СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ВАН-ГАЛЕН В РОССИИ
(1818-1820 гг.)

Глубокий интерес, проявившийся в России к испанским событиям периода Отечественной войны 1812 г., привел к прямым контактам между представителями русского общества и участниками революции и национально-освободительной войны испанского народа и способствовал в дальнейшем идейному становлению декабристского движения. О существовании этих контактов известно давно. Уже в 30-е годы XIX в. в разных странах были опубликованы мемуары испанского генерала Хуана Антонио Ван-Галена (1790-1864), второй том которых посвящен его пребыванию в России. Хотя в них содержатся важные сведения, они до сих пор остаются малоизученными.

Написанные вскоре после интервенции Священного союза в Испанию мемуары вызвали различные отклики у современников: одни утверждали, что они «наполнены ложью, хвастовстом и клеветой» ¹, другие были убеждены в их достоверности. Такой подход нашел отражение и в исторической литературе, как в России, так и в Испании. Если М. Менендес-и-Пелайо, исходя из отдельных частных данных, высказал предвзятое мнение, что мемуары Ван-Галена основаны на вымысле ², то Пио Бароха их правдивость казалась безусловной ³, ибо Ван-Гален действительно участвовал в восстании испанского народа против Наполеона в 1808 г., а позднее, в 1816-1817 гг., — в деятельности тайных масонских лож, направленной против феодально-абсолютистской реакции.

Хотя в России мемуары Ван-Галена не издавались ⁴, еще в период разгрома декабристского движения некоторые современники отмечали, что «достоверность этих записок подтверждается официальными бумагами и показаниями очевидцев» ⁵. «В самом начале 30-х годов в Лондоне появились его интересные записки, — писал о мемуарах Ван-Галена [146] В. Потто, — в которых немало места отведено Кавказу. Это было первое живое слово, сказанное о нем иностранцем, которого судьба сделала очевидцем значительных событий в крае — и надо сказать, что Ван-Гален представил Европе эту страну и русское в ней влияние в их настоящем свете» ⁶.

Мемуары Ван-Галена привлекли также внимание декабристоведов. Еще В. С. Семевский отметил, что в материалах следствия над декабристами упоминается имя Ван-Галена ⁷, М. В. Нечкина в книге «Грибоедов и декабристы» впервые в литературе проанализировала особенности некоторых изданий мемуаров Ван-Галена на французском и английском языках (испанские издания остались неиспользованными) ⁸. Советского декабристоведа интересовало главным образом пребывание Ван-Галена на Кавказе, его версия дуэли А. С. Грибоедова с А. И. Якубовичем, отзывы о А. П. Ермолове, А. А. Вельяминове и других ⁹. В отличие от М. В. Нечкиной, интересовавшейся прежде всего проблемой идейного-общения Ван-Галена с передовыми людьми России и Грузии, Н. К. Пиксанов утверждал, что пребывание Ван-Галена на Кавказе будто бы проходило «вне общения с декабристами» ¹⁰. В работах советских исследователей приводятся многочисленные архивные данные. Но, говоря о пребывании Ван-Галена в России, они основываются исключительно на его мемуарах. Новые документы по этому вопросу приводятся лишь в сборнике Отдела письменных источников Государственного Исторического музея (Москва), опубликованном к 150-летию восстания декабристов ¹¹.

Какие цели в действительности преследовала поездка Ван-Галена в Россию? Почему в своих мемуарах он упоминал имена одних лиц и умалчивал о других? Удалось ли ему установить тесные контакты между борцами за конституцию в Испании и будущими декабристами? В настоящей статье попытаемся ответить на эти и другие вопросы, частично уточнив факты, приводимые в мемуарах Ван-Галена. Проследив контакты в России испанского эмигранта, мы убеждаемся, что именно петербургские друзья побудили его приступить к написанию мемуаров.

Знакомство Ван-Галена с Россией началось еще в Лондоне, куда он прибыл весной 1818 г., после побега из тюрьмы инквизиции. Находившиеся в английской столице испанские эмигранты предложили ему сражаться в Южной Америке против войск метрополии. За его отказ воевать на стороне южноамериканских повстанцев один из эмигрантов, Диего Корреа, в журнале «Эль Эспаньоль конститусиональ» подверг его критике ¹². Именно тогда «взоры» Ван-Галена, как он сам выразился в своих [147] мемуарах, обратились к России. Мотивируя свое желание поехать в эту страну, он сослался на то, что Александр I поощрял эмиграцию в Россию и проводил либеральную политику, а в особенности на то, что Россия никогда не будет воевать против Испании ¹³. Вскоре Ван-Гален познакомился с одним «джентльменом» из российского посольства ¹⁴, который проявил к испанскому эмигранту интерес и снабдил его рекомендательными письмами. Ван-Гален был принят поверенным в делах российского посольства в Лондоне Д. Н. Блудовым, который выдал ему паспорт для путешествия в Россию. Вскоре после прибытия в Петербург, в декабре 1818 г., Ван-Гален был принят бывшим канцлером Н. П. Румянцевым, ген.-адъютантом П. М. Волконским, генералом А. А. Бетанкуром и Н. И. Тургеневым ¹⁵. П. М. Волконский, сославшись на указ Александра 1, отказался обсуждать с Ван-Галеном вопрос о его поступлении в русскую армию. Не смог ему помочь и Н. И. Тургенев. Он разъяснил испанскому эмигранту, что его политическое прошлое (побег из тюрьмы) лишает его возможности поступить на русскую службу, несмотря на то, что многие выражают симпатию борцам за свободу Испании. Ван-Гален, не имея средств к существованию, должен был либо поступить на службу, либо выехать из России. Вскоре его познакомили с некоторыми молодыми людьми из знатных дворянских семей. В мемуарах Ван-Гален неоднократно упоминает одного из них (графа М. W.) — известного масона М. Ю. Виельгорского, впоследствии, в 1827 г., назначенного главным директором Управления императорскими театрами. В приложении к бельгийскому изданию мемуаров Ван-Гален воспроизвел факсимиле младшего брата М. Ю. Виельгорского — Александра Юрьевича, в конце 1819 г. поступившего на службу в петербургский архив Министерства иностранных дел. В доме М. Ю. Виельгорского на Мойке Ван-Гален познакомился также с С. С. Ланским, гвардейскими офицерами Кругликовым, Мамоновым, адъютантом начальника Главного штаба А. П. Мансуровым и другими лицами, в том числе с флигель-адъютантом Александра I Андреем Михайловичем Голицыным, который решил помочь испанскому изгнаннику. Он испросил у императора согласие в порядке исключения принять на службу Ван-Галена. Камергер гр. Чернышев от имени Ван-Галена составил текст прошения к Александру I. Подлинный текст этого прошения доказывает, что Ван-Гален не случайно в своих мемуарах процитировал лишь его первый абзац, а затем привел несуществующие строки: «предоставить мне почетное убежище в рядах Вашей армии, где я желал бы служить до тех пор, пока [148] счастливые обстоятельства не откроют мне двери моей родины» ¹⁶. Сопоставление текстов показывает, что эти строки появились позднее, когда Ван-Гален, оправдывая свое поведение в глазах испанцев, составлял брошюру «Два слова публике от жертвы инквизиции» (Мадрид, март 1821). В феврале 1819 г., подписывая прошение, он думал не о возвращении на родину, а о поступлении на русскую службу. В прошении он сослался на свои ранения в сражениях при Трафальгаре, Мадриде и Барселоне, на службу в армии Блака в период битвы при Корунье и взятии Ферроля («где я попал в плен»), на «внезапный захват Лериды, за что правительство кортесов наградило меня крестом святого Фердинанда и значительной пенсией». «По окончании войны, — читаем мы далее, — я был включен в свой полк (4-й конных егерей) в качестве подполковника и назначен заниматься военной подготовкой офицеров этого корпуса, из которого я был взят 21 сентября 1917 г.» В конце прошения испанский эмигрант умолял Александра I принять его на службу ¹⁷.

Ответ на прошение последовал лишь через два с половиной месяца (на документе помета: «ответ дан 19 мая»). В мемуарах Ван-Гален утверждает, что задержка с ответом была вызвана поведением испанского посланника Сеа Бермудеса, будто, бы заявившего правительству России в специальной ноте протест против принятия Ван-Галена на русскую службу. Однако это утверждение не представляется нам правдоподобным. Как следует из документов, к Сеа Бермудесу по приказу Александра I обратился управляющий Министерством иностранных дел России К. В. Нессельроде. В результате беседы с посланником испанского короля Нессельроде пришел к выводу, что Сеа Бермудес, не имея возможности в силу своего положения «высказать формальное одобрение» намерению императора принять Ван-Галена на русскую службу, «как частное лицо питает в отношении своего соотечественника то же чувство, которому император счел возможным уступить». Как разъяснял далее Нессельроде, факт бегства Ван-Галена из тюрьмы инквизиции должен был бы «взять верх над соображениями гуманности», но «более благоприятные сведения, которые сообщили о нем лица, достойные доверия, ослабили впечатление, естественно произведенное нелегальным характером его отъезда из Испании» ¹⁸. Немалую роль сыграло также согласие Ван-Галена служить на Кавказе, в тогдашней «теплой Сибири». Уже 5(17) апреля 1819 г. Нессельроде в отношении к начальнику Главного штаба русской армии П. М. Волконскому утверждал, что Александр I решил принять Ван-Галена на русскую службу «с тем же чином и с определением в отдельный Грузинский корпус». Однако в ответном отношении П. М. Волконский сослался на то, что император повелел предварительно «удостовериться», действительно ли Ван-Гален служил в испанской армии подполковником и истребовать о его службе бумаги. Через два дня после зачисления Ван-Галена на русскую службу Нессельроде предписал ему «незамедлительно» направиться к месту его «нового назначения». Несомненно, что царь, хорошо зная о популярности испанского изгнанника в некоторых кругах дворянской молодежи, стремился поскорее удалить его из столицы. Во время смотра расквартированных в Петербурге полков царь, вопреки традиции, отказался от непосредственного контакта с новым офицером русской армии ¹⁹.

Ван-Гален выехал из Петербурга в Москву, чтобы затем следовать [149] в Грузию 24 июля 1819 г. Оставшиеся до отъезда дни он провел в подготовке к долгой поездке, прогулках с друзьями в окрестностях столицы (Петергоф, Кронштадт и главным образом Царское Село). Об одной из них мы узнаем из сохранившегося письма от 9 (21) нюня 1819 г. А. Ю. Виельгорского ²⁰, упомянувшего о шутке Ван-Галена в отношении эмблемы императорского орла.

А. Ю. Виельгорский, как и его старший брат — М. Ю. Виельгорский (впоследствии принявший живое участие в выкупе из крепостной неволи выдающегося украинского поэта Т. Г. Шевченко), не будучи декабристом, был настроен оппозиционно к самодержавию и крепостному праву. В его глазах Ван-Гален был героическим борцом за конституцию 1812 г., политические свободы испанского народа. Он был «твердо убежден», что «нашел в нем человека необычного, человека, не только способного вести себя порядочно в великих обстоятельствах, но и к тому же способного совершать великие дела» ²¹. А. Ю. Виельгорский стремился понять происходившие в Европе события и, в частности, положение в Испании в период революции 1820 г., глубоко отличавшееся, по его словам, от положения во Франции в 1789 г. По своей инициативе в апреле 1820 г. он составил записку об испанской конституции 1812 г., «о которой много говорят, но которую мало знают» ²².

Сознавая, что со злоупотреблениями «несправедливых помещиков и их жадных управляющих» невозможно покончить при помощи полумер, идя по пути «примиренчества», он утверждал, что «с системой злоупотреблений, насилий, преступлений может быть покончено только тем способом, каким этот узел разрубил меч Александра» ²³. Несомненно, что в России Ван-Гален не раз обсуждал со своими друзьями из среды русских и остзейских дворян проблему крепостного права. Но очень сомнительно, что Виельгорские, рассматривавшие «реальную аристократию как основу конституционного управления» ²⁴, разъяснили ему необходимость полной и срочной ликвидации крепостного права. Свои взгляды Ван-Гален мог заимствовать из бесед с другими лицами, считавшими, что Россия не дозрела до полной ликвидации феодальных порядков. Читая мемуары Ван-Галена, поражаешься поверхностностью его суждений. Так, он утверждает, что крестьяне прибалтийских провинций (одних из самых развитых) Российской империи будто бы были настолько отсталыми, что не желали освобождения и даже начинали бунтовать, когда в этих провинциях в 1816-1818 гг. стала осуществляться отмена крепостного права ²⁵. В действительности крестьяне бунтовали потому, что их вместе с крепостной зависимостью «освобождали» также от земли ²⁶. Этого он не понял и не учел в своих мемуарах. Лишь позднее, после поражения [150] революции 1820-1823 гг., некоторые испанские эмигранты стали глубже понимать сущность аграрного вопроса, но к их числу даже тогда не принадлежали Ван-Гален и генерал Мина ²⁷.

Беседы с петербургскими друзьями пробудили у Ван-Галена желание разъяснить русскому императору свои взгляды о положении в Испании. Накануне отъезда в Грузию 18 июля 1819 г. он представил К. В. Нессельроде специальную записку для Александра I. Передаче этой записки, отражавшей стремление некоторых испанских либералов повлиять через русского императора на Фердинанда VII, предшествовало «неудачное восстание» в порту св. Марии ²⁸. По-видимому, Ван-Гален надеялся, что его «разъяснения» вызовут у Александра I желание выступить за восстановление конституционного режима в Испании. Пересылая записку, он в кратком письме к Нессельроде от 18 июля 1819 г. подчеркнул, что «хотя меня привели» в Петербург «обстоятельства, совершенно чуждые предмету этого письма, я... полагаю, что разъяснения по этому вопросу могут заслужить кое-какое внимание Е. И. В., в различных критических обстоятельствах проявлявшего великодушный интерес к делу Испании и ее государя» ²⁹.

В записке Ван-Гален остановился на последствиях для Испании декрета 4 мая 1814 г. Фердинанда VII. По его словам, «сервилес» оклеветали других деятелей, представив их Фердинанду VII в качестве «единой республиканской и якобинской партии». Накануне возвращения Фердинанда VII Испания была расколота на три большие партии и стояла на пороге гражданской войны, но «некоторые благонамеренные лица с большим трудом сумели остановить междоусобные смуты, угрожавшие стране». Ван-Гален не называл их имен, но, несомненно, имел в виду лидеров кортесов Канга Аргуэльес и Мартинес де ла Роса. «После принятия декрета 4 мая 1814 г., — писал далее Ван-Гален, — нация испытала грустные периоды различных заговоров». Остановившись на тяжелых последствиях для Испании войны с колониями, он сделал вывод, что «при таком положении вещей осторожное и разумное вмешательство Е. В. императора с тем, чтобы побудить короля Фердинанда VII созвать представителей сословий королевства, как он обещал в декрете 4 мая 1814 г., явится единственной прочной надеждой, остающейся у друзей порядка, спокойствия и безопасности трона и монархии» ³⁰.

Позднее, в июне 1821 г., в брошюре «Своевременные истины, изложенные Е. В-ву Дон Хуан Ван-Галеном» испанский эмигрант приглашал Фердинанда VII ознакомиться с этой запиской — «моим искренним заявлением, написанным по-французски и содержащим некоторые из пожеланий представления Альваро Флореса Эстрады, которое я передал одному лицу, преданному ему и владеющему этим языком» ³¹. Нам неизвестно, [151] кто был этим лицом. Из письма А. Ю. Виельгорского Ван-Галену от 2(14) сентября 1819 г. мы узнаем, что Ван-Гален говорил ему «об этом документе, содержащемся в испанской газете, которая выходит или должна выходить в Лондоне». Он передал документ Лакомбу, но затем взял его назад, «чтобы самому перевести» ³². Распространяя «Представление» Альваро Флореса Эстрады среди своих друзей, Ван-Гален, несомненно, рассчитывал, что содержащееся в нем требование о созыве кортесов, обещанном Фердинандом VII в декрете 4 мая 1814 г., найдет поддержку в кругах, близких ко двору Александра I ³³.

О пребывании в Петербурге и поступлении на службу Ван-Гален сообщил своим друзьям в Лондон. В июне 1819 г. он послал с «моряком» Корсаковым (по-видимому, П. Ф. Корсаковым) письмо и платок. Корсаков выполнил поручение Ван-Галена и передал С. С. Ланскому полученную им расписку, чтобы тот переслал ее Ван-Галену ³⁴. Мы не знаем имя «персоны», которой Ван-Гален с оказией переслал письмо и платок. Может быть, это была сестра Кироги, впоследствии вышедшая замуж за Ван-Галена. Но, возможно, что с Корсаковым Ван-Гален послал также письма испанским политическим эмигрантам генералу Мина и Бартоломе Хосе Галлардо. Такое предположение тем более вероятно, что письмо Мине Ван-Гален написал 25 мая (6 июня), т.е. незадолго до отъезда Корсакова.

Накануне отъезда из Петербурга Ван-Гален написал также письмо на имя А. Ю. Виельгорского, несколькими днями ранее выехавшего из Петербурга «на воды», и оставил его Лакомбу. Ниже мы приводим полный текст этого письма.

С.-Петербург. 23 июля 1819 г.

Дорогой Александр!

Поспешно выезжая, я оставляю Вам на хранение прилагаемые четыре пакета, запечатанные моей семейной печаткой. Они содержат все, что есть самого сокровенного и интересного для меня. Только такому человеку, как Вы, я могу довериться. Быть может, я напишу Вам и обниму Вас через несколько месяцев, если со мной будут честны. Но, быть может, в окружении азиатов я погибну, и Вы от меня ничего не узнаете.

В таком случае Вы напишите Галлардо, в Лондон; сообщив ему о моей смерти и хорошо договорившись с ним, Вы перешлете ему морским путем прилагаемые пакеты. Вы напишите Галлардо по адресу № 1. Вложите 4 пакета в конверт, написав, что эти бумаги принадлежат мне. Таким образом, если с Вами произойдет несчастье, конверт может с аналогичными инструкциями попасть к Сойе, человеку, полностью заслуживающему наше уважение.

Если Вы узнаете что-либо важное, хорошее или плохое, относящееся ко мне или моей родине. Вы будете действовать заодно с Сойе, чтобы сообщить мне с фельдъегерем начальника штаба Муравьева, которому я рекомендован. Не доверяйте почте, если речь пойдет о чем-либо другом, не относящемся к состоянию Вашего здоровья.

Положите волосок в письмо ко мне, и этот наш секрет позволит установить, было ли оно распечатано. Я же, со своей стороны, поступлю таким же образом.

Прощайте, дорогой друг, от всего сердца обнимаю Вас. Вы один из немногих моих близких к настоящих друзей. Весь Ваш

X. Ван-Гален ³⁵ [152]

В письме автор, упомянув о своих связях с Галлардо, одновременно указал, что он рекомендован начальнику штаба Муравьеву, с фельдъегерем которого он может посылать письма, содержащие важные сведения. В различных вариантах мемуаров неоднократно упоминается имя Муравьева: у Рожье — «полковника», а у Бароха — «капитана гвардейского генерального штаба». Вышеприведенное письмо Ван-Галена позволяет точно установить имя Муравьева. Речь идет об основателе первой тайной организации декабристов — Союза спасения (1816 г.) полковнике Александре Николаевиче Муравьеве, ибо только он в 1817-1818 гг. исполнял обязанности начальника штаба. А. Н. Муравьев был участником многих сражений, в том числе при Бородино. За взятие Вязьмы 29 октября 1812 г. он был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость» ³⁶. Но в январе 1818 г., во время крещенского парада в Москве, по приказу Александра 1 за мелкое нарушение церемониала он был арестован и посажен на гауптвахту ³⁷. Этот «демонстративный арест» возмутил русских офицеров. В июле 1819 г. А. Н. Муравьев послал с Ван-Галеном в Тифлис письмо своему брату, рекомендуя его как «прекрасного человека» и прося «дружески принять». Возможно, что это письмо не дошло до адресата, ибо Н. Н. Муравьев еще 18 июня 1819 г. выехал из Тифлиса. 7 августа 1819 г. А. Н. Муравьев послал другое письмо, приложив к нему «письмо Ван-Галену из Петербурга» ³⁸. Однако встреча Ван-Галена с Н. Н. Муравьевым произошла только весной 1820 г., после возвращения последнего из Туркмении.

Письмо своего испанского друга А. Ю. Виельгорский получил в начале сентября 1819 г. В ответном письме он спрашивал, что следует ему сделать в случае отъезда за границу и обращал внимание на то, что Ван-Гален не оставил ему адреса Галлардо. Одновременно Виельгорский сообщал Ван-Галену различные политические новости, в частности, о раскрытии летом 1819 г. в Кадисе заговора и его последствиях ³⁹.

Ответ Ван-Галена Виельгорский получил спустя несколько месяцев, 4(16) февраля 1820 г. Ниже мы приводим перевод (с французского) этого письма:

Тифлис, 5 января 1820 г.

Мой дорогой Александр!

С большим трудом я, наконец, собрался написать Вам. Начинаю с пожелания доброго Нового года. Я нахожусь в этом городе с 28 сентября, а 4 октября желчная горячка покончила с моим здоровьем, терпением и всем... и с тех пор я не провожу ни одного дня без горячки, которая повторяется иногда с симптомом трехдневной лихорадки. Перед этим я написал из Моздока Вашему брату Мишелю, Ланскому, Голицыну, Мамонову и Сойе, но ни один из этих господ мне не ответил. Разгадайте мне эту загадку и скажите, где находятся Голицын, Ланской и Мамонов? Генерал Ермолов предложил включить меня в штаб корпуса, которым он командует, и в ожидании высочайшего решения я отправляюсь в свой полк, расположенный в деревне Карагач, недалеко отсюда.

Я рассчитываю выехать послезавтра.

Прошу Вас, дорогой Александр, пройти к г-ну Ливно, негоцианту, который, как я полагаю, должен получить письма из-за границы для меня. Вы представите ему плату [153] за пересылку всех писем, оставленных мной ему, и тех, которые я пошлю ему по почте. Все это очень легко послать в соответствии с новым регламентом, и все те, кто путешествуют, уверяют, что почта в Тифлис поступает так же исправно, как в любые города империи.

Вы мне расскажите также, вернулся ли моряк Корсаков и сделал ли он все, что я ему рекомендовал. В противном случае, Вы оставите на хранение пакет с очень большим персовым платком, прилагаемый здесь, и другие предметы.

Порадуйте меня нашими новостями! Мое настроение не такое, как обычно, из-за состояния здоровья, мешающего мне заняться такой учебой, которая возможна в стране и в которой я нуждаюсь. Я Вам расскажу об остальном, чтобы дать Вам представление, тогда, когда у меня будет желаемое состояние.

Скажите Мансурову, или передайте ему, что здесь находится некий Талызин, о котором он мне ничего не говорил и который называет себя его братом. Якобы его родные будут посылать ему деньги, если они узнают о хорошем поведении этого молодого человека. Я могу это сделать из своего интереса к тому Мансурову, которого я одного лично знаю из этой семьи. Поздравьте сами или передайте поздравления от моего имени. Я видел в печати сообщение о повышении его в чине. Приветствуйте всех добрых друзей от моего имени. Извините меня за беспорядочность этого письма и орфографические ошибки. Я не в состоянии написать так, как следует. Весь Ваш

друг X. Ван-Гален

Ивану Антоновичу Ваналену, Тифлис, Карагач, остальное Вы знаете.

Письмо — один из немногих документов, содержащих сведения о пребывании Ван-Галена (в течение одного года) на Кавказе. Оно дополняет и уточняет мемуары испанского революционера и путешественника. Во-первых, оно позволяет точно установить, что в Тифлисе до поездки в Карагач (место расположения Нижегородского полка) Ван-Гален провел более трех месяцев — с 28 сентября 1819 г. до 7 января 1820 г. Уже в это время испанский эмигрант приобрел много друзей. К нему, участнику исторических событий, борцу за конституцию кортесов (официально признанную правительством России по союзному договору с Испанией, заключенному 8(20) июля 1812 г. в Великих Луках), сразу стали обращаться офицеры корпуса А. П. Ермолова. Ван-Гален поселился в Тифлисе у подполковника П. Я. Ренненкампфа ⁴⁰. По всей видимости, именно П. Я. Ренненкампф сообщил Ван-Галену, что его друг А. П. Мансуров повышен в чине и назначен «старшим адъютантом в Главный штаб Е. И. В-а» ⁴¹. Во-вторых, обращает на себя внимание то, что А. П. Ермолов еще в 1819 г. предложил включить Ван-Галена в штаб своего корпуса.

Однако о главном — своих новых знакомствах в Тифлисе — Ван-Гален А. Ю. Виельгорскому не сообщил. Между тем накануне приезда Ван-Галена из Тавриза в Тифлис вернулся великий русский писатель А. С. Грибоедов, секретарь русской миссии в Персии, хорошо знакомый с Ренненкампфом.

В своих мемуарах испанский революционер многозначительно заметил, что «Тифлис скоро стал для меня вторым Петербургом» ⁴². Глубокий смысл этого утверждения раскрыт М. В. Нечкиной в книге «Грибоедов и декабристы», где рассказано об открытии в Тифлисе стараниями А. П. Ермолова офицерского клуба с богатой библиотекой, получавшей [154] иностранную печать. О пребывании Ван-Галена в тюрьме инквизиции по обвинению в «преступлениях против общественного порядка» ⁴³ могли узнать из газеты «Le Vrai-Liberal», пользовавшейся особой популярностью у будущих декабристов.

В Карагаче Ван-Гален пробыл до апреля 1820 г. 9(21) мая вместе с М. А. Коцебу, А. И. Якубовичем он выехал из Тифлиса. Во время похода около большой мечети Казикумыка произошло «памятное событие»: церемония присоединения Лезгинского ханства к России. Вернувшись в Тифлис в июле 1820 г., Ван-Гален продолжал поддерживать контакты с товарищами по походу. Об этом свидетельствует одно «частное письмо», которое он получил в Тифлисе и которое с сокращениями опубликовал в июне 1821 г. в приложении к брошюре «Своевременные истины, изложенные Его Величеству...», а позднее — в мемуарах. К сожалению, имя автора этого письма, «неизвестного ермоловца», по выражению М. В. Нечкиной, осталось нераскрытым. Обращают на себя внимание слова: «около памятной мечети, где ты меня оставил, 18 сентября 1820 г.» Эти слова не приведены М. В. Нечкиной, впервые опубликовавшей письмо в переводе на русский язык ⁴⁴. Они позволяют предполагать, что письмо было написано в Казикумыке. Все содержание письма свидетельствует, что друзья Ван-Галена на Кавказе свободно обсуждали политические новости, о которых они узнавали из иностранных газет и из частных писем. Автор письма, «молодой москвич из хорошей семьи», рассказал Ван-Галену, какое значение для «нашего маленького кружка» (notre petite coterie), т.е. группы русских офицеров на Кавказе (по-видимому, членов тайного общества), приобретали известия о революции в Испании. В Тифлисе Ван-Гален получил также письмо от А. Ю. Виельгорского, на этот раз ответившего ему с запозданием — 5(17) марта 1820 г. И эта задержка была не случайной. В это время в Западной Европе произошли значительные события. 1 января 1820 г. в Испании полковник Д. Рафаэль дель Риего провозгласил восстановление конституции 1812 г. и с несколькими батальонами солдат экспедиционной армии, предназначенной для отправки в Южную Америку, начал военные действия против королевских войск.

Отзвуки революции в Испании докатились до России. У некоторых близких ко двору лиц сочувствие либеральной молодежи к Ван-Галену вызвало подозрения. Этому способствовало обстоятельство, о котором А. Ю. Виельгорский вскоре сообщил Ван-Галену. «Весной этого года в Петербурге, — писал он 5(17) марта 1820 г., — появилось произведение, озаглавленное "История кампании 1813 и 1814 гг.” Коха ⁴⁵. Все принялись его читать или, по меньшей мере, перелистывать. Предметом особого внимания оно стало у военных. В результате эта книга попала в руки многих лиц, которые Вас знают и к Вам привязаны. Один из них (первым), Мамонов ⁴⁶, нашел в ней отрывок, касающийся Вас и, естественно, сообщил об этом тем, кто интересуется Вашей судьбой и желает получить побольше сведений о Вашей нравственной и политической жизни» ⁴⁷. Виельгорский привел этот отрывок, бросавший тень на поведение Галена во время событий, связанных с освобождением Лериды. [155]

Ван-Гален ответил А. Ю. Виельгорскому из Тифлиса ровно через два месяца, 5(17) мая 1820 г. Выразив свое возмущение, что его друзья не пишут ему и будто бы поверили клеветническим слухам, Ван-Гален решительно отверг обвинение в том, что он попытался замолчать свое участие в событиях в Каталонии в начале 1814 г. (действительно, как мы помним, в «прошении» императору Ван-Гален упоминал о своем участии во «внезапном захвате Лериды»), Он напомнил о «специальном выпуске газеты, объявившем Испании 20 февраля 1814 г. о счастливом результате военной стратагемы, освободившей большую часть Каталонии от ее врагов». Он обратил внимание также на то, что его недоброжелатели забывают, что «столица этой самой Каталонии, Барселона (Москва каталонцев) была взята теми же самыми батальонами, о которых говорит историк Кох, при помощи хитрости». Оправдывая свои действия, Ван-Гален напомнил о «коварной агрессии» Наполеона против Испании, о героических событиях 2 мая 1808 г. в Мадриде, в которых он принял участие, и в заключение твердо заявил: «Нет! Моя совесть спокойна, и те, кто знают глубоко мое сердце, далеки от того, чтобы в нем сомневаться» ⁴⁸.

На раздраженное письмо Ван-Галена его петербургский друг ответил спокойно и доброжелательно 5(17) августа 1820 г. Решительно отвергнув «претензии» Ван-Галена к своему брату, который не получил писем Ван-Галена, ибо был вынужден ранее выехать из Петербурга, А. Ю. Виельгорский настаивал на необходимости того, чтобы Ван-Гален обстоятельно разъяснил друзьям некоторые моменты своей биографии.

В это время положение Ван-Галена резко изменилось. 9 марта 1820 г. Фердинанд VII принял присягу на верность конституции, правительство Испании разрешило всем эмигрантам вернуться на родину. В июле 1820 г. Ван-Гален получил письма из Петербурга и из-за границы. В одном из них отец Ван-Галена 20 марта 1820 г. сообщал ему из Мадрида о декретах и манифестах Фердинанда VII. В письме друга Ван-Галена дона Антонио Иандиола 22 марта 1820 г. из Лондона ему назначалось свидание в Мадриде в мае. «Вы имеете возможность послать к черту инквизицию, — писал в письме князь А. М. Голицын. — Ваше положение теперь совершенно изменилось: Вы можете покинуть службу в сентябре и вернуться к своей кара патриа (дорогой родине. — М. Д.) и олья подрида (национальное блюдо. — М. Д.), либо продолжать служить под начальством столь выдающегося генерала, как Ваш» ⁴⁹.

Решение Ван-Галена вернуться в Испанию, где победила революция, вызвало восторг у его сослуживцев. А. П. Ермолов («имя которого, — как писал Ван-Гален А. Ю. Виельгорскому, — я никогда не смогу произносить без внутреннего волнения») ⁵⁰ оказал ему содействие. Служба Ван-Галена в Нижегородском драгунском полку была высоко оценена. А. П. Ермолов представил его к награде. Совсем иной была реакция министров Александра I. Напуганные международным резонансом революции в Испании (в июле конституция кортесов была провозглашена в Неаполе, в августе 1820 г. — в Португалии), они все более склонялись к тому, чтобы рассматривать революционные события в Западной Европе и в России как результат заговора «тайных обществ» против «законных» правительств, направляемого из единого международного центра. [156] В это же время было получено в Варшаве частное письмо от поверенного в делах российской миссии в Мадриде гр. М. Н. Булгари, обращавшего внимание на международные связи испанских либералов. Булгари утверждал, что последние, «по-видимому, сильно рассчитывают на деятельность некоего Ван-Галена, капитана кавалерии, находящегося на службе Е. И. В-ва». Он дал крайне отрицательный отзыв о моральных качествах этого офицера, будто бы нарушившего присягу и предавшего друзей ⁵¹.

В результате 17 августа 1820 г, по приказу императора П. М. Волконский направил А. П. Ермолову отношение, в котором приказывал объявить Ван-Галену, что, ввиду получения о нем отрицательного отзыва из Испании, он не может более оставаться на русской службе. Волконский предписывал Ермолову выпроводить Ван-Галена с присланным фельдъегерем через Малороссию за границу, в Галицию, и передать австрийскому правительству.

Однако Ермолов не согласился с предписанием. Пересылая Волконскому оправдательную записку Ван-Галена, в рапорте от 25 сентября 1820 г. он высказал твердое мнение, что «хитростью освобожденная крепость Лерида», равно как и «доставление шифров неприятеля не может сделать ему бесчестья» и что «подвергнуть иноземца наказанию за вину, в которой он не изобличен, за вину, сделанную не в России, где он служил с честью и храбростью, противно будет справедливости и великодушию императора». Одновременно А. П. Ермолов обратился со специальным письмом к Александру I, в котором, высказываясь в поддержку Ван-Галена, отметил, что в течение года за ним якобы не было замечено никакого вольнодумства ⁵². Однако, получив письмо Ермолова в Троппау, Александр I фактически подтвердил свое прежнее решение.

3 октября Ван-Гален в сопровождении фельдъегеря выехал из Тифлиса. 30 октября (11 ноября) в Харькове он написал письмо А. Ю. Виельгорскому, но смог его отправить только через несколько дней из Житомира. Он сообщил А. Ю. Виельгорскому, что через несколько месяцев его «посетит испанец». Он просил его повидать Бетанкура, который «будет предупрежден. Он знает о нашей дружбе. Впрочем, Вы без затруднений можете представить ему мое письмо. Если он попросит Вас кой о чем, Вы можете сказать, что ожидаете одно письмо, и, действительно, Вы получите его через несколько месяцев». К письму Ван-Гален приложил «исторический рассказ» о своей жизни. «Это повествование, — писал Ван-Гален, — то, которое, я полагаю, Вы требуете у меня в Ваших двух письмах. У Вас довольно старая голова (хотя на молодых плечах), и Вы будете действовать с осмотрительностью, чтобы добиться напечатания его на русском и на французском языках. Если Вам не удастся, будет плохо делать слишком много шума с бумагой в руках. Во всяком случае, посетите г-на Бетанкура от моего имени. Он даст Вам совет по этому вопросу. У него не будет нужды получать копию. В его возрасте и при его положении его поведение будет зависеть от мины других. Я это узнал на своем собственном опыте. Будем уважать друг друга, мой дорогой. У каждого есть свой маленький домашний очаг, и не каждому приходится экспатриироваться». [157]

Легко убедиться, что текст «исторического рассказа» Ван-Галена лег в основу его брошюры «Два слова публике от жертвы инквизиции» (первоначальный набросок «Мемуаров»). Однако, в отличие от брошюры, он был адресован прежде всего русской публике. В постскриптуме к «историческому рассказу» Ван-Гален написал: «Я уполномочиваю кого-нибудь из моих друзей в России опубликовать в газетах Империи все содержание этого документа и прошу его ничего не упускать с тем, чтобы получить у правительства необходимое согласие» ⁵³.

Однако «исторический рассказ» Ван-Галена не был опубликован. 9 мая 1821 г. вследствие тяжелой болезни умер А. Ю. Виельгорский ⁵⁴. Еще раньше, сопровождая Александра I, выехал в Троппау, а затем в Лайбах А. П. Мансуров ⁵⁵.

В этот период политика Александра I стала откровенно реакционной. 28 апреля (10 мая) 1821 г. Нессельроде распорядился принять меры к недопущению приезда в Россию революционно настроенных иностранцев ⁵⁶. Беспокойство царского правительства вызвала также деятельность корреспондента Ван-Галена — Бартоломе Хосе Галлардо, якобы основавшего в Париже филиал мадридского клуба «Освободители человечества» ⁵⁷. Эти факты объясняют, почему «исторический рассказ» Ван-Галена в России не был опубликован, а в его «Мемуары» вкрались ошибки и искажения, остающиеся и в настоящее время не вполне разъясненными.

Изучение пребывания Ван-Галена в России позволяет сделать вывод, что его поездка преследовала также политические цели. Находясь в России, он постоянно думал о своей Родине, боролся против режима Фердинанда VII и поддерживал контакты с испанскими эмигрантами. Ван-Гален убедился, что борьба испанских конституционалистов у многих, и прежде всего передовых людей России и Грузии, встречала горячие симпатии и живой отклик.