-

ФЕЗИ К. К.

ПИСЬМА

Крепость Ольгинская к западу от Екатеринодара, 20 сентября (2 октября). Теперь я прибыл к своему месту назначения. т. е. к своей дивизии ¹. Экспедиция, скорее зимний поход, начнется через несколько дней, и я не опоздал. Несколько дней я пробыл в Екатеринодаре, где расположен штаб дивизии, т. е. моя квартира, посвятив время на то, чтобы приготовить свой походный скарб: верховых и упряжных лошадей, повозки, палатки, кухонную посуду, провизию, одежду для меня и для людей, словом завел полное летучее хозяйство применительно к здешним условиям. Екатеринодар вовсе не так плох, как думают; это город, похожий на большое село, с широкими прямыми улицами, каждый дом окружен двором и садом. Мне отвели совершенно новый дом с тростниковой крышей в 4 комнаты, где однако нужно многое еще исправить и совершенно заново меблировать. Здесь имеется даже общество, так как живет [176] несколько женатых генералов. Екатеринодар — главный город Черноморской казачьей области.

Крепость Ольгинская, 22 сентября (4 октября). [Уже сегодня он выступает] ². Пестрая, шумная толпа солдат всех родов войск, казаков, калмыков, татар, мингрельцев и мирных черкесов не дает мне покою в моем шатре. Генерал-лейтенант Вельяминов командует всем нашим корпусом, я — всею пехотою, почему мне также подчинены некоторые полки пеших казаков, вооруженных легкими азиатскими штуцерами; мне подчинены также несколько бригадных генералов. У нас здесь многочисленное и блестящее общество, так как большое число князей, графов и баронов из гвардии находится здесь в качестве добровольцев. До сих пор стоит прекрасная, сухая осень с холодными ночами, а по утрам сильные туманы, вследствие близости Кавказских гор, которые видны перед нами; это передний хребет, покрытый лесом, а задний или главный хребет — вечным снегом и вырисовывается в дали на подобие наших Альп. Я обзавелся казачьими лошадьми и езжу на казачьем седле с нагайкою, так как эти лошади совершенно не знают шпор и должны управляться непременно нагайкою; в качестве вооружения я ношу турецкую саблю по черкесскому способу, на кожаном шнуре через плечо, а в кобурах у меня пара нарезных пистолетов с пистонами. Я захватил с собою свой швейцарский штуцер и стрелял сегодня в цель на 400 шагов без промаха. [177]

Лагерь у Ольгинской, 12 (24) ноября. Вот я вернулся из зимнего похода жив и невредим, без всяких злоключений и болезней. Это не значит, что пули не свистели крутом меня и что многие из них не были направлены против меня, но Господь хранил меня. Мой адъютант Квятковский был всегда возле меня моим ангелом-хранителем, который мне ежеминутно напоминал, что я слишком выдвигался вперед. Погода все время благоприятствовала, однако температура часто понижалась до 8 градусов холода, а нам приходилось быть под открытым небом. Если поговорка "vox populi — vox Dei” справедлива, то я здесь оказался на той же высоте, что и во время польского мятежа, и, по общему мнению, моя экспедиция была наилучшая. Я также одержал самую победоносную битву, и что особенно бывает редко, одною конницею против конных черкесов, которые были рассеяны и преследовались с пиками на перевес, насколько то позволяла гористая местность.

От 16 (28) ноября. [Своим переводом, о котором так сожалели его родные он, наоборот, теперь очень доволен; лагерная жизнь имеет также много привлекательных сторон, если здоровье позволяет переносить эту жизнь]. В то время, как я пишу это в своей палатке на дворе снег и лед, но к этому мы уже привыкли, и у меня нет даже насморка. В эту кампанию я приобрел большой опыт в ведении горной войны, которая доведена здесь до совершенства. Кто бы мог поверить, что не только пехота и кавалерия, но даже сама артиллерия не только проходит повсюду, но и действует; если же ширина [178] дороги не допускает провоза 6-фунт. или 10-фунт. гаубиц, то все же 3-фунтовая гаубица пройдет везде. Наши казачьи и черкесские лошади, как дикие козы. Зато уж самые черкесы – чистый идеал воина; в одно и то же время он отличный кавалерист и такой же пехотинец, следовательно разрешает проблему, о которой так много писали Ронья, Декер и проч. Но так как они не переносят предводительства, то у них нет никакого порядка и дисциплины и поэтому они всегда бывают биты и совершенно не способны на что-либо серьезное. Во время кампании я завел себе также черкесских лошадей и верблюдов, последние употребляются для перевозки клади. Мы остаемся здесь в лагере еще до 25 ноября (7 декабря) и только лишь тогда я еду в Екатеринодар, где, однако, не пробуду долго; после этого, вероятно, в начале наступающего года я поеду в Тифлис. Количество войск, которое здесь Россия содержит вовсе не так мало [как то думает его брат в Цюрихе], чтобы не быть в состоянии занять всю нашу страну. Наоборот, мы не только охраняем нашу границу, но держимся наступательного образа действий и с каждым годом делаем все большие успехи. В газете "Morgenblatt” от 1835 года я читал письма о развитии господства Рима в южной Германии и нахожу там большую аналогию со здешним положением. Ни один укромный уголок не ускользает от нас, так как мы появляемся повсюду; например, я занял однажды долину, считавшуюся жителями недоступною. [179]

Письма Фези за 1837 г. ³.

Грозный, 11 (23) января. Я, слава Богу, находился и нахожусь в полном здравии, несмотря на то, что был контужен ружейной пулей; это повлекло за собой опухоль на левой ноге, которая, однако, вскоре прошла.

(9 декабря 1836 г.). Из Екатеринодара я отправился в Тифлис; по дороге я получил приказ заехать в крепость, расположенную в Чечне, юго-западнее Кизляра, близ впадения Терека в Каспийское море. Чеченцы — одно из самых могущественных и диких племен Кавказа, которое сопротивляется русским упорнее всего. Я прибыл в Грозную 17 декабря в 5 час. дня; так как отряд был уже в сборе, то в 10 часов я открыл экспедицию, закончившуюся благополучно; после этого я продолжал свое путешествие в Тифлис. Я не могу описать, как хорошо меня принял генерал Розен и как он был обходителен со мною в течение моего краткого там пребывания. Предстоит зимний поход против чеченцев. 16-го января я прибыл в их страну, где были закончены необходимые приготовления, и пошел вперед. После ежедневных стычек и больших и малых боев, из коих последний длился 4 дня, население должно было принести присягу на верность, и их предводители перешли на нашу сторону и были нам очень [180] полезны. Ты не должен думать, что мы деремся яблочными пирожными: опровержением тому служит хотя бы моя контузия и многие другие примеры; у нас не было обмороженных, больных и в общем малые потери в людях; мы взяли, что случается редко, многих в плен и большую добычу, так что, например, весь отряд получал всего вдоволь по 2 раза в день. Я нахожу, что этот поход мне удался лучше, нежели в Польше.

Теперь я очень занят новым походом в Дагестан по западному берегу Каспийского моря; мой отряд будет усилен и я еду к нему через несколько дней. Пожалуйста не разглашайте содержания этого письма, а тем более не восхваляйте меня из-за отеческой гордости. Уже стороною я слыхал, что по случаю пожалования маиората ходила дурная молва в Цюрихе; всюду имеются злые языки, которые из зависти искажают дело. Из взятых в плен я выбрал себе 2 черкесских мальчиков и 2 девочек, которых я хочу воспитывать. Они уже посланы в Екатеринодар; впрочем, я предполагаю отдать кому-нибудь одного мальчика и одну девочку.

Форт Грозный, 18 (30)октября. [На днях он получил от Государя Императора Владимирскую звезду] ⁴. Теперь у меня, следовательно, 3 звезды. Я только что прибыл из крепости Владикавказа, куда я специально ездил, чтобы представиться Государю и где я был принят Его Величеством самым ласковым образом. Так [181] как в русских газетах никогда не опубликовываются здешние донесения о военных действиях, то естественно, что и я также не могу распространяться в моих письмах об этом, однако я могу заверить, что везде, где только я ни был, события склонялись в нашу пользу сверх всяких мер и ожиданий вот почему Государь остался так особенно довольным мною. Но вот, я даю тебе материал для исторического исследования. Между нами говоря, я завоевал среди прочих ханство или вернее государство Аварию, жители которой называются аварцами (не те ли это аварцы, которые были во времена переселения народов), Теперешние аварцы, по моему, весьма похожи на венгерцев. К этому я еще могу прибавить, что прошедшее лето я был в таких местностях Кавказа, в которые еще ни разу не заходили ни турецкие, ни персидские армии. Из Аварии я взял себе также 2 пленных детей.

(От Фрица из Хотина ⁵) 11 (23) ноября. Я не получаю писем от Каспара. Одна бессарабская помещица была это лето на Кавказских водах, вернулась оттуда около 3 недель тому назад и уверяла одного из здешних моих знакомых, что будто видела генерала Фези в сентябре на Кавказских водах здорового, бодрого, элегантного и ухаживающего за интересными дамами; он будто пробыл там лишь один день. В Петербургском "Правительственном Вестнике" и в "Одесской газете" он читал официальное донесение генерала Розена, в котором он говорит, как нападал на различные племена, [182] живущие в Дагестане, как он их победил, а других рассеял. В июле месяце в различное время он выдержал кровопролитные бои; особенно горячо было дело, когда живо преследуемый неприятель засел в сильном по природе [183] укреплении на высоте, обнес каждый дом бруствером и все это приходилось штурмовать. К счастью они были вытеснены. Подстрекаемые духовенством, со страшнейшими воплями эти горные племена хотели отбить занятое село, несколько раз повторяя свои атаки, но каждый раз они были отбиты. Наконец эти племена отошли в укрепленный замок; тогда поставили батареи и по разрушении стен снова был произведен штурм, однако, и тут Каспару удалось прогнать неприятеля. Последний снова отступил и рассеялся в различных направлениях, чтобы призвать на помощь другие племена и снова напасть на наших; число их достигало 10-15 тысяч. С новой силой они напали на наших, ожидавших неприятеля в боевом порядке. С утра до вечера и всю ночь до следующего полдня дрались с величайшим ожесточением, не требуя пощады; к концу боя неприятель должен был отступить, после чего он рассеялся. Во время всего этого сражения шел проливной дождь, так что ружья не стреляли, благодаря чему на сей раз должны были прекратить дело. Это донесение Государь Император получил в пути на Вознесенск (где происходили большие маневры под Киевом) и тут же Государь оказал милость Каспару посылкою рескрипта, в котором он говорит что за "отличную храбрость, оказанную им", Его Величество жалует ему Владимира 2-й степени (отличие, которое имеется мало у кого из генерал-маиоров). Государь Император был теперь в Грузии; различным солдатам и офицерам раненым, которых он посетил в госпиталях, он лично повесил Георгиевские кресты. [184]

Письма Фези за 1838 г.

Тифлис, 6 (18) апреля. После 3-месячного пребывания здесь я еду 9 (21-го), т. е. через 3 дня отсюда в Дагестан, чтобы предпринять новую экспедицию. Этот раз я надеюсь отомстить последнему из западных владетелей, который был свергнут рутульцами под предводительством Одоакра, так как я буду иметь дело именно с теми рутульцами, которые живут в верховьях Самура. Это Фермодон или Альбанда. Vide Жизнь Помпея — Плутарха. Жители, о которых там упоминается — лезгины, к которым принадлежат все племена Дагестана. Отсюда я еду в Кубу, оттуда через Дагестанские горы в такие дебри, куда не ступала нога чужеземца, куда не заходил ни один из нас и которые даже еще не нанесены на наши карты. Сегодня я, наконец, прочел статью "Кавказские области" в "Allgemeine Zeitung" от 28 февраля (1 марта); в ней меня немножко упрекают, а уж перевели меня Бог весть куда; между тем как, согласно последнему моему назначению, я переведен на прошлогодний театр военных действий, так как часть моей дивизии постоянно квартирует в укрепленных пунктах Дагестана, другая же часть лишь теперь только переведена туда. Уверяют, что у меня были большие потери. Я, право, не знаю, можно ли назвать потерю за всю экспедицию убитыми и ранеными в 7 человек большою при отсутствии пленных; я послал от себя не 2 донесения, а 35 (не считая из Чечни), из коих многие были также интересны и блестящи, как и те 2, кои опубликованы. Что я [185] покорил в прошлые годы Аварцев и Гуннов не подлежит никакому сомнению. Сам географ Риттер в Берлине говорит, что название Хунзах (главный город Аварии) обозначает "царство гуннов". Потом рядом с Аварией я покорил еще другую маленькую горную страну, под названием Анди или Андия, что соответствует, следовательно, Индии, Инду, Гинду, подобно тому, как Авраам — Ибрагиму. Недалеко оттуда имеется большой пункт Бальк, а между Туркестаном и Авганистаном имеется большой город Бальк; другой пункт называется Арракан, а в восточной Индии мы встречаем страну Арракан. Впрочем, я прошу тебя говорить как обо мне, так и обо всем, что здесь происходит с большою сдержанностию, так как ты видишь, что секретничание с бюллетенями показывает, что здесь ничего не желают разбалтывать; весьма легко могло бы случиться, что доброжелателями в Цюрихе содержание моего письма могло быть представлено Крюденеру в преувеличенном и в превратном виде, который не упустил бы случая меня скомпрометировать. Я говорю не без основания, так как знаю, что сведения обо мне исходят из уст радикально настроенных представителей правительства из Цюриха в Берн в совершенно своеобразном виде. Хотя в Тифлисе жить не совсем приятно и он не обладает никакими удобствами, но все же я здесь несколько отдохнул и, кажется, укрепил свое здоровье тем, что принял около 20 ванн у себя на квартире, вода для которых доставлялась из здешних горячих серных источников. Приятнейшим времяпрепровождением было здесь общество баронессы [186] Ган, урожденной де-Грандвиль, супруги сенатора, командированного сюда из Петербурга для приведения в порядок здешних дел.

Несколько лет тому назад они жили некоторое время в Женеве; она до сих пор состоит в переписке, как ученая или по крайней мере очень образованная дама с Кондолем, которому она недавно послала 2 ящика со здешними растениями и проч. В страстную пятницу я приобщался у пастора здешней Вюртембергской колонии Дитриха, саксонца, но принадлежащего к Базельскому обществу; из этого общества я познакомился здесь также с Зарембою (который известен также и в Цюрихе). Их очень здесь уважают но они слывут за фанатиков. Отсюда до Кубы 630 верст или около 100 немецких миль, однако я буду далее за Кубою.

Хунзах, 22 августа ст. стиля. Со времени моего отъезда из Тифлиса я был в постоянных передвижениях. Сперва я отбыл экспедицию против рутульцев, которых я принудил к подчинению после боя, длившегося без перерыва 5 дней и 4 ночи. Из окрестностей Кубы я прошел сюда через Дербент, по пути подчинил несколько бывших до сих пор независимыми лезгинских племен, затем выдержал 2-дневный бой с частью горных племен, живущих между Аварией и Грузией, которые также подчинились. Теперь я нахожусь здесь в ожидании дальнейших инструкций и должен в это время еще лучше вооружить выстроенную мною здесь в прошлом году цитадель и закладываю недалеко отсюда новый форт, Кроме русских войск, мне подчинено пестрое сборище [187] кавказских народов, служащих добровольцами и принадлежащих к лучшим грузинским княжеским родам, а также множество сыновей и потомков бывших ранее независимыми персидских и татарских ханов и даже таковых, которые в своих кольчугах походят на детей старых парфян. Но и среди наших врагов многие носят кольчуги, защищающие от ружейных пуль. [Производство его в генерал-лейтенанты] ⁶. По всей армии я обогнал 100 генерал-маиоров, а на Кавказе 13. [Несчастие его брата Фрица, у которого сгорел дом со всеми запасами и которому он немедленно оказал поддержку. Из своего маиората он еще не получил ничего].

Тифлис, 8 (20) декабря. [Он здоров]. После окончания моих военных действий в Дагестане, я приехал из Кубы в Тифлис, Причина этой поездки, конечно, дела, однако, здесь можно несколько отдохнуть также и от дрязг, тем более, что здесь имеется новое и, можно сказать, блестящее русское дамское общество, так как и в этом отношении, равно как и во многих других здешняя страна выиграла благодаря переменам и улучшениям, произведенным по случаю путешествия .Государя. Я предполагал совершить поездку в Петербург и в Варшаву, чтобы испросить отпуск на 4 месяца, однако, прибыв сюда, я пришел к убеждению, что на эту зиму отъезд нужно отложить. Вероятно, вы прочтете статью в ”Allgemaine Zeitung" относительно меня. Я не знаю, кто ее автор и благодаря кому статья туда попала. Впрочем, у меня есть основание утверждать, что она могла бы мне [188] принести здесь скорее вред, нежели пользу, почему я и не желал бы ее продолжения. От бывшей мадемуазель фон-Алопеус, ныне княгини Лопухиной, я получил недавно письмо [она рекомендует ему своего сына, который, к сожалению, не из блестящих военных, а сверх того легкомысленный], так что мне будет очень трудно что-либо сделать для него [хотя на этот раз он приложит все старания]. При переправе через Тамуа (Tamuas) в этом году один из моих адъютантов Бибиков чуть было не утонул. Впоследствии он умер от простуды, а теперь ко мне напрашиваются на его место князья и графы.

Тифлис 28 декабря 1838 г. (9) января 1839 г. Я получил от Государя желаемый отпуск, с сохранением всего содержания, однако, я принужден был от этого отказаться.

(Своему брату). С письмом в "Allgemaine Zeitung" дело обстоит так. Я послал господину Мюральту письмо на папино имя незапечатанным в Петербург для пересылки в Цюрих. Однако он, как мне кажется, показал его третьему лицу, и газетный корреспондент использовал его на свой лад, разрисовав и размазав все по-своему. Это, конечно, очень досадно. Но так как г. Мюральт был бы скомпрометирован официальными или полуофициальными заявлениями, то лучше всего дело оставить и обойти его молчанием. Во всяком случае я это приму к сведению на будущее время. Если же ты предпринял шаги, которые имели бы какой-либо результат, то я хотел бы быть извещенным об этом. [189]

Письма Фези за 1839 г.

Нуха, главный город области Шека, 1 (13) марта. Два месяца тому назад я уехал из Тифлиса, сейчас же после масленицы, пробыв там два месяца. Кроме балов и вечеров, между прочим, были развлечения и для меня. Прогулки верхом в большом дамском обществе, благодаря прекраснейшей теплой погоде, несмотря на январь месяц, и игра в шахматы; среди многих игроков я был один из сильнейших и выиграл много партий... Лишь теперь, после прекрасных весенних дней, наступила настоящая зима, так как ни разу еще не было столько снегу, как именно теперь, но здесь, у подошвы Кавказских гор, он скоро тает. В настоящий момент под моим начальством находится артиллерийский подполковник Гейстер, который поступил на русскую службу года 1 1/2 тому назад из Прусской. Я все еще слыву за упорного жоминиста; однако, здесь нет недостатка и в противниках его теорий. Относительно своего маиората я продолжаю получать неутешительные вести. Мой управляющий уверяет, что виною все плохие года. Ни в каком случае я не получу по уплате всех издержек, назначенного мне ежегодного дохода в 10,000 польских гульденов.

Куба в Дагестане, 18 (30) апреля. Я нахожусь уже некоторое время здесь, в главном административном военном и гражданском центре всего Дагестана. Много занятий. Он получил 4-месячный отпуск с сохранением содержания в Россию и в Варшаву, куда поедет [190] будущею осенью или зимою, т. е. когда здесь все окончится ⁷.

От Фрица из Морозен, 28 июня (10 июля). Каспар, благодаря своим счастливым экспедициям, подает большие надежды, и если Бог сохранит его здоровье, то можно ожидать, что он сделает еще блестящую карьеру. Его письма чрезвычайно лаконичны и более чем осторожны, однако я знаю, что ему предстоит в это лето большая экспедиция, из которой он вернется только осенью.

Лагерь у Ахты, на верхнем Самуре, в стране Рутульцев, 5 (17) июля. Обо всем, что происходит в Швейцарии я очень хорошо осведомлен, так как до нас доходят сюда: "Allgemeine Zeitung'", французская ”Frankfurter Zeitung", прусская "Staatszeitung" и "Gournal des Debats"; не взирая на то, что мы окружены с трех сторон снежными горами в долине стоит такая жара, что была бы невыносимою, если бы не периодически дующие в полдень сильные сквозняки, охлаждающие несколько воздух. Самур чрезвычайно похож на реку Стикс. Черный, ревущий и пенящийся, грязный он мчится по скалистому ложу; его черный цвет происходит от грифельного дна.

Тифлис, 27 сентября (9 октября). После весьма счастливой и богатой результатами экспедиции в южном Дагестане прибыл я недавно сюда с намерением отправиться в Петербург и в Варшаву по случаю разрешенного еще [191] ранее отпуска. Недели через две я отправлюсь в путь, а из Петербурга я напишу тебе.

Письма Фези за 1840 г.

Варшава 28 февраля (11 марта). [Из Петербурга он ничего не писал]. Иностранные журналы с первых дней моего путешествия в Петербург придали было ему какое-то значение и предсказывали поездку в Швейцарию; тем более я должен был воздержаться от какой бы то ни было заграничной переписки, чтобы не давать еще больше пищи для недоразумений. 17 (29) января я приехал сюда из Петербурга, чтобы привести в порядок свои дела по маиорату, что и выполнено мною достаточно хорошо. Теперь я снова отъезжаю в свою главную квартиру, в Кубу в Дагестане. Я намереваюсь держать путь через Одессу, чтобы продолжать поездку морем. Это дает мне возможность посетить брата. Трудно описать, как ласково меня все принимали в Петербурге и в Варшаве. Все говорили о моих делах на Кавказе; все о них знали. При этом я получал комплименты, особенно от дам, по поводу здорового вида и потому, что за время пребывания на Кавказе я совсем не постарел. После того, как я вкушал в течение 5 месяцев удовольствия холостяка, я могу снова вернуться в дикие трущобы Кавказа, чтобы продолжать деятельную и подвижную жизнь.

Кишинев, 15 (27) марта. При моем возвращении на Кавказ заехал к Фрицу и провел у него день в Морозенах. Я был приятно [192] поражен при виде нового удобного жилого дома вместо сгоревшего неудобного. Завтра мы отправляемся в Одессу, где я надеюсь представить Фрица графу Воронцову, в генерал-губернаторство которого входит Бессарабия. Теперь такая распутица, что я должен запрячь в свою карету 12 почтовых лошадей.

Куба, главный город Дагестана, 30 июня ст. стиля. [14-го мая он писал Фрицу Кубы]. Отсюда, из моей главной квартиры, я частенько предпринимаю мирные поездки в горы к покоренным лезгинам и произвожу при этом интересные научные изыскания; напр., Кавказская стена, которую я исследовал более чем на 100 верст, в то время, как 3 единственных европейца, которые были здесь до меня, проехали вдоль нее лишь на 20 верст; могилы 40 мучеников; загадочное происхождение кубачей в Кавказских горах; куфийские письмена, с которых я снял факсимиле; обо всем этом я вступлю в переписку с ученым академиком Фрэном в Петербурге. [Он простудился недавно на одном из танцевальных вечеров, который он устраивал для дам города Кубы (разумеется, русских), собравшихся в числе 18 в одном загородном саду. Он перестал танцевать], а в этом году я даже не позволял дамам приглашать себя на танцы ни в Петербурге, ни в Варшаве и уезжал обыкновенно домой до ужина, особенно потому, что я не могу играть в большом обществе, так как большею частью проигрываю, таким образом каждый вечер стал бы мне несколько десятков дукатов. Месяц тому назад я послал Фрицу и его зятю Катаржи четырех жеребцов: [193] одного арабского, 2 персидских и одного из Карабахской области (ныне русской, а бывшей персидской); они идут на конский завод Катаржи. Лошади должны пройти 2.300 верст и будут в пути около 3 месяцев. Две из этих лошадей были самые лучшие, каких здесь можно было найти. [Лучше, чтобы отец письмо это не показывал никому, кроме брата, так как хотя оно не содержит в себе ничего политического или военного, но все же лучше, чтобы обо мне говорили как можно меньше].

Письма Фези за 1841 г.

Куба, 11 (23) апреля. Хотя вы и принадлежите к консерваторам и ваши письма с давних пор носят консервативные взгляды, но все же возможно, что они утаиваются где-либо. Поэтому я прошу вас во всяком случае впредь никоим образом не писать мни ничего о политических новостях Швейцарии, что является тем более излишним, что я получаю весьма правильно ”Allgemeine Zeitung”. Так как летом мы большею частью занимаемся военным делом, то вскоре я ухожу отсюда в горы и проведу там, вероятно, все лето.

Лагерь у Черкея, в северном Дагестане, 18 (30) августа. [Он получил орден Белого Орла] ⁸. Это уже один из тех орденов, [194] которые имеют лишь одну степень и который не дается никому ниже чина генерал-лейтенанта. Вместо красной ленты я ношу теперь темно-синюю и золотую звезду; орден же св. Анны я ношу на шее. Всего у меня 3 звезды (Белого Орла, Владимир и Красного Орла), а на шее 4 креста; в петлице Георгиевский крест; к тому же вы должны знать, что я теперь начальник 19-й пехотной дивизии. Я был весьма счастлив, что француз Сюзанет ⁹ не мог ничего написать обо мне. Я довольно остроумно избегнул его во время его

двухдневного пребывания в Кубе: я выжидал в нескольких милях от города его отъезда. [Он чувствует себя довольно хорошо]. В этот [195] поход я не получил ни ран, ни контузий. Зато я страдал от простуд и ревматизма в обеих ногах в том месте, где ранее был контужен, и имел несчастный случай сорваться со скалы вместе с лошадью, когда спускался с кручи, так как лошадь поскользнулась; однако я уцелел, дав себе пустить кровь и натираясь камфорным спиртом. Как только является возможность, я принимаю холодные купанья 2—3 раза в горной реке Койсу.

Письма Фези за 1842 г.

Тифлис, 23 января старого стиля. К новому году я имел счастье получить ¹⁰ от Его Величества золотую шпагу с бриллиантами за взятие Черкея в мае 1841 года. Теперь я получил приказ отправиться снова в Дагестан, чтобы принять начальство над всеми войсками, Теперь здесь еще настоящая зима. В самом [196] Тифлисе суровая зима, т. е. 10° мороза при большом снеге, в горах, следовательно, должно быть еще холоднее. Завтра я отъезжаю отсюда на почтовых, Два дня тому назад я приобщался у здешнего пастора Бонетша (Bonoetsch) из Вюртемберга, но принадлежащего к Базельской миссии; по моей просьбе он пользовался требником, имеющимся в Цюрихском молитвеннике (Gesangbuch).

Варшава, 24 июля ст. стиля. Я прибыл сюда здоровым и веселым. По дороге заезжал [197] на один день к Фрицу. Моя дивизия ¹¹в лагере, в котором я некогда был со своею ротою в капитанском чине. Однако я не пробуду здесь долго, так как теперь происходят периодические перемены дислокации, вследствие которой моей дивизии придется квартировать в Подолии, а мой штаб будет в Тульчине; я отправляюсь туда через две недели и к своему удовольствию буду по соседству с Фрицем. Я [198] заказал свой дагерротипный снимок. Стоя во весь рост, в сюртуке, вся фигура занимает высоту 2 1/2 дюйма; я намерен его тебе переслать. Чем больше я живу здесь, тем менее вспоминаю о Кавказе и тем более доволен, что живу вне его, так лишь теперь можно пользоваться своею жизнью. Каждый побывавший на Востоке соглашается с тем, что все красоты его, так часто восхваляемые, одна лишь поэзия в сравнении с красотами цивилизованной Европы, и местность от Могилева на Днестре до Варшавы понравилась мне больше, нежели местность на Кавказе, за исключением только горных ландшафтов.

Тульчин, 8 (20) октября.

[10 (22)-го сентября он отбыл из Варшавы]. Несколько дней тому назад я прибыл сюда с моей дивизией, и так как моя штаб-квартира останется здесь на несколько лет, то я увлечен теперь мирными занятиями, состоящими в устройстве моего дома. Мне отвели хорошую квартиру, но без мебели. Вообще я снова должен обзавестись домом, лошадьми, экипажами, так как в Кубе пришлось распродать все свое имущество. Тульчин маленький городок, но очень хорошенький, лучше нежели Владимир. Морозены отсюда лишь в 40 часах В Варшаве я часто встречался с Жомини. Он прибыл в августе с фельдмаршалом Паскевичем из Петербурга. Из Варшавы я ездил в свой маиорат. За вычетом всех расходов, чистый доход не покрывает их за истекшие 6 лет, однако, я убедился, что мой управляющий, или нечто вроде арендатора, отлично ведет имение, так что дом, сады и пашни — все улучшается. Это вынудило меня уже теперь продлить с ним [199] контракт на следующие 6 лет, так что в общем он пробудет у меня еще 13 лет.

Письма Фези за 1843 г.

Тульчин, 16 (26) января. Кроме дагерротипного снимка я заказал еще свой портрет в акварельных красках несколько более обыкновенной миниатюры; все находят в нем большое сходство. Я чувствую себя довольно хорошо, однако, нахожу, что деятельная жизнь для моего здоровья полезнее, нежели сидение дома. В декабре я пробыл несколько дней в Киеве, в главной квартире нашего корпуса, где я приятно провел время, ухаживая за дамами. Свои именины я отпраздновал здесь 6 (18)января балом, на который было приглашено все Тульчинское общество; в общем около 60 персон, За ужином меня поздравляли с шампанским, а потом танцевали до 5 часов утра. Разумеется, что я не танцую больше никаких других танцев, кроме полонеза, даже и тогда, если меня приглашают дамы. Желание танцевать у меня есть, но я нахожу, что положение этого не допускает. Маиорат в Польше окончательно приписывается на меня и будет занесен в ипотечные книги.

Тульчин, 29 марта (10 апреля). Эту зиму я ездил в Варшаву недель на 5; поводом к этому послужил маиорат, учрежденный в 1837 году, однако, окончательно закрепленный лишь теперь. Так как крепостное право в Польше давно уже отменено, а барщина в этом маиорате может и должна прекратиться через 6 лет, [200] что связано с затруднениями и значительными убытками для владельца маиората, то я обратил все свое внимание на то, чтобы заполучить побольше земли, но поменьше крестьян. Мой маиорат занимает площадь в 3.043 польских морг из коих пашни 2.194 морга, лугов 254 моргов, пастбищ 223 моргов, лесу 339 моргов, цветочного и фруктового саду 17 моргов и огородов 16 моргов. Это все разделено на 5, так называемых, фольварков. В главной резиденции - Сольце на дороге из Варшавы в Плоцк, в одной миле от местечка Вышеград, у самой слободы Червинск, в 9 милях от Варшавы, находится удобный каменный дом, сверх 5 фольварков в следующие 12 лет будет заложено еще 2 в отдаленнейших частях имения. Ежегодно сеется около 500 корцев пшеницы и 260 корцев ржи; один корец равен приблизительно одному мюту, по весу же около 1 1/2 центнеров. В качестве управляющего у меня состоит польский дворянин Карчевский ¹², который известен во всей Польше, как хороший агроном. Он вложил в имение свой инвентарь и держит 64 лошади, около 60 пар волов и 3.000 овец, которые составляют его собственность. Однако это хорошая сторона. . . . мой ежегодный приход достигает самое большее 8.000 польских гульденов, равняющихся 2.000 цюрихских франков, 1) потому что он, управляющий, бережет и удобряет землю и экономит средства для указанных 2 фольварков; 2) приходится платить ежегодного жалования в 2 1/2 тысячи польских гульденов [201]

Доверенному лицу в Варшаве (и без того имеются значительные и бесполезные расходы). Трудно себе представить, насколько совершенно польское хозяйство в своем бумагописании, в особенности при управлении этими маиоратами; 3) Издержки по обмежеванию за эти 6 лет достигают якобы 1.000 польских гульденов, которые еще остались от прежних 8 тысяч.

Киев, 14 (26) июля. Я уже два месяца как в Киеве, где я временно командую 1 армейским корпусом впредь до прибытия вновь назначенного корпусного командира генерала Сиверса. Через несколько дней я уеду отсюда на короткое время, так как Государь Император назначил меня присутствовать на погребении покойного фельдмаршала князя фон-Витгенштейна, поэтому я должен отправиться в местечко Камионку в Подолии на Днестре (несколько ниже Могилева). Там было его обычное местопребывание, так как местечко им было построено и составляло его собственность ¹³.

Письма Фези за 1844 год.

Тульчин, 12 (24) мая. Моя штаб-квартира остается здесь на все лето, поэтому я предполагаю использовать досуг, чтобы посетить в течение месяца горячие серные купанья в Крыму. После чего я предполагаю покупаться с месяц в Одессе [где расположена часть его дивизии]. Раны и контузии от Польской и Кавказской войн и передряги последнего времени все более дают [202] о себе знать ревматизмом в ногах. (Хотя Тульчин и очень маленький, но жить летом в нем приятно). Из круглого сводчатого с колоннами зала через стеклянные двери я попадаю на маленькую террасу, с которой через 2 ступени спускаюсь в небольшой сад. Кроме того, в Тульчине и вокруг него имеется много красивых парков с соловьями.

Тульчин в Подолии, 6 (18) ноября. [Все лето он кочевал]. Будь я туристом, я мог бы написать целую книгу и издать путешествие по Понтийским и Таврическим странам, причем я многое мог бы дополнить к путешествиям Коля. Сперва я пробыл некоторое время среди семьи князя Витгенштейна, в их замке Камионка на Днестре. Потом совершил инспекторскую поездку по военным поселениям, находящимся в Новороссии и описанных Мермоном, которые я видел впервые и блестящим состоянием которых я восхищался. Потом путь лежал в Николаев, Херсон, где воздвигнут памятник Говардену, Кинбурн и обратно в Одессу. В этих, так называемых, степных странах более всего поражаешься тем, что не видишь никаких степей, а наоборот, почти везде встречаешь новые города и села (кои вырастают ежегодно, как в Северной Америке). В Одессе я сел на 60-пушечный фрегат и под начальством одной адмиральши, сопровождаемой большим и. дамским обществом, пошел в Севастополь. Оттуда я переехал на пароходе в Евпаторию. В этом татарско-караимском городе находится новая, очень красивая, караимская синагога. Их фактотум из раввинистов, известный Тиркович, объяснил [203] мне, что караимы потомки двух племен, оставшихся в Вавилонском плену, почему они не принимали участия в распятии Иисуса Христа. Оттуда я отправился сушею в деревню Саки, где находятся грязевые купания. В течение 8 дней в полдень, в самый большой жар, я ложился под открытым небом в совершенно черную от ила или грязи (состоящей из соли, серы, иода, брома и проч.) канаву и этой грязью меня зарывали. Однако подобный режим меня настолько ослабил, что по совету врачей я вовремя прекратил курс и спасся бегством, чтобы снова укрепиться холодными морскими купаньями. Путь на южный берег в Ялту, где я должен был пользоваться купаньями, проходил через Бахчисарай, древнюю столицу крымских ханов, дворец которых реставрирован на подобие того, как он был в их время, и который представляет большой интерес. Я имел возможность хорошо осмотреть его, так как жил в нескольких его комнатах. Во время моего пребывания в Ялте, новом уездном городе, я имел возможность изучить южный берег Крыма, славящийся своими красотами природы. Действительно, это прекраснейшая страна Европейской России, значительно уступающая, однако, Альпам и Кавказу. В Одессу я вернулся на пароходе, по пути же имел случай видеть место, где стоял храм Дианы и где жила, по преданию, Ифигения. В Тавриде показывают также пещеру, где укрывались Орест и Пилад. В Одессе я продолжал купание и очень окреп, однако, боли в ногах не прошли.

Комментарии

1. 20-й пех. дивизии. Прим. перев.

2. В за-Кубанскую экспедицию 1836 г. от Ольгинского укр. до кр. Анапы с 22 сентября по 18 декабря. Прим. перев.

3. Экспедиция в Чечне. См. А. Юров. "Три года на Кавказе. 1837-1839". Кавк. Сб. т. VIII. "Куринцы в Чечне и Дагестане". Полк. Казбек. "История 80-го пех. Кабардинского полка", т. II. А. Зиссерман. "История Апшеронского полка" т. I и II. Л. Богуславский. Штурм Гуниба и пленение Шамиля. Полковник С. Эсадзе, гл. V.

4. За взятие штурмом укрепл. аула Тилитль 5 июля. Высочайший рескрипт дан в Киеве 15 августа 1837 г. за № 148. См. иллюстр, стр. 197. Прим. перев.

5. Где он должен был быть вследствие процесса. Прим. подл.

6. 3 апреля 1838 г. за отличие по службе. Прим. перев.

7. Четырехмесячный отпуск для лечения болезни с 15 октября. Прим. перев.

8. 19 апреля за отличное усердие и ревность к трудам по управлению в 1839 и 1840 гг. Дагестаном. Прим. перев.

9. Вероятно, источник, из которого черпает материал Дюран (Durand), т. к. он нигде не называет Фези по имени. Прим. подл.

10. 27 декабря 1841 г. Прим. пер.

11. 9 февраля 1842 г, Высоч. прик. назначен начальником 1-й пех. дивизии, расположенной в Тульчине, куда и прибыл 17 июля того же года. Прим. перев.

12. Карчевские до сих пор управляют маиоратом. Прим. перев.

13. 13 августа Фези принял присягу на вечное подданство России. Прим. перев.

Текст воспроизведен по изданию: Быт и нравы русской армии после 1812 года. (По письмам генерала Фези из Польши и с Кавказа). СПб. 1912