ФЕЛЬДМАРШАЛ

КНЯЗЬ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ БАРЯТИНСКИЙ.

1815-1879.

ТОМ ТРЕТИЙ.

Глава VIII.

Разлад с военным министром по поводу нового Положения об управлении армиею в военное время. — Записка фельдмаршала по этому предмету и объяснения Военного Министерства.

Со вступлением Д. А. Милютина в должность военного министра (1861 г. ), как известно, начались важные преобразования в военном ведомстве, по всем его отраслям. И организация армии для мирного и военного времени, и все административно-хозяйственные управления, и военно-учебные заведения, и военно-судная часть, все подверглось коренной реформе. Да и пора была: многое в этом старом здании, которое долго не проветривалось, требовало освежения и применения к изменившимся, во всех отношениях, условиям. В числе многих военных лиц, не вполне разделявших некоторые взгляды и соображения военного министра, был фельдмаршал князь Барятинский. Не взирая на дружеское расположение к Д. А. Милютину, он не во всем соглашался с основаниями его реформ, особенно, как ему казалось, с их слишком бюрократическим характером. 14 Ноября 1864 года из Дессау он писал Милютину следующее: «Не получая от вас никаких известий, я огорчаюсь мыслью, что добрые наши отношения могут если не перемениться, то по крайней мере получить невольное охлаждение. Опасение это вынуждает меня вызвать от вас хотя [202] несколько дружеских строк, чтобы известить (меня) о вас, о Наталье Михайловне и о любезном вашем семействе. Я знаю, насколько вы заняты и потому не претендую на частую переписку, но изредка хотя давайте о себе весточку. Много нового у вас, особенно по вашему управлению; много сделано прекрасного, бессмертного. Иногда, сознаюсь, хотелось мне очень начать с вами полемику по некоторым нововведениям, которым я не вполне сочувствую; но я бросал перо, сознавая невозможность в таком отдалении вступать в спор: для этого требуется живой обмен мыслей, возможный только при личном свидании, и то при тех условиях взаимного уважения, дружбы и любви в делу, которые всегда обоими нами руководили. По несчастью, состояние здоровья моего сокрушительно; иногда надежда, хоть и слабо, но все-таки озаряет мою будущность, а потом исчезает вдруг всякая возможность и думать о возвращении в Россию, в особенности жить в Петербурге».

Наилучшие отношения между обоими достойными сотрудниками на Кавказе носили характер полнейшей искренности. Д. А. Милютин в целом ряде писем (кроме уже напечатанных в II-м т. )поддерживал эти отношения 56.

На выше приведенное письмо от 14 Ноября 1864 г. Милютин отвечал 1/13 Января 1865 года, и после выражений удовольствия за расположение и проч. добавил: «С удовольствием увидел я из вашего письма, что, не смотря на отдаление, ваше с-во следите внимательно за переменами, совершающимися у нас в военном ведомстве. Прискорбно мне однакоже, что не все заслужило ваше одобрение, и в этом отношении еще более сожалею о вашем отсутствии. Во-первых, я мог бы о многом получить от вас добрый совет, которым всегда дорожил и дорожу; а во-вторых, может быть, при личном объяснении, многое представилось бы вам иначе, чем оно кажется издали. Утешаю себя тою мыслью, что я мог бы словесно разъяснить многие недоразумения, неизбежные в каждом деле, о котором сведения не полны и основаны только на письменных известиях. Беру смелость [203] только сказать, что все сделанные в последнее время реформы в военном управлении и перемены в организации армии принялись весьма успешно, и что боевая сила наша удвоилась против прежнего, тогда как нормальный (мирный) бюджет наш нисколько не увеличился. Постараюсь в непродолжительном времени доставить вашему сиятельству секретный отчет мой за 1864 г., заключающий в себе не только краткий очерк тех мер, которые уже исполнены, но и предстоящих впереди важнейших вопросов».

Не взирая на такие отношения, продолжавшиеся после приведенной переписки еще более трех лет, между кн. Барятинским и Д. А. Милютиным возникли крупные недоразумения, правильнее серьезная борьба, по существу дела едва ли требовавшая таких размеров и такой страстности; борьба, без всякого сомнения, крайне неприятная обоим и вредная пользам государства, которому, напротив, нужна была служба этих двух противников, но в согласии, в единстве стремлений к цели, как это было на Кавказе в 1856—1860 гг., где она увенчалась таким блистательным успехом.

Ни время, ни обстоятельства не позволяют еще коснуться этого разлада во всех его подробностях. Более двадцати лет прошло с тех пор, но это слишком короткий срок не только для живых участников, но и для памяти людей покинувших нашу юдоль скорби.

Да и не в этих подробностях и лицах главный интерес; важна сущность спора, приводимые обеими сторонами доводы и опровержения; важна, для военного читателя преимущественно, различная точка зрения компетентных лиц на организацию полевого управления армии в военное время и, затем, возможность судить о достоинствах и недостатках реформы Милютина, коснувшейся Положения о полевом управлении армии в сравнении с теми в ней изменениями, какие требовались князем Барятинским и некоторыми другими лицами, разделявшими его взгляды, —изменениями, совершившимися впоследствии, частью еще при самом Д. А. Милютине, и затем в новейшем «Положении», изданном в 1890 г.

Граф Милютин, приступая к составлению «Положения о полевом управлении войск в военное время», в замен [204] Устава 1846 года, разослал в Мае 1865 г. записку, заключавшую в себе главные основания Положения, к 106-и высшим военным начальникам и лицам, которых считал достаточно опытными и могущими высказать свое мнение о деле. Чрез два года, в Мае 1867 г., разработанный на основании полученных по первоначальной записке мнений текст проекта Положения был опять разослан 177-ми лицам; затем, перед внесением в Военный Совет, исправленный и дополненный, на основании вновь полученных замечаний, проект был подвергнут еще пересмотру в Варшаве, в особом комитете, под председательством главнокомандующего там войсками гр. Берга, при участии некоторых лиц, принадлежавших к составу бывшего главного штаба 1-й армии. Наконец, 17-го Апреля 1868 года, Положение утверждено Государем.

Нужно же было так случиться, что фельдмаршал кн. Барятинский ни в первую, ни во вторую рассылку, записки и проекта нового Положения не получал 57. Он по частным сведениям знал о готовящейся реформе и оставался, конечно, в полной уверенности, что, без предварительного спроса его мнения, не дадут Положению окончательной обработки и тем более не подвергнут Высочайшему утверждению. Не только как единственный тогда в России фельдмаршал, как недавний главнокомандующий Кавказскою армиею, но и как близкий человек к особе Государя, наконец, бывший в столь дружеских отношениях с военным министром, князь имел полное право на такую уверенность. Если проекты новых положений по управлению армиею им до того не получались, то он мог считать это за признак, что они еще не выработаны в окончательной форме 58. [206]

В Мае 1868 г. фельдмаршал возвращался в Россию. Как уже упомянуто в предыдущей главе, в пограничном Прусском городе Диршау, где князь остановился ночевать, прибывший из Петербурга фельдъегерь доставил ему пакет от военного министра, с экземпляром Высочайше утвержденного «Положения о полевом управлении войск», при следующем письме: «17 Апреля сего года Высочайше утверждено новое Положение о полевом управлении войсками, составленное в замен прежнего положения о действующей армии. Считаю долгом представить при сем вашему сиятельству экземпляр этого Положения, с объяснительною к нему запискою, в которой кратко изложена сущность нового узаконения и указаны причины или соображения, побудившие ввести довольно значительные изменения против прежнего положения (1812 г. переделанного в 1846 году). Думаю, что предмет этот заслужит внимание вашего сиятельства и, в случае, если бы, просматривая новое Положение, вы изволили встретить какие-либо неясности или сомнения, я почту за особое удовольствие представить дополнительные пояснения».

На первой странице проекта Положения был отпечатан список 106-ти лиц, которым проект был предварительно посылаем, и в числе этих 106-ти значилось имя князя Барятинского, что его, само собою, крайне удивило, так как он ничего не получал. Князь обратился к ехавшему с ним адъютанту своему В. А. Кузнецову с вопросом, не помнит ли он о получении чего-нибудь на этот счет; но и Кузнецов, на обязанности которого лежало получать, докладывать и в порядке хранить все получаемые князем бумаги, подтвердил, что до сего времени ничего не получалось.

По приезде в Петербург, князь Барятинский, при первом же свидании с военным министром, выразил свое недоумение по поводу сказанного обстоятельства. Дмитрий Алексеевич утверждал, что проект был в свое время посылаем князю и для убеждения в этом, при письме от 30 Мая 1868 г., послал ему копию с своего письма от 11 Октября 1866 года, следующего содержания: «В начале минувшего 1865 г., составлена была в Военном Министерстве записка о главных основаниях для пересмотра существующих [206] законоположений о полевом управлении войск в военное время. Разосланная на обсуждение воинских начальников и других лиц, служебное поприще которых ставило их в соприкосновение с рассматриваемыми вопросами, записка эта возбудила со стороны сих лиц замечания, послужившие весьма полезным материалом для предстоящей законодательной работы 59. Для большего удобства в рассмотрении этих замечаний составлен был из них прилагаемый при сем систематический свод. За сим первоначальные предположения министерства, вместе с сделанными на них замечаниями, подвергнуты были совокупному обсуждению в особой коммиссии, заключения которой, 24 Ноября минувшего года, удостоились Высочайшего одобрения и послужили основанием для начертания проекта «Положения о полевом управлении войск в военное время». Препровождая этот проект к вашему с-ву, на случай если бы вам угодно было сделать на него какие-либо замечания, считаю долгом уведомить, что окончательное обсуждение составленного положения отложено до 1-го Декабря сего года, т. е. до получения заключений лиц, к коим проект этот ныне препровождается» 60. На счет того, когда именно и каким путем пакет с запискою и проектом были отправлены за границу к фельдмаршалу, военный министр сделал распоряжение, чтобы была наведена самая подробная справка и об оказавшемся обещал уведомить князя. Однакоже ни вышеприведенного письма от 11 Октября 1866 г., ни самого проекта князь так и не получал, и дальнейших сведений о судьбе пакета не имеется 61. А между тем, прочитав новое «Положение об управлении войск в военное время» и найдя в нем важные противоречия своим взглядам, фельдмаршал, [207] не взирая, что Положение было уже за месяц до его приезда в Петербурге утверждено, счел долгом доложить Государю свое мнение, особенно по поводу некоторых параграфов, касающихся прав и положения главнокомандующего армиею и главного полевого штаба во время войны.

Государь, выслушав доводы князя, повелел ему представить подробную записку, которая и была представлена им только 20-го Марта 1869 года.

Записка эта, с собственноручными замечаниями Государя против каждого пункта, была передана военному министру, который и представил свои объяснения. Затем все это было послано Их Высочествам Великим Князьям Николаю и Михаилу Николаевичам и главнокомандующему в Варшаве графу Бергу, с просьбою сообщить их мнение о том: следует ли подвергнуть новому пересмотру изданное в 1868 году «Положение» и дополнить его согласно указаниям фельдмаршала князя Барятинского?

От Великого Князя Николая Николаевича ответа не последовало; граф Берг отозвался, что не находит нужным подвергать «Положение» пересмотру; а Великий Князь Михаил Николаевич, тогда главнокомандующий на Кавказе, отвечал, что хотя по некоторым пунктам он и не разделяет взглядов кн. Барятинского и не придает такого важного значения указанным им недостаткам «Положения», однакоже полагает необходимым подвергнуть оное пересмотру и дополнению по тем замечаниям фельдмаршала, с которыми Его Высочество согласен.

По этому поводу военный министр представил Государю доклад, опровергавший доводы о необходимости пересмотра «Положения», и дело осталось без последствий.

Чтобы читатель мог составить себе ясное понятие о происшедшем между кн. Барятинским и Д. А. Милютиным разногласии и вывести свое заключение, необходимо прочитать записку фельдмаршала и объяснения Воен. Министерства, имея под рукою и самое «Положение» 1868 года. Кроме того, в архиве кн. Барятинского сохранились еще и замечания, сделанные им на объяснения министерства; оне гораздо подробнее развивают его доводы, чем в самой записке, во [208] многом дополняют указанные в ней отступления от основных принципов нашей военной организации и опровергают доказательства, приведенные в объяснениях министерства; но я не нашел нигде указаний, были ли эти замечания фельдмаршала представлены Государю или остались только как проект. Вернее, что не были представлены; ибо тогда они, без сомнения, были бы опять переданы военному министру, и от сего последнего явились бы новые опровержения. Поэтому я счел себя не в праве приводить их в печати и помещаю здесь только пункты записки князя с объяснениями министра 62.

С своей стороны воздерживаюсь от какого-либо определения. Как биограф князя Барятинского, признающий в нем замечательного военного человека, боюсь увлечься невольным пристрастием. К тому же, стоит только прочитать пункты новейшего «Положения о полевом управлении войск в военное время», Высочайше утвержденного 26 Февраля 1890 года, чтобы видеть, как, в течение двадцати лет, и после опыта нашей последней войны 1877—78 гг., нашли нужным сделать изменения, во многом восстановляющие именно то, на что указывал кн. Барятинский, и с чем не преминул теперь согласиться сам граф Д. А. Милютин, которому посылался на рассмотрение проект новейшего «Положения» 1890 года 63. Мне остается только повторить крайнее сожаление о самом столкновении, имевшем вредные последствия для государства, о чем тогда, конечно, может быть никто не думал, да и теперь большинству неясно. В одном только нет никакого сомнения: гр. Милютин в своих реформах руководствовался [209] мыслью о благе государства, о создании армии, соответствующей потребностям России, к защите ее интересов, ее достоинства и притом с наименьшими, по возможности, расходами и жертвами. Тоже, конечно, было стремлением князя Барятинского. Цели у обоих государственных людей были одне, они расходились лишь в средствах и формах исполнительных органов.

Сколько горечи должна была оставить эта бесплодная борьба в сердцах обоих противников! И как не жалеть об этом, когда очевидно, что, идя друг другу навстречу, они могли бы придти к соглашению и без этой неприятной борьбы достигнуть удовлетворительного результата.

Пункты записки фельдмаршала и объяснения Военного Министерства 64.

В первом пункте князь Александр Иванович повторял, что, до получения утвержденного «Положения», он не знал ни взглядов руководивших редакцией «Положения», ни даже того, что главные основания передавались на обсуждение 106 генералов и штаб-офицеров, в числе которых ошибочно показано его имя.

Военное Министерство объяснило, что и проект, и пояснительная записка были посылаемы фельдмаршалу за границу; но почему он не подучил — министерству неизвестно.

2. При чтении «Положения» я тотчас был поражен особенностями, противоречащими преданиям, до сих пор свято хранившимся в нашей славной армии. Прежде всего остановился я на вопросе: зачем учреждения военного времени истекают из учреждений мирных? Так как армия существует для войны, и вывод должен быть обратный. Опытным для нас к тому примером служит уже Устав 1846 года. Император Николай Павлович дополнил только законом о мирном времени Учреждение императора Александра I-го, оставив его неприкосновенным во всем, что касалось верховного командования Государя на войне, а в отсутствии Его Величества — значения и власти его представителя. Покойный Государь считал эти параграфы основою военного устройства.

2. Предположение, будто бы устройство полевых управлений военного времени, установленное Положением 17 Апреля 1868 года, истекает из организации мирных учреждений, [210] не имеет основания. Прототипом этого устройства послужила прежняя организация полевых управлений по Уставу 1846 года. Новое Положение, не изменяя основных начал этой организации, стремилось только упростить ее. В этих видах сделаны, например, следующие перемены в составе полевого управления армии: бывшие управления генерал-полициймейстера, генерал-гевальдигера и генерал-вагенмейстера заменены одним комендантским управлением; управление дежурного генерала и генерал-квартирмейстера слиты в общем составе полевого штаба армии; прежние провиантские и комиссариатские управления также слиты в составе одного управления — интендантского, при чем положено главных полевых комиссий, провиантской и комиссариатской, вовсе не формировать при армии, а исполнительные их обязанности возложены на местные интендантские управления театра войны, а в крайних случаях, на чинов самого полевого интендантства и вновь учрежденных корпусных, дивизионных и отрядных интендантств. Все это 65 опасения за перемены, которые имеют исключительною целью упростить прежний сложный механизм управления армиею.

Затем, если в новом Положении объяснена степень подчинения полевому управлению армии местных управлений театра войны, а равно и обязанности этих последних управлений в военное время, если выяснена связь соотношения между полевыми и местными управлениями, то из этого еще никак не следует, чтобы организация управлений военного времени была заимствована из учреждения мирного, или как бы насильственно к ним приноровлена, о чем несколько раз упоминается в записке.

3. Устав 1846 года не допускал несообразности предположения, что на одном и том же театре могут быть несколько равноправных главнокомандующих. Подобного рода противоречие военному смыслу вызвало, как всем известно, Учреждение 1812 года и Уставом положительно устранено.

В тех же видах возвышения значения главнокомандующего установлен был и главный штаб армии, в отличие прочих штабов: частных армий, корпусов, отрядов и проч.

Устав 1846 года для управления армиями составляет образцовое произведение. Частности этого устава могут подлежать изменениям вследствие новых потребностей времени; но его основные положения устанавливают определительно коренные условия военного дела, выработанные вековым опытом. Этот опыт доказывает, [211] что успех войны зависит от верности относительного расчета между распорядительными и исполнительными действиями, что безусловная нераздельность этих двух родов действий, в высшем значении выражении, составляет основу власти главного вождя армии 66.

3. Образование из действующих на театре войны войск одной или нескольких армий указывается не уставами или положениями, а обстоятельствами или планом военных действий. Во все бывшие войны мы имели несколько армий; так было и в последнюю войну 1854—55 г. Да в самом Уставе 1846 г. (§ 32), также как и в Учреждении 1812 г., упоминается о командующих частными армиями; следовательно предположение о сформировании нескольких армий не было устранено ни в Уставе, ни в Учреждении.

4. А как такая нераздельность во всей полноте своей принадлежит только верховной власти, то, для сохранения ее во всякое время, непосредственным вождем армии считался у нас сам Государь. Наши военные учреждения развились из этой мысли; главнокомандующий же только временно, в виду сохранения принципа, облекался властию Государя за его отсутствием, вследствие чего самостоятельность боевого командования была у нас всегда полная и выразилась так ясно в Уставе императора Николая Павловича.

Все отношения поставлены таким образом, чтобы армия и каждый ее орган осуществляли быстро и точно мысли главнокомандующего. Оттого Русская армия, в течении последних 56 лет, крепко сроднившаяся с своим военным положением, не может не скорбеть, видя ниспровержение его. Меня же лично огорчило решение военного министра, без совещания со мною, испросить у Вашего Императорского Величества (24 Ноября 1865 года) исключение всех параграфов Устава 1846 года, так мудро определявших несколькими словами эти начала. Это было для меня необъяснимо, тем более, что именно этому полномочию, которым Вашему Величеству угодно было меня облечь, приписываю я успех мой на Кавказе, преимущественно перед всеми другими условиями; что это убеждение, конечно, разделяют со мною все служившие в армии, которою я имел честь командовать; военный же министр занимал при мне должность начальника главного штаба и лучше всех знал образ моих мыслей. Хотя мнение мое не было спрошено, он был обязан доложить о нем Вашему Величеству, тем более, что я был тогда единственный фельдмаршал Вашей армии.

Понятно, какое впечатление должно было произвести во мне первое знакомство с Положением!

4. Новое Положение о полевом управлении войск нигде не отвергает основного начала, которое до сих пор нигде [212] так ясно не было выражено как в первой статье нового Положения о Военном Министерстве, где сказано: «верховное начальствование над всеми сухопутными силами Империи сосредоточивается в особе Государя Императора». В новом издании свода военных постановлений статья эта постановлена во главе этого сборника всех наших военных законов.

5. С прискорбием увидел я: 1) Исключение дорогих для нас параграфов, означавших присутствие Государя на войне. 2) Унижение военного начала пред административным, основанным у нас теперь на двойственной полуподчиненности и на оскорбительном чувстве взаимного недоверия, несвойственных военному духу.

После такого заключения, тотчас по прибытии в Петербург и еще до доклада Вашему Императорскому Величеству, я познакомился с подробностями этого дела и просил от военного министра объяснений. Из них увидел я, что он считает власть главнокомандующего не только не нарушенною, но даже и расширенною; он указывал мне на некоторые приращения власти.

5. Неверность этих предположений объяснена будет ниже.

6. Из того же разговора заключил я, что он считает основной параграф, по которому главнокомандующий представляет лицо Императора и облекается властию Его Величества, не более как делом редакции, выражающейся таким или другим образом, хотя конечно трудно верить, чтоб такие Государи, как почившие Императоры Александр I-й и Николай I-й считали делом редакции параграф, на котором они основали весь военный устав.

6. В § 16 Устава 1846 года, заимствованном из 81 Учреждения 1812 г., сказано: «главнокомандующий армиею представляет лицо Императора и облекается властию Его Величества». Параграф этот не вошел в новое Положение, потому что он представляет явное противоречие со всеми последующими параграфами, определяющими степень и пределы власти главнокомандующего. Так например, власть главнокомандующего относительно наград ограничена правом производства унтер-офицеров в первый офицерский чин, и только на поле сражения, за военные блистательные подвиги — до капитана армии включительно. Далее (§ 21) главнокомандующий не входит в управление губерний и областей, объявленных на военном положении, по частям судебной и хозяйственной; по § 25 он назначает военных губернаторов и правителей сих губерний и областей, представляя о том на высочайшее утверждение; по § 29 в переговоры о мире не может входить без особенного на то Высочайшего полномочия. По § 3 прежнего устава права главнокомандующего по утверждению в должностях ограничиваются только командирами не [213] отделенных баталионов. Все эти ограничения прямо противоречат § 16, ибо власть Его Величества не ограничена.

Устранив это, так сказать, редакционное противоречие, новое Положение ни мало не уменьшило в сущности власти главнокомандующего против Устава 1846 года. По статье 18 Положения, заимствованной из § 17 Устава 1846 г., все повеления главнокомандующего исполняются в войсках ему вверенных, в подчиненных военных округах, губерниях и областях, входящих в район военных, действий, как Высочайшие повеления. Этим уже сказано все; за тем § 16 Устава представляется одною только фразою, неверною в основании, противоречащею многим другим статьям и ненужною при существовании статьи 18-й Положения.

7. Я даже усумнился тогда, не смешивает ли министр военное положение с мирным? Он упорствовал, что выше приведенный параграф Уставом 1846 года исключен. Ежели с такою легкостию могло быть представлено подобное объяснение мне, многократно прошедшему на деле каждую главу Устава, а потому по одной практике твердо его знающему (особенно во всем, что касается значения и власти главнокомандующего), то понятно, что я уже не мог думать без опасения, как превратно мог быть составлен доклад об этом знаменательном деле, долженствовавшем решить боевую судьбу нашей армии. Я изумился, всмотревшись в Положение, с каким отсутствием практического взгляда (как будет изложено в заключении) была совершена и представлена Вам, Государь, эта основная работа.

Тогда же я решился пересмотреть подробно Положение и испросил дозволения Вашего Императорского Величества представить особое мнение.

До сих пор наше мирное положение было основано на военном; оттого армия сохраняла в мирное время тот исключительно военный характер, которым всякий гордился. В 1815 году император Александр I-й, после умиротворения Европы, дал Сенату указ от 12 Декабря: «Трехлетний опыт благополучно оконченной последней войны, в продолжение которой лично присутствовал я при войсках, явил ощутительную пользу изданного в 1812 году Учреждения об управлении большой действующей армии. Находя необходимым тот же порядок и в мирное время по управлению всем вообще военным департаментом, признал я за полезное дать оному новое устройство, примененное в главных основаниях в упомянутому Учреждению».

В тот же день издан другой указ в таком же смысле. В нем говорится:

«Учреждение 1812 г. издано в том намерении, чтобы оно служило и вперед коренным законом при составлении армии и при каждом открытии военных действий. Очевидная польза, от оного [214] проистекающая, убеждает нас, для сохранения желанного порядка в войсках, для ближайшего попечения над ними и для охранения расходов государственных, оставить армии наши в настоящем образовании их и имеющими одних местных начальников в лице главнокомандующих, которые посредством штабов своих управляли бы армиями.

В 1832 г. 1 Мая в указе о преобразовании Военного Министерства, говорится: § 2 «Звание начальника главного штаба Его Императорского Величества в мирное время упраздняется, собственно при Его Величестве состоит главный штаб из следующих лиц» и проч.

Военному министру вверен был главный штаб Его Величества, а должность начальника главного штаба Его Величества сохранена только для военного времени и Уставом 1846 г. присвоена главнокомандующему. — § 66. В присутствии Императора главнокомандующий исполнял при лице Государя должность начальника главного штаба, сохраняя впрочем все обязанности звания главнокомандующего, кроме прав показанных в § § 31 и 66, заключающих в себе одни царские атрибуты. Порядок этот сохранялся до нынешнего преобразования и только прошлого года уничтожен новым Положением.

7. Параграф этот, со времени самого Учреждения 1812 года, на практике никогда не применялся.

8. Главный штаб армии означает учреждение исключительно присвоенное главному командованию; оно состояло только при повелителе армии, Государе Императоре, или при том кого Государь, в своем отсутствии, уполномочивал представлять свое лицо. Ныне значительным для всех Русских воинов титулом начальника главного штаба называется в армии один старший докладчик военного министра.

8. Название главных управлений присвоено ныне отделам или частям Военного Министерства, как центрального управления, общего для всех войск Империи; управления армиею, формируемые только в военное время, получили при сем более свойственное им название полевых, в отличие от местных управлений военных округов. От подобного более логичного и систематического распределения названий, присвоенных ныне каждому роду управлений, сущность дела никак пострадать не может.

Главный штаб армии и прежде не был учреждением присвоенным верховному командованию. У нас и прежде и в последние годы, даже в мирное время, состояло несколько армий и несколько главных штабов. Так 1-я армия имела свой главный штаб в Варшаве, а Кавказская в Тифлисе, Учреждениями исключительно присвоенными верховному командованию, как выражено в записке, эти главные штабы быть не могли. Значение это имел, хотя только номинально, [215] существовавший прежде главный штаб Его Императорского Величества, в состав которого входили лица двух родов: 1, состоящие при Его Величестве генерал-адъютанты и проч.; 2, некоторые должностные лица Военного Министерства, как например дежурный генерал (он же директор Инспекторского Департамента), генерал-квартирмейстер (он же директор Департамента Генерального Штаба), генерал-фельдцейхмейстер, генерал-инспектор инженеров. В случае отправления Государя Императора к армии (как напр. в Варшаву в 1849 г. ) лица этой последней категории оставались при своих должностях в Петербурге.

В настоящее время бывший главный штаб Его Величества заменен главною квартирою, исключительно из лиц состоящих при Государе Императоре. Название же главного штаба осталось за тем отделом Военного Министерства, где сосредоточивается переписка по тем же делам, как и в других штабах — дивизионных, окружных и т. д. Название же главного присвоено этому штабу, как выше сказано, наравне с другими отделами центрального военного управления.

9. Глубоко обдуманною системою военного управления почившего Государя сам Император подразумевал свое присутствие в войсках, и армия оживлялась тою же уверенностию; ибо Государь мог всегда удобно, без новых приготовлений или нарушения установленных порядков, находиться, где надобность укажет, в действующей армии или, для общего наблюдения, в центральном управлении. Присутствие его ознаменовалось везде. Он жил всегда с армиею. Государь и войско всегда были готовы в войне; одна только главная квартира, принадлежащая исключительно к главному штабу Его Величества, но не к Военному Министерству, следовала за Императором. Наименование начальника главного штаба было сохранено только для начальника штаба снаряженной для войны армии, именно потому, что в данную минуту, если Государю самому неугодно принять начальство над нею, то главнокомандующий должен был представлять там лицо Императора. Государь чрез него узнавал уже тогда, чего армии не достает и мог содействовать ей соответственно с ходом войны, предоставляя своему личному суждению направлять действия Военного Министерства к ее истинным пользам и нуждам. Таким образом войска сохраняли всегда прямой доступ к Государю, а административный элемент удерживал в отношении к ним подобающий ему характер содейственный. Присутствие Императора олицетворялось в войсках чрез достойных представителей, избранных и опытных мужей, и до последнего солдата все знали и разумели, что единый Государь командует войсками; потому что между ними и Государем существовала живая связь, а не канцелярское учреждение, к которому войска всегда остаются равнодушными. [216]

Боевой дух армии необходимо исчезает, если административное начало, только содействующее, начинает преобладать над началом составляющим честь и славу военной службы. Во избежание сего, в некоторых первоклассных державах, где армия проникнута превосходным боевым духом, военный министр избирается из гражданских чинов, чтобы не допустить его до возможности играть роль в командировании. От военного министра не требуется военных качеств; он должен быть хороший администратор. Оттого у нас он чаще назначается из людей неизвестных армии, в военном деле мало или вовсе опыта не имеющих, а иногда не только в военное, но и в мирное время, совсем солдатами не командовавших. Впрочем неудобства от этого быть не может, если военный министр строго ограничен установленным для него кругом действий.

Вождь армии избирается по другому началу. Он должен быть известен войску и отечеству своими доблестями и опытом, чтобы в военное время достойно и надежно исполнять должность начальника главного штаба при своем Государе или в данном случае заменять Высочайшее присутствие.

Устав 1846 г. воспроизвел главные положения из Учреждения 1812 г. о большой действующей армии, а император Александр I привел только в систему правила, которыми непрерывно руководились Русские государи со времен творца нашей армии, Великого Петра. В Воинском Уставе 1716 г. сказано:

«В небытии же своем (Государя) оный команду над всем дает своему фельдмаршалу, либо самовластно поступать, как он за благоизобрящет, Государю своему в том ответ дать может, или с военным советом».

Ничто не изменило этого и в настоящее время. Государь Император продолжает по прежнему руководить ежедневно деятельностью всех военных управлений, все коренные преобразования последних лет совершены по непосредственной инициативе и указаниям Его Величества. Новое положение о полевом управлении войск не поставляет никакой преграды, никакого посредствующего учреждения между главнокомандующим и Государем Императором: статьями 20, 22, 23, 26, 29, 33, 44 Положения 17 Апреля 1868 г. главнокомандующий, как и по прежнему Уставу, уполномочивается входить с представлениями на непосредственное Высочайшее воззрение. Военный же министр остается, как и прежде, лишь докладчиком представлений главнокомандующего.

10. Хотя Устав 1846 г. был составлен по Учреждению 1812 г., оставшемуся неприкосновенным в своем основании, тем не менее, из осторожности, Государю удобно было услышать, пред окончательным его утверждением, опытное мнение своей армии, что выразилось в рескрипте военному министру от 5 Декабря того же года. «По истечении трех лет практического наблюдения над действием Устава, [217] представить нам все замечания какие будут сделаны как главными начальниками войск, так и вверенным вам министерством и испросить наше повеление об окончательном утверждении Устава». Правила эти упрочили за нашим оружием явное преимущество над неприятельским в течении всего XVIII столетия; оне выражаются в двух словах: «единство и полномочие командования».

В то время когда Европейские державы выставляли несколько армий на своей границе и стесняли военачальников всевозможными советами, со стороны России на театре войны действовала одна воля, и Русской армией всегда начальствовал безраздельно сам Государь; потому что, когда Государь не был при войсках, он ставил вместо себя полководца, представлявшего его лицо и облеченного его доверием и властию, зависимого только от него и ответственного ему одному. Таким образом начальствовали Миних и Румянцев, Потемкин и Суворов.

Русские венценосцы хранили свой закон также свято на деле, как и в букве его.

Когда Кутузов отдал Москву неприятелю, Император высказал в письме к нему печальные последствия этой меры, как их понимали в ту минуту, но не коснулся его полномочия, не упомянул даже о своем собственном мнении. Блаженной памяти император Николай I, как известно, глубоко чтил неприкосновенность этих оснований.

10. Новое положение о полевом управлении войск, как выше объяснено, подвержено было двукратному обсуждению, сначала в главных основаниях, а потом и в подробностях, до представления его на утверждение в законодательном порядке.

11. В продолжении многих войн прошедшего царствования, Государь, даже оставаясь недоволен ведением дел, никогда не думал устанавливать над действиями и выборами главнокомандующего какой-нибудь контроль со стороны центральных учреждений. Также точно Ваше Императорское Величество ограждали дарованную Вами власть. В случае неудовольствия, покойный Государь и потом Ваше Величество сменяли главнокомандующего, утратившего доверие; но пока главнокомандующий стоял в главе армии, он был полным хозяином ее.

11. Новое Положение не вводит со стороны центральных управлений никакого контроля над выборами главнокомандующего; напротив того, оно расширяет его права в этом отношении против прежнего, предоставляя ему не только избирать, но и утверждать собственною властию в должностях: а) командиров полков и других отдельных частей войск и б) военных губернаторов, генерал-губернаторов и правителей в областях, занятых по праву войны. [218]

12. Устав 1846 г. разрешает великую задачу, как применять изменчивые потребности времени к нашим органическим военным законам. Хотя надобно было привести в систему узаконения, дополнить их и свести в одно военное и мирное положение, но покойный Император не считал возможным жертвовать правилами войны удобствам администрации. Он удержал буквальный текст главных пунктов Учреждения 1812 года.

Таким образом Русская военная сила руководилась истинными правилами войны, сознанными у нас яснее чем где-нибудь.

12. Удобства администрации никогда не могут противоречить условиям успешного ведения войны; чем лучше, чем практичнее устроена администрация, тем удобнее управлять армиею на войне. Устав 1846 г. признано было необходимым пересмотреть и изменить, потому только, что решено было не иметь в мирное время армий и корпусов, а потому заключавшиеся к Уставе постановления об управлении армиями и корпусами в мирное время оказались анахронизмом. Та же часть Устава, которая относится до управления армиями в военное время, послужила главным основанием при разработке нового Положения.

13. Военное Министерство заведывало материалами, из которых слагается армия и за тем всецело передавало ее в руки главнокомандующего, избираемого Государем из самых доблестных и надежных людей отечества. Главнокомандующий ответствовал одному Государю и нуждался только в его одобрении.

13. Все это осталось в полной силе и в настоящее время.

14. Он вносил в армию единство власти, начальствуя безраздельно на театре войны, хотя бы вверенные ему силы были разделены на несколько частей; для этого он был назван главнокомандующим в отличие от командующих частными армиями. Он был полномочен, потому что представлял лицо Императора и облекался властию Его Величества. Поэтому распорядительная и исполнительная власти оставались у него нераздельно; он содержал армию теми способами, какие считал наилучшими (что на войне зависит всегда от удобства минуты), сам наблюдая за исполнением, не стесняемый никакими положениями.

14. Опыт всех прошлых войн, как уже сказано выше, показывает, что при всякой оборонительной. войне нам приходилось формировать по нескольку армий, не частных, а вполне самостоятельных; каждая из них имела своего главнокомандующего, облеченного властию присвоенною этой должности по закону. Затем никакого общего главнокомандующего мы не имели. Общее верховное руководство [219] военными действиями на всех пределах Империи всегда сосредоточивалось в лице Государя Императора.

15. Подчиненные повиновались ему слепо и смело, так как приказание его снимало с них всякую ответственность. Одна мысль и одна воля руководили императорскими Всероссийскими силами. При такой постановке распоряжение войною оставалось действительно, и не по названию только, в руке Монарха. Перед ним стоял единый и прямой ответчик. Государь вверял исполнение своей воли лицу, представлявшему его самого, удерживая только верховный атрибут власти сменить или предать суду главнокомандующего, не оправдавшего доверие.

В этом духе боевое положение понималось полтора столетия, установилось в Учреждении 1812 г. и окончательно дополнилось в Уставе императора Николая I-го, составляя завещание целого ряда победоносных государей. Эти начала новым Положением 1868 г. уничтожены. Потребности армии во время войны пожертвованы заботе сохранить характер мирных учреждений, т. е. цель средству.

17 Апреля 1868 г. в приказе военного министра сказано:

«После коренных преобразований, введенных в последнее время в устройстве военных управлений мирного времени и в самой организации нашей армии, Устав 1846 г. во многом уже не соответствует современным требованиям и не применим на практике.» В объяснительной же записке того Положения военный министр выражается так:

«Военному Министерству предстояло начертать правила для управления войсками при соединении в составе армий, корпусов и отрядов в военное время. Действовавший доселе Устав 1846 г. об управлении армиями в мирное время оказывается для сего недостаточным».

Стало быть, новое военное Положение вышло из нынешнего мирного, послужившего ему вместе и основою, и рамкою, а Устав 1846 г. к нему лишь отчасти приспособлен. Тут только уясняется вопрос, для чего, при составлении военного Устава, указывалось на устав мирного времени, когда речь шла о войне. На наш военный устав никто не жаловался, напротив военными людьми всего света он признан за совершенство. Но в нем именно заключались та основа и тот заветный смысл нашего военного бытия, которые препятствовали соглашению нового военного Положения с окружною системою. Требовалось прежде всего обойти эту преграду.

15. Прискорбные примеры Крымской войны показывают, что, прикрываясь § 28 Устава 1846 года, по которому приказание главнокомандующего о выдаче и употреблении вверенных ему сумм слагало всякую ответственность с чиновников исполняющих, они действовали иногда слишком смело. Открытые следствиями и по суду явные злоупотребления чиновников остались без преследования, дабы не поколебать авторитета власти главнокомандующего. Вопрос об отмене этого узаконения, путем расширения прав ближайших [220] сотрудников главнокомандующего, заведующих хозяйственными отделами полевого управления, возник еще в 1858 г., и по зрелом обсуждении привел к введению в новое Положение статьи 43, по которой предписание главнокомандующего о производстве какого-либо расхода слагает всякую ответственность с лиц исполняющих. Но если таковые предписания последовали по представлению начальников отделов полевого управления армии, то эти лица ответствуют как за верность фактов и справок, так и за изложение тех обстоятельств, на которых главнокомандующий основывался в своем решении. При рассмотрении проектированного Положения в военном совете, статья эта подвергалась особому подробному обсуждению и редактирована окончательно по соглашению многих разноречивых мнений.

16. Учреждение 1812 г. и военный Устав Императора Николаи Павловича намеренно присваивают Государю значение верховного вождя на войне, для безусловной нераздельности распорядительной и исполнительной власти, полагая этот принцип в незыблемое основание всего военного здания.

Устав же мирного времени естественно о войне не говорит, а потому новое Положение, руководствуясь им, вовсе уже не предполагает присутствия Государя в армии и не даже силы параграфам 31 и 66-му, постоянно до сих пор обнадеживавшим войска, во время войны, прямым начальствованием Государя. Название главного штаба Вашего Императорского Величества по положению 1868 г. даже и во время войны не существует. Главнокомандующий, муж выбора и доверия, лишен также, силою нового закона, права и счастия служить в военное время начальником штаба при своем Государе.

16. О том, что Государь Император есть не только в военное, но и в мирное время, верховный вождь армии, сказано в статье, постановленной в главе наших военных законов. Но будет ли Государь находиться при армии или нет, это уже зависит от благоусмотрения Его Величества, а не от такой или иной редакции устава.

17. Последовательно тому устранены также параграфы 16 и 17; первый определявший в отсутствии Его Величества значение и власть его представителя, а второй — облекавший его приказания силою именных Высочайших повелений. Исключен даже § 67 мирного времени, определявший непосредственное подчинение главнокомандующего одному Государю Императору. После разрушения этих краеугольных камней нашего военного заветного здания, стало уже легко довершить уничтожение самостоятельности главнокомандующего устранением или переделкою всех прочих параграфов Устава 1846 г., касавшихся его власти и значения. [221]

17. Параграф 17-й не исключен; в нем-то и заключается сущность дела, т. е., что приказания главнокомандующего исполняются как высочайшие повеления; исключено здесь только слово «именные», потому что наши законы не устанавливают никакой разницы в исполнении Высочайших повелений, именных или неименных 67.

18. Исключен § 32 Устава, установивший положительным образом разницу между главнокомандующим и командующими частными армиями. Кроме разницы в самых названиях, Устав избегал присваивать сим последним какое-либо определенное значение или права. По этому параграфу власть командующих частными армиями, по какому-либо случаю назначаемых, определялась каждый раз в Высочайшем указе о их назначении.

18. В § 32 Устава 1846 года, заимствованном из § 3 Учреждения 1812 г., говорится о каких-то командующих частными армиями, по какому-либо случаю назначаемых; но в той же статье сказано, что власть этих командующих армиями определяется каждый раз особым Высочайшим указом и вовсе не говорится о подчинении их одному общему главнокомандующему. В новом Положении статьи 1, 11, 20 и 22 прямо определяют взаимные отношения главнокомандующих армий, действующих самостоятельно на соседних театрах войны. Таким образом столкновения нескольких армий и нескольких главнокомандующих на одном и том же театре войны можно было опасаться при столкновении тех частных армий, о которых упоминается в прежних Уставах; и действительно подобный случай видим в начале Отечественной войны при соединении на одном и том же театре армий Багратиона и Барклая 68.

19. В коренное противоречие этому параграфу и в замен его, статьями 1, 11, 20 и 22 Положения, все начальники частных армий [222] сравнены между собою правами и названы главнокомандующими. Число главнокомандующих может быть неограниченно. Составителям Учреждения 1812 г. и Устава 1846 г. не приходила даже на мысль возможность подобной толкотни главнокомандующих на одном военном театре.

Но как все они не могут быть руководителями одного и того же дела и как высшая власть и значение предварительно с них уже сняты, то естественно становятся они через это только исполнителями объединяющей их воли, т. е. тем же самым, чем были командующие частными армиями в отношении к своему главнокомандующему. Потребное одному главнокомандующему легко понадобится другому, а в таком случае военный министр по необходимости станет судьею между ними. Одним словом, общим руководителем войны становится неизбежно центральное военное управление, тот же гофс-кригс-рат, что уже достаточно испытано и осуждено всеобщею историею войны.

19. Посредником между главнокомандующими армий, действующих на смежных театрах войны, всегда был и есть сам Государь Император. Из нового Положения нигде не видно, чтобы на центральном управлении или Военном Министерстве лежало общее руководство ведением войны, а потому никаких гоф-кригс-ратов тут нет.

20. К довершению умаления власти главнокомандующего, статьей 37-й указывается на положение о взысканиях дисциплинарных. Лицо, представлявшее доселе Императора, облеченное властию Его Величества, в объяснительной записке названное верховным вождем армии (ст. 9), утверждающее смертные приговоры над полковниками, может в военное время арестовать офицера на столько дней, и ни часом более.

20. Замечание это выходит уже из области Положения о полевом управлении войск; оно относится к военно-уголовному уставу. В прежних положениях не могло быть и речи о правах главнокомандующего по наложению взысканий дисциплинарных, так как закон не различал и самых дисциплинарных преступлений. Во всяком случае ссылка на дисциплинарное положение никак не может унизить значение главнокомандующего, так как в этом положении ему присвоена самая высшая степень власти. Те же преступления, которые выходят из этой нормы, преследуются уже не дисциплинарными взысканиями, а военным судом.

21. Новое Положение, исключив или изменив параграфы 16, 17, 28, 31, 32, 66, 67, 78, 81 и 85 Устава, определявшие до сих пор значение и власть главнокомандующего, заменяет их статьею 21-ю, по которой «в обстоятельствах чрезвычайных, когда дела, требующие Высочайших разрешении, не могут быть отлагаемы без [223] важного вреда для войск или государственного ущерба, главнокомандующий уполномочивается действовать всеми вверенными ему способами, не ожидая сих разрешений, но обязан доносить в тоже время о принятых им мерах и о причинах их настоятельности».

Эта статья, составляющая по Положению крайнюю степень полномочия главнокомандующего, есть ни что иное как буквально перепечатанный § 12 Устава из его прав в мирное время. В общем смысле это право должно бы относиться не только к главнокомандующему, а ко всякому служащему и даже ко всякому верноподданному. В чрезвычайных случаях, когда предвидится положительный вред или ущерб для государства, всякий ротный командир, всякий чиновник должен взять на себя ответственность действия.

Ни одно из коренных прав, предоставленных главнокомандующему Уставом военного времени, не введено в Положение, кроме распоряжения занятым неприятельским краем, перемирия и регламентации о наградах, совершенно бесполезных, усиливающих внешние права главнокомандующего наравне с главнокомандующим Кавказской армии.

21. О причинах исключения из нового Положения § 16, 28, 31, 32 и 66 объяснено выше. § 17 об исполнении приказаний главнокомандующего, как Высочайших повелений, целиком вошел в статью 18-го Положения.

§ 81 и 85 не включены в новое Положение, потому что сущность их подразумевается сама собою и что при кодификации новых положений в Военном Министерстве принято в настоящее время за общее правило избегать подобных этим параграфам статей, ничего не объясняющих и не имеющих никакого практического применения. Содержание этих параграфов следующее: § 81 Устава 1846 г. «Ответственность главнокомандующего соразмеряется его власти»; § 85 «он ответствует за оставление своей власти без действия». При том же ответственность всех должностных лиц определяется в военно-судебном уставе. § 67 и 78, определявшие отношения главнокомандующего, не включены в Положение, потому что, по вновь принятой системе кодификации, вообще признано более удобным отношения должностных лиц объяснять в статьях о правах и обязанностях. Во всяком случае исключение этих статей никоим образом не могло повести к уменьшению прав и власти главнокомандующего.

Предположение, что статьею 21-ю нового Положения заменены все 10 параграфов прежнего Устава совершенно неверно. Статья эта буквально повторяет § 12 прежнего Устава. Предоставление главнокомандующему, в чрезвычайных случаях, действовать не стесняясь даже теми обширными [224] пределами власти, которые определены законом, конечно есть весьма важный атрибут его должности, не предоставляемый никому другому.

22. По другому из таких пунктов о расширении бесполезных прав главнокомандующего, затрагивается один прямо царский атрибут, который Государь не может уступить никому; это назначение полковых командиров. Права этого нельзя отнять, так точно как нельзя у полкового командира отнимать права производить в унтер-офицеры. На этих двух началах зиждется вся духовная сила армии. Один только Государь доверяет полковнику свои знамена. Он передает его хранению славу, честь и верность полка. Сей последний становится чрез это в императорской армии высшим нравственным звеном цепи, связующей Государя с войском.

Полковой командир олицетворяет собою полк, а армия составлена из полков; от этого и установлено правило, что полковничий патент подписывался уже всегда собственноручно Государем. Я и теперь живо помню торжество и военную гордость, которыми преисполнилось мое сердце, увидевши в первый раз грамоту на этот чин подписанную Государем лично для меня. С тех пор я прошел все ступени военной иерархии, достиг до самых высших военных почестей и скажу теперь: не знает тот настоящего военного величия, кто не командовал сам полком или не понимает значения этого командования; не знает он даже того, что называется духовною силою армии, без чего нет ни побед, ни геройских подвигов, решающих участь войны.

После уничтожения высокого и обширного значения сана главнокомандующего, последовательно проведено новым Положением коренное изменение и всего существовавшего доселе порядка.

22. Правила этого и прежде не существовало. О назначении в полковые командиры объявляется в Высочайшем приказе, и никакого патента за собственноручным подписанием Государя Императора не выдавалось. Ст. 29 введена в Положение по предварительном испрошении Высочайшего соизволения особым всеподданнейшим докладом. Установленное этою статьею для главнокомандующего право назначения собственною властию полковых командиров предоставлено ему во внимание тех неудобств, которые могут встречаться в военное время от промедления в замещении убитых или убылых командиров отдельных частей 69. [225]

23. Состав главного штаба армии, утвержденный Учреждением 1812 г. и Уставом 1846 г., вросший в понятия Русской армии, оправданный столькими войнами, не вызвавший до сих пор никакого возражения со стороны полководцев, испытавших его на деле, —уничтожен; даже название его отменено. Упразднены или изменены также и штабные должности, представлявшие каждому военному строю очерченное понятие о правах и обязанностях, установлявших для каждого привычное понимание дела, составляющее на войне один из важных залогов порядка.

23. Примеры всех последних войн говорят скорее против прежней организации главного штаба армии, чем оправдывают ее. Сколько пререканий и неудовольствий возбуждало уже одно положение начальника главного штаба и неопределенность его отношений к генерал-интенданту, начальникам артиллерии и инженеров и в особенности к директору канцелярии главнокомандующего. Сколько было при главном штабе лишних управлений, как напр. управление генерал-гевальдигера, генерал-вагенмейстера; как неудовлетворительно было устроено управление госпитальною частию, подчиненною и дежурному генералу, и директору госпиталей, и генерал-интенданту. Все эти недостатки в устройстве управления армии и самая сложность ее организации, а равно слишком многочисленный состав ее, уже заявляемы были неоднократно.

24. Главнокомандующий до сих пор имел разнородных помощников для дополнения себя, выбранных им самим, по совершенному знанию свойств, достоинств, дарований, характера и опытности каждого из них и по взаимному сочувствию к пользам вверенной ему армии. Равноправными между собою и непосредственными его подчиненными были, каждый по своей части, начальник главного штаба, генерал-интендант, начальники артиллерии и инженеров, а также и директор канцелярии.

Ближайший помощник главнокомандующему по управлению армией, по приведению ее в движение и по сохранению в ней подлежащего порядка — был начальник главного штаба с подчиненными ему генерал-квартирмейстером и дежурным генералом. Главными деятелями по обеспечению армий довольствием и материалами артиллерийскими и инженерными — стояли генерал-интендант, начальник артиллерии и начальник инженеров. От них главнокомандующий получал все сведения, необходимые для своих соображений. Они были безусловными исполнителями его повелений.

24. Все это нимало не изменено в новом Положении. Напротив того, права и круг деятельности интенданта [226] армии, а равно и начальников артиллерии и инженеров, значительно расширены, чем предоставлено им более средств быть деятельными сотрудниками главнокомандующего, каждому по своей части.

25. Директор канцелярии сосредоточивал в своих руках всю переписку по предметам особого доверия, не касающимся до вышеупомянутых управлений, или по тем из них, которые главнокомандующий, по личному своему соображению или из предосторожности, находит нужным временно или постоянно оставить под своим непосредственным руководством.

25. Прежняя канцелярия главнокомандующего по новому Положению заменена канцеляриею начальника штаба армии, в которой между прочим ведется переписка по делам секретным. К изменению этому привело убеждение в том неопределенном, несоответственном положении, в котором находилась прежняя канцелярия главнокомандующего относительно прочих, в особенности хозяйственных частей управления армиею. Директор оной, избиравшийся почти всегда из гражданских чиновников, пользовался правом наравне с начальником главного штаба сообщать всем подчиненным главнокомандующему местам и управлениям его приказания, не исключая даже и самого начальника главного штаба. Хозяйственные управления армии находились в большой зависимости от канцелярии; в ней было особое наградное отделение, начальник которого имел отдельный личный доклад у главнокомандующего. Вследствие этого канцелярия главнокомандующего пользовалась иногда влиянием, выходившим из круга ее легальной деятельности. Трудно объяснить, почему же в будущем в армии не будут все знать начальника штаба армии, его помощника и интенданта армии и проч.

26. На Кавказе канцелярия главнокомандующего заменялась особым учреждением, где сосредоточивались военные и гражданские дела, исходившие из личного моего начинания или требовавшие близкого моего наблюдения, как-то: составление всеподданнейших отчетов по обоим управлениям, разные проекты и проч. В этом учреждении и в моих всеподданнейших письмах в собственные руки Вашему Императорскому Величеству преимущественно заключались главные мои занятия.

Теперь все управление армией понижено в значении. Начальник главного штаба назван просто начальником штаба; одним его помощником заменены должности генерал-квартирмейстера и дежурного генерала; генерал-интендант называется просто интендантом. Для [227] людей, сжившихся с бытом армии, одна перемена этих названий не пустой звук. Начальника главного штаба, генерал-квартирмейстера, дежурного генерала и генерал-интенданта, как единственных лиц под этими названиями, знали в армии все. Под новыми названиями начальник штаба с своим помощником и интендант затеряются между множеством таких же названий: окружных, корпусных, дивизионных, отрядных, артиллерийских и инженерных, и их с трудом будет отыскивать в обширном лагере приехавший из авангарда или из другого места адъютант, или прискакавший с аванпоста казак.

Титул начальника главного штаба заменен названием начальника штаба армии, но в тоже время Положение облекает его, относительно главнокомандующего, в самостоятельность вредную и небывалую. По статье 68 Положения он один докладывает главнокомандующему по всем частям и присутствует при его совещаниях. По статьям 129, 204 и 255, интендант и начальники инженеров и артиллерии армии, хотя подчиняются одному главнокомандующему непосредственно, не могут однако иметь с ним сношений ни письменных, ни личных, иначе как через начальника штаба или в его присутствии. Фактически они поставлены теперь к последнему в подчинение более определенное, чем к самому главнокомандующему. Успех по должности каждого из них выкажет теперь не его заслуги, ценителем которых был один главнокомандующий, а заслуги начальника штаба, руководящего его действиями; а потому нельзя будет ожидать в прежней мере благородного соревнования к совершению трудных служебных подвигов; скорее занимать его будет одна забота: в случае неудачи, обеспечить себя от ответственности. В виду такой двойственной полуподчиненности всякий генерал, чувствующий свои способности и достоинство, предпочтет такому назначению самую скромную службу во фронте.

26. Так было всегда на самом деле. Тот же порядок существовал и в главном штабе Кавказской армии во время командования ею фельдмаршалом князем Барятинским. В числе ближайших сотрудников главнокомандующего непременно должен быть один, хорошо знакомый со всем, что делается в каждой из частей сложного управления армией, и на обязанности которого лежало бы постоянное поддержание связи и единства распоряжений по всем частям. На кого же более возложить поддержание этой связи как не на начальника штаба армии? За интендантом армии, равно и за начальниками артиллерии и инженеров, оставлено прежнее право личных докладов главнокомандующему (ст. 129); но при сем постановлено условием, чтобы при докладах этих присутствовал начальник штаба, с тою именно целию, чтобы ему известно было всякое распоряжение главнокомандующего по каждой части полевого управления армии. [228]

27. По предметам снабжения и довольствия армии будет заботиться уже не главнокомандующий, а начальник штаба, который может быть к этому делу вовсе неспособен, так как для сего избирается специальное лицо. Он облечен теперь правом прямо от себя требовать от других отделов сведений и объяснений (ст. 82) и приглашать к себе для совещаний интенданта и начальников артиллерии и инженеров, когда ему заблагорассудится (ст. 83).

Таким образом, важнейший в обязанностях главнокомандующего предмет, стяжавший бессмертную славу фельдмаршалу Паскевичу и многим другим, — обеспечение довольствия армий, будет обсуждаться уже без участия главнокомандующего; ему предоставляется довольствоваться только теми донесениями интенданта, начальников артиллерии и инженеров, какие доложит ему начальник штаба по личному своему, иногда может быть, весьма ошибочному умозрению.

Канцелярия, бывшая собственным органом главнокомандующего, условливающая самостоятельность личных его распоряжений, уничтожена и слита с канцелярией начальника штаба.

27. Начальнику штаба армии не предоставлено относительно продовольствия армии никаких прав. Напротив того, интендант облечен весьма широкими правами и поставлен полным хозяином своей части. Начальник штаба всегда пользовался правом требовать сведения. Право это предоставлено было прежде даже директору канцелярии главнокомандующего. Что же касается до представляемого начальнику штаба армии новым Положением права приглашать для совещаний интенданта и начальников артиллерии и инженеров, то оно установлено также для поддержания связи в действиях разных ведомств. Ни в том, ни в другом из этих прав нет ничего унизительного для начальников других отделов полевого управления армии.

При существовании бывшего главного штаба Кавказской армии, к начальнику главного штаба являлись генерал-интендант, начальники артиллерии и инженеров с докладами.

28. Выпущено примечание к § 96 Устава, по которому начальник штаба представляет главнокомандующему нераспечатанными секретные пакеты и конверты с надписью «в собственные руки». Новое Положение не допускает главнокомандующего иметь тайны
перед своим начальником штаба. Нет сомнения, что начальник главного штаба армии иногда пользовался даже большою властию, но власть эта была не правом, а следствием известных главнокомандующему личных его качеств или специальных его способностей; относительно того дарил он его соразмерным своим доверием. Единство командования от того не разрывалось: начальник главного штаба выражал своими действиями только мнение и волю главнокомандующего. Нынешний же начальник штаба, по правам ему
[229] предоставленным, станет в армии вторым главнокомандующим; а их и без того уже будет много.

28. Примечание к § 96 Устава 1846 г. выпущено только потому, что во всех новых законодательных работах исключаются вообще всякие излишние подробности, составлявшие в прежнем нашем законодательстве мелочную регламентацию. Конечно от главнокомандующего зависит отдать приказание, какие конверты представлять ему прямо в руки нераспечатанными.

29. Отношения главнокомандующего к военному министру по Уставу 1846 г. изложены были в нескольких строках и заключались:

1) В сношениях об испрошении Высочайших разрешений и всеподданнейшем докладе дел, представляемых на Высочайшее усмотрение (кроме случаев, когда главнокомандующий считал нужным писать в собственные руки Его Величества).

2) В сношениях по делам управления армиею, требовавших содействия Военного Министерства.

Теперь же целым рядом статей главнокомандующий поставлен в совершенную зависимость от военного министра. По ст. 24 перед открытием военных действий главнокомандующий входит в сношение с военным министром, как о составе армии, так и о норме личного состава полевых управлений. До сих пор полководец испрашивал нужные ему средства у Государя, теперь в первый раз в нашей истории вносится в дело войны запрос на согласие военного министра. Основав с самого начала устройство армии на соглашении с военным министром, Положение рядом статей дает министру доступ к вмешательству во все распоряжения главнокомандующего.

29. Здесь разумеется вероятно статья 24 Положения, по которой главнокомандующий, прежде открытия военных действий, входит в соглашение с Военным Министерством, как о составе армии, так и о норме личного состава полевых управлений. О соглашениях этих представляется на Высочайшее благоусмотрение; о согласии же военного министра в этой статье ничего не говорится. Дело идет здесь о предварительных соображениях по составу армии, при которых главнокомандующий и прежде не мог обойтись без соглашения или переговоров с Военным Министерством. Окончательное же решение по этому предмету и прежде и теперь может подлежать только Государю Императору.

30. По статье 13 военно-окружные управления, хотя и подчиняются главнокомандующему, но сохраняют с военным министром установленные для мирного времени постоянные сношения, непосредственные и подчиненные. [230]

30. В статье 13-й военно-окружные управления, подчиненные главнокомандующему, сохраняют с Военным Министерством (а не с военным министром) установленные для мирного времени постоянные сношения (а не подчинены), и по каким же делам? По укомплектованию армии и по доставлению всех тех предметов довольствия войск, которые отправляются к армии из внутренних округов. Из статьи этой же не видно никакого вмешательства военного министра в распоряжения главнокомандующего.

31. По статье 12 военно-окружные управления, по выполнении ими распоряжений главнокомандующего и полевого управления армии по хозяйственной части, отдают отчет министерству.

31. Военное Министерство отдает само отчет государственному контролю; но из этого не следует, чтобы оно было подчинено ему. Военному Министерству необходимы отчеты окружных управлений для составления общих балансов всех расходов, без чего министерству опять нельзя будет свести счеты, как после Восточной войны.

32. Новое Положение оставляет за главнокомандующим только распорядительную власть, исполнительная же часть, т. е. снабжение армии всеми средствами жизни и войны изъята из-под его власти и остается в окружных управлениях.

32. В новом Положении нигде не сказано, чтобы действия окружных управлений были изъяты из власти главнокомандующего. Напротив того, управлениям этим поставлено в обязанность быть исполнителями распоряжений главнокомандующего. На самом главнокомандующем никогда и прежде не лежала и не могла лежать часть исполнительная. По снабжению армии это возлагалось прежде на полевые комиссии — провиантскую, комиссариатскую, остававшиеся всегда в тылу армии. Теперь обязанности этих комиссий будут исполнять окружные интендантские управления театра войны, гораздо более прежних комиссий знакомые с местными средствами и гораздо прочнее их организованные.

33. Но влияние министра на армию не ограничивается подчинением ему органов исполнительной власти; власть распорядительная, т. е. полевое управление, самый штаб главнокомандующего, также поставлены в зависимость от министра, который по статье 43-й поверяет правильность действий начальников отделов полевого управления.

По § 28 Устава, главнокомандующий мог располагать всеми вверенными ему суммами, и приказания его слагали ответственность [231] с лиц исполняющих. Новое Положение (43) к сему параграфу добавляет: «Но если таковые предписания последовали по представлению начальников отделов полевого управления армии, то эти лица ответствуют как за верность фактов и справок, так и за изложение тех обстоятельств, на которых главнокомандующий основывался в своем решении.

33. Из статьи 43-й никак нельзя выводить подобного заключения; там ни слова не упоминается о какой бы то ни было поверке действий начальников отделов полевого управления Военным Министерством.

34. Добавление это подрывает уже в самом корне всю власть главнокомандующего над его подчиненными.

34. Добавление это не только не подрывает власти главнокомандующего, но напротив должно придать распорядительности его большую энергию, освобождая его от ответственности в том случае, если распоряжение его было основано на неправильном докладе одного из его ближайших сотрудников.

35. Военному министру предоставляется право оценивать распоряжения главнокомандующего в самое время действий.

35. Этого нигде в Положении не сказано.

36. Устав сознательно не делает этой оговорки, предвидя, к чему она поведет. Главнокомандующему недостаточно решиться лично; надобно еще, чтоб органы, чрез которые он действует, считали решение его правильным. В разгаре войны, посреди внезапных, часто изменяющихся мер, факты и справки могут быть только приблизительными, а изложение обстоятельств составляет при этом не факт, а мнение.

36. Отчеты хозяйственных отделов полевого управления армии и прежде и теперь не могли подлежать засвидетельствованию главнокомандующего. Власть интенданта, по новому Положению, так широка, что в большей части случаев ему придется только применять ее в пределах прав, предоставленных ему в Положении, не беспокоя главнокомандующего испрашиванием разрешения и не имея нужды прикрываться этим разрешением от мнимой придирчивости министерства.

37. Начальники отделов полевого управления, с которых утверждение главнокомандующего не снимает ответственности, будут представлять ему только о тех предметах и исполнять его волю лишь в той степени, на сколько, по их соображениям, то и другое может быть одобрено министром. Словом, ст. 43-я обращает [232] ближайших помощников главнокомандующего в прямых агентов министерства, а самого главнокомандующего ставят в невозможность, по предмету снабжения армии, сохранить самостоятельность.

37. Начальник отдела окружного управления и будет в этом случае главным ответственным лицом.

38. Если по нерадению или по беспечности одного из управлений округов, даже прямо подчиненных главнокомандующему, в армии не останется ни одного сухаря или ни одного ядра, то он не имеет права удалить командующего округом; он может только по ст. 40-й сменить одного из начальников отделов окружного управления, и то без права замещения его другим, так как выбор и назначение нового лица по ст. 30-й остается в зависимости от военного министра.

Тут является невольное сравнение. В нынешнем устройстве мирного времени все виды власти, распорядительная, исполнительная, даже инспекторская и командная, слиты безраздельно в окружном управлении, подчиненном непосредственно военному министру; в военное же время, когда необходимо единство, оно исчезает.

Как только главнокомандующий делается хозяином одного из округов, единство власти разрывается: один становится распорядителем, другой исполнителем, каждый равноправно. Легко вообразить последствия такого порядка. Война немыслима без единой и нераздельной власти; поэтому главный вождь армии всегда считался полным хозяином ее, а начальники отделов полевого управления помощниками его, каждый по своей части, единственно и вполне от него зависящими.

38. В законах наших нигде не сказано, чтобы главные начальники военных округов и в мирное время подчинялись военному министру. Они подчиняются одному Государю Императору; только отчет не может миновать Военного Министерства и Государственного Контроля; но можно ли заключить из этого, чтобы обязанность представления отчетов обратила начальников хозяйственных отделов полевого управления в прямых агентов военного министра? После этого можно сказать, что все министры суть агенты государственного контролера. При этом нельзя не заметить, что одно засвидетельствование главнокомандующего о том, что такое-то экстренное, выходящее из законного порядка распоряжение, передержка в суммах и пр. произошло от таких-то неотвратимых обстоятельств, снимает уже с начальников хозяйственных отделов полевого управления всякую ответственность. При том интенданту армии, даже при его огромных оборотах, весьма редко придется обращаться к подобному разрешению. [233]

Окружные управления в мирное время представляют о превышении власти министру, в военное же время в округах, входящих в район действия армии, главнокомандующему. Где же тут раздельность властей? Обращение в военное время местных хозяйственных управлений в исполнительные органы полевого управления армии не есть у нас новость. По Учреждению 1812 (часть III, образование интендантских управлений, § 7) коммиссии провиантские и комиссариатские в пограничных губерниях исполняют все требования генерал-интенданта и доносят об оных своему начальству. Отношения эти очень похожи на установленные новым Положением отношения окружных управлений театра войны к интенданту, с тою разницею, что он подчиняется ему вполне, как непосредственному в военное время начальнику. Что же касается до распределения деятельности распорядительной и исполнительной между различными лицами и ступенями военной иерархии, то систематическое указание круга деятельности каждого рода управления никак не может разрушить единства власти, а поведет только к водворению порядка в администрации. Власть может быть только распорядительная, а не исполнительная. Главный начальник распоряжается, подведомственные управления исполняют.

39. Нет сомнения, что главнокомандующий, с своим полевым управлением, один только в состоянии преследовать злоупотребления и, что важнее всего, по возможности предупреждать их. Но для того в его руках должны сосредоточиваться и все средства к тому.

39. В составе полевых управлений он имеет к тому совершенно достаточные средства.

40. Статья 9-я нового Положения говорит: «полевое управление принимает непосредственное участие в исполнительных действиях по хозяйственной части только тогда, когда главнокомандующий признает это нужным», между тем как, по общему смыслу Положения, главнокомандующий обязан военному министру отчетом за каждое подобное разрешение (ст. 44); кроме того полевое управление, для полного своего действия, лишено Положением необходимых органов.

40. Главнокомандующий не обязывается давать военному министру никаких отчетов. Отчеты о службе войск и действиях полевых управлений по ст. 23-й представляются им Государю Императору. Отчеты же по хозяйственным операциям идут из подлежащих управлений тем же порядком, как и в прежнее время. По ст. 44-й требуются по этим отчетам только заключения главнокомандующего, которые преимущественно должны относиться к подтверждению тех [234] обстоятельств, в которых находилась армия. В той же статье оговорено, что отчеты в израсходовании экстраординарной суммы представляются главнокомандующим Государю Императору непосредственно.

41. Ограниченность состава хозяйственных отделов полевого управления армии не дозволяет на практике прибегать к прямым заготовлениям.

41. Для экстренных заготовлений в ведении интенданта армии состоят чиновники особых поручений, корпусные, дивизионные и отрядные интенданты. Текущие же заготовления в тылу армии и прежде производились не самым полевым интендантством, а подведомственною ему главною полевою провиантскою комиссиею, теперь же будет производиться подведомственным окружным интендантством.

42. Причины расхищения государственных средств в Крымскую войну произошли преимущественно от отсутствия в начале кампании какой-нибудь организации по хозяйственному управлению наскоро собранных войск, при которых также наскоро был устроен только небольшой штаб. Впоследствии нужно было поспешно снабжать войска и формировать интендантское управление из первых попадавшихся под руку людей, стекавшихся со всех концов России за поиском добычи, ни по нравственности, ни по способностям неизвестных. Отсюда произошли известные последствия.

42. В Крыму армия не имела никаких административных средств, потому что при прежней централизации управления все было сосредоточено в Петербурге и Варшаве. Там же оставались и чины главного штаба. При нынешней же организации управлений, действующая армия нашла бы и в Крыму, как и повсюду, прочно организованные местные управления по всем частям военного ведомства, которые, будучи знакомы со средствами края, являлись бы надежными исполнителями распоряжений полевого управления армии, даже при самом ограниченном составе сего последнего.

43. Можно удостовериться сличением отчетов, что содержание во время Восточной войны Кавказской армии, не смотря на более отдаленную доставку запасов, обошлось значительно дешевле сравнительно с Крымскою, и там не происходило подобных злоупотреблений потому только, что на Кавказе война была встречена с постоянным действовавшим, не наскоро набранным, как в Крыму, полевым управлением.

43. Действующие войска встретят теперь повсюду те же административные средства, как и на Кавказе, в 1854—55 г. [235] Основная идея учреждения военно-окружных управлений заимствована из устройства тех местных управлений, которые давно уже существовали у нас на Кавказе и на других окраинах империи.

44. В объяснительной записке к Положению на страницах 8 и 9, высказано между прочим, что весь вышеизложенный порядок устанавливается с целию избавить главнокомандующего от множества забот по довольствию и снабжению войск, чтобы сохранить всю свободу мысли и духа, необходимую для успешного ведения войны.

44. Никак нельзя отрицать, чтобы при прежнем порядке главнокомандующий не был обременен массою кабинетной работы.

45. Никогда не один главнокомандующий не жаловался на обременение занятиями, о которых идет речь. Ни один план атаки или обороны, ни одно сражение, ни даже второстепенная операция или секретное движение, не могут быть предприняты главнокомандующим без личного его соображения об обеспечении материальных нужд армии.

45. Не совсем понятно, почему соображения эти не могут быть подготовлены для главнокомандующего интендантом армии.

46. Каким же образом главнокомандующий может быть освобожден от занятия этими важнейшими предметами, неотделимыми от военных предприятий и составляющими все задачи его соображений?

46. Новое Положение вовсе не освобождает главнокомандующего от распоряжений по продовольствию армии; труд его только облегчен расширением прав интенданта армии.

47. Переписка главнокомандующего до сих пор преимущественно ограничивалась донесениями Государю Императору и повелениями своим подчиненным. При новой постановке и нынешних разнородных отношениях главнокомандующего, он будет занят более всего бумажною войною. Переписка с военным министром, с другими главнокомандующими, с окружными управлениями и проч. несомненно нарушит желаемое для него спокойствие духа.

47. Переписка эта велась и в прежнее время, при настоящем же устройстве управлений можно ожидать значительного ее сокращения.

48. Из вышеизложенного явствует, что из всех лиц, составляющих армию, один только главнокомандующий сделался излишним [236] на войне. Армия, с своей стороны, не имеет более прямого доступа к Государю. Военное Министерство заслоняет от войск лицо Монарха.

Обессиление главнокомандующего совершено; власть ему оставленная не иное что, как отражение власти военного министра, вместо того чтоб быть отражением власти Государя. Главнокомандующий действительно поставлен в те же отношения к военному министру, в каких командующий частною армиею находится к своему главнокомандующему.

Поэтому прошу Ваше Императорское Величество дозволить мне обратить внимание Ваше на стр. 8 объяснительной записки, где сказано, что главнокомандующему предоставлена новым Положением вся та власть, которая принадлежала ему по Уставу 1846 г. Может ли быть какое-нибудь сходство между этим лицом и бывшим главнокомандующим, представлявшим лицо Монарха, облеченным его властию, ответственным ему одному, непосредственно Государю подчиненным, дававшим именные Высочайшие повеления, снимавшим своим приказанием всякую ответственность с подчиненных лиц?

Главнокомандующий носил звание исключительное, учрежденное для такого же исключительного времени, когда требуется безраздельная власть. Такой главнокомандующий не мог ссылаться ни на постороннюю администрацию, отчасти независимую, отчасти только полузависимую от него, ни на равноправных предводителей других армий, на том же военном театре, недостаточно ему содействующих.

Ни Учреждение 1812 г., ни Устав 1846 г. не допускали возможности указывать главнокомандующему в подробности, каким образом, через какие учреждения, в присутствии каких лиц и в какой последовательности, он должен проводить свои действия.

Армия на войне подобна кораблю на океане, снаряженному сообразно указанной ему цели; он заключает в самом себе все средства существования и успеха. Как корабль, армия составляет независимое целое, доверенное главнокомандующему на тех же основаниях самостоятельной отдельности, как корабль отдается капитану, посылаемому вокруг света. В этом уподоблении заключается та непогрешимая и священная истина, которая до сих пор служила основою нашего устройства на войне.

48. Все эти выводы совершенно произвольны.

49. При составлении нового Положения военному министру следовало прежде всего оградить эту основу от всякого посягательства. Вместо того, в задачу составителям Положения поставлено было: сохранить прежде всего неприкосновенность отношений, установленных для мирного времени между министерством и армиею. Значит, с самого же начала было нарушено должное отношение между главными сторонами дела. Нельзя применять, во что бы то ни стало, незыблемое к условному.

49. Тут вовсе не было в виду неприкосновенности отношений к Военному Министерству войск и управлений в [237] мирное время; по новому Положению полевые войска, вошедшие в состав армии, выходят из подчинения главных начальников военных округов и подчиняются главнокомандующему, при чем разделяются им на корпуса и отряды той же силы и состава, как он признает нужным; местные управления округов театра войны подчиняются непосредственно главнокомандующему, становясь исполнителями его распоряжений; все его приказания, как в войсках так и в местных управлениях, исполняются как Высочайшие повеления. Чем же уменьшена власть главнокомандующего противу прежнего и где же говорится о нескольких армиях на одном театре войны?

50. До решения этого знаменательного преобразования, Вашему Императорскому Величеству, как видно, тоже угодно было знать мнения опытных людей Вашей армии, вследствие чего военный министр спросил мнения 106 лиц. Большая часть спрошенных не принадлежат к строевому составу армии. Некоторые состоят в гражданских чинах Военного Министерства, другие в хозяйственном управлении армии, многие специалисты, а большая часть — генерального штаба (из последних 18 полковников и подполковников). Между тем не спрошен ни один полковой командир, хотя полковым командирам вверено благосостояние полков и, конечно, ближе всех известны потребности войск. Вообще не обращено должного внимания на мнения испытанных лиц строевого состава армии; мало из них спрошено. К назначенному сроку получено только 47 отзывов; для оценки их уважительности, они отданы были на суд коммиссии, зависящей от военного министра; за тем из этих отзывов составлен произвольно совращенный свод. Таким образом Военное Министерство сделалось судьею собственного своего предположения. Оно однакоже сознается, что находило эти мнения столь разнообразными и заключающими в себе столько самостоятельных мыслей и взглядов (стр. 3), что нашлось вынужденным сблизить их между собою, чтобы из самого этого разноречия вывести те начала, которые оно решилось представить на одобрение Вашего Величества. В этих словах обнаруживается то насилование представленных мнений, которое изменило основу бывшего Устава. Из 47 отвечавших лиц по главному вопросу о значении и власти главнокомандующего, о 25 в своде мнений вовсе не упоминается; а остальные 22, наиболее значительные по своему авторитету в армии, единогласно не находят нужным в правах главнокомандующего делать какие-либо изменения, (стр. 175 свода мнений). Одно из них полагает отменить только § 16 Устава. Однакоже, не взирая на это, главнейшие права главнокомандующего, предоставленные ему Уставом 1846 г., изменены или уничтожены. После того трудно понять смысл заявления объяснительной записки (стр. 2, 3 и 4), что заключения коммиссии, представленные 24 Ноября 186& г. на одобрение Вашего Императорского Величества, были основаны либо на большинстве полученных мнений, либо на [238] уважительности соображений, заявленных наиболее опытными и сведущими людьми. Непонятно также уверение, что начала предстоящего нового закона подвергнуты зрелому и всестороннему обсуждению, в правильности которого должны были служить порукою боевая и административная опытность лиц, способствовавших Военному Министерству в работе. Разве подобного рода представление можно называть мнением целой армии, высказанным Вашему Императорскому Величеству? Такое представление, выражающее одно мнение Военного Министерства, нельзя считать зрелым и всесторонним обсуждением вопроса, в особенности когда идет речь об уничтожении нашего коренного военного закона и о новых началах, ему противоположных.

Хотя большинство представивших мнения и принадлежит преимущественно к разряду административной специальности, все-таки даже в сокращенных извлечениях этих мнений видно ясное противоречие самому смыслу нового Положения. Все почти высказываются против нарушений оснований Устава 1846 г. и сильно стоят за непосредственное подчинение одному главнокомандующему всего что входить в район армии, и за нераздельность распорядительных и исполнительных действий.

Армия создана для войны; этим только объясняется и обусловливается существование войска и в мирное время. По этому военный министр, заявляя о необходимости для Русской армии нового военного Положения, весьма правильно замечает, что Устав 1846 г. мирного времени не достаточен; но почему Устав военного времени покойного Государя для войны не годится — о том министр не говорит, он даже умалчивает о его существовании. Но военный Устав 1846 г. препятствовал нарушению нераздельности распорядительной и исполнительной власти, не допускал возможности называть начальников частных армий главнокомандующими и не дозволял уничтожить главный штаб верховного вождя армии. Забота же министра видимо состояла в применении, во что бы то ни стало, нового военного Положения к нынешнему мирному управлению войсками, т. е. к окружной системе, и подвергнуть, как он выражается, обсуждению некоторые основные вопросы относительно той организации, которую должны принять штабы и управления армий и корпусов в военное время, при настоящем устройстве войск мирного времени (стр. 2).

50. Военное Министерство считает себя совершенно свободным от всякого упрека в торопливом ведении или незрелом обсуждении работы по составлению Положения, удостоившегося 17 Апреля 1868 г. Высочайшего утверждения. В течении 3 1/2 лет проект этого Положения рассылался на обсуждение дважды. В первый раз главные основания проекта были разосланы на обсуждение 106 лиц, а именно:

Их Императорских Высочеств Великих Князей Николая и Михаила Николаевичей.

Генерал-фельдмаршала князя Барятинского;

21 полных генералов. [239]

41 генерал-лейтенантов.

18 генерал-маиоров.

5 высших гражданских чинов.

13 полковников.

5 подполковников.

В числе этих 106 лиц 51 действительно принадлежали к генеральному штабу, но в числе их было 5 полных генералов, 18 генерал-лейтенантов, 10 генерал-маиоров и только 18 штаб-офицеров. При выборе этих лиц Военное Министерство не могло не руководствоваться преимущественно опытностию и знаниями их в деле военного управления; оттого в младших чинах перевес оказался на стороне лиц, принадлежащих к составу штабов и управлений, которые в этом случае могли быть лучшими судьями, чем строевые штаб-офицеры. Большинство же спрошенных принадлежит к числу лиц, знакомых с делом управления армии из многолетнего боевого опыта.

Второй раз разослан был уже самый текст проекта «Положения» на обсуждение 177 лиц, а именно:

Их Императорских Высочеств Великих Князей Николая и Михаила Николаевичей.

Двух генерал-фельдмаршалов.

21 членов Военного Совета.

11 главных начальников военных округов, 5 их помощников.

77 начальников отделов военно-окружных управлений, 6 их помощников, и сверх того:

12 полных генералов.

Не занимающих выше упомянутых должностей.

19 генерал-лейтенантов.

16 генерал-маиоров.

6 полковников.

Кроме того, как выше сказано, проект подвергался обсуждению особого комитета под председательством главнокомандующего войсками Варшавского военного округа. До какой степени Военное Министерство свободно от упрека в произвольном сокращении полученных мнений и в оставлении их без внимания, доказать могут весьма существенные и важные изменения в организации полевых управлений, сделанные в самом тексте проекта, противу первоначально разосланных (в Мае 1865 года) предположений.

Что же касается до прав главнокомандующего, то, согласно большинству мнений, в новом Положении права эти ни [240] мало не ограничены противу Устава 1846 г.; устранено только противоречие одних параграфов с другими и исключены параграфы, заключающие в себе общие места, не могущие иметь никакого практического применения.

51. Я более не останавливаюсь на разборе подробностей нового Положения, потому что они последовательно истекают из этих неправильно постановленных начал. Должно полагать, что военный министр не предвидел последствий предположенного им преобразования, ниспровергнувших заветные основания нашего военного бытия.

В первый раз с 1716 года в Русском военном Уставе о Государе не упоминается. Нет даже и представителя Монарха на войне; вследствие чего единство командования неизбежно сосредоточилось в министерстве.

51. Несогласие этих нареканий с прямым разумом нового Положения доказывается вышеприведенными объяснениями.


Комментарии

56. Выдержки из этих писем будут помещены в приложениях.

57. Граф Д. А. Милютин говорил мне, что и если посылка не дошла до кн. Барятинского, то нет в этом ничего удивительного, при беспрерывных переездах фельдмаршала за границею и при наших почтовых порядках относительно заграничных посылок. — Надобно при том принять к соображению, что тогда по нескольку месяцев не знали в Петербурге местопребывания фельдмаршала. В течении 1865 и 1866 годов не было от него ни одного письма.

58. “Военное Министерство, с своей стороны, не получив ответа от фельдмаршала на разосланные в первый раз предположения, приписало его молчание тяжкому болезненному состоянию, не позволявшему заниматься делами и даже поддерживать переписку." (Замечание графа Милютина).

59. Против этого места на копии письма кв. Барятинский сделал заметку: “поэтому, кажется, я более других имел право быть спрошенным".

60. Против этого фельдмаршал заметил: “сколько же бы мне осталось времени чтобы дать следующее мнение?" Граф Милютин (осенью 1890 г.), заметил мне на это место: "Обсуждение начал проекта должно было только начаться 1-го Декабря. Если бы замечания фельдмаршала получены были и позже, они все-таки были бы приняты во внимание".

61. Граф Милютин замечает по этому поводу, что “оказалось невозможным добиться положительной справки на почте".

62. Записка и замечания — совместная работа Р. А. Фадеева и бывшего Кавказского интенданта И. Г. Колосовского, разумеется, писавших по указаниям самого фельдмаршала. По словам близкого к князю Барятинскому лица, он остался недоволен редакциею и приписывал отчасти этому неуспех записки. Я, однако думаю, что та или другая редакция здесь не могла играть особенной роли: причина неуспеха лежала в самом способе ведения борьбы, в слишком страстном характере нападения и еще более в несвоевременности, после столь недавнего Высочайшего утверждения “Положения".

63. Граф Милютин по этому заметил мне нижеследующее: “Существенные изменения в Положении 1890 года относятся вовсе не к тем статьям прежнего Положения, на которых почти исключительно сосредоточивалась критика фельдмаршала (т. е. мнимое умаление значения и власти главнокомандующего), а в организации всего механизма административного на театре войны, в особенности тыловых учреждений, переустройство которых признавалось необходимым еще до начала войны 1877-1878 гг. Эту необходимость показал опыт войны Франко-Прусской 1870-1871 годов".

64. Пункты и объяснения следуют здесь одни за другими.

65. То есть замечания фельдмаршала.

66. В “Положении 1890 года тоже оставлены командующие армиями, но они подчинены одному главнокомандующему (§ 1-й, раздел 18). Главнокомандующий же представляет лицо Императора и облекается чрезвычайною властью" (§ 18-й, раздел 21).

67. Однако в новейшем “Положении" 1890 г. сказано: “§ 28-й. Повеления главнокомандующего исполняются в войсках ему вверенных, в подчиненных военных округах, губерниях и областях театра войны как Высочайшие именные повеления, всеми местами и лицами, военными и гражданскими, всех ведомств".

68. В “Положении", утвержденном в 1890 году, напротив, командующие армиями вполне подчинены главнокомандующему. § 34: он имеет право изменять по своему усмотрению состав армий. Пункт 5-й того же §: он во время войны избирает и допускает к исправлению должностей командующих армиею. § 102: Командующий армиею подчиняется в действиях своих непосредственно главнокомандующему. Никакое другое лицо или правительственное место не дает ему предписаний и не может требовать от него отчетов. § 8-й: Главнокомандующий армиями дает командующим отдельными армиями общие указания относительно ведения военных действий, наблюдая за деятельностью командующих армиями по всем отраслям управления, он дает им общие в этом отношении указания и т. д.

69. По “Положению" 1890 г. § 34 пункт 3-й, главнокомандующий назначает своею властию командиров полков. В этом отношении взгляд кн. Барятинского и теперь не был разделяем. — Что же касается патента, то князь говорил о патенте на чин полковника, а не на должность полкового командира, которую однако можно было получить только будучи произведенным в полковники.

Текст воспроизведен по изданию: Фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский. 1815-1879. Том 3. М. 1891

© текст - Зиссерман А. Л. 1891
© сетевая версия - Трофимов С. 2020
© OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001