№ 487
1813 г. января 17. — Письмо Н. Р. Ртищева патриарху Ефрему о необходимости представления письменного ходатайства ереванского хана о мире
/л. 57об./ Посланный от в. святейшества высокопреподобный отец архимандрит Ефрем доставил ко мне письмо ваше, при котором вы изволили также прислать ко мне копию с письма к вам писаннаго высокостепенным сардаром Гусейн-Кули-ханом Ериванским. Вняв совершенно смысл обоих сих писем, я нахожу нужным ответствовать на оныя в. святейшеству следующее:
Сан ваш, а наипаче добротели украшающие вашу особу, побуждают меня к прямой откровенности при объяснении о таком предмете, который касается до благосостояния народов двух соседних держав и о котором в. святей/л. 58/шество желаете знать мои мысли, как я полагаю, с воли на то персидскаго правительства. Почему, говоря устами самой истины, я могу вас уверить, что ничего нет искреннее того расположения и усердия, каковое с самаго приезда моего в здешний край я всегда имел и имею, дабы сближиться с персидским правительством относительно возстановления мира между двумя державами. Кроткия и милосердыя намерения моего великаго и всемилостивейшаго г. и., клонящиеся единственно к благу человечества и удалению от пагубной войны, как прежде, так и теперь руководствуют мною во всех моих действиях. Я с чистым сердцем старался прошлаго лета достигнуть благополучнаго мира, но к душевному моему прискорбию нашел, что персидское правительство не имело одинаковых со /л. 58об./ мною искренних расположений. Богу же и е. и. в. всемилостивейшему государю известно, что я употребил тогда всю умеренность и предлагал только самое правое дело.
Напротив того, персидским правительством были употреблены средствы ко вреду края мною управляемаго, в то самое время, как при переговорах все мои старания обращены были единственно к дружелюбию и естьли б особы, употреблявшиеся со стороны персидскаго правительства в переговоре, имели такую же усердную преданность к пользам могущественнаго и знаменитейшаго владетеля Персии, каковая мною управляет во исполнение кротких и человеколюбивых намерений моего всемилостивейшаго г. и., то не последовало бы новаго кровопро/л. 59/лития и счастливый мир доселе связывал бы уже тесною дружбою две державы. [612]
Высокостепенный ериванский сардар Гусейн-Кули-хан в письме своем к вам упоминает, якобы причиною несостоявшагося мира в прошедшем году было то, что употребленные в посредство мирных переговоров люли не объяснили настоящаго дела, т. к. и самый предложения вначале не были пояснены, но я сего не приемлю за истинную причину, относя оную единственно к нерасположению самаго персидскаго правительства заключить мир на тех умеренных и справедливых предложениях, кои мною со всею ясностию не чрез поверенных, а на письме действительным актом были представлены полномочным со стороны персидскаго правительства и кои также письменным актом /л. 59об./ были теми полномочными отвергнуты. Следовательно, возгоревшаяся вновь война не есть следствие моих каких либо желаний и проливаемая кровь никогда не останется на моей совести. В доказательство же искренности моей и усердия в исполнение миролюбивых намерений е. и. в. я никогда не отклоняюсь от прежняго расположения моего к мирным сношениям и всегда готов приступить к самому заключению мира на основании, какое прошлаго года уже мною объявлено персидскому правительству. Ибо мне совершенно известно постоянное желание всемилостивейшаго и великаго моего г. и., чтобы для блага народа заключить с Персиею мир, не взирая даже на нынешнюю перемену обстоятельств и на новое величие, /л. 60/ коим покрылась теперь российская империя чрез истребление соединенных сил всей Европы, с коими император французов Наполеон вторгнулся было в пределы России.
Для чего весьма приятно мне сообщить в. святейшеству, что естьли высокостепенный сардар чрез посредство ваше делает мне мирное предложение по воле и доверию самаго могущественнаго . владетеля Персии, то я, ценя в высокой степени посредство такой достойной особы как в. святейшество, готов и за честь себе поставляю войти в мирныя с ним сношения, только предварительно обязываюсь вас уведомить, что без письменнаго сперва удостоверения меня со стороны высокостепеннаго сардаря о действительно имеющемся у него таком полномочии, я ни к чему не приступлю и не могу принять ни его предложении, ни посланных от него /л. 60об./ чиновников по сему предмету. Ибо к делу толикой важности никакой подданный без полномочия своего государя, каким я снабжен от е. и. в. моего всемилостивейшаго г. и., приступить не может. В протчем, хотя я уверен совершенно, что его высокостепенство в сём случае действует по воле своего правительства, однако же наблюдаемые во всех государствах сии правила и важность самаго дела требуют, чтобы он первоначально объявил мне действительным актом на письме свое полномочие. Тогда я вправе буду вступить с ним в мирныя сношения и принять посланных от него чиновников.
Сии искренняя мои мысли и расположение по приемлемому в. святейшеством участию в сем /л. 61/ благородном деле я покорнейше прошу сообщить высокостепенному и высокопочтенному сердарю Гусейн-Кули-хану, предворив его так же, что естьли на вышеупомянутом мною основании в самом деле последовали бы между нами мирныя сношения, то оныя для ясности дела не иначе могут происходить, как на письме, а не чрез словесныя поручения, дабы сим средством отвратить всякия недоразумения, какия прежде встречались и притом самые посланные соответственно важности [613] сего предмета должны быть употреблены из почетнейших чиновников, кои по званию и достоинству своему заслуживали бы всякой веры. Словесных же переговоров чрез посланных, о чем я писал прежде и к самому светлейшему Аббас-мирзе, я не могу принять ни от какой особы.
Что касается до предложений высоко/л. 61об./степеннаго сердаря Гуссейн-Кули-хана о взаимном размене пленных, то на сие я согласен сколько из уважения моего к сему желанию персидскаго правительства, столько же и потому, что сие есть общее правило у всех держав, дабы размениваться пленными с обоих сторон. Однако же я имею честь при сем случае с полною откровенностию изъяснить в. святейшеству, что со стороны российских офицеров и солдат в Персии находящихся, я могу принять только тех, кои, как верные сыны своего отечества, отказались вступить в службу персидскаго правительства и будучи при защищении чести и славы российскаго оружия взяты в плен в самом сражении. Бежавших же в Персию или по другим каким постыдным причинам сдавшихся персиянам находящиеся в персидской державе /л. 62/ я ни одного не соглашусь принять, потому что для Российской империи сии изверги не нужны, как изменники отечеству и недостойные больше находится в числе верных и храбрых войск моего всемилостивейшаго и великаго г. и. Итак, ежели на сем положении годно будет персидскому правительству зделать размен, то сколько числом будет в святейший Ечмиадзинский монастырь прислано настоящих пленных российских солдат при первом уведомлении меня в. святейшеством, будет и от меня отправлено равное число персидских сарбастов к командующему в Бомбаках генералу, который может тогда приступить к сему размену.
При сем случае весьма приятно мне изъявить в. святейшеству /л. 62об./ истинную мою благодарность за знакомство вами мне доставленное с высокопреподобным отцом архимандритом Ефремом, коего достоинствами, так же скромным и благоразумным поведением я весьма доволен и с сим искренним моим ответом обращаю его к вам.
В протчем поручая себя святым вашим молитвам с чувствованием особливейшаго к вам почтения и совершенной преданности имею честь быть.
ЦГИА Груз. ССР, ф. 2, оп. 1, 1813 г., д. 379. Копия.