от жажды, до тех пор, пока не настанет вечерний отдых, таким образом буквально следуя арабской пословице: «Чем больше человек пьет, тем больше ему хочется». Тем не менее, более отважной породы, чем эти горцы, не существует: и если их осанка стройна, любые их недостатки в силе более чем скомпенсированы их удивительной активностью; ко всему этому они имеют преимущество сохранять силу своих конечностей, огонь их глаз и их интеллект до конца жизни; тогда как если бы они жили в роскоши, они, вероятно, потребляли бы пищи в четыре раза больше, чем теперь, и увеличили бы свою немощь вдесятеро. [71]

ПИСЬМО 23

Лагерь демиргойского (темиргойского — Н. Н.) вождя. — Военные обычаи народа. — Разрушение русского корвета. — Целесообразность принятия национальных обычаев страны. — Музыкальные инструменты черкесов. — Мелодия. — Военные песни. — Импровизаторы. — Барды. — Поэзия.

Наш хозяин, Демиргойский вождь, также содержал свой маленький лагерь, куда, вероятно, было созвано 3 или 4 сотни человек. Он был один из красивейших людей, которых вы могли бы представить себе, возрастом между тридцатью и сорока, с мужественными чертами лица, выражающими самую решительную твердость: потомок, насколько я понял, знаменитого воина, Джамболета-Гирея, чьи героические подвиги являются любимой темой всех странствующих музыкантов Кавказа. Он был уничтожен вместе с тысячами своих сограждан чумой, которую турки занесли в Черкесию в 1816 г.; после этого черкесы стали более осторожными в их торговых отношениях с соседями. Coupd'oeil ²⁴, вокруг дома князя, был чрезвычайно живописным и особенно характеризовал военные привычки этого народа. Огромнейшая часть населения была, как обычно, занята отдельными видами военных упражнений; и когда вы видите войско этих смелых людей, рыскающее по склонам гор и равнин на их длиннохвостых конях, их яркие попоны, сверкающие серебряными и стеклянными бусинами вместе с их оружием, украшенным драгоценными камнями, блестящим на солнце, вам предстает картина насколько необычная своей новизной, настолько и интересная. Тем не менее, вы можете сильно оскорбить черкеса, хваля красоту его жены или ребенка, так как черкесы боятся сглаза; однако, нельзя слишком хвалить или восхищаться его лошадью; и я должен сказать, что они иногда украшают их молчаливых любимцев достаточно странно: кроме украшенных мишурой безделушек, которые мы видим свисающими с красного полотна попон, они используют гирлянду разноцветных стеклянных бусин и лент вокруг шеи, и нередко по обеим сторонам головы прикреплялась гирлянда цветов.

Вождь сам общался со своими соплеменниками с абсолютной фамильярностью, в его облике и платье не наблюдалось, или наблюдалось мало, различия с ними, за исключением украшенного дорогими камнями кинжала; и также, что было видно, как у самых-самых черкесских вождей — его значительное физическое превосходство; и от того обстоятельства, что они говорят на различных диалектах черкесского, они могут казаться принадлежащими к различным расам. Несмотря на эту фамильярность, характерную для всех вождей, всякий раз, когда они осуществляют контроль над любым [72] народным делом, как бы ни неважно оно было, они напускают на себя атмосферу великой торжественности; и их соплеменники стоят перед ними, как в присутствии самого деспотического суверена в Европе. Эта строгость манер, однако, немедленно ослабляется, когда ассамблея распускается, и толпа оказывает своим князьям или старейшинам не большую вежливость, чем они оказали бы самому ничтожному из своих собратьев.

Самые примитивные увеселения этого народа, даже танцы, имеют военный характер, обычно представляя пантомические битвы; и не только лишь дети, одетые в военный костюм, но и прекрасные дамы часто носят кинжал и пару пистолетов в поясе.

Что касается присутствующих мужчин, множество вооружено русскими мушкетами, которые главным образом были взяты во время летней кампании, вместе с теми, которые нашли в русском корвете, захваченном несколько месяцев назад, во время ужасного шторма в июле, воздействие которого я испытал сам в то время, когда достигал берегов Мингрелии в сопровождении графа Воронцова. Кажется, корвет стал неуправляемым, капитан был вынужден бросить якорь возле маленькой бухты Сочи, которая принадлежала черкесам; почувствовав это, один из черкесов подплыл, не обращая внимания на стихию, к корвету и перерезал трос, корвет был незаметно снесен течением к берегу: он был затем немедленно взят на абордаж, вся команда пленена и судно, после того как его полностью разграбили, сожжено. Этот подвиг приписывается черкесам; добыча, конечно, была значительной, так как после, в надежде получить подобный приз, множество наблюдателей заняли свои наблюдательные пункты в ущельях гор недалеко от берега.

К этому времени благодаря доброте моего кунака я стал ближе знаком с народом, я общался с черкесами скорее как коренной житель, чем как иностранец. Это непостижимо, насколько вы можете снискать дружбу народа, даже нецивилизованного и ослабить их подозрение, приняв их костюм и приспособившись к их привычкам и манерам. Это дополнило способы моих наблюдений многими черточками национального характера, которых — в противном случае — я был бы чужд. Я воспользовался гостеприимством, лишенным этикета; так как черкесы, возможно, являются самым вежливым народом по отношению к гостю; и за исключением спанья al fresco ²⁵ [73] с матрасом вместо кровати и седлом вместо подушки чаще, чем хотелось бы, я провел время достаточно приятно.

Черкесы, будучи оживленным, воодушевленным народом, не являются, как вы, возможно, предполагаете, чуждыми музыке и танцам; хотя их прогресс в этих искусствах, нужно признаться, до некоторой степени ограничен. Самые обычные музыкальные инструменты, которые я наблюдал среди них, были двухструнная лира и разновидность дудки: последняя иногда делается из серебра или какого-либо другого металла и нередко из крупного тростника, который растет на болотах недалеко от Кубани. Форма ее является не менее любопытной, чем способ игры на ней и звук, который она производит. Длина ее около двух футов, с тремя только отверстиями на нижнем крае; и мундштук, составлял примерно дюйм в длину, будучи открытым с обеих сторон; исполнитель прижимает его к небу, тогда он дает сильные звуки, подобные звукам волынки. Иногда я видел их играющими разновидность марша на двух этих инструментах, который был отнюдь не неприятен для слуха. Я также видел арфу, но она не является национальным инструментом; так же как барабан и бубен; исполнителями на этих инструментах являются обычно странствующие калмыки или цыгане.

Я получил удовольствие от свежести черкесских мелодий; и музыка, если сравнить ее с татарской или турецкой, является достаточно гармоничной. Их ка-ри-ра, песня лодочников, исполняемая всем населением, является восхитительной; также марш, исполняемый на свирели; но их самыми любимыми являются военные, песни, обычно исполняемые хором во время похода, когда леса и горы отражают маршевую мелодию, и энтузиазм народа возбуждается до степени, какую можно найти только в восточной стране. Их песни обычно связаны с победами, одержанными и над казаками или над ненавистной Москвой, или являются выражением воодушевленного призыва к битве. Но, так как описание их может слабо донести только идею произведения, я приведу несколько самых популярных мелодий для вашего увеселения.

Слушай, о слушай! Дудка и барабан,
Вперед, казаки идут.
Звук военного крика, меч и копье 2 р.
Светятся в воздухе, вперед, вперед! [74]

Поднимай, поднимай, знамя высокое!
Вооружайся! Вооружайтесь все, Аттехей!
Охраняй равнину, охраняй долину!
Очаг и дом, прощай, прощай!

Мы будем отважны в военной борьбе,
Мы будем счастливы рискуть жизнью
Смерть или свобода — вот наш зов!
Победи день или благородно умри!

Кто бы побежал, когда опасность зовет?
Сердца свободных людей — это стены свободы
Небеса принимают только храброго -
Ангелы охраняют могилу патриота!

Бьется ли здесь сердце предателя.
Обманываемое коварным московским искусством?
Который свою страну за золото бы продал?
Пусть умрет или бездетным живет!

Слушай! О, слушай! Орудия ревут!
Враг встречает врага, умирать, чтобы больше не расстаться
Вы, рабы, бойтесь взгляда свободных людей,
Победа наша! — Вперед! Вперед!

Однако, именно композиции импровизаторов, в которых они проявляли очень буйную фантазию и теплоту чувства, очень заинтересовали меня. Темы были всегда очень романтичны, и живая манера, в которой их импровизированные слова воспринимаются народом, доказывала, что их темперамент образный и поэтический; и показывала, что какими бы необразованными они ни были, они восприимчивы не только к героическому, но и к возвышенному чувству.

Эти странствующие барды занимают высокое положение в обществе: каждый дом по всей стране открыт, чтобы принять их. Их нежные мелодии подбадривают любой праздничный стол; их военные песни воодушевляют героя и в лагере, и на поле боя; исполняя свои легендарные баллады, они увековечивают историю [75]

CIRCASSIAN MELODIES.

[80] страны с незапамятных времен; и, связывая мимолетные события дня, не только воспевают подвиги храброго, упрекают предателя и труса, разоблачают преступления того, кто нарушает законы общества, но доносят до удаленных племен известия, которые иначе никогда невозможно было бы передать в стране без литературы или любого другого средства сообщения, всеобщего для цивилизованных стран.

Нельзя, поэтому, удивляться тому, что к этим странствующим поэтам везде относятся с величайшим интересом и благоговением. Это чувство является настолько всеобщим, что, прибегая в одну из деревушек, я часто видел жителей, спорящих с добродушной энергией о том, кто окажет любимцу гостеприимство; и горе тому, кто будет насмехаться или плохо обращаться с беззащитным слепым музыкантом. Исключительно величайшим наслаждением черкеса является слушание в течение часов, во время зимних вечеров, сказок или песен.

Я пытался переложить с помощью моего слуги Натана одну или две из этих мелодий на стихи, которые распевались в честь моего кунака, по прибытии в дом Демиргойского вождя.

О приди, гордый странник, с кровавого поля битвы!
Гости созваны, пир ждет;
Пусть соплеменники освободят тебя от шлема и щита,
Ибо прошлое — опасность, и прошлое — ужас.

Кубок вина выпит залпом; и песня барда
И мелодия менестреля, звучащая через горы;
Так как похвала и слава являются наградой героя,
Который рискует своей жизнью, когда Аттехей зовет.

После долгого вступления на своей лире он возобновил в более меланхолическом ключе мелодию, связанную со смертью юного Хапсоухи (шапсугского — Н. Н.) князя и его красивой невесты, которые пали в бою, борясь плечом к плечу, за несколько месяцев до этого, когда князь вместе со своей дружиной защищал опасное ущелье от русских, в окрестностях Геленджика.

Слушай! Слушай! Страшный военный плач гудит в воздухе,
Юный Ислам вооружается и военная лошадь поблизости,
Он не слышит; он не замечает рыдание отчаяния,
Но вперед он бросается, победить или умереть!

Военный плач звучит через гору и равнину,
Москва, подобно массам саранчи, быстро пришла: [81]
Чьи вопли раздаются в воздухе? — Это герой, который, бледный
И раненый, и безжизненный, испускает последний свой вздох!
Но он не лежит один в своей холодной земляной кровати,
Так как та, которая его любила, упала замертво рядом с ним.
Красота и храбрость заснула с мертвым
И темная узкая могила — это дом невесты.

«Но Каплан-Гирей, есть ли что-нибудь в твоей душе, чем скоротать время скуки в лагере?» — обратился Демирхойский вождь к старому татарскому барду, которому, во всяком случае, было уже 80 лет. «Неужели ты не расскажешь иностранному хаккиму, который недавно был гостем твоего народа, немного о военных подвигах нашего прекрасного пророка и вождя Элиях Мансура ²⁶ ; того, с кем ты говорил лицом к лицу и боролся бок о бок?»

«О, доблестный вождь!» — ответил старый солдат со слезами, текущими из глаз — «просто ли воспоминание о нашем пророке — величайшем из всех татар после Чингиз Хана — и наша кровопролитная борьба с московитами, которая истребила население Крымской Татарии и разбросала ее бездомных сыновей на все стороны света — вызывает новую боль к тем печалям, которые омрачили всю жизнь от того мрачного времени, когда я видел пересеченное красным крестом знамя, плывущее над домом моих предков. Тем не менее, я буду стараться пробудить дух песни через истину, которая долго спала под грузом заботы и бедствия».

Тому храброму вождю я пою песню,
Тому, кто всегда был венцом побед;
В устах ребенка и песенках менестреля,
Его имя будет восславлено
                                             Шелел-Эддин!
Он был рожден, чтобы попрать гордость Москвы;
Ввергнуть ее в прах;
Он боролся, он побеждал, близко и далеко,
Ту северную проклятую расу!
                                             Шелел-Эддин!
Говори! Мансур, говори! Почему ты оставил
Детей твоих воинов сиротами,
Твое сильное оружие и присутствие похищено,
Под московским игом стонет!
                                             Шелел-Эддин!
Твое имя было надеждой, твое имя было радостью
Для военных отрядов татар:
Оно светило как золото без примеси,
Оно горело как земля Адина.
                                             Шелел-Эддин!
Лишенная своего детеныша, тигрица видит [82]
Как сильно она скребет лапой землю,
Но дальше был Мансур, он
Оставил смерть и руины вокруг,
                                             Шелел-Эддин!
Быстрый олень скачет от горы к горе,
Ни одна стрела не подобна его полету;
Но шаг Мансура был быстрее все же
Когда он вел в бой.
                                             Шелел-Эддин!
Его черный военный конь прочесывает равнину,
К которой другой вождь никогда не пробьется;
Его хозяин бряцал кольчугой пленника;
Эта лошадь уже не живет.
                                             Шелел-Эддин!
Проклятое войско Москвы захватило
Нас самих, наших отцов землю;
Спи, Мансур! Спи! подвиг сделан!
Твой народ — их добыча!
                                             Шелел-Эддин!
Мы стоим на коленях, мы молимся, о! Москва, слушай!
Где ты его скрываешь!
Человек, чье присутствие изгоняло страх,
Свет без тени!
                                             Шелел-Эддин!
Содержат ли эти темные башни, грязный дом убийцы
Окруженный водянистыми стенами (Бард здесь намекает на Шлиссельбург, хорошо известную государственную тюрьму России в окрестностях Санкт-Петербурга, где, по слухам, Элиях Мансур, когда его захватили русские, был заключен.)
Вождя, которого мы оплакиваем,
К которому взывает каждый татарин?
                                             Шелел-Эддин!
Увы! Когда эти неприступные ворота один раз закроются,
Ни один пленник не выйдет, чтобы поведать
Свои беды, свои несчастья,
Тайны своей камеры.
                                             Шелел-Эддин!
Затем, Аллах, пусть твои молнии убьют
Врага, которого мы проклинаем и ненавидим!
Пусть стервятники пожирают за их плоть!
Ибо смерть была судьбой Мансура —
                                             Плачьте! Татары, плачьте!

Удивительно, как мало известно в Европе о подвигах этого великого вождя, столь прославленного в длительных и разрушительных войнах России против жителей Крымской Татарии и Кавказа и кто, когда мы рассматриваем значительность власти, против которой ему пришлось бороться, и дикие орды, которые ему пришлось организовать, заслуживает занять свое место среди благороднейших патриотов, которые когда-либо украшали любую страну. [83]

Русские, чья темная политика всегда закутывала туманом все, связанное с Кавказом и Крымской Татарией, просто описывают его как некоего Магомета, или лжепророка; тогда как историки Персии и Турции с почтением упоминают его военные таланты, чрезвычайную храбрость и преданность делу страны и всегда представляют его как самого неукротимого и грозного врага, с которым России когда-либо приходилось бороться на Кавказе. Если мы поверили хотя бы наполовину тому, что сообщают нам традиционные песни бардов, он, должно быть, был неким Александром ²⁷ в доблести, Локманом ²⁸ в мудрости и Макиавелли ²⁹ в политике. Действительно, таково благоговение татар, черкесов и лезгинцев к его памяти, что даже к сегодняшнему дню самый незначительный след, который принадлежал ему, ценится как драгоценность. Каждое из его убежищ на Кавказе — мало того, каждое место, где он поселялся на временное жительство, считается святым. (Покорение Крымской Татарии в 1781 Россией повергло галантный дух этого великого вождя в отчаяние, и он уединился от мира в этом месте, где он жил как отшельник, до тех пор, пока повторяющиеся захваты Кавказа Россией не заставили его взяться за оружие, и, продемонстрировав чудеса доблести в этом соперничестве, он был захвачен генералом Гудовичом при осаде Анапы)

Далеко от мира, от войны, от борьбы,
Он здесь, в мире и молитве,
Проводит годы его чистой спокойной жизни,
И только небеса заботятся о нем.

Пусть, Мансур, твоя память будет блаженна,
До тех пор, пока время не перестанет быть,
Для сынов Татарии и иностранного гостя,
Для всех смелых и свободных.

ПИСЬМО 24

Сходство могильных холмов на Кавказе и в Крымской Татарии. — Внутренняя поверхность могильного холма. — Реликты античности, найденные на Кавказе. — Греческие медали. — Уважение к справедливости, проявляемое черкесом. — Ошибки русских авторов, описывающих черкесов.

В моих письмах из Черкесии я не претендую дать вам детальные описания, но просто рассказать о таких вещах, [84] с которыми я имел возможность познакомиться или путем личного наблюдения, или через информаторов, там и сям, от поляка, русского раба и армянина; и, так как мои заметки были сделаны в спешке и всегда украдкой, чтобы избежать обвинений в шпионаже, они не написаны с той точностью — что касается имен и местностей — которой я желал.

Несмотря на то, что я избегал, насколько это возможно, того, чтобы дать народу какой-либо повод усомниться в моих хороших намерениях к ним и к их делу, я не всегда избегал недоверия, так как всякий раз, когда разрушающаяся руина или могильные холмы возбуждали мое любопытство, их подозрение немедленно возрастало, они подозревали, что я искал спрятанные богатства; так как, по их мнению, какой другой мотив может заставить человека интересоваться несколькими старыми кирпичами и разрушенными колоннами.

Странствуя через долины, я часто находил могильные холмы, сходные с крымско-татарскими, за исключением того, что здесь они более разнообразны в формах и больше в размерах; иногда они составлены из земли, напоминают красивые зеленые холмы; иногда окружены каменной стеной и иногда ничем не лучше, чем огромная груда небрежно брошенных камней; и, чтобы дать вам представление об их колоссальной древности, скажу, что я обычно находил их увенчанными величественным дубом, который, судя по основному стволу, должен быть по крайней мере потомком третьего или четвертого поколения. Традиции местных жителей не давали другого объяснения их происхождению и смыслу, кроме того, что они были местом погребения людей, которые занимали страну до них, и что они были прославленными воинами, которым давалось право на такую гробницу: тем не менее, самым определенным является то, что они не имеют ни одной общей черты с могилами черкесов в настоящее время, чей способ погребения отличается от турецкого только тем обстоятельством, что могила военного вождя обычно покрывается или деревянной крышей, или широкой каменной плитой с тем намерением, что последнее прибежище того, кто при жизни был их защитником, давало бы убежище странникам как от бури, так и от палящих лучей солнца. Единственное указание, которое мы имеем о людях, населяющих Кавказ в былые времена, — это древняя статуя из простого камня, грубо вырезанная, [85] представляющая бесполую человеческую фигуру с огромной головой, плоской грудью, короткой шеей, широким лицом, высокими скулами и плоским носом, точно подобная калмыку, и головное покрывало похоже на то, которое носит калмыцкая женщина в настоящее время.

Чрезвычайно желая открыть могильный холм, я, наконец, после повторяемых настойчивых просьб, получил согласие моего кунака, но, увы! ни одного черкеса нельзя было уговорить помочь мне в столь страшном предприятии, как посягательство на права духа, который охранял сокровище; следовательно, я должен был отказаться от всякой надежды удовлетворить мое любопытство. К этому единственному суеверию, столь распространенному также среди турок и татар, мы можем отнести то обстоятельство, что могильные холмы этих стран остались к настоящему времени не тронутыми.

Я имел, однако, удовольствие зайти внутрь его во время моих прогулок по берегу, недалеко от Суджук-Кале. Судя по его внешнему виду и возрасту деревьев, которые выросли на вскопанной земле в окрестностях, он, должно быть, был открыт несколько столетий тому назад, самое вероятное, генуэзцами. При осмотре я обнаружил несколько фрагментов неглазурированных терракотовых ваз, содержащих древесный уголь и землю, не отличающихся ни красотой замысла, ни элегантностью форм. Здесь были только разбросаны несколько кусков белой водоросли такого же вида, как в могильных холмах Крымской Татарии. Тем не менее, интерьер этого холма отличался от тех не только конструкцией — в вазах было меньше красоты, но и тем обстоятельством, что вход должен был располагаться на восток; вероятно, это происходит от суеверного чувства народа к главному светилу. Возникло ли это случайно или намеренно — я не могу определить; оно, тем не менее, может служить ориентиром для будущих путешественников в их исследованиях.

Интерьер состоит из огромного арочного свода, построенного из шлифованного камня, соединенного без цемента; и, судя по умению, проявленному в конструкции, и восхитительному изгибу арки, существовало достаточное свидетельство, доказывающее, что это, должно быть, работа народа, преуспевшего в искусствах цивилизованного мира. То, что они были и богатым, и [86] могущественным народом — очевидно; ибо тот, кто поднимался на одну из этих гор, не мог не изумиться чудесным трудом и огромными усилиятми, которые, должно быть, затрачены на это сооружение, чтобы увековечить память прославленного подвига. И какой еще — более простой и прочный — монумент мог поставить народ в память его предков?

В то время как такие огромные и роскошные сооружения — триумфальная арка и гигантская пирамида обвалились и продолжают разрушаться — эти единственные сооружения остались неизмененными в течение столетий и будут стоять до конца времени; кажется так же, если они остались, чтобы обозначить тропу первых жителей земли, в то время как они продвинулись вперед с востока к народу более значительных частей земного шара.

Не находим ли мы похожие сооружения в различных частях Европы (хотя меньших размеров и великолепия), особенно в Венгрии, России, Польше, Германии и снежных районах Лапландии? Казалось, что если Кавказ был занят в течение последующих веков пастушеским народом, существует мало доказательств или их нет совсем — того, что Кавказ был заселен когда-то великим и могущественным народом; ибо за исключением могильных холмов и руин нескольких церквей и монастырей на берегу, сооруженных древними христианами, нет ни одной древности, по которой путешественник мог бы изучать историю страны в прошлые века.

Действительно, коренные жители, когда пашут землю, часто находят золотые или серебряные монеты, принадлежащие королям Боспора и другим греческим колонистам; тем не менее, это не дает основания для веры, что страна когда-либо принадлежала им, так как мы находим жителей Кавказа с самых ранних эпох истории, защищающих ущелья своей страны от самых могущественных народов с такой настойчивостью, как они сейчас защищают их от набегов русских. Здесь Александр Великий был остановлен в своем продвижении вперед; здесь Митридат ³⁰ с его бесчисленными легионами понес страшные потери; и, наконец, только вымостив свой путь золотом в виде подарков вождям, он получил разрешение продвигаться дальше. Кроме того, коренные жители заботятся о том, чтобы мы как можно меньше знали их страну; если бы монета попала в их руки, они или расплавили бы ее, или стерли бы изображение: в последнем [87] случае она служила бы украшением для женщин и детей. Это делается с намерением уничтожить любой след подлинных жителей страны, чьи потомки — чего они боятся — могут прийти и потребовать землю, если они усмотрят следы владения ею своими предками.

Уважение к частной собственности и личным правам, также проявляемое черкесами, особенно, когда мы вспомним, что в манерах они, однако, полуварварский народ, является одной из самых восхитительных черт народного характера. Во всех их сделках друг с другом справедливость также строго уважается, как и в любой части цивилизованной Европы; и законы, учрежденные древним обычаем, соблюдаются их вождями и старейшинами со строжайшей беспристрастностью; поэтому вы должны быть уверены, что большинство суждений о Черкесии, которые мы слышали, грубо ошибочны; ибо, как это возможно, что нация существует, если народ вечно воюет между собой?

«Вся жизнь, — говорит Паллас — дикого черкеса — это жизнь профессионального грабителя, и нужно предсказать ему,- как Измаил: «Он будет диким человеком, его рука будет занесена над каждым человеком, и рука каждого человека будет занесена над ним». Но, фактически, Паллас имел несчастье быть зависимым от щедрости Екатерины; и, как следствие, он был обязан писать то, что угодно русскому правительству. Снова, на всем протяжении его путь на Кавказе был ограничен горами Дагестана (которые описал и Клапрот, другой русский автор), убежищами лезгов, самого варварского племени из всего населения Кавказа, и которое было в то же время доведено до отчаяния из-за их безуспешных усилий защищать проходы их гор от русских; следовательно, они или убивали, или продавали как раба всякого иностранца, который попадал в их руки.

Бедный Паллас, действительно достойный уважения человек — на старости лет его раболепие взглядам Екатерины сослужило ему плохую службу; Екатерина, вместо того, чтобы подарить ему честь и доходы, как справедливое вознаграждение за его длительную и верную службу, послала его жить в Крым. Конечно, это был земной рай, который нарисован его собственными напыщенными описаниями; что, тем не менее, не спасло его от того, что он стал жертвой испарений своего Элизиума.

Даже сам д-р Кларк ³¹, один из самых пунктуальных [88] путешественников своего времени, также заблуждался относительно черкесов, под влиянием, без сомнения, ошибок донских или черноморских казаков, с которыми он был в хороших отношениях, и из-за разочарования, которое он, должно быть, почувствовал, когда не получил от горцев разрешения проникать внутрь их страны. Разве это возможно, чтобы они могли принять по-дружески человека, который только что прибыл от их злейших врагов — врагов, которые, согласно их собственному признанию, только что вернулись с грабительской вылазки в Черкесию, где они не только сожгли восемь деревень и убили жителей, но угнали из страны восемь тысяч голов скота и других ценностей, кроме того, что захватили в плен множество беззащитных мужчин, женщин и детей, которых они продали как рабов.

В своих описаниях черкесов он говорит или, скорее, сообщает то, что сказали ему казаки: «большинство не занимается какими-либо сельскохозяйственными занятиями, ставя свое существование в зависимость от грабежа». Тем не менее, они нашли в стране восемь тысяч голов скота и других ценностей! «Князьки постоянно воюют друг с другому народ не уважает ни законов, ни своих вождей; один сосед грабит другого, и ни один договор, даже формальный, не является достаточным, чтобы обязать черкеса соблюдать ему верность». Ни одно слово из этого высказывания не применимо к черкесам в настоящее время; и я сомневаюсь, было ли это когда-либо, за исключением того, что касается нарушения ими законов как гражданских, так и религиозных, запрещающих им хранить верность врагу; следовательно, они не очень щепетильны в этом отношении в их соглашениях ни с русскими, ни с любым другим врагом.

Доктор Кларк, однако, прав относительно их разорванных одеяний, так как, хотя черкесский воин может дома прекрасно одеваться, когда он переходит границу или идет на войну, его обыкновение — одеться в самую плохую одежду, чтобы избежать наблюдения и уклониться от жадности врагов ³² . Поэтому я часто видел их самых могущественных вождей, экипированных для боя или занятий в лагере, кольчуга которых сверкала через дыры в одежде.

Действительно, приходится сожалеть, что человеку таких собственно английских чувств и независимого образа мыслей, как др. Кларку, не разрешили [89] путешествовать по внутренним районам Черкесии, когда замыслы России о свободе Кавказа были только в зародыше; ибо человек, который так много делал, чтобы разоблачить амбициозную политику этой власти, с абсолютной непредвзятостью отнесся бы к характеру этих пастушеских племен и сделал бы достоянием всего мира их чрезвычайные попытки сохранить собственную независимость.

ПИСЬМО 25

Искусство черкесов как агрономов. — Их доброта и гостеприимство. — Плодородие почвы. — Прекрасные леса. — Общий обзор страны. — Примитивные манеры народа. — Их мельницы. — Амбары. — Скот. — Дичь. — Дикие животные.

Представления, сделанные русскими путешественниками, что «большинство жителей Кавказа не занимается никакой сельскохозяйственной работой, завися от грабежа для существования», являются преднамеренно ошибочными. Мы можем сообщить, как опровержение этому, что из какой бы страны вы не вошли в Черкесию, или из Турции, или даже из самой России, вы сразу приятно поражаетесь значительным улучшением в облике населения, сельского хозяйства и красотой их стад. Крошечные коттеджи сельских жителей, сколь бы незначительны они ни были, также чисты и аккуратны, и, будучи обычно расположены на берегах журчащего ручейка или «приклеенными» к подножию горы, защищенной прекраснейшей листвой, это способствует наделению пейзажа чертами великой сельской красоты; хотя романтический характер всякого окружающего меня объекта скрывает тысячи недостатков, которые бы в менее благоприятных условиях выдали бы себя.

С первого момента, как я вошел на равнины Кавказа, облик страны и населения превзошел мои самые жизнерадостные ожидания. Вместо того, чтобы найти необитаемую гору, населенную ордами дикарей, она оказалась, большей частью, непрерывным рядом плодородных равнин и возделываемых холмов: жители везде покоряли меня своим этикетом и ритуалами восточной вежливости; хотя, в то же время, их доброжелательность, откровенность манер, открытая сердечность и безграничное гостеприимство незаметно расположили меня к себе до тех пор, [90] пока, наконец, я не стал столь же обеспокоен их будущим благополучием и конечной победой, словно я лично заинтересован в их судьбе: и бедный народ ничего не осознавал, когда обвинял меня в шпионстве и писал, что я составлял заметки об их стране, каждая строка которых поддерживало их дело.

Хотя я не могу сослаться на маленькие коттеджи горцев как образцы красоты или вкуса, ни на их умение в сельком хозяйстве как достойное подражания или на их управление своими фермами, или на их дома как примеры домашней экономии, — все же было невозможно смотреть на очаровательный пейзаж вокруг меня без восхищения, особенно, когда мы вспомним необычное положение страны и то, что почти все мои поездки лежали-через эту часть Кавказа, которая находилась вблизи от самой значительной линии русских действий. Едва ли можно было увидеть невозделанную площадку; огромные стада козлов, баранов, лошадей, быков, как в лоне мира, паслись под присмотром среди трав, которые нельзя превзойти в пышности. Даже, как бы ни очаровательно это было, во время моего второго визита в Черкесию я не видел всех ее красот в расцвете, потому что был конец года, поля частично лишились своей красоты, деревья — плодов и листья — богатой зелени лета.

Действительно, эти провинции столь богато одарены природой, что жители имеют достаточно причин быть довольными. Климат благоприятный; почва, подобно мингрельской, богата и приспособлена к выращиванию всех видов злаков, особенно к возделыванию табака, хлопка, риса и даже индиго. Шафран такого же вида, как crocus ang, но превосходящий в силе, дико растет на равнинах; растения оранжерей Европы являются обычными полевыми цветами. Горы покрыты наипрекраснейшим дубом и такое ценное дерево, как valonia ³³, находится повсюду. Кроме обычных деревьев леса, бука, ясеня, вяза, осины и т. д., — все плодовые деревья, характерные для Европы, здесь — само совершенство; и я никогда не видел липу (Ни в одной другой стране это дерево не используется столь рационально; его раскидистая листва украшает их деревушки; его ароматические цветы обеспечивают мед для их пчел, и отвар для них, когда нездоровится; его кора вплетается в сандалии, корзины, ковры, покрывающие их коттеджи; одним словом, оно служит тысяче целей), вишню и каштан, равные им по величине; платан и тис; последний растет огромного размера, и в [91] зависимости от цвета и прожилок дерева может заменить красное дерево с успехом; и таковым является изобилие и огромные размеры самшита, что он мог снабжать всех резчиков по дереву в Европе в течение столетий. Среди самых красивых деревьев — outchelia, как его называют коренные жители, дерево, которому я не в состоянии найти европейского названия; дерево глубокого розового цвета, его структура, плотная, испещренная, будучи подверженной сильной полировке, может оказаться полезной для всякого вида декоративной мебели.

Вследствие множества растений каждого вида, которые стелятся от дерева к дереву, там образуя тень, там — запутанную стену, невозможно проникнуть сквозь эти девственные леса, если только не прорубить проход с помощью топорика; для этой цели каждый черкес носит его на поясе. Раскидистая листва ольхи и ивы, с малиной, ежевикой и другими цветущими кустами, как поросль, украшают берега рек: тогда как пестрые цветки граната и сотня других красивых плодовых деревьев придают листве леса множество оттенков.

На каждом шагу наше восхищение возбуждается, когда мы видим вьющиеся растения самого невероятного размера, окружающие высочайшие деревья, нагруженные виноградными гроздьями, широкие листья, столь плотно окутывающие деревья, что мы часто не в состоянии угадать их вид; эта пышная растительность не является ограниченной лесом, так как хлопок часто видится дикорастущим в прериях, и злаки всех видов, со льном и коноплей, в равнинах. Здесь, действительно, отец семейства будет награжден за свои труды, так как если щедрая природа предопределила, то каждая необходимость человека должна быть удовлетворена.

Удовольствия спортсмена бесконечны; так как, кроме всяких видов дичи, которая бродит через лес и равнину, реки изобилуют рыбой. Можем ли мы поэтому удивляться, что страна (независимо от ее преимущественного положения), столь красивая, разнообразная и плодородная, не только изобильная всем, необходимым для жизни, но и излишествами, вместе с прекрасными гнедыми лошадьми и хорошей якорной стоянкой, защищенной мысами об любого ветра, является пределом мечтаний России? Ничего не может быть удивительного в том, что население решительно защищает ее и свои свободы от всякого врага. Кроме того, климат очень благоприятен [92] для здоровья, за исключением нескольких болотистых мест по берегам Кубани и по берегу моря. Они будут, без сомнения, осушены; и лихорадка, которую они порождают, полностью исчезнет, так как страна станет более густо населенной: и достаточно странно, что среди всех горных стран, которые я исследовал — а мало кто путешествовал дальше — эта является единственной, где я не видел ни одного жителя, страдающего от goitre ³⁴, ни от обычного бедствия альпийских районов — уродливого идиотизма.

Горцы Кавказа являются, возможно, самым самобытным существующим народом, все еще сохраняющим многие обычаи, которые отличали старину. В строгом соответствии с приказом Моисея израильтянам мужчины никогда не забывают оставить немного зерна для того, чтобы дать пищу птицам. Это действо разворачивается на небольшой круглой лужайке, с подстриженной травой и хорошенько затвердевшей; на нее кладут только что сжатое зерно; полдюжину лошадей, или более, привязанных к столбу, заставляют делать круг на полном галопе и невероятно, как быстро они пробегают по куче зерна: сено же ни на что не годно, за исключением как фураж для скота.

Их мельницы для размалывания зерна, обычно называемые мельницы с конным приводом — являются также примитивными, они расположены под землей с колесом на вершине: человек, который приносит зерно для того, чтобы его размолоть, должен привести лошадь, чтобы она поворачивала колесо; и так как не существует денег в обращении, они платят владельцу за использование его мельницы пшеницей. Более светлые зерна, такие, как просо (любимая пища черкесов) обычно размалываются женщинами дома с помощью ручной мельницы.

Зернохранилище черкеса в районах, подверженных опустошениям войны, необычной формы и восхитительно приспособлено для страны, подобной этой, подверженной продолжительным разорениям врага, независимо от тех преимуществ, что оно хранит зерно в течение многих лет от сырости и вредителей. Для этой цели вырывается яма такого размера, какой необходим; отверстие, широкое лишь настолько, чтобы позволить человеку войти; после того, как огонь ее совсем высушит, на дно и по сторонам кладут сено, чтобы защитить зерно от сырости; верх покрывают досками, затем землей, на которой скоро [93] вырастает трава; следовательно, невозможно для кого-либо, кроме человека, который спрятал его, указать место, где лежит скрытое сокровище. Поэтому враг может находиться на земле, которая содержит изобилие, и, тем не менее, голодать.

Выращивание стад мелкого и крупного рогатого скота, особенно лошадей, является занятием, в котором эти люди крайне заинтересованы; ибо богатый черкес подобно старейшине, дорожит превосходством и числом своих стад, к которому мы можем добавить его жен и детей. Их быки замечательно прекрасны, такого же серовато-коричневого цвета и восточной породы, как те, которые мы видели в Венгрии; и их овцы (также восточные) в последние годы значительно были улучшены овцами их соседей, казаков. Множество быков барахтается в болотах и реках и множество козлов пасется в горах; последние с длиннейшей шерстью и прекраснейшим строением, которое я когда-либо видел.

Лошади, здесь называемые, ими chii (шы — адыг.) — особые любимцы каждого черкеса за силу конечностей, красоту формы и быстроту, их не могут превзойти лошади любой другой страны, ни даже широко известные арабской или английской породы; и я сомневаюсь, сможет ли какая-либо другая лошадь в силу длительной привычки и природы страны переносить подобное утомление и карабкаться с такой уверенностью на скалистые горы и спускаться на степные лощины. Ничего не может быть более простым, чем их метод объезжания лошадей: черкес сначала доставал лассо, что является само по себе искусством необычной опасности, так как покинутое стадо бродит полудико по лесам. Черкес затем начинает завязывать ее шею недоуздком, столь плотно, что почти кажется душит ее: в этом состоянии он тащил лошадь до тех пор, пока она не изнурится, или во всяком случае, до тех пор, пока не посчитает ее до конца покоренной; после объезжания верхом в течение некоторого времени лошадь становится уже через несколько дней столь послушной и привязанной к своему хозяину, как спаниэль.

Возможно, ни в одной стране в мире с лошадью не обращаются лучше, чем здесь; нет другого народа, который понимал бы лучше, как управлять ею. Великий секрет, кажется, в доброте; ее никогда не бьют; следовательно, ее дух остается несломленным и привязанность к своему [94] хозяину неослабной. Плавание, вместе со всеми партизанскими мероприятиями, в которых ей приходилось участвовать, является их достижением; и с течением времени лошадь становится такой же хитрой и искусной в уклонении бегством, как человек. Я часто видел ее лежащей у ног своего хозяина, когда в засаде, в совершенном покое или при покорении, она без всякого сопротивления позволяет приспосабливать свою голову как опору для винтовки.

Одним словом, мне пришлось заполнить письмо, описывая различные черты, представленные этими интересными животными, и легкость, с которой они могут быть обучены всему, что пожелаешь. К тому же, черкесская лошадь обучается понимать каждое чувство, адресованное ей; и как бы далеко мы не продвинулись в различных искусствах и достижениях цивилизованной жизни, тем не менее, мы значительно уступаем этому народу не только в управлении лошадьми, но в человеческом обращении с ними, у черкесов наши конюхи могли бы брать уроки с большим успехом. Как мало, к тому же, мы знаем, до какой степени это благородное животное можно научить и улучшить! Нет никого менее порочного, никого, более чуткого к хорошему обращению и никого более постоянного в своих привязанностях. Те, которые воспитываются на фермах в молодости, являются столь же нежными, как друзья детства; и когда можно, они позволяют объезжать себя без необходимости прибегать к всякому насилию.

До войны с Россией черкесы привыкли обильно приправлять солью пищу для их крупного рогатого скота; но сейчас, вследствие строгой блокады, установленной на их берегах, им не дают возможность получить необходимые запасы этого самого ценного продукта, который они имели обыкновение получать от турков. Баранина и говядина превосходны; и мясо молодого ягненка, так же, как и в Крыму, прелестно. Каждая деревня изобилует собаками, похожими на наших пастушьих собак, к которым мы можем добавить борзых, преследование которыми — одно из популярных увеселений народа: к тому же, прекрасные большие зайцы определенно вызывают сильный соблазн, некоторые из них весят даже двадцать фунтов.

Крылатые создания водятся в изобилии, включая диких индюков, вальдшнепов, куропаток, перепелов и [95] бекасов: последних я насчитал четыре различных вида; но, несмотря на близость Phase родины фазанов, странно сказать, но их я видел очень мало на Кавказе. Лебеди, дикие гуси и другие водяные птицы часто посещают в больших количествах реки и болота; следовательно, если тому, кто снабжен оружием и может держать винтовку, пришлось остаться без ужина, это — его собственная вина.

Боров и благородный олень здесь также в большом изобилии; последние часто воспитываются ручными, их можно увидеть прыгающими недалеко от всякой фермы в Черкесии. Среди диких животных шакал является самым многочисленным; он размером почти с английскую поратую гончую с прекрасным пушистым хвостом, достигающим земли; худые, остроголовые и чрезвычайно быстрые и юркие. Сурок, суслик и тушканчик здесь в изобилии, как и в Крыму. Существуют также различные виды кротов; так называемый slepez, впервые открытый в степях Крымской Татарии, также является аборигеном низин Кавказа; здесь они, однако, больше в размерах и более свирепые. Он во всех отношениях подобен обычному кроту, за исключением головы, плоской и широкой, как у выдры; вооруженный самыми громадными клыками, оказывается, что столь маленькое животное — опасный враг; и его отвага такова, что передвигаясь в большом количестве, они редко отклоняются от своего пути, кусают и разрезают все, что встречают на своем пути.

Волк, стервятник и орел, можно сказать, будут единственными врагами пастуха, с которыми он должен бороться; последний достигает страшных размеров.

Медведи немногочисленны; за исключением scolo-pendra morsitans ³⁵ ; и различных видов тарантулы и скорпиона, в Черкесии существуют почти любые ядовитые рептилии. Действительно, существуют змеи таких же видов, как мы находили в степях Кубанской Татарии, которые здесь часто достигают огромной длины двадцать футов, но они редко встречаются, кроме как в горных пустынях и, по мнению черкесов, их укус нисколько не опасен.

ПИСЬМО 26

Черкесский образ жизни. — Обычай продавать своих женщин. — Его тенденции цивилизовать народ. [96] — Черкесский брак. — Стоицизм черкесов. — Социальное положение народа. — Мораль. — Метод наказания преступлений. — Суд. — Священные рощи. — Уголовные законы. — Черкесская ловкость в воровстве. — Образование.

Обычная пища черкесов мало отличается от пищи татар, которые населяют горные части Крыма: баранина, козленок, птица, рис, гречиха, просо, сушеные фрукты и мед образуют главные составляющие стола. Рыбу, несмотря на ее обилие в Эвксине и в реках страны, я никогда не находил поданной к столам. Почти все виды дичи используются, за исключением борова и дикообраза; и, подобно туркам, они имеют привычку приправлять мясо слишком обильно горьким перцем.

Количество диких огурцов, потребляемое всем населением, изумляет: их можно увидеть едящими в течение всего дня. В отличие от наших, кожура является совершенно белой; и, хотя они достигают огромного размера и длины, тем не менее, они сохраняют всю свежесть и аромат, характерный для молодого огурца. Во время лета заготавливается большое количество и сохраняется в соли для зимы; так германцы делают saur kraut ³⁶.

Усики и молодые плоды тыквы также имеют большой спрос. Они варятся и употребляются вместе с маслом, солью и стручковым перцем. Я часто ел этот овощ, и я нахожу его ни в коем случае не презренным. Дикий аспарагус, морковь и листья одуванчика пользуются большим спросом. Мед обязан своему высшему качеству и аромату дикому тимьяну и другим ароматическим цветам гор, над которыми кормятся пчелы: он образует самый важный компонент в земледелии и на столе черкеса. Он используется не только в сотах, но и во многих блюдах. Черкесский способ разведения пчел чрезвычайно прост: иногда улей заплетается вместе с корой липы в цилиндрическую форму, шести или семи дюймов в диаметре; но, самое обычное, предпочитается кора молодого дерева, края которого запечатываются и располагаются горизонтально в штабеля друг над другом. Чтобы пчел выгнать из улья, они используют немного горящей соломы вместо серы.

Вина, алкогольные напитки и даже буза татаров и турков, называемая здесь бак-сима, редко используется черкесами, их любимый напиток скху (щхыу — Н.Н.); [97] разновидность кислого молока, характерная для Востока, которую я нашел самым здоровым, освежающим и приятным напитком во время моего путешествия по этим странам.

Свежее молоко (sezend) никогда не используется черкесами, считается неполезным и вызывающим лихорадку: поэтому они привыкли кипятить его каждое утро и каждый вечер после того, как подоят коров, и, остудив,

Через три или четыре часа оно густеет и становится готовым к употреблению; и, немного ароматизированное розовой водой и сахаром или вообще в любом виде, оно — самое приятное и освежающее питье. Даже сейчас я с благодарностью вспоминаю прелестный холодный глоток, который я часто выпивал, страдая от жары по крайней мере 40° по Реомюру.

Необходимо отметить, что только скху придает молоку тот особенный приятный вкус, который мы находим на Востоке, и сохраняет его во время самой жаркой погоды в пригодном для питья состоянии. Откуда скху берет свое происхождение — это предмет великого спора среди народов Востока. Турки и татары, которые называют его ягурт, говорят в соответствии с их традициями, что сам Всемогущий открыл знание его использования Аврааму, который передал искусство его приготовления потомству; тогда как черкесы и, я полагаю, — арабы, утверждают, что Хаджар, выгнанная из дома, своего хозяина и падая в обморок от жары и жажды в пустыне, была награждена ангелами чашей восточного нектара: с того времени он сохранился до сегодняшнего дня в качестве заменителя молока. Тем не менее, будь как угодно, скху составляет принципиальную вещь в пище черкеса: сваренное с просом или кукурузой, оно составляет его завтрак; также и обеденный плов, и вечерняя еда смешиваются с ним. Зимой, когда хуже со снабжением, оно сохраняется в чашах, с небольшим количеством соли, образуя при этом консистенцию, подобную творогу.

Следующий за скху самый необходимый для этих примитивных народов атрибут пищи — просо, без которого и без бутыли с их любимым напитком ни один черкес не покидает своего дома; и так как кремень и сталь образуют обязательную часть среди его инструментов для путешествия, он никогда не бывает, даже в самых необитаемых районах, в замешательстве.

Размещаясь на бивуак, интересно увидеть сотни [98] людей, сидящих вокруг костров, каждый из которых готовил свою скудную еду, которой они, вследствие их умеренных привычек, наслаждаются с таким же острым удовольствием, как искушенный гурман Европы наслаждался бы самыми recherche ³⁷ яствами стола.

Вследствие длительных торговых связей, установленных между черкесами и татарами Крыма до русского завоевания Черкесии, оба народа отличаются огромным сходством их обычаев и манер; и вместе с самым восточным народом занимаются подобной системой покупки жен и продажи своих дочерей самым высокопоставленным покупателям. Тем более это удивительно, когда мы вспомним, что черкесы считают их собственную свободу первым среди всех земных даров природы; тем не менее, отец будет продавать свою дочь и брат — свою сестру. Однако это не считается ничем иным, как самым почетным способом обеспечить их; и прекрасная женщина, которая провела свою молодость в гареме богатого перса или турка, возвратись в свою родную страну, одетая во все свои наряды, никогда не перестанет возбуждать в памяти ее юных подруг желание последовать ее примеру, следовательно, они прыгают на борт судна, предназначенного, чтобы увезти их, возможно, навсегда от дома и друзей с такой живостью, как если бы им переходила в обладание корона.

Система продажи их женщин, вероятно, направлялась на сохранение в некоторой степени цивилизации и изящества в жителях Кавказа, так как те из женщин, которые вернулись на свою родную землю после проживания среди народа, стоящего на более высокой ступени цивилизации, чем их собственный народ, приносят с собой ту спепень знания, которая позволяет им осуществлять различные улучшения и усовершенствования в социальных условиях своих земляков, которые иначе, вследствие их изолированности, впали бы в полное варварство.

С другой стороны это было причиной многих серьезных войн и мелких стычек между различными племенами, которые от своей жадности обеспечить рынок красавицами, привыкли совершать грабительские набеги на территории друг друга исключительно для цели похищения юных женщин.

К счастью для человечества, эта практика сейчас почти исчезла: этому они были обязаны объединению племен; и также тому обстоятельству, что русский флаг, [99] развевающийся на Черном море, прекратил все виды торговли с их соседями.

Казалось бы, кавказские князьки вполне осознают преимущества сильных семейных связей, как и их собратья в Европе; следовательно, они предпочитают отдавать их дочерей замуж скорее благородным или влиятельным вождям местных племен, чем иностранцам.

Возможно, ни один народ не желает более, чем черкес, сохранить свой род чистым и незамутненным, особенно их князья. Поэтому при выборе жены большее внимание уделяется красоте форм и фигуры, чем образованию; количество мелкого и крупного рогатого скота, которое дается отцу при покупке его дочери, варьируется в зависимости от ее привлекательности.

Действительно, черкес истинно, адыгской породы редко берет жену среди народа любого племени Кавказа, который не имеет такую же родословную, как он сам; но он не столь консервативен в отношении своей дочери, которую он передаст самому высокопоставленному покупателю, или турку, или ногайскому татарину, или даже калмыку. Предпочтение, однако, я верю, всегда оказывается адыгу. Хотя этот народ измеряет ценность женщины в коровах, все же они не думают, что необходимо дословно придерживаться оплаты этими полезными животными, но меняют приданое в зависимости от их собственных потребностей и склонностей. Если отец-воин, вероятно, он примет вместо своего ребенка костюм персидского воина, оружие и т. д., или, возможно, он может предпочесть определенное число лошадей или овец, или личных слуг сватающего человека на год или на два на свою ферму.

В настоящее время, вследствие ограниченной торговли между жителями Кавказа и их старыми друзьями, турками и персами, цена женщин значительно упала; те родители, у которых полный дом девочек, оплакивают это с таким же отчаянием, как купец грустит об оптовом магазине, полном непроданных товаров. С другой стороны, бедный черкес ободряется этим состоянием дела, так как вместо того, чтобы отдать весь свой труд в течение многих лет или отказаться от большей части своего крупного и мелкого рогатого скота, он может теперь получить жену на очень легких условиях — ценность прекрасного товара падает от огромной цены сотен коров до двадцати или тридцати.

Когда возлюбленный, которого приняли, выполнил [100] свои обязательства или дал залог, организаторы готовятся к свадьбе; девушку наряжают во все самое нарядное и полностью покрывают длинным белым покрывалом, которое, среди богатых, украшается цветочным узором из золота или серебра.

Друг жениха выполняет обязанности шафера и скачет вместе с девушкой к дому тех родственников, где празднуется свадьба.

По прибытии на место назначения невесту встречает хозяйка дома со всей торжественностью, соблюдаемой в таком важном случае. Ее затем проводят в комнату, предназначенную для счастливой пары, где оставляют одну, со связкой сосновых факелов или с горящим огнем; подбрасывать сосновые ветки так же, как и сохранить пламя до прибытия суженого, является ее необходимым долгом. Это делается, чтобы предотвратить вход любого сверхъестественного врага, который мог бы увлечь ее с собой.

Мы не должны, однако, забывать упоминание о том, что пожилая хозяйка, которая обычно исполняет обязанности в подобных случаях, после входа невесты совершает мистическую церемонию обхождения три раза вокруг брачного ложа, повторяя слова заклинаний по-арабски, начиная от головы и заканчивая ногами; после этого она ставит три глиняных котелка, наполненных пшеницей, у головы, ног и в стороне; в каждом из них она оставляет горящую лампу. В счастливый момент, прибыв в полночь, жених седлает своего коня, ищет своего друга, который в это время скрывается в близлежащем лесу.

Будучи представленным своей невесте, избранник вынимает кинжал и немедленно совершает столь характерную для всех черкесских племен церемонию разрезания корсета, в который невеста была заключена с младенчества.

Вследствие этого обычая — носить корсет, черты юных черкесских девушек болезненны и нездоровы, и их формы часто смотрятся как будто больными, до тех пор, пока освобожденные от девичьего корсета, не увеличиваются так, как это предназначено природой. Никакая другая церемония не соблюдается на черкесской свадьбе, за исключением пира и веселья. На рассвете молодой уезжает со своей женой, представляя ее своим родителям и она размещается в доме, предназначенном для нее, недалеко от дома родителей; но, согласно обычаю народа, [101] ее муж никогда не навещает ее иначе, как украдкой, так как некий позор падает на мужчину, который посвящает свое время обществу жены. Полигамия разрешается; но черкес обычно довольствуется одной женой, или, самое большее, двумя.

Черкес в расцвете сил, кажется, избегает всего, что может показаться подобным женскому, даже общества своей жены и детей. Поэтому он смело встречает не только суровость погоды, но холод и жажду; и будет путешествовать в течение многих недель с обычной сумкой проса и сосудом скху, хотя вокруг него — изобилие. Только в обществе иностранца и из вежливости во время народных празднеств эти люди позволяют себе что-то, подобное роскоши. Черкес, однако, отбрасывает свой стоицизм на склоне лет и, можно сказать, только тогда, по нашему представлению, наслаждается жизнью; ибо мы везде видим человека почтенного возраста, окруженного женой, детьми и внуками, воплощающего картину домашнего счастья.

Этот отказ от домашнего общества ради долга бесстрашного воина мог бы разуверить нас в том, что черкесские мужчины в состоянии испытывать более нежные чувства; если воин встретит свою жену с непокрытой головой, он будет остерегаться ее с такой сильной неприязнью, как если бы его тропу пересекла ядовитая змея; все же из всего, что я смог узнать, следовало, что они живут в самой совершенной домашней гармонии: главная цель жизни мужчины — обеспечивать потребности своей семьи и никогда не запускать своих детей до тех пор, пока они не достигнут зрелости. Мы могли также предположить, что их жены, оставаясь столь долго без общества своих мужей, были бы подвержены соблазну, особенно потому, что они вольны принимать визиты и мужчин, друзей и родственников. Это предположение, насколько я был информирован, было абсолютно беспочвенным, что, естественно, характеризует моральный облик народа. Однако, как и в любой другой стране, здесь существуют исключения. В этом случае, однако, черкес не столь безжалостен, как его сосед, турок, довольствующийся тем, что побьет ее или, в чрезвычайных случаях, пошлет ее обратно к родителям — увы без ушей и носа; законы страны не разрешают какую-либо более строгую месть, за исключением продажи ее как рабыни. Наказание любовника ограничивается тяжелым штрафом, [102] как компенсация мужчине за потерю его имущества. Иногда случается, что черкес мстит за оскорбление своего достоинства убийством соблазнителя; но, так как это противозаконно, он должен ответить за смерть перед трибуналом старейшин, которые никогда не забудут нанести взыскание — неважно, насколько тяжелым было оскорбление — такой штраф, который удовлетворит друзей покойного.

Я нашел, что метод наказания преступлений штрафом обычен и, кажется, хорошо приспособлен к условиям страны, подобной Черкесии, где имущество поровну делится. Действительно, я думаю, что ни один не встречается среди них, лишенный средств существования, вследствие того, что их образ жизни очень прост и их нужды столь малы; единственная роскошь, которую они, кажется, позволяют себе, заключается в прекрасных лошадях и великолепном оружии, которое совершенно соответствует их воинственному характеру.

Суд всегда совершается в священной роще под открытым небом и их решения считаются самыми справедливыми по отношению к их соплеменникам; они, тем не менее, не столь справедливы, когда это касается иностранца, с которым они не заводят никакого дела. Эти национальные ассамблеи всегда возглавляются вождем и главными старейшинами земли; и проводятся совершенно по их древнему кодексу законов, который является для черкесов священным и неизменным. Нельзя представить себе ничего более интересного и романтичного, чем эти дискуссии, особенно для европейца, привыкшего, как мы, слушать голос судейской власти в величественных зданиях Англии, сопровождаемый искусственным антуражем, который придает решениям почтенный и внушительный вид. Будучи очевидцем этого, я вообразил нашего великого Альфреда. Здесь я видел князя с накидкой на троне под раскидистым балдахином из камыша, окруженного своими соплеменниками и старейшинами, все они внимательно слушают его речь с самым благоговейным вниманием, не позволяя себе говорить до тех пор, пока к ним не обратится ассамблея. Тем не менее, честь председательствующего, или судьи не всегда оказывается князю по его рангу; но за его известные способности выполнять свои обязанности; так как с тех пор, как восстали шапсугские племена, примерно десять или пятнадцать лет тому назад из-за тирании своих князей, все [103] местные вопросы поручаются решению старейшин земли; и правительство почти всех адыгских конфедеративных племен в настоящее время, можно сказать, более республиканское, чем аристократическое.

Ни возраст, ни ранг, ни богатство не имеют какого-либо значения в выборе старейшины; сила, добродетель и дар красноречия — единственное необходимое условие. Дебаты, нужно признать, изредка несколько шумные, так, я часто видел высокомерного сорвиголову, который, найдя, что дискуссия не принимает оборот, благоприятный для его взглядов, поднимается со своего места, кипя от ярости, чтобы прервать оратора; несмотря на это, уважение, оказываемое этим народом к судейской власти, таково, что князю или одному из старейшин необходимо только поднять руку, чтобы молчание немедленно восстановилось.

Их уголовные законы базируются на принципе возмездия. Когда человек совершает убийство, друзья жертвы имеют право требовать или его жизнь, или его имущество; и, насколько я был в состоянии установить, почти неизменно предпочиталось последнее; но т. к. не существует границ в предъявлении претензий в случаях великих преступлений, штраф строго взыскивается. Это доводит до разорения преступника и его семью; если их ресурсы недостаточны, чтобы удовлетворить требования, убийца продается как раб и изгоняется из страны навсегда.

Чтобы дать более ясное представление о специфике отправления правосудия среди этого народа, я приведу несколько примеров. Черкес, возвратившись с грабительской вылазки, продал лошадь, часть своей добычи, соседу, которому он гарантировал, что она совершенно здорова, но, однако, вскоре открылось, что животное получило слабую рану в копыто, но обнаружилось это не раньше, чем конь упал и сломал ногу всадника. Раненый мужчина предъявил свою жалобу старейшинам земли, когда продавец лошади держал ответ и был обложен смягченным штрафом, хотя он старался оправдаться ссылкой на незнание, получив лошадь за несколько дней до этого от черноморского казака во время наступления на границу.

Или вот еще — шапсугский воин, служивший у князя, был на охоте со своим хозяином; оба выстрелили в медведя, который, тяжело раненный и преследуемый охотниками, скрылся на ферме. Вид такого страшного посетителя обратил в бегство жителей; они, стараясь [104] скрыться, с громкими криками бросились наперерез всадникам и одна из лошадей, став неуправляемой, упала и убила своего всадника. Дрязья умершего позвали своего князя к старейшинам, моля их о карающем суде. Князь старался оправдаться, доказывая им, что лошадь была здоровой, и предъявил обвинение обезумевшим жителям фермы; оправдание, тем не менее, не было принято, старейшины уверяли, что нервы хорошо обученной черкесской лошади могут выдержать напор не только напуганной улепетывающей домашней птицы, но даже целого войска казаков.

Этот карающий суд также эффективно предотвращал многие кровопролитные стычки между соседними племенами; хотя каждую сторону можно увидеть в боевом порядке, проявляющей признаки раздраженного чувства, даже их разногласия все же почти всегда в настоящее время решаются по-дружески, так как каждая сторона боится дойти до крайности, хорошо зная бесконечные тяжбы, которые последовали бы, так как друзья умершего или раненого никогда не устанут предъявлять свои претензии ассамблее князей и старейшин, которые принуждают к возмещению любого совершенного оскорбления.

У черкесов, как и у древних спартанцев, вор, который владеет своей профессией с ловкостью, возбуждает всеобщее восхищение и нельзя оскорбить человека более, чем сказать ему, что он не знает, как украсть быка.

Тем не менее, непроворный человек в случае обнаружения не только приговаривается к возмещению украденных вещей, но к девятикратному штрафу. Фактически, эти люди очень умные воры и ничто не может защитить иностранца от ловкости их рук, если бы не уважение, которое они оказывают по праву гостеприимства; однако, как бы ни был черкес сильно подвержен этому пороку — здесь считаемому добродетелью — с того момента, как путешественник вступил в их дом и преломил вместе с ним хлеб, он будет защищать личность и имущество иностранца даже ценой собственной жизни.

Скромность обычно не единственная черта черкеса, так как он никогда не упускает возможность получить выгоду, что-то выпросив, и путешественник, круг друзей которого широк, имеет шанс лишиться любой вещи, которой он обладает. Я нашел себя атакованным сотнями кузин и близких родственников моего кунака, которые проявляли ко мне величайшую дружбу и которым, [105] по этикету, следовало подарить несколько пустяковых подарков на память, но так как иностранец имеет право на взаимный подарок, он может избавиться от их назойливости, восхищаясь какой-либо ценной вещью, принадлежащей им, которая, согласно черкесским правилам поведения, является равноценной, чтобы попросить ее.

Образование молодежи Черкесии напоминает нам героическую эпоху бессмертной Греции, так как редко, очень редко, мальчик воспитывается под родительским кровом. Когда он рождается, ему дарят лук и колчан со стрелами, как символы его будущего предназначения; и амулет окружает некоторую часть его тела, для того, чтобы обезопасить его от колдовства и злого глаза. После первых лет беспомощного детства его забирают от матери и передают заботе воина, известного своим воинским мастерством, который теперь выполняет перед мальчиком долг родителей, нося имя аталыка (приемного отца); и, во время всего времени мальчик остается под его контролем; ему никогда не разрешается посещать своих родителей, чтобы он не избаловался бы потаканием или не расслабился под воздействием чрезмерной любви.

Т. к. черкесы совершенно не знают письменности, их образование ограничивается любыми видами гимнастических упражнений, которые могут способствовать силе и ловкости тела. Он обучается, кроме верховой езды и плавания, самому испытанному методу использования каждого военного оружия; он также изучает красноречие, которым он может отличиться как оратор на народных ассамблеях страны; и, чтобы завершить свое образование, он обучается искусству воровства.

Когда юноша считается достигнувшим достаточной сноровки в своих занятиях, его проводят в дом его родителей с почетом и устраивают прекрасный пир. Приглашают друзей и родственников, юноша демонстрирует свои навыки; его аталык награждается не только словами, но более существенными подношениями благодарности и с тех пор пользуется самым высоким расположением в семье. Взаимная привязанность существует между ним и его учеником всю жизнь, так что юный черкес, можно сказать, вдвойне охраняется родительской заботой.

Комментарии

20. ...предполагается, что они ведут свое происхождение от казахов, кавказского племени, все еще существующего... — вероятно, казахи — население Казахии византийских историков, страны в нижнем течении р. Кубань.

21. Они постоянно подражают поведению римлян по отношению к сабинам... — согласно легенде о «похищении сабинянок», в недавно основанном Риме не хватало женщин. Ромул устроил игры, на которые пригласил сабинов, живших в центральной Италии Севернее Рима. Во время игр римляне похитили незамужних сабинянок. Это послужило причиной войны. Позже, во время битвы, сабинянки, ставшие уже женами и матерями римлян, бросились между сражающимися и тем самым принудили их заключить мир. С тех пор сабины живут в Риме.

22. Павел I (1796-1801) — российский император, сын Екатерины II и Петра III. В конце царствования изменил свой внешнеполитический курс, нарушавший торговые связи с Англией, что явилось одной из причин недовольства дворян, в конечном итоге приведшего к заговору и убийству Павла в ночь с 11 на 12 марта 1801 г.

23. Эдем — в библейской мифологии земной рай, местопребывание Адама и Евы до «грехопадения». В переносном смысле — страна вечного блаженства и наслаждения.

24. coup d'oeil (фр.) — местность.

25. al fresco (итал.) — на свежем воздухе.

26. Элиях Мансур — шейх Мансур (Ушурма) — один из лидеров национально-освободительного движения горцев Северного Кавказа 1785-1791. Провозглашен имамом Чечни и Дагестана. Впервые выдвинул идею сплочения горских народов и создания сильного горского государства. (Сведения получены от Мусхаджиева С.-Х.)

27. Александр — Александр Македонский (356 до н. э. — 323 до н. э.) — царь Македонии, один из величайших полководцев и государственных деятелей древнего мира.

28. Локман — Лукман — в мусульманской и древне-аравийской мифологии праведный мудрец. Мусульманское предание приписывает Лукману множество афоризмов и поговорок, а также басни.

29. Макиавелли, Никколо (1469-1527) — итальянский политический мыслитель, писатель, историк, военный теоретик. Важнейшим вкладом Макиавелли в историю политических идей Возрождения был его подход к проблеме государства со светских, а не с теологических позиций: он пытался раскрыть законы общественного развития, основываясь на реальных фактах, искал исторические закономерности, глубокую причинную связь событий.

30. Митридат — Митридат VI Евпатор (132-63 до н. э.) — царь Понтийского царства. После подавления восстания Савмака в Боспорском государстве стал им управлять, подчинив почти все греческие города Черно-морья. Подчинил также Малую Армению и Колхиду.

31. Кларк — сведения не найдены.

32. ...его обыкновение — одеться в самую плохую одежду» — обычай «плохо одеваться» вполне вписывается в рыцарские понятия о чести — быть роскошно одетым считалось неприличным для адыгской феодальной знати, поэтому адыгские феодалы щедро раздавали свое имущество и одежду. С другой стороны, в этом обычае отражена социальная сущность явления — «в раннефеодальном обществе щедрость — синоним власти». (Бгажноков Б. X. Очерки этнографии общения адыгов. — Нальчик, 1983).

33. valonia (лат.) — сведения не найдены.

34. goitre (фр.) — подагра.

35. scolopendra morsitans (лат.) — сколопендровые, отряд членистоногих, класса губоногих, тело длиной 30 см, плоское. В СССР встречаются в Крыму и на Кавказе.

36. saur kraut (нем.) — квашеная капуста.

37. recherche (фр.) — изысканный.

(пер. Н. А. Нефляшевой)
Текст воспроизведен по изданию: Эдмонд Спенсер. Путешествия в Черкесию. Майкоп. РИПО "Адыгея". 1994