-

СИЯЛЬСКИЙ П.

ЗАПИСКИ ОБ АРМЯНСКОЙ ОБЛАСТИ

1. Пребывание в Эривани.

....Первое время пребывания моего в Армении я провел в г. Эривани, в Шагарской части. Эта часть, вдавшаяся выйном в гору, называемую Чолмакчинскою, усеяна вся садами, которые пересекаются только улицами и переулками. Хозяйка моего дома, Татарка, переселилась по соседству в дом своего второго мужа, и я один овладел всем ее жилищем. Дом этот, или как Татары говорят сарай, был незавидный; он состоял из трех комнат: одна большая, с двумя окнами, смазанная землею с саманом ¹; перед нею сени, за которыми — две другие комнаты и на верху [78] мезонин. Избрав себе место на три урочные года, я озаботился квартиру свою привести в лучший, сколько возможно, вид. Определив большую комнату для жилья, я ошткатурил ее гяжью ²; подбил базью потолок, чтобы не иметь удовольствия видеть внезапно пробирающегося скорпиона [а их было довольно в моем доме], а гяжевой пол устлал рогожками, которые здесь довольно красиво делаются из тростника, растущего на болотах в изобилии. Тростник этот бывает длиною аршин в пять, толщиною в полвершка. Расколов его с одной стороны, выправляют; каждая выправленная таким образом тростинка делается в ширину вершка в два; тростинки эти кладут наперекрест, и ткут довольно скоро и хорошо. Рогожки бывают неопределенной величины; мне случалось заказывать в 12 аршин длины и в 6 ширины; такая рогожка стоит до 3 р. серебром.

Эривань, главный город Армянской области, находится у отрасли Памбакских гор: он окружен с трех сторон горами, а с четвертой, северо-восточной, примыкает к обширной равнине, простирающейся до самого Арарата, на пространстве 60 верст. [79]

На краю города построена крепость, столь знаменитая в последней Персидской войне. С левой стороны от реки вид крепости очень красив; она стоит на крутой скале, внизу шумит Занга. Домы, где жили прежде сардар и другие Персидские чиновники, служат украшением крепости, в особенности — сераль, выстроенный в два этажа, с амбразурами, колоннами, окнами разной величины, украшенными разноцветными стеклами.

Город с садами своими занимает в окружности пространства до 10 верст. Разделяется на три части: Шагарскую, стоящую на низменном месте; Топобаминскую, расположенную по горе амфитеатром, и Талмирбулахскую — на равнине. Река Занга выходит из озера Гокчи; в начале она мелка, но потом ниже, у селения Рандамала, соединившись с речкою Мисханкою, текущею из Мисханского ущелья, усиливается многими родниками, и углубляясь более и более в крутые каменистые берега, у крепости Эриванской делается уже быстрою, шумящею и глубокою рекою, которой неумолкающий рев производит в ночное время необыкновенное впечатление на душу непривычного посетителя Эривани. Она протекает чрез западную часть города, орошает сады на правой стороне, долины и поля к стороне Арарата, и в [80] 25 верстах от Эривани впадает в Аракс. Речка Кирх-булах (40 родников), вытекающая из крутого ущелья Абаз-дара, орошает северо-восточную часть Эривани. Удивительное искуство Азиятцев употреблять воду с экономическим расчетом, делает то, что эта небольшая речка, или можно сказать канавка, приносит бесчисленные выгоды. Жители с чрезвычайным искуством умеют напоять сухую почву, лишь бы вблизи была вода, и если поверхность земли неровна, то часто с первого взгляда кажется, что вода поднимается вверх по скатам; всего более это замечательно у села Канакер, находящегося в 7 верстах от Эривани. В крепость проходит вода из родников Темир-булахских. Сверх того в Эривани есть главные водопроводы (или канавы) из Занги: 1] Дальминский, 2] Абагаятский, который требует поправления, и 3] Мамринский, в Топобашенской части. Из Кирх-булаха много проведено канав, которые, не имея особых названий, орошают сады, находящиеся в Шагарской и Тамирбулахской частях.

Домы в городе имеют вид продолговатого четвероугольника с плоскими крышами, и почти все строятся из несженого кирпича, сженый виден только в наружных украшениях некоторых простенков. Внутренность комнат у [81] зажиточных оштукатурена гяжью ослепительной белизны, у небогатых — смазана глиною с саманом. Посредине комнаты делается четвероугольная яма в поларшпна глубины, аршин длины и во столько же ширины; там помещается мангал (жаровня с угольями). Над ямою ставится род небольшого стола, покрываемого канаусовым ³, или ситцевым одеялами. В зимнее время, вокруг мангала собирается все Татарское семейство, и в беспечной лени курит кальян, опуская ноги в яму и покрывая их одеялами. Главное убранство комнат состоит в амбразурах, больших и малых, которые иногда с изысканностию украшаются штукатурными узорами. В сих амбразурах расставляется разная фаянсовая и фарфоровая посуда; складываются все богатейшие вещи, шелковые и шерстяные. Но главное изящество комнаты состоит в окнах: тут Азиятцы истощают весь свой ум, чтобы дать окнам более разнообразия, и вставить стекла так, чтобы они, охраняя комнату от наружного любопытства, доставляли ей свет сколь возможно приятный и разнообразный. В главной комнате, если она угольная, делается два окна; а если примыкает к другим, то одно. Окна бывают вышиною сажени две, [82] более и менее, смотря по величине дома; они вставляются в одну большую раму, и разделяются на два отделения, нижнее и верхнее. Верхнее делается из штучного, тонкого дерева, вырезываемого квадратиками и трехъугольниками, с небольшими двумя окошечками из разноцветных стекол. Нижнее — состоит из двух больших, стеклянных, подъемных рам. В сих то двух рамах Азиятец напрягает все силы своей изобретательности, чтобы сделать лучший рисунок из смеси разноцветных, квадратных и трехъугольных стеклышек и дерева; и действительно такие стекла разливают какой-то томноприятной свет, и весьма полезны летом, для защиты от солнечного зноя. Мебели в комнатах нет, да в ней Азиятец и не имеет надобности. Он отдыхает на полу, на кошме, или на ковре, поджав ноги под себя; ест на полу же, разостлав ситцевую узорчатую скатерть; вместо салфеток, служат ему чуреки, т. е. лепёшки, спеченные на мелких раскаленных камешках. Плов берут руками, а бозбаш [род нашего суна] — чуреком. Передобеденное и послеобеденное умовение рук из жестяных, или медных кувшинов, над тазом, покрытым узорчатою, красиво прорезанною тарелкою, есть обыкновение повсеместное у Азиятцев. Сад составляет [83] непременную принадлежность каждого дома; всех садов в Эривани считается 1,473; в них изобилие фруктов чрезвычайное, именно; винограда, груш разного рода [в числе коих так называемые гулябы весьма вкусны и чрезвычайно велики; иные весят около двух фунтов], персиков и абрикосов. Персики здесь не очень хороши, жестки; но абрикосы весьма вкусны. Сардарь, во время взятия Эривани, надеялся более на действие абрикосов, нежели на свои пушки. Сколько приятны, столько и вредны здесь абрикосы; неумеренное их употребление, а еще более — если запивать их водою, при несносном жаре и беспрестанной жажде, всегда ведет к желчной лихорадке, переходящую, при малейшем запущении, в желчную горячку, от которой самый здоровый человек умирает в три дня. По неоднократно сделанным мною замечаниям, сильные и здоровые молодые люди от фруктов и простуды подвергаются более смертности; напротив слабые удобнее переносят болезни.

Жителей в Эривани считается до 2,500 семейств, в том числе до 1,500 семейств Татар; прочие — Армяне; всего же, мужеского и женского пола, считается до 10,000 душ. Ханов, беков, меликов, Татарского и Армянского духовенства считается до 188 семейств. Домов — 1,736, в [84] том числе Татарских 1227. Церквей: Грекороссийская одна, Покрова Пресвятыя Богородицы; Армянских шести: Петра и Павла, Св. Екатерины, Св. Сергия, Св Георгия, Св. Иоанна и Св. Апостола Анании. Мечетей в крепости две, на форштате шест; некоторые из сих мечетей приходят в разрушение. Из двух базаров один, большой, находится в средине города, и имеет 6 караван-сараев; другой, малый, — в Шагарской части. На большом базаре считается до 850 лавок. Бань 8; все они устроены довольно хорошо. Баня состоит из большой комнаты, где на возвышении ставится огромная ванна для горячей воды, длиною сажени в три и шириною в две; вода нагревается сухим навозом, и потому имеет неприятный запах. По бокам большой комнаты устроены малые, в которых получается вода из кранов, вделанных в стены. Полы, обыкновенно из каменной плиты, также нагреваются. Ни лавок, ни скамеек нет в банях; бассейны холодной воды проведены фонтаном. Бани сии устроены совершенно в земле, и одни небольшие купоны показывают снаружи их место. Свет падает сверху, посредством выпуклых стекол, простых зеленых, и цветных. Иногда же для экономии вставляют просто круглую разбитую бутыль, горлышком вниз; вот и окно. [85]

В Эривани пять мостов, из коих примечателен один на реке Занге. Он сделан из сженого кирпича о трех арках, и выстроен, как говорят, одним из набожных Татар, который хотел увековечить тем свое имя. Впрочем он не совсем достиг своей цели; имя его редко кому из Татар известно, Армянам еще менее, а Русским вовсе никому; даже в камеральном описании об нем не упомянуто.

Училищ два: одно Русское, приходское, в котором преподают, сверх положенных наук, языки Татарский и Армянский; другое — Татарское, при Гуссейн Алиханской мечети; в нем до 200 учеников,

Кроме садоводства, жители занимаются и пчеловодством, но в малом виде; шелководство также в младенчестве, хотя тутовых дерев много. В Занге ловится форель и сазаны крупные и очень вкусные; сверх того — хромуля, которая также довольно вкусна, но дает икру чрезвычайно вредную. В первый год пребывания моего в Эривани, вышел довольно сарайный случай с сею рыбою. Не зная свойств ее икры, я просил собрать се, посолить и с разными специями приготовить. Дня два она солилась; Армянин, мой нукер, видевший все эти приуготовления, молчал. На третий [86] день я вспомнил об икре; ее подали мне и моему семейству. Не прошло часа, как все мы и даже люди, которые также ели икру, почувствовали дурноту, головную боль и все по видимому холерные припадки в сильнейшей степени; я перепугался, начал бранить людей, полагая, что они оставили икру в нелуженой посуде, или что-нибудь прибавили в нее; но Армянин мне наконец сказал, что у них никто этой икры не ест. От чего? «Чрезвычайно вредна!» Как же ты видел, что ее у нас приготовляли, подавали, и ни слова не сказал? «Я думал, что Русский желудок все перенесет, и для вас это ничего». Часа через три, мы опомнились, прострадав все больше, или меньше. На другой день я отпустил Армянина, боясь его скромности и веры в крепость Русского желудка.

Заводы и Фабрики в Эривани: кожевенные, мыловаренные, красильни и стеклянный завод; последний два раза устроивался и уничтожался, между тем как богатство стеклянной лавы должно бы, кажется, ему способствовать. Правда: дрова здесь дороги, а потребность стекла не велика. Мукомольных мельниц 45, чалтычных 6. Ремесленники: башмачники, сапожники, каменщики, конфетчики, лудильщики, [87] кузнецы, костоправы, серебряники, ювелиры, часовые мастеры и проч.

Город Эривань известен с VII столетия; но со времени завоевания Армении Надир-шахом, т. е. с 1748 г., получил он некоторую значительность. Об основании его достоверных известий не сохранилось.

Первый, 1832 год, я прожил счастливо в Эривани: никто из нас не был болен. Лето стояло умеренное, только меня перепугала сыпь на детях. Вдруг оказались на них желтые пузырьки, точно как оспенные; а им не была еще привита оспа. Я послал к доктору, который приехал нарочно из Канакер и осмотрел; это, сказал он мне, от укушения мошек. Несносный зуд и нарывы чрезвычайно детей беспокоили. Наступил 1833 год: зима была жестокая, морозы доходили до 20 градусов, снег лежал глубокий; дороговизна дров дошла до такой степени, что их продавали на батманы; жители, не привыкшие к холоду, беспрестанно замерзали по дорогам, и почти каждый, кто рисковал привезти на базар вьюк дров, масла, или чего другого, отмороживал нос, щеку, руки, или ноги; можно было видеть беспрестанно приезжающих с такими украшениями. Я не жалел дров, топил утром и вечером камин, и кое-как согревал [88] детей; но ох холода у них обнаружились на подошвах раны, которые мы насилу вылечили. Один Азиатский гаким [доктор) посоветовал смазать подошвы ног хиною. Это краска, цветом зеленоватая, но делающаяся красною, когда распустится; ее употребляют для окрашивания волос и ногтей. От краски сей, кожа чрезвычайно твердеет, и это избавило детей от болезни. Наконец дождались мы весны. Здесь солнце удивительно действует. Еще не сошел снег, а оно так сильно жгло, что надобно было выходить, или в папахе, или в белой фуражке. Весна здесь прелестна: приятный запах от дерев, свежая зелень, прохладный ветерок, журчание воды, проведенной по разным направлениям в саду для поливания, бассейны, ясное, чистое, безоблачное небо, все это оживляет человека. Только весною и можно быть в Эривани: летом жар нестерпимый. Можно сказать, что здесь нет осени; дыры продолжаются до самой зимы, и мошка, это беспокойное насекомое, от которого нигде нельзя скрыться, потому что она так мала, что ее и приметить нельзя, беспокоит до самой зимы. Наступило лето 1833 года: жары, постепенно усиливаясь, доходили наконец до чрезвычайности, так что днем, начиная с 10 часов утра до 6 по полудни, нельзя было вытти [89] со двора. Земля раскаляется до того, что ступить нельзя; удушливый и нестерпимо жаркий воздуху, производя беспрерывный пот, ослабляет человека до изнеможения; стены домов, не смотря на то, что они делаются из незженого кирпича, накаливаются так, что подойти невозможно. Какое благодеяние здесь древесная тень? Говорят: при сардаре было положение, чтобы каждый хозяин сада, выходящего стеною к улице, непременно посадил у сей стены по нескольку ореховых дерев; и действительно во многих улицах можно найти от ветвистых огромных орешников прохладную тень. Томящая беспрерывная жажда утоляется здесь льдом, который летом составляет непременную принадлежность каждого дома. Кто не имеет своего ледника, тот покупает лед на базаре за довольно недорогую цену; многие набожные Татары содержат нарочно ледники для бедных, и в случае смерти своей завещают капитал на содержание ледника; из таких ледников лед раздается бедным даром. Подобные заведения в жарких климатах благодетельны.

В Июле месяце, в семействе моем появилась лихорадка. У жены из желчной лихорадки сделалась горячка которую едва могли вылечить; служанка не вынесла болезни и умерла. [90]

II. Замечания о сельском хозяйстве.

Земледелие в Армянской области преимущественно направлено на возделывание чалтыка и хлопчатой бумаги. Чалтык, или сарацинское пшено, сеют обыкновенно на низменых местах, в последних числах Марта, а снимают в исходе Сентября; полют его три раза. На другой год, в Апреле, на том же месте сеют хлопчатую бумагу и уравнивают землю доскою, на которую становится человек, приводящий ее в движение помощию пары буйволов. Хлопчатая бумага требует совершенной чистоты от сорных трав; ее три раза в лето поливают; если ж польют больше, то она обращается в ствол, и коконы бывают малы. Когда хлопчатая бумага взойдет и хозяин увидит, что она уродилась слишком часто; то вырывает с корнем лишнюю, и старается, чтобы стебель выходил из земли не более, как на два вершка. Чтобы урожай был лучше, с стеблей этого растения, когда они поднимутся на три четверти, или на 1 аршин, срывают верхушки и не дают стеблю подыматься слишком вверх; тогда он идет в отростки и дает больше коконов. Убирают хлопчатую бумагу после чалтыка; но оба сии растения любят лето жаркое. Порчу и неурожай причиняют черви, зараждающиеся [91] в земле при поливании; но черви портят хлопчатую бумагу и чалтык только при самом всходе. Впрочем жители, для предохранения от сего зла хлопчатой бумаги, прежде всего занимают землю под бостаны; после них червей не бывает. От халвара семен, при лучшем урожае, получается два халвара чистой хлопчатой бумаги. Халвар семен сарацинского пшена дает 20 халваров чистого чалтыка. Впрочем это кажется не совсем справедливо; по моему заключению, должно быть не менее 30 халваров и даже 40.

После хлопчатой бумаги, на третий год сеют пшеницу. Пшеницу на этом месте можно сеять года три не более, и то переменяя, т. е. в один год пшеницу, на другой — ячмень; на шестой год опять сеют чалтык, потом бостаны и т. д. Земля не знает отдыха при таких переменах; если же засевают напр. только пшеницу и ячмень, то дают земле отдыха года два. Ионжу (клевер), посеявши один раз, можно снимать 7 и 8 лет сряду, не возобновляя посева, и скашивая в год два и три раза. В Шарурском округе засевают: бостаны, чалтык, хлопчатую бумагу, пшеницу, ячмень, просо, загерак (лен), кунжут, герчак (клещевину), горох, и чечевицу.

Употребительнейшие земледельческие орудия [92] суть: котан, или плуг, запрягаемый в четыре пары буйволов и три пары быков; чут, или соха, запрягаемая парою буйволов и парою быков; джелги, род железной лопаты, которая идет боком. Оратай прикрепляет сию последнюю к упряжи, держит за ручку, и стоя на бревне управляет ею; в нее впрягают две пары буйволов и две пары быков. Гям, широкая доска, прикрепляемая к упряжи; на нижней ее стороне набито несколько мелких, острых камней; на эту доску становятся и молотят, ездя кругом на паре быков. Впрочем молотьба эта не совсем выгодна; солома от нее разрезывается на мелкие кусочки такая солома идет на корм скота, под названием самана.

В садах первое место занимает виноград. В Эривани он родится разных сортов. 1] Харожу, мелкий, круглый, семенистый, двух родов: кисловатый и сладкий, цвета белого; из него делают также двух родов вина: одно кисловатое, другое сладкое и крепкое. 2] Мискали, зеленый, продолговатый, небольшой, но очень сладкий, 3] Хачабат крупный, продолговатый, белый, кисло-сладкий. 4] Ршибаба, величиною больше пол-вершка, белый, продолговатый и не очень сладкий. 5] Сагабы, немного поменьше, продолговатый, розовый и белый, сладок и тает во рту: это самый вкусный [93] виноград. 6] Кярым-хаи-ды, поменьше сагабы, продолговатый, сладкий. 7] Разыги, побольше предъидущего, белый, продолговатый, сладкий. 8] Аскяры, тонкокожий, очень вкусный. 9] Киш-миш, мелкий, без косточек. 10] Халили, продолговатый, белый, сладкий; поспевает прежде всех. 11] Езандары, белый, крупный, сладкий. 12] Гюк-езангары, желтый, крупный, сладкий. 13] Кармази-кышмиш, красный кишмиш. 14] Ал-узюм, красный, величиною в полвершка, продолговатый, сладкий; он бывает также и белый. 15] Карашагяпи, черный виноград, величиною в вершок, продолговатый, довольно сладкий. 16] Узы-уйруги, белый виноград, крупный, не очень сладкий. 17] Тулки-уйруги, круглый, длинный и не вкусный; из него делается вино. Всех сортов винограда 24; но последние не имеют слишком значительного различия между собою.

Яблоков известно до восьми сортов, но они вообще не очень вкусны. Груш — пять сортов, очень вкусных, особливо гулябы, которых 10 весит один батман, или 12 фунтов. Персиков хороших 4 сорта, но всех около 15; они жестки и не очень вкусны. Абрикосов 6 сортов; все — очень вкусны, особенно аджанабат; хуже всех — аджи-арык. Алучи 3 сорта; она вообще кисла, и самая лучшая [94] кислосладкая. Алы, чернослив, желтый и черный, довольно вкусен; его четыре сорта, в том числе и али-бухара. Айвы два сорта: один кислый, другой сладковатый. Черешня, красная и белая, не крупна, но довольно вкусна. Вишни вообще мелки и кисловаты. Ягода шелковичного дерева — белого и красного цветов: первый сорт приторносладкий, последний кисловат. Игда, род фиников, сладка и мучниста; деревенские жители лакомятся ею. Кроме того здесь растут также грецкие орехи и винные ягоды. Из лесных дерев обыкновеннее прочих: верба, тополь, чинар, кара-агач. Преимущественно уважаются и ценятся деревья широколиственные, дающие много тени; но жители по невежеству не умеют пользоваться климатом, и не разнообразят пород разводимых растений. Всякий хозяин ограничивается теми родами фруктовых дерев, которые садили его предки, или соседи; предпринять что-нибудь для улучшения новое — не в характере Азиятца. От того, может быть, и выходит, что даже важнейшие произведения, как то хлопчатая бумага и чалтык, не лучшего качества. Сеются такие же семена, какие двести, или триста лет тому назад сеялись.

Еще следует упомянуть о кошенили, марене и табаке. Первая родится близ горы Арарата и в монастыре Эчмиадзинском. Марену [95] недавно начали разводить на особых плантациях. Казна употребила довольно значительную для того сумму, и можно надеяться, что капитал в последствии вознаградится с выгодою; ибо краска выходит весьма приятного цвета, и легко может соперничествовать с Елисаветпольскою и Дербентскою. При общеупотребительности красного цвета у всех Армян и Татар, как городских, так и деревенских, краска сия необходима в тамошнем крае, для бязей и бурмети, тамошнего произведения. Есть впрочем в Эриванских садах дикая марена, которая с незапамятных времен родится без всяких посевов; но она дает краску худшую и употребительна только по необходимости. Некоторые помещики делали попытку разводить Американский табак. Невнимательность к правилам о посевах сего растения, недостаток старания принаровляться к удобству места и к самой почве, а главное недосмотры, более всего, кажется, причиною, что качество его неудовлетворительно. Впрочем легко может быть, что сим предметом займутся в последствии с большим тщанием; ибо табак для Азиятца почти необходимее пищи.

III. Поездка в Кулъпы, в Марте месяце 1834 года.

Пребывание в Эривани известного [96] путешественника Дюбуа было самою приятною для нас эпохою: мы весело тогда провели масляницу. В прощальный день Дюбуа объявил нам, что ему необходимо ехать далее; но прежде выезда из Армянской области, хотелось ему. посмотреть Кульпинские соляные горы, и побывать на Арарате. Начальнику области нужно было также побывать в Кульпах по одному делу, и так он объявил Дюбуа, что желает проводить его; к ним присоединился и я. 13 числа, в 12 часов по полудни, мы выехали верхом, сопровождаемые свитою Азиятцев. Недалеко от Эчмиадзина, встретили нас два тамошние архиерея, а у ворот самого монастыря — почетное монашество, стоявшее в два ряда. У каждой деревни приветствовал нас народ и духовенство. Здесь еще исстари ведется довольно странное обыкновение: народ, ожидающий у деревни сардаря, а теперь начальника области, приводит с собою быка, или барана, и лишь только приблизится начальник, быку спутывают ноги, кладут на землю и ожидаются только приказания колоть его; это называется жертвою. Само собою разумеется, что мы не были причиною смерти ни одного животного.

В Араксе вода была довольно низка, и мы переехали реку в брод. От Аракса считают 8 верст до Кульп. Мы ехали довольно дурною [97] дорогою: беспрерывные подъемы спуски и грязь делали нашу поездку неприятною. Впрочем виды на правой стороне Аракса довольно живописны: несколько рядов гор, понижаясь и повышаясь, разнообразят виды. Вдали две скалы, разделяясь, открывали долину, которая упиралась в синюю гору. Деревня Кульпы закрыта с левой стороны гребнем невысоких гор, так что ее нельзя видеть до самого въезда. Сии горы, красного цвета, суть предвестники соляных гор, заключающие и в себе также отчасти соль; выходящий из них источник красной воды весьма солен. На повороте к Кульпам мы увидели депутатов сей деревни; другая толпа со священником ждала на подъеме к оной. Сколько приветствий, сколько радостей и сколько во всем этом притворства! В шестом пасу вечера мы приехали в Кульпы.

На другой день, Дюбуа, таможенный чиновник, я и прикащик при соляной ломке отправились в соляные мины. Кульпинские соляные горы начинаются у самой деревни, и в окружности простираются верст на 20. Соляные ломки от Кульп — не далее 1/4 версты. Снаружи они кажутся малыми отверстиями. Мы подошли к первой, называемой старою; она открыта в половине горы. При входе отверстие кажется не велико; но сделав два шага далее, вдруг видишь [98] глубокую и широкую пещеру, поддерживаемую оставляемыми из выбиваемой соли столбами. Свет в нее падает чрез несколько других наружных отверстий, которые вместе служат и входами. Соль выбивается из самых стен пещеры, которые идут в ширину и глубину на неопределенное пространство. Выработка соли весьма проста: работник, заостренною на конце железною киркою, сначала очерчивает продолговатый четвероугольник, обсекая постепенно четыре наружные стороны, глубиною на четыре вершка, и потом после нескольких ударов молота с левой стороны, камень вдруг отделяется. На отделение каждого квадрата потребно не менее получаса времени. Пыль от выбивания и кусочки соли летят прямо в глаза надобно иметь большую снаровку, чтобы не сделать себе вреда; работники часто страдают от соляной пыли глазными болезнями. Соль складывается в сих же пещерах, в особо отведенных местах. Ломка производится с первых чисел Марта до половины Декабря. В Мае месяце приходят караваны из Грузии и других Закавказских провинций, на арбах, верблюдах, быках, лошадях, катерах, и забирают соль. Она — вообще серобеловатого цвета, но иногда случается выбивать и целые куски белой. Обломки соли и соляной песок [99] сметают в особые кучи, которые холмами лежат тут же по разным местам. Мелкую соль из мин вывозят и складывают у гор буграми. В углублении пещер, на известном расстоянии, всегда показывается вода: это одна из главнейших причин, заставляющих оставлять разработку в одном месте, и начинать в другом. Обширных мин в горах находится две: первая — старая, а вторая — открытая позже и несравненно большая; устройство их одинаково.

Между жителями ведется поверье: когда соляной мине наступит 18 год, то вода начинает выступать; а когда исполнится 20 лет, то воды столько в мине наберется, что принуждены бросить ее. В старой мине стоит целое озеро, и так глубоко, что трудно достать дно; во второй — показалось уже также воды довольно много.

Замечательно, что в нижнем слое, именно там, где вода начинается, показывается самая белая соль, прозрачная как кристалл.

Вторая мина почти на 20 саженей углубляется вниз. Хотя соляной потолок гладок и кажется весьма твердым, но есть однакож в некоторых местах трещины, преимущественно в старой мине. Обвал может запереть все выходы, и неизбежно погубить работников. Сии две [100] главнейшие милы находятся в средине горы. Вообще в горах открыто 29 мин: в нижнем ярусе 16, в верхнем 13.

Осмотрев все соляные мины, и полюбовавшись богатым запасом соли, которого ни прошедшие века не могли истощить, ни будущие едва ли выберут, мы отправились на верх горы по крутому подъему. Поверхность гор — глиниста. В обвалах можно видеть все пласты их: первый глинистый, второй из окристаллованной извести, третий из хрупкого камня, четвертый соляной. Местами и на поверхности мы находили окристаллованную известь. Над Кульпами, в самой высокой горе сделалась большая ращелина, отделившая один угол, и столь глубокая, что дна не видно. Угол сей наклонился к стороне Кульп, и если бы не был поддерживаем примкнувшеюся к ней другою соляною горою, упирающеюся почти в самую деревню, то давно бы обрушился; впрочем при малейшем землетрясении обвал должен непременно последовать, и может задавить деревню. Около края горы стоит часовня, с мощами Св. Георгия. Товарищи мои предлагали сойти с горы против Кульп, по маленькой тропинке, отвесно над пропастью идущей к деревне; но чрезмерная вышина горы, крутой спуск, твердая земля, по [101] которой скользят ноги, с боку открытая пропасть и река в низу остановили меня и я не решился. Надобно быть горцем, чтоб равнодушно ходить по таким дорогам; я пошел в обход и спустился безопасно. С вершины гор видны в окружности везде красные бугры, признак близости других соляных гор, как говорил нам минералог Дюбуа.

Кульпы — небольшое селение, расположенное амфитеатром у реки Вартанаркчай. Сакли вообще небольшие; есть несколько садиков за рекою, пахатная земля, хотя и несовершенно хорошая, сенокосы, огороды, виноградники. Улицы так узки, что только верхом можно проехать. Дворов в Кульпах и Ченгевадах, прилегающих к Кульпам и занимающихся разработкою соли, считается 145.

Из Кульп выехали мы 18 Марта, в 12 часу, и обедали в Каракалах, в расстоянии от первой деревни на 14 верст. Каракалы в древности были обширным Армянским городом, называвшимся Эривантагирт; теперь видны здесь одни только обширные развалины, или лучше сказать груды камней. Замок, удерживающий название Каракала, стоит на крутом берегу Аракса; построен весь из тесанного камня, в Татарском вкусе, и весьма [102] обширен; не подалеку виден разрушенный мост, уцелевшая башенка и еще достопримечательный ров, в котором, по сказаниям, отдыхал Иов.

Выехавши из Каракала во 2 часу, мы приехали в Амарат в 6-м, и ночевали здесь. Амарат — огромный замок в три этажа, сделанный из незженого кирпича. Хозяин его, выезжая в Персию, разорил свой замок, поставил одни стены. Не вдалеке — другое подобное строение, называемое Малый Амарат, также полуразрушенное. Близ Амарата протекает Аракс; нам сказали, что из Ахуров, по Нахичеванской дороге, нет переправы чрез Аракс; а нашему путешественнику Дюбуа непременно хотелось быть на Арарате. И так начальник области, чтобы сделать удобнее проезд Дюбуа, и иметь удовольствие еще несколько времени провести с ним, решился ехать со всем кортежем на Арарат,

Мы отправились чрез Джанат-абад и Архур, где есть старинная Армянская церковь. В ней нет никаких украшений, и крыша во многих местах обломилась; на наружных камнях есть Армянские надписи, по коим видно, что камням сим 1,260 лет. Селение Архуры, как и большая часть Азиатских пограничных городов и деревень, построено на скате горы, амфитеатром. Оно [103] украшается огромным зданием, построенным последним сардарем Гусейном Ханом, для летнего пребывания и помещения его жен; здание это ныне разрушается. Жители Архуринские — народ воинственный. Деревня лежит на самой границе, соседние Курчины делают часто набеги, и крадут здесь скот; но редко им удается догнать его до места; ибо Архуринцы не дремлют и отнимают свой скот даже у Карса. Рассказывают, что во время сардарского правления пограничные Турки и Татары вздумали однажды потешиться, т. е. пограбить Армян, [в этом селении нет ни одного Татарина]. Армяне, узнав об этом и забравши жен, детей и весь домашний скот, спустились в глубокий овраг, в котором из камня, отпавшего от самой вершины Арарата, образовалась огромнейшая арка, покрывающая собою отверстие. Здесь в большой пещере, в самом Арарате, они укрылись, и заперши отверстие камнем, выдержали продолжительную осаду.

Весь почти день 20 числа была погода дождливая, и мешала нам все рассмотреть. Грязь попрепятствовала быть в монастыре Св. Иакова и сходить к роднику.

21 числа, в 11 часу, выехали мы из Архуров, и чрез три часа езды прибыли в Аралых-Свербаган. В третьем часу пустились [104] к переправе чрез Аракс, близ монастыря Хорвираба. Аракс в этом месте — так же широк, как Нева; впрочем — это от разлива; глубины было 2 1/2 сажени. Плот состоял из 8, или 10 круглых бревен, связанных шерстяными веревками; но так неплотен, что вода между бревен проходила. На плоту всех нас собралось 10 человек; Одно нетолстое бревно отделяло от воды. Когда все уселись, то вся сторона, на которой я находился, покрылась водою так, что и плота не стало видно. Мы однакож благополучно достигли противуположного берега, а лошадей и катеры переправили вплавь. Часу в 6 приехали в монастырь, очень бедный. Келия настоятеля и мебель в ней не лучше, как у простого Татарина: большая кровать, два стула и стол простого дерева. Церковь довольно хороша, крепка, чиста, сделана из плитного камня; она примечательна тем, что в ней, около алтаря, сохранилась та яма, в которую бросили Св. Георгия, и где он прожил несколько лет; сохранилось даже отверстие, в которое старуха кидала ему ежедневно хлеб. Яма — глубины не менее 7 1/2 саженей; вход в нее не шире одного аршина. Лесница поставлена перпендикулярно; по ней надобно спускаться со свечкою. Внутри яма довольно просторна; она вся, как и вход в [105] нее, выложено камнем. Монастырь Хорвираб стоит на высокой крутой горе; внизу лежит деревня того же имени. Еще солнце не закатилось, когда мы выехали из Хорвираба; ночевали в деревне Тараганлу.

22 Марта, в 9 часов утра, мы въехали в деревню Камарлу, и вместе с тем распрощались с нашим путешественником Дюбуа, который отправился в Нахичевань. В этой деревне мы внезапно были остановлены необыкновенным случаем. Едва только въехали в нее, как вдруг из толпы народа выбежал полунагой Татарин, в исступленном виде; в руках у него, был нагой ребенок, месяцев 9, которого он держал за ногу и качал в разные стороны. Он бросился прямо к нам, и начал что-то кричать по-Татарски, продолжая махать со зверством ребенком. Мы ужасались за жизнь несчастного творения. Бывший с нами начальник области остановился и приказал взять Татарина. Окружный начальник объяснил, что этот человек был мутруб, род цыгана, или деревенского колдуна, и промышлял ворожбою; он носил за пазухою ядовитых змей и тем пропитывался. По так как подобных ему было много, и по деревням от них делались пропажи; то окружный начальник отвел ему землю и заставлял [106] работать, чего однакож мутруб не хотел, жалуясь, что после запрещения продолжать свое ремесло, он остался без куска хлеба. Скоро я завидел тополи Эриванские, и простясь с моими спутниками, чрез час был в Эривани.

П. Сияльский.

Комментарии

1. Резанная солома.

2. Гяжь род извести, но гораздо мягче и белее.

3. Канаус — шелковая материя, род тафты.

Текст воспроизведен по изданию: Записки об Армянской области // Журнал министерства внутренних дел, № 4. 1839