МАЛОИЗВЕСТНАЯ ПОВЕСТЬ НИЖЕГОРОДСКОГО КРЕПОСТНОГО КРЕСТЬЯНИHA

100 лет назад в двух книгах «Русской старины» (майской и июньской) за 1881 год была напечатана повесть бывшего крепостного крестьянина Н. Н. Шипова под названием «История моей жизни». Вторично она публиковалась в 1933 году в издательстве «Academia», с комментариями известного литературоведа и историка П. Е. Щеголева.

Эта автобиографическая повесть примечательна по многим обстоятельствам. Она рассказывает удивительную по событиям и драматическую по последствиям историю жизни крепостного крестьянина, поставившего цель освободить себя и свою семью от крепостной зависимости. По богатству фольклорного и бытового материала она дает неисчерпаемый материал ученым-краеведам и историкам в восстановлении картин нижегородской старины. Пытливый и зоркий глаз рассказчика сумел многое увидеть, а память сохранить впечатления многолетних скитаний по России первой половины XIX столетия. И, наконец, один из эпизодов «Истории моей жизни», а именно пленение Шипова во время Кавказской войны в 1845 году и удачный побег его из плена, напоминают аналогичные события в рассказе Л. Н. Толстого «Кавказский пленник».

Родился автор повести в 1802 году в слободе Выездной, близ Арзамаса, в семье крепостного. Отец Шипова был человеком бывалым, предприимчивым. Как и дед, и прадед его, занимался он промыслом гуртовщика скота.

Уже с раннего детства маленького Николая отец брал с собой в заволжские степи и приучал к тяжелой, требующей сноровки работе. Бараны в тех местах были довольно дешевы. Покупали обычно от 5 до 10 тысяч голов и отдельными гуртами по 900 голов отправляли своим ходом в слободу Выездную. Вот как описывает эти путешествия автор:

«Гуртовой, идя впереди баранов, понемногу начинал их разгонять, чтобы они шли реже и не скучивались. Задние (так назывались помощники гуртового) подгоняют отставших от гурта, но делают это осторожно, чтобы не напугать весь гурт, который расходится иногда на ширину, особенно по хорошей траве, более полуверсты. При этом гуртоправ старался приучить баранов идти рядами стройно, в порядке. Опытных гуртоправов бараны слушались, как солдаты своих командиров... Так шли до Бугуруслана, куда гурты приходили во второй половине июля. Здесь стригли баранов, и шерсть отправляли в слободу. От Бугуруслана шли на Бугульму и Казань. Придя к Волге, переправляли баранов через реку по 5 копеек за штуку. Отсюда путь уже шел на Буинск, Курмыш и домой, на слободу, куда скот приходил к 20 сентября, и тут же принимались его резать в особых бойнях и салотопках».

Когда Николаю Шипову исполнилось 18 лет, отец выбрал ему невесту. Свадьба была богатой, с соблюдением всех старинных обычаев и обрядов, бытовавших в нижегородских деревнях в начале XIX столетия.

Между тем над семьей Шиповых собиралась гроза. Осведомленный о достатке Шипова-старшего, помещик назначил его бурмистром да еще пригрозил, что сошлет в Сибирь, а семью разорит, если тот задумает уклониться от этого назначения. Отец покорился: «Только не увеличил бы барин оброка. [155] Боюсь, чтобы против моей совести я не сделался людям ненавистен...»

Он был прав в своих опасениях. Порядочный и человеколюбивый бурмистр (что вообще редкость в крепостной Руси!) не пришелся главноуправляющему и другим барским служителям, и они стали наговаривать на него барину. Прошло пять лет. Все тяжелее приходилось собирать оброк. Недоимки барин требовал взыскивать со строптивого бурмистра, накладывая на его имущество и торговлю арест. Кредит Шиповых среди нижегородского купечества с каждым годом падал, и они были накануне разорения. От всех этих невзгод старик Шипов заболел, и через 9 дней его не стало.

Похоронив отца, Николай задумал бежать от помещика. Свободолюбивый человек, он понимал, что, находясь в крепостной зависимости, даже с деньгами. он бессилен действовать самостоятельно. Был один выход выкуп из крепости, но при таком помещике-самодуре, как Салтыков, эта возможность отпадала. Посоветовавшись с родственниками, он решил бежать из слободы с женой, а 7-летнюю дочь оставить на попечении ее бабушки со стороны матери.

Не сразу удалось осуществить задуманное. Только в 1832 году Шипову и его жене удалось под предлогом поездки на крещенскую ярмарку, уехать в Харьков, где их ждали паспорта на имя кишиневских мещан Григория п Елизаветы Кисловых. С этими паспортами они попали сперва в Бессарабию, а затем перебрались на турецкую сторону Молдавии, в г. Яссы. Казалось, удача. Однако но следу Шиповых, объявленных в побеге, шла погоня. Не прошло и года, как их обнаружили в Яссах. Пришлось снова бежать

Чтобы запутать следы, Шипов перебирается на Кавказ, где велись тогда военные действия. Пять лет прожил он в Пятигорске. Небольшая, но довольно прибыльная торговля, утешительные слухи с родины, что помещик прекратил поиски беглецов, усыпили бдительность Шипова. Доверившись крупному дельцу, сотнику Донского полка Сухорукову, Шипов рассказал ему свою историю, и тот, не без выгоды для себя, сделал донос на своего компаньона. Шилова, его жену и малолетнего сына арестовали, под конвоем доставили в Ставрополь, а затем через год отправили по этапу в арзамасский острог. «Обрили половину головы и бороды, заковали в кандалы, и стал я ждать суда», — пишет Шипов. Ждать пришлось долго. Только в 1841 году уездный суд решил: «По наказании сослать навечно в Сибирь». Но Сенат отменил это решение и определил: «Вернуть Шиповых помещику». Так закончился неудачный первый побег.

5 ноября 1841 года Шипов был выпущен из острога. С женой его разлучили. Ей определили быть в селе, где была контора управляющего, посчитали, что без жены Шипов никуда не убежит. Сам же он сумел уговорить управляющего выдать ему временный полугодовой паспорт на поездки по сбору со своих должников денег. «15 мая 1842 г. выехал я в Москву, — пишет Шипов, — но долгов мне вернуть не удалось... Хотя по исковым своим делам познакомился с одним столоначальником, который дал мне читать законы, и вот в IX томе Свода Законов показал он мне статью, в которой было сказано, что крепостные люди, бывшие в плену у горских хищников, по выходе из плена освобождаются на волю со всем своим семейством. Тогда я решил попробовать и это крайнее средство».

3 января 1844 года, собрав от доброхотных людей 25 рублей на дорогу, Шипов покидает слободу Выездную, на этот раз один, с твердым намерением добраться до Кавказа и там всеми [156] возможными средствами попасть в плен, а затем из плена бежать…

В Моздоке старый знакомый Осип Фейвишевич устраивает Шипова своим помощником по доставке Кабардинскому егерскому полку фуража и продовольствия. Штаб полка квартировал в крепости Незапной, за Тереком, на речке Актари, а батальоны были расположены по ущельям и мирным аулам.

По роду новой службы Шипову приходилось все время общаться с местным населением. Из крепости в соседний мирный Андреевский аул он ходил довольно часто, особенно в базарные дни и большей частью один, иногда довольно поздно. Знакомые татары предупреждали, чтобы он опасался ходить ночью, но Шипов, хотя и страшился нападения горцев, но в душе желал его…

И такой день наступил 8 февраля 1845 года.

Солнце уже зашло, стоял густой туман, когда Шипов вышел из крепости. В аул он пришел уже в темноте. Не успел и шага ступить, как налетели на него вооруженные татары, накинули на голову башлык, связали руки и потащили по узкой тропе в гору. Дальше приводим записки Шипова: «...меня отвели в чулан, где я провел свою первую ночь. Утром пришел ко мне кумык и спросил у меня деньги. Я ответил, что их у меня при себе нет. «Пиши тогда Осипу (Фейвишевичу) записку», — «А что писать?» — «Пусть выкуп шлет. Как деньги пришлет, я отпущу тебя». Подал мою же записную книжку и карандаш. «Пиши», - говорит. Вырвал я из книжки листок и написал Осипу Борисовичу: «Нахожусь в плену и не знаю где. А выкупа за меня просят 300 рублей. Ради Бога выручи несчастного Шипова».

Кумык взял эту записку и снова запер в чулан. На другой день вывели меня из чулана наружу... Двое татар приняли меня, повели вброд через речку. Дорога шла то под гору, то в гору. Теперь я стал догадываться, что меня ведут к немирным черкесам в самые горы...»

Привели Шипова в глухое горное селение. Заковали в ножные колодки, спать укладывали под охрану, но днем разрешали бродить по аулу.

19 февраля, поутру, вышел Шипов из сакли, поднялся на горочку, сел на камень и стал смотреть на свою сторону. Подошел к нему черкес, заговорил по-русски: «Здравствуй, брат!» Шипов полюбопытствовал, кто он? «Кабардинского полка беглый солдат, — говорит татарин. — Из полка бежал вот уже три года. Сам уроженец Оренбургской губернии. В солдаты пошел за женатого семейного брата. Из полка бежал из-за палочной неволи. Здесь женился, живу ладно». Рассказал и Шипов свою жизнь. Призадумался татарин и говорит: «Мне жалко тебя. Много сделать не смогу, но железа с ног собью, дорогу расскажу и препровожу через караул, а дальше надейся на себя». Договорились действовать этой же ночью.

«Вечером пришел хозяин, проверил колодки, завалил дверь наковальней, лег спать. Я лег рядом, притворился спящим. Слышу, захрапел он. Осторожно встал, оттащил наковальню и тихо отпер дверь. Вышел из сакли. Собаки не почуяли меня, видимо, привыкли. Выбрался из аула. В условленном месте встретил меня мой благодетель-солдат. Снял он с меня колодки, пошли мы скорым шагом. Перешли вброд Яман-су, лесом обошли караульную заставу и вышли на перепуток. «Вот тебе дорога на крепость. Никуда не сворачивай. Будь осторожен. Прислушивайся. Чуть что услышишь впереди, бросайся в сторону!» Я поклонился ему в ноги и поцеловал. Распрощавшись, как стрела пустился я под гору по указанной дороге. Бегу, [157] бегу, да и остановлюсь. Прислушаюсь и снова бегу. Так пробежал примерно верст двадцать. Сел я в изнеможении в снег. Как от лошади идет от меня пар. Вдруг слышу, кто-то по тропинке идет. На голове мокрые волосы стали у меня дыбом. Ну, думаю, теперь не миновать мне своей погибели — бежать-то некуда! Жду и вижу... громадный кабан. Идет, копытцами по камням стучит, рылом в палых листьях шуршит. Я как крикну, он шарахнулся с тропинки, в снегу завяз, а я мимо него да и дал деру... Начала заниматься заря. Дорога стала шире. Вот и лес стал реже, и вышел я на опушку.,. Вдали увидел башню Незапной крепости, а правее Андреевский аул. «Господи, вынеси раба твоего грешного. Не попусти врагам или зверям растерзать мое несчастное тело!» И побежал я, сколько хватило у меня сил. Слезы лились от встречного ветра, но мне было не до них. Я выбежал на большую проезжую дорогу. Вот видны и часовые на крепостной стене. Из последних сил кричу им: «Братцы, братцы!», добегаю до ворот и падаю замертво... Как меня подняли и доставили в крепость, не помню... Фейвишевич ужаснулся, увидев меня в таком плачевном виде...»

По возвращении из плена стал Шипов хлопотать об освобождении его самого и семьи из крепостного состояния. Дело затягивалось разными справками, переписками да проволочками. Лишь 16 октября пришло долгожданное определение. Стал Шипов вольным человеком. Приписался к херсонскому мещанству. Приехали к нему жена с дочкой и сыном, началась у них новая, свободная жизнь…

Свою книгу Н. Н. Шипов написал уже на склоне своей жизни, в 1862 году. Рукопись долго пролежала в столе у редактора журнала «Русская старина» М. И. Семевского. Весьма возможно что с еще не опубликованной рукописью Шипова Л. Н. Толстой мог познакомиться в редакции журнала, где он часто бывал. Как известно, рассказ Толстого «Кавказский пленник» был написан в 1872 году для «Азбуки», но не вошел в нее. Впервые напечатан во втором номере журнала «Заря» за 1872 год. Но сопоставление рассказа Л. Н. Толстого и повести Шипова — дело дальнейших исследований.

Текст воспроизведен по изданию: Малоизвестная повесть нижегородского крепостного крестьянина // Записки краеведов: очерки, статьи, воспоминания, документы, хроника. Горький, Вып. 5. Волго-вятское издательство. 1981

© текст - Аквилев Л. А. 1981
© сетевая версия - Thietmar. 2022
© OCR - Флоровский Н. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Волго-вятское издательство. 1981