Отношение барона Розена графу Чернышову от 22 октября 1832 г. № 303.

Ген.-л. Вельяминов с вверенным ему отрядом, по причине трудности дороги, только к полудню 10-го числа прибыл в Каранай. 11-го числа утром поднялся он на вершину высокого хребта, от самой Акуши составляющего правый берег Койсу или Сулака, который протекает под оным в глубоком скалистом ущелье. Дабы с вершины сего хребта приблизиться к Гимрам, нужно на пространстве 4-х верст спускаться по узкой каменистой тропинке, вдоль косогоров и обрывов. Тропинка эта большею частью столь крута, что даже пешие люди спускаются с опасностью. Далее спуск продолжается на пространстве только около 4-х верст многими узкими скалистыми уступами, из коих один переходил на другой по тропинкам, высеченным в камне и возможным только для пеших. С одного из сих уступов даже нельзя иначе сойти, как по деревянной лестнице. Вправо от этой главной прямой дороги отделяется одна, едва заметная, тропинка, спускающаяся к Койсу, между скалистыми обрывами, несколько ниже Гимр; но по оной с последней скалы нужно на пространстве 30 сажен скакать по одному человеку с камня на камень, на что решаются только самые отважные горцы. Влево тянется над обрывами узкая тропинка, в расстоянии около 10 вер. выходящая на Эрпелинский спуск, который до соединения с сею тропинкою несравненно труднее Каранайского, но далее идет она довольно отлого глубоким [156] суживающимся ущельем, между огромными, почти отвесными скалистыми высотами. Теснина эта преграждена была тремя каменными стенами, а скалы усыпаны каменными же завалами, расположенными в несколько ярусов с весьма хорошим военным соображением. Все горцы совершенно уверены были в неприступности сего места и между оными вошло в пословицу, что “русские могут сойти с Гимры только с дождем". В сем их наиболее убедило то, что уже издавна произведены многие рекогносцировки Гимринского спуска и оный всегда находим был невозможным.

Густой туман благоприятствовал движению нашему, и ген.-л. Вельяминов к вечеру 11-го числа сошел без потери с первого спуска. Неприятельские наблюдательные пикеты после нескольких выстрелов отступили. Горная артиллерия и вьюки били снесены на руках. Баталион Бутырского пехотного полка и грузины расположены на высоте, с коей видны Гимры; другой Бутырский баталион, 1-й баталион 41-го Егерского полка и две роты сапер поставлены в версте, не доходя сей высоты; Московский пехотный полк оставлен на вершине хребта для прикрытия легких орудий и других тягостей. Немедленно по спуске приступлено было к разработке дороги так, чтобы в случае необходимости можно было спустить и легкие орудия. Дабы разбить упомянутые каменные стены, преграждающие Гимринскую теснину, 12-го и 13-го числа продолжались работы с невероятною быстротою под руководством кавказского саперного баталиона неутомимого и распорядительного шт.-к. Богдановича, и дорога для следования тягостей не представляла уже других препятствий, кроме чрезвычайной крутизны, чего избежать не представлялось никакой возможности. Получив о сем сведение чрез г.-м. Вальховского, обозревавшего разработку спуска, 14-го числа выступил я из Караная с прочими войсками, назначенными в сию экспедицию, а именно: Эриванским карабинерным полком, 2-м баталионом Херсонского гренадерского полка, 1-м баталионом Тифлисского пехотного полка, 2-мя горными орудиями и 3-мя кегорновыми мортирками, линейными казаками при отряде состоящими и 200 спешившимися всадниками 1-го и 2-го закавказских полков. Войска сии остались на ночлеге в Каранае; я же отправился вперед для обозрения спуска. Уже в Каранае земля покрыта была снегом, но от оного еще 5 вер. нужно было подниматься довольно круто до вершины хребта, на котором лежал глубокий снег и был сильный мороз. Трудность спуска увеличивалась покрывшею оной гололедицею.

Расчистив дорогу от льда, можно было еще спустить легкие орудия, но в случае неблагоприятной погоды или неудачи в предприятии, я предвидел явную опасность обременить себя оными, почему 15-го [157] числа сошел с первого спуска на соединение с г.-л. Вельяминовым с прибывшими со место войсками и горною артиллериею, оставив линейных казаков в Каранае; Московский пехотный полк спущен несколько ниже к Каранаю и частию размещен в самом селении сем, а две роты оного присоединены к отряду.

Неприятель, заметив производимую нами дальнейшую разработку дороги, показался близ расположения Бутырского пехотного полка, занял в числе около 400 чел. весьма высокий крутой перевал и по тропинке, ведущей к Эрпелинской дороге, и на всех вершинах оного поспешно выложил каменные завалы. По прибытии войск, со мною спускавшихся, немедленно командировал для овладения сими высотами, под начальством полк. Пирятинского, Бутырский пехотный полк и грузин влево в обход по едва проходимым крутизнам, а Херсонский гренадерский и Тифлисский пехотные баталионы направлены прямо на завалы, по которым между тем действовали весьма удачно два горные единорога. Пехота наша с примерною решительностью пошла вперед, не смотря на сильный ружейный огонь неприятеля, который не осмелился выждать приближения оной и обратился в бегство, и трудный перевал сей занят нами с потерею только одного легко раненого рядового. Успех сей тем для нас был важнее, что далее тропинка была уже проходима для горных орудий.

16-го числа сильный туман препятствовал продолжать движение, но дорога разработана до занятого накануне перевала.

17-го числа, на рассвете, выступил я для обхода на эрпелинскую дорогу и атаки Гимринской теснины, оставив для прикрытия сообщения с вершиною хребта 3 роты Эриванского карабинерного и 2 роты Московского пехотного полков.

Дорога шла род скалистым обрывом, с коего видны были Гимры и ведущее к оным ущелье. Селение это лежит на правой стороне Койсу, в небольшом расстоянии от оного. Хотя оно находится на значительном возвышении, но возвышение это кажется почти плоскостью в сравнении с огромными утесистыми горами, окружающими селение и составляющими теснину, чрез которую пролегает Эрпелинская дорога и должно было проходить войскам. Вершины скал, находящихся по правую сторону дороги, были в наших руках, но так как с оных не было возможности спускаться, то неприятель занимал нижние уступы оных. Скалистые, покрытые лесом, горы составляют противоположную сторону теснины и самые завалы были равномерно заняты неприятелем, коего число простиралось по крайней мере до 3 т. чел. Кроме трех каменных стен, преграждавших теснину, на левой стороне оной, на высокой утесистой торе неприятель имел еще много других каменных завалов. Хотя на скалах с правой стороны генерального [158] штаба полк. Занденом найдено было место для двух горных единорогов, кои могли стрелять вдоль передней стены и бить в тыл двух задних, но, по причине слишком большого возвышения орудий над стенами выстрелы не могли наносить оному большого вреда. Извилины ущелья не позволяли с фронта удачно действовать артиллериею, и весь успех дела видимо зависел от занятия завалов, коими усеяны скалы и которые командовали каменными стенами, преграждавшими дорогу.

Убедившись в сем, я поручил г.-л. Вельяминову вести атаку с 3-мя баталионами пехоты, 2-мя горными орудиями о 2-х колесах на железных лафетах, спешившимися грузинами, всадниками 1-го и 2-го закавказских полков и линейными казаками, бывшими в несчастном деле с полк. Волжинским и просившими позволения кровью своею изгладить нарекание на них чрез то падшее. С прочими войсками я шел вслед за сею колонною, будучи задерживаем перевозкою других 2-х горных орудий на деревянных лафетах с 4-мя колесами, менее способными к движению в горах; остальные два орудия были оставлены под прикрытием одной роты Эриванского карабинерного полка для действия в тыл завалов неприятельских, под начальством корпуса инженеров путей сообщения маиора Эспехо, который сие исполнил с особою распорядительностью и удачными выстрелами, несмотря на возвышение батареи, весьма беспокоил неприятеля. Несколько ниже расположены были, под командою 21-й артиллерийской бригады подпор. Бестужева, 4 кегорновые мортирки, равномерно действовавшие в тыл завалов.

Ген.-л. Вельяминов назначил два баталиона Бутырского пехотного полка с грузинами и всадниками Закавказских полков выбить неприятеля с утесистой горы, находящейся но левую сторону теснины, и когда подвинутся они столько, чтобы могли спуститься в тыл первой стены, тогда баталионы Херсонского гренадерского и Тифлисского пехотного полков с двумя горными единорогами и саперами должны были атаковать стену спереди.

Это распоряжение было мною одобрено и если бы оно было выполнено с надлежащею точностью, то войска наши, вероятно, выбили бы неприятеля из-за стен с первого раза, но исполнение сделано было неудачно. Командир Бутырского пехотного полка полк. Пирятинский с баталионом своего полка пошел на самую вершину горы; а другому баталиону, под начальством командира оного маиора Лазаревича, с грузинами и закавказскими всадниками приказал следовать по покатости горы, несколько ниже, дабы обойти первую стену. Вместо того маиор Лазаревич, пройдя некоторое расстояние покатости горы, спустился совершенно вниз теснины и ударил прямо на первую стену, преграждавшую оную. Он был [159] скоро отбит неприятелем. Командующий баталионом Херсонского гренадерского полка маиор Калачевский, равно и командир баталиона Тифлисского пехотного полка маиор Борейша, видя движение Лазаревича к стене, должны были поддерживать его. Все они имели равную неудачу в сей атаке, при коей мы потеряли довольно значительное число убитыми и ранеными; в числе последних маиоры Калачевский и Лазаревич.

Ген.-л. Вельяминов, идучи по следам порученных ему войск, на конце последнего спуска в теснину был остановлен на некоторое время толпою лезгин, появившихся на противоположной горе, близ места соединения дорог, идущих от Караная, Ирганая и Эрпели, равно и появлением на ирганайской дороге весьма значительного неприятельского скопища. Нужно было прежде всего прогнать лезгин с той части горы, которая прилегает к охваченному месту: иначе войска, подававшиеся вперед, не могли иметь свободного сообщения с теми, которые оставались еще назади. Для сего послан был командир Эриванского карабинерного полка фл.-адьют. полковник князь Дадиани с одним баталионом онаго, который поднялся на скалы с отличною решительностью и в скорости принудил лезгин уходить к вершине горы. Тогда г.-л. Вельяминов отправился к баталионам, бывшим впереди, где и нашел дело в том положении, как выше описано. Видя, что неудача в атаке произошла от того, что распоряжение выполнено опрометчивостью, он остановил войска близ стены; но, пользуясь изгибами местоположения, укрыл их, хотя не совершенно, от выстрелов неприятеля и ожидал приближения полковника Пирятинского, шедшего с баталионом вверенного ему полка по крутизнам едва проходимым. Двум горным единорогам приказано было стрелять по ближайшему на горе каменному завалу, дабы удерживать неприятеля от стрельбы по нашим войскам. Это имело желаемый успех, но под одним из горных единорогов довольно скоро изломался лафет.

Между тем скопище неприятельское продолжало спускаться по ирганайской дороге. По сведениям, впоследствии полученным, это был Гамзат-Бек. который с 1000 человек горцев назначен был Кази-Муллою действовать нам в тыл, коль скоро мы втянемся в теснину. Это побудило меня приостановить движение прочих войск, следовавших за колонною г.-л. Вельяминова. В то же время показался на вершине хребта по Эрпелинской дороге баталион Апшеронского пехотного полка, наблюдавший над оною под начальством полковника Клугенау и с утра еще направленный мною на соединение с прочими войсками. Гамзат-Бек, увидя по сему невозможным иметь какой-либо успех, обратился назад, тем более, что продолжавшаяся во весь день сильная вьюга [160] воспрепятствовала ему остаться долго в бездействии на вершине горы. Пользуясь сим, я немедленно подкрепил г.-л. Вельяминова баталионом 41-го Егерского полка и 2-мя горными единорогами, равно и 3-м баталионом Эриванского карабинерного полка, бывшим на высоте и смененным мною ротою 2-го баталиона сего же полка. Когда же Апшеронский баталион спустился, то и 3 роты оного были направлены для усиления атакующей колонны; одна же рота Апшеронского и баталион Эриванского карабинерного полков оставлены для наблюдения за Ирганайской дорогою.

Вместе с прибытием баталионов 41-го Егерского и Эриванского карабинерного полков начал показываться на вершине горы полковник Пирятинский с баталионом вверенного ему Бутырского пехотного полка. Ген.-л. Вельяминов вторично послал в гору две роты другого баталиона Бутырского пехотного полка, со всеми грузинами и закавказскими всадниками, также баталион 41-го Егерского и баталион Эриванского карабинерного полков. Ротам Бутырского полка приказано было атаковать неприятельские завалы по нижней части покатости горы; баталионам же Эриванскому карабинерному и 41-му Егерскому — выбивать неприятеля из верхних завалов, чему должен был способствовать полковник Пирятинский, находившийся, как выше сказано, на вершине горы, и который, увидя движение войск, начал с своей стороны подвигаться на завалы неприятельские. Эта совокупная атака имела совершенный и весьма скорый успех. Едва роты Бутырского пехотного полка поднялись несколько по покатости горы и стали приближаться к завалам, как неприятель побежал из оных, дабы избегнуть штыков наших. В это время две роты Тифлисского пехотного полка выбивали неприятеля из завалов, вправо примыкавших к первой каменной стене, а баталион Херсонского гренадерского и другие две роты Тифлисского пехотного полков бросились на самую стену, скоро взобрались на оную, опрокинули находившегося за оной неприятеля и, не останавливаясь, преследовали его так быстро. что, ворвавшись с ним вместе в одни сожженные ворота второй стены, не допустили его остановиться за оною. Рота Бутырского пехотного полка, обойдя горою первую стену, спустилась вниз и присоединилась к баталиону Херсонского гренадерского и Тифлисского пехотного полков. Все эти войска, растянувшиеся во время преследования неприятеля от первой стены, снова соединились за второю и третьею стеною, потом занятою уже без всякого сопротивления со стороны неприятеля, рассеявшегося в ущельи и покатости горы вправо от Гимров.

После первой стены устроены были неприятелем два небольших каменных домика с бойницами. Когда войска наши овладели [161] стеною в погнали неприятеля, то в сих домиках осталось несколько человек, которые не могли уже спастись бегством. Они начали отстреливаться. Здесь не оставалось никаких других войск кроме 2-х рот сапер, 2-х горных единорогов и мелких команд, оставленных от баталионов при раненых людях. Г.-л. Вельяминов приказал разбить в сих домиках передние сиены. Действие артиллерии скоро заставило некоторых из засевших там лезгин выбежать вон и спасаться бегством, но они все были переколоты; прочие, не смотря на поврежденные орудиями стены, продолжали отстреливаться. Наконец, должно было вызвать из саперных рот охотников; принявшие дело сие бросились на неприятеля с решительностью и тотчас истребили его штыками.

Между тем, находившиеся внизу теснины войска выгоняли неприятеля из-за стен его: баталионы Эриванского карабинерного, Бутырского пехотного и 41-го Егерского полков влезали на неимоверные крутости и выбивали неприятеля из верхних его завалов. В особенности 1-й баталион 41-го Егерского полка, опередивший прочие войска, напал на такое место, откуда засевший в завалах неприятель не имел почти никакого отступления: ему должно было либо умереть с оружием в руках, либо бросаться с утеса чрезвычайно высокого. Он дрался с величайшим ожесточением в сем месте. Одна толпа оного, в числе более 60-ти человек, была истреблена до последнего; большее же число бросилось вниз, при чем многие погибли. К сожалению, с нашей стороны при сем ранен смертельно командовавший 41-м Егерским баталионом Кавказского саперного баталиона ш.-к. Богданович,— офицер отличный храбростью, сведениями своими и поведением, бывший постоянно впереди 41-го Егерского баталиона, коим он командовал. Бесстрашный офицер сей, в темноте ночи, повел егерей на толпу, занимавшую последний завал на самой вершине острого утеса; роковая пуля поразила его первого; но егеря, огорченные потерею начальника, тут же отомстили за оную совершенным истреблением неприятеля.

По окончании дела баталион Бутырского пехотного и 3 роты Эриванского карабинерного полков спустились вниз, а рота Эриванского карабинерного и баталион 41-го Егерского полков остались занимать гору в различных местах оной.

Наступившая ночь не дозволила войскам дойти до Гимров. Передовая часть оных оставалась между третьею стеною и селением, а другая — в виду первой стены. Баталион Апшеронского пехотного полка присоединен к передней части войск, которая и поручена Эриванского карабинерного полка подполковнику Клугенау. [162]

Мы потеряли в сем сражении убитыми: обер-офицера, нижних чинов 40; ранеными: штаб-офицеров 2, обер-офицеров 16, лекаря 1, нижних чинов 320; также тяжело ранен вышедший пред сим от Кази-Муллы отставной 43-го Егерского полка подпоручик князь Хан-Гамзин-Кумухский, коему об исходатайствовании Всемилостивейшего помилования я уже имел честь относиться к в. с. Контужено у нас обер-офицеров 18, нижних чинов 53. Потеря неприятельская одними убитыми должна простираться свыше 250 человек, ибо оставшихся в руках наших и пересчитанных тел находится 192. Но из рассказов явившихся гимринцев видно, что они не досчитываются около 300 человек. В числе убитых находится сам изувер Кази-Мулла. Первые его мюриды или ученики все погибли вместе с лжеучителями своими в домиках, находившихся подле первой стены; тела их, исколотые штыками, остались в руках наших и узнаны горцами на следующее утро.

На другой день войска двинулись к Гимрам и заняли оные без всякого сопротивления.

Все с давнего времени служащие на Кавказе, в том числе и г.-л. Вельяминов, уверяют, что они не встречали никогда местоположения столь неудобопроходимого, как спуск и теснина Гимринские. Войска должны были преодолеть неимоверные трудности. Природные жители сих мест не могли видеть без удивления, как взбирались они но крутизнам, едва доступным для искуснейших из здешних пешеходцев. Трудности сии должно было преодолеть под меткими выстрелами неприятеля, заблаговременно засевшего в каменных завалах, с военным соображением расположенных. Неутомимость в трудах, бесстрашие в опасностях одушевляли всех и каждого. Сей подвиг русских в теснинах Кавказа, почитавшихся неприступными, должен убедить буйственные народы оного, что нет для нас непроходимых мест и что они в одной покорности должны искать спасения.

Успешному исполнению предприятия, сколько трудного, столько же никем на всем Кавказе неожиданного, я особенно обязан известным уже военным достоинствам г.-л. Вельяминова. По поручению моему он распорядился разработкою непроходимых доселе для русских тропинок, во все продолжение сражения командовал передовою частью войск; искусно располагал оною и взятием завалов открыл пути к Гимрам. Равномерно был при сем в полной мере полезен г.-м. Вальховский. Предварительно собрав сведения о всем, что могло служить к успеху, он не упустил из виду ни малейшего предмета, относящегося до продовольствия войск, сохранения и успокоения раненых, а личные обозрения его местоположений под огнем неприятельским облегчали повсюду [163] следование войск. Не менее того считаю себя обязанным за успех всем вообще чинам войск, Всемилостивейше вверенных моему начальству. Я решил углубиться с ними в пропасть Гимринскую единственно потому, что во все продолжение действий сего года мне не встретилось заметить между ними кого-либо малодушным; иначе предприятие мое проникнуть до Гимров было бы дерзостью.

Скоро по занятии Гимров явились ко мне старшины оных, прося помилования. Я потребовал от них выдачи аманатов, возвращения пленных, уплаты штрафа до 6-ти р. с. с каждого дома, ежегодной подати по 1 р. и прекращения всяких сношений с неприязненными нам народами, с тем, чтобы по-прежнему в делах своих зависеть от Шамхала Тарковского. Они на сие согласились.

19-го числа явились ко мне старшины некоторых других Койсубулинских деревень с изъявлением покорности. По невозможности продолжать военные действия в позднее нынешнее время, я потребовал от них только выдачи аманатов и пленных, которых они обещались доставить вообще от всего Койсубулинского общества, уверяя в усердном своем желании впредь не участвовать ни в каких беспокойствах.

20-го числа явились кадий Акушинский и Араканский, дабы получить приказание о всем касающемся до прочного восстановления спокойствия в Дагестане. Они доставили мне известие, что Гамзат-Бек самими ирганайскими жителями принужден бежать в горы. Я повторил хану Аварскому неоднократное мое приказание, чтобы он сам истребил или выдал российскому начальству сего разбойника. Хан сей, находясь под влиянием матери своей Паху-Бике, или по слабости, или по благонамеренности, что впоследствии скрыться не может, по сие время не решался ничего против него предпринять. Ныне же мать его чрез нарочно присланного, поздравляя меня с истреблением Кази-Муллы, обещает исполнить приказание мое.

21-го числа гимринские жители представили аманатов из лучших фамилий по моему назначению, с тем, чтобы оные содержались под надзором российского начальства, а не Шамхала, как сие было прежде. Шамхал, стесняемый связями своих подвластных с койсубулинцами, в случае проступков сих последних, не мог решительно поступать с их аманатами. Ныне же они будут состоять в распоряжении правительства и оным будут подвергаемы наказанию, если общества их не будут исполнять своих обязанностей.

Я остаюсь здесь на несколько времени для окончания сношений с койсубулинцами, после чего предполагаю через Дагестан возвратиться в Тифлис.

Дабы воспользоваться сильным впечатлением, произведенным в горах взятием Гимров и истреблением Кази-Муллы, я [164] разослал повсюду прилагаемое объявление, в коем, обещая прощение всем тем, которые принесут раскаяние, угрожаю неизбежным наказанием непокорным.

Всеподданнейший рапорт мой Его Императорскому Величеству об истреблении мятежника Кази-Муллы и сие отношение мое к в. с. отправляю чрез адъютанта моего, гвардии поручика барона Врангеля, участвовавшего с отличием во всех экспедициях сего года и оказавшего особенную храбрость при взятии завалов в теснине Гимринском, на которые он шел впереди колонны.