№ 16
1817 г. августа 8 — Письмо А. П. Кутузова Гусейн-Кули-хану Ереванскому по поводу военнопленных и о неприязненных действиях хана в отношении России
№ 608
Возвращая обратно вашего посланного Али Мардан бек Кулаша я имею честь на письмо в. высокост. ответствовать, что как российское правительство и в мирное и в военное время руководствуется всегда неизменными правилами чести и справедливости, то родственникам выбежавших сюда персидских сарбастов дозволено было от меня переговорить с ними. Чиновник ваш Али Мардан Бек так же каждого из [42] них спрашивал поодиночке и уговаривал. Наконец, по приказанию моему все сарбасты вместе собраны были и в его присудствии им объявили, что всякому добровольно желающему дается свобода возвратиться в Еревань и отправиться вместе с вашим чиновником. Однако общий всех ответ был тот, что они, однажды снискав покровительство России, не думают более о своем возвращении, также никогда не раскаивались в своем поступке и в помышлении их никогда не было писать к родителям о желании своем возвратиться. Посланный ваш, как бывший при сем свидетелем, может лично объяснить в. высокост. все подробности их ответов.
Между тем из сего открывается, что вы, милостивый государь мой, располагаете свои сношения со мной невсегда сообразно с истиной. А потому как требования вашего, чтобы бежавших сарбастов снабдить билетами на свободное возвращение в Еревань, я не могу удовлетворить для того, что они сего не желают и о том ни к кому не писали и так и того еще меньше принять от вас напоминание о соблюдении мной в сем случае правил мирного трактата. Хотя же и пс могу определить причин, побуждающих вас употреблять такие меры в сношениях со мной, но по моему образу мыслей почитая всегда умышленную несправедливость несвойственной особам, коим по высокой их степени вверяются пользы государственные, я не хочу верить, чтобы требования о том, чего не было, делались вами с намерением только поставить оные на вид персидскому правительству и тем убедить оное, якобы со стороны России не доставляются удовлетворения в противности мирного трактата. Впротчем, сего, кажется, и сделать не можно, ибо истина подобно как день от ночи всегда будет различна. Особливо же оная будет весьма ясна для тех, кои знают, как российское правительство поступило и поступает в силу трактата с персидскими подданными, изъявляющими желание возвратиться в свое отечество, и как, напротив того, в Персии принимаются меры в рассуждении таковых же желающих возвращения российских подданных, а наипаче пленных и беглых солдат.
При сем случае равномерно обязываюсь покорнейше просить в. высокост. о пояснении выражения вашего в письме ко мне, что беглецы, должники и похитившие товары у одного из здешних начальников снискивают себе покровительство и для того здесь остаются. Из числа выбежавших сюда ереванских жителей объявлены от вас претензии только на Аджи Абул Гассан-хана и двух сарбастов. Ответы же мои к вам по сим предметам могут служить ясным удостоверением, что я сам входил в рассмотрение сего дела и сообразно со справедливостью требовал только присылки свидетелей для принятия ими присяги, дабы доставить полное удовлетворение по тем претензиям. Но чтобы из числа бежавших сюда имелись также и другие должники или увезшие чужую собственность, то о сем до сведения моего не доходило, а особливо то, что кто-нибудь из российских начальников осмеливался таким людям давать покровительство. Я весьма благодарен буду в. высокост., естьли вы удостоверительно наименуете мне сего чиновника, дабы я мог исследовать его поступки и, при справедливости со стороны вашей, примерно наказал, как человека, вредящего пользам двух дружественных держав чрез нарушение доброго согласия. Буде же сию просьбу мою вы изволите оставить в молчании, то я не иначе сочту таковое ваше выражение, как за намерение очернить честь российских чиновников и таковую клевету не оставлю чрез посредство чрезвычайного [43] и полномочного российского посла довести до сведения е. и. в. Ибо кто уверен в истине, тот закрывать оной не должен: например, я со своей стороны могу искренно и с откровенностью сказать, что разграбление в Ереванской области каравана узунларских армян, следовавших за солью, также убийство и поранение многих из них, сделанное в то время, когда российский посол в лице самого императора находился при его шахском величестве для вящшего подкрепления дружбы между обоими высокими государствами, есть поступок ни с чем несообразной и очевидно неприязненный потому более, что в оном участвовали люди, именно вам служащие. Равным образом могут утвердить, что вы, милостивый государь мой, вместе с высокостепенным братом вашим Гассан-ханом имеете в противность правил мирного трактата непозволительные сношения с казахскими агаларами — ибо я имею в руках своих собственные ваши письма и также того человека, которому сверх писем поручены были от вас еще и словесные поручения. Наконец, не скрою даже и того, что, по делу и обязанности моей, я не премину о сих обстоятельствах донести чрезвычайному и полномочному российскому послу для представления об оных на суд самому е. в. Фет-Али-шаху. Впротчем, имею честь оставаться истинно вам доброжелательный.
ЦГИА Груз. ССР, ф. 2, оп. 1, д. 24-26. Копия.