№ 494

1813 г. ноября 19.--Донесение Н. Ф. Ртищева Н. П. Румянцеву о заключении мирного трактата в Гюлистане

После краткаго донесения моего в. с., от 14 октября, № 196, при котором я имел честь представить трактат вечнаго мира, заключеннаго между Всероссийскою империею и Персидским государством, с принесением в с. моего усерднейшаго поздравления о событии сего благополучнаго происшествия, я еще несколько дней оставался в лагере, расположенном в урочище Гюлистане для окончания объяснений моих по разным предметам, предложенным мне от персидскаго полномочнаго Мирза-Абуль-Хасан-хана, который потом, 19-го числа прошлаго месяца, отправился обратно в Тегеран к е. в. персидскому Фетх-Али-шаху, будучи весьма доволен всеми моими в разсуждении его поступками и оказанными почестями прилично его званию. После чего, сделав нужный распоряжения к возвращению войск, со мною бывших, и размещению оных на кантонир-квартиры, я и сам из Карабага немедленно отправился в Грузию. Прибыв же в Тифлис, почел первым и приятнейшим для себя долгом донести вам в - настоящем порядке о всех подробностях действий моих и переговоров с персидским полномочным, будучи побуждаем к сему обязанностями службы моей е. и. в. и неменее того чувствительнейшею благодарностью в. с. за благосклонное участие, принимаемое вами в делах здешняго края, так как и за многие уже опыты весьма для меня лестнаго вашего благорасположения.

До каковой точки сближения привел я сношения мои с персидским правительством о мире прежде еще отъезда моего из Тифлиса в Гюлистан, о том в. с. изволите уже быть известны из донесения моего вам, от 9-го сентября, за № 169. Затем дальнейшия обстоятельства, сопровождавшия течение сего важнаго дела до самаго совершения онаго с благополучным успехом, суть следующий:

В Елисаветполе, где я останавливался в ожидании известий о прибытии персидскаго уполномоченнаго к нашим границам, получил я с нарочным курьером донесение от майора Мандрыкина, посланнаго в Персию, что уполномоченный выехал из Тавриза [625] 20-го сентября, а 23-го прибудет в Гюлистан, на место, предназначенное для свидания нашего и переговоров о мире. Вместе с сим получил я также письмо и от английскаго министра Сир Гор-Узелея, которое долг имею представить при сем в подлиннике и другое, доставленное мне майором Мандрыкиным по его возвращении. Из сих писем в. с. усмотреть изволите, что решительныя предложения мои насчет сепаратнаго акта, как казалось, уже были предварительно кончены чрез столь удовлетворительный отзыв ко мне английскаго министра; но, сверх ожидания моего, я по сему предмету встретил еще немаловажный затруднения, кои ниже сего объясняются.

По сим известиям я ускорил отъездом из Елисаветополя, дабы заблаговременно учредить все нужное к принятию персидскаго полномочнаго и прибыл в лагерь 21-го числа; высокостепенный же Мирза-Абуль-Хасан-хан, сопровождаемый 4-мя почетными персидскими чиновниками и до 350 человек своей свиты, прибыл в Полистан 27-го сентября, будучи в трех разных местах встречен на пути своем в наших границах посланными от меня для приветствия моими адъютантами с небольшими отрядами козаков, а в некотором разстоянии от лагеря выслан был для его препровождения эскадрон драгун и особые чиновники с поздравлением о его прибытии и для препровождения на место назначения для сего лагеря, где уже палатки его были заблаговременно поставлены в тот самый день, после нескольких часов его отдохновения, я имел с ним первое свидание в особой приемной палатке, которая была определена единственно для переговоров и поставлена на самой средине между моим и персидским лагерем. При сем случае происходили одни только взаимныя приветствия и обыкновенные разговоры, после коих персидский полномочный сделал мне посещение в собственной моей палатке. На другой день я взаимно его посетил и в тоже время между разговорами постановлено было с общаго согласия условие о порядке, с каковым должен был последовать размен между нами высочайших полномочий, что на другой день, т. е. 29-го числа, исполнено с приличным сему случаю обрядом. Перевод с полномочия, даннаго Фетх-Али-шахом своему уполномочному, я имею честь у сего препроводить. Следующие потом два дня употреблены были на соглашение между нами о статьях перемирия, каковое по предварительным еще сношениям предположено было заключить на 50 дней для свободнаго продолжения договоров наших об основаниях настоящаго мира. 1-го же числа октября подписан мною и персидским полномочным действительный акт перемирия, который я долгом моим считаю представить у сего подлинником на благоусмотрение в. с.

Безотлагательно затем предложивши Мирза-Абуль-Хасан-хану приступить к взаимному объявлению статей, на коих может быть постановлен трактат твердаго мира между двумя державами, я получил от него приветливый отзыв, что он из особеннаго ко мне уважения и ценя много искренния мои расположения к доброму согласию, признанныя персидским правительством по многим опытам, остается уверенным, что со стороны моей будут предложены требования, соответственный пользам обеих держав и неотступающия от основания, а потому он предоставляет мне одному право составить краткий трактат, предложить статьи онаго на общее разсуждение, [626] желая, впрочем, иметь со стороны моей уважение к одной только его просьбе, чтобы прежде всего согласиться в сепаратном акте, так как оным обезпечивается право персидскому правительству надеяться на удовлетворение в просьбах, кои будут по заключении мирнаго трактата представлены высочайшему российскому двору, чрез полнамочнаго персидскаго посланника. На возражение же мое, что, следуя общим правилам, сепаратный пункт должен быть постановлен тогда, когда мы согласимся уже в главных основаниях мирнаго трактата и подпишем оный, Мирза-Абуль-Хасан-хан объявил мне, что по наставлениям, данным ему от персидскаго правительства, он обязан первоначально иметь со мною переговор о сепаратном акте, и удостоверясь о согласии моем постановить оный сходно с желанием персидскаго правительства, тогда уже приступить к переговорам о статьях самаго мира. Почему, не полагая никакой важности оказать снисходительность к таковому его предложению, я отвечал, что хотя с моей стороны, как английский министр, так и персидское правительство предварены уже письменно, что я не прежде могу согласиться на постановление сепаратнаго пункта, как после подписания настоящаго трактата, но имея искреннее расположение стараться по мере моей возможности о сближении истинных польз, предлежащих для обеих высоких держав, и с удовольствием желая оказать ему на самом деле особенное уважение мое к личным его достоинствам, я охотно готов удовлетворить его желанию. После чего он представил мне записку, данную ему от персидскаго правительства, какого содержания должен быть заключен между нами сепаратный акт; но как в сей записке по переводе ея на российский язык усмотрел я тот же самый пункт, который и прежде со стороны Персии был мне предложен чрез посредство английскаго министра и о котором я имел честь донести в. с. в отношении моем от 9-го сентября, то не скрывая удивления моего пред Мирза-Абуль-Хасан-ханом о том, что персидское правительство вторично предлагает мне тот самый пункт, на перемену коего сходно с моим предложением оно само согласилось и я имею даже письменное уверение от английскаго министра, известившаго меня, что все требования мои по сему предмету приняты персидским правительством, объявил ему потом с видом снисхождении моего, происходящаго от единственнаго усердия содействовать возстановлению благословеннаго мира, что невзирая на отправленное уже от меня всеподданнейшее донесение е. и. в. о согласии со стороны персидскаго правительства, изъявленном мне чрез посредство английскаго министра, дабы заключить сепаратный акт на основании предложеннаго от меня содержания, я принимаю на собственную мою ответственность пред г. и., склоняясь сделать в оном некоторыя перемены, более соответствующия желаниям Персии. Таким образом, после неимоверных затруднений и истощенных мною убедительнейших доводов, Мирза-Абуль-Хасан-хан наконец согласился на новый сепаратный акт, мною предложенный, который наконец и им самим и мною утвержден и подписан, с неотступною однако же от него просьбою, чтобы дозволено ему было, прежде решительнаго со стороны его утверждения, послать сей пункт с нарочным курьером к [627] персидскому правительству для испрошения от своего государя согласия, в коем он хотя не сомневается нимало, но дабы отклонить от себя всякую клевету со стороны сильной партии, недоброжелательствуюшей совершенно миру и вредящей собственно его лицу признает меру сию необходимо нужною для собственной своей безопасности. Сие новое предложение привело меня еще в большее затруднение по причине сомнения, которое я должен был иметь, что, может статься, Мирза-Абуль-Хасан-хан ограничен в данном ему полномочии секретною какою-нибудь нотою от персидскаго правительства и что также по прочим статьям мирнаго трактата он будет прибегать к посылке нарочных курьеров для получения разрешений, каковой способ мог бы понапрасну продлить одно только время. Почему я употребил все средства дабы убедить Мирза-Абуль-Хасан-хана действовать прямо от своего лица по силе имеющагося у него полномочия, не относясь к своему правительству; также не скрыл от него моих сомнений и необходимости, каковая мне останется, чтобы прервать переговоры, если он не может сам собою действовать решительно. Но за всем тем, не желая на сем первом еще шагу удалиться от усерднаго расположения моего сблизиться с ним в предначатом нами общеполезном деле, а особливо избегая через крутую неуступчивость в предметах, несоставляющих главной важности, подать повод к перемене замечаннаго мною в нем прямо искренняго расположения к миру, я признал более полезным сделать ему и в сем случае удовольствие, согласясь с просьбою его, чтобы он на сей один только раз отправил от себя нарочнаго курьера к персидскому правительству, дабы испросить себе разрешение о сепаратном пункте, с тем однако же, чтобы в ожидании ответа нимало не останавливаться переговорами о статьях мирнаго трактата и немедленно приступить к сему делу. Между тем, я и с моей стороны не упустил с персидским же курьером сообщить английскому министру о происшедших нечаянно затруднениях, объясняя мои мысли в решительных выражениях, что в. с. изволите усмотреть из копии с моего письма, у сего представляемой.

При сем случае позвольте мне с полною откровенностью присовокупить, что хотя с перваго взгляда и казалось бы возможным, не принимая в таковой важности прежняго содержания сепаратнаго акта, предложеннаго мне от персидскаго правительства, оказать более снисходительности по сему предмету, в том мнении, что когда заключится и подпишется мирный трактат, то сепаратный пункт нимало не отнимет настоящей силы онаго; но я, знавши свойство персиян и правила их политики, а при том не быв уверен и в английском министре, принимавшем в сем случае участие, с одной стороны по союзу их с Россиею и Персиею, а с другой имея в виду своем секретное предписание ко мне в. с., от 9-го минувшаго августа, признал необходимо нужным оградить сей самый пункт, повидимому маловажный, всею возможною ясностью и в особенности настоять, чтобы из онаго исключены были все те выражения, кои могли бы присвоять право персидскому правительству ожидать непременнаго удовлетворения в просьбах своих, когда оныя будут представлены высочайшему российскому двору чрез полномочнаго персидскаго посланника, а напротив предоставить силою [628] сепаратнаго акта просьбы сии в единое только благоизволение е. и. в., с обещанием с моей стороны по возможности употребить по оным мое старание, ибо без сего яснаго ограничения персидское правительство могло бы впоследствии принять со стороны Российской империи за неисполнение силы заключеннаго трактата, если какая-либо просьба к е. и. в. от Фетх-Али-шаха персидскаго, по представлении оных чрез полномочнаго посланника, не будет иметь удовлетворения.

В. с., судя по вышеизложенным мною затруднениям, кои нашел я при первом вступлении в договоры, конечно, можете справедливо предугадать, с каким терпением и неослабными с моей стороны стараниями должны были быть сопряжены дальнейшие переговоры о главных статьях мирнаго трактата, продолжавшиеся от 2-го числа по 12-е октября, каждый день безостановочно. Впрочем, дабы не обременить внимания в. с., обращаемаго всегда на многоразличныя занятия ваши по делам государственным, я не описываю при сем случае всех разсуждений по разным статьям заключеннаго ныне трактата, происходивших между мною и персидским полномочным, но поставляю истинным моим долгом донести о тех только предметах, кои наиболее затруднительны были для развязки оных чрез взаимное наше согласие или которые не вмещены совсем в трактат, не взирая на истощенныя мною все старания, дабы ничего не упустить из наставлений, данных мне от в. с.

Вторая статья мирнаго трактата, заключающая в себе определенное наименование всех мест и урочищ, чрез кои положена черта нынешних границ наших с Персиею, была первым предметом весьма продолжительных между нами объяснений и несогласий на оную Мирза-Абуль-Хасан-хана, который за неимением во всей Персии понятия о картах, обозначающих разграничение между государствами и владениями, так как и по неизвестности ему, какия именно места до нынешняго состояния дел находились в действительной власти каждой стороны, несколько дней упорствовал согласиться на предложенный мною границы, опасаясь потерять в сем случае что-либо из мест Персии принадлежащих, в противность status quo ad praesantem, и потому не решаясь отступить от наставлений, данных ему персидским правительством, границы обозначить одним общим наименованием главных пограничных владений, состоящих под зависимостью каждой стороны и находящихся между собою в соседстве, с присовокуплением, что границу между ними должны составлять прежния межи, издревле существующий. Итак, во избежание всяких впоследствии недоразумений и распрей в разсуждении границ, я, дабы не оставить сию статью без яснаго определения оной и вместе с тем убедить к согласию на мое требование персидскаго полномочнаго, признал единственным способом, полезным для обеих сторон, чтобы сею же статьею предоставить право обеим высоким державам избрать по заключении и ратификации трактата взаимных комиссаров, кои под руководством главнокомандующих разберут между собою настоящия принадлежности постановленных ныне границ и тогда, с утверждения главнокомандующих, постановится действительная в общих чертах, на основании status quo ad pfaesantem. Сим же самым средством, на которое Мирза-Абуль-Хасан-хан по убедительным моим внушениям наконец изъявил свое согласие, удержано мною в вечном подданстве Российской империи и [629] Талы-Шинское ханство, которое в продолжении войны с Персиею несколько раз переходило из рук в руки и которое по положению своему весьма для России важно во многих отношениях, ибо через удержание в наших руках крепости Ленкорани, постановив теперь в Талышах твердый пункт, мы можем иметь в здешнем краю превосходную пристань на Каспийском море, удобную для военных судов и полезную как для коммерции, так и для свободнаго сообщения, равным образом лес на строения, в котором Бакинская провинция совершенно недостаточно и держать самую Персию если не в повиновении, то во всегдашнем страхе поблизости Талышинскаго ханства к самому, можно сказать, ея сердцу. А потому весьма нужно, по моему мнению, усилить сие владение достаточным числом войск и военною флотилиею, занимающею теперь пост между островом Сара и Ленкоранскою крепостью. При том, по превосходству сего места против Астраханскаго порта и Бакинскаго рейда, так как первый слишком отдален и остается уже внутри границ, а последний по неимению леса более открыт для ветров, я имею в виду предположение, чтобы со временем военный порт вместо Астрахани учредить при талышинских берегах. Впрочем, как сей важный предмет относится до пользы службы е. и. в. и лучшаго удобства в выгодах, то я таковое предположение мое не прежде могу представить на высочайшее благоусмотрение е. и. в. чрез посредство в. с., как по собрании нужных сведений и по зрелом соображении всех обстоятельств.

Статья о признании персидским правительством всех владений и народов, заключающихся между постановленною ныне границею и Кавказскою линиею, принадлежащими в собственность Российской империи, стоила мне также чрезвычайных усилий, чтобы склонить персидскаго уполномоченнаго на помещение оной в мирном трактате, с обозначением поименно каждаго владения. Все его возражения по сему предмету состояли в том, что черта границ, положительно означенная во второй статье трактата, сама уже по себе служит неоспоримым утверждением за Россиею всех народов и владений, внутри оной находящихся. Однако же после разных сильных со стороны моей доводов я наконец предуспел согласить его на постановление сей статьи во всем почти сходно с желанием в. с., заключающимся в предписании ко мне от 7-го апреля прошлаго года. Кроме того, что и с моей стороны, в знак признательности к добрым расположениям Мирза-Абул-Хасан-хана и в оказание искренности моих намерений, я должен был снизойти к убедительным его просьбам, дабы поименованы были одни только главныя владения и народы, также, чтобы с признанием их со стороны е. в. Фетх-Али-шаха персидскаго и его наследников принадлежащими в вечную собственность Российской империи, не упоминать об отрицании его от всех прав и притязаний на оныя, поелику права сии сами уже собою уничтожаются чрез таковое признание и, наконец, чтобы вместо особаго наименования каждых народов, владеемых Россиею в Дагестане, упомянуть кратко, что весь Дагестан признается принадлежащим Российской империи, ибо по мнению высокостепеннаго Мирза-Абуль-Хасан-хана, объясненному мне с откровенностью, он, не имея никаких особых наставлений от своего правительства по сим для него непредвиденным предметам, не смеет и помыслить, чтобы именем своего шаха решиться на отречение от каких-либо прав о народах, им вовсе [630] неизвестных, опасаясь подать чрез то верный случай своим недоброжелателям погубить его совершенно, и что также поименование в трактате со всею точностью столь многих владений и земель, признаваемых ныне Персиею за собственность Российской империи, на которое он решился сам собою, может быть для него небезопасно по влиянию, какое оно произведет в сильной партии, нежелающей мира, так как и в самом народе.

Что касается до молчания, с каковым пройдено в трактате о торжественном со стороны Российской империи признании в шахском достоинстве царствующаго ныне в Персии Фехт-Али-шаха, то сие произошло от современной необходимости, заставившей меня уступить непреклонным желаниям персидскаго полномочнаго, дабы не вводить в трактат особой о сем статьи и вовсе умолчать о признании, поелику наименование шахом персидским, даваемое его государю в самом начале трактата, по мнению его есть уже действительное признание его в сем достоинстве.

При том Мирза-Абуль-Хасан-хан чистосердечно мне изъяснился, что когда весь персидский народ с самаго вступления на престол Фетх-Али-шаха признал его за законнаго государя Персии, каковым он почитается и от целаго света, то нынешнее подтверждение его в сем достоинстве могло бы только произвести в умах с одной стороны покорнаго ему, а с другой непостояннаго народа одни недоразумения и вредное впечатление. Без сомнения, полномочный персидский имел о сем непременныя наставления от своего двора, ибо невзирая на его проницательность. в делах и благоразумную решимость, которую я заметил в гораздо важнейших предметах, он в сем одном только случае ни по каким со стороны моей убедительным представлениям не решился переменить принятых им намерений; почему видев дело в таком состоянии, которое может даже приостановить дальнейшие успехи в моих переговорах, я почел благоразумнейшим, дабы для важных и существенных польз, предстоявших России от возстановления мира с Персиею, уступить в сем случае просьбе персидскаго полномочнаго. Относительно же обещания, утвержденнаго силою IV статьи мирнаго трактата, чтобы со стороны Российской империи признать наследником персидскаго престола и в случае надобности подкреплять силою оружия того из сыновей Фетх-Али-шаха, который впоследствии будет им признан, а не именно Аббас-мирзу, как сие прежде предполагалось, то сие сделано по точной воле самого Фетх-Али-шаха, от котораго в последний уже день наших переговоров прислан был нарочный курьер к Мирза-Абуль-Хасан-хану с разрешением по сему предмету, о котором он в разговорах со мною объявил в следующих выражениях: «что е. в. шах персидский давно уже назначил сына своего Аббас-Мирзу быть по нем наследником престола и теперь также удостоивает признавать его в сем высоком достоинстве; но как е. в. имеет еще и других сыновей, то по сей причине не желает прежде времени объявлять в публичных актах имени настоящаго наследника, дабы чрез то охранить спокойствие в высочайшем своем доме и устройство в государстве», я с моей стороны не изъявил на сие никакого противоречия, так как для Российской империи нет в том ни разности, ни выгод, кто бы ни был назначен по воле Фетх-Али-шаха преемником его престола. Известно же при том нынешнее состояние персидскаго государства, которое держится только неограниченною властью, чрез [631] разныя средства утвердившеюся в руках ныне царствующаго государя, и что с кончиною его без сомнения обнаружатся многие претендатели на наследство персидскаго престола, по правилам давно в сем государстве существующим, что тот и шах, у коего сила и острая сабля лучше защитят его права. Следовательно Российская империя при таковом положении всегда может защищать котораго из сыновей шахских полезнее будет для обеих держав и подкрепить силою оружия в праве наследника, на случай, когда при жизни Фетх-Али-шаха таковой законно не назначится. Впрочем, по образу моего суждения о сем обстоятельстве и по примечаниям, кои я старался делать, мне кажется, что столь неожиданная перемена в расположении Фетх-Али-шаха насчет признания по себе наследника едва ли не есть следствие самой тонкой политики окружающих его чиновников, пользующихся силою и доверием и которые, как известно, большею частью преданы старшему сыну шаха Мамед-Али-мирзе.

Из V статьи мирнаго трактата, представленнаго в. с. подлинником при донесении моем от 14-го октября, вы изволите уже быть известны, что российский военный флаг признан один господствующим на Каспийском море. Я весьма счастливым себя почитаю, что сей толико важный предмет, коим со стороны моря навсегда обезпечено спокойствие прибрежных наших владений и коммерции, удалось мне, хотя истинно с напряжением всех моих сил, привести к полному успеху, сходно с священною волею е. и. в. и с желанием в. с.; решившись непременно настоять в сем преимуществе для морской нашей силы на Каспийском море, я с твердостью объяснил Мирза-Абуль-Хасан-хану, что если не согласится на сие предложение, то я хотя с сердечным прискорбием, но должен буду оставить переговоры и прервать самое перемирие. Наконец, после неимоверных трудностей, преодоленных единственно искренним расположением к миру Мирза-Абуль-Хасан-хана и моими советами, заключавшими в себе различную истину, успел я достигнуть сей цели, составляющей усерднейшее мое желание, тем более, что сего преимущества и в прежних трактатах, постановленных между Россиею и Персиею, включено не было. К особой чести Мирза-Абуль-Хасан-хана, истинно преданнаго пользам своего отечества, я не могу при сем случае не довести до сведения в. с., что он с трогательным чувством объяснился со мною, сколь сия его решимость может быть для него бедственна, но что он, предпочитая всему пользы своего отечества и государя, готов пожертвовать даже собою для возстановления мира, могущаго даровать спокойствие Персии. Столь благодарная черта его свойств достойна совершеннаго уважения и с моей стороны несправедливо бы было, если бы я не потащился успокоить его взаимным удовлетворением желания его, состоявшаго в том, чтобы хотя малую какую часть земли уступить во владение Персии, для означения чрез то пред народом персидским уважения и доброжелательства Российской империи к его государю, что при том могло бы послужить в разсуждении принесенной им жертвы защитою от злобных клевет недоброжелательствующих миру. Почему я с охотою согласился сделать ему сие удовольствие, предложив оставить Мигри с ея окрестностью в зависимости Персии, что и было им принято с чувствами истинной благодарности. Таким образом, Мигринский округ постановленною ныне чертою [632] границ отделен от Карабага и предоставлен во власть Персии. Впрочем, весь сей округ есть не что иное, как пустое и гористое место без жителей, коих большая часть в разныя времена увлечена персиянами за Араке, а остальные по всегдашней опасности от неприятеля разсеялись в других частях Карабага. Сверх того, и самое укрепление Мигри, стоившее великой жертвы войскам е. и. в., занимавшим оное еще в прошлом году, брошено вовсе не по опасности от неприятеля, потому что место сие почти неприступно, а единственно от чрезвычайной трудности доставлять туда провиант, аммуницию и другия надобности и для того, дабы спасти храбрыя войска, охранявшия одни пустыя скалы и пропасти, от напрасной гибели, ибо климат там столь убийственен, наипаче в летние месяцы, что в два с половиною года от болезней умерло более 800 чел. из одного баталиона, который два раза был укомплектован. Самые коренные жители, когда еще населено было сие место, не могли переносить во время лета тяжести воздуха и обыкновенно удалялись на целые 3 месяца в горы. Зимою же бывает другая крайность от того, что на 4 месяца прерывается всякое сообщение с Карабагом, ибо величайшия горы, отделяющий Мигри от Карабага, покрыты бывают непроходимым снегом. Почему все сии крайности и чрезвычайный недостаток в продовольствии, случившийся в прошлом году, решили меня тогда же вынести навсегда войска из Мигри и донести о том е. и. в. Следовательно весь сей округ был уже во власти персиян и без уступки моей, которую я сделал в виде пожертвования со стороны нашей и на которую я тем легче мог решиться, что укрепления Мигри, занятаго персиянами тотчас по выходе наших войск, мне уже нельзя было удержать за Карабагом по силе status quo ad praesantem, а сверх того долг службы моей е. и. в. требовал наблюдения, дабы границы при нынешнем случае постановить сколь можно удобнее и выгоднее, наипаче же в военном отношении, что мною ныне чрез постановление черты границ и обозначено в трактате.

Волю в. с. в разсуждении того, чтобы включить в трактат особую статью о подтверждении прежних наших трактатов с Персиею, я при всем моем усердии никак не мог исполнить, должен будучи уступить справедливым против сего возражениям Мирза-Абуль-Хасан-хана, который отозвался, что как при Персидском правительстве не сохранился ни один из них и все потеряны при безпорядках, происходивших в Персии во время нескольких между царствий, то по неизвестности самаго правительства о их содержании, ему никоим образом нельзя согласиться и на подтверждение их нынешним трактатом.; я же не почел нужным в сем настаивать, тем более, что разсмотрев прежние наши трактаты с Персиею, нашел все почти обстоятельства в отношениях наших к сему государству переменившимися и совершенно несходственными с нынешним положением дел, кроме небольшаго числа правил в разсуждении коммерции, кои, быв полезны и для ныняшняго времени, не оставлены мною без помещения их в трактате.

Статья о размене обоюдных пленных из числа войск не встретила никакого затруднения во взаимном между нами согласии, но с великими трудами сопряжено мое старание, чтобы сею же статьею выговорить возвращение обывательских семейств, в разныя времена увлеченных в плен, каковых весьма много находится в Персии, и предоставить свободу всем бежавшим заграницу по [633] преступлениям или другим каким случаям как из войск, так и жителям возвращаться в свое отечество, кто добровольно того пожелает. Я уверен, что сие обстоятельство, весьма полезное для здешняго края, в скором времени обогатит населением изобильнейшия места Карабага, Елисаветполя и прочих татарских дистанций, ибо никто из таковых не пожелает остаться в каменистой и безплодной Персии, теснимой сверх того и жестокостью самаго правления.

Коснувшись объяснения о VII статье заключеннаго мною трактата, я обязанным себя считаю довести до сведения в. с., что персидский полномочный не изъявил ни малейшаго противоречия на мое предложение, дабы упомянуть в трактате о взаимном праве иметь при высочайших дворах обеих договаривающихся держав своих министров или посланников, кои были бы всегда принимаемы соответственно их званию и важности дел, им порученных. Только не мог я никакими убеждениями склонить его, чтобы также упомянуть в сей статье и насчет приличнаго трактамента от каждаго двора, к которому те министры или посланники будут присланы, ибо по мнению его в коем он остался непреклонным, было бы неприлично и оскорбительно для достоинства высочайших дворов столь великих государей напоминать о трактаменте их министров. Таковая причина, сколь ни слабою для меня казалась, но я принял ее во уважение из признательности к многим удовлетворениям, кои он показал для меня в важнейших делах, и согласился с желанием Мирза-Абуль-Хасан-хана, чтобы в трактате ничего о сем не упоминать. Кажется, однако же, можно отгадать настоящую причину сего уклонения, которое, если я не ошибаюсь, происходит от воспоминания о трактаменте, и доселе чувствительном для Персии, каковой она принуждена была давать наличными деньгами французскому министру Гардану, с многочисленным его штатом, что при том требовано было всегда с французскими правилами, т. е. настоятельно, подобно их контрибуциям. Не полагаю я впрочем, чтобы дозволение иметь в городах для покровительства торговли консулов или агентов могло со стороны Мирза-Абуль-Хасан-хана быть принято с крайнею нерешимостью и наравне с самыми важными статьями трактата. Почему многотрудныя старания мои, чтобы доказать совершенную необходимость сего и обоютную пользу, долго оставались безуспешными, пока я случайно не проникнул прямых его мыслей по сему предмету и не вызвался сам ограничить 10-ю чел. число свиты, долженствующей находиться при консулах или агентах. Тогда персидский полномочный без дальнейшаго противоречия согласился охотно на мог предложение и объяснился откровенно, что он имел опасение единственно насчет свиты при консулах, под видом коей могли быть введены целыя войска в их города, если бы число оной осталось неограниченным. Подобное же дело встретилось и при наших разсуждениях о дозволении строить российским подданным в персидских городах караван-сараи для выгод обоюднаго купечества и для распространения торговли; но при сем случае Мирза-Абуль-Хасан-хан, не скрывая уже своих мыслей, прямо дал мне заметить, что персидское правительство не может на сие согласиться из опасения, дабы караван-сараи неприметным образом в продолжении времени не могли обратиться в крепости. Я думаю, что под сим разумелись английския конторы, построенныя при Бендер-Буширском заливе, которыя составляют теперь по уверениям [634] самих Персиян значительныя крепости. Итак, дабы показать, сколь далеки от сего наши искренния намерения, я тотчас согласился оставить мое предложение о караван-сараях, объявив Мирза-Абуль-Хасан-хану, что для меня приятно во всем возможном сделать ему угодное.

Три статьи VIII, IX и X относятся до одной коммерции. Я с величайшим усердием моим старался по сей важной отрасли государственных выгод исполнить все то, что может споспешествовать распространению торговли с обоюдными пользами и обезпечить оную. Смею ласкать себя надеждою, что при сем случае я не отступил также и от коренных наших узаконений в разсуждении купечества и торга. К одному только определительному назначению пошлин по 5 процентов со 100 с ввозимых в Персию российских товаров и с таковых же вывозимых из Персии, что взаимно распространяется и на персидских купцов, в России торгующих, вынужден я был приступить единственно по следующим причинам: до сих пор купечество российское и также здешнее вело торговлю большею частью с одними пограничными персидскими владениями, покупая их произведения; напротив же того персияне со всех мест их государства приезжали с своими товарами в Россию и здешний край, получая от нас наличныя деньги, от чего, без сомнения, баланс, в выгодах коммерческих имел всегда важнейший перевес для Персии. Но теперь, с возстановлением мира и когда при том купечество обезпечивается правами свободной торговли не только в Персии, но чрез оную позволяется ездить и в другия государства, дружественныя с сею державою, нет сомнения, что российская торговля может распространиться в самых отдаленных городах Персии и собственныя наши произведения будут также туда ввозимы. Известно же, что в Персии все владетельные ханы пользуются почти неограниченным самовластием и каждый имеет право по своему произволу взимать пошлины или вместо оных подарки с купцов, проезжающих с товарами чрез их владения. Итак, дабы оградить наше купечество от своевластия персидских ханов и назначении пошлин и вместе с тем дать ход нашей торговле, я в первом случае почел необходимым, соображаясь с пошлинами, взыскиваемыми в Персии с здешних купцов, настоять всемерно об определительном назначении оных со 100 не более 5-ти процентов, распространения сие и на российскую торговлю; а в последнем выговорить, чтобы сии пошлины взаимно были взыскиваемы один раз по привозе товаров и вольно бы уже было везти их беспошлинно по всему государству. Я не могу при том не донести в. с., что корыстолюбие можно назвать врожденным свойством во всех персиянах. Необразованность же правительства и послабление всем своевольствам владетельных ханов (то же для корыстных видов) рождает почти в каждом из них алчность к собственным своим интересам, предпочитаемым всякой общественной пользе. Таким образом, и по коммерции знаю я многие примеры с здешними купцами, случившиеся в Эривани и других местах, кои ясно утверждают меня во мнении, что как в Персии стараются не о покровительстве коммерции, а о том только, дабы разными способами притеснить купцов, не думая об ослаблении чрез то пружин торговых оборотов и не заботясь также, что сие обращается в тягость народу и во вред государства. При разсуждении моем о сем предмете с персидским полномочным величайших стоило мне [635] трудов, дабы убедить его в согласии со мною, что умеренное постановление пошлин может служить поощрением к распространению торговли и вместе с тем составит государственную пользу. Долго казался он непонимающим всех моих представлений и настаивал с своей стороны, что по мнению его нужно для выгод государственной казны постановить определительное назначение пошлин неменее как от 12 до 10 процентов со 100; наконец, однако же согласился с моим предложением.

При донесении в. с. о договорах моих по торговле с Персиею я имею обязанность сообщить вам, что ни со стороны английскаго министра, ни от Мирза-Абуль-Хасан-хана не было никакого предложения касательно до торговли с англичанами. Я взял при том осторожность, следуя наставлениями в. с., что во все продолжение переговоров моих с персидским полномочным доктор Кемпбель, поверенный в делах английскаго министра, находившийся при мне в лагере, не присутствовал при оных, будучи от сего самым ласкательным образом отклоняем.

Таким образом, окончив с помощью божиею условия мои с персидским полномочным о всех статьях мирнаго трактата, в коих не участвовало никакое посредство англичан, 12-го числа прошлаго месяца трактат полнаго мира между Российскою империею и Персидским государством торжественно нами подписан и утвержден печатьми. Причем тогда же радостное сие происшествие праздновано было мною в лагере принесением богу благодарственнаго молебствия, с коленопреклонением и пушечною пальбою.

После сего персидский полномочный оставался еще 6 дней в моем лагере для объяснения со мною насчет размена ратификованных трактатов, когда оные будут присланы, также, каким порядком должны быть разменены пленные и по многим другим предметам. В особенности же он имел поручение от самого шаха, чтобы по заключении мирнаго трактата объясниться со мною в разсуждении возмутителей, царевича Александра и Ших-Али, бывшаго хана дербентскаго, также изменника Джафар-Кули-аги, бывшаго наследника карабагскаго, и насчет позволения дочери ген.-лейт. Джафар-Кули-хана отправиться в Персию для соединения с наследником Аббас-мирзою, с коим она обручена еще во время пребывания Джафар-Кули-хана под зависимостью персидскаго правительства. По всем сим предметам я просил Мирза-Абдуль-Хасан-хана, дабы он письменно сообщил мне сии поручения, данные ему от шаха, дабы и я таким же образом мог дать ему ответ. Вследствие чего представленную им ко мне записку и мой на оную ответ имею честь при сем препроводить на благоусмотрение в. с., присовокупляя, что персидский полномочный после моего ответа объявил мне, что он, не решаясь сам собою на согласие с моими предложениями, хотя и признает их справедливыми, представить прежде письмо мое шаху и в свое время не оставить меня уведомить о воле его шахскаго величества. Затем, когда все уже дела мои с персидским полномочным были окончены с желаемым успехом, я обратился к туркменским депутатам, кои во все время переговоров моих находились у меня в лагере, пользуясь всем уважением и приличным содержанием. Я обласкал их наилучшим образом, одарил прилично каждаго и снабдил письмом моим и подарками к их правителю, простился с ними и отправил, кажется, весьма довольными мною, не взирая на то, что миссия их не была [636] успешна. Копию с письма моего к предводителю трухменскаго народа равномерно считаю долгом при сем представить.

В заключение же имею честь присовокупить, что руководимый истинным усердием моим к пользам службы е. и. в., также побуждаясь пользами отечества и благами здешняго края, я с пламеннейшим усердием старался исполнить священную волю всемилостивейшаго г. и. относительно возстановления мира с Персиею и старания о сем в. с., с напряжением всех сил моих я тщился привести в действие все, что только сближению между двумя державами могло споспешествовать. Смею при том питать в себе чувствования лестной надежды, что трактатом вечнаго мира, постановленным ныне с Персиею, приобретены по мере способов моих и возможности существенныя пользы не только для здешняго края, но и для всей Российской империи. Однако же, если бы и за всем сим в. с., по дальновидной опытности вашей в делах политических, изволили найти какия-либо в сем случае упущения с моей стороны или несоблюдения в чем-либо принятаго при трактатах порядка, то я надеюсь несомненно на безпристрастную справедливость вашу и уповаю, что вы будете благосклонны в оправдании малаго обращения моего с делами подобной важности и извините человеку, всю службу свою е. и. в. проводившему единственно в обращении с оружием.

Акты, том V, док. 883.