№ 90
А. А. Закревскому, 10 сентября 1819
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Андрей, 10 сентября 1819*
* Пометы А. А. Закревского: «Получ[ено] 24 сентября», «Отвеч[ено] 1 октября».
Почтеннейший и любезный Арсений Андреевич.
Я сдержал свое слово и, недолго остановив фельдъегеря, пишу к тебе. [196]
Пред рассветом 29-го числа августа пошел я против лезгин 1, которых изменник аварский хан, соединив с чеченцами и другими горскими народами, имел не менее 6 тысяч человек. Укрепление их было в местах чрезвычайно твердых положением, но они с некоторыми силами имели глупость выйти навстречу. Две роты наших егерей два раза опрокинули гораздо большие силы, но должны были уступить, когда в третий раз с большим остервенением бросились они в кинжалы и сабли. На такую схватку редко пускаются здешние народы и в сем случае дорого заплатили за дерзость. Неприятель не мог видеть расположенных за возвышением семи рот Кабардинского полка, из числа которых две врезались в самую толпу штыками, и когда и хотел неприятель бежать в сторону, встретил три роты того же полка, за чем и последовало такое поспешное бегство, что только можно было успеть преследовать двумя егерскими ротами, дравшимися прежде, и двумя кабардинскими, опрокинувшими всю толпу, к коим присоединились спешенные казаки, ибо с такой высоты сброшен был неприятель, что не без труда пехота могла спуститься. Неприятель после сего засел в приуготовленных окопах, конечно, ожидая, что преследующие войска наши бросятся в оные, но я, напротив, собрал войска, расположил их в долине довольно покойным лагерем и только передовыми постами и артиллериею стеснил в ущелье неприятеля и отрезал ему сообщение с долиною, где от неблагонамеренных нам жителей получал он продовольствие. В сем положении продержал я его четверо суток, в продолжение коих хотя и получил он сикурсы, но только могла переправиться одна конница, ибо вода в реке Сулаке слишком высока была для пехоты. В ночи на 3-е число неприятель побежал и рассеялся совершенно. Я сделал один марш в горы такими местами, что войска наши ужаснулись и жители земли теперь верят тому с изумлением. Я не встретил ни одного человека, и если бы не призывали меня работы в крепости Внезапной, я мог бы пройти в горах куда хотел и едва ли бы большое нашел препятствие, разве от самое природы!
Не вообразишь, почтеннейший Арсений Андреевич, какое особенное счастие представило мне сих глупых лезгин. Предводитель их, изменник аварский хан, взял со всех присягу на истребление русских, повсюду разосланы были возмутительные прокламации, глупые мусульманские муллы возбуждали законом, представляя его угрожаемого падением и что хуже колебались подвластные нам народы, а некоторые и изменили. Рассеяние неприятеля сделало всех услужливыми и мягкими, а распространившийся ужас приготовил мне добрых слуг, которые на поход мой в Дагестан будут исправно возить мне провиант, которого не находил я средства транспортировать, и я, не заплатя за то ни гроша, за величайшее милосердие выставлю то, что я пощадил их и даже даровал жизнь. Жаль мне, что, не зная здешних народов, не примутся в настоящем виде здешние дела, ибо важность оных привыкли мы оценивать количеством нашей потери. При моей осторожности сего не должно случиться, разве силы неприятеля будут чрезвычайно превосходны, но и тогда употреблю я все от меня зависящие средства и на успех оных не могу не надеяться!
Сделай дружбу, постарайся, чтобы представленные мною офицеры были награждены; я выбрал число весьма малое, а собственно мне принадлежащих я назначил тех только, например: князя Бековича 2 и Самойлова 3, которым за дела прошлого года я ничего не просил и, конечно, всякий бы другой им [197] доставил. Ты можешь судить о скупости моей в сих случаях потому, что я молчу о твоем графе Толстом, которого я люблю много. Я нарочно не представляю о нем, что у меня в виду экспедиция на чеченцев и по средствам, которые имею я теперь, несомненная; тогда упомянув о службе его в теперешнем случае и в новом буду просить о переводе его в гвардию. Ему нечего уже давать и надобно его подвинуть вперед. Из него будет добрый, старательный чрезвычайно и осмотрительный офицер, с которым не должен я расстаться, пока я здесь сам. Между тем, прошу поставить на вид стороною, что будучи тебе истинным другом, ничего, однако же, для дружбы не делаю. Это принесет большую пользу и теперешним и будущим моим представлениям, и мне легче будет ободрить службу достойных офицеров. Имей уважение к сему моему намерению. Мои адъютанты важно служат: Бекович в свалке с лезгинами изрубил собственною рукою двух человек, а граф Самойлов из пистолета застрелил одного. Столько каждый из служащих желает отличиться. У всех много доброй воли, и я должен сказать о Кабардинском полку, что он храбростию своею стоит тысячей и чрезвычайно хорошо знает род здешней войны. Если встретится важный случай, я не обойдусь без сего полка и буду просить ему Георгиевских знамен. У него есть Мальтийские знамена, покойным Императором пожалованные за храбрость 4.
Если случится разговор, то скажи слово о сем полку. Досадно, что по описанным мною в рапорте обстоятельствам полк сей должен переменить свое имя, в котором оказал он отличные заслуги, и я не знаю, что делать с его жалованными знаменами?
Пришел наконец и Апшеронский полк, о котором говорил я тебе в первом письме. Я не знаком еще с ним коротко, кажется что должен быть исправен. Оружие у него прекраснейшее и амуниция. Людей под ружьем не много, в числе их до 150 человек неспособных, частью поступивших из милиции старых и немало отморозивших пальцы на ногах во время пребывания их в Москве. Таковых не надлежало бы посылать сюда для того только, чтобы, сделав дальний путь, показать мне то, что должны были видеть начальники до их отправления Полковника Гарталова 5 в полку не терпят, и я не подозревал, чтобы он был великий человек. Еще повторю тебе, что полки приходят сюда в весьма малом числе людей, и вы увидите какой будет недостаток в людях по новому комплекту.
Я копаюсь со своими крепостями, которые занимают чрезвычайно много время, но без которых нельзя никак здесь обойтись. Нынешний год также свирепствуют здесь болезни; жары большие и ночи весьма холодные. Простуда у нас одолевает, и больных ужасно много. Для сохранения людей я перевел войска на квартиры в Андреевскую деревню и ожидаю, что число больных много уменьшится.
Повторяю просьбу мою о Фонвизине: сделай милость, постарайся о его переводе в Грузинский корпус. Он вам не столько нужен, и конечно, Государь не захочет отказать мне офицера, который служил мне адъютантом. Уважьте мою бедность в генералах, а он, если бы и не был еще произведен, то по старшинству своему займет место оного справедливо. Он сам того желает и очень просит. Я думаю, что он просить тебя сам о том будет. До сих пор офицеров, которых видел я с пришедшими полками, то не многих я здесь оставлю, а [198] прочие возвратятся в Россию с кадрами. Не знаю, что в тех полках, которые прямо пошли в Грузию? Видно, однако же, что и у вас не великий избыток в славных офицерах
Засвидетельствуй мое совершеннейшее почтение ее превосходительству Аграфене Федоровне; хотел было пуститься писать к ней на французском языке, но не мог ничего выдумать, ибо для меня это не так легко
Напиши, сделай дружбу, о брате Михайле. Н. Н. Раевский уведомлял меня, что его вскоре ожидают в Россию. Он пишет, что он сделался еще интереснее прежнего и уверяет, что много весьма выиграл своею женитьбою. Здесь был у меня Франк и сказывал, что то сделалось совсем неожиданным образом, и брат Михайло, прежде о том не помышлял. Теперь не заманишь его в Грузию, а я, право, думал, что он скоро явится сменить меня. Он занимается здешним краем и не мудрено, если воспоминает о нем с приятностию, ибо он был во времена славного поистине Цицианова.
Прощай, друг почтеннейший, прикажи вернее доставить письмо мое старику Петру Ивановичу. Я отправил к Государю славнейшую персидскую лошадь, и она должна некоторое время побыть на конюшне старика, чтобы отдохнуть с дороги. Нельзя ли, когда приведут ее, предупредить, чтобы не вздумали мне платить за нее, ибо я не с тем послал намерением, чтобы стащить деньги или какой-нибудь подарок. Меня бы это обидело!
Еще есть усерднейшая до тебя просьба, чтобы ты отклонил от меня всякую награду за здешние дела. Я божусь самим Богом, что и за важнейшие, если случаться, мне досадно будет получить что-нибудь, ибо столько доволен я своим положением, что бессовестно было бы желать чего-нибудь более.
Прощай, люби меня по-прежнему и верь вечной моей приверженности.
Ермолов
Не забудь попросить графа Нессельроде, чтобы доложил Государю об имении, которое отдает князю Мадатову хан карабахский. Может быть, сердясь на меня, он и ему сделает вред, а с тобою будучи в хорошем отношении он не испортит. А нынешнюю зиму надобно тш мастеру и лента! Он, право, молодец!
РГИА Ф. 660. Оп. 1. Д. 112. Л. 43-46.
Комментарии
1. К середине августа 1819 г. военная ситуация вокруг строящейся крепости Внезапная серьезно осложнилась. С отрядом в 6 тысяч человек к ней прибыл аварский хан Султан-Ахмед, который взял на себя общее руководство повстанцами. Во второй половине августа 1819 г под Внезапной сложилась «патовая» ситуация для обеих противостоящих сторон. Только после прибытия в конце августа из Таганрога 42-го егерского полка Ермолов сразу же выступил против горцев. 29 августа 1819 г. у селения Бортунай произошел жестокий бой, в котором дагестано-чеченское ополчение было разбито. Повстанцы отступили в предгорья Салатавии, на заранее подготовленные позиции. Однако из-за отсутствия продовольствия в ночь на 3 сентября повстанческая армия распалась. Преследуя отступавших, Ермолов совершил марш в дагестанские горы. Несмотря на отсутствие сопротивления, несколько селений разорено до основания, а хлеб на полях истреблен. Жители засулакской Кумыкии и Салатавии были наказаны штрафом на продовольствие войск и ежегодной данью (Гапуров Ш. А., Абдурахманов Д. Б., Израйилов А. М. Дагестан в кавказской политике России первой четверти XIX века. Нальчик, 2008).
2. Бекович-Черкасский Федор (Темирбулат) Александрович (1790-1832)-князь, генерал-майор (с 1828 г.), родом из кабардинцев, с 1816 г. переведен в лейб-гвардии Казачий полк, адъютант Ермолова, в 1817 г. участвовал в посольстве в Персию, с 1823 г.-полковник, с 1828 г. командовал бригадой 21-й пехотной дивизии. В 1830 г. стал начальником Джаро-Белоканской области.
3. Н. А. Самойлов.
4. В результате реорганизации войск Отдельного Кавказского корпуса Кабардинский полк, получивший мальтийские знамена в 1800 г. за битву с лезгинами на реке Иоре, переименовывался в Ширванский. Такое переименование было связано с тем, что по императорскому указу Кабардинский полк должен был находиться на Кавказской линии, а Ширванский-в Грузии. Ермолов же не хотел перемещать опытный старый Кабардинский полк из-за Кавказа. При этом бывший Кабардинский полк вынужден был отдать свои мальтийские знамена Казанскому полку, переименованному в Кабардинский, но взамен получил Георгиевские знамена старого Ширванского полка (Гизетти А. Л. Хроника кавказских войск. Тифлис, 1896. С 53-56).
5. Гарталов-подполковник, в апреле-ноябре командир Апшеронского пехотного полка, с ноября 1819-го по 1821 г.-командир Троицкого пехотного полка.