-

Пушкин у А. П. Ермолова ¹.

«Из Москвы поехал я на Калугу, Белев и Орел и сделал таким образом двести верст лишних, зато увидел Ермолова. Он живет в Орле, близ коего находится его деревня. Я пришел к нему в 8 часов утра и не застал его дома. Извощик мой сказал мне, что Ермолов ни у кого не бывает, кроме как у отца своего — простого, набожного старика, что он не принимает одних только городских чиновников, а что всякому другому доступ свободен. Через час я снова к нему приехал. Ермолов принял меня с обыкновенною своею любезностью. С первого взгляда я не нашел в нём ни малейшего сходства с его портретами, писанными обыкновенно профилем. Лицо круглое, огненные, серые глаза, седые волосы дыбом, голова тигра на геркулесовом торсе. Улыбка неприятная, [442] потому что неестественна. Когда же он задумывается и хмурится, то он становится прекрасен и разительно напоминает поэтический портрет, писанный Довом. Он был в зеленом черкесском чекмене. На стенах его кабинета висели шашки и кинжалы — памятники его владычества на Кавказе. Он, по-видимому, нетерпеливо сносит свое бездействие. Несколько раз принимался он говорить о Паскевиче и всегда язвительно: говоря о легкости его побед, он сравнивал его с Навином, пред которым стены падали от трубного звука, и называл графа Эриванского графом Ерихонским. «Пускай нападет он, — говорил Ермолов, — на пашу не умного, не искусного, но только упрямого, например на пашу, началствовавшего в Шумле, и Паскевич пропал». Я передал Ермолову слова гр. Толстого, что Паскевич так хорошо действовал в персидскую кампанию, что умному человеку осталось бы только действовать похуже, чтобы отличиться от него. «Можно бы было сберечь людей и издержки», сказал он. Думаю, что он пишет или думает писать свои записки. Он недоволен историею Карамзина; он желал бы, чтобы пламенное перо изобразило переход русского народа от ничтожества к славе и могуществу. О записках кн. Курбского говорит он con amore. Немцам досталось. «Лет через 50, — сказал он, — подумают, что в нынешнем походе была вспомогательная прусская или австрийская армия, предводительствуемая такими-то немецкими генералами». Я пробыл у него часа два, ему было досадно что не помнил моего полного имени. Разговор несколько раз касался литературы. О стихах Грибоедова говорит он, что от чтения скулы болят. О правительстве и политике не было ни слова».

Комментарии

1. Этим рассказом о посещении Ермолова начинается рукопись известного Путешествия в Арзрум, — любопытная страница, которая у нас до сих пор не была в печати. Ермолов незадолго перед тем получил отставку от командования войсками. Нельзя не обратить внимания на то, что Пушкин, едучи на Кавказ, нарочно делает 200 верст крюку, чтобы только увидать Ермолова, с которым он не был кажется до того знаком. Это не мешало ему ценить и уважать Паскевича. Выражения Ерихонский, Ерихонцы почему-то у нас употребляются в насмешку. В оде Державина на Счастие говорится про подьячих:

В те дни, как всюду Ерихонцы
Не сеют, но лишь жнут червонцы.

О Грибоедове (родственнике Паскевича) Ермолов отзывался пристрастно. «Когда он служил при мне — говаривал Ермолов, то мог отлучаться на 3 и на 4 месяца: я не чувствовал его отсутствия. Он, как Державин, не был способен ни на какое важное дело».

Текст воспроизведен по изданию: Пушкин у А. П. Ермолова // Русский архив, № 5-6. 1863