-

БЕСТУЖЕВ-МАРЛИНСКИЙ А. А.

К ИСТОРИИ ПОКОРЕНИЯ КАВКАЗА

Письмо из отряда, действующего за Кубанью ¹.

Октября 24-го дня, 1834 года.
Берег Черного моря.

Ура, мы в Гиленджике! Мы штыками проторили дорогу от Кубани до Черного моря, сквозь неприступные доселе ущелия, чрез подоблачные хребты, под градом пуль и стрел, и камней, и картечей!

Могущее слово Николая набросило нам мост на пропасти, сгладило горы в уровень. Великая мысль увенчалась великим исполнением: бесстрашный вождь наш наступил твердой стопою на гнездо самых дерзких и воинственных грабителей Черноморья.

Вы не сыщите Гиленджика на карте; может быть, вы не подозреваете его и на белом свете. Эта крепость не более 3-х лет вышла на Черкесский берег, в бухте весьма удобной для рейда. Зоркое око Русского правительства вдали провидело пользу, которую можно будет пролить на линию и все наши Закавказские провинции, обеспечив их торговлею и мирными поселениями, на месте занятом теперь приморскими разбойниками, притонами Турецких контрабандистов и горскими хищниками. Об этих мерах взывало не только Отечество, но и человечество, и вот Гиленджик возник и разросся на страх и досаду окружным горцам. После Анапы, то была первая ступень к покорению восточного берега Черного моря. И так цель настоящего похода за Кубань была: избрание удобнейшей дороги к Гиленджику и постройка на ней крепостей, которые бы служили звеньями цепи должной оковать народы соседние Черноморью и разъединить их от воинственных соседов; точками опоры нашего военного и торгового сообщения между берегом Черного моря и Кавказскою линиею. Для этого, построив регулярную крепость ² на реке Абине, в 40 верстах от [107] Кубани, генерал Вельяминов двинулся из лагеря по Абинскому ущелию с 6000 войска, с 28 орудиями ³ и со всем боевым обозом, в 5 часов утра, 10 Октября.

Казалось, сама природа пошла на брань за горцев и хотела отстранить нас непогодою от желания идти далее. Бурный ливень с градом и вихрем бил прямо в глаза до того, что кони под бичом упирались и обращались назад. Но такая буря, замедляя наш ход, помешала и сборищам и стрельбе Черкесов. Мы прошли 9 1/2 верст с неважными схватками. Авангард послан был вперед для того, чтоб найти и взять завал (как известно стало через лазутчиков) устроенный на дороге. Мы нашли этот огромный завал пустым и покинули в пепле. Дождь лил волною всю ночь; солдаты всю ночь на пролет толпились вокруг бивачных костров.

На утро блеснуло солнце, и с первым лучом его завязалось жаркое авангардное дело. Горцы как змеи ползли со всех крутин и с шашками кидались на наших стрелков, но в полчаса были выбиты из лесу штыками, развеяны пушками с полян, и мы по их трупам, по тропам залитым кровью двинулись вперед, везде встречаемые убийственным свинцом, везде сметая неприятеля долой с утесов. Тяжко стонали горы от пальбы, от кликов битвы: все ущелия дышали на нас дымом и пламенем зажженных врагами аулов, сена и проса: точно сам ад вырвался на землю. Павший мрак разлучил сражающихся. Мы ночевали на оружии у ворот в теснину, при слиянии рек Абина и Атаквафа.

Трудны были два предшедшие дня, но рассвет оказал, что это были цветки в сравнении с тем, что нас ожидало. Конная тропинка, часто пересекающая ложе Атаки, исчезала в дремучем лесу. Грозные скалы, заросшие колючкой, изрытые потоками, недоступные взору, не только стопе воина, вздымались справа и слева; и все гребни были усеяны, все засады полны врагами, горящими жаждою мести и отличия, поклявшимися умереть, не пуская Русских вперед. Но что невозможно для Русских, предводимых Вельяминовым? Звон топоров слился с громом выстрелов. Медленно подвигались мы вперед, просекая и разрывая дорогу по дну ущелия, покупая боем каждую пядь земли и боем равного оружия, ибо артиллерия не могла досягать на гребни; со всем тем мы подвигались. Кровь лилась с обеих сторон, остервенение Черкесов и мужество Русских росли. Стрелковые цепи наши карабкались по обрыву за корни дерев, встречая на каждом шагу засеки и засады; стрелялись в упор, дрались в рукопашную. Раненые катились вниз колесом, убитые стремглав падали в пропасть. Наконец, условный бой барабанов с обеих высот возвестил авангарду, что на дороге виден завал, а залп, встречу нам посланный, доказал это. В один миг он был обойден и взят на ура; в одну минуту разломан и срыт с корня. И вот перед нами по крутой, голой скале открылась конная тропинка; но раздалось «саперы вперед» и через 2 часа, вырубленная в крепком камне дорога разостлалась под обоз широким и пологим [108] спуском, хоть сейчас перенести на Московское шоссе. А между тем неприятель не переставал дерзко напирать на авангард и ариергард. С неприступных вершин порой летели картечи ⁴ из их орудий. Многие стрелки были ранены каменьями и стрелами. Уж давно была ночь, когда мы стали, совершив пять верст пути. Переправа обоза через Атакваф, по скользкому каменному дну, стоила невероятных трудов и длилась за полночь.

Рассвел 4-й день. Перестрелка будто эхо ответила на звон заревых рогов. Мы поднялись, и чем далее, тем непроходимее становилось ущелье. Горы сходились, будто грозя удушить нас; лес заплетил дорогу терном. Мы должны были прорубаться сквозь чащу, срывать и заваливать спуски в плитняке, а между тем жаркий бой кипел кругом. Ура заглушало гиканье врагов, рев артиллерии покрывал перестрелку; но чуть минутный отдых прерывал битву, удалые Русские песни застрельщиков гремели по утесам Кавказа: смертный пир был у нас не без гимнов. Скажите, не весело ли драться и умирать впереди таких солдат! ⁵

Так достигли мы до глубокого котла, образованного перекрестком многих ущелий, в ложе полуиссякшей речки Шадо-гопс. Устроив на гребнях высот засеки, мы стеснились бивуаками у подножия хребта Маркоч, разделяющего нас от приморья. Тяжел был горцам этот день поражениями; не даром обошлась и нам победа. Мир павшим! Здравие пролившим кровь свою!..

На утро, 14 Октября, разогнав гранатами с окрестных высот скопляющихся неприятелей, генерал Вельяминов с 4 батальонами пехоты и со всеми вьючными лошадьми, на которых посадили 70 раненых, выступил на гору для разведки остальной дороги в Гиленджик. Вообразите себе огромную сахарную голову, изрытую вдоль и поперек глубокими, лесистыми стремнинами: вот гора, на которую должно было нам взобраться. Изо всех оврагов на перекрест свистели пули, со всех вершин катили на нас каменья; но, не смотря на это, не смотря на ужасную крутизну, мы в 2 часа, пути были уже на теме высочайшей из гор поморья. И вот безграничное море со своими заливами, со своими зелеными, голубыми водами развилось панорамою под нашим взором. Ярко блистало солнце, гордо плавал над нами орел и, казалось, любовался на новых братьев своих... Какой-то безотчетный восторг овладел всеми; войска кричали ура, вождю своему, знамена шумели славу Русскому Государю. Каждый чувствовал, что Термопилы уже назади, что цель близка, что он свершил исполинский подвиг. О, это было великолепно. это было величественно, это было отрадно Русскому сердцу! В такие минуты забывались все минувшие труды, все будущие опасности. Командующий войсками возвратился с [109] 2-мя батальонами к лагерю, чтобы с утра начать разработку дороги через хребет Маркоч, предприятие, которое не ужаснуло лишь его, которое не одни горцы считали баснею. Мы же с другими 2-мя батальонами и 2-ми горными орудиями, под начальством генерал-лейтенанта Малиновского, спустились по крутому склону горы к поморью противу Суджукской бухты, и к 8 часам вечера, с легкою перестрелкою, достигли желанной цели, т. е. крепости Гиленджика, где были встречены гарнизоном как братья, где мы нашли приют и ласку, а наши раненые пособие и покой.

Октября 16, подняв на вьюках 5-ти дневный провиант для всего отряда и взяв из Гиленджика 2 батальона, следующие по переформирке к Тенгинскому и Навагинскому полкам, да один линейный Черноморский, мы поднялись на гору и в тот же день присоединились к отряду. Гранаты горных единорогов держали неприятелей в почтительном расстоянии.

Дорога, избранная начальником войск, уже змеей вилась в гору по дну ручьи. Работа кипела, камень горел под кирками; громады, взорванные порохом, разлетались в иверни, саперы творили чудеса ⁶. Довольно сказать, что 20 числа разработка достигла до перевала горы, прозванной солдатами Вельяминовскою. На верху ее водрузили крест, найденный в одном из аулов. Остаток забытой Черкесами христианской веры, он возник предтечею победы креста над луною, вестником обновления этого края Русскими.

Тяжкая разработка в живой скале порохом и железом производилась уже по спуску к морю, когда артиллерии, парк и обозы поднялись на хребет не без усилий, но без ломки. Все тяжести ночевали на горе.

22-го, сквозь тучи, летящие под ногами, колонна стала спускаться. Неприятели с дальних вершин с отчаянием глядели на наш торжественный ход: на славу Европы, вторгающейся в Азию. Они убедились, что все думы и предрекания их о невозможности совершить этот страшный переход обратились в лож; что все усилии их отваги, возвышенной привычкою и познанием местности, остались напрасны перед беззаветною храбростию Русских... Бессильные пули их падали к нашим ногам.

Генерал Вельяминов, спустив при себе обоз до полугоры, поручил окончание г.-л. Малиновскому, а сам, опередив отряд, к ночи прибыл в Гиленджик. Войска со всею артиллериею и тяжестями пришли на другой день в 2 часа по полудни и стали бивуаком на эспланаде. Тихая доселе крепостца превратилась в шумный стан... Везде веселые толпы солдат и казаков, вереницы коней. Земля дымится огнями; по заливу снуют взад и вперед ялики с любопытными гостями военных судов, гордо зыблющихся на якоре ⁷. Все дышит военною беззаботностию, все радуется краткому отдыху после Суворовских трудов, а между тем все готовится к новым подвигам, к новым битвам. Через два дня опять в горы, опять под пули. — Но о том потом. Ваш и пр.

Александр Марлинский.

Комментарии

1. Письмо это было писано для обнародования в «Северной Пчеле», как значится на своеручном подлиннике известного А. А. Бестужева-Марлинского; но тогдашняя военная цензура почему-то не дозволила его к печати. Мы получили его от наследников покойного Михаила Макс. Попова. П. Б.

2. Двойная рекогносцировка дороги сперва от Ольгинского укрепления до Абина, потом от Абина до Великолагерного (на Кубани) и обратно, вместе с беспрестанными перевозками провианта и всех материалов, необходимых для постройки крепости, земляные работы и фуражировки для снабжения отряда и гарнизона сеном, поглотили время от 26 Июля до 10 Октября. Ежедневная война, с тем сопряженная, будет предметом особой статьи.

3. В том числе слишком 2000 пеших Черноморских казаков с ружьями без штыков, около 600 артиллеристов и 300 сапер, да 4 горных единорога.

4. Шапсуги и Натухайцы, нанятые Анапским пашою действовать против Русских, при последней осаде оной, увезли в горы 8 легких орудий за недоплату им жалованья. Из этих-то орудий они стреляли по Абинскому лагерю и теперь. Впрочем недостаток снарядов и дальность расстояния (из боязни потерять пушки) были причиною, что их выстрелы мало нам вредили. Впрочем есть убитые и раненые их ядрами, нередко медными, и мелкою картечью.

5. Через три года писавший это сам погиб в один из таких походов. П. Б.

6. В помощь им придана была тысяча Черноморцев.

7. Теперь в Гиленджикской бухте стоит бриг Феникс, катер Соловей и лугр Глубокий. Последний из них повезет наши письма к благословенным берегам России.

Текст воспроизведен по изданию: К истории покорения Кавказа. Письмо из отряда, действующего за Кубанью // Русский архив, № 9. 1877